ИЩУ СОАВТОРА Девятый сын 1.Сказка начинается...
1.Сказка начинается
До конца смены оставалось чуть больше получаса. Дежурный электрик Федотыч неторопливо делал то, что выполнял уже в тысячный раз чисто механически: по новой заправил топчан, подмёл и вымыл пол, покормил рыбок, сделал запись в Журнал дежурств. Микроволновка отщёлкивала последние секунды, разогревая завтрак, шумел, закипая, электрочайник. Всё как всегда. Осталось только мусор вынести.
У приоткрытой двери бытовки, столпились, гукая, десятка полтора сизарей. Пожалуй, из всех работников лишь Федотыч подкармливал голубей, – остальные шугали несчастных птиц, - всегда забирал для них из дому зачерствевший хлеб. Голуби настолько привыкли к ежеутренним угощениям, что едва рассветало они тут как тут. Столпятся у приоткрытой двери и оживлённо гукают, не то, приветствуя Федотыча, не то нагло выпрашивая еду. Днём во дворе шумно, много машин и голуби не прилетали, а когда после пяти часов наступало затишье - возвращались и первым делом шли к вечно распахнутой двери Федотыча. У него всегда было, что кинуть им на зубок: то недоеденный в обед хлеб покрошит, то печенюшек.
- Не забыл, не забыл про вас, оглоеды колченогие,- добродушно усмехнулся в пышные усы Федотыч.
Достал из сумки пакет с хлебом, мелко покрошив на газету, вынес во двор - рассыпал у стены. Голуби кинулись, отпихивая друг друга, а то и клевались.
- Но, но, без драк! Рассержусь, и больше ни крошки не получите. Будете по помойкам лазить. А ты чего робеешь?
Эту голубку он приметил ещё в прошлую смену. Она резко отличалась от всех. И худобой и расцветкой. Все в основном однотипные, сизые, а эту, будто смеха ради, измазали кисточками всех цветов и расцветок. Федотыч ещё в прошлый раз её окрестил Пеструхой. Видимо из-за того, что она не как все, собратья постоянно гоняли Пеструху: каждый считал своим долгом цыкнуть на неё, а то и клюнуть. Поэтому Пеструха всё время держалась особняком.
Вот и сейчас Пеструха робко топталась позади копошащихся собратьев, жалобно гукала.
- Ну, подруга, так тебе ничего не достанется. Побойчее надо быть. Потому и худющая такая, что сопли жуёшь. Алё, оглоеды, оставьте сестре…
Но на асфальте уже ничего не осталось.
- Извини, подружка, но ты сегодня пролетела. Впредь урок будет.
Федотыч вернулся в бытовку. Микроволновка и чайник уже отключились.
Заварив в кружке чай, достал из микроволновки стеклянную миску - макароны с жарким из индейки, неторопливо стал завтракать. Для фона включил телевизор. Показывали старый добрый мультик про царевну-лягушку. В свои пятьдесят два Федотыч по- детски обожал мультики, только наши, да ито старые. Новые его раздражали подражанием американским, с непременной пошлинкой, которая выдаётся за юмор, и уродливо прорисованными животными.
На пороге возникла Пеструха, робко гукнула, замерла, глядя на Федотыча.
- Ну, и что ты пришла? Я же сказал: кончился хлебушек, - прожевав кусок мяса, сказал Федотыч.- В следующую смену специально для тебя возьму побольше. А сейчас извини. Хотя,- Федотыч посмотрел на миску,- макарошки будешь? Правда, они масляные.
Пеструха неопределённо гукнула, дёрнув головкой.
- Прости, не понял? Это "да" или "нет"? Думаю, привередничать тебе не резон. Поклюёшь как червячков. Лады?
Не дожидаясь ответа, Федотыч выгреб остатки макарон на газету. Во двор не стал выносить - оглоеды живо налетят и опять эта размазня останется ни с чем. Положил газету рядом со стулом ближе к входу.
- Угощайся.
Пеструха неуверенно затопталась на пороге, не решаясь спрыгнуть на пол. Пару раз гукнула, точно спрашивала: что? это действительно мне?
-Тебе, тебе. Давай живее, пока тёплые. А то отнесу оглоедам.
Пеструха, наконец, робко спрыгнула, приблизилась к газете. А в следующее мгновение стала торопливо, с жадностью есть.
- Куда спешишь, бедолага? Никто ведь не отнимает.
Голубка продолжала, давясь, заглатывать макароны.
Федотыч, хмыкнув, взял крышку от банки, протёр, налив в неё тёплого кипятку, поставил рядом с газетой.
- Попей, а то ещё подавишься.
Пеструха гукнула, покосившись на воду.
- Ладно, поступай, как знаешь.
Федотыч вымыл посуду, тщательно вытер. Миску опять в микроволновку, вилку в банку, где скучали ложки, ножи. Теперь можно и чайку погонять.
Пеструха тем временем разделалась с макаронами, тщательно исклевала газету. Затем вопросительно гукнула на Федотыча.
- Что, мало? Где ж я тебе ещё возьму? Всё мы с тобой подъели. Скажи спасибо, что червячка заморила. Хотя, постой… - Федотыч вскочил, метнулся к своему шкафчику; голубка испуганно юркнула под стул, затихла.- Где-то у меня тут просо завалялось. Раньше у нас попугайчиха жила, померла от старости. А просо грамм сто осталось. Ага, вот. Извини, соврал: не будет ста грамм - в половину меньше. Но с макарошками в самый раз.
Федотыч высыпал из пакета просо на газету, пакет смял, бросил в ведро.
Голубка не показывалась.
- Что? Такое не ешь? Или напугал? Тогда, извиняй. Ладно, ты давай клюй, а я пока мусор вынесу.
Он уже подходил к бытовке, возвращаясь, когда внутри раздался хлопок, и сверкнуло голубым светом. От неожиданности Федотыч выронил ведро, похолодев.
- Неужели телик взорвался?
Телевизор был на месте и продолжал себе работать. Там где была газета с просом теперь лежала горстка пепла. Крышка, оплавившись, сложилась пельменем. Над шкафчиком таяло, точно сигаретный дымок, голубоватое облачко. Почему-то пахло не горелой бумагой, а подгоревшим молоком.
Федотыч машинально заглянул под стул: не испугалась ли Пеструха? Под стулом никого не было.
- Что за дела? - Федотыч внимательно осмотрелся: всё работало в обычном режиме, теплились лампочки на щитах ГРЩ, на проводке нет следов возгорания.
Федотыч опустился в кресло, рука сама потянулась к пачке сигарет. Закурив, откинулся на спинку, ещё раз внимательно осмотрелся. Ничего необычного, если не считать сгоревшей газеты, оплавленной крышки да пропавшей голубки.
- Мистика, блин.
И словно в подтверждение неожиданно раздался чих. Федотыч вздрогнул, едва не выронив сигарету.
А в следующее мгновение…
- Срам-то прикрой, бесстыдница! - почти детский суховатый голосок порхнул неведомо откуда.
Федотыч закрутил головой, пытаясь понять, где источник голоса.
- Чем прикрыть? Здесь нет ничего, - выпорхнул из под стола, но уже другой голосок, помягче.
Федотыч плюхнулся на колени, заглянул под стол. У батареи пыльных консервных и стеклянных банок с электродеталями…стоял голенький куклёнок, пупсик. Росточком не больше стакана.
Куклёнок был живой. Более того, у него, - вернее у неё - всё было как у настоящей девушки - и грудки с кофейными сосками, и венерин холмик в рыжих курчавых волосёнках.
- Ёпс, - наконец вырвалось у Федотыча, и он резко вернулся в кресло, нервно затянувшись, раздавил окурок в пепельнице. - Сказка, блин…
1.Сказка начинается
До конца смены оставалось чуть больше получаса. Дежурный электрик Федотыч неторопливо делал то, что выполнял уже в тысячный раз чисто механически: по новой заправил топчан, подмёл и вымыл пол, покормил рыбок, сделал запись в Журнал дежурств. Микроволновка отщёлкивала последние секунды, разогревая завтрак, шумел, закипая, электрочайник. Всё как всегда. Осталось только мусор вынести.
У приоткрытой двери бытовки, столпились, гукая, десятка полтора сизарей. Пожалуй, из всех работников лишь Федотыч подкармливал голубей, – остальные шугали несчастных птиц, - всегда забирал для них из дому зачерствевший хлеб. Голуби настолько привыкли к ежеутренним угощениям, что едва рассветало они тут как тут. Столпятся у приоткрытой двери и оживлённо гукают, не то, приветствуя Федотыча, не то нагло выпрашивая еду. Днём во дворе шумно, много машин и голуби не прилетали, а когда после пяти часов наступало затишье - возвращались и первым делом шли к вечно распахнутой двери Федотыча. У него всегда было, что кинуть им на зубок: то недоеденный в обед хлеб покрошит, то печенюшек.
- Не забыл, не забыл про вас, оглоеды колченогие,- добродушно усмехнулся в пышные усы Федотыч.
Достал из сумки пакет с хлебом, мелко покрошив на газету, вынес во двор - рассыпал у стены. Голуби кинулись, отпихивая друг друга, а то и клевались.
- Но, но, без драк! Рассержусь, и больше ни крошки не получите. Будете по помойкам лазить. А ты чего робеешь?
Эту голубку он приметил ещё в прошлую смену. Она резко отличалась от всех. И худобой и расцветкой. Все в основном однотипные, сизые, а эту, будто смеха ради, измазали кисточками всех цветов и расцветок. Федотыч ещё в прошлый раз её окрестил Пеструхой. Видимо из-за того, что она не как все, собратья постоянно гоняли Пеструху: каждый считал своим долгом цыкнуть на неё, а то и клюнуть. Поэтому Пеструха всё время держалась особняком.
Вот и сейчас Пеструха робко топталась позади копошащихся собратьев, жалобно гукала.
- Ну, подруга, так тебе ничего не достанется. Побойчее надо быть. Потому и худющая такая, что сопли жуёшь. Алё, оглоеды, оставьте сестре…
Но на асфальте уже ничего не осталось.
- Извини, подружка, но ты сегодня пролетела. Впредь урок будет.
Федотыч вернулся в бытовку. Микроволновка и чайник уже отключились.
Заварив в кружке чай, достал из микроволновки стеклянную миску - макароны с жарким из индейки, неторопливо стал завтракать. Для фона включил телевизор. Показывали старый добрый мультик про царевну-лягушку. В свои пятьдесят два Федотыч по- детски обожал мультики, только наши, да ито старые. Новые его раздражали подражанием американским, с непременной пошлинкой, которая выдаётся за юмор, и уродливо прорисованными животными.
На пороге возникла Пеструха, робко гукнула, замерла, глядя на Федотыча.
- Ну, и что ты пришла? Я же сказал: кончился хлебушек, - прожевав кусок мяса, сказал Федотыч.- В следующую смену специально для тебя возьму побольше. А сейчас извини. Хотя,- Федотыч посмотрел на миску,- макарошки будешь? Правда, они масляные.
Пеструха неопределённо гукнула, дёрнув головкой.
- Прости, не понял? Это "да" или "нет"? Думаю, привередничать тебе не резон. Поклюёшь как червячков. Лады?
Не дожидаясь ответа, Федотыч выгреб остатки макарон на газету. Во двор не стал выносить - оглоеды живо налетят и опять эта размазня останется ни с чем. Положил газету рядом со стулом ближе к входу.
- Угощайся.
Пеструха неуверенно затопталась на пороге, не решаясь спрыгнуть на пол. Пару раз гукнула, точно спрашивала: что? это действительно мне?
-Тебе, тебе. Давай живее, пока тёплые. А то отнесу оглоедам.
Пеструха, наконец, робко спрыгнула, приблизилась к газете. А в следующее мгновение стала торопливо, с жадностью есть.
- Куда спешишь, бедолага? Никто ведь не отнимает.
Голубка продолжала, давясь, заглатывать макароны.
Федотыч, хмыкнув, взял крышку от банки, протёр, налив в неё тёплого кипятку, поставил рядом с газетой.
- Попей, а то ещё подавишься.
Пеструха гукнула, покосившись на воду.
- Ладно, поступай, как знаешь.
Федотыч вымыл посуду, тщательно вытер. Миску опять в микроволновку, вилку в банку, где скучали ложки, ножи. Теперь можно и чайку погонять.
Пеструха тем временем разделалась с макаронами, тщательно исклевала газету. Затем вопросительно гукнула на Федотыча.
- Что, мало? Где ж я тебе ещё возьму? Всё мы с тобой подъели. Скажи спасибо, что червячка заморила. Хотя, постой… - Федотыч вскочил, метнулся к своему шкафчику; голубка испуганно юркнула под стул, затихла.- Где-то у меня тут просо завалялось. Раньше у нас попугайчиха жила, померла от старости. А просо грамм сто осталось. Ага, вот. Извини, соврал: не будет ста грамм - в половину меньше. Но с макарошками в самый раз.
Федотыч высыпал из пакета просо на газету, пакет смял, бросил в ведро.
Голубка не показывалась.
- Что? Такое не ешь? Или напугал? Тогда, извиняй. Ладно, ты давай клюй, а я пока мусор вынесу.
Он уже подходил к бытовке, возвращаясь, когда внутри раздался хлопок, и сверкнуло голубым светом. От неожиданности Федотыч выронил ведро, похолодев.
- Неужели телик взорвался?
Телевизор был на месте и продолжал себе работать. Там где была газета с просом теперь лежала горстка пепла. Крышка, оплавившись, сложилась пельменем. Над шкафчиком таяло, точно сигаретный дымок, голубоватое облачко. Почему-то пахло не горелой бумагой, а подгоревшим молоком.
Федотыч машинально заглянул под стул: не испугалась ли Пеструха? Под стулом никого не было.
- Что за дела? - Федотыч внимательно осмотрелся: всё работало в обычном режиме, теплились лампочки на щитах ГРЩ, на проводке нет следов возгорания.
Федотыч опустился в кресло, рука сама потянулась к пачке сигарет. Закурив, откинулся на спинку, ещё раз внимательно осмотрелся. Ничего необычного, если не считать сгоревшей газеты, оплавленной крышки да пропавшей голубки.
- Мистика, блин.
И словно в подтверждение неожиданно раздался чих. Федотыч вздрогнул, едва не выронив сигарету.
А в следующее мгновение…
- Срам-то прикрой, бесстыдница! - почти детский суховатый голосок порхнул неведомо откуда.
Федотыч закрутил головой, пытаясь понять, где источник голоса.
- Чем прикрыть? Здесь нет ничего, - выпорхнул из под стола, но уже другой голосок, помягче.
Федотыч плюхнулся на колени, заглянул под стол. У батареи пыльных консервных и стеклянных банок с электродеталями…стоял голенький куклёнок, пупсик. Росточком не больше стакана.
Куклёнок был живой. Более того, у него, - вернее у неё - всё было как у настоящей девушки - и грудки с кофейными сосками, и венерин холмик в рыжих курчавых волосёнках.
- Ёпс, - наконец вырвалось у Федотыча, и он резко вернулся в кресло, нервно затянувшись, раздавил окурок в пепельнице. - Сказка, блин…
Михаил Заскалько # 19 июня 2012 в 16:40 +3 |
0 # 19 июня 2012 в 16:57 +1 | ||
|
Михаил Заскалько # 19 июня 2012 в 17:01 +2 | ||
|