В деревне Кальт появился уже под вечер, сгибаясь под тяжестью туго набитого мешка. Люди заметили, что обычно хмурый и раздражительный, калека сегодня так и светится от радости. Не отвечая на вопросы, Кальт юркнул в дом. Переоделся в чистое, достал из мешка свои трофеи. Оглядев камень, хмыкнул довольно, и стал тяжелым ножом осторожно раскалывать хрупкий минерал. С тихим треском тот развалился на две неравные части. Большая часть исчезла в сундуке, а вторую он продолжил разбивать. Когда Кальт закончил, на столе лежало шесть осколков чуть меньше ногтя. Довольно оглядев их, сгреб свое богатство в карман и вышел. Дойдя до пивоварни, зашел, удовлетворенно принюхался и запросил себе полуведерный жбан. С ним в обнимку он отправился на Круг, где уже начали собираться завсегдатаи. Неторопливо потягивая пиво, Кальт следил за песенниками, старавшимися перещеголять друг друга. Никто из них и рядом не стоял с Леоном - певцом и бардом из Дальнего, но они явно старались, борясь за слушателей. Среди всех выделялись двое - светлоголовый здоровяк с дорогой гитарой, инкрустированной серебром, и высокий нескладный подросток с самоделкой, которая гудела, бренчала глухо и не держала строй. И хотя мальчишка пел лучше и душевнее, его более богатый соперник одерживал верх, просто заглушая игру конкурента. Сильными ударами он терзал струны и выкрикивал песенку малопристойного содержания. Кальт, недовольно морщась, пытался слушать подростка с самоделкой, но разухабистые аккорды вовсю разошедшегося белоголового глушили все. Тощий же, несмотря на убожество своего инструмента, умудрялся извлекать из него очень приличную мелодию. Наконец белоголовый смолк, а парнишка, пользуясь паузой, начал было "Балладу о клане Арсена", но не тут-то было. Его соперник вновь ударил по струнам, горланя что-то уже вовсе невразумительное. Кальт влил в себя остатки пива и встал.

- Эй, парень, - крикнул он белобрысому, - отдохнул бы малость, дал бы людям и других послушать.

Тот перестал терзать инструмент, и удивленно посмотрел на Кальта.

- Дядя, если не любо, так не слушай, а лучше иди, проспись.- Заметив, что Кальт нетвердо держится на ногах, отозвался он. Калека икнул, распространив вокруг себя запах перегара: « Так мне того мальца послушать любо было, да ты же ему и рта раскрыть не даешь. Может, боишься, что верх возьмет? Песни-то у него получше твоих».

-Дядя, иди по-хорошему отсюда! - Взъярился коренастый, задетый за живое. - Иди, пока не помог!

Собравшиеся неодобрительно загудели. Кальт, едва ворочая языком, спросил. - Парень, а силенок-то хватит?

Тот, густо покраснел и стал медленно подниматься, а Кальт продолжил: «Хочешь, поспорим на твой инструмент, что не вытолкнешь меня с Круга?» Все заинтересовано притихли, ожидая продолжения.

- Немного чести с пьяным калекой справиться, - проворчал крепыш, увидев изувеченные руки Кальта.

- А ты не бойся,- подзадорил пьянчужка, - я калека, да крепкий. Ну, раз ты так честь свою блюдешь, то давай фору - я против тебя со щитом стану. Ну, а ты голыми руками будешь, идет?

- А что ты против выставишь, нищий?  Моя гитара за двадцать золотых куплена, - решил отвертеться по-другому белоголовый. Кальт сунул руку в карман, на ощупь отобрал самый маленький осколок и швырнул его под ноги собеседнику. Камень звездой блеснул в пыли, поймав свет костра. Люди ахнули. Кто-то закричал: « Остановите Кальта! Он мозги уже пропил, за гитару такой камень давать! Он же тыщи три стоит! Отберите камень, пока не проспится».

- Э, нет. - Белоголовый хищно блеснул глазами. - Он сам предложил, сам и настоял. Принимаю заклад. Неси свой щит, дядя.

- Ага, я сейчас. - Кальт неловко повернулся, и едва не упал. Он побрел к дому, что-то пьяно бормоча себе под нос. За его спиной люди принялись стыдить белобрысого гитариста, но тот, разгоряченный дармовым барышом, стоял на своем.

- Вот, я готов, - Кальт натянул на левое предплечье матово отсвечивающий плоский диск, - Давай, молодец, не стыдись. Вытолкнешь - камень твой.

Он стоял, широко раздвинув ноги и пытаясь найти равновесие. Его соперник вмиг подлетел к нему, с силой толкая обеими руками в грудь. Кальт защищаясь, поднял щит, и крепыш отлетел на три шага назад, взбив пыль. "Даровщинки захотелось?"- шагая к нему, и словно даже трезвея, зарычал Кальт. Тот, ничего не понимая, вскочил, и уже без жалости нанес прямой удар пьянице в подбородок. Кальт моргнул, а гитарист стоял напротив и смотрел на сломанную в запястье руку. Потом боль пробилась сквозь удивление, и с самоуверенного озлобленного лица враз сбежала краска. Такой гордый и красивый минуту назад, гитарист бессмысленно топтался перед Кальтом, тихо скуля и баюкая на весу сломанную руку. Точным пинком в бедро Кальт отправил его в круг людей, окруживший поединщиков.

- Нечестно! - Завопил кто то из друзей проигравшего. - У него щит зачарован!

- А честно было пьяного обобрать? - Ехидно парировала Нейда, подбирая гитару и камень, протягивая их калеке.- Держи, дядя Кальт, твое.

Тот взял трофеи, с пьяной гордостью выпрямился и позвал: « Эй, дурак молодой. Где ты есть?»

Он подошел к сидящему на бревне белоголовому, и швырнул ему на колени сверкнувший камень: « На вот тебе, на лечение, от нищего». Затем отыскал глазами тощего и, враз утратив боевой задор и ссутулившись, подошел к нему: «Держи, музыкант, дарю. Спой ту балладу, что ты начинал».

Парнишка благодарно поклонился, и осторожно взял дорогой инструмент. Подстроил, легко коснулся струн. Гитара тихо и благодарно вздохнула, почуяв умелую руку.  Зазвучал первый аккорд. Басовые струны повели партию, рисуя звуками неприступную цитадель, величественную и спокойную. В песне оживало прошлое: опрятные серые стены посреди золота полей, созревших для серпа, легкий ветерок едва колеблет тяжелые черно-красные флаги на башнях. Ворота распахнуты настежь, Люди в ярких одеждах, смеющиеся дети, множество костров у стен – чуть позже на них станут готовить праздничное угощение. Мелодия обогащается бархатистой прохладой наступающего вечера, доносит смех, веселые песни. Череда звонких аккордов рисует праздник у стен крепости-защитницы. И внезапным, резким диссонансом звучит вереница высоких тревожных нот. Пронзительный звук сигнального горна безжалостно кромсает устоявшийся ритм. Пальцы на струнах мелькают все быстрее, сплетают узор неожиданно вспыхнувшего сражения. Тонко стонет первая струна – стрелы в полете. В кажущемся беспорядке ей вторят металлически лязгающие звуки.

Мы все хотели жить, но вновь пришлось

В который раз схватиться за оружье

И вот мечей блестящих полукружья

Заводят песню смерти…

Частый дождь

Стальных посланцев смерти ловим грудью…

Сталь звенит о сталь. В картину боя врываются тяжелые низкие тона – разгулявшееся пламя. Багровые отсветы на стенах. Блики на клинках. Речитатив звенящих звуков все быстрее, быстрее.

Не дрогнули, не показали спин

Хоть нож в спине уже достал до сердца

Но черно-красный флаг еще трепещет

На башне средь пылающих руин.

Щиты против стали, огонь против живой плоти. Светлеющее на горизонте небо, и в этом небе одна за одной, как жизни защитников, тают звезды. В высоком голосе певца звучит отчаяние. Гитарный перебор все глуше, тише. Ярость уступает место скорби. И тут, в пику ей, в мелодию врывается иной мотив – мощный, многозвучный, и в нем звучат вызов и гордость.

Пройдут года, источит ржа мечи

Зеленая трава затянет шрамы

Обугленной земли

И детский смех

Как прежде, зазвенит

Над полем,

Бывшим полем брани

Пусть вечной одой жизни голоса

Живых звучат над мирными полями

А мы, ушедшие сегодня в небеса

Теперь всегда незримо будем с вами.

Гитара смолкла на одинокой звенящей ноте. В наступившей тишине кто-то всхлипнул. Кальт стоял, опустив руки, и плакал пьяными злыми слезами