Беседа первая. Был обычный летний питерский вечер...

 

   Вечер. Приятный, летний, тёплый вечер, почти ночь. В конце июня, в Петербурге, сложно понять который час, если не смотреть на часы – ведь за окном светло. Этакий длинный вечер, плавно переходящий в утро… Мы сидим за небольшим столиком, на котором в тарелках лежит ветчина, сыр, состоящий весь из дыр, помидорки «черри», в небольшой скляночке плавает горка маслин. В центре столика стоит бутылка «Ахтамара» и источает приятный аромат хорошего коньяка. Из колонок тихо вытекает Эрик Клэптон, создавая нужное состояние эйфории и пофигизма. Ну а мы – это я и кот. Гизмо недовольно поводит носом – он не любит запах коньяка, поэтому для него стоит блюдце с молоком. Уж гулять, так гулять!

   - Гиз, а почему ты не любишь коньяк? Амир любил, с ним было одно удовольствие посидеть за рюмочкой. Какой-то ты не компанейский…

   - Скажи спасибо, что я вообще с тобой сижу. Я ведь и запах дыма не выношу, а для тебя делаю исключение!

   - Да лааадна… Одолжение он мне делает, видите ли! Да ты за кусок ветчины продашь Родину, да ещё и план родного завода присовокупишь!

   - Хорошо-хорошо, не заводись… Лучше дай ещё кусочек ветчины.

   Получив желаемое, кот залихватски и с причавкиванием съедает ветчину, и застывает, глядя за моё плечо. Посмотрев несколько секунд в одну точку, он спокойно отворачивается и с вожделением осматривает стол.

   - Гизмо, ну что ты постоянно смотришь на пустые места? У меня складывается ощущение, что там кто-то или что-то есть, но я ничего не вижу. Объяснись, наконец!

   - Ой, тебе лучше не знать, хозяин. Мы, коты, видим несколько измерений. Это же известно… Ну бродят тут бывшие обитатели, гостей с собой иногда приводят. Не волнуйся, они не могут никому причинить вреда.

   - И всего-то?

   - Ну… не только они, конечно. Разные сущности тут бродят – дом-то старый. 

   Я отхлёбываю немного коньяка и закусываю сыром. Кот провожает внимательным взглядом кусок и делает вместе со мной глотательное движение. Приходится дать ему небольшой ломтик… Кот прочавкивается и продолжает:

   - Вот ты замечал, огоньки по квартире носятся иногда?

   - Конечно! Грешу на Василия…

   - Он, паршивец. Девок водить начал, совсем совесть потерял. Танцы-шманцы у них тут, понимаешь ли! Обжиманцы… Они ещё и песни свои орут, спать честному коту не дают! Тебе хорошо, ты этого не слышишь, а у него, между прочим, совершенно слуха нет! Страдаю я, понимаешь? Василий… Да и не Василий он никакой, а вовсе даже Силантий! Ой…

   Кот зажимает лапой рот и испуганно оглядывается. Глаза становятся как блюдца, в них застывает ужас. Шерсть начинает топорщиться, хвост нервно вздрагивает.

   - Что случилось?

   - Нельзя людям знать настоящее имя домового! Закон такой. Ох, и влетит мне от него! Хотя… Может обойдётся, а? Замолви за меня словечко – у вас же хорошие отношения, вроде бы, доверительные… 

   - Разберёмся. Если что – я на Василия санкции наложу! Или на Силантия? Как его называть-то теперь?

   - Что ты, хозяин! Только Василием зови! Если захочет – сам представится, но я от него слышал, что его и Василий устраивает. Как-то по домашнему, говорит. Дедушка у него Василий был…

   - Хорошо, договорились. Но тогда и ты проведи с ним разъяснительную беседу по поводу летающих огоньков. Если честно – раздражают! То они зелёные, а начинаешь с ними говорить – бац! и уже красные… Непорядок. И вообще – почему именно у меня дома?

   - Хозяин, это ведь знак доверия! Ну ладно, поговорю с ним, попрошу, чтобы включали режим невидимости…

   Гизмо спрыгивает с дивана и направляется к двери. Я наливаю себе ещё рюмочку, вынимаю сигарету, закуриваю. Кот недовольно смотрит на колечки дыма, всем своим видом выказывая своё негативное отношение к курению. Потом, сделав небольшой пируэт, удаляется в сторону кухни что-то ворча под нос. Слышатся только обрывки слов, нечто вроде «совсем от рук отбился» и «устроил тут какой-то Челябинск»…

   По комнате продолжают растекаться звуки волшебной гитары Клэптона. Коньяк растекается во мне… Тепло. Лето. Вечер. Почти ночь. Белая ночь…