Помочь сайту
Поздравления
Aeternum bellum (бесконечная война). Часть 2 Артефакт. Главы 1-6
4 июля 2015 -
Александра Треффер
Вторая часть трилогии «Aeternum bellum» повествует о поисках предмета с начинкой из невероятной силы древнего колдуна Герье, размещённого им самим во Вселенной. Возвращение этой магии на землю грозит волшебному сообществу продолжением войны и прочими бедами. Главный герой Конрад фон Виттельсбах, встревоженный странными событиями, начинает расследование…
Глава I
Однажды в середине лета жители пригорода Майнца – Гонзенхайма неожиданно обнаружили, что в выставленный на продажу дом на Шульштрассе вселились новые жильцы.
Когда это произошло, не заметил никто, но ранее пустовавшее здание стало подавать признаки жизни. По вечерам в плотно зашторенных окнах зажигался свет, изредка изнутри доносились тихие звуки музыки, а внимательно прислушавшись, можно было уловить голоса: мужской и ещё один – то ли женский, то ли детский.
Однако снаружи всё казалось безжизненным: на крыльце никто не появлялся, газет новоприбывшим не приносили, гостей они не принимали. Такая таинственность пугала соседей, о загадочном коттедже уже начали ходить сверхъестественные слухи, когда однажды входная дверь открылась, выпуская двоих – высокого темноволосого мужчину лет сорока и мальчика с абсолютно белой шевелюрой: то ли седой, то ли данной природой. Подросток выглядел лет на пятнадцать, он что-то оживлённо говорил своему спутнику, а тот внимательно слушал, кивая головой.
Проигнорировав устремлённые на них взгляды, увлечённые разговором незнакомцы, приблизились к калитке и, как показалось ошеломлённым соседям, прошли сквозь неё. Заметив, наконец, наблюдателей, оба поклонились и, продолжая беседовать, двинулись по направлению к Вальдштрассе.
Куда они исчезли потом, жители окрестных домов так и не поняли, многим показалось, что мужчина и мальчик просто испарились. Конечно, это была иллюзия; нагретый летним солнцем воздух дрожал и плавился над мостовой, создавая миражи. Но, увы, человек склонен объяснять непонятное наиболее сложным образом.
Поэтому, вместо того чтобы утихнуть, сплетни об удивительном соседстве стали обрастать новыми подробностями, и теперь обыватели в один голос твердили, что в доме живут привидения. А виновники переполоха, похоже, не замечали, какой фурор произвели, вплоть до момента, пока не столкнулись с последствиями собственной беспечности.
В один из тёплых вечеров, когда окна здания засветились, небольшая группа горожан, вооружённых распятием, солью и святой водой, решительно направилась к ограде. Но сколько ни пытались растерянные и напуганные люди отворить калитку, та всякий раз оказывалась закрытой и запертой.
Они бились со строптивой преградой уже несколько минут, когда на пороге дома возникла высокая фигура, и в напряжённой тишине, прерываемой натужным пыхтением непрошеных гостей, прозвучал глубокий мягкий баритон:
– Что вам угодно, господа?
Услышав неожиданный оклик, визитёры подпрыгнули. Кто-то шарахнулся прочь, кто-то громко ахнул. А один – немолодой уже человек, решившись, дрожащим голосом произнёс:
– Простите, что я, не зная имени, не могу обратиться к вам как должно, но мы уполномочены с вами поговорить.
– Прошу в дом, – вежливо сказал едва видимый собеседник, махнув рукой в сторону калитки.
Та немедленно открылась, пропуская растерянных людей во двор. Их предводитель шёл, вытянув вперёд руку с крестом, на что таинственный незнакомец, конечно же, обратил внимание.
– Распятие вам не пригодится, – улыбнувшись, проронил он, заставив главу делегации покраснеть, – равно как и святая вода, и прочие атрибуты, которые наверняка найдутся в ваших карманах. Я не вампир, не призрак и не оборотень, а христианин, как и вы. Проходите и располагайтесь.
Но, войдя в гостиную, послы окончательно утратили присутствие духа и мялись у двери, готовые в любую секунду дать стрекача. Тогда их загадочный собеседник взял инициативу в свои руки. Он придвинул к стоящему посредине круглому столу несколько кресел и, сев в одно из них, жестом пригласил остальных последовать его примеру. Те неохотно подчинились.
– В первую очередь, мне хотелось бы выяснить, с кем я имею честь беседовать и чем обязан вашему визиту?
Глава делегированных проглотил застрявший в горле ком и начал:
– Я Манфред Вагнер, мой дом стоит напротив вашего. И мы с этими господами, живущими на Шульштрассе, хотели бы выяснить, кто наши новые соседи, почему они окружили себя такой тайной, и чего нам ожидать в будущем, герр эээ…
– Конрад фон Виттельсбах, – представился хозяин, словно не замечая отвисших челюстей незваных гостей.
И позвал:
– Тео.
В комнату вошёл беловолосый подросток.
– Мой приёмный сын Теодорих фон Рейнштайн. Так что же конкретно вас интересует, господа?
– Эээ… – промямлил Вагнер, – Герр Виттельсбах, вы потомок…
– Я наследник Пфальцско-Баварской ветви дома Виттельсбахов, если вы об этом. Почему мы поселились здесь и ведём себя так, а не иначе, касается только меня и воспитанника. Я принял вас лишь для того, чтобы положить конец досужим вымыслам о наших персонах и покорно просить своих соседей, по возможности, не вмешиваться в нашу частную жизнь, на которую мы, как и вы, уважаемые, имеем полное право.
Несколько растерявшийся от этой вежливой грубости Манфред всё же собрался с духом и продолжил:
– Простите, герр Виттельсбах, что мы потревожили вас, но нам не дают покоя некоторые замеченные всеми странности.
– Например?
– К примеру, калитка, через которую вы проходите, словно вы бесплотны, и которую никто из нас не мог сегодня открыть.
– Всё очень просто, господа. Она заперта на электронный замок. Некоторые издержки научно-технического прогресса.
И хозяин показал потерявшим дар речи посетителям, разглядывающим далеко не роскошную обстановку жилища отпрыска королевской фамилии, маленький пульт.
Вагнер снова сглотнул.
– А ваше исчезновение?
– Исчезновение? – удивился визави.
– Люди видели, как вы с сыном растворились в воздухе недалеко от Вальдштрассе.
– Герр Вагнер, вы, наверное, шутите! Неужели вам неизвестно, как возникают миражи? Особенно в такую жару. Господа, вы современные, здравомыслящие люди, откуда эти отголоски средневековья? Итак, вы хотите знать что-то ещё или же на сегодня достаточно?
– Мы вполне удовлетворены, – растерянно тряся головой, ответил собеседник. – Позвольте откланяться.
Виттельсбах кивнул и встал, провожая гостей. Он снова сделал движение кистью, открывая им путь со двора на улицу, не обратив внимания, что Вагнер, не до конца поверивший его словам, зорко за ним следит. Тот не ошибся, в ладони мужчины не было отмыкающего калитку приспособления, его сжимала другая рука. Обуреваемый сомнениями Манфред и шокированные делегаты от Шульштрассе направились к ожидавшим результатов соседям.
Закрыв дверь за визитёрами, Конрад с тревогой взглянул на сына.
– Кажется, мы оказались несколько беспечны, Тео, и чуть не раскрыли себя.
– Да, не стоило просачиваться сквозь калитку, – смеясь, сказал мальчик.
– Что за бред? Проходить сквозь металл не можем даже мы…
– Я думаю, что защитные заклинания дали такой эффект на фоне жары, папа, – посерьёзнев произнёс подросток. – Визуальный. А вот с пультом здорово получилось. Кстати, чем ты воспользовался?
– Пришлось импровизировать, – отозвался отец. – И пульт вовремя подвернулся под руку. От чего он?
И протянул сыну маленький предмет.
– Это от пылесоса, – взглянув на вещицу, промолвил тот. – Ну-ка, Роберт…
Он нажал кнопку. Круглая щётка, ругаясь на чём свет стоит, выкатилась с базы.
Виттельсбах вытаращил глаза.
– Тео, это ты научил его сквернословию? Зачем?
– Нет, папа, это Эмма запрограммировала. Я пытался её остановить, но с ней сейчас спорить бесполезно.
– Нигилистка, – пробурчал Виттельсбах. – Для неё не существует никаких авторитетов
Теодорих затуманился и опустился в кресло у стола.
– Знаешь, наверное, я не стану с ней больше встречаться.
Отец тоже сел и придвинулся ближе.
– Почему, сынок? Из-за её поведения?
– Да. Мне стыдно находиться рядом, когда мы на людях. Она кричит, размахивает руками, бранится. Честное слово, противно.
Конрад задумался.
– А ты с ней объяснялся? – поинтересовался он. – Сказал, что это тебе не нравится?
– Говорил не единожды. Но у Эммы на всё один ответ – это мой стиль. Разве вульгарность может быть стильной?
– Да, плохи дела. Урсула никогда не пыталась держать девчонку в узде, а стоило бы. С такой вседозволенностью Эмма может докатиться и до темноты.
– Именно этого я и боюсь.
Теодорих лёг щекой на руку отца. Тот положил ладонь мальчику на голову и, наклонившись, поцеловал в светлую макушку.
– Ты должен поставить её перед выбором: либо стиль, либо ты.
– Но вдруг она выберет не меня? – не поднимая головы, с отчаянием сказал подросток. – А ты, пап, что сделал бы ты на моём месте?
– Уверен, что встречаться с той, которой стыжусь, не стал бы. И всё же Эмма не просто твоя девушка, она друг. Вспомни, как часто она поддерживала тебя. Не торопись, попробуй поговорить с ней ещё раз.
– Попробую, – вздохнул Теодорих. – Пап, давай лучше обсудим что-нибудь другое?
И разговор перетёк в иное русло.
Только что мы видели наших героев в уже обжитом ими новом мирке. Но месяц назад, когда те только поселились на Шульстрассе, всё было несколько иначе. В отличие от Теодориха, знакомого с прелестями цивилизованной жизни, для Конрада первые дни стали кошмаром. К счастью, маг ещё находился в том возрасте, когда со всем новым, в конце концов, смиряешься, особенно, если оно создаёт непривычные, но приятные удобства.
После того, как маг ухитрился прижечь руку тостером, чуть не отрезать палец электрической хлеборезкой и прокрутить в стиральной машине котёнка, подаренного по человеческому обычаю Эммой на новоселье и, к удивлению, отделавшегося лишь испугом, отношения Конрада с бытовой техникой почти наладились. Чародей уже не пытался уничтожить жужжащую электропосудомойку и убить магией кружащий по комнатам и болтающий с хозяином пылесос, . Иногда по рассеянности он даже отвечал роботу, над чем потом долго смеялся вместе с Теодорихом.
Но более всего Виттельсбаху нравилось такое старинное, но малознакомое ему изобретение, как ванна. В замках омовения совершались либо в колодце, либо путём магического вызова некоего суррогата душа. И то, и другое очищало, но не слишком, что не удовлетворяло чистоплотного мага. А в это огромную, как раз по его росту, лохань, он погружался полностью и наслаждался горячей водой, смывающей как грязь и пот, так и дневную усталость. И Конрад с энтузиазмом соглашался с утверждениями Эммы о полезности почти всех человеческих выдумок, кроме оружия.
Сурового в прошлом мага невозможно было узнать. Он остриг волосы, и волнистые, чёрные с проседью пряди красиво обрамляли помолодевшее лицо. Возобновив тренировки, Виттельсбах вскоре вернул себе форму и прежнюю величественную осанку. Кроме того, волшебник отказался от мрачного цвета одежды, используя её только на «службе», как он называл задания, поручаемые ему время от времени иллюминасом.
Носил Конрад обычные вещи, не брезгуя джинсами и джемперами, которые великолепно смотрелись на ладной фигуре. Магическим способом приходилось создавать лишь рубашки: ни одна из сшитых людьми не выдерживала размаха плеч и налитых мускулов атлета.
С сотворением одежды сначала тоже возникали проблемы. У волшебника, с детства привыкшего к чёрному, пиджаки и рубашки получались в горошек, в цветочек, с кружевами, пока он, наконец, не приспособился к новому стилю и цветовой гамме.
С сыном они жили душа в душу. Первое время мальчик почти не отходил от Конрада. Он забыл друзей, не интересовался книгами и проводил все дни с отцом. Это нравилось чародею, но его беспокоило отсутствие у юного мага собственной жизни. Виттельсбаха несколько утешала мысль, что, скорее всего, со временем это пройдёт, и он не ошибся. Ещё до переезда из Фюрстенберга в Гонзенхайм, Теодорих изредка, а потом всё чаще стал навещать родственников и подругу.
Но даже после смены жилья подростку снились кошмары: он кричал, плакал, и Конраду приходилось забирать его в свою кровать, близость отца успокаивала ребёнка. Чародей расспрашивал мальчика о его снах, тот некоторое время отмалчивался, но, наконец, признался, что еженощно видит смерть Конрада от проклятия. К счастью, детская психика оказалась достаточно гибкой, чтобы справиться со старым и принять новое, и ужасные видения, в конце концов, прекратились.
Маг так баловал сына, что, находись на его месте кто-нибудь другой, он не преминул бы сесть отцу на шею. Но не таков был Теодорих, хорошо помнивший годы отчуждения рядом с мрачным умирающим опекуном. И каждая радостная улыбка Конрада делала подростка безмерно счастливым.
Последнее время мальчика тревожили только последствия проклятия, и он с беспокойством смотрел на лёгкую синеву вокруг губ отца, сигнализирующую о неполадках с сердцем. Совсем излечиться Виттельсбах не мог. Повреждения, нанесённые «инквиетумом», с годами не исчезали, но, благодаря железному когда-то здоровью, оказались не настолько сильны, чтобы вызывать серьёзные приступы.
Конрад старался не вспоминать о страшном для них обоих периоде жизни. И никогда, ни на одном этапе своего существования, он не чувствовал себя таким счастливым и свободным. Камень, носимый чародеем, уверенным в своей судьбе тёмного, благодаря разъяснениям иллюминаса, упал с его плеч. Тео тоже миновала чаша сия. И сейчас оба волшебника – зрелый и юный наслаждались покоем и тихой жизнью без войны, не зная, что готовит им будущее.
Однако снаружи всё казалось безжизненным: на крыльце никто не появлялся, газет новоприбывшим не приносили, гостей они не принимали. Такая таинственность пугала соседей, о загадочном коттедже уже начали ходить сверхъестественные слухи, когда однажды входная дверь открылась, выпуская двоих – высокого темноволосого мужчину лет сорока и мальчика с абсолютно белой шевелюрой: то ли седой, то ли данной природой. Подросток выглядел лет на пятнадцать, он что-то оживлённо говорил своему спутнику, а тот внимательно слушал, кивая головой.
Проигнорировав устремлённые на них взгляды, увлечённые разговором незнакомцы, приблизились к калитке и, как показалось ошеломлённым соседям, прошли сквозь неё. Заметив, наконец, наблюдателей, оба поклонились и, продолжая беседовать, двинулись по направлению к Вальдштрассе.
Куда они исчезли потом, жители окрестных домов так и не поняли, многим показалось, что мужчина и мальчик просто испарились. Конечно, это была иллюзия; нагретый летним солнцем воздух дрожал и плавился над мостовой, создавая миражи. Но, увы, человек склонен объяснять непонятное наиболее сложным образом.
Поэтому, вместо того чтобы утихнуть, сплетни об удивительном соседстве стали обрастать новыми подробностями, и теперь обыватели в один голос твердили, что в доме живут привидения. А виновники переполоха, похоже, не замечали, какой фурор произвели, вплоть до момента, пока не столкнулись с последствиями собственной беспечности.
В один из тёплых вечеров, когда окна здания засветились, небольшая группа горожан, вооружённых распятием, солью и святой водой, решительно направилась к ограде. Но сколько ни пытались растерянные и напуганные люди отворить калитку, та всякий раз оказывалась закрытой и запертой.
Они бились со строптивой преградой уже несколько минут, когда на пороге дома возникла высокая фигура, и в напряжённой тишине, прерываемой натужным пыхтением непрошеных гостей, прозвучал глубокий мягкий баритон:
– Что вам угодно, господа?
Услышав неожиданный оклик, визитёры подпрыгнули. Кто-то шарахнулся прочь, кто-то громко ахнул. А один – немолодой уже человек, решившись, дрожащим голосом произнёс:
– Простите, что я, не зная имени, не могу обратиться к вам как должно, но мы уполномочены с вами поговорить.
– Прошу в дом, – вежливо сказал едва видимый собеседник, махнув рукой в сторону калитки.
Та немедленно открылась, пропуская растерянных людей во двор. Их предводитель шёл, вытянув вперёд руку с крестом, на что таинственный незнакомец, конечно же, обратил внимание.
– Распятие вам не пригодится, – улыбнувшись, проронил он, заставив главу делегации покраснеть, – равно как и святая вода, и прочие атрибуты, которые наверняка найдутся в ваших карманах. Я не вампир, не призрак и не оборотень, а христианин, как и вы. Проходите и располагайтесь.
Но, войдя в гостиную, послы окончательно утратили присутствие духа и мялись у двери, готовые в любую секунду дать стрекача. Тогда их загадочный собеседник взял инициативу в свои руки. Он придвинул к стоящему посредине круглому столу несколько кресел и, сев в одно из них, жестом пригласил остальных последовать его примеру. Те неохотно подчинились.
– В первую очередь, мне хотелось бы выяснить, с кем я имею честь беседовать и чем обязан вашему визиту?
Глава делегированных проглотил застрявший в горле ком и начал:
– Я Манфред Вагнер, мой дом стоит напротив вашего. И мы с этими господами, живущими на Шульштрассе, хотели бы выяснить, кто наши новые соседи, почему они окружили себя такой тайной, и чего нам ожидать в будущем, герр эээ…
– Конрад фон Виттельсбах, – представился хозяин, словно не замечая отвисших челюстей незваных гостей.
И позвал:
– Тео.
В комнату вошёл беловолосый подросток.
– Мой приёмный сын Теодорих фон Рейнштайн. Так что же конкретно вас интересует, господа?
– Эээ… – промямлил Вагнер, – Герр Виттельсбах, вы потомок…
– Я наследник Пфальцско-Баварской ветви дома Виттельсбахов, если вы об этом. Почему мы поселились здесь и ведём себя так, а не иначе, касается только меня и воспитанника. Я принял вас лишь для того, чтобы положить конец досужим вымыслам о наших персонах и покорно просить своих соседей, по возможности, не вмешиваться в нашу частную жизнь, на которую мы, как и вы, уважаемые, имеем полное право.
Несколько растерявшийся от этой вежливой грубости Манфред всё же собрался с духом и продолжил:
– Простите, герр Виттельсбах, что мы потревожили вас, но нам не дают покоя некоторые замеченные всеми странности.
– Например?
– К примеру, калитка, через которую вы проходите, словно вы бесплотны, и которую никто из нас не мог сегодня открыть.
– Всё очень просто, господа. Она заперта на электронный замок. Некоторые издержки научно-технического прогресса.
И хозяин показал потерявшим дар речи посетителям, разглядывающим далеко не роскошную обстановку жилища отпрыска королевской фамилии, маленький пульт.
Вагнер снова сглотнул.
– А ваше исчезновение?
– Исчезновение? – удивился визави.
– Люди видели, как вы с сыном растворились в воздухе недалеко от Вальдштрассе.
– Герр Вагнер, вы, наверное, шутите! Неужели вам неизвестно, как возникают миражи? Особенно в такую жару. Господа, вы современные, здравомыслящие люди, откуда эти отголоски средневековья? Итак, вы хотите знать что-то ещё или же на сегодня достаточно?
– Мы вполне удовлетворены, – растерянно тряся головой, ответил собеседник. – Позвольте откланяться.
Виттельсбах кивнул и встал, провожая гостей. Он снова сделал движение кистью, открывая им путь со двора на улицу, не обратив внимания, что Вагнер, не до конца поверивший его словам, зорко за ним следит. Тот не ошибся, в ладони мужчины не было отмыкающего калитку приспособления, его сжимала другая рука. Обуреваемый сомнениями Манфред и шокированные делегаты от Шульштрассе направились к ожидавшим результатов соседям.
Закрыв дверь за визитёрами, Конрад с тревогой взглянул на сына.
– Кажется, мы оказались несколько беспечны, Тео, и чуть не раскрыли себя.
– Да, не стоило просачиваться сквозь калитку, – смеясь, сказал мальчик.
– Что за бред? Проходить сквозь металл не можем даже мы…
– Я думаю, что защитные заклинания дали такой эффект на фоне жары, папа, – посерьёзнев произнёс подросток. – Визуальный. А вот с пультом здорово получилось. Кстати, чем ты воспользовался?
– Пришлось импровизировать, – отозвался отец. – И пульт вовремя подвернулся под руку. От чего он?
И протянул сыну маленький предмет.
– Это от пылесоса, – взглянув на вещицу, промолвил тот. – Ну-ка, Роберт…
Он нажал кнопку. Круглая щётка, ругаясь на чём свет стоит, выкатилась с базы.
Виттельсбах вытаращил глаза.
– Тео, это ты научил его сквернословию? Зачем?
– Нет, папа, это Эмма запрограммировала. Я пытался её остановить, но с ней сейчас спорить бесполезно.
– Нигилистка, – пробурчал Виттельсбах. – Для неё не существует никаких авторитетов
Теодорих затуманился и опустился в кресло у стола.
– Знаешь, наверное, я не стану с ней больше встречаться.
Отец тоже сел и придвинулся ближе.
– Почему, сынок? Из-за её поведения?
– Да. Мне стыдно находиться рядом, когда мы на людях. Она кричит, размахивает руками, бранится. Честное слово, противно.
Конрад задумался.
– А ты с ней объяснялся? – поинтересовался он. – Сказал, что это тебе не нравится?
– Говорил не единожды. Но у Эммы на всё один ответ – это мой стиль. Разве вульгарность может быть стильной?
– Да, плохи дела. Урсула никогда не пыталась держать девчонку в узде, а стоило бы. С такой вседозволенностью Эмма может докатиться и до темноты.
– Именно этого я и боюсь.
Теодорих лёг щекой на руку отца. Тот положил ладонь мальчику на голову и, наклонившись, поцеловал в светлую макушку.
– Ты должен поставить её перед выбором: либо стиль, либо ты.
– Но вдруг она выберет не меня? – не поднимая головы, с отчаянием сказал подросток. – А ты, пап, что сделал бы ты на моём месте?
– Уверен, что встречаться с той, которой стыжусь, не стал бы. И всё же Эмма не просто твоя девушка, она друг. Вспомни, как часто она поддерживала тебя. Не торопись, попробуй поговорить с ней ещё раз.
– Попробую, – вздохнул Теодорих. – Пап, давай лучше обсудим что-нибудь другое?
И разговор перетёк в иное русло.
Только что мы видели наших героев в уже обжитом ими новом мирке. Но месяц назад, когда те только поселились на Шульстрассе, всё было несколько иначе. В отличие от Теодориха, знакомого с прелестями цивилизованной жизни, для Конрада первые дни стали кошмаром. К счастью, маг ещё находился в том возрасте, когда со всем новым, в конце концов, смиряешься, особенно, если оно создаёт непривычные, но приятные удобства.
После того, как маг ухитрился прижечь руку тостером, чуть не отрезать палец электрической хлеборезкой и прокрутить в стиральной машине котёнка, подаренного по человеческому обычаю Эммой на новоселье и, к удивлению, отделавшегося лишь испугом, отношения Конрада с бытовой техникой почти наладились. Чародей уже не пытался уничтожить жужжащую электропосудомойку и убить магией кружащий по комнатам и болтающий с хозяином пылесос, . Иногда по рассеянности он даже отвечал роботу, над чем потом долго смеялся вместе с Теодорихом.
Но более всего Виттельсбаху нравилось такое старинное, но малознакомое ему изобретение, как ванна. В замках омовения совершались либо в колодце, либо путём магического вызова некоего суррогата душа. И то, и другое очищало, но не слишком, что не удовлетворяло чистоплотного мага. А в это огромную, как раз по его росту, лохань, он погружался полностью и наслаждался горячей водой, смывающей как грязь и пот, так и дневную усталость. И Конрад с энтузиазмом соглашался с утверждениями Эммы о полезности почти всех человеческих выдумок, кроме оружия.
Сурового в прошлом мага невозможно было узнать. Он остриг волосы, и волнистые, чёрные с проседью пряди красиво обрамляли помолодевшее лицо. Возобновив тренировки, Виттельсбах вскоре вернул себе форму и прежнюю величественную осанку. Кроме того, волшебник отказался от мрачного цвета одежды, используя её только на «службе», как он называл задания, поручаемые ему время от времени иллюминасом.
Носил Конрад обычные вещи, не брезгуя джинсами и джемперами, которые великолепно смотрелись на ладной фигуре. Магическим способом приходилось создавать лишь рубашки: ни одна из сшитых людьми не выдерживала размаха плеч и налитых мускулов атлета.
С сотворением одежды сначала тоже возникали проблемы. У волшебника, с детства привыкшего к чёрному, пиджаки и рубашки получались в горошек, в цветочек, с кружевами, пока он, наконец, не приспособился к новому стилю и цветовой гамме.
С сыном они жили душа в душу. Первое время мальчик почти не отходил от Конрада. Он забыл друзей, не интересовался книгами и проводил все дни с отцом. Это нравилось чародею, но его беспокоило отсутствие у юного мага собственной жизни. Виттельсбаха несколько утешала мысль, что, скорее всего, со временем это пройдёт, и он не ошибся. Ещё до переезда из Фюрстенберга в Гонзенхайм, Теодорих изредка, а потом всё чаще стал навещать родственников и подругу.
Но даже после смены жилья подростку снились кошмары: он кричал, плакал, и Конраду приходилось забирать его в свою кровать, близость отца успокаивала ребёнка. Чародей расспрашивал мальчика о его снах, тот некоторое время отмалчивался, но, наконец, признался, что еженощно видит смерть Конрада от проклятия. К счастью, детская психика оказалась достаточно гибкой, чтобы справиться со старым и принять новое, и ужасные видения, в конце концов, прекратились.
Маг так баловал сына, что, находись на его месте кто-нибудь другой, он не преминул бы сесть отцу на шею. Но не таков был Теодорих, хорошо помнивший годы отчуждения рядом с мрачным умирающим опекуном. И каждая радостная улыбка Конрада делала подростка безмерно счастливым.
Последнее время мальчика тревожили только последствия проклятия, и он с беспокойством смотрел на лёгкую синеву вокруг губ отца, сигнализирующую о неполадках с сердцем. Совсем излечиться Виттельсбах не мог. Повреждения, нанесённые «инквиетумом», с годами не исчезали, но, благодаря железному когда-то здоровью, оказались не настолько сильны, чтобы вызывать серьёзные приступы.
Конрад старался не вспоминать о страшном для них обоих периоде жизни. И никогда, ни на одном этапе своего существования, он не чувствовал себя таким счастливым и свободным. Камень, носимый чародеем, уверенным в своей судьбе тёмного, благодаря разъяснениям иллюминаса, упал с его плеч. Тео тоже миновала чаша сия. И сейчас оба волшебника – зрелый и юный наслаждались покоем и тихой жизнью без войны, не зная, что готовит им будущее.
Глава II
С момента описанных событий миновало немногим более полугода, наступил апрель. В замке Либенштайн собрались члены «Филии луцис» из Германии и нескольких других стран. Иллюминас намеревался сообщить нечто важное, тревога звучала в его «вокаре». Конрада зов нашёл в Ватикане, и чародей немедленно субвертировал на родину.
Лёвенштайн выглядел обеспокоенным, но начал с мелких дел и поручений, не имеющих большой срочности, а всего лишь рекомендуемых к исполнению. А потом перешёл к миссии, порученой им Виттельсбаху.
Уже некоторое время после смерти Майделя ждали появления нового дукса, хотя слухи, наполняющие волшебный мир, давали надежду, что на стороне тёмных пока нет колдуна, способного возглавить слуг ночи. Но поступали и иные сведения, которые иллюминас считал нужным всякий раз проверять.
– Из своих источников я узнал, что в Италии поднимает голову «Серви ноктис», – сказал он. – Там объявился новый вожак, о котором мы пока ничего не знаем. Конрад побывал в Риме. У тебя есть, что рассказать, сынок?
Маг тряхнул головой.
– Ложная тревога, Рудольф. Есть там один, называющий себя Джузеппе Гарибальди, к которому прислушиваются итальянские сервиноктисы. Слабенькая копия Морсатра с такой же любовью к внешним эффектам, можно судить по имени, но силы никакой, с ним справится даже ребёнок. Единственное, что равняет его с Майделем – дар стратега. Когда появится настоящий дукс, он наверняка использует этот талант.
– А ты специально отправляешься на задания в чёрном? – спросил Фёдоров. – Чтобы расположить к себе противника?
Виттельсбах удивлённо осмотрел свою одежду.
– Вовсе нет, это привычка.
– Хороший тактический ход – твоя привычка, – с улыбкой сказал русский.
– Ну, и вопросы у вас, герр Фёдорофф, – заметил один из филиев – Феликс Хоффманн. – Нет бы по существу…
– По существу, Феликс, всё и так ясно, – промолвил иллюминас. – Италии нам опасаться не стоит. И сейчас мы поговорим о другой, более серьёзной проблеме.
Лёвенштайн помолчал, собираясь с мыслями, и начал:
– Несколько веков назад сильнейший в истории дукс Герье, предчувствуя кончину, создал артефакт, куда вложил свою магию, и отправил его в глубины космоса. По предсказаниям предмет должен вернуться на Землю в этом году.
– И в чём фокус? – поинтересовался тёзка Виттельсбаха – Конрад Зайденберг.
– А в том, дети мои, – откликнулся Лёвенштайн, – что Герье был очень беспринципным и жестоким колдуном. «Серви ноктис» во времена его правления подмяла под себя филиев, поскольку дукс оказался непобедим. Секрет заключался в том, что никто не знал, каким колдовством он пользуется. Рождённый от человеческой женщины и мага Герье вырос среди людей, но и без руководства сумел реализовать свой потенциал.
– Минутку, Рудольф, – заинтересовался Виттельсбах, – получается, если волшебник живёт вне сообщества, он всё равно может научиться колдовать, без обучения?
– Может, Конрад. Хотя способны на это только самые сильные. И их магия отличается от нашей: другие заклинания, иная знаковая система, незнакомая энергетика. Многие становятся ясновидящими или целителями, и лишь некоторые приходят к нам, как когда-то Герье.
Фёдоров нахмурился.
– То есть, если его сила окажется на Земле и очутится не в тех руках…
– Да, попади она к любому сильному магу из тёмных, и нас ждёт повторение истории. «Филии луцис» не могла восстановиться потом около двух столетий.
Раздался потрясённый вздох.
– Вот почему с того времени, – продолжал иллюминас, – мы не позволяем взрослым магам, самостоятельно взрастившим себя, ступать на нашу территорию. Это негласное правило, именуемое «законом Герье».
Конрад подумал о сыне – своём и Марии. По его подсчётам тому некоторое время назад исполнилось пятнадцать. Сила магии достигает своего пика к совершеннолетию. Ещё три года, и возможность воссоединиться с мальчиком для Виттельсбаха будет потеряна.
– Выходит, – словно услышав мысли чародея, поинтересовался Хоффман, – если среди людей живут мои кроха-сын или дочь, то после их восемнадцатилетия нам друг с другом уже не встретиться?
– Видимо, да. Я размышлял сейчас об этом, – опередив Лёвенштайна, отозвался Конрад. – В моей жизни был период, мягко говоря, непотребный, которого я стыжусь до сих пор. И у меня мелькнула мысль: сколько вот таких крох я оставил после себя в человеческом мире? А если они получили от меня в наследство магический дар, что же, получается, я натворил?
– Пару десятков маленьких Виттельсбахов, ставших инквиетумами. – хмыкнул собеседник.
– Вот это новость! – удивился Владимир. – Ты и непотребство, по-моему, несовместимы.
– Это сейчас, – усмехнулся Виттельсбах. – Но в юности многие ведут себя не слишком разумно.
– И сколько же дам ты облагодетельствовал?
Маг покраснел.
– Да я тогда со счёта сбился.
Присутствующее на сборе мужское большинство ударилось в веселье, окончательно смутив чародея. Но представительницы слабого пола глядели сердито.
– Вы, мужчины, думаете только о собственных желаниях, – зло сказала одна из них – Лена Реггель. – Никакого уважения к женщинам.
– Ну, что ты, Лена!
Иллюминас ласково посмотрел на возмущенную волшебницу.
– Не преувеличивай. Среди магов вы – на вес золота. Нас с детства учат относиться к вам трепетно, потому что вас гораздо меньше, чем мужчин.
– Ну, да, – гневно раздувая ноздри, ответила она, – ещё бы. Мы же нужны для продолжения рода, чтобы волшебники не вымерли…
– И поэтому вы, фройляйн Реггель, присутствуете на военном совете, имея равные с мужчинами права? – перебил ту Конрад. – Мы только что выяснили: продолжить род маги могут и с людьми, так что, простите, если я покажусь грубым, но вы, скорее, реликты, с которых мы сдуваем пылинки и закрываем грудью в бою.
Женщина не сумела возразить и обиженно замолчала.
– А тебе известно, сколько твоих отпрысков осталось среди людей? – допытывался Фёдоров.
– Знаю только об одном. И я потерял их с матерью сразу после его рождения.
Иллюминас постучал костяшками пальцев по столу.
– Мы забыли о главном, господа. Если артефакт вернётся на Землю, филии должны найти его первыми. Нужно подключить всех: мужчин, женщин, подростков…
– Подростков?!
Виттельсбах вскочил.
– Рудольф, встреча с такой мощью опасна и для взрослого волшебника, а ребёнок будет обречён!
– Я не требую, сынок, чтобы они хватали этот предмет и бежали сюда. Просто ребята часто бывают там, куда мы – взрослые даже не додумаемся заглянуть. Они могут увидеть что-то необычное и…
– Если бы ещё знать, как он выглядит – этот артефакт, – вздохнул Владимир.
– Увы, нам это неизвестно. Но я не думаю, что Герье стал бы прятать свое главное достояние в рваный башмак. Скорее всего, это нечто особенное, хотя, возможно, и не привлекающее внимания. Конрад, ты можешь поговорить со своими детьми, я имею в виду…
– Я боюсь за них, Рудольф. У Эммы переходный возраст, она никого не слушает, и, несмотря на все увещевания, может попытаться принести артефакт сюда. Лучше, чтобы девочка ничего не знала.
Иллюминас хмыкнул.
– И Хельмут Рогге не слишком сообразителен, так? Хорошо, предупреди хотя бы Теодориха. Он умный и ответственный мальчик и не пойдёт против воли отца.
– Хорошо.
– Что ж, задача ясна. Учтите, в «Серви ноктис» тоже знают о предсказании и, конечно, станут искать артефакт. Мы должны обнаружить магию Герье раньше тёмных, чтобы на планете не воцарился мрак.
Конрад кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Думаю, стоит организовать внеочередной международный сбор филиев. Чем скорее мы начнём действовать, тем меньше шансов останется у сервиноктисов.
– Согласен. И прошу всех вас этим заняться. Собираем волшебников через неделю здесь же. Все свободны, до встречи.
Маги по одному и группами начали исчезать, а Виттельсбах с Фёдоровым вышли в коридор.
– Как складываются ваши отношения с Тео? – полюбопытствовал Владимир.
– Мальчик в детстве недополучил ласки и нередко ведёт себя несоответственно своему возрасту. Порой кажется, что ему не более пяти-шести лет. В остальном же всё в порядке.
– У нас говорят: «ласковый, как жеребёнок», – задумчиво изрёк русский. – И какова твоя реакция?
– Я получаю удовольствие, наверное, потому, что в своё время мне тоже не хватало внимания, – усмехаясь, ответствовал чародей.
– Дополняете друг друга? – с лукавинкой справился Фёдоров.
– И вполне гармонично. Может, заглянешь к нам, Вальдемар? Теодорих уже не раз вспоминал о тебе.
– Чуть позже, хорошо. Сначала я должен оповестить братьев-славян о сборе и денёк передохнуть. Тяжело стали даваться субвертаты. Возраст.
– Рано начинаешь пристариваться. Но я тебя понимаю, – ответил Конрад, вспомнив о проклятии «инквиетума».
Владимир тоже подумал об этом.
– Сердце-то не беспокоит? – поинтересовался он.
– Бывает. Но за всё это время – ни одного серьёзного случая.
– Тебе очень повезло. Ты эту жабу в себе почти два года носил, чуть ли не предельный срок. Всё могло бы кончиться гораздо хуже. Ладно, я исчезаю, дня через три жди гостя.
Фёдоров ушёл в марево, а Виттельсбах переместился домой.
Теодориха не было. Конрад посмотрел на часы. Нет, всё нормально, половина девятого вечера. Мальчик редко задерживался дольше десяти, и времени оставалось достаточно. Чародей взял книгу и зачитался.
Когда он в следующий раз поднял глаза, то вскочил, как ужаленный. Одиннадцать! Мучительное беспокойство охватило мага. С каждой проходящей минутой тревога нарастала, пока, наконец, не превратилась в панику. Двенадцать! Половина первого!
До этого Конрад не пользовался зовом, чтобы разыскать сына. Он считал, что не имеет права вмешиваться в его личную жизнь. Но сейчас не выдержал и послал «вокаре». Прошло ещё десять минут, мальчик не появлялся. Пытаясь собраться и спокойно обдумать последующие действия, чародей сел в кресло, обхватив голову руками, но успокоиться не мог. Его трясло, а в голове мелькали картины одна страшнее другой. И тут прозвучало тихое:
– Папа…
Виттельсбах резко повернулся на голос, а Теодорих бросился к нему и, обнимая дрожащего отца, гладил его по лицу, повторяя:
– Прости, папа, прости! Я совсем забыл о времени. Этого больше не повторится. Пожалуйста, успокойся!
Конрад крепко прижимал ребёнка к себе, словно опасаясь, что тот снова исчезнет.
– Как ты меня напугал, сынок! – наконец, смог вымолвить он. – Я боялся, что с тобой случилась беда.
– Почему ты не позвал меня раньше? – попенял мальчик.
– Я не хочу вмешиваться в твои дела, Тео.
– Ты имеешь на это полное право, – ответил тот, притягивая к себе тяжёлую руку отца. – Я обязан тебе жизнью, я – твоё творение, и собираюсь строить своё будущее вокруг тебя. Поэтому ты должен всё обо мне знать.
Они долго сидели в молчании, наслаждаясь обществом друг друга, пока не заснули прямо в кресле.
Пробудился Конрад от физического дискомфорта, тело затекло в неудобной позе. Теодорих, разметавшись у него на коленях, улыбался во сне. Маг тоже усмехнулся и, восстановив кровообращение в руках и ногах, чтобы не уронить мальчика, отнёс того в кровать и сел рядом.
Сна не было, были думы. Размышляя о прошлом, чародей вновь мучился, глядя на ребёнка, которого чуть не лишил детства. Дети не должны страдать по вине взрослого. Хорошо, что у Тео оказалась достаточно крепкая нервная организация, и он сумел всё забыть, простить и начать жизнь с чистого листа.
Виттельсбах мысленно вернулся к затронутой на сборе филиев проблеме и вспомнил об исчезнувшей когда-то Марии. Реггель не ошибалась, по отношению к женщинам большинство мужчин вели себя нечестно, и Конрад не стал исключением.
Зачем он дал девушке ложную надежду, прекрасно понимая, что не сможет остаться с нею навсегда? Почему пренебрёг осторожностью и позволил появиться на свет бастарду? И почему, наконец, считая себя порядочным человеком, не прикрыл совершённый грех браком?
Бастард – внебрачный сын от женщины неблагородного или незнатного происхождения. Здесь – именно незаконнорожденный ребёнок.
Нет, эти поступки нельзя оправдать ни юностью, не настолько он был юн, ни глупостью, как он пытался. А если его ребёнок родился волшебником? Есть пара лет, чтобы отыскать его и обучить. И тогда тот станет полноценным членом магического сообщества. Но реально ли за два года сделать то, что Виттельсбах не успел за все предыдущие?
Конрад снова взглянул на Теодориха. Мальчик хмурил брови, словно подслушав его мысли.
– Прекрати это! – решительно сказал себе маг. – Как бы ты ни был виноват, прошлое пусть останется в прошлом. Я не позволю унынию вновь взять надо мной верх. У меня есть сын, я нужен ему, и всё остальное должно отступить перед этим!
Наклонившись, он поцеловал Тео в лоб, отчего тот снова заулыбался, и, усилием воли выбросив из головы тяжёлые мысли, отправился спать. Перед тем, как лечь, маг выглянул в окно и увидел Манфреда Вагнера, наблюдавшего за их домом.
– Надо же, как мы его зацепили, – подумал чародей. – Покоя не знает старичок, всё надеется увидеть что-нибудь необычное. Надо будет предоставить ему такую возможность.
И, придя в хорошее настроение, Конрад отправился на встречу с Морфеем.
Лёвенштайн выглядел обеспокоенным, но начал с мелких дел и поручений, не имеющих большой срочности, а всего лишь рекомендуемых к исполнению. А потом перешёл к миссии, порученой им Виттельсбаху.
Уже некоторое время после смерти Майделя ждали появления нового дукса, хотя слухи, наполняющие волшебный мир, давали надежду, что на стороне тёмных пока нет колдуна, способного возглавить слуг ночи. Но поступали и иные сведения, которые иллюминас считал нужным всякий раз проверять.
– Из своих источников я узнал, что в Италии поднимает голову «Серви ноктис», – сказал он. – Там объявился новый вожак, о котором мы пока ничего не знаем. Конрад побывал в Риме. У тебя есть, что рассказать, сынок?
Маг тряхнул головой.
– Ложная тревога, Рудольф. Есть там один, называющий себя Джузеппе Гарибальди, к которому прислушиваются итальянские сервиноктисы. Слабенькая копия Морсатра с такой же любовью к внешним эффектам, можно судить по имени, но силы никакой, с ним справится даже ребёнок. Единственное, что равняет его с Майделем – дар стратега. Когда появится настоящий дукс, он наверняка использует этот талант.
– А ты специально отправляешься на задания в чёрном? – спросил Фёдоров. – Чтобы расположить к себе противника?
Виттельсбах удивлённо осмотрел свою одежду.
– Вовсе нет, это привычка.
– Хороший тактический ход – твоя привычка, – с улыбкой сказал русский.
– Ну, и вопросы у вас, герр Фёдорофф, – заметил один из филиев – Феликс Хоффманн. – Нет бы по существу…
– По существу, Феликс, всё и так ясно, – промолвил иллюминас. – Италии нам опасаться не стоит. И сейчас мы поговорим о другой, более серьёзной проблеме.
Лёвенштайн помолчал, собираясь с мыслями, и начал:
– Несколько веков назад сильнейший в истории дукс Герье, предчувствуя кончину, создал артефакт, куда вложил свою магию, и отправил его в глубины космоса. По предсказаниям предмет должен вернуться на Землю в этом году.
– И в чём фокус? – поинтересовался тёзка Виттельсбаха – Конрад Зайденберг.
– А в том, дети мои, – откликнулся Лёвенштайн, – что Герье был очень беспринципным и жестоким колдуном. «Серви ноктис» во времена его правления подмяла под себя филиев, поскольку дукс оказался непобедим. Секрет заключался в том, что никто не знал, каким колдовством он пользуется. Рождённый от человеческой женщины и мага Герье вырос среди людей, но и без руководства сумел реализовать свой потенциал.
– Минутку, Рудольф, – заинтересовался Виттельсбах, – получается, если волшебник живёт вне сообщества, он всё равно может научиться колдовать, без обучения?
– Может, Конрад. Хотя способны на это только самые сильные. И их магия отличается от нашей: другие заклинания, иная знаковая система, незнакомая энергетика. Многие становятся ясновидящими или целителями, и лишь некоторые приходят к нам, как когда-то Герье.
Фёдоров нахмурился.
– То есть, если его сила окажется на Земле и очутится не в тех руках…
– Да, попади она к любому сильному магу из тёмных, и нас ждёт повторение истории. «Филии луцис» не могла восстановиться потом около двух столетий.
Раздался потрясённый вздох.
– Вот почему с того времени, – продолжал иллюминас, – мы не позволяем взрослым магам, самостоятельно взрастившим себя, ступать на нашу территорию. Это негласное правило, именуемое «законом Герье».
Конрад подумал о сыне – своём и Марии. По его подсчётам тому некоторое время назад исполнилось пятнадцать. Сила магии достигает своего пика к совершеннолетию. Ещё три года, и возможность воссоединиться с мальчиком для Виттельсбаха будет потеряна.
– Выходит, – словно услышав мысли чародея, поинтересовался Хоффман, – если среди людей живут мои кроха-сын или дочь, то после их восемнадцатилетия нам друг с другом уже не встретиться?
– Видимо, да. Я размышлял сейчас об этом, – опередив Лёвенштайна, отозвался Конрад. – В моей жизни был период, мягко говоря, непотребный, которого я стыжусь до сих пор. И у меня мелькнула мысль: сколько вот таких крох я оставил после себя в человеческом мире? А если они получили от меня в наследство магический дар, что же, получается, я натворил?
– Пару десятков маленьких Виттельсбахов, ставших инквиетумами. – хмыкнул собеседник.
– Вот это новость! – удивился Владимир. – Ты и непотребство, по-моему, несовместимы.
– Это сейчас, – усмехнулся Виттельсбах. – Но в юности многие ведут себя не слишком разумно.
– И сколько же дам ты облагодетельствовал?
Маг покраснел.
– Да я тогда со счёта сбился.
Присутствующее на сборе мужское большинство ударилось в веселье, окончательно смутив чародея. Но представительницы слабого пола глядели сердито.
– Вы, мужчины, думаете только о собственных желаниях, – зло сказала одна из них – Лена Реггель. – Никакого уважения к женщинам.
– Ну, что ты, Лена!
Иллюминас ласково посмотрел на возмущенную волшебницу.
– Не преувеличивай. Среди магов вы – на вес золота. Нас с детства учат относиться к вам трепетно, потому что вас гораздо меньше, чем мужчин.
– Ну, да, – гневно раздувая ноздри, ответила она, – ещё бы. Мы же нужны для продолжения рода, чтобы волшебники не вымерли…
– И поэтому вы, фройляйн Реггель, присутствуете на военном совете, имея равные с мужчинами права? – перебил ту Конрад. – Мы только что выяснили: продолжить род маги могут и с людьми, так что, простите, если я покажусь грубым, но вы, скорее, реликты, с которых мы сдуваем пылинки и закрываем грудью в бою.
Женщина не сумела возразить и обиженно замолчала.
– А тебе известно, сколько твоих отпрысков осталось среди людей? – допытывался Фёдоров.
– Знаю только об одном. И я потерял их с матерью сразу после его рождения.
Иллюминас постучал костяшками пальцев по столу.
– Мы забыли о главном, господа. Если артефакт вернётся на Землю, филии должны найти его первыми. Нужно подключить всех: мужчин, женщин, подростков…
– Подростков?!
Виттельсбах вскочил.
– Рудольф, встреча с такой мощью опасна и для взрослого волшебника, а ребёнок будет обречён!
– Я не требую, сынок, чтобы они хватали этот предмет и бежали сюда. Просто ребята часто бывают там, куда мы – взрослые даже не додумаемся заглянуть. Они могут увидеть что-то необычное и…
– Если бы ещё знать, как он выглядит – этот артефакт, – вздохнул Владимир.
– Увы, нам это неизвестно. Но я не думаю, что Герье стал бы прятать свое главное достояние в рваный башмак. Скорее всего, это нечто особенное, хотя, возможно, и не привлекающее внимания. Конрад, ты можешь поговорить со своими детьми, я имею в виду…
– Я боюсь за них, Рудольф. У Эммы переходный возраст, она никого не слушает, и, несмотря на все увещевания, может попытаться принести артефакт сюда. Лучше, чтобы девочка ничего не знала.
Иллюминас хмыкнул.
– И Хельмут Рогге не слишком сообразителен, так? Хорошо, предупреди хотя бы Теодориха. Он умный и ответственный мальчик и не пойдёт против воли отца.
– Хорошо.
– Что ж, задача ясна. Учтите, в «Серви ноктис» тоже знают о предсказании и, конечно, станут искать артефакт. Мы должны обнаружить магию Герье раньше тёмных, чтобы на планете не воцарился мрак.
Конрад кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Думаю, стоит организовать внеочередной международный сбор филиев. Чем скорее мы начнём действовать, тем меньше шансов останется у сервиноктисов.
– Согласен. И прошу всех вас этим заняться. Собираем волшебников через неделю здесь же. Все свободны, до встречи.
Маги по одному и группами начали исчезать, а Виттельсбах с Фёдоровым вышли в коридор.
– Как складываются ваши отношения с Тео? – полюбопытствовал Владимир.
– Мальчик в детстве недополучил ласки и нередко ведёт себя несоответственно своему возрасту. Порой кажется, что ему не более пяти-шести лет. В остальном же всё в порядке.
– У нас говорят: «ласковый, как жеребёнок», – задумчиво изрёк русский. – И какова твоя реакция?
– Я получаю удовольствие, наверное, потому, что в своё время мне тоже не хватало внимания, – усмехаясь, ответствовал чародей.
– Дополняете друг друга? – с лукавинкой справился Фёдоров.
– И вполне гармонично. Может, заглянешь к нам, Вальдемар? Теодорих уже не раз вспоминал о тебе.
– Чуть позже, хорошо. Сначала я должен оповестить братьев-славян о сборе и денёк передохнуть. Тяжело стали даваться субвертаты. Возраст.
– Рано начинаешь пристариваться. Но я тебя понимаю, – ответил Конрад, вспомнив о проклятии «инквиетума».
Владимир тоже подумал об этом.
– Сердце-то не беспокоит? – поинтересовался он.
– Бывает. Но за всё это время – ни одного серьёзного случая.
– Тебе очень повезло. Ты эту жабу в себе почти два года носил, чуть ли не предельный срок. Всё могло бы кончиться гораздо хуже. Ладно, я исчезаю, дня через три жди гостя.
Фёдоров ушёл в марево, а Виттельсбах переместился домой.
Теодориха не было. Конрад посмотрел на часы. Нет, всё нормально, половина девятого вечера. Мальчик редко задерживался дольше десяти, и времени оставалось достаточно. Чародей взял книгу и зачитался.
Когда он в следующий раз поднял глаза, то вскочил, как ужаленный. Одиннадцать! Мучительное беспокойство охватило мага. С каждой проходящей минутой тревога нарастала, пока, наконец, не превратилась в панику. Двенадцать! Половина первого!
До этого Конрад не пользовался зовом, чтобы разыскать сына. Он считал, что не имеет права вмешиваться в его личную жизнь. Но сейчас не выдержал и послал «вокаре». Прошло ещё десять минут, мальчик не появлялся. Пытаясь собраться и спокойно обдумать последующие действия, чародей сел в кресло, обхватив голову руками, но успокоиться не мог. Его трясло, а в голове мелькали картины одна страшнее другой. И тут прозвучало тихое:
– Папа…
Виттельсбах резко повернулся на голос, а Теодорих бросился к нему и, обнимая дрожащего отца, гладил его по лицу, повторяя:
– Прости, папа, прости! Я совсем забыл о времени. Этого больше не повторится. Пожалуйста, успокойся!
Конрад крепко прижимал ребёнка к себе, словно опасаясь, что тот снова исчезнет.
– Как ты меня напугал, сынок! – наконец, смог вымолвить он. – Я боялся, что с тобой случилась беда.
– Почему ты не позвал меня раньше? – попенял мальчик.
– Я не хочу вмешиваться в твои дела, Тео.
– Ты имеешь на это полное право, – ответил тот, притягивая к себе тяжёлую руку отца. – Я обязан тебе жизнью, я – твоё творение, и собираюсь строить своё будущее вокруг тебя. Поэтому ты должен всё обо мне знать.
Они долго сидели в молчании, наслаждаясь обществом друг друга, пока не заснули прямо в кресле.
Пробудился Конрад от физического дискомфорта, тело затекло в неудобной позе. Теодорих, разметавшись у него на коленях, улыбался во сне. Маг тоже усмехнулся и, восстановив кровообращение в руках и ногах, чтобы не уронить мальчика, отнёс того в кровать и сел рядом.
Сна не было, были думы. Размышляя о прошлом, чародей вновь мучился, глядя на ребёнка, которого чуть не лишил детства. Дети не должны страдать по вине взрослого. Хорошо, что у Тео оказалась достаточно крепкая нервная организация, и он сумел всё забыть, простить и начать жизнь с чистого листа.
Виттельсбах мысленно вернулся к затронутой на сборе филиев проблеме и вспомнил об исчезнувшей когда-то Марии. Реггель не ошибалась, по отношению к женщинам большинство мужчин вели себя нечестно, и Конрад не стал исключением.
Зачем он дал девушке ложную надежду, прекрасно понимая, что не сможет остаться с нею навсегда? Почему пренебрёг осторожностью и позволил появиться на свет бастарду? И почему, наконец, считая себя порядочным человеком, не прикрыл совершённый грех браком?
Бастард – внебрачный сын от женщины неблагородного или незнатного происхождения. Здесь – именно незаконнорожденный ребёнок.
Нет, эти поступки нельзя оправдать ни юностью, не настолько он был юн, ни глупостью, как он пытался. А если его ребёнок родился волшебником? Есть пара лет, чтобы отыскать его и обучить. И тогда тот станет полноценным членом магического сообщества. Но реально ли за два года сделать то, что Виттельсбах не успел за все предыдущие?
Конрад снова взглянул на Теодориха. Мальчик хмурил брови, словно подслушав его мысли.
– Прекрати это! – решительно сказал себе маг. – Как бы ты ни был виноват, прошлое пусть останется в прошлом. Я не позволю унынию вновь взять надо мной верх. У меня есть сын, я нужен ему, и всё остальное должно отступить перед этим!
Наклонившись, он поцеловал Тео в лоб, отчего тот снова заулыбался, и, усилием воли выбросив из головы тяжёлые мысли, отправился спать. Перед тем, как лечь, маг выглянул в окно и увидел Манфреда Вагнера, наблюдавшего за их домом.
– Надо же, как мы его зацепили, – подумал чародей. – Покоя не знает старичок, всё надеется увидеть что-нибудь необычное. Надо будет предоставить ему такую возможность.
И, придя в хорошее настроение, Конрад отправился на встречу с Морфеем.
Глава III
Фёдоров, как и обещал, появился через три дня. Взвизгнув от восторга, Теодорих повис на шее великана, а тот, по своему обыкновению, тискал мальчика, радуясь встрече. Виттельсбах, улыбаясь, пригласил гостя к столу.
– Нет, не зря я жаловался на возраст, Конрад, – говорил другу Владимир. – Позавчера, отправившись с сообщением в Болгарию, я махнул мимо Софии и оказался в Казичене, а сегодня, направляясь сюда, пролетел в Майнц.
Казичене – село в Болгарии близ столицы – Софии.
– Ошибаешься, Вальдемар, – засмеялся волшебник, – это не старость, а всего лишь топографический кретинизм. Тебе же нет и шестидесяти, для мага – самый расцвет.
– Где ты слов таких понабрался? – наигранно обиженно спросил чародей. – Кретином назвал…
– Это термин такой, не сердись. Ты и раньше частенько промахивался, вспомни. Сил-то много, а точное направление не определяешь.
Фёдоров недовольно смотрел на друга.
– Ох, не идёт тебе на пользу жизнь среди людей. Вредный стал.
– Здесь она комфортнее. А ты не хочешь поменять Муромцево на что-нибудь более современное, благо сейчас безопасно?
– Ну, уж нет. Я привык к замку, да и предка стоит уважить. Зря что ли Храповицкий создавал этот артефакт.
– Кстати, а что случилось с твоим прадедом, куда он делся?
– Революция случилась, вот он и не усидел. Волшебник – не волшебник, а против стихийной силы не попрёшь, она пострашнее тёмного колдовства будет. Умер бедолага за границей, непонятным образом растеряв всю магию, в нищете и горе.
– Насколько я знаю, он был тёмным. Почему же ты – светлый? И почему Фёдоров?
– Я по женской линии наследник, а со стороны матери все филии. Да и Храповицкий смертями направо-налево не раскидывался, совесть имел. Случись тогда иллюминасом наш Рудольф, быть бы тёзке моему Владимиру Семёновичу светлым, убедил бы его Лёвенштайн.
– Обязательно, – хихикнул Тео, – если уж папа согласился…
– Даа, отец твой упрям, хоть кол ему на голове теши.
Конрад покраснел.
– Ругайте, ругайте. Поделом мне. Впредь буду умнее.
Фёдоров внимательно посмотрел на него и, увидев, что встревожил память друга, перевёл разговор на другое.
– Похоже, что дукса нам в ближайшее время не видать. И, слава богу. Если уж на то пошло, Морсатр был не лучше Герье.
Виттельсбах опустил голову, не желая поддерживать разговор.
– Что с тобой, Конрад? – обеспокоенно спросил Владимир.
Маг посмотрел на товарища.
– Вальдемар, мне его не хватает.
– Да ты что такое говоришь?!
– Я ничего не могу с этим поделать. Словно у меня отрезали кусок души. Я даже не знал, насколько любил Вольфа, пока тот не умер.
Фёдоров выглядел ошеломлённым.
– Но ведь этот монстр чуть не погубил тебя. Его злодейства…
– Он не прирождённый злодей, – прервал Фёдорова Виттельсбах. – Когда-то ему покалечили душу, и он, не сумев справиться с болью, ушёл во тьму. Вольф, как и я, страдал от душевной болезни, но никто не попытался ему помочь. И я виноват в этом не меньше, если не больше, других. С двенадцати лет Майдель носил маску, ставшую, в конце концов, его истинным лицом, и мне уже никогда не узнать, каков он – настоящий.
Фёдоров недоумевающе качал головой, а мальчик примолк, сидел, не поднимая глаз.
– Я не понимаю тебя, – наконец, сказал Владимир. – Не обижайся, но либо ты слишком благороден, либо, прости ещё раз, глуп. Тебе надо порвать с прошлым раз и навсегда, отрезать и забыть.
– Что я и сделал. Мне удалось стереть всё, кроме Майделя. Он преследует меня.
В наступившей напряжённой тишине прозвучал шёпот Теодориха:
– Папа, прости!
Вынырнув из глубин переживаний, Конрад взглянул на подростка, и глаза его наполнились ужасом, когда он осознал, за что тот извиняется. Как же он мог так ударить сына!
– Тео, сынок, ты не виноват! Извини, я не имел права это говорить!
– Я его убил…
– Тихо вы оба! – прикрикнул Фёдоров. – Вы друг друга должны держаться и боли не причинять. Особенно ради мертвеца, которого не воскресить.
– Ты прав…
Поднявшись, Конрад обнял ребёнка.
– Ну, вот и славно, – довольно сказал Владимир.
И добавил немного смущённо:
– А я тут на старости лет стихи свои издавать начал, представляете. Хотите, почитаю?
– Хотим, – с энтузиазмом согласились оба мага, радуясь смене темы.
Фёдоров крякнул и принялся декламировать:
«В игорном зале – шум и кутерьма, хрип глоток, долгим бденьем утомлённых,
Два игрока азартных – Свет и Тьма бросают кости на сукне зелёном.
Вокруг стола сторонники толпой глядят на действо многовековое,
Часть лиц одних сияет добротой, с других не сходит выраженье злое.
Не выиграет Свет, не победит и Тьма, игра тысячелетия продлится,
В игорном зале – шум и кутерьма, которым никогда не завершиться».
Закончив, маг вопросительно посмотрел на слушателей.
– Я не знаток тонкостей поэзии, – задумчиво протянул Конрад, – но могу сказать одно: в этом стихотворении – вся суть Aeternum bellum.
– Точно! – воскликнул Теодорих. – Мне очень понравилось, герр Фёдоров! Почитайте что-нибудь ещё.
– Присоединяюсь, – с улыбкой промолвил Виттельсбах.
Около получаса Владимир делился с друзьями результатами своих поэтических экспериментов. Получив достаточно одобрений, он сказал:
– Гоните меня, иначе я прочту вам всё, что написал с десятилетнего возраста.
– Да мы не против, – со смешком проронил мальчик.
– Нет, нет, мне пора. Хотелось бы ещё побывать у Рудольфа и, перемещаясь, оказаться не где-нибудь в Баварии, а точнёхонько в Либенштайне. Устану – промахнусь. Да и Анатолия нельзя надолго оставлять одного.
Попрощавшись, волшебник исчез в сгустившейся дымке.
– Кто такой Анатолий? – спросил мальчик.
Отец погрустнел.
– Он – крестник Вальдемара. Когда-то, мы с тобой ещё не знали друг друга, я и Фёдоров во имя высшей цели поступили с ним дурно. И это повлияло на его рассудок.
– Анатоль сошёл с ума?
– Можно сказать и так. Ему теперь всегда пятнадцать лет, хотя мы ровесники. Родители погибли во время войны, и Вальдемар забрал его в Муромцево, потому что Анатоль не слишком дисциплинирован, и за ним нужен постоянный присмотр.
Подросток задумался.
– Ты, пожалуйста, не расстраивайся, – сказал он, наконец. – В том, что он никогда не станет взрослым, нет ничего плохого. Оставаясь ребёнком, Анатоль не познает многих проблем.
– А ты философ, мой мальчик, – удивлённо сказал Виттельсбах.
– У тебя, папа, я учусь не только волшебству, но и умению размышлять, – улыбаясь, изрёк Тео.
Мага несказанно порадовал сделанный сыном комплимент. И он с гордостью подумал, что юный чародей под его влиянием становится интересной и гармоничной личностью.
Теодорих взялся за книгу, которую читал с утра, а Конрад, сидевший у стола со стаканом апельсинового сока в руке, задумчиво смотрел сквозь него, вспоминая разговор с Фёдоровым.
– Папа, а почему мы не пользуемся волшебными палочками?
От неожиданности Конрад поперхнулся напитком и закашлялся.
– Откуда ты о них узнал?
Теодорих приподнял лежащий на коленях том.
– Из этой книги. Эмма дала, говорит, что очень поучительно.
«Гарри Поттер», – прочёл на обложке Виттельсбах.
– И что, действительно, есть, что почерпнуть?
– Пока не знаю. Там всё иначе, хотя герои тоже маги. И у всех волшебников есть палочки, сделанные из разных материалов, проводящих магию.
Конрад задумался, вспоминая.
– Мы тоже когда-то их использовали, – начал он, – но в средние века иметь при себе волшебную палочку стало опасно. Если её отнимали, чародей становился абсолютно беспомощным, не сильнее обычного человека, и его с лёгкостью отправляли на костёр. Кроме того, она, в сущности, выдавала мага с головой. Самые сильные отказались тогда от применения этого куска дерева, учились сами и учили других колдовать, действуя только руками.
Мальчик поразмыслил и дополнил:
– А ещё, наверное, неудобно с палочкой в бою? Выбьют, и ты обречён.
– Точно. Учитывая, что в то время баталии велись гораздо чаще, чем сейчас, многие гибли именно так. Так что нынешний способ гораздо безопаснее.
Теодорих снова углубился в чтение, а отец, улыбаясь, смотрел, как по лицу того скользят отголоски эмоций. Подросток снова поднял голову.
– А на мётлах мы летали?
Подготовившийся к каверзным вопросам чародей засмеялся.
– Нет, не приходилось. Я знаю, что в России довольно долго пользовались помелом и ступой, но у нас рано научились субвертировать. Это намного удобнее, и опять же нет зависимости от предмета, который не всегда оказывается под рукой. Даже самый слабый волшебник всегда может удрать от опасности. Что ещё ты там вычитал?
– Про тролля. Они существуют?
– Говорят, что да. И тролли, и эльфы, и драконы. Но они не принадлежат нашему миру, ведь мы всего лишь люди, владеющие магией. Хранители преданий рассказывают, что встреча с любым из этих созданий может стать фатальной как для обычного человека, так и для волшебника.
– Жуть! А ещё у них есть школы-пансионы, куда берут учиться с одиннадцати лет.
– Символично. Одиннадцать – число перехода в иное состояние, изменения жизни...
Мальчик качнул головой.
– Но в реальности-то всё не так. У нас кто-то начинает колдовать в семь, кто-то позже, всё зависит от врождённой силы и тренировок. Это сочинение – сплошные выдумки.
Конрад нарочито тяжело вздохнул, и оба рассмеялись.
Отбросив книгу, Теодорих забрался отцу на колени и положил голову тому на плечо. Весь вечер они рассматривали фотографии картин известных художников, обсуждая детали. Подросток внимательно слушал комментарии Виттельсбаха, пытаясь связать то, что видел, с получаемой информацией, пока его не сморил сон. Когда мальчик тихонько засопел, маг осторожно закрыл альбом и, взяв ребёнка на руки, отнёс в его комнату. Так же аккуратно, стараясь не разбудить, он раздел подростка и, уложив в кровать, посидел рядом, с любовью глядя на безмятежное лицо сына.
Вернувшись в гостиную, Конрад задумчиво посмотрел на брошенную Теодорихом книгу. Что-то зацепило его, но что именно, он ещё не осознал. Взяв толстый томик, волшебник сел в кресло и, поглаживая прыгнувшую на колени кошку, углубился в чтение. Сначала мужчина не мог вникнуть в рассчитанный на детей перевод. Отвлекало всё: тиканье часов, шум воды в трубах, мурлыкание зверька, но, в конце концов, содержание увлекло Виттельсбаха, и он прочёл вторую, третью, а потом и четвёртую части произведения.
Листая последние страницы «Кубка огня», маг бросил взгляд на часы. Восемь утра?! Вот уж, воистину, чтение оказалось познавательным, раз он совершенно забыл о времени. И, главное, чародей понял, что его встревожило. Школы магии! У Конрада начала формироваться идея, которой стоило поделиться с иллюминасом. Но прежде с этой мыслью требовалось переспать. Решительно отложив книгу, Виттельсбах отправился к себе.
– Нет, не зря я жаловался на возраст, Конрад, – говорил другу Владимир. – Позавчера, отправившись с сообщением в Болгарию, я махнул мимо Софии и оказался в Казичене, а сегодня, направляясь сюда, пролетел в Майнц.
Казичене – село в Болгарии близ столицы – Софии.
– Ошибаешься, Вальдемар, – засмеялся волшебник, – это не старость, а всего лишь топографический кретинизм. Тебе же нет и шестидесяти, для мага – самый расцвет.
– Где ты слов таких понабрался? – наигранно обиженно спросил чародей. – Кретином назвал…
– Это термин такой, не сердись. Ты и раньше частенько промахивался, вспомни. Сил-то много, а точное направление не определяешь.
Фёдоров недовольно смотрел на друга.
– Ох, не идёт тебе на пользу жизнь среди людей. Вредный стал.
– Здесь она комфортнее. А ты не хочешь поменять Муромцево на что-нибудь более современное, благо сейчас безопасно?
– Ну, уж нет. Я привык к замку, да и предка стоит уважить. Зря что ли Храповицкий создавал этот артефакт.
– Кстати, а что случилось с твоим прадедом, куда он делся?
– Революция случилась, вот он и не усидел. Волшебник – не волшебник, а против стихийной силы не попрёшь, она пострашнее тёмного колдовства будет. Умер бедолага за границей, непонятным образом растеряв всю магию, в нищете и горе.
– Насколько я знаю, он был тёмным. Почему же ты – светлый? И почему Фёдоров?
– Я по женской линии наследник, а со стороны матери все филии. Да и Храповицкий смертями направо-налево не раскидывался, совесть имел. Случись тогда иллюминасом наш Рудольф, быть бы тёзке моему Владимиру Семёновичу светлым, убедил бы его Лёвенштайн.
– Обязательно, – хихикнул Тео, – если уж папа согласился…
– Даа, отец твой упрям, хоть кол ему на голове теши.
Конрад покраснел.
– Ругайте, ругайте. Поделом мне. Впредь буду умнее.
Фёдоров внимательно посмотрел на него и, увидев, что встревожил память друга, перевёл разговор на другое.
– Похоже, что дукса нам в ближайшее время не видать. И, слава богу. Если уж на то пошло, Морсатр был не лучше Герье.
Виттельсбах опустил голову, не желая поддерживать разговор.
– Что с тобой, Конрад? – обеспокоенно спросил Владимир.
Маг посмотрел на товарища.
– Вальдемар, мне его не хватает.
– Да ты что такое говоришь?!
– Я ничего не могу с этим поделать. Словно у меня отрезали кусок души. Я даже не знал, насколько любил Вольфа, пока тот не умер.
Фёдоров выглядел ошеломлённым.
– Но ведь этот монстр чуть не погубил тебя. Его злодейства…
– Он не прирождённый злодей, – прервал Фёдорова Виттельсбах. – Когда-то ему покалечили душу, и он, не сумев справиться с болью, ушёл во тьму. Вольф, как и я, страдал от душевной болезни, но никто не попытался ему помочь. И я виноват в этом не меньше, если не больше, других. С двенадцати лет Майдель носил маску, ставшую, в конце концов, его истинным лицом, и мне уже никогда не узнать, каков он – настоящий.
Фёдоров недоумевающе качал головой, а мальчик примолк, сидел, не поднимая глаз.
– Я не понимаю тебя, – наконец, сказал Владимир. – Не обижайся, но либо ты слишком благороден, либо, прости ещё раз, глуп. Тебе надо порвать с прошлым раз и навсегда, отрезать и забыть.
– Что я и сделал. Мне удалось стереть всё, кроме Майделя. Он преследует меня.
В наступившей напряжённой тишине прозвучал шёпот Теодориха:
– Папа, прости!
Вынырнув из глубин переживаний, Конрад взглянул на подростка, и глаза его наполнились ужасом, когда он осознал, за что тот извиняется. Как же он мог так ударить сына!
– Тео, сынок, ты не виноват! Извини, я не имел права это говорить!
– Я его убил…
– Тихо вы оба! – прикрикнул Фёдоров. – Вы друг друга должны держаться и боли не причинять. Особенно ради мертвеца, которого не воскресить.
– Ты прав…
Поднявшись, Конрад обнял ребёнка.
– Ну, вот и славно, – довольно сказал Владимир.
И добавил немного смущённо:
– А я тут на старости лет стихи свои издавать начал, представляете. Хотите, почитаю?
– Хотим, – с энтузиазмом согласились оба мага, радуясь смене темы.
Фёдоров крякнул и принялся декламировать:
«В игорном зале – шум и кутерьма, хрип глоток, долгим бденьем утомлённых,
Два игрока азартных – Свет и Тьма бросают кости на сукне зелёном.
Вокруг стола сторонники толпой глядят на действо многовековое,
Часть лиц одних сияет добротой, с других не сходит выраженье злое.
Не выиграет Свет, не победит и Тьма, игра тысячелетия продлится,
В игорном зале – шум и кутерьма, которым никогда не завершиться».
Закончив, маг вопросительно посмотрел на слушателей.
– Я не знаток тонкостей поэзии, – задумчиво протянул Конрад, – но могу сказать одно: в этом стихотворении – вся суть Aeternum bellum.
– Точно! – воскликнул Теодорих. – Мне очень понравилось, герр Фёдоров! Почитайте что-нибудь ещё.
– Присоединяюсь, – с улыбкой промолвил Виттельсбах.
Около получаса Владимир делился с друзьями результатами своих поэтических экспериментов. Получив достаточно одобрений, он сказал:
– Гоните меня, иначе я прочту вам всё, что написал с десятилетнего возраста.
– Да мы не против, – со смешком проронил мальчик.
– Нет, нет, мне пора. Хотелось бы ещё побывать у Рудольфа и, перемещаясь, оказаться не где-нибудь в Баварии, а точнёхонько в Либенштайне. Устану – промахнусь. Да и Анатолия нельзя надолго оставлять одного.
Попрощавшись, волшебник исчез в сгустившейся дымке.
– Кто такой Анатолий? – спросил мальчик.
Отец погрустнел.
– Он – крестник Вальдемара. Когда-то, мы с тобой ещё не знали друг друга, я и Фёдоров во имя высшей цели поступили с ним дурно. И это повлияло на его рассудок.
– Анатоль сошёл с ума?
– Можно сказать и так. Ему теперь всегда пятнадцать лет, хотя мы ровесники. Родители погибли во время войны, и Вальдемар забрал его в Муромцево, потому что Анатоль не слишком дисциплинирован, и за ним нужен постоянный присмотр.
Подросток задумался.
– Ты, пожалуйста, не расстраивайся, – сказал он, наконец. – В том, что он никогда не станет взрослым, нет ничего плохого. Оставаясь ребёнком, Анатоль не познает многих проблем.
– А ты философ, мой мальчик, – удивлённо сказал Виттельсбах.
– У тебя, папа, я учусь не только волшебству, но и умению размышлять, – улыбаясь, изрёк Тео.
Мага несказанно порадовал сделанный сыном комплимент. И он с гордостью подумал, что юный чародей под его влиянием становится интересной и гармоничной личностью.
Теодорих взялся за книгу, которую читал с утра, а Конрад, сидевший у стола со стаканом апельсинового сока в руке, задумчиво смотрел сквозь него, вспоминая разговор с Фёдоровым.
– Папа, а почему мы не пользуемся волшебными палочками?
От неожиданности Конрад поперхнулся напитком и закашлялся.
– Откуда ты о них узнал?
Теодорих приподнял лежащий на коленях том.
– Из этой книги. Эмма дала, говорит, что очень поучительно.
«Гарри Поттер», – прочёл на обложке Виттельсбах.
– И что, действительно, есть, что почерпнуть?
– Пока не знаю. Там всё иначе, хотя герои тоже маги. И у всех волшебников есть палочки, сделанные из разных материалов, проводящих магию.
Конрад задумался, вспоминая.
– Мы тоже когда-то их использовали, – начал он, – но в средние века иметь при себе волшебную палочку стало опасно. Если её отнимали, чародей становился абсолютно беспомощным, не сильнее обычного человека, и его с лёгкостью отправляли на костёр. Кроме того, она, в сущности, выдавала мага с головой. Самые сильные отказались тогда от применения этого куска дерева, учились сами и учили других колдовать, действуя только руками.
Мальчик поразмыслил и дополнил:
– А ещё, наверное, неудобно с палочкой в бою? Выбьют, и ты обречён.
– Точно. Учитывая, что в то время баталии велись гораздо чаще, чем сейчас, многие гибли именно так. Так что нынешний способ гораздо безопаснее.
Теодорих снова углубился в чтение, а отец, улыбаясь, смотрел, как по лицу того скользят отголоски эмоций. Подросток снова поднял голову.
– А на мётлах мы летали?
Подготовившийся к каверзным вопросам чародей засмеялся.
– Нет, не приходилось. Я знаю, что в России довольно долго пользовались помелом и ступой, но у нас рано научились субвертировать. Это намного удобнее, и опять же нет зависимости от предмета, который не всегда оказывается под рукой. Даже самый слабый волшебник всегда может удрать от опасности. Что ещё ты там вычитал?
– Про тролля. Они существуют?
– Говорят, что да. И тролли, и эльфы, и драконы. Но они не принадлежат нашему миру, ведь мы всего лишь люди, владеющие магией. Хранители преданий рассказывают, что встреча с любым из этих созданий может стать фатальной как для обычного человека, так и для волшебника.
– Жуть! А ещё у них есть школы-пансионы, куда берут учиться с одиннадцати лет.
– Символично. Одиннадцать – число перехода в иное состояние, изменения жизни...
Мальчик качнул головой.
– Но в реальности-то всё не так. У нас кто-то начинает колдовать в семь, кто-то позже, всё зависит от врождённой силы и тренировок. Это сочинение – сплошные выдумки.
Конрад нарочито тяжело вздохнул, и оба рассмеялись.
Отбросив книгу, Теодорих забрался отцу на колени и положил голову тому на плечо. Весь вечер они рассматривали фотографии картин известных художников, обсуждая детали. Подросток внимательно слушал комментарии Виттельсбаха, пытаясь связать то, что видел, с получаемой информацией, пока его не сморил сон. Когда мальчик тихонько засопел, маг осторожно закрыл альбом и, взяв ребёнка на руки, отнёс в его комнату. Так же аккуратно, стараясь не разбудить, он раздел подростка и, уложив в кровать, посидел рядом, с любовью глядя на безмятежное лицо сына.
Вернувшись в гостиную, Конрад задумчиво посмотрел на брошенную Теодорихом книгу. Что-то зацепило его, но что именно, он ещё не осознал. Взяв толстый томик, волшебник сел в кресло и, поглаживая прыгнувшую на колени кошку, углубился в чтение. Сначала мужчина не мог вникнуть в рассчитанный на детей перевод. Отвлекало всё: тиканье часов, шум воды в трубах, мурлыкание зверька, но, в конце концов, содержание увлекло Виттельсбаха, и он прочёл вторую, третью, а потом и четвёртую части произведения.
Листая последние страницы «Кубка огня», маг бросил взгляд на часы. Восемь утра?! Вот уж, воистину, чтение оказалось познавательным, раз он совершенно забыл о времени. И, главное, чародей понял, что его встревожило. Школы магии! У Конрада начала формироваться идея, которой стоило поделиться с иллюминасом. Но прежде с этой мыслью требовалось переспать. Решительно отложив книгу, Виттельсбах отправился к себе.
Глава IV
Вскоре Конрад был на ногах. Заглянув в комнату Теодориха, маг поправил сползшее одеяло и, поцеловав ребёнка, вышел, тихо прикрыв дверь. Вернувшись в гостиную, он послал иллюминасу «вокаре». Получив утвердительный ответ на вопрос, сможет ли тот его принять, Виттельсбах субвертировал в Либенштайн.
Старик, как всегда, радушно встретил гостя. С четверть часа они беседовали о намечающемся сборе филиев, а потом Конрад перешёл к волнующей его теме.
– Рудольф, вы ведь не забыли наш разговор о магах, выросших среди людей? Ну, так вот, мне случайно попала в руки книга, благодаря которой родилась идея создания школ-пансионов магии.
Иллюминас подался вперёд.
– Продолжай…
– Суть этой многостраничной фантазии человеческого ума в том, что родившиеся в человеческом сообществе волшебники там обучаются по общепринятой системе. Вот я и подумал, а почему бы нам, пока на планете всё относительно спокойно, не заняться поисками потенциальных магов и не создать подобные школы?
Лёвенштайн взволновался и, вскочив, возбуждённо забегал по комнате.
– Я никогда не сомневался в тебе, сынок! – остановившись, сказал он, восторженно глядя на Виттельсбаха. – Такая гениальная мысль не могла придти в голову никому другому!
– Не преувеличивайте, иллюминас, – усмехнулся маг, – если помните, я тоже в этом заинтересован.
– Не важны причины возникновения идеи, главное, что она крайне полезна. Где ты предполагаешь организовать обучение?
– В книге говорится о старинных замках. И это правильно, там дети будут в безопасности. Во-первых, Фюрстенберг. Ещё есть Зоонэк, который я считаю своим, несмотря на спорность наследства. Если Тео не выступит против, то Рейнштайн. Хотя его защитные заклинания и нарушены взрывом, мы достаточно сильны, чтобы восстановить недостающие звенья. Я бы предложил и Гейдельберг, но он слишком осаждаем туристами.
– Что ж, хорошо. Но это в Германии. Есть же и другие страны, где твоя выдумка наверняка придётся по душе. Мы обязательно поднимем этот вопрос на сборе, оказавшемся как нельзя кстати. Но меня беспокоит одна проблема. Замки не резиновые и не в состоянии вместить большое количество людей, поэтому создание пансионов с проживанием, скорее всего, утопия.
– Мда, заклинаний расширения пространства, как в той сказке, у нас нет, но…. Вы думаете, что маленьких чародеев будет так много, что мы не сумеем их разместить?
– Не знаю. Придётся приспосабливаться к обстоятельствам. Возможно, имеет смысл отдать часть детей в бездетные магические семьи, где их станут обучать приёмные родители. Ты возьмёшь на себя организацию?
– Да, я готов. И на сборе желательно обсудить, кто встанет во главе каждой из маленьких общин. Руководителями могут быть лишь сильные и образованные волшебники, способные дать детям не только магические навыки, но и общее образование.
– Само собой разумеется. Кроме того, необходимо строго внушать воспитанникам принципы, по которым живут светлые. В выпуске из наших школ сервиноктисов мы не заинтересованы.
– Вы всё продумываете, Рудольф, – уважительно сказал Виттельсбах. – Я не предусмотрел бы и половины.
– Главное, мысль, остальное доработаем, сынок.
Волшебники с час обсуждали грядущие перемены. Когда они закончили, иллюминас не только крепко пожал руку Конрада, но и обнял того со словами благодарности, прощаясь до общего совета «Филии луцис».
Стоял погожий майский день. Солнце ласкало лучами юную зелень и золотило воды Рейна, время от времени кидая взгляд на стены Либенштайна. Сегодня древнее укрепление походило и на улей, и на муравейник одновременно. Оно гудело разноязычными голосами, а по коридорам, как потревоженные рабочие насекомые, бегали люди.
Здесь собрались представители светлых волшебников всех стран, исключая только дикие племена Бразилии, Африки и Андамантских островов, воздерживающиеся от всяких контактов с европейскими и азиатскими чародеями. Радуясь встрече со старыми знакомыми, маги оживленно беседовали, внутренне изнемогая от тревоги. Никто не знал, почему глава организации объявил внеочередной сбор, и каждый ожидал худшего.
Поэтому многие вздохнули с облегчением, узнав о мифическом артефакте Герье, а тема магических школ вызвала у собравшихся всплеск позитивных эмоций. Идея обучения человекорожденных волшебников всем пришлась по душе.
– Создаётся впечатление, что у каждого из них среди людей растёт, по крайней мере, один ребятёнок, как и у тебя, – шепнул Конраду Фёдоров, несколько того сконфузив.
Конечно, кто-то наверняка подумал и об этом, но, в первую очередь, все прекрасно поняли, что, благодаря свежим силам, армия филиев вскоре разрастётся настолько, что «Серви ноктис» более не будет представлять для неё опасности.
Иллюминас попросил магов высказываться по существу. Те наперебой выдвигали предложения, которые Лёвенштайн внимательно выслушивал и фиксировал любое, показавшееся ему разумным. Депутаты каждой из стран предложили кандидатуры преподавателей из числа сильнейших, а из магов, хорошо знакомых с городами людей, были сформированы группы розыска потенциальных волшебников.
Возникли и некоторые сложности, изначально не предусмотренные. Несколько кандидатов в учителя взяли отвод, ссылаясь на занятость и неумение обращаться с детьми. Потом возопили карликовые государства. Их представители утверждали, что не имеют возможности выращивать на своей крошечной территории новую магическую поросль.
Лёвенштайн принял во внимание все просьбы и возражения, и оживлённые, заинтересованные волшебники разбрелись по пространству, неся соотечественникам массу интересной информации.
Конрад же, вернувшись домой, поделился новостями с сыном, пришедшим в восторг от его замысла.
– Почему ты не хочешь, папа, чтобы я занялся поисками? – допытывался Теодорих. – Они не имеют отношения к артефакту и не опасны. Кроме того, мне интересно. Или ты считаешь, что я не отличу мага от человека?
– Конечно, отличишь. Но ведь после придётся объясняться с его родителями, кем бы они ни были. С этим-то ты справишься?
Мальчик задумался.
– С этим, пожалуй, нет. Но мы с Эммой и Хельмутом могли бы находить детей, а ты беседовать.
Конрад сдался.
– Ну, хорошо, попробуйте.
– Ура! – обрадовался подросток
Одним движением убрав со стола остатки завтрака, Теодорих вскочил.
– Ну, я пойду?
– Удачи!
Виттельсбах улыбнулся сыну. Тот исчез, вернулся и, обняв отца, снова растворился в воздухе.
А чародей отправился в Рейнштайн, где намечалось создание школы, ответственность за которую будет нести сам Виттельсбах. Оценивая состояние бергфрида, волшебник приблизился к месту, где рухнуло когда-то безжизненное тело Майделя.
Маг помнил этот момент, словно всё произошло вчера. Вольф был его другом, потом врагом, он умер у него на глазах, а Конрад даже не знал, где его похоронили, не мог навестить могилу. При мысли об этом чародея охватила такая тоска, что он опустился на колени и начал молиться о заблудшей душе и душах погибших близких. И предстань сейчас перед магом тень Вольфа, тот сказал бы ей, что прощает всё. Но вокруг стояла тишина.
Вздохнув, волшебник поднялся и принялся латать разрушенную взрывом стену. Ему не удавалось сосредоточиться, и камни кладки получались стеклянными, глиняными, выпадали, разбивались, улетали к потолку. Махнув рукой, Конрад создал на месте разлома окно в стиле рококо, что в средневековой башне выглядело очень странно. Переделывать его чародей не стал.
Наведя порядок в Рейнштайне, волшебник переместился в Зоонэк. Убедившись, что не видевший баталий артефакт находится в хорошем состоянии, Конрад отправился домой, куда вечером должны были прибыть группы магов с отчётами о поисках.
В гостиной его встретили радостно возбуждённые Тео, Эмма и Хельмут.
Их миссия оказалось успешной. В Людвигсхафене подростки обнаружили маленького пятилетнего волшебника и принесли того с собой. Чумазый малыш улыбался, похоже, не испытывая никакого страха. Не мог не улыбнуться и Конрад, глядя на довольного приключением ребёнка.
Людвигсхафен-ам-Райн – город в Германии, расположен в земле Рейнланд-Пфальц.
Взяв кроху на руки, маг предложил тому умыться и съесть что-нибудь вкусное. Протеста не последовало, и через несколько минут до блеска отмытый мальчуган уплетал сладости, наперебой предлагаемые ему похитителями.
– Вы молодцы, – сказал Теодориху Конрад,– такая удача в первый же день. Но проблема в том, что мальчик слишком мал. Магию его я чувствую, но учить волшебника в таком возрасте бесполезно.
– Я понимаю, – ответил подросток. – Ганс нам понравился, поэтому мы привели его сюда. И запомнили адрес, по которому сможем его найти.
– Прекрасно! Только не задерживайте ребёнка надолго, чтобы не волновались родители.
– У него нет родителей.
– Что? Откуда ты…
– Ганс из приюта, папа.
Осторожно, с трудом подлаживаясь под детский язык, Виттельсбах расспросил маленького гостя. Тот доверчиво поведал чародею, что мама его ушла к Святой деве, и теперь он живёт с другими детьми в большом доме, где много игрушек и чужих взрослых.
– Это в корне меняет дело, – решительно сказал Конрад, – оставить волшебника в человеческом приюте мы не можем.
– Если я поговорю с тётей Урсулой… – нерешительно начала Эмма.
– Думаю, что ей вполне хватает одного дитяти, – засмеялся чародей.
Эмма обиделась.
– Я уже взрослая, – пробурчала она.
– Судя по поведению, тебе сейчас не больше трёх лет, – ядовито прокомментировал слова девочки Теодорих.
Та зашипела на него.
– Да тише вы, – рассердился Хельмут, – смотрите, Ганс устал.
Действительно, мальчуган тёр кулачками слипающиеся глазёнки.
– Можно я уложу его у себя, папа, а мы, пока он спит, решим, что делать?
Ушедший в размышления Конрад согласно кивнул, и Теодорих отнёс ребёнка в свою комнату.
Между тем маг послал зов, и вскоре в доме появилась пара – мужчина и женщина лет тридцати. Разговор был тихий, и напряжённо прислушивающиеся подростки не уловили ни единого слова. Потом Виттельсбах повёл собеседников туда, где спал утомившийся малыш, и ребята увидели, как просияла улыбкой женщина, а мужчина благодарно пожал руку Конрада. Осторожно завернув Ганса в одеяло, волшебники исчезли, забрав того с собой.
Когда чародей вернулся в гостиную, на него устремились три вопросительных взгляда.
– Это семья Вернеров, – пояснил маг. – Оскар и Эльза женаты уже десять лет, но до сих пор не имеют детей. Оба они достойные светлые, мальчику будет хорошо с такими родителями.
Теодорих захлюпал носом.
– Я рад, что у Ганса снова появится семья, но мы-то его уже не увидим.
– Почему же? – удивлённо спросил чародей. – Я не думаю, что Вернеры будут чинить препятствия вашим встречам.
Ребята повеселели.
– Тео, – обнимая того, с усмешкой сказал отец, – похоже, тебе пора обзаводиться своими детьми.
Подросток смутился.
– Я сам ещё ребёнок, – прошептал он, зарываясь лицом в рубашку на груди отца. – Но я не против… в принципе.
Эмма фыркнула, а Хельмут неожиданно расстроился.
– А мне нельзя их иметь, – грустно сказал он.
– Почему? – удивились остальные.
– Я ничему не смогу их научить, и от них, как и от меня, не будет пользы.
– Не переживай, – потрепав мальчика по плечу, сказал Конрад, – мы живём не для пользы, а для того, чтобы жить. И если делаем что-то нужное, то каждый в своё время. Ты тоже дождёшься часа, когда станешь необходим.
– Вы так думаете? – с надеждой спросил подросток.
– Я в этом уверен.
За разговорами они не заметили, как пробежали минуты, воздух загустел, и в гостиную вступили маги из первой поисковой группы. За ними субвертировали и другие.
Их работа оказалась не менее плодотворной: они нашли десятерых волшебников в годном для обучения возрасте. Правда, чуть позже выяснилось, что один из тех рос в тёмной магической семье, а значит, не подходил по всем статьям.
Виттельсбах не скрывал недовольства. Он сурово отчитал принесших эту весть чародеев.
– Надеюсь, вы осознаёте, какой промах совершили? Неужели, разговаривая с его родителями, вы не поняли, кто они? Благодаря вам, двое сервиноктисов теперь знают, что мы затеваем, и тёмные, несмотря на отсутствие координатора, наверняка примут меры. Вы допустили утечку информации, а в нашем сообществе, где война бесконечна, это преступление!
– Простите, – не поднимая глаз, сказал один из молодых магов, – такого больше не повторится.
– Конечно, нет. Потому что вы отстранены, господа. Отправляйтесь по домам, а завтра я сообщу о вашем проступке иллюминасу, и он решит, что с вами делать.
Пристыженные волшебники субвертировали, а Конрад продолжил беседу с остальными. Когда же все, наконец, разошлись, уставшие отец и сын мгновенно провалились в сон.
Старик, как всегда, радушно встретил гостя. С четверть часа они беседовали о намечающемся сборе филиев, а потом Конрад перешёл к волнующей его теме.
– Рудольф, вы ведь не забыли наш разговор о магах, выросших среди людей? Ну, так вот, мне случайно попала в руки книга, благодаря которой родилась идея создания школ-пансионов магии.
Иллюминас подался вперёд.
– Продолжай…
– Суть этой многостраничной фантазии человеческого ума в том, что родившиеся в человеческом сообществе волшебники там обучаются по общепринятой системе. Вот я и подумал, а почему бы нам, пока на планете всё относительно спокойно, не заняться поисками потенциальных магов и не создать подобные школы?
Лёвенштайн взволновался и, вскочив, возбуждённо забегал по комнате.
– Я никогда не сомневался в тебе, сынок! – остановившись, сказал он, восторженно глядя на Виттельсбаха. – Такая гениальная мысль не могла придти в голову никому другому!
– Не преувеличивайте, иллюминас, – усмехнулся маг, – если помните, я тоже в этом заинтересован.
– Не важны причины возникновения идеи, главное, что она крайне полезна. Где ты предполагаешь организовать обучение?
– В книге говорится о старинных замках. И это правильно, там дети будут в безопасности. Во-первых, Фюрстенберг. Ещё есть Зоонэк, который я считаю своим, несмотря на спорность наследства. Если Тео не выступит против, то Рейнштайн. Хотя его защитные заклинания и нарушены взрывом, мы достаточно сильны, чтобы восстановить недостающие звенья. Я бы предложил и Гейдельберг, но он слишком осаждаем туристами.
– Что ж, хорошо. Но это в Германии. Есть же и другие страны, где твоя выдумка наверняка придётся по душе. Мы обязательно поднимем этот вопрос на сборе, оказавшемся как нельзя кстати. Но меня беспокоит одна проблема. Замки не резиновые и не в состоянии вместить большое количество людей, поэтому создание пансионов с проживанием, скорее всего, утопия.
– Мда, заклинаний расширения пространства, как в той сказке, у нас нет, но…. Вы думаете, что маленьких чародеев будет так много, что мы не сумеем их разместить?
– Не знаю. Придётся приспосабливаться к обстоятельствам. Возможно, имеет смысл отдать часть детей в бездетные магические семьи, где их станут обучать приёмные родители. Ты возьмёшь на себя организацию?
– Да, я готов. И на сборе желательно обсудить, кто встанет во главе каждой из маленьких общин. Руководителями могут быть лишь сильные и образованные волшебники, способные дать детям не только магические навыки, но и общее образование.
– Само собой разумеется. Кроме того, необходимо строго внушать воспитанникам принципы, по которым живут светлые. В выпуске из наших школ сервиноктисов мы не заинтересованы.
– Вы всё продумываете, Рудольф, – уважительно сказал Виттельсбах. – Я не предусмотрел бы и половины.
– Главное, мысль, остальное доработаем, сынок.
Волшебники с час обсуждали грядущие перемены. Когда они закончили, иллюминас не только крепко пожал руку Конрада, но и обнял того со словами благодарности, прощаясь до общего совета «Филии луцис».
Стоял погожий майский день. Солнце ласкало лучами юную зелень и золотило воды Рейна, время от времени кидая взгляд на стены Либенштайна. Сегодня древнее укрепление походило и на улей, и на муравейник одновременно. Оно гудело разноязычными голосами, а по коридорам, как потревоженные рабочие насекомые, бегали люди.
Здесь собрались представители светлых волшебников всех стран, исключая только дикие племена Бразилии, Африки и Андамантских островов, воздерживающиеся от всяких контактов с европейскими и азиатскими чародеями. Радуясь встрече со старыми знакомыми, маги оживленно беседовали, внутренне изнемогая от тревоги. Никто не знал, почему глава организации объявил внеочередной сбор, и каждый ожидал худшего.
Поэтому многие вздохнули с облегчением, узнав о мифическом артефакте Герье, а тема магических школ вызвала у собравшихся всплеск позитивных эмоций. Идея обучения человекорожденных волшебников всем пришлась по душе.
– Создаётся впечатление, что у каждого из них среди людей растёт, по крайней мере, один ребятёнок, как и у тебя, – шепнул Конраду Фёдоров, несколько того сконфузив.
Конечно, кто-то наверняка подумал и об этом, но, в первую очередь, все прекрасно поняли, что, благодаря свежим силам, армия филиев вскоре разрастётся настолько, что «Серви ноктис» более не будет представлять для неё опасности.
Иллюминас попросил магов высказываться по существу. Те наперебой выдвигали предложения, которые Лёвенштайн внимательно выслушивал и фиксировал любое, показавшееся ему разумным. Депутаты каждой из стран предложили кандидатуры преподавателей из числа сильнейших, а из магов, хорошо знакомых с городами людей, были сформированы группы розыска потенциальных волшебников.
Возникли и некоторые сложности, изначально не предусмотренные. Несколько кандидатов в учителя взяли отвод, ссылаясь на занятость и неумение обращаться с детьми. Потом возопили карликовые государства. Их представители утверждали, что не имеют возможности выращивать на своей крошечной территории новую магическую поросль.
Лёвенштайн принял во внимание все просьбы и возражения, и оживлённые, заинтересованные волшебники разбрелись по пространству, неся соотечественникам массу интересной информации.
Конрад же, вернувшись домой, поделился новостями с сыном, пришедшим в восторг от его замысла.
– Почему ты не хочешь, папа, чтобы я занялся поисками? – допытывался Теодорих. – Они не имеют отношения к артефакту и не опасны. Кроме того, мне интересно. Или ты считаешь, что я не отличу мага от человека?
– Конечно, отличишь. Но ведь после придётся объясняться с его родителями, кем бы они ни были. С этим-то ты справишься?
Мальчик задумался.
– С этим, пожалуй, нет. Но мы с Эммой и Хельмутом могли бы находить детей, а ты беседовать.
Конрад сдался.
– Ну, хорошо, попробуйте.
– Ура! – обрадовался подросток
Одним движением убрав со стола остатки завтрака, Теодорих вскочил.
– Ну, я пойду?
– Удачи!
Виттельсбах улыбнулся сыну. Тот исчез, вернулся и, обняв отца, снова растворился в воздухе.
А чародей отправился в Рейнштайн, где намечалось создание школы, ответственность за которую будет нести сам Виттельсбах. Оценивая состояние бергфрида, волшебник приблизился к месту, где рухнуло когда-то безжизненное тело Майделя.
Маг помнил этот момент, словно всё произошло вчера. Вольф был его другом, потом врагом, он умер у него на глазах, а Конрад даже не знал, где его похоронили, не мог навестить могилу. При мысли об этом чародея охватила такая тоска, что он опустился на колени и начал молиться о заблудшей душе и душах погибших близких. И предстань сейчас перед магом тень Вольфа, тот сказал бы ей, что прощает всё. Но вокруг стояла тишина.
Вздохнув, волшебник поднялся и принялся латать разрушенную взрывом стену. Ему не удавалось сосредоточиться, и камни кладки получались стеклянными, глиняными, выпадали, разбивались, улетали к потолку. Махнув рукой, Конрад создал на месте разлома окно в стиле рококо, что в средневековой башне выглядело очень странно. Переделывать его чародей не стал.
Наведя порядок в Рейнштайне, волшебник переместился в Зоонэк. Убедившись, что не видевший баталий артефакт находится в хорошем состоянии, Конрад отправился домой, куда вечером должны были прибыть группы магов с отчётами о поисках.
В гостиной его встретили радостно возбуждённые Тео, Эмма и Хельмут.
Их миссия оказалось успешной. В Людвигсхафене подростки обнаружили маленького пятилетнего волшебника и принесли того с собой. Чумазый малыш улыбался, похоже, не испытывая никакого страха. Не мог не улыбнуться и Конрад, глядя на довольного приключением ребёнка.
Людвигсхафен-ам-Райн – город в Германии, расположен в земле Рейнланд-Пфальц.
Взяв кроху на руки, маг предложил тому умыться и съесть что-нибудь вкусное. Протеста не последовало, и через несколько минут до блеска отмытый мальчуган уплетал сладости, наперебой предлагаемые ему похитителями.
– Вы молодцы, – сказал Теодориху Конрад,– такая удача в первый же день. Но проблема в том, что мальчик слишком мал. Магию его я чувствую, но учить волшебника в таком возрасте бесполезно.
– Я понимаю, – ответил подросток. – Ганс нам понравился, поэтому мы привели его сюда. И запомнили адрес, по которому сможем его найти.
– Прекрасно! Только не задерживайте ребёнка надолго, чтобы не волновались родители.
– У него нет родителей.
– Что? Откуда ты…
– Ганс из приюта, папа.
Осторожно, с трудом подлаживаясь под детский язык, Виттельсбах расспросил маленького гостя. Тот доверчиво поведал чародею, что мама его ушла к Святой деве, и теперь он живёт с другими детьми в большом доме, где много игрушек и чужих взрослых.
– Это в корне меняет дело, – решительно сказал Конрад, – оставить волшебника в человеческом приюте мы не можем.
– Если я поговорю с тётей Урсулой… – нерешительно начала Эмма.
– Думаю, что ей вполне хватает одного дитяти, – засмеялся чародей.
Эмма обиделась.
– Я уже взрослая, – пробурчала она.
– Судя по поведению, тебе сейчас не больше трёх лет, – ядовито прокомментировал слова девочки Теодорих.
Та зашипела на него.
– Да тише вы, – рассердился Хельмут, – смотрите, Ганс устал.
Действительно, мальчуган тёр кулачками слипающиеся глазёнки.
– Можно я уложу его у себя, папа, а мы, пока он спит, решим, что делать?
Ушедший в размышления Конрад согласно кивнул, и Теодорих отнёс ребёнка в свою комнату.
Между тем маг послал зов, и вскоре в доме появилась пара – мужчина и женщина лет тридцати. Разговор был тихий, и напряжённо прислушивающиеся подростки не уловили ни единого слова. Потом Виттельсбах повёл собеседников туда, где спал утомившийся малыш, и ребята увидели, как просияла улыбкой женщина, а мужчина благодарно пожал руку Конрада. Осторожно завернув Ганса в одеяло, волшебники исчезли, забрав того с собой.
Когда чародей вернулся в гостиную, на него устремились три вопросительных взгляда.
– Это семья Вернеров, – пояснил маг. – Оскар и Эльза женаты уже десять лет, но до сих пор не имеют детей. Оба они достойные светлые, мальчику будет хорошо с такими родителями.
Теодорих захлюпал носом.
– Я рад, что у Ганса снова появится семья, но мы-то его уже не увидим.
– Почему же? – удивлённо спросил чародей. – Я не думаю, что Вернеры будут чинить препятствия вашим встречам.
Ребята повеселели.
– Тео, – обнимая того, с усмешкой сказал отец, – похоже, тебе пора обзаводиться своими детьми.
Подросток смутился.
– Я сам ещё ребёнок, – прошептал он, зарываясь лицом в рубашку на груди отца. – Но я не против… в принципе.
Эмма фыркнула, а Хельмут неожиданно расстроился.
– А мне нельзя их иметь, – грустно сказал он.
– Почему? – удивились остальные.
– Я ничему не смогу их научить, и от них, как и от меня, не будет пользы.
– Не переживай, – потрепав мальчика по плечу, сказал Конрад, – мы живём не для пользы, а для того, чтобы жить. И если делаем что-то нужное, то каждый в своё время. Ты тоже дождёшься часа, когда станешь необходим.
– Вы так думаете? – с надеждой спросил подросток.
– Я в этом уверен.
За разговорами они не заметили, как пробежали минуты, воздух загустел, и в гостиную вступили маги из первой поисковой группы. За ними субвертировали и другие.
Их работа оказалась не менее плодотворной: они нашли десятерых волшебников в годном для обучения возрасте. Правда, чуть позже выяснилось, что один из тех рос в тёмной магической семье, а значит, не подходил по всем статьям.
Виттельсбах не скрывал недовольства. Он сурово отчитал принесших эту весть чародеев.
– Надеюсь, вы осознаёте, какой промах совершили? Неужели, разговаривая с его родителями, вы не поняли, кто они? Благодаря вам, двое сервиноктисов теперь знают, что мы затеваем, и тёмные, несмотря на отсутствие координатора, наверняка примут меры. Вы допустили утечку информации, а в нашем сообществе, где война бесконечна, это преступление!
– Простите, – не поднимая глаз, сказал один из молодых магов, – такого больше не повторится.
– Конечно, нет. Потому что вы отстранены, господа. Отправляйтесь по домам, а завтра я сообщу о вашем проступке иллюминасу, и он решит, что с вами делать.
Пристыженные волшебники субвертировали, а Конрад продолжил беседу с остальными. Когда же все, наконец, разошлись, уставшие отец и сын мгновенно провалились в сон.
Глава V
Опасения Виттельсбаха оправдались. Узнав о создания школ, тёмные начали воплощать идею в жизнь. Из-за отсутствия главы делали они это медленно, неуверенно и, учитывая, что большинство детей-магов уже отыскали филии, в школах «Серви ноктис» обучалось гораздо меньше волшебников, чем у светлых. Но преимущество всё равно оказалось потеряно.
Приговор иллюминаса провинившимся был суров – отлучение от «Филии луцис». Четверо юных чародеев становились инквиетумами. Глядя на рыдающих мальчиков, Конрад стискивал зубы, стараясь не думать, какими бедами грозит им наказание, о проблемах неприкаянных он знал не понаслышке.
Но не выдержал. Подойдя к поникшим юношам, он долго с ними беседовал, и хмурые лица тех слегка просветлели. Отверженные прекрасно понимали, что поддержка такого сильного мага, как Виттельсбах, очень важна для них.
Лёвенштайн заметил его манёвр, но вмешиваться не стал. Когда иллюминас выносил решение, у него на душе скребли кошки, но теперь он не сомневался, что молодые люди не пропадут и в дальнейшем сумеют реабилитироваться.
А вечером едва не произошло непоправимое: больное сердце, последние годы почти не беспокоившее Конрада, взбунтовалось. Сидевший с книгой маг почувствовал запомнившуюся со времён проклятия тяжесть в левой стороне груди. Боль усиливалась, стало нечем дышать. И если бы в эту минуту не вернулся Теодорих, наше повествование закончилось бы трагически.
Взгляду появившегося в комнате мальчика предстала ужасная картина: лицо отца почернело, глаза выкатились из орбит, а непослушные пальцы рвали ворот рубашки, пытаясь впустить немного воздуха в отторгающие его лёгкие. Подросток кинулся к мужчине и отвёл от груди его руки, прижимая свои. Губы шептали заклинание стабилизации, и дыхание мага постепенно выравнивалось. Тёмная синева кожи сменилась естественным цветом, и чародей открыл глаза.
Увидев сына, державшего ладони у его сердца, он всё понял. Обхватив голову мальчика, Конрад целовал его в лоб, глаза, волосы, а тот, отвечая на объятия, плакал навзрыд. Позже, когда оба отошли от потрясения, и Теодорих сидел у отца на коленях, молча гладя его лицо, Виттельсбах произнёс:
– Теперь я понимаю, что имел в виду Рудольф, когда говорил, что будет очень страшно умирать от последствий проклятия, которое ты по глупости так долго носил в себе, в момент, когда горишь желанием жить.
– Ты не умрёшь, папа, – тихо отозвался мальчик, – я не позволю.
Напуганный подросток больше никуда не уходил, а его друзья почти поселились в их доме. И Конрад не возражал. После того, как маг побывал на грани, весёлые детские голоса напоминали ему, что он всё ещё жив.
Иллюминаса очень встревожило состояние чародея. Не слушая возражений, он категорически запретил тому заниматься школами, временно заменив преподавателя, и не позволял вмешиваться в политические дела, приказав отдыхать. Это пошло на пользу. Через месяц приступы прекратились, и жизнь вошла в нормальное русло.
Конрад даже не представлял, насколько его делом станет воспитание юных магов. В Рейнштайне обучались два десятка детей всех возрастов, начиная от семи и заканчивая семнадцатью. И это была, пожалуй, самая дружная община среди других. Рядом с молодыми магами Виттельсбах оживал и сам чувствовал себя юным. Уважение к наставнику, дополненное дружбой с ним, накрепко связало и учителя, и учеников. К нему бежали со всеми горестями и радостями, и он всегда находил нужное слово, никогда не отказывая в помощи.
Сам того не осознавая, Конрад реализовывал сейчас свой родительский потенциал, не зря чародей в юности уверял, что хочет иметь много детей. Огорчало мага лишь то, что его сына не нашла ни одна из поисковых групп. Виттельсбах не переставал надеяться, но вера в чудо постепенно таяла. Усилием воли он подавил разочарование и продолжил жить.
Теодорих с удовольствием помогал отцу в школе, ведя уроки у младших. Сначала ему казалось странным находиться в стенах собственного дома, их излучения будили невесёлые воспоминания, но потом он привык.
Несмотря на добрые отношения, дисциплина в школе была железной. Если Конрад ни в чём не мог отказать Тео, никогда не пользующемуся его слабостью, то остальных умел держать в ежовых рукавицах без излишней суровости.
Дни проходили безмятежно и счастливо, даже артефакт Герье на какое-то время оказался забыт, хотя поиски его велись до сих пор. Ходили слухи, что магия дукса уже на Земле, но никто не знал, где именно. Виттельсбах настолько увлёкся новым делом, что не вспоминал о грозящей миру опасности, пока не произошло событие, перевернувшее не только его жизнь, но и, как казалось, поставившее всё волшебное сообщество на грань катастрофы.
Однажды Конрада вызвал иллюминас. Занятия подходили к концу, поэтому наставник отпустил учеников чуть раньше и вместе с Теодорихом переместился в Либенштайн. Для этого волшебникам пришлось выйти за границы замка. После того как двое воспитанников, попытавшиеся совершить субвертат внутри Рейнштайна, получили тяжёлые увечья, тренировки проводились лишь вне укрепления, а внутренние помещения Виттельсбах заклял так, что броски в них стали невозможны.
Расспросив магов о школе, Рудольф остался доволен. Беседа плавно перетекала из одного русла в другое, и ничто не предвещало неожиданностей. Но тут раздался стук в дверь.
– Входи, – откликнулся хозяин.
В комнате появилась удивительная красавица лет семнадцати, при виде которой глаза гостей потрясённо расширились. Золотистое платье изящно облегало точёную фигурку, густые тёмные волосы обрамляли лицо с несколько неправильными, но приятными чертами, а взгляд зелёных ярких глаз дышал теплом. Чувство собственного достоинства сквозило в каждом движении незнакомки, хотя при этом она не казалась надменной.
Конрад поймал себя на мысли, что если бы он ещё мог влюбляться, это произошло бы здесь и сейчас. Оба мага, как заворожённые, смотрели на чудесное видение, когда иллюминас заговорил:
– Позвольте, друзья, познакомить вас с моей приёмной дочерью Сандрианой де ла Роукс. Сана, представляю тебе господ Конрада фон Виттельсбаха и Теодориха фон Рейнштайна.
Опомнившиеся волшебники вскочили и церемонно поклонились. Сандриана, сделав книксен, поцеловала приёмного отца в щёку и села рядом.
Приговор иллюминаса провинившимся был суров – отлучение от «Филии луцис». Четверо юных чародеев становились инквиетумами. Глядя на рыдающих мальчиков, Конрад стискивал зубы, стараясь не думать, какими бедами грозит им наказание, о проблемах неприкаянных он знал не понаслышке.
Но не выдержал. Подойдя к поникшим юношам, он долго с ними беседовал, и хмурые лица тех слегка просветлели. Отверженные прекрасно понимали, что поддержка такого сильного мага, как Виттельсбах, очень важна для них.
Лёвенштайн заметил его манёвр, но вмешиваться не стал. Когда иллюминас выносил решение, у него на душе скребли кошки, но теперь он не сомневался, что молодые люди не пропадут и в дальнейшем сумеют реабилитироваться.
А вечером едва не произошло непоправимое: больное сердце, последние годы почти не беспокоившее Конрада, взбунтовалось. Сидевший с книгой маг почувствовал запомнившуюся со времён проклятия тяжесть в левой стороне груди. Боль усиливалась, стало нечем дышать. И если бы в эту минуту не вернулся Теодорих, наше повествование закончилось бы трагически.
Взгляду появившегося в комнате мальчика предстала ужасная картина: лицо отца почернело, глаза выкатились из орбит, а непослушные пальцы рвали ворот рубашки, пытаясь впустить немного воздуха в отторгающие его лёгкие. Подросток кинулся к мужчине и отвёл от груди его руки, прижимая свои. Губы шептали заклинание стабилизации, и дыхание мага постепенно выравнивалось. Тёмная синева кожи сменилась естественным цветом, и чародей открыл глаза.
Увидев сына, державшего ладони у его сердца, он всё понял. Обхватив голову мальчика, Конрад целовал его в лоб, глаза, волосы, а тот, отвечая на объятия, плакал навзрыд. Позже, когда оба отошли от потрясения, и Теодорих сидел у отца на коленях, молча гладя его лицо, Виттельсбах произнёс:
– Теперь я понимаю, что имел в виду Рудольф, когда говорил, что будет очень страшно умирать от последствий проклятия, которое ты по глупости так долго носил в себе, в момент, когда горишь желанием жить.
– Ты не умрёшь, папа, – тихо отозвался мальчик, – я не позволю.
Напуганный подросток больше никуда не уходил, а его друзья почти поселились в их доме. И Конрад не возражал. После того, как маг побывал на грани, весёлые детские голоса напоминали ему, что он всё ещё жив.
Иллюминаса очень встревожило состояние чародея. Не слушая возражений, он категорически запретил тому заниматься школами, временно заменив преподавателя, и не позволял вмешиваться в политические дела, приказав отдыхать. Это пошло на пользу. Через месяц приступы прекратились, и жизнь вошла в нормальное русло.
Конрад даже не представлял, насколько его делом станет воспитание юных магов. В Рейнштайне обучались два десятка детей всех возрастов, начиная от семи и заканчивая семнадцатью. И это была, пожалуй, самая дружная община среди других. Рядом с молодыми магами Виттельсбах оживал и сам чувствовал себя юным. Уважение к наставнику, дополненное дружбой с ним, накрепко связало и учителя, и учеников. К нему бежали со всеми горестями и радостями, и он всегда находил нужное слово, никогда не отказывая в помощи.
Сам того не осознавая, Конрад реализовывал сейчас свой родительский потенциал, не зря чародей в юности уверял, что хочет иметь много детей. Огорчало мага лишь то, что его сына не нашла ни одна из поисковых групп. Виттельсбах не переставал надеяться, но вера в чудо постепенно таяла. Усилием воли он подавил разочарование и продолжил жить.
Теодорих с удовольствием помогал отцу в школе, ведя уроки у младших. Сначала ему казалось странным находиться в стенах собственного дома, их излучения будили невесёлые воспоминания, но потом он привык.
Несмотря на добрые отношения, дисциплина в школе была железной. Если Конрад ни в чём не мог отказать Тео, никогда не пользующемуся его слабостью, то остальных умел держать в ежовых рукавицах без излишней суровости.
Дни проходили безмятежно и счастливо, даже артефакт Герье на какое-то время оказался забыт, хотя поиски его велись до сих пор. Ходили слухи, что магия дукса уже на Земле, но никто не знал, где именно. Виттельсбах настолько увлёкся новым делом, что не вспоминал о грозящей миру опасности, пока не произошло событие, перевернувшее не только его жизнь, но и, как казалось, поставившее всё волшебное сообщество на грань катастрофы.
Однажды Конрада вызвал иллюминас. Занятия подходили к концу, поэтому наставник отпустил учеников чуть раньше и вместе с Теодорихом переместился в Либенштайн. Для этого волшебникам пришлось выйти за границы замка. После того как двое воспитанников, попытавшиеся совершить субвертат внутри Рейнштайна, получили тяжёлые увечья, тренировки проводились лишь вне укрепления, а внутренние помещения Виттельсбах заклял так, что броски в них стали невозможны.
Расспросив магов о школе, Рудольф остался доволен. Беседа плавно перетекала из одного русла в другое, и ничто не предвещало неожиданностей. Но тут раздался стук в дверь.
– Входи, – откликнулся хозяин.
В комнате появилась удивительная красавица лет семнадцати, при виде которой глаза гостей потрясённо расширились. Золотистое платье изящно облегало точёную фигурку, густые тёмные волосы обрамляли лицо с несколько неправильными, но приятными чертами, а взгляд зелёных ярких глаз дышал теплом. Чувство собственного достоинства сквозило в каждом движении незнакомки, хотя при этом она не казалась надменной.
Конрад поймал себя на мысли, что если бы он ещё мог влюбляться, это произошло бы здесь и сейчас. Оба мага, как заворожённые, смотрели на чудесное видение, когда иллюминас заговорил:
– Позвольте, друзья, познакомить вас с моей приёмной дочерью Сандрианой де ла Роукс. Сана, представляю тебе господ Конрада фон Виттельсбаха и Теодориха фон Рейнштайна.
Опомнившиеся волшебники вскочили и церемонно поклонились. Сандриана, сделав книксен, поцеловала приёмного отца в щёку и села рядом.
Когда девушка заговорила, оказалось, что голос её совершенно не соответствует внешнему виду. Он был низким, слегка грассирующим, и вместо ожидаемых журчания ручейка и щебета птицы в нём звучала лёгкая хрипотца.
– Отец много рассказывал о вас, господа. И вот, наконец, мне представилась возможность познакомиться с людьми столь необычной судьбы. Поверьте, для меня это большая честь!
Конрада передёрнуло. Он подумал, что с сияющей, свежей красотой новой знакомой совершенно не гармонируют ни манера поведения, ни обороты речи. Твёрдо сжатый рот и усталые глаза, тоже не вязались с обликом юной особы.
Маг бросил взгляд на сына, пытаясь понять, заметил ли тот что-нибудь, но Тео, с откровенным восхищением рассматривающий новоявленное дитя Лёвенштайна, похоже, ни о чём подобном не думал. И Виттельсбах постарался стряхнуть с себя наваждение, списав свои впечатления на умение девушки держаться.
– Сана недавно среди нас, – начал старик, – и, уверяю, более сильной волшебницы я ещё не встречал. Но о своей магической сущности она долгое время не знала, и колдовать по нашим правилам не умеет.
Иллюминас помолчал.
– Конрад, – снова заговорил он, – нам нужна твоя помощь. Я прошу тебя взяться за обучение Сандрианы. Ты единственный, кто сумеет с этим справится.
Виттельсбах опешил.
– Рудольф, если фройляйн де ла Роукс ни у кого не училась, то я могу не успеть закончить курс до её совершеннолетия. И она подвергнется изгнанию по закону Герье. Мне не хочется отягощать этим свою совесть.
Внимательно слушавшая мага девушка подала голос:
– Похоже, – весело сказала она, – герр Виттельсбах сомневается в моих умственных способностях. Или это ваше мнение о разуме всех женщин?
Конраду показалось, что глаза Сандрианы угрожающе блеснули, и чародей невольно спасовал перед этой девочкой, не желая приобретать врага в её лице. Дрожь пробрала его снова.
– Отнюдь, фройляйн, – возразил он, – дело вовсе не в наличии или отсутствии ума. Вы даже не представляете, сколько информации вам предстоит впитать. Ни один даже очень способный человек не в состоянии сделать этого за такой короткий срок.
Девушка улыбнулась и расслабилась.
– Вы правы, мой господин, всё сразу освоить невозможно. Зная это, я не теряла времени даром и занималась самостоятельно. Увы, моими наставниками были только книги, и всё же, как мне кажется, я сумела добиться неплохих результатов.
Она повернулась к столу, где стояла старинная серебряная чернильница с пером.
– Воларе!
Объект лениво поднялся в воздух и двинулся к Виттельсбаху. Немного не долетев до волшебника, перо развернулось и, брызнув на мужчину чернилами, отправилось обратно.
– Монструм!
Миг, и перед окаменевшей аудиторией сидел огромный мохнатый паук, угрожающе шевелящий жвалами.
Удивился даже иллюминас, не говоря уже о потерявших дар речи гостях.
– Девочка моя, почему ты не сказала, что умеешь пользоваться заклинаниями преображения? Это очень сложная магия.
– Должна же быть в женщине какая-то загадка, – лукаво улыбнулась та.
– Я не сомневался, мои дорогие, что Сана сильна, – с натянутой улыбкой произнёс Лёвенштайн, – но даже и не подозревал о таких её успехах.
Повернувшись к девушке, он изобразил аплодисменты.
– Браво!
Поднявшийся с кресла Теодорих зааплодировал тоже.
– Сандриана, вы производите впечатление. Если понадобится моя помощь, я к вашим услугам.
Конрад удивлённо покосился на сына. Он и не знал, что его ребёнок может вести себя так светски. Улыбнувшись подростку, девушка приблизилась к старшему магу. Глядя на него снизу вверх, она сказала:
– Вы по-прежнему не верите в меня, герр Виттельсбах?
Тот сглотнул и со второй попытки ответил:
– Смею ли я, фройляйн, после такой наглядной демонстрации…
– Что ж…
Она смотрела на чародея смеющимися глазами, словно омут, затягивающими его в свою глубину.
– Тогда увидимся завтра.
Сандриана поцеловала отца, помахала рукой Теодориху и, бросив взгляд на Конрада, вышла.
– Да, – запоздало прошептал чародей, проводя рукой по вспотевшему лбу.
Сын и иллюминас удивлённо посмотрели на него, но промолчали, за что тот их мысленно поблагодарил. Привычка властвовать собой взяла верх: эмоции были отброшены, лицо разгладилось. Попрощавшись со стариком, маги субвертировали домой.
Весь вечер Теодорих просидел, задумавшись. Похоже, мальчика мучила какая-то мысль, которую он не решался высказать. Отец заметил это.
– Что случилось, сынок? Что тебя тревожит?
Подросток подошёл к Конраду и, обняв, спрятал лицо у того на груди.
– Папа, это, конечно, не имеет большого значения и никак не повлияет на наши отношения, но ты не мог бы…
– Что?
– … усыновить меня официально?
Сердце Виттельсбаха подпрыгнуло и заколотилось. Он отстранил ребёнка, заглядывая тому в глаза.
– Ты, действительно, этого хочешь? – с волнением спросил он.
– Очень.
Маг снова прижал Теодориха к себе.
– Много раз я собирался это предложить, – признался он, – но не осмеливался, памятуя, что фон Рейнштайн погиб от моей руки.
– Вспомни, я не однажды говорил, что не считаю Хорста отцом. Я твой сын и хочу носить твою фамилию.
– Тео, мальчик мой, – растроганно прошептал Конрад, целуя подростка.
– Отец много рассказывал о вас, господа. И вот, наконец, мне представилась возможность познакомиться с людьми столь необычной судьбы. Поверьте, для меня это большая честь!
Конрада передёрнуло. Он подумал, что с сияющей, свежей красотой новой знакомой совершенно не гармонируют ни манера поведения, ни обороты речи. Твёрдо сжатый рот и усталые глаза, тоже не вязались с обликом юной особы.
Маг бросил взгляд на сына, пытаясь понять, заметил ли тот что-нибудь, но Тео, с откровенным восхищением рассматривающий новоявленное дитя Лёвенштайна, похоже, ни о чём подобном не думал. И Виттельсбах постарался стряхнуть с себя наваждение, списав свои впечатления на умение девушки держаться.
– Сана недавно среди нас, – начал старик, – и, уверяю, более сильной волшебницы я ещё не встречал. Но о своей магической сущности она долгое время не знала, и колдовать по нашим правилам не умеет.
Иллюминас помолчал.
– Конрад, – снова заговорил он, – нам нужна твоя помощь. Я прошу тебя взяться за обучение Сандрианы. Ты единственный, кто сумеет с этим справится.
Виттельсбах опешил.
– Рудольф, если фройляйн де ла Роукс ни у кого не училась, то я могу не успеть закончить курс до её совершеннолетия. И она подвергнется изгнанию по закону Герье. Мне не хочется отягощать этим свою совесть.
Внимательно слушавшая мага девушка подала голос:
– Похоже, – весело сказала она, – герр Виттельсбах сомневается в моих умственных способностях. Или это ваше мнение о разуме всех женщин?
Конраду показалось, что глаза Сандрианы угрожающе блеснули, и чародей невольно спасовал перед этой девочкой, не желая приобретать врага в её лице. Дрожь пробрала его снова.
– Отнюдь, фройляйн, – возразил он, – дело вовсе не в наличии или отсутствии ума. Вы даже не представляете, сколько информации вам предстоит впитать. Ни один даже очень способный человек не в состоянии сделать этого за такой короткий срок.
Девушка улыбнулась и расслабилась.
– Вы правы, мой господин, всё сразу освоить невозможно. Зная это, я не теряла времени даром и занималась самостоятельно. Увы, моими наставниками были только книги, и всё же, как мне кажется, я сумела добиться неплохих результатов.
Она повернулась к столу, где стояла старинная серебряная чернильница с пером.
– Воларе!
Объект лениво поднялся в воздух и двинулся к Виттельсбаху. Немного не долетев до волшебника, перо развернулось и, брызнув на мужчину чернилами, отправилось обратно.
– Монструм!
Миг, и перед окаменевшей аудиторией сидел огромный мохнатый паук, угрожающе шевелящий жвалами.
Удивился даже иллюминас, не говоря уже о потерявших дар речи гостях.
– Девочка моя, почему ты не сказала, что умеешь пользоваться заклинаниями преображения? Это очень сложная магия.
– Должна же быть в женщине какая-то загадка, – лукаво улыбнулась та.
– Я не сомневался, мои дорогие, что Сана сильна, – с натянутой улыбкой произнёс Лёвенштайн, – но даже и не подозревал о таких её успехах.
Повернувшись к девушке, он изобразил аплодисменты.
– Браво!
Поднявшийся с кресла Теодорих зааплодировал тоже.
– Сандриана, вы производите впечатление. Если понадобится моя помощь, я к вашим услугам.
Конрад удивлённо покосился на сына. Он и не знал, что его ребёнок может вести себя так светски. Улыбнувшись подростку, девушка приблизилась к старшему магу. Глядя на него снизу вверх, она сказала:
– Вы по-прежнему не верите в меня, герр Виттельсбах?
Тот сглотнул и со второй попытки ответил:
– Смею ли я, фройляйн, после такой наглядной демонстрации…
– Что ж…
Она смотрела на чародея смеющимися глазами, словно омут, затягивающими его в свою глубину.
– Тогда увидимся завтра.
Сандриана поцеловала отца, помахала рукой Теодориху и, бросив взгляд на Конрада, вышла.
– Да, – запоздало прошептал чародей, проводя рукой по вспотевшему лбу.
Сын и иллюминас удивлённо посмотрели на него, но промолчали, за что тот их мысленно поблагодарил. Привычка властвовать собой взяла верх: эмоции были отброшены, лицо разгладилось. Попрощавшись со стариком, маги субвертировали домой.
Весь вечер Теодорих просидел, задумавшись. Похоже, мальчика мучила какая-то мысль, которую он не решался высказать. Отец заметил это.
– Что случилось, сынок? Что тебя тревожит?
Подросток подошёл к Конраду и, обняв, спрятал лицо у того на груди.
– Папа, это, конечно, не имеет большого значения и никак не повлияет на наши отношения, но ты не мог бы…
– Что?
– … усыновить меня официально?
Сердце Виттельсбаха подпрыгнуло и заколотилось. Он отстранил ребёнка, заглядывая тому в глаза.
– Ты, действительно, этого хочешь? – с волнением спросил он.
– Очень.
Маг снова прижал Теодориха к себе.
– Много раз я собирался это предложить, – признался он, – но не осмеливался, памятуя, что фон Рейнштайн погиб от моей руки.
– Вспомни, я не однажды говорил, что не считаю Хорста отцом. Я твой сын и хочу носить твою фамилию.
– Тео, мальчик мой, – растроганно прошептал Конрад, целуя подростка.
Глава VI
Процесс усыновления в волшебном мире был не так сложен, как в человеческом. Магический договор мог скрепить один совершеннолетний чародей, и создателем новой семьи стал Рудольф. Сандриана присутствовала на церемонии в качестве свидетеля, улыбаясь всем и никому загадочной улыбкой, не выражающей ни радости, ни печали.
Надо сказать, что юная фройляйн де ла Роукс поражала своими успехами обоих Виттельсбахов. Учебный материал Сандриана осваивала безо всяких усилий, и через пару месяцев мастерство её настолько возросло, что она с лёгкостью обставляла учителей. Теодорих только разводил руками, большего он ей уже дать не мог. Конрад же ещё не исчерпал свой преподавательский потенциал, поэтому они продолжали занятия.
Эти дни маг жил, словно во сне. Очарование необычной ученицы вкупе с её природной силой, умом, магической аурой притягивало его. И через некоторое время Виттельсбах с ужасом осознал, что влюбился. Когда он находился рядом с Саной, сердце его давало перебои, дыхание прерывалось, и чародей опасался, что не совладает с собой, выпустив из заточения своё мужское начало.
Давно уже ни одна, даже самая красивая, девушка, не привлекала его взгляда. Чтобы завоевать сердце волшебника, долгое время поклонявшегося лишь одной женщине, любви всей его жизни, нужно было нечто большее, чем нежное лицо, точёная фигурка и наивный взгляд, Виттельсбаху нравились мощный ум, сила воли, сообразительность. И де ла Роукс обладала всеми этими качествами, выгодно дополнявшими её красоту, обаяние и манеры.
Чем больше убеждался Конрад в своих чувствах, тем мрачнее становился. В безответности этой страсти он не сомневался. Едва ли юную фройляйн мог заинтересовать мужчина, более чем на двадцать лет старше неё. Всё чаще маг взглядывал в зеркало, подмечая произошедшие с ним изменения: морщины в углах рта и на лбу, седые волосы, которых становилось больше с каждым днём; и в эти моменты волшебник казался себе дряхлым старцем.
Страдания становились всё невыносимее, комплексов обнаруживалось всё больше, и Конрад даже обрадовался, когда иллюминас решил, что Сандриане можно учиться вместе с остальными. Это позволило магу более не оставаться с нею наедине. Теперь он встречался с девушкой только в присутствии многих других, что несколько отвлекало его, не мешая при этом то и дело падать в бездну отчаяния.
Виттельсбах втайне надеялся, что Теодорих влюбится в Сандриану. Если бы между отцом и сыном возникло соперничество, Конрад с радостью уступил бы дорогу своему ребёнку. Но подросток, открыто восхищающийся девушкой, ценил её, как драгоценный предмет, которым любуются, не трогая руками. А Сана, в свою очередь, относилась к мальчику с некоторой долей снисходительности, как к младшему.
Однажды Тео познакомил Сандриану с Эммой. Девушки понравились друг другу, много времени проводили вдвоём, и под влиянием Саны Эмма начала меняться. Исчезли дреды, одежда перестала походить на лохмотья, даже манеры девочки стали намного лучше, хотя до аристократических им было ещё далеко. Но Теодорих радовался малому, не зная, как выразить Сандриане свою благодарность.
А Конрад продолжал мучиться. Он стал нервным и раздражительным, под глазами залегли тени. Ученики побаивались наставника, который мог неожиданно сорваться и накричать на них. Единственным, к кому не менялось отношение Виттельсбаха, оставался сын; они по-прежнему находили удовольствие в обществе друг друга и любимых обоими тихих вечерах.
Видя, что происходит с отцом, мальчик беспокоился и пытался узнать причину такой перемены. Волшебник же отмалчивался или переводил разговор на другое. «Не хватало ещё, – думал он, – загрузить ребёнка своими мужскими проблемами».
В конце концов, маг довёл себя до такого состояния, что сердечный приступ случился у него во время тренировки по боевым заклинаниям. Увидев, что учитель, схватившись за грудь, упал, молодые маги столпились вокруг и, не зная, что делать, подняли крик, на который и прибежали бившиеся отдельно Теодорих с Сандрианой.
Лицо чародея начинало чернеть, когда Сана, отстранив перепуганных наблюдателей, склонилась над мужчиной. От неё исходила такая магическая мощь, что стоявшим поблизости подросткам, стало неуютно.
Боль отступала, и Конрад, находившийся в полусознании, подумал, что это либо смерть, либо возвращение к жизни. И в этот момент почувствовал, как две небольшие ладони обхватили и легко сжали его сердце, ласково баюкая. Касание было мимолётным, но реальным, и сразу после исчезли все болезненные ощущения, не осталось даже привычной тяжести в груди. Заглянув внутрь себя, Виттельсбах увидел, что сердечная мышца полностью восстановилась и мощными толчками погнала кровь по жилам. Открыв глаза, маг легко вскочил на ноги.
– Кто? – спросил он. – Кто это сделал?
Бледный Теодорих дрожащей рукой показал на удаляющуюся Сандриану. Конрад догнал девушку.
– Сана!
Остановившись, та обернулась. Глаза её были красны.
– Сана, я должен поблагодарить вас за спасение своей жизни!
– Не стоит…
Голос де ла Роукс вздрагивал.
– Я чуть не убила вас, герр Виттельсбах, а вы говорите мне спасибо!
У чародея опустились руки.
– Как, чуть не убили? Вы вытащили меня с того света.
– Я могла опоздать. Что у вас больное сердце, я знала с первой встречи. И оказалась настолько беспечна, что не сразу приступила к лечению. Если бы меня сегодня не оказалось в замке, вы умерли бы. От этого приступа вас не спасло бы даже заклинание Тео.
И девушка расплакалась.
– Я испугалась, – смущённо улыбаясь сквозь слёзы, сказала она.
– Но ведь я жив, – возразил Конрад.
И поцеловал руку Сандрианы. Та слегка покраснела, снова улыбнулась и скользнула в сторону. А маг вернулся к напуганным ученикам и сыну.
– Что это было? – тихонько спросил Теодорих. – Что она сделала, папа?
– Не знаю, Тео, – так же тихо ответил отец. – Мне незнаком этот способ лечения. Могу сказать одно – она удивительно сильна. И, дай Бог, чтобы это пошло во благо, а не во зло.
– Но Сана помогла тебе…
– Да. И избавила от последствий проклятия навсегда. Но теперь, зная о её мощи, я не представляю, что мне делать: кинуться спасительнице в ноги или бежать без оглядки.
Оставив озадаченного мальчика и отпустив всех движением руки, Виттельсбах начал спускаться вниз.
Как ни странно, но после этого происшествия жизнь на какое-то время вошла в нормальное русло. Конрад несколько успокоился и продолжал выполнять свои обязанности, Теодорих радовался, что отец снова здоров, а Сана…. Что было на душе у Саны не знал никто. Внешне она выглядела спокойной, но иногда в глазах девушки вспыхивали странные огоньки: то ли смеха, то ли злости. Затишье длилось около двух недель, пока не произошло непредвиденное.
Началось всё со странного припадка у Сандрианы на уроке: рухнув на пол, она изогнулась дугой, на губах запенилась слюна, а глаза вылезли из орбит. Вырывая клочья волос, девушка скрюченными пальцами скребла голову, словно пытаясь выдрать что-то, причиняющее ей боль.
Пришедший в ужас Виттельсбах подхватил извивающееся тело и вынес на верхушку бергфрида. Свежий воздух не помог; Сандриана билась в судорогах, с губ срывались непонятные слова, но внезапно приступ прекратился. Девушка обмякла на руках мужчины и немедленно открыла ясные зелёные глаза.
Несколько секунд Сана непонимающе смотрела на Конрада, а потом задрожала и, прошептав: «Опять!», зарыдала, уткнувшись лицом в плечо растерявшегося мага. Тот неловко гладил её по спине, тихонько уверяя, что всё хорошо, но Сандриана, внезапно вырвавшись из его объятий, рыкнула изменившимся голосом:
– Ошибаешься. Я не допущу, чтобы вам было хорошо, раз для меня всё складывается так плохо!
Тугая волна магии хлынула на чародея, скручивая и отбрасывая назад, и только многолетние физические тренировки помогли тому удержаться на ногах и не слететь вниз с огромной высоты. А девушка неожиданно успокоилась, словно внутри неё иссяк источник энергии. Подойдя, она провела рукой по щеке мужчины.
– Простите меня, Конрад, я плохо контролирую себя в таком состоянии.
Встав на цыпочки, Сандриана прикоснулась губами к его губам и, развернувшись, помчалась вниз.
Маг не сразу пришёл в себя. Стоя с закрытыми глазами, он смаковал её поцелуй. Задремавшие чувства проснулись вновь, и, опомнившись, Конрад бросился за беглянкой.
Сбежав по лестнице, волшебник осмотрелся. На всех выходах стояли магические запоры, но Саны в замке не оказалось. Тео и другие юные маги тоже не видели девушку. Загадочное её исчезновение напугало чародея, и он послал иллюминасу «вокаре» с вопросом, вернулась ли домой его приёмная дочь. Получив утвердительный ответ, Виттельсбах немного успокоился, но ещё долго ломал голову над загадкой, как девушка могла покинуть запечатанный заклинаниями артефакт.
Ночью, лёжа в кровати, Конрад снова и снова ощущал касание губ Сандрианы, и это воспоминание заставляло кровь его бурлить в жилах, твердеть плоть. Вероятно, таким образом она пыталась загладить вину за нанесённый её магией урон или, может.... На этом «может» волшебник и останавливался, боясь тешить себя пустыми надеждами.
Постепенно в нём зрело решение выяснить всё и не мучиться более. Если «нет», то он, как всегда, спрячет боль глубоко в душе и постарается забыть о её существовании, если «да», то… Конрад и вообразить себе не мог, что с ним станет, окажись ответ положительным. Чародей так и не сомкнул глаз до утра.
Следующий учебный день начался с визита иллюминаса. Тот попросил наставника продемонстрировать, чему научились за это время молодые волшебники. Вызывая, показывая и рассказывая, Виттельсбах обводил взглядом учеников, ища и не находя ту, что должна произнести сегодня его приговор. Вне себя от тревоги и досады Конрад обратился к Лёвенштайну:
– Рудольф, – поинтересовался он, – где ваша дочь? С ней всё в порядке?
Старик удивлённо взглянул на него.
– Думаю, да. А что, собственно, тебя беспокоит, сынок?
Чародей, не умеющий лгать, покраснев, выдавил:
– Вчера на уроке ей стало плохо, и… и я хотел бы знать, здорова ли она.
– Опять?! У неё снова был приступ?
Иллюминас схватил мужчину за руку. Но он-то давно научился прятать свои истинные чувства, поэтому через несколько секунд спокойно сказал:
– Сана – непредсказуемая девочка. Вероятно, она взбунтовалась и решила прогулять урок. Сегодня такой чудесный день, а она любит бывать у Рейна.
Возмущённый недисциплинированностью Сандрианы Виттельсбах, оставив класс Теодориху, спустился к реке, поглядывая на ещё недавно сиявшее солнечными лучами небо, которое затягивали тучи. Хмурилось всё сильнее, и Конрад уже собирался повернуть обратно, когда увидел её. Сана стояла у воды, подняв руки и повернув ладони к небу. Мощная, незнакомая и страшная магия изливалась из них, сгоняя отовсюду и создавая из ничего сероватые облака.
Девушка не заметила чародея, и он, не сводя с неё глаз, не смея повернуться спиной, пятился, пока не скрылся за листвой кустарника. Только тогда Конрад развернулся и опрометью кинулся в замок. Ворвавшись в библиотеку, он свалил на стол груду книг и лихорадочно принялся искать в них упоминания о волшебниках, умевших управлять стихиями.
Через час он нашёл имя единственного за всю историю существования магического мира колдуна, некогда вызывавшего грозы и ураганы, наводнения и пургу, сильнейшего дукса всех времён… ГЕРЬЕ ДЕ ЛА РОУКСА. Задыхаясь и обливаясь холодным потом, Виттельсбах смотрел на роковые письмена, чувствуя, что от обилия вопросов без ответов начинает сходить с ума.
Надо сказать, что юная фройляйн де ла Роукс поражала своими успехами обоих Виттельсбахов. Учебный материал Сандриана осваивала безо всяких усилий, и через пару месяцев мастерство её настолько возросло, что она с лёгкостью обставляла учителей. Теодорих только разводил руками, большего он ей уже дать не мог. Конрад же ещё не исчерпал свой преподавательский потенциал, поэтому они продолжали занятия.
Эти дни маг жил, словно во сне. Очарование необычной ученицы вкупе с её природной силой, умом, магической аурой притягивало его. И через некоторое время Виттельсбах с ужасом осознал, что влюбился. Когда он находился рядом с Саной, сердце его давало перебои, дыхание прерывалось, и чародей опасался, что не совладает с собой, выпустив из заточения своё мужское начало.
Давно уже ни одна, даже самая красивая, девушка, не привлекала его взгляда. Чтобы завоевать сердце волшебника, долгое время поклонявшегося лишь одной женщине, любви всей его жизни, нужно было нечто большее, чем нежное лицо, точёная фигурка и наивный взгляд, Виттельсбаху нравились мощный ум, сила воли, сообразительность. И де ла Роукс обладала всеми этими качествами, выгодно дополнявшими её красоту, обаяние и манеры.
Чем больше убеждался Конрад в своих чувствах, тем мрачнее становился. В безответности этой страсти он не сомневался. Едва ли юную фройляйн мог заинтересовать мужчина, более чем на двадцать лет старше неё. Всё чаще маг взглядывал в зеркало, подмечая произошедшие с ним изменения: морщины в углах рта и на лбу, седые волосы, которых становилось больше с каждым днём; и в эти моменты волшебник казался себе дряхлым старцем.
Страдания становились всё невыносимее, комплексов обнаруживалось всё больше, и Конрад даже обрадовался, когда иллюминас решил, что Сандриане можно учиться вместе с остальными. Это позволило магу более не оставаться с нею наедине. Теперь он встречался с девушкой только в присутствии многих других, что несколько отвлекало его, не мешая при этом то и дело падать в бездну отчаяния.
Виттельсбах втайне надеялся, что Теодорих влюбится в Сандриану. Если бы между отцом и сыном возникло соперничество, Конрад с радостью уступил бы дорогу своему ребёнку. Но подросток, открыто восхищающийся девушкой, ценил её, как драгоценный предмет, которым любуются, не трогая руками. А Сана, в свою очередь, относилась к мальчику с некоторой долей снисходительности, как к младшему.
Однажды Тео познакомил Сандриану с Эммой. Девушки понравились друг другу, много времени проводили вдвоём, и под влиянием Саны Эмма начала меняться. Исчезли дреды, одежда перестала походить на лохмотья, даже манеры девочки стали намного лучше, хотя до аристократических им было ещё далеко. Но Теодорих радовался малому, не зная, как выразить Сандриане свою благодарность.
А Конрад продолжал мучиться. Он стал нервным и раздражительным, под глазами залегли тени. Ученики побаивались наставника, который мог неожиданно сорваться и накричать на них. Единственным, к кому не менялось отношение Виттельсбаха, оставался сын; они по-прежнему находили удовольствие в обществе друг друга и любимых обоими тихих вечерах.
Видя, что происходит с отцом, мальчик беспокоился и пытался узнать причину такой перемены. Волшебник же отмалчивался или переводил разговор на другое. «Не хватало ещё, – думал он, – загрузить ребёнка своими мужскими проблемами».
В конце концов, маг довёл себя до такого состояния, что сердечный приступ случился у него во время тренировки по боевым заклинаниям. Увидев, что учитель, схватившись за грудь, упал, молодые маги столпились вокруг и, не зная, что делать, подняли крик, на который и прибежали бившиеся отдельно Теодорих с Сандрианой.
Лицо чародея начинало чернеть, когда Сана, отстранив перепуганных наблюдателей, склонилась над мужчиной. От неё исходила такая магическая мощь, что стоявшим поблизости подросткам, стало неуютно.
Боль отступала, и Конрад, находившийся в полусознании, подумал, что это либо смерть, либо возвращение к жизни. И в этот момент почувствовал, как две небольшие ладони обхватили и легко сжали его сердце, ласково баюкая. Касание было мимолётным, но реальным, и сразу после исчезли все болезненные ощущения, не осталось даже привычной тяжести в груди. Заглянув внутрь себя, Виттельсбах увидел, что сердечная мышца полностью восстановилась и мощными толчками погнала кровь по жилам. Открыв глаза, маг легко вскочил на ноги.
– Кто? – спросил он. – Кто это сделал?
Бледный Теодорих дрожащей рукой показал на удаляющуюся Сандриану. Конрад догнал девушку.
– Сана!
Остановившись, та обернулась. Глаза её были красны.
– Сана, я должен поблагодарить вас за спасение своей жизни!
– Не стоит…
Голос де ла Роукс вздрагивал.
– Я чуть не убила вас, герр Виттельсбах, а вы говорите мне спасибо!
У чародея опустились руки.
– Как, чуть не убили? Вы вытащили меня с того света.
– Я могла опоздать. Что у вас больное сердце, я знала с первой встречи. И оказалась настолько беспечна, что не сразу приступила к лечению. Если бы меня сегодня не оказалось в замке, вы умерли бы. От этого приступа вас не спасло бы даже заклинание Тео.
И девушка расплакалась.
– Я испугалась, – смущённо улыбаясь сквозь слёзы, сказала она.
– Но ведь я жив, – возразил Конрад.
И поцеловал руку Сандрианы. Та слегка покраснела, снова улыбнулась и скользнула в сторону. А маг вернулся к напуганным ученикам и сыну.
– Что это было? – тихонько спросил Теодорих. – Что она сделала, папа?
– Не знаю, Тео, – так же тихо ответил отец. – Мне незнаком этот способ лечения. Могу сказать одно – она удивительно сильна. И, дай Бог, чтобы это пошло во благо, а не во зло.
– Но Сана помогла тебе…
– Да. И избавила от последствий проклятия навсегда. Но теперь, зная о её мощи, я не представляю, что мне делать: кинуться спасительнице в ноги или бежать без оглядки.
Оставив озадаченного мальчика и отпустив всех движением руки, Виттельсбах начал спускаться вниз.
Как ни странно, но после этого происшествия жизнь на какое-то время вошла в нормальное русло. Конрад несколько успокоился и продолжал выполнять свои обязанности, Теодорих радовался, что отец снова здоров, а Сана…. Что было на душе у Саны не знал никто. Внешне она выглядела спокойной, но иногда в глазах девушки вспыхивали странные огоньки: то ли смеха, то ли злости. Затишье длилось около двух недель, пока не произошло непредвиденное.
Началось всё со странного припадка у Сандрианы на уроке: рухнув на пол, она изогнулась дугой, на губах запенилась слюна, а глаза вылезли из орбит. Вырывая клочья волос, девушка скрюченными пальцами скребла голову, словно пытаясь выдрать что-то, причиняющее ей боль.
Пришедший в ужас Виттельсбах подхватил извивающееся тело и вынес на верхушку бергфрида. Свежий воздух не помог; Сандриана билась в судорогах, с губ срывались непонятные слова, но внезапно приступ прекратился. Девушка обмякла на руках мужчины и немедленно открыла ясные зелёные глаза.
Несколько секунд Сана непонимающе смотрела на Конрада, а потом задрожала и, прошептав: «Опять!», зарыдала, уткнувшись лицом в плечо растерявшегося мага. Тот неловко гладил её по спине, тихонько уверяя, что всё хорошо, но Сандриана, внезапно вырвавшись из его объятий, рыкнула изменившимся голосом:
– Ошибаешься. Я не допущу, чтобы вам было хорошо, раз для меня всё складывается так плохо!
Тугая волна магии хлынула на чародея, скручивая и отбрасывая назад, и только многолетние физические тренировки помогли тому удержаться на ногах и не слететь вниз с огромной высоты. А девушка неожиданно успокоилась, словно внутри неё иссяк источник энергии. Подойдя, она провела рукой по щеке мужчины.
– Простите меня, Конрад, я плохо контролирую себя в таком состоянии.
Встав на цыпочки, Сандриана прикоснулась губами к его губам и, развернувшись, помчалась вниз.
Маг не сразу пришёл в себя. Стоя с закрытыми глазами, он смаковал её поцелуй. Задремавшие чувства проснулись вновь, и, опомнившись, Конрад бросился за беглянкой.
Сбежав по лестнице, волшебник осмотрелся. На всех выходах стояли магические запоры, но Саны в замке не оказалось. Тео и другие юные маги тоже не видели девушку. Загадочное её исчезновение напугало чародея, и он послал иллюминасу «вокаре» с вопросом, вернулась ли домой его приёмная дочь. Получив утвердительный ответ, Виттельсбах немного успокоился, но ещё долго ломал голову над загадкой, как девушка могла покинуть запечатанный заклинаниями артефакт.
Ночью, лёжа в кровати, Конрад снова и снова ощущал касание губ Сандрианы, и это воспоминание заставляло кровь его бурлить в жилах, твердеть плоть. Вероятно, таким образом она пыталась загладить вину за нанесённый её магией урон или, может.... На этом «может» волшебник и останавливался, боясь тешить себя пустыми надеждами.
Постепенно в нём зрело решение выяснить всё и не мучиться более. Если «нет», то он, как всегда, спрячет боль глубоко в душе и постарается забыть о её существовании, если «да», то… Конрад и вообразить себе не мог, что с ним станет, окажись ответ положительным. Чародей так и не сомкнул глаз до утра.
Следующий учебный день начался с визита иллюминаса. Тот попросил наставника продемонстрировать, чему научились за это время молодые волшебники. Вызывая, показывая и рассказывая, Виттельсбах обводил взглядом учеников, ища и не находя ту, что должна произнести сегодня его приговор. Вне себя от тревоги и досады Конрад обратился к Лёвенштайну:
– Рудольф, – поинтересовался он, – где ваша дочь? С ней всё в порядке?
Старик удивлённо взглянул на него.
– Думаю, да. А что, собственно, тебя беспокоит, сынок?
Чародей, не умеющий лгать, покраснев, выдавил:
– Вчера на уроке ей стало плохо, и… и я хотел бы знать, здорова ли она.
– Опять?! У неё снова был приступ?
Иллюминас схватил мужчину за руку. Но он-то давно научился прятать свои истинные чувства, поэтому через несколько секунд спокойно сказал:
– Сана – непредсказуемая девочка. Вероятно, она взбунтовалась и решила прогулять урок. Сегодня такой чудесный день, а она любит бывать у Рейна.
Возмущённый недисциплинированностью Сандрианы Виттельсбах, оставив класс Теодориху, спустился к реке, поглядывая на ещё недавно сиявшее солнечными лучами небо, которое затягивали тучи. Хмурилось всё сильнее, и Конрад уже собирался повернуть обратно, когда увидел её. Сана стояла у воды, подняв руки и повернув ладони к небу. Мощная, незнакомая и страшная магия изливалась из них, сгоняя отовсюду и создавая из ничего сероватые облака.
Девушка не заметила чародея, и он, не сводя с неё глаз, не смея повернуться спиной, пятился, пока не скрылся за листвой кустарника. Только тогда Конрад развернулся и опрометью кинулся в замок. Ворвавшись в библиотеку, он свалил на стол груду книг и лихорадочно принялся искать в них упоминания о волшебниках, умевших управлять стихиями.
Через час он нашёл имя единственного за всю историю существования магического мира колдуна, некогда вызывавшего грозы и ураганы, наводнения и пургу, сильнейшего дукса всех времён… ГЕРЬЕ ДЕ ЛА РОУКСА. Задыхаясь и обливаясь холодным потом, Виттельсбах смотрел на роковые письмена, чувствуя, что от обилия вопросов без ответов начинает сходить с ума.
Рейтинг: 0
517 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
