КОГДА ПРИДЁТ ЗАЗИРКА(русское фэнтези) 14

ГЛАВА 14.

...Я проснулась от шороха у изголовья. Почему-то не спешила открывать глаза, прислушалась.
Кто-то ходил рядом, мягко ступая. Тепло, пахнет чем-то кулинарным. Где-то недалеко, будто за стеной, гул. Причём, очень знакомый. Где же я его слышала? Напряглась и вспомнила. Вспомнила всё, что приключилось со мной, до той секунды, когда... лопнула голова, и полыхнуло огнём...

Открыла глаза и быстро села. Рядом никого не было, возможно, бесшумно вышли, пока я восстанавливала цепь событий. Я была совершено голая, лишь на шее висел оберег бабы Нюры. Подо мной каменная кровать, на ней толстое меховое покрывало, такое же, но потоньше, служило одеялом.
Комната небольшая, но просторная: за счёт закруглённых стен. Потолок арочного типа. И стены и потолок отполированы, и так же разрисованы, как коридор и стены площади, увиденные глазами Упа. Пейзажи с птицами и животными. Надо сказать, художник отменный: с фотографической точностью прорисована каждая травинка, лапки букашек. Помимо картин, на стенах было несколько, похожих на дверцы шкафов, тёмных прямоугольников с выемкой вместо ручки. И, разумеется, две знакомых уже мерцающих чаши-светильники. Видимо, это от них шёл сладковатый запах, одновременно напоминавший жареную картошку, свеженарезанный огурец и подгоревший лук. Двери как таковой не было: вместо неё завеса из камушек, нанизанных на кожаные шнурки.
У изголовья стоял низкий из резного камня столик. На нём глиняный кувшин, такая же глиняная кружка, прикрытый холстиной каравай хлеба.

 Ужасно захотелось пить. В кувшине было молоко, холодное, сладковатое, с лёгким запахом, должно быть, козье. Я всю жизнь пила коровье молоко из пакета и понятия не имела, что представляет собой козье. Слышала только: многим не нравится, потому что, якобы, пахнет козлом. Сразу вспоминалось выражение "козёл вонючий" и, естественно, пропадало всякое желание пить такое молоко. Всё это всплыло, когда сделала первый глоток, и... тут же выветрилось. Молоко мне понравилось: я выдула всё, что было в кувшине.

Чувствовала себя превосходно. Даже несколько засомневалась: может, всё предыдущее мне приснилось? Просто забыла, как Дима перенёс всех нас сюда, к аборигенам и... Что же было дальше? Тоже забылось? Чушь, не может этого быть...
В животе подозрительно заурчало, и я откинулась на меховую подушку. Подождала. Ничего такого не случилось. Либо с голодухи, либо желудок высказал недоумение по поводу незнакомой жидкости.
Итак, мы в Посёлке у аборигенов. Будем надеяться, что ребята чувствуют себя так же чудесно. Хорошо бы одеться, только вот где моя одежонка. Может в шкафчиках?
Дверцы легко откидывались, но, увы! все шкафчики оказались пусты, только два выполняли роль раковины и туалета. Для чего же остальные предназначены?

Послышались шаркающие шаги: в комнату вошла низенькая круглая старушка. У неё было смуглое красивое лицо. Пышные соломенные волосы, будто слегка присыпаны мукой. Небесно-голубые влажные глаза лучились дружелюбием и радушием. На вытянутых руках старушка держала мою одежду, чистую, сложенную аккуратной стопкой.
 - Пробудилась, ладушка! - радостно, нараспев, заговорила старушка. - Как самочувствие?
 - Спасибо, хорошо. А как...
 - Мужчины твои оклемались. Крепенькие. Пухленький, правда, доставил хлопот. Боялись, не вырвем из лап Морены. Ан нет, с носом осталась! Ты тоже одной ноженькой ступила на её границы.
 - А Юрик?
 - Малой? Так у него царапина.
 - Значит, все живы - здоровы. Отлично!
 - Одевайся, ладушка, и выходь. Голодная, поди?
 - Есть немного.
 - Вот и откушаешь, - старушка положила на кровать одежду, что-то непонятное бормотнула, и бесшумно удалилась.

Я стала одеваться. Поверх стопки лежали меховые тапочки. Одежда была выстирана, выглажена и, там, где порвалось, красовалась причудливая штопка, тонкими кожаными шнурочками.
За дверью из бус небольшой, метра полтора, дугообразный коридорчик, а далее проём - выход.

Вышла на площадку перед входом. Это место я уже видела, благодаря Упу. Кстати, его я сразу увидела: сидит на "дереве", дремлет. Аборигены, точнее аборигенки, суетливо устанавливали на площади полукругом столы, скамейки, накрывали белым полотном. На столы выставлялись многочисленные и разнокалиберные блюда. Намечался пир горой? Видимо, в честь нашего прибытия.

Меня заметили. Всеобщее оживление. Рассматривали, как диковинку. Даже стало как-то не по себе.
 - Будь здрава!
Я обернулась на голос: на соседней площадке стояла девчонка моего возраста. На ней было такое же платье, как и у всех. Тёмные жиденькие волосы заплетены в косичку, которая сиротливо лежала на пышной груди. Скуластое худощавое лицо, маленькие глазки, крупный нос и массивный подбородок. Глядя на неё, невольно думалось: природа была не в себе, когда её создавала. Слепила из того, что было. Возможно, из отходов.
 - Привет. Что намечается?
 - Обед. Ты откуда?- спросила так, что я сразу поняла: не аборигенка.
 - Из Питера.
Девчонка наморщила лоб, пожевала губами и тряхнула головой:
 - Нет, не знаю.
- А ты?
Девчонка пожала плечами:
 - Не помню.
 - Давно здесь?
 - По здешнему, 25 годков.
 - Скока?! скока?! Шутишь? - спросила, и тут же вспомнила: здесь время стоит. Вот тебе и наглядный пример. Это что же, ей сейчас... лет 40?! - А как вы считаете... годки?

Девчонка молча показала на противоположную стену. Эту часть мне Уп не показал. В стене, ближе к потолку, была объёмная ниша, в центре которой стояла тёмная фигура, по очертаниям, женская. Свет не освещал, а наоборот, отбрасывал тени на неё. По обе стороны от ниши спускались вниз вырубленные ступени. Перед нишей выступ, на котором стоял каменный куб, размером с коробку из-под телевизора.
Я вопросительно глянула на девчонку, и та просто объяснила:
 - Часы Ладанеи. Каждый час вспыхивает камень в её бусах, а их 24. Дежурная фиксирует и бьёт в гонг. Дежурка под нами, самая верхняя.

Я вскинула голову: почти под потолком, выбиваясь из череды, зияло узкое отверстие.
 - Понятно. А есть среди вас те, кто помнит, откуда пришёл? Может, ещё питерские есть...
 - У нас память отняли. Никто не помнит. Мы даже имён своих не помним. Сами себе придумываем новые. Зови меня Ульяной. 
 - А я, Варя.

 - Салют, соня! - С верхней кельи по ступенькам спускался Вадик. Чистенький, наглаженный, весь какой-то прилизанный. Самодовольная ухмылка во всё лицо. Ульяна дипломатично скрылась в своей келье.
 - Привет. Почему "соня"?
 - Да я уже полдня тут кручусь, а вы всё сопите в две дырочки. Как ты?
 - Нормально. А Димка где?
 - Не знаю. Его тут таскали из кельи в келью... Говорили: загнуться может. Потом слух прошёл, что всё окэй.
- А Юрик?
 - У них тут где-то хоздвор. А там живёт не то домовой, не то куриный бог. Не понял я, короче. Юрик пошёл в гости.
 - А вещи наши...
 - Всё собрали, где-то у них. Да, только Спица твоя и Колобок наверху остались. Дурдом какой-то! Одни бабы... Вышел прогуляться, налетели, как воробьи на горбушку хлеба.

 - Мужчина, - хмыкнула я, вспомнив, как загадочно произнесла это слово круглая старушка.
 - Смейся, смейся... Представляешь: они все оттуда, как и мы пришли. Только ничего не помнят.
 - Ульяна сказала.
 - Нет, ты врубаешься? Они не помнят, куда делись парни! Помнят, что уходили отсюда, затем провал и... снова здесь. Одна тётка, на вид, как наша соседка, ей 45лет, говорит, что здесь уже сто пятьдесят три года. Врубаешься?! Все приходят в нашем возрасте, откуда же такие древние старухи, если время стоит?! Сечёшь?
 - Нет.
 - Время не стоит! Оно просто движется черепашьим шагом. Здесь минута, как у нас дома месяц или даже год. Может ещё больше. Представляешь: застрянешь здесь, твои подружки на пенсию выйдут, а тебе всё пятнадцать...
 - Слушай, заткнись, а!
 - Ты чё, Варь? Пошутить нельзя...
 - Дурацкие шутки, я уже говорила тебе. Ты помнишь, что в коме был? Что рёбра сломаны... были?
 - Сказали.
 - А сказали почему?
 - Да помню я всё, помню! Извини, неудачно пошутил. Не знаю, как ты, а мне как-то не по себе... Куда парни делись? Ты посмотри, сколько здесь ба... женщин и девчонок... Какое после этого настроение? Хреновое...
 - Что ты всё ноешь? Тебя никто не гонит, силком не тянет. Можешь вообще не уходить отсюда. Оставайся. Будешь султаном в гареме... Мужчина...
 - Издеваешься?
 - Нет. Просто говорю: у тебя есть выбор. Идти дальше или остаться здесь.
 - А у вас с этим жирдяем?

Я не успела ответить: над головой ударили в гонг. Приятный мелодичный звон рассыпался под сводами площади. На скульптуре действительно замигала, словно на тёмном небе, звёздочка.
 - Врут на целых 27 минут, - хмыкнул Вадик. - Я специально посчитал...
 - Их устраивает и ладно. Знаешь, ведь как говорится: в чужой монастырь со своим уставом...
 - Здесь не монастырь. Бабья коммуна. В головах у них такое...
 - Без разницы! - оборвала я: тон Вадика мне очень не понравился. То ли он в душе ярый женоненавистник, то ли всё время озабочен, показать своё превосходство: мол, я фигура, а вы все так... обёртка от макарон. Возможно, что-то третье, но сейчас над этим ломать голову не хотелось. Хотелось, есть, причём, зверски.

Со всех келий потянулись к накрытым столам. Я тоже вклинилась в общий поток. На меня смотрели во все глаза, радушно улыбались, желали здравствовать, трогали мою одежду. Благо, не приставали с расспросами. Иначе, боюсь, не выдержала бы, психанула.
Рассаживались за столы без суеты, точно за каждым заранее было закреплено место. Боковые столы, почему-то, остались незанятые. Я остановилась в растерянности, не зная, куда сунуться. Мимо прошёл Вадик, покосился на меня, снисходительно усмехнулся:
 - Ходи за мной, у нас свой стол, - Вадик прошёл к правому боковому, шумно плюхнулся на скамью.
Я подошла, села с краю.
 - А Дима? Почему его не видно?
 - У него постельный режим, - неприятно хохотнул Вадик. - Три сестрички, полный сервис...

Вроде все уже за столами, но никто не приступал к еде. Чего ждут?
Как бы отвечая на мой вопрос, на тропинках и лесенках появились... беременные и женщины с маленькими детьми. Все девочки. Самой старшей на вид лет шесть.
 - Живой анекдот, - наклонился в мою сторону Вадик. - Мужиков нет, а плодятся. Врубаешься?
Честно сказать, нет. Неужели клонируют?
 - Вот и я о том же, - усмехнулся Вадик и двусмысленно подмигнул мне.
Зараза, опять мне в голову залез! Ох, Вадик, доиграешься, сломанные рёбра ничему не научили...
 - Чё ты сразу пугать? - дёрнулся Вадик. - Расслабься.
 - А ты соблюдай неприкосновенность чужой территории. Мои мозги не прогулочный парк. Врубаешься?

За столами оживились. Я не заметила, откуда, но к центральному столу приближались три древних старухи. На вид им более ста лет. А на самом деле?
В центре шла высокая и крупная, осанистая старуха с тёмным морщинистым, как кора старого дуба, лицом. Мраморно-белые волосы заплетены в косу и собраны "улиткой" на затылке. По бокам шли старушки пониже ростом, такие же седые, сгорбленные, востроносые.

Когда старушки уселись, вдоль рядов сидящих пошли девушки с тазиками и полотенцами на плечах. Началось коллективное мытьё рук. Я ожидала, что эта процедура затянется надолго, но закончилось всё довольно быстро. Однако и после никто не прикоснулся к еде.
Поднялась со своего места высокая старуха, и воцарилось всеобщее молчание.
 - Сегодняшняя обеденная трапеза, дети мои, особенная, - заговорила старуха неожиданно крепким сочным голосом женщины средних лет. - Из Запредельного к нам пожаловала гостья. Ещё одна наша надёжа... - Старуха выразительно помолчала, устремив взгляд в мою сторону. И все, как по команде, посмотрели на меня с радушием и... надеждой. Старуха продолжила: - Стезя нашей гостьи началась трудно и ещё более трудным будет продолжение,... но мы должны приложить все наши устремления в подмогу Избранной. Будем желать ей и её сопутникам удачи. Хвала Светозарной! Да сгинет Морок!
 - Хвала Светозарной! Да сгинет Морок! - эхом отозвалось застолье.
 - Можно приступать к трапезе, - разрешила старуха, садясь.

Еды на столах было расточительно много. Например, на нашем на двоих стояло столько, что хватило бы накормить десяток самых прожорливых от пуза. Чего тут только не было... В глиняных горшочках уха, щи с мясом, разных видов пироги, кувшины с квасом, морсом... Как говорится, глаза разбегаются, нет слов... Только один вопрос свербел: откуда? Разве что у них имеется целая скатерть-самобранка...
 - Не, нет у них даже кусочка, - сказал Вадик с набитым ртом. - Всё натуральное, от земли. Я уже говорил про хоздвор... там у них поросята, козы, куры. И теплицы. Колхоз, одним словом...

Паршивец, опять в голове моей шляешься? Как само собой... ни крохи смущения... Урод, ни стыда, ни совести!
 - Зачем же сразу обзываться, - притворно обиделся Вадик. - Подумаешь... все твои мысли итак на лице написаны, как рекламный щит...
 - Слушай!.. дай спокойно поесть, а!
 - Ешь. Я что, изо рта вырываю...
 - Всё! Последнее китайское предупреждение: или ты заткнешься, или... я одену тебе на голову этот горшок! Врубаешься? Сечёшь?!
 - Угу, - буркнул Вадик, уткнувшись в тарелку, и надолго замолчал.
На десерт разнесли холодный овсяно - ягодный кисель и горячий сбитень. К сожалению, я очень быстро налопалась, и многие блюда остались не попробованными. Вадик всё над братом посмеивался, а сам трескал за троих. Я не удивлюсь, если он вообще откажется уходить отсюда. При показной неприязни к "бабам", здесь ему весьма нравится. Ну и шут с ним, пусть остаётся. Меньше проблем в пути будет.

После трапезы началась суета по уборке столов. В ней приняли участие практически все, за исключением беременных и малых девочек. Я, было, сунулась тоже, но меня заботливо оттёрли: отдыхай, тебе ещё предстоит трудный Путь. Ну, и ладно, прогуляюсь, познакомлюсь поближе с "колхозом". Так, куда направить стопы? О, оказывается, рядом с нишей, где скульптура, существует еле заметная дверь! Сейчас она была приоткрыта: за ней только что скрылась тройка старух. Кто они? Совет старейшин или жрицы Ладанеи Светозарной?
- И то и другое, - обронил, проходя за моей спиной, Вадик. - Не хочешь дохнуть свежего воздуха?
 - С тобой нет: он сразу станет несвежим.
 - Выпендриваешься?
 - А ты?
 - Я такой, какой есть. Не нравлюсь?
 - Такой - нет.
 - Твои проблемы, - криво улыбнулся Вадик, и направился к коридору, ведущему на выход.

Я не знала, куда себя деть.
 - Скажите...
 - Да? - с готовностью обратились ко мне сразу несколько женщин.
Объяснила, что мне хочется, и через секунду позвали, подвели ко мне девчушку лет десяти.
 - Это Зарёма. Она всё покажет и расскажет.
Девочка мне сразу понравилась. Красивое кукольное лицо, шапочка молочно-белых волос, кудряшками, как у барашка шерсть. Но не её красота привлекла, а то, что Зарёма напомнила мне меня в десять лет: тихая, неулыбчивая, с недетской грустью в глазах. А глаза у неё были чудные, бирюзовые, окаймлённые пышными ресницами. Глянула пронзительно и тут же потупилась.

Едва мы покинули площадь и оказались в коридоре, с девчонкой случилось чудо: она выпрямилась, лицо оживилось, грусть пропала из глаз, и они радостно засияли. Я, поражённая, застыла, а Зарёма, широко улыбаясь, взяла меня за руку, потянула за собой.
 - Идём, идём же.
 - Что с тобой случилось?
 - Сбросила гнёт.
 - ??