Код жизни. Изменить все
Код жизни. Изменить все
- Приживалка, - бормотала иногда
невестка, но тут же поправляла себя: - Зажилась старая. Столько жить - это даже
неприлично!
Она думала, что говорит только себе;
типа, констатируя факт; но Марфа имела несчастье слышать все оскорбительные шепотки
в свой адрес. Не имело значения, что в один не прекрасный день они явились всей
семьей, ее не спросясь, помня мягкую душу "бабки" и поселились, будто
на время, а оказалось на всю оставшуюся жизнь хозяйки. Первое время смотрели в
глаза, спрашивали, не нужно ли чего по дому, в смысле, квартире, сделать.
Невестка не работала, поэтому проявила активность, но со временем ее пыл угас.
Ушедшая на пенсию вскоре свекровь постепенно оказалась "на все руки от
скуки", так как неожиданно у "дочи" на домашние дела не
оказалось времени: она воспитывала внуков бодрой старушки.
Годы бойкие ее давно прошли. Стала никому
не нужна. Дети сами по себе. Ждут, когда квартиру освободит. По понятной
причине... Конечно, будут счастливы... Может, и поплачут, но для приличия... не
с любви, нет, не с тоски, а потому что люди осудят за черствость и
равнодушие... О доме престарелых речь не велась, так как несомненная польза от
ее присутствия пока имелась. Она боялась думать о том моменте, когда не сможет
быть полезной и от нее избавятся, как от пакета с мусором.
Внуки подрастают, но смотрят на
любящую "бабулю", как на пустое место. Ради чего жила? Невеселые
мысли бродили ее в голове, пока подметала, мыла, переносила, переставляла... Любимый
уголок старшего внука... Подошла к компьютерному столику, чтобы стереть пыль,
крошки убрать, от которых спасения не было, и взгляд машинально упал на
монитор, оставленный включенным. Внук отсутствовал по своей уважительной
причине, но система работала: обновляла, проверяла, исправляла и рекомендовала...
"Хочешь кардинально изменить свою
жизнь, введи ее код, если поймешь, о чем речь; и судьба твоя, как пластинка
прошлого, изымется и заменится новой.
Все начнется сначала, минуя детство! Молодость, любовь, неограниченные
возможности, иные времена, пространства... Непременно скажи, что нужны радикальные
перемены, и обрящешь, счастливчик!"
- Придумают же! - бормотала себе под
нос, продолжая влажную уборку и почитывая завлекательный своими яркими красками
текст, не особо вдаваясь в суть, так как в последнее время столько рекламы
стали совать, куда ни попадя, что интерес отбили даже телевизор смотреть.
Правда, на него не оставалось сил.
Вскоре примчался внук - он не мог
надолго отлучаться: слишком глубоко подсел на свои "стрелялки и
войнушки". Поворчал немного о стерильности стола, отодвинул ее в сторонку
одним движением, и уселся, нацепив наушники.
Марфа отошла, но мысль не желала
уходить и продолжала крутиться в голове, пока усталость не затолкала ее в глубины
подсознания. Закончив домашние дела, прилегла
отдохнуть на односпальное креслице, которое поставили для нее в нише коридора. Оно
немного мешало "летать" по квартире семье сына и, запинаясь, те ворчали,
и сетовали, что трехкомнатная квартирка для всех маловата, а бабуля нарастила
чрезмерные телеса, и теперь не повернуться, и жить так просто невыносимо... Сначала "бабка" желала угодить,
позволяя делать то, что хотели отпрыски, а после у нее и не спрашивали, - ставили
перед фактом, а она отстраненно думала, что главное в жизни - крыша над головой и покой в семье, поэтому
сначала попустилась большой комнатой для сына и невестки, потом маленькой, когда
внуки стали подрастать; а внуков она любила, и им нужно было много места для
развития; поэтому, в конце концов, оказалась в нише, так как ей стало везде нельзя...
Когда все сбежались вечером домой и
загремели посудой на кухне, она встала. После ужина вымыла посуду, как самая
свободная в этой семье, и вновь прилегла. Как всегда, ей долго не спалось.
Лежала и размышляла о прошедшей жизни... Давно не видела она радости в своем
существовании, и ничто не держало ее в этом мире... доживала, терпела...
"А что я потеряю, если решусь?"
- Ничего! - ответила сама себе. Вслух.
- Ты что там бормочешь, старая? -
подал голос из ее спальни недовольный сын. - Дай поспать. Тебе завтра никуда не
надо, а мне пахать и пахать, чтобы с голоду не сдохнуть. Цены опять скакнули
под небеса!
Она сжалась в комок, притихла и даже
перестала кряхтеть, и шевелиться.
- Жива, хоть? - обеспокоился он вдруг.
- Жива, - пробормотала в ответ.
- А зря! - хихикнул внук-юморист,
который в это время шел по коридору на кухню, чтобы запастись чашкой кофе и
печеньем. Знал, чем уесть бабулю, а та промолчала, подтверждая иллюзию, что со
слухом у нее проблемы. Обычно, чтобы
не ссориться, она поджимала губы и трясла головой, будто соглашаясь, чтобы ни
сказали; и никто не знал, да и не пытался узнать, о чем та думает на самом деле:
соглашается, да и ладно, замечательно... А думала она о многом. Тело-то
одряхлело, но мозг был также живуч, как в далекой молодости, но никого ее
умственные потуги не интересовали.
"Код жизни..." - всплыла
фраза из рекламы и с ней она заснула, но в последующие дни перебирала все
значимые моменты своей жизни, пытаясь понять, что это значит, и в раздумье
подходила к ноутбуку. Внук сначала зыркал недовольно, потом махнул рукой и
принял ее назойливость, как заботу о себе, так как бабка стала носить ему
пирожки и чай. А ей нужно было убедиться, что реклама существует.
И она была на месте, и будто
подмигивала с озорством... Или зрение стало подводить?..
"Код жизни..."
- Внучек, а что тут понаписано?
- Где?
- На мониторе.
- Не обращай внимания, -
снисходительно заявил внук. - Столько белиберды выпускают на обзор, но кому это
интересно?!
"Мне",
- хотела сказать она , но побоялась насмешек. Он-то мог потом долго
прокатываться по этой теме. Как подросток, был нетерпим до занудства. По этой
причине глобальных разговоров с ним избегали даже вечно занятые родители,
которым нужно было вырастить и воспитать этого оболтуса.
"Код жизни..."
Пятиэтажная панелька, неприметная, серая,
обшарпанная, у одного из подъездов которой еще пыталась стоять длинная скамейка
для скучающих пенсионерок. Такая же невзрачная, серая, как и дом. И на ней, как грибы - переростки, восседали бабульки, родившиеся
здесь и доживающие свой век, утратившие красу и здоровье, примелькавшиеся
всякому честному люду, но исправно находящиеся на "посту" с зорким
взглядом праведниц...
Холодный ветер горячил их лица, но
телам переохлаждение не грозило - по понятным причинам: кофты с начесом,
мохеровые, шерстяные; кардиганы, палантины, головные уборы от платочков до
беретиков... Видимо, не на один час выбирались из теплых квартир... Скользя последними лучами по крышам
домов напротив, уходило на покой по-осеннему умеренное солнце, и заметно
холодал воздух... В темнеющих кронах лип, вдоль автомобильной дороги,
проходящей мимо панельки, жужжали и зудели насекомые, устраиваясь на отдых...
Но бабули домой не спешили. Что там необыкновенного они забыли?! Особенно, если
есть кому "шуршать" по хозяйству.
Бабье лето радовало только днем и
недолго ему осталось до суровой осени, поэтому свободные граждане пользовались
этим на полную катушку, но природа, утрачивая постепенно краски, оставляла, как
напоминание о себе золотистый и серебряный бересклет, который вольготно себя
чувствовал за непрезентабельной скамейкой...
Марфа свернула с пешеходной дорожки
и остановилась. Ее соседки и подруги по подъезду, угрюмо сидели на ущербной
лавочке и молчали.
- Что-то вы, подруженьки дорогие,
сами на себя не похожи? - удивилась Марфа. - Лавку поломали, что ли? Шла за
продуктами, вроде, нормальная была.
- Только что отругались! Молодежи-то
что?! Попинали ее, и пошли с музыкой, и девками дальше, а нам сидеть толком
сейчас не на чем.
- Дощечка-то осталась, - миролюбиво заметила
Марфа и присела рядышком.
- Осталась. Завтра может и ее не
стать. Где сидеть станем и кости перемывать?!
- Найдем управу на виноватых! В ЖЭК
пойдем, к участковому. Пожалуемся.
- Пущай поработают, точно. Ишь, в
конторах брюха наращивают, сиськи пестуют!
- На креслицах посиживают, ишшо!
- Те креслица да нам бы! Сто лет
скамейке. Задами отутюжили доски, а злыдни в раз управились. Зачем им? Ноженьки
ж не болят!
- Мама Марфа, где вы ходите? -
высунулась из окна четвертого этажа встрепанная невестка. - Сынок ваш с работы
пришел, а хлеба нет.
- Иду я, иду, - встрепенулась та,
вставая.
- Вот и посидела с нами! -
огорчились старушки. - Все дела у тебя. Когда на покой-то?
- Привыкла я! Они - молодые. Дела у
них важнее, а мне-то что делать? Интересов не приобрела иных: по дому все.
Вернуть бы молодость... Ох и шустра была, горяча! Хотелось бы пожить по-иному,
чтобы и в старости радость была. Одиночество в семье – еще страшнее, чем когда,
вообще, одна. Завидую тебе, Лора!
- О чем ты, Марфуша?
- Мама Марфа!
- Иду! Девки, а что значит "код
жизни"?
- Код?! Обмозгуем, а ты пока иди. До
ночи лавку караулить собираемся и Митькиных родителей дождемси, чтобы
накляузничать. Может, выйдешь к нам?
- Ох, не знаю я. Вдруг что дома?..
- Невестка - Коза Ностра! И нос у ей
острый, въедливый! Заездили Марфушу ироды. Бесхребетная труженица, рабыня в
своей собственной квартире. Явились и помыкают! Ждут не дождутся, когда ослобонит
жилплощадь, - говорили ей вслед, пока других новостей не было, а Марфа что
слышала, а что уже не слышала, заходя в подъезд.
"Код... как... ключ? Ключ... к
жизни? Ключ к началу жизни? То есть, рождение? Рождение?! Время рождения?! Код
жизни... Да-да!" - размышляла, с трудом поднимаясь наверх "по дороге
пытки", как стала именовать ступеньки лестницы с некоторых пор.
- Что же ты, мама, заставляешь себя долго
ждать?! С тобой тут с голоду подохнешь! - вскричал сын Марфы, забирая пакет из
ее рук, как только та возникла в дверях. - Давай быстрее.
- Сынок, да я и так торопилась! -
молвила виновато запыхавшаяся Марфа и присела на синюю табуреточку у входа,
чтобы разуться. Варикозные ноги ее дрожали в коленях. Сердце пыталось выскочить
из груди.
- Торопилась она...
- Могла бы твоя жена сходить за
хлебом.
- Вы же знаете, мама Марфа, что я с
сыном была на соревнованиях. Кубок города - не шутка! Трудно, что ли, вам
сходить? Целый день дома сидите. Мне бы ваши проблемы!
- Так и домашние дела на мне. Когда
же?..
- В перерывах! В спину никто не
толкает.
- Хватит, мама, препираться! Мы и
так устали за день. Поесть хочу спокойно.
- Сынок...
- Хватит, сказал!
"Соревнования... А на обратном
пути трудно зайти за хлебом? Ведь, раньше меня домой пришли. Привыкли жить, что
все вовремя подается, прибирается, а силы у меня уже не те... Как же я устала
от этих шпынаний! Уйти бы навсегда... или умереть... Не думаю, что переживать
будут! Пять минут недоумения, и все дела... Код жизни... Издеваются над
стариками!" - размышляла понуро, снимая легкую куртку. Сняла и оставила на коленях. Она - дома
и повесить на вешалку еще успеет. Все равно, никто не поухаживает. Хлеб на
столе, а ее присутствие там никому не нужно. Поест одна, как всегда, вымоет
посуду за всеми, так как только у нее на это было время, спать ляжет... Как всегда, без вариантов!
И она страстно возжелала перемен.
Минуты рождения, вроде, помнила....
Она порылась в кармане, достала
использованный чек, огрызок цветного карандаша, который однажды сунула туда и
носила, забывая вытащить; записала на бумажку, чтобы не думать, не вспоминать,
так как объясняйся потом, и выслушивай уничижительные вопли и истерику сначала
внука, потом сына и под занавес невестки, которая умела достать до печенок и
провернуть там ножичком не один разик.
"А стоит ли реклама еще?"
Эта мысль заставила ее встать и
проковылять в комнату внука. Там все было без изменений. К ее радости. Осталось
выждать время, когда внук отправится на кухню за "подкормкой" и
набрать цифры...
В нужный момент действовала, как
автомат. Все сделала, была готова к переменам, но ничего не произошло.
- Что ходишь тут, как привидение? -
поддел ее внук, забегая с бутербродом.
- Смотрела, не надо ли прибрать.
- Еще не накрошил, - заверил он ее и
она, разочарованная, отправилась в свой уголок, улеглась спать раньше всех, но
уснуть не смогла: ворочалась, думала, возможно, и подремала...
Встала тоже раньше всех. Накинула большой
шерстяной платок с мелкими белыми ромашками по синему полю, свой любимый и
единственный, поверх ночной рубашки, которой служило ей старое двух ярусное
платье из белой и ярко-розовой марлевки с ручной вышивкой по подолу и рукавам. Выглянула
на лестничную площадку, осмотрелась, прислушалась, чтобы не попасть впросак и
постучалась к Лоре. Хотела выговориться и кое-что уточнить.
- Чего явилась, ни свет, ни заря,
ранняя пташка? - удивилась та, открывая дверь в почти таком же наряде.
Многолетнее дружелюбное соседство помогало обеим жить максимально комфортно.
"Не пропадать же добру!" - решили однажды, сетуя, что на обновы денег
не хватает, а кушать хочется всегда, и ни разу не пожалели. "Копейка идет
к рублю, а мы с тобой - не маленькие. Дадим вторую жизнь ковриками, салфетками,
лоскутными одеяльцами; доносим до дыр, а кто нас видит, одиноких?!"
- Ты же, вроде, акушеркой работала?
- спросила, пытливо заглядывая в глаза соседке.
- Работала. Твоя, что ли, удумала
еще?
- Нет! Ей и тех хватит, что имеет. С
ними бы справилась! Думала об этом... коде жизни и решила, что это, должно
быть, рождение. Как записывают время? Прям, минута в минуту?
- Не до минут нам бывало. Тащишь младенца,
помогаешь, а он не сразу дышать начинает, а мы, представь, бросим его и время
будем засекать?! Нет, конечно! Округляем потом, чтобы число красивое... Кому
оно нужно?
- Мне! Хочу открыться... Ты всегда
была чуткой... У внука на аппарате реклама есть. Странная какая-то и висит с
неделю... В минутах я определилась, код написала, попробовала, а не получилось.
Переживаю теперь. Почти не спала.
- Что не получилось?
- Молодость вернуть...
- Да ты что?! До сих пор веришь в
утопии? Маразм крепко вцепился в тебя, похоже! А я все думаю, что притихшая
ходишь?! Вот оно что! Свой мир открылся пред тобою... Боже, не дай мне дожить
до подобного состояния!
- Что ты вопишь?! Не дура я, не
дура! Значит, дело в красивых числах? - задумалась Марфа, не желая слушать
глупости. - Не будешь расстраивайся, если потеряюсь?
- Запрещаю нести всякие глупости!
Что за потусторонний блеск в глазках?! Хочешь, зайду днем и погуляем? В парке.
Дни ж какие теплые установились! Благодатное бабье лето...
- Будет ли у меня этот день?
- Будет, будет! Кофточку сиреневую
оставь, если вздумаешь уйти за молодостью - она всегда мне нравилась. Буду носить,
и вспоминать дурочку с нашего переулочка. Шучу, а то вздумаешь обижаться!
- Кофточку оставлю! - заверила Марфа
и немного растерянно улыбаясь, поспешила домой.
- Ожидай меня, а пока чай попей с
мятой, успокойся, - строго предупредила Лора и с озабоченным видом закрыла за
ней дверь.
- Если что, прощай и не поминай
лихом, - донеслось до нее через дверь.
Марфа не слышала последних слов Лоры,
но, простившись, вдруг почувствовала себя, как не от мира сего... пришелицей,
миссия которой на Земле оказалась слишком примитивной и провальной, и требовалась
срочная перезагрузка. Внутренне она готова была к переменам и представляла свое
горькое разочарование, если реклама окажется обманкой, но, как известно, -
смелость города берет...
Смиренно подождала, пока домочадцы
разбредутся по делам, написала несколько бумажек с разными минутами рождения в
коде, подумала и выложила на вид сиреневую кофту. К ней пришпилила записку с
просьбой отдать соседке. В боковой карман вложила первую бумаженцию, которая не
сработала. В ней был только набор цифр и слово "код"...
Затем туда попало еще несколько...
Сердце бешено заколотилось, будто
предчувствуя перемены, когда осталась последняя... Нервная дрожь пробежала по телу, и оно покрылось испариной...
Сердце резко скакнуло к горлу, стало трудно дышать, и тогда она решила повременить...
Отойдя от Ноутбука, вытерла мокрые
ладони, распахнула окно, взглянула на хмурое небо. Северный ветер ворвался
ледяным порывом, и в комнате стало внезапно очень холодно. Она задрожала и
вместо того, чтобы прикрыть окно, кинулась к шифоньеру. Вытащила любимое
вечернее платье "павы" для новогоднего карнавала, все в блестках и
ярких лоскутках, будто снятых с радуги; и натянула поверх "ночнушки",
не соображая, что делает. Затем влезла в теплую бордовую кофту с замысловатым
орнаментом, а поверх накинула все тот же платок. Подумала, было, выйти на
улицу, чтобы перемолвиться парой слов с сидящими уже с утра нахохлившимися соседками,
и стала обувать мягкие утепленные сапожки, но неожиданно спохватилась и обругала
себя за трусливость. Сапожки снимать не стала - не до них сейчас было.
Захлопнула дверь, бросилась к полке с канцелярскими принадлежностями,
лихорадочно чиркнула несколько прощальных слов, если все получится наилучшим
образом, и она удалится в молодость, и бросилась к компьютерному столу.
"Знаем эту рекламу, -
размышляла, набирая непослушными пальцами код жизни, - наврут с три короба,
лишь бы интерес наш пробудить и извлечь содержимое кошелька. Сейчас не просят,
а потом миллионный счет преподнесут. Типа, поиграли, к вашему удовольствию, так
платите! А фиг вам! Возьмите с дряхлой пенсионерки! Лучше сдохнуть, чем отдать!
Да и чем? Карман наполнила писульками, а толку - ноль. Еще разок... и
успокоюсь! Кто бы не желал вернуть молодость?! Дружу с маразмом - Лора права, а
кофту ей подарю. Пусть тоже поносит"...
О том, что возращенная молодость
может сильно ей напакостить, лишить многого, не думала. Что она с ней делать
будет, как жить и как отнесутся ее "приживалы", что бабуля - уже не
бабуля, и не видать им ее жилплощади, как своих ушей, осталось где-то в
подсознании, невостребованное к размышлению... Если каким-то чудом, конечно,
они прознают о переменах в ее жизни, так как бежать ей придется в неизвестном
направлении... И это противоречие, несоответствие физическое и документальное, сильно подпортит ей
дальнейшую земную жизнь. Чем это обернется, если станет настаивать: психушкой
или изучением феномена в закрытой лаборатории, откуда пути не будет, иначе
каждый захочет быть с ней знаком, чтобы выведать тайну, и может появиться некто
неуравновешенный... Ей не хватило, попросту, времени додуматься до этого и
испугаться...
Старший внук, вернувшись из школы, потому что решил
прогулять пару уроков, посчитав не большой потерей не обретенные знания, обнаружил прощальное письмо, в котором бабка просила ее
не искать. Типа, с ней все хорошо, но сюда, где ею только пользуются, но не любят,
не ценят, больше не вернется - ни за какие коврижки. И пусть квартира сама себя
обслуживает, и проживающих в ней, если невестке-белоручке домашние дела в
тягость, а чужой горб, на котором та желала въехать в рай, решил удалиться по
уважительной причине.
Примчавшаяся на зов под вечер опечаленная
Лора получила сиреневую кофту, в кармане которой обнаружила нелепые бумажки.
Показала содержимое невестке и та, фальшиво горестно поджимая губы, подала
еще... Ту, что явилась истинным кодом жизни пропавшей старушки... Непонятные
иероглифы им-то зачем?
Соседки часто обсуждали исчезновение Марфы, наблюдая
за семейкой "Адамсов". Невестка похудела, подурнела и носилась с
пакетами и детьми целыми днями, а любимый сынок стал еще более жестким и
непримиримым, так как винил свою жену в исчезновении матери. Возможно, еще
надеялся, что та вернется, но с каждым днем надежда таяла, а жизнь
продолжалась, новая, в которой никто им больше не мешал жить
"красиво".
Первые дни потерявшая подругу Лора
выходила на скамеечку по инерции, чтобы отрешиться от одиночества, поговорить, но
предпочитала молчать. Закусывала губы при упоминании имени Марфы. Что-то
угнетало ее... И дня через четыре исчезла тоже... Заговорили о подлом, окаянном маньяке, преследующем престарелых дам,
незнамо зачем. Чуть позже, заполучив в соседки наглую молодку, вдруг
оказавшуюся родственницей одинокой Лоры, стали мечтать, чтобы подлый маньяк
сменил предпочтения... хотя бы разок...
На этом мы оставим знакомый нам мир.
Дай, Бог, здоровья всем старичкам и старушкам!
- - - - -
Надежда Рыжих # 13 октября 2020 в 20:26 0 |