Помочь сайту
Поздравления
Близился вечер, или краски, кисть и корень многогранника
14 июня 2019 -
Виталий Пажитнов
(редакция 2022)
1
Близился вечер, и висящее над морем солнце отображало на прибрежных волнах очень интересную светопись из солнечных отблесков, появлявшуюся даже в самых неожиданных местах и представлявшую из себя довольно своеобразную картину. Солнце, имевшее в те вечера несколько красноватый оттенок, уже почти приближалось к горизонту, богато украсив его бордово-алыми облаками, ровно тянувшимися над широкой морской поверхностью. За этим причудливым световым узором и заходящим солнцем весьма интересно было наблюдать из небольшого кафе на набережной, заботливо накрытого широкими зонтиками, которые слегка покачивал лёгкий бриз.
Но мы, кажется, немного отвлеклись, ещё даже не успев начать наш рассказ, и не представив читателю пока никого из действующих лиц. Так что просим извинения, и срочно исправляем эту небольшую оплошность, за что, надеюсь, нас покорно извинят.
Итак, за столиками этого летнего кафе, почти у самой набережной сидели две весьма немаловажные фигуры. Один из них был солидный молодой человек лет тридцати пяти - тридцати семи, с ухоженной окладистой бородкой и одетый в полуспортивный твидовый костюм. Над его нагрудным карманом ярко поблескивала в лучах заходящего солнца небольшая восьмиугольной звездой с крупным рубином посередине, а из кармана слегка вылезал аккуратный мундштук курительной трубки. Монриз (как звали нашего героя) удобно устроившись в кресле с лёгкой улыбкой поглядывал на световые отсветы на воде и на собравшиеся краски заката, и неспешно, но серьёзно разговаривал о чём-то со своим соседом. И последние минуты его сосед, молодой человек лет тридцати с небольшим, с такой-же запоминающейся внешностью покорно выслушивал обращённую к нему речь собеседника.
- Анри, ты очень хорошо понимаешь, что я хочу тебе сказать, - внушительно говорил Монриз своему соседу, - ведь это-же элементарные вещи, с которыми ты разбираешься также просто, как с разгадыванием кроссвордов. Анри, вспомни, что я давно предупреждал тебя, чтобы ты был поаккуратнее, и когда по каким-то причинам и появляешься в рабочей части города, то просто необходимо, чтобы ты был всё-таки поосторожней и избегал тех заведений, где могли быть игральные автоматы, а так-же тех кафе и ресторанов, где звучит резкая музыка и бывает сомнительная публика. Ты разве не помнишь, что тогда, два года назад, когда тебя нашли на полу того кафе, где стояли только покерные автоматы, и где ты пролежал без сознания всю ночь, ты помнишь, как мы с тобой разговаривали, и ты не мог вспомнить ничего, что было за две недели до того, и через полторы недели после. И как у тебя выработалась уже инстинктивная боязнь подобных мест, к которым ты опасался даже приближаться. И только полгода назад, когда произошёл какой-то спад, и ты прекрасно отличился тем, что двое суток провёл в нескольких подобных заведениях, и снял там такую сумму, что еле смог поместить её в свою сумку. И извини, но я был просто обязан тогда изолировать тебя на три недели в нашем санатории, чтобы не было какого-нибудь рецидива. Анри, пойми, тебе туда совсем нельзя, а если это случиться, то сможет сработать какой-нибудь из твоих инстинктов, и тогда вряд ли что-нибудь сможет тебе помочь.
Тут Монриз прервался, сделал несколько глотков уже остывшего кофе, а после вздохнув выразительно взглянул на сидевшего напротив собеседника, и продолжил.
- Анри, пойми пожалуйста, тогда, шесть лет назад, когда я превратил тебя из обезьяны в человека, то я делал себе помощника и друга, и наделил тебя достаточным количеством разума, чтобы можно было на тебя положиться и надеяться. И я очень не хочу, чтобы мои труды прошли даром, и чтобы с тобой что-нибудь произошло. Ведь я тогда защитил тебя почти от всех опасностей и болезней, присущих всем остальным людям, и дал тебе немало из тех способностей и знаний, которые простым смертным даже не снились. И пойми Анри, мне очень не хочется, чтобы с тобой что-нибудь произошло.
- Монриз, друг мой, ну что ты говоришь, что за страшные вещи, и извини, но как-же это так я тебя брошу? Подумать только, а что ты будешь без меня делать? И ещё интересней представить, что же без тебя буду делать я? А эти мои путешествия, так это же не всегда, и только чтобы попить кофе. А тогда, о, Бог ты мой, как ты это припомнил, так тогда тоже, только кофе попить, только видно к кофе подмешали порцию какого-то наркотика, может героина, а может какого-нибудь другого. А я тогда заглянул туда только выпить чашку кофе, вот-вот, и больше ничего. И зря ты так тогда беспокоился, но увы, просто не повезло. Ты же знаешь, я не один раз...
- Э, нет, подожди пожалуйста, - прервал его Монриз, - и я снова повторяю, что если ты и дальше будешь так отшучиваться про прочие, и в тоже время прогуливаться в тех местах, то когда-нибудь ты можешь задержаться в каком-то из подобных заведений, и тогда прости, но просто сможет повторится такой-же рецидив. И милый мой друг, я не раз говорил тебе, да и сам ты отлично знаешь, что если такое случиться ещё три раза, такие рецидивы с последующими осложнениями, то, милый мой Анри, мне ничего не останется, как только снова превратить тебя в обезьяну. Поскольку дальнейшее твоё пребывание в человеческом облике будет небезопасно, и я не смогу как-то просмотреть и спрогнозировать дальнейшее, то мне уже просто придётся снова превратить тебя обратно в обезьяну. Такую-же, каким ты был шесть лет назад. И ты опять убежишь жить в тропические леса на материке или полуострове, где я и наткнулся на тебя во время одной из осенних прогулок. Так-что, Анри, шути - не шути...
- О, мой друг, мон ами, бог ты мой! Я же не один раз говорил, как я люблю хороший кофе и осенний тёплый бриз, лежать по вечерам на тёплых пляжах, а по выходным заглядывать к своей подруге. И - Боже, Боже! Какую-же чудовищную чушь ты сейчас наговорил! И естественно, я протестую, друг мой, и протестую категорически! Монриз, ты просто не имеешь на это никакого права! И милый шер ами, а если ты и дальше будешь делать такие неосторожные выводы, то мне также ничего не останется, как отправить свой протест губернатору острова, в бюро по регистрации иностранных граждан, и ещё и написать петицию нашему президенту. А также и твоей тётушке. И уж поверь, после этого ты просто не сможешь привести этот жуткий план в действие, одумаешься и забудешь о нём. Поскольку работать тебе в мастерской без меня будет трудно, потому что небо ясное, а облака в нем так красивы, и потому что мы оба любим мороженное, обильно сдобренное шоколадом. И к тому-же тебя после этого сильно замучает совесть. Нет, мон ами, - ты не сможешь так сделать, ведь это будет просто подлость. Но, кстати, один момент, мой друг, посмотрите-ка на дорогу, вы видите, к нам спешит официант, и на подносе у него чашки с кофе, и две большие ёмкости, кажется заполненные тем самым мороженным с орехами и шоколадом. О, мон ами, я сейчас заплачу, я ведь так его люблю!
И действительно, быстро подошедший официант ловко поставил на стол чашки с кофе и две большие порции того самого мороженного, и Анри ловко стирая набежавшую напускную слезу поблагодарил его за расторопность, а Монриз откинувшись в кресле наделил всё это происходящее небольшой улыбкой. А когда официант отошёл, и Анри выдавив со стоном: - «О Боже, я же так его люблю» придвинул к себе одну из этих ёмкостей, то посмеивавшийся Монриз закончил за него эту фразу: - И тем более, и даже по этому, я просто не смогу опуститься до такого кощунства по отношению к тебе и твоему будущему. Ну что же, возможно это и так, и спасибо за мороженное, оно весьма неплохое. А если ты взялся за наши фокусы, то тогда мог бы прибавить к этому и какие-нибудь сливки. Хотя ладно, пока и на этом спасибо.
- Ну что ты, шер ами, я же твой ученик, но прости, сливки и лимон я просто позабыл сюда прибавить. Но это можно исправить...
- Нет, Анри, и чего совсем не надо, так это лишних фокусов. А за мороженное спасибо.
- Пожалуйста, ведь это твоя школа, и ещё, я хотел тебе сказать… Ну ладно, об этом мы поговорим лучше дома, а сейчас давай отдадим должное этому десерту.
- Согласен, - улыбнулся Монриз, и подвинул поближе чашу с мороженным.
Когда они закончили с этим примиряющим и освежающим, солнце уже полностью зашло за край горизонта, оставив на поверхности только небольшое пространство подсвеченных облаков.
- Ну что-же, Анри, нам пора – сказал, слегка подтягиваясь в кресле Монриз, - сейчас уже довольно поздно, и добираться нам придётся при свете фонарей. И я надеюсь ты не забыл, что через полтора месяца у нас назначена большая выставка, которая сначала пройдёт в столице, а потом проследует по нескольким странам, а у нас ещё не всё готово. И кстати, завтра нам надо дописать тот сюжет, который мы тоже сможем присоединить к остальным картинам.
- Ну что ты, мон шер, похоже ты просто погорячился. Как же я мог про это забыть! Ещё утром я переложил кисти в последний подготовительный раствор, и когда мы завтра приступим, всё будет готово, как в Последний День Сотворения!
- Ну вот и прекрасно, и тогда я спокоен. А сейчас давай пройдём короткой дорогой, по нашему переулку, эти улицы в вечернее время особенно живописны.
- О, Мон Шер, ну когда-же я возражал против таких предложений! Я и сам люблю помечтать.
И они поднялись, и пошли к недалёкому выходу с набережной.
2
Было уже половина двенадцатого, солнце висело высоко над городом, местами слегка просвечивая в верхнюю часть занавешенного окна мастерской, в которой четыре часа велась оживлённая и кропотливая работа. Слегка скрипнув отворённой дверью из комнаты в мастерскую плавно прошествовал Анри, аккуратно удерживая в руках поднос с кофе, и установив его на журнальный столик посмотрел на Монриза, накладывавшего последние мазки на уже готовое полотно.
На нём над большим готическим нагромождением старинных построек парил сердито-безучастный дракон, отстранённо взиравший на простирающуюся дальше долину, в дальнем конце которой виднелся стоящий на морском побережье и окружённый яркими огнями город. Над всем этим висело вечернее солнце, отблески которого мерно поблескивали на яркой бронзовато-золотистой чешуе дракона.
Монриз, сделав два завершающих штриха на полотне аккуратно положил кисти в подготовленный раствор (в котором лежали и все остальные, использовавшиеся при написании) и с лёгким вздохом взглянул на стоявшего рядом Анри.
- Ну что-же, а теперь здесь всё сделано. И похоже, это полотно заслуживает занять место рядом с другими нашими работами на скорой выставке.
Анри, немного прищурившись, несколько завороженно смотрел на полотно, переливавшееся в свете лампы и двух больших свеч множеством разнообразных световых гамм и оттенков, и кстати, и само это изображение таило в себе какую-то загадочную глубину, лёгкость красок и непостижимую простоту смысла, который вместе с тем был как-бы закован в какой-то заколдованный и недоступный волшебный ореол. (И здесь мы можем предупредить читателя, что все картины Монриза обладали совершенно особенной магией и такой частицей волшебства, которая сразу выделяла их из всех остальных картин и запоминалась лёгкой неуловимостью красок и загадочностью изображённых сюжетов).
Монриз улыбнувшись и слегка вытянув вверх руки подмигнул так и стоявшему глядя на полотно Анри, и сказал: - Ну что-же, а теперь, как обычно, мы на три дня оставим эту картину здесь, на мольберте, а потом, когда все краски окрепнут повесим её в том углу, напротив окна, и когда... Да, Анри, перестань-же ты так морщиться!
Но Анри, переведя дух и насилу отрывая взгляд от написанной картины ещё раз вздохнул, и несколько подавленным голосом ответил:
- Шер ами, это просто прекрасно, и даже непостижимо, как и все твои работы, но, мон ами, ты... Ты сейчас и правда уверен, что с этой картиной ничего не случиться, и этот дракон никуда не улетит? Просто я очень хорошо помню того, который был у нас три года назад. Ведь ты тогда нарисовал почти такого-же дракона, так он, как ты помнишь, ровно через два дня взял, и улетел прямо с картины, оставив только чистый холст... Просто взял, и улетел, и извини, а какого шума он наделал тогда в городе, а потом и на материке, и пока все не убедились что он исчез из страны, и укрылся где-то в горных ущельях на полуострове, все наши воинские части были приведены в состояние боевой готовности… И если местное население сейчас иногда и замечает его присутствие и разные вылеты и вылазки, то это бывает не так уж и часто. Да, а до той поры все были просто очень встревожены...
- Ну что ты, просто я тогда не очень прочно закрепил краски этим закрепляющим раствором, забыл погасить свечу и оставил на ночь открытым окно. Вот он и воспользовался удобной ситуацией, и не захотел всё будущее сидеть на разрисованной бумаге, и вылетел на свободу. Ведь ты знаешь, необходимо чтобы прошло три полных дня чтобы все эти краски и смеси подействовали, и картина получила своё волшебное действие, заложенное в ней с начала. А тогда у моего дракона оставались в запасе ещё целая ночь и открытое окно, и видимо подействовали какие-то отсветы красок и этих смесей, и ему не захотелось оставаться обычным изображением, и он оттолкнулся от полотна, и вылетел в окно. Возможно, закрепляющий состав был немного застоявшимся, и я его тогда не очень внимательно проверил, и вот он в результате взял, и улетел... Ну что-же, вольному-воля, и мы не вправе его ни задерживать, ни осуждать...
- О, да, конечно, Мон Шер, да, конечно. Но, всё же...
- Да нет, Анри, и не всё же, а скорей «конечно». И, кстати, ты зря так косишься на наши прекрасные цветы на подоконнике. Да, я сначала просто нарисовал эти розы, это был шуточный набросок в подарок жене губернатора. Но ты помнишь, - с губернатором у нас тогда случилась небольшая размолвка во мнениях относительно положения в стране, и ещё по нескольким вопросам, и после этого я не смог придумать ничего лучшего, как только просто превратить эти цветы в настоящие. И вот теперь эти розы стоят у нас на подоконнике уже около семи месяцев, и ни одна из них не завяла. И кстати, а как прекрасно они пахнут! Ну ладно, Анри, и я ещё раз повторяю, у тебя совершенно напрасные беспокойства, и с этой картиной ровным счётом ничего не случиться, через три дня войдут в силу все действия красок и составов, она обретёт вложенную в неё силу и действие, и по праву займёт место среди других таких-же на нашей выставке.
А сейчас, поскольку все работы уже закончены, давай переберёмся в гостиную, и немного передохнём после этого сеанса живописи, - говорил Монриз, накрывая картину бархатным пурпурно-красным покрывалом, - а потом — продолжил он, подходя к окну и одёргивая занавеску, за которой открывалось широкое окно, полностью украшенное цветными весёлыми витражами, - а после этого пойдём, и немного прогуляемся по парку. Надеюсь, ты не будешь возражать против вечера в парковом кафе? Нет? Ну, вот и отлично, бери поднос, и неси его в гостиную, - и Монриз открыл дверь и пропустил вперёд своего помощника, ещё раз оглянулся на завешенное покрывалом полотно и большое разноцветное окно, заполненное причудливыми отливами витражей, и закрыл дверь мастерской.
Их просторное жилище располагалось на двух верхних этажах старинного трёхэтажного особняка, на первом этаже которого находились покои двоюродного брата одного из депутатов городского собрания, который, к чести можно сказать, бывал дома обычно только несколько дней в году, а всё остальное время пребывал неизвестно где. И только иногда в вечерних газетах и в светских хрониках можно было узнать про какие-нибудь события и происшествия, в которых как-то мелькало его имя.
Ну а Монриз с Анри ещё около часа провели в гостиной, а через полтора часа под их ногами уже поскрипывал мелкий гравий Городского парка. А чуть ближе к вечеру они приземлились за привычным столиком в любимом парковом кафе.
3
Примерно две недели после этого они занимались обычными делами. Монриз большую часть времени дописывал одну из работ, оставленную на позднюю доработку, а Анри делил пребывание в мастерской с мелкими домашними работами. Когда работа с картиной была закончена, они по традиции отправились на городскую прогулку. И поздно вечером, возвращаясь из Городского парка наши герои уже подходили к небольшому, и хорошо освещённому переулку. Этот не очень большой, но полностью застроенный шедеврами архитектуры переулок, по которому проходил их путь, выходил на одну из главных городских улиц, и почти упирался в зелёный островок их усадьбы.
Подходя к нему Монриз задумчиво посмотрел вперёд, потом повернулся к Анри, видимо собираясь ему что-то сказать, но взглянув вперёд воздержался, и они молча пошли по мостовой. Этот переулок и правда можно было назвать настоящим городским музеем архитектурного зодчества, и не секрет, что для наших друзей это было особое место.
Так и в этот раз, пройдя по нему примерно пол трети Монриз приостановился возле роскошного дома в стиле позднего ампира, и сделал знак своему спутнику. Монриз задумчиво оглядел это высокое здание, и остановившись на хорошо сохранившихся барельефах в небольших нишах по обе стороны от входа сказал своему помощнику:
- Анри, а ты знаешь, в последние годы каждый раз, когда я в это время прохожу тут, и смотрю на картины древней баталии, изображённые на этих барельефах, то каждый раз мне вспоминается сюжет для одной из ненаписанных ещё картин. И знаешь, каждый раз он кажется близким и очень знакомым, но когда я прихожу домой, то в ходе обычных дел он немного стирается и как-то тускнеет, но… Но всё равно, когда я снова прохожу здесь, он опять вспоминается с той-же красотой и резкостью. И когда-нибудь я поймаю эту нить, какой-бы заколдованной она не была, и тогда…
- Прости меня, мон шер, но это-же кажется что-то из древнегреческих мифов? Вот эти грифоны, и вон те наяды?
- Нет, не совсем, Анри, если память мне не изменяет, это один из сюжетов осады и взятия Сиракуз. И знаешь, мне когда-нибудь стоит задержаться здесь попоздней и подольше, и потратить на это не один вечер, и тогда этот сюжет как следует обрисуется и запомниться, а дальше я уже спокойно продолжу его в мастерской. И это может получиться очень интересная картина, и к тому-же это будет заключительная завершающая веха в моём последнем творческом цикле, после которого подойдёт черёд уже для следующего, совсем не менее интересного и глубокого этапа.
- Интересно, мой друг, и когда-же ты собираешься это начинать?
- А приступать к этой работе я собираюсь уже совсем скоро. Так что, Анри, можешь потихоньку подготавливаться. Нет, и правда, а какие это всё-таки любопытные изображения.
И Монриз ещё несколько минут посмотрел на эти барельефы, потом кивнул Анри, и они неспешным шагом пошли дальше. Но недолго они шли молча. Поскольку у Анри с чувством юмора было всё в полном порядке, и он был достойным учеником Мастера, то только они прошли метров 40, как он вкрадчиво взглянул на Монриза, и в свою очередь начал.
- Ну, Мон ами, ты знаешь, я думаю, что когда ты выйдешь на этот новый глубокий этап, то в свете всех изменений и углублений наверняка вырастешь ещё на полголовы вверх, и станешь таким мудрым, что мне будет даже страшно заходить в твою мастерскую. Ну ничего, мой друг, я надеюсь что тоже получу повышение, и возможно настолько проникнусь этим светом таинства, что мои руки также станут светиться в темноте серебряным отсветом, и мне надо будет носить мягкий берет и лёгкие тёмные перчатки, чтобы где-нибудь в благотворительном заведении или где-то по дороге меня случайно не приняли за кого-то другого. Но ладно, не будем о грустном... Мон шер, а правда, а как мягко светят фонари! Ого, а вон уже видны и наши покои, и мы почти пришли. И ты знаешь, мон шер, а тот сюжет, который ты дописал на этой неделе, ведь он ничуть не хуже того, с драконом. И когда я смотрел на него когда окрепли все краски, на третий день, то просто взгляд не мог оторвать, и больше трёх часов провёл наблюдая как нарисованная морская поверхность как будто бы всё время волнуется, в тоже время оставаясь на месте, как нарисованный корабль всё больше и больше кренится на правый борт, готовясь перейти на другой галс, и эти бурны прибоя у входа в безымянную бухту...
- Да подожди так изливаться, ведь прекрасно знаешь, что ещё полгода пока ты работаешь ассистентом в моей студии, а после этого и сам сможешь писать такие-же картины, и почти в той-же глубине и степени. Ведь ты знаешь, Анри, тогда исполнится время, и к тебе перейдут все сокровенные секреты мастерства, и ты сможешь владеть кистью не хуже моего. Анри, ведь я же сколько раз говорил тебе: терпение, мой друг, терпение...
- Но, мон ами!
- Нет, никакого «но», и лучше помоги мне открыть дверь, а то консьерж позабыл включить свет на лестнице, и нам опять приходится ковыряться в потёмках...
- Один момент, мой друг, и я обязательно с ним поговорю. А сейчас у нас остаётся всего лишь неделя до предстоящей выставки, и если ты не против... О, мон ами, а как-же всё-таки это немного неожиданно! Ведь послезавтра к нам в гости собирается заглянуть твоя любимая тётушка, и наверняка привезёт с собой кучу всяких историй.
- О, ты прав, наша тётушка три месяца провела в путешествии по городам и храмам Индии, была почти во всех монастырях, но увы, она очень разочарована этим путешествием, и только в нескольких отдалённых храмах ей встретились приятные её творческой натуре встречи и места. А так, в целом, как она мне рассказывала, ей больше всего понравились те полмесяца, которые она провела путешествуя по паломническим местам долины Ганга, и откуда привезла множество фотографий и разных ценных поделок и изделий, которые ей дарили редкие отшельники, у которых она останавливалась на ночлег.
А что касается нашей сестрицы, то ты наверно знаешь что она провела всё это время в путешествиях по городам Европы. И кстати, послезавтра мы о ней что-нибудь точно тоже узнаем. А ты присаживайся, и передай-ка мне пожалуйста последний номер городских известий, - проговорил слегка позёвывая хозяин, опустившись на диван и иронично наблюдая как Анри, сидящий на противоположном сидении пытается дотянуться до своей трубки и прочих курительных принадлежностей, лежавших посередине большого стола.
4
И ровно через день, в половине двенадцатого в залитой мягким светом гостиной уже присутствовала их любимая тётушка. На большом столе были разложены фотографии и различные ценные изделия, привезённых ей, и она уже минут сорок делилась впечатлениями от этой поездки. Когда Анри во второй раз восшествовал в гостиную с подносом «со всём для чая», по ней уже витал лёгкий дымок восточных благовоний, а в маленькой подставке на столе дымилось несколько традиционных курительных палочек. По гостиной витал запах и настрой буддийских монашеских празднеств и храмов, а тётушка слегка прикрыв глаза уже заканчивала рассказ о том, как последние три дня перед отъездом провела в отшельнической хижине, где ей пришлось задержаться из за тропических ливней, а её хозяин подарил ей тогда две статуэтки из слоновой кости, вырезанные ещё где-то в четырнадцатом веке.
- Вообще-то эти статуэтки, если тебе очень интересно, были вырезаны не в четырнадцатом, а в шестнадцатом веке, - перебил её Монриз, внимательно разглядывая две эти реликвии, - и действительно, они очень хорошо предохраняют их хозяина (но только в том случае, если достались ему честным путём), да, они предохраняют их хозяина от многих болезней, сглазов и несчастных случаев, а вот эта, - сказал он, приподняв одну из них, - помогает путешественникам в дальней дороге не сбиться с пути и охраняет их от нечестных попутчиков и лихих разбойников, и всегда приходит на выручку, если хозяин оказался в беде, или если ему угрожает какая-нибудь опасность.
- Да, и правда? Ох, Монриз, я так намоталась за время моего путешествия, что когда приехала на остров, то три дня не выходила из квартиры, и ты знаешь... Ты знаешь... Ведь опять, то же самое, мой милый художник. Опять мой сосед, депутат городского собрания, тот самый, который два года назад занял половину моего дома, пользуясь депутатским мандатом, и у которого каждый день звучит громкая глупая музыка, у подъезда паркуются дорогие лимузинов, а его гостей развлекают самые отборные проститутки из самых дорогих публичных домов... Да, тот самый, который недавно попытался ввести на собрание закон об легализации дешёвых наркотиков. Ты знаешь, он опять приходил ко мне позавчера, и показывал депутатский мандат и ордер на вторую половину дома. Ох, Монриз, ты даже не представляешь, сколько сил мне потребовалось чтобы загипнотизировать его, заставить порвать этот ордер и выставить за дверь. Ведь после поездки я была почти вся не своя от этих переездов и путешествий, а этим приёмом я не пользовалась уже давно, и даже не знаю, как он у меня получился...
- Ага, моя милая, а я узнаю этого героя, ведь это и есть тот депутат городского собрания, чей брат занимает первый этаж нашего особняка, и которого мы видим семь или восемь раз в году. Да, а это даже и хорошо, и ты знаешь, любимая, а твоего соседа мы можем как следует проучить, и если с его стороны будут продолжаться подобные приставания, то тогда мы просто поменяем его место жительства, да ещё и так, что он просто напрочь забудет о твоём доме, о котором так долго мечтал, и будет жить и веселиться уже совсем в другом месте, так ничего и не заметив... С чем я, собственно, его не поздравляю, но, впрочем, ему дано туда дорога.
Ну что-же, а поднос, который принёс нам Анри уже давно дожидается, чтобы мы обратили на него внимание, и отдали должное этому прекрасному чаю. И хотя ты только что вернулась из страны, которая считается его родиной, но поверь, он от этого не стал ничуть хуже. И Анри, пожалуйста подкинь с журнального столика нашу подборку свежих журналов.
А в пять часов, когда машина с гостьей отъехала от ворот усадьбы, окно в гостиной хлопнуло и закрылось, и спустя небольшое время два наших друга вышли из ворот и неспешно побрели на вечернюю прогулку, обсуждая по дороге в какое кафе им лучше заглянуть.
5
Выставка, бурно освещённая разнообразной прессой и телевидением продолжалась уже неделю, и очередь перед входом в Главную Художественную Галерею собиралась где-то за час до открытия экспозиций. Ажиотаж вокруг неё был огромный, все свободные места были забиты, и экскурсоводы с ног сбивались от количества желавших посмотреть и ознакомиться кое с чем из немалого выбора её экспонатов. И конечно не секрет, что основным гвоздём выставки были полотна нашего знакомого, половину из которых он разместил по разным концам галереи и оставил под скромным псевдонимом «Монттрень», что, как он пошутил, «пойдёт только на пользу совершенства экспозиции». Но, вопреки этому, большинство, если не все посетители, добравшиеся до этих картин почти не глядя на табличку с псевдонимом поднимали взгляд куда-то вверх, шептали или полуслышно произносили: «Да, Монриз, конечно, Монриз», и отправлялись дальше, почти не смотря на выставленные полотна искать другие его работы.
Выставка продолжалась уже неделю, и через два дня должна была быть свёрнута, и отправлена на шести самолётах в Лион, а после этого проследовать в Париж, Берлин и Лондон.
Около полудня в широком зале перед дверью кабинета директора сидело около двадцати серьёзных и взволнованных персон. В основном это были доверенные лица и представители крупных музеев, а также и несколько коллекционеров-миллионеров. Все собравшиеся в тревожном ожидании смотрели на недавно хлопнувшую директорскую дверь, и в наступившей тишине и лёгком говоре безошибочно можно было угадать постоянно повторяемое разными наречиями имя «Монриз», после чего обычно делалась небольшая пауза, и следовал выжидательный взгляд на дверь.
Все напряжённо ожидали уже где-то минут двадцать, с тех пор как явившийся по вызову художник ни с кем не разговаривая прошёл мимо, и хлопнув дверью скрылся в кабинете. Там его уже полчаса ожидали четверо весьма известных лиц, и крайне взволнованный директор.
Но вот эта дверь с сердитым скрипом растворилась, и из неё вышел художник, и с решительным оттенком ещё раз повторил, обращаясь к кому-то в кабинете: - Нет, извините, но ещё раз, нет, - после чего хлопнул дверью и молча прошёл мимо собравшихся, которые успели лишь несколько растеряно проговорить: - «Но, сир Монриз, сир Монриз!!!», - но он уже скрылся за дверью и быстро спускался по лестнице.
Почти сразу дверь директорского кабинета с шумом растворилась, и из неё, с недоумёнными лицами вышли четыре расстроенные фигуры, растеряно повторяя: - «Нет, это невозможно, но он категорически отказался соглашаться ни на каких условиях».
Собравшиеся ещё минут пять молча смотрели на эту дверь, а потом, негромко переговариваясь на разных языках стали подниматься и направляться к выходу. И в потоке разноязычных разговоров чётким ухом можно было услышать, как один из представителей большой суммы в полголоса говорил своему коллеге: - «Ну, ничего, Роберт, не надо так расстраиваться, я сам слышал как директор говорил в полголоса, что все арендные и торговые вопросы Маэстро будет решать в Париже, а по поводу других картин, если будет время, решит всё в Лондоне. - Так что вы, это же Маэстро»!
Спустя два дня после этого выставка вылетела в Лион. Там она пробыла десять дней, потом пятнадцать дней провела в Париже, вызвав невиданный сбор посетителей, потом переехала в Берлин, где простояла также десять дней, а после этого переместилась в Лондон. Там она прогостила ещё две недели, и только после этого вернулась на родину. Наверно не стоит лишний раз упоминать, что во всех этих городах наплыв посетителей был огромным, а в Лондоне носил просто неудержимый характер.
Но, как бы не было, выставка благополучно и с почётом вернулась на родину, где её встретила большая группа встречавших, и полный эскорт до дверей Художественной Галереи, впереди которой ехал сам мэр столицы.
И вот уже несколько дней вернувшийся Монриз с нескрываемым блаженством сидел у большого горящего камина, и все разговоры велись только на самые безобидные темы.
И отдыхать ему было от чего. Ведь шутка-ли, два с половиной месяца, забитые разными корректирующими моментами, бессменными репортёрами и посетителями, деловыми переговорами и всевозможными поклонниками, которые умудрялись доставать его даже ночью и задавать всякие вопросы почти по всем поводам. После этого развалишься в кресле, глядя на огонь камина и разминая неторопливую сигарету, так привычно помещающуюся в уютной домашней пепельнице.
Таково было его настроение после этой насыщенной поездки, в ходе которой после серьёзных переговоров он согласился отдать пять картин в аренду Потсдамской галереи, две картины передать русскому Эрмитажу, а ещё два полотна продал богатым коллекционерам поклонникам. И совершенно понятно, что после всего этого наш Маэстро большую часть времени проводил глядя на каминные огни, неспешно переговариваясь со своим помощником.
Первые полторы недели они почти никуда не выходили, занимаясь небольшими делами и мелкими заботами, и каждый день, на два-три часа к ним заезжали любимая тётушка и сестра, мягко пытаясь устроить им какой-то комфорт, который, как они прекрасно понимали, им был очень нужен в это время.
Но время - это очень влиятельная плеяда, которая обычно всё ставит на круги своя. И уже через две недели, немного ближе к вечеру дверь в их особняке распахнулась, и выпустила наружу две подтянутые и одетые по вечернему фигуры, которые бодро и уверенно пошагали на вечернюю прогулку к городскому парку.
6
Два следующих после выставки месяца прошли достаточно спокойно, без каких-либо особых происшествий. Много времени занимали светские вечера и выезды, которые последовали сразу-же после выставки, остальное время проходило за столом у камина и за вечерними городскими прогулками.
И во время одной из них, уже возвращаясь домой они подошли к последнему переулку, в конце которого виднелась их усадьба. Пройдя несколько минут по нему они остановились, и Монриз положив руку на плечо помощника негромко сказал:
- Ну вот, Анри, кажется мы добрались, и дальше ты пойдёшь один. А я ещё постою тут, и полюбуюсь этим домом. Ты можешь меня не ждать, я здесь задержусь часа на два - на три. Ведь если помнишь, мы с тобой уже как-то говорили, и ты знаешь, что этот дом мне очень приглянулся по одной, и небезызвестной причине. Так что сегодня я немного подольше задержусь перед этими барельефами.
- Но, мон шер, а...
- Нет, не беспокойся, блокнот для эскизов я взял с собой, так что можешь спокойно возвращаться и ложиться. Только предупреди камергера, чтобы он подготовил к моему возвращению чай и что-нибудь перекусить. И пока всё, и ты можешь идти, а я тут ещё помечтаю.
Анри понятливо кивнул и пожелав своему другу удачных размышлений пошёл к их усадьбе. А Монриз ещё немного постоял, приглядываясь к каким-то интересующим деталям, и подошёл к высоким барельефам. Там он задержался по полчаса у каждого у каждого, что-то внимательно на них высматривая и делая полушёпотом какие-то замечания, после этого отошёл к противоположному дому и облокотившись на каменную тумбу достал блокнот, и начал что-то медленно туда зарисовывать. Домой он вернулся через два часа, и найдя в гостиной горячий чай и лёгкий ужин перекусил, а минут через двадцать пошёл спать.
И такие поздние прогулки к этим барельефами продолжалось ещё пять вечеров, а на утро шестого дня он поднялся, и слегка подмигнув Анри объявил, что через три дня они снова возьмутся за работу.
Анри радостно улыбнулся, и с весёлой улыбкой юркнул в мастерскую. Там он осторожно и торжественной погрузил уже готовые к работе кисти в таинственный раствор, который делал их мазки очень запоминающимися, яркими и полными какой-то тайны, и ещё кое-какими тонкостями, которые проявлялись лишь спустя некоторое время. После этого он также поколдовал и над давно приготовленными красками, слегка разведя их таким-же таинственным раствором, отдельно хранившемся в небольших сосудах. И посмотрев напоследок, плотно-ли накрыто подготовленное полотно осторожно вышел, притворив за собой дверь.
Теперь три дня никто не должен был заходить в мастерскую, и только на утро четвёртого Мастер сам откроет сложный замок, и первым зайдёт в неё. И дальше уже начнётся таинство гения и совершение художественного чуда.
И по истечении этого времени, в восемь утра Маэстро, одетый для работы с серьёзным лицом подошёл к ней, и легко открыл сложный замок, на который три дня назад её закрывал. Когда он зашёл туда, Анри предупредительно выждал минут двадцать, а после также юрко проследовал вслед за Мастером.
Работа шла медленно и очень серьёзно, около десяти дней вырисовывался общий сюжет и фон, потом стали проясняться более подробные изображения, а после трёх недель кропотливой работы картина была уже наконец готова...
По краям начинавшейся за пеной прибоя возвышенности стояли на старинной страже два верных грифона. Начиная от краёв картины к центру тянулись большие нагромождения причудливых и удлинённых к верху каменных столпов, чем-то очень напоминавших такие-же скульптуры на острове Пасхи (и интересно, что на многих из них ясно угадывались изображения каких-то странных и удлинённых лиц). Чем ближе к центру, тем выше становились эти странные столпы. А в самой середине картины возвышалось большое и высокое дерево с очень густой кроной, верхушка которого терялась где-то высоко в облаках. (По замыслу Монриза, это дерево должно было отображать само Дерево Жизни). У его подножия прислонившись к широкому стволу с чем-то невинно играли четыре безмятежные наяды. И кажется, было видно, как ветер слегка шевелит песок между его большими изогнутыми корнями. С четырёх сторон его строго охраняли четыре больших и грозных грифона. Все изображения и краски казались очень живыми и «настоящими», и если внимательно присмотреться, то можно было заметить и слегка покачивающиеся ветви и листья высокого древа, и головы гордых грифонов, вот-вот готовящихся слегка развернуться, и взмахи крыльев пролетающих над ними птиц. Вся картина и изображения на ней выглядели очень загадочно, и несли в себе какой-то таинственный и чистый волшебный оттенок. Полотно было очень большим, и когда Маэстро немного задержав кисть сделал завершающий мазок, стоявший рядом Анри немного подождал, и вопросительно взглянув на мастера подошёл к столику с красками.
- Ну, вот, вроде всё, - удовлетворённо сказал Монриз, наблюдая как Анри погружает кисти в подготовленный специальный раствор, - и эта картина наконец-то закончена. Да, Анри, а неплохо мы поработали.
- О, Мон ами, да как же, вы же так старались.
- Ну ладно, хватит тебе заискивать.
- Ну что ты, мон ами, ведь это же правда, и извини, и ты когда-то говорил, что эта картина имеет ещё и какой-то завершающий и исторический смысл...
- Ага, старый плут, ты что-то припомнил? Ага, ты смотри, - ответил, отойдя от полотна художник, с долей иронии взглянув на почтительно застывшего помощника.
- И ещё, Анри, так как с этой работой закончено, и кажется весьма успешно, - говорил Монриз, закрывая дверь мастерской, - то сейчас нам совсем не помешает, если мы сделаем перерыв, и на время оставим наши художественные работы. На какое-то, и нужное время. Примерно месяца на два – на три. Закроем плотно дверь в мастерскую, и будем выезжать за город, на острова и полуостров. Займёмся прогулками и морскими круизами, ведь у нас есть прекрасная яхта и большой морской катер. И я думаю, это будет то, что нам нужно.
- О, мон ами, это просто прекрасно, и если я не ошибаюсь, мы почти позабыли как выглядят наши острова, не говоря уже про полуостров...
Монриз слегка прищурившись посмотрел на своего помощника, и выразительно покачал пальцем. - Да, тут ты прав, и про полуостров тоже. Но, я надеюсь ты не забыл, что в течении этого полугода подойдёт и твоя очередь, и вступит в силу заложенный мной секрет, дающий и тебе право властвовать над краской и реальностью? И я думаю, что ты оправдаешь мои надежды, и мне не придётся жалеть о своём бывшем ассистенте. И кстати, а потом твоя мастерская будет находиться в противоположном конце нашего дома, и когда я буду работать над чем-то серьёзным, то надеюсь, ты будешь по-прежнему мне помогать.
- О, мон ами, откуда у тебя могли взяться такие глупые сомнения! Ведь ты же сам сколько раз повторял мне... - возмущался Анри усевшись в кресле и тщетно пытаясь дотянуться до курительного прибора, который почему-то опять очутился посередине их большого стола. – И мон ами, ты не можешь чем-нибудь подтолкнуть этот курительный сервиз, а то мне снова почему-то до него не дотянуться. - Ничуть, - ответил с лёгкой улыбкой Монриз, подталкивая тростью эти принадлежности своему помощнику.
7
Беспечное время, тёплый морской бриз, лёгкое покачивание яхты и живописные пейзажи, коими вполне изобиловали побережья островов и материковые участки, на которых наши друзья задерживались во время трёх месяцев отпуска… Два первых месяца они провели в морских круизах, а последний решили посвятить походам по лесистым предгорьям своего острова.
Уже приближалась к завершению последняя неделя их большого отпуска, и они мирно прогуливались по живописной скалистой возвышенности, мерно переходящей в ровный берег красивой широкой лагуны. Можно отметить, что во время таких прогулок они были весьма немногословны (и Анри на время прекращал свои бесконечные шутовские тирады). Близился вечер, и им пора было потихоньку возвращаться к месту ночлега, чтобы успеть добраться туда дотемна.
Они подошли к берегу лагуны, немного постояли наблюдая как собираются соцветия готовящегося опуститься красновато-фиолетового заката, и выкурив по последней трубке повернулись и потихоньку пошли к стоянке.
Придя туда и разведя быстро разгоревшийся костёр они разогрели походные припасы, и минут через сорок Монриз отпивая горячий чай взглянул на своего помощника, и с небольшой улыбкой сказал: - Анри, а ты не забыл, что когда мы вернёмся, ты уже больше не будешь сидеть около моих художеств, а пойдёшь в свою мастерскую. И учти, я уже через три недели буду ждать твой первый подготовленный набросок. И надеюсь, ты меня не подведёшь.
Анри в ответ слегка улыбнувшись зевнул, вынул из кармана руку и несколько раз прокрутил между пальцами маленький спичечный коробок. Потом остановил эту игру пальцев, и сжал ладонь в кулак. А когда разжал её, то на ней вместо коробка находился уже блестящий разноцветный шарик. После этого он сжал её снова, а когда через полминуты разжал, то вместо шарика на ней лежал уже тёмно-фиолетовый треугольник. Потом он сжал её в третий раз, но Монриз, в планы которого не входили фокусы своего помощника слегка кашлянув остановил его.
- Анри, перестань, ведь я же серьёзно тебя спросил. - Анри вздохнув виновато кивнул, и почтительно взглянув на старшего товарища не без иронии ответил: - Прости, мон шер, но я также серьёзно отвечаю, что мой ответ ты прекрасно знал и так. И незачем было даже спрашивать.
После этого разжал свой кулак, и на этот раз на его ладони вместо фиолетового треугольника лежал малиново-красный ромб с очень чётко отточенными гранями. Монриз глубоко вздохнув и проговорив что-то неслышно для своего соседа, но явно относящееся по его адресу выразительно посмотрел в сторону, и с лёгким вздохом сказал: - Анри, пей лучше чай, а сухое молоко и разрезанный лимон, как ты знаешь, как всегда лежат у нас в палатке.
- Слушаюсь, мон шер, и правда, этот чай довольно крепкий, а закат сегодня был просто изумительный... А что касается картины, мон ами, то разве ты когда-нибудь сомневался, что я представлю тебе и эскиз, и саму картину, и что я очень постараюсь.
- Анри, пей лучше чай, ведь мы через двадцать минут пойдем уже ложиться.
- Покорно слушаюсь, мон сир.
8
Прошло сравнительно небольшое время. Анри занял место в своей новой мастерской, и начал серьёзную работу с красками. И уже первая картина, вышедшая из-под его кисти спустя три недели после представления эскиза Мастеру вызвала у него неожиданную добрую реакцию. И действительно, Мастер по праву мог гордится своим учеником.
А чтобы как-то отметить это событие, а также вход нового Магистра в священный Свод Знаний Монриз предложил Анри провести вечер в одном из пригородных кафе-ресторанов, где им составят компанию его тётушка и сестрица. Не стоит скрывать, что Анри с благодарностью согласился, и они решили не откладывать, и съездить туда уже в ближайшие выходные.
И последовавшая за этим поездка проходила просто замечательно. Наша компания около часа сидела в уютном зале ресторанного заведения «Золотой олень», и всё шло просто прекрасно. В зале играл знаменитый джазовый биг-бэнд, великолепно исполняя всевозможные импровизации на нестареющие темы джазовой классики, и время шло легко и незаметно.
Но, однако, спустя какое-то время и Монриз, и Анри стали замечать, что их тётушку что-то сильно грызёт, какая-то проблема, и хотя она ничего не говорила, и старалась не подавать вида, но однако… Они спросили её один раз, потом второй, и только когда Монриз серьёзно посмотрел на неё, и спросил в чём-же дело, она вздохнула, и видя что скрывать уже бессмысленно поведала свою историю.
А дело было в её соседе, которого они переселили на окраины города, и о котором она успела даже позабыть. И этот депутат городского собрания так ничего и не заметив продолжал там свои ненормальные праздники с большим количеством именитых гостей. Около его нового дома всё также парковались дорогие лимузины, и всё это время никто не придавал значения тому, что все сначала ездили к нему в центр города, а теперь приезжают на эти окраины. И все были уверенны, и сам депутат Юнт тоже, что он жил там уже много лет, и ни за что не согласился бы менять место.
Такова была сила той мягкой паутины, которую Монриз накинул на его имущество, сознание и всех друзей, что о подделке никто даже и не догадывался. Все как ни в чём не бывало так и продолжали приезжать к нему на его дискотечные праздники по новому адресу, и продолжалось так уже довольно долго.
Но совсем недавно, и ещё непонятно почему, скорее всего из-за порции какой-то отборного наркотика он всё-таки смог немного прорвать ту мягкую паутину, которую накинул на него Монриз. И тогда этот злосчастный депутат начал сперва потихоньку, а позже всё яснее и яснее вспоминать, что когда-то раньше он и жил совсем в другом месте, и что дорога до мэрии была гораздо короче, и что ещё… И что ещё у него была и соседка, занимавшая половину его дома, но дом-то ведь был его!
И уже неделю назад он настойчиво названивал в её дверь, держа подмышкой мандат и ордер и на бывшую свою, а заодно и на её жилую площадь. И чтобы замять эту ситуацию ей больше ничего не оставалось, как только снова договориться с ним о том, что он сможет въехать на старую половину дома. И хотя Юнт сначала не очень хорошо всё понял, и пытался предъявить права и на её половину, но после недолгого разговора этот инцидент был исчерпан.
Но, однако этому разгильдяю и этого было достаточно, он вежливо с ней распрощался, и пять дней назад снова занял ту половину, где жил когда-то раньше. И на следующий-же день там снова зазвучала та же глупая безвкусная музыка, вечером у подъезда припарковались те же лимузины, и снова началось то же, что и раньше. – Вот так, Монриз, я просто не хотела сейчас говорить об этом, ведь у Анри сегодня праздник, но, раз вы и так догадались… - Да нет, Елен, спасибо, и просто очень хорошо, что мы об этом узнали. И мы обязательно постараемся помочь.
И Монриз сделал жест Анри, они отошли в сторону и минут пять поговорив кивнули друг другу и вернулись к столику. И сразу поспешили утешить свою родственницу, сказав, что все дальнейшие проблемы берут на себя, и что с этим неудачным соседством скоро всё будет покончено.
Успокоив так свою тётушку они заказали несколько лёгких блюд и послали музыкантам записку с просьбой исполнить какую-нибудь из вариаций Бени Гудмэна. После этого все ещё раз поздравили Анри с успешным дебютом, а когда часы показывали время передали музыкантам благодарственную записку, и стали прощаться с «Золотым оленем». Время стояло уже позднее, и им было пора возвращаться.
9
И через день после банкета по случаю успеха Анри, в десять утра все члены городского собрания уже расположились в парламентской зале перед рассмотрением некоторых городских вопросов и происшествий.
Вся палата была уже в сборе, и спикер был готов дать сигнал к началу слушаний, как вдруг по зданию парламента раздался сначала один, а через несколько секунд и ещё несколько чьих-то громких криков. И в течении очень быстрого времени весь парламент был повергнут в паническое настроение, и весьма прилично постоял немного «на ушах». И было от чего.
А дело было в том, что когда все рассаживались по местам, добродушный Минтор, депутат либеральной партии несколько раз обратился к своему соседу справа, ещё не оправившемуся после очередной вечеринки Юнту, который слегка заплетаясь всё пытался напевать слова одной популярной мелодии. Юнт в ответ на это что-то не очень членораздельно пробурчал, и продолжил всё также тянуть слова популярной тогда песни: «Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо».
А когда уже не в шутку растревоженный Минтор снова обернулся к своему соседу, чтобы сделать ещё одно предупреждение, то сначала даже немного подпрыгнул на месте, потом два раза протёр глаза, проверяя, не обман-ли это зрения, но уверившись в увиденном и опешив ещё больше уже не выдержал, и просто закричал во весь голос. Остальные депутаты очень быстро оглянулись на кричащего, и увидев эту картину также разразились громкими криками.
А кричать там, кстати, было от чего. Дело в том, что на месте, где ещё несколько секунд назад сидел не совсем пришедший в себя депутат Юнт, уже сидела большая и лохматая обезьяна гамадрил, одетая в депутатский пиджак, и на её толстой шее болтался дорогой Юнтовский галстук. И ко всему эта обезьяна ещё как-то пыталась напевать слова из модной тогда песни: «Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо».
Она сидела очень хорошо и уютно, но когда раздался громкий крик соседа, а потом и дружный крик остальных испуганно дёрнулась, и поразмышляв несколько секунд быстро бросилась к входной двери. И стоит ли говорить, что этот гамадрил - это было уже всё, что осталось от депутата Юнта.
А в особняке нашего художника в этот день все сидели за накрытым к вечернему ланчу столом.
- Анри, а ведь этот ликёр к чаю мы не пробовали уже месяца четыре, а может даже больше...
- О, Мон ами, а пирог у вашей тётушки вышел просто отлично, не зря она никому не доверила его готовить. Не правда ли, Елен? Да, кстати мон ами, а что там твориться на депутатском фронте?
Монриз фыркнул, отвернулся к задней стене и слегка зажмурив глаза минуты три сосредоточенно помолчал, а после весьма удовлетворённо сообщил: - Неопознанная обезьяна из семейства гамадрилов, одетая в депутатский пиджак благополучно выбежав из здания парламента и пробегая быстрыми перебежками по заполненным улицам уже добралась до окраин, весьма счастливо избежав встреч с проезжим транспортом, и теперь удаляется в большие и трудно проходимые дебри тропического леса, которыми так богат наш остров. Ну что-же, давайте пожелаем депутату Юнту всего наилучшего в этом его последнем поприще. А вас, Елен, уже больше никто не будет доставать по квартирно-судебными вопросами. И кстати, Анри, а те бисквиты, которые приготовила наша сестрица вместе с этим ликёром просто превосходны.
- О, мон ами, я же только что говорил тоже самое.
2011
Рейтинг: +1
263 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
