Помочь сайту
Поздравления
Узники солнца (этюд 27 "Звёзды в гостиной, или В двух словах обо всём")
13 апреля 2025 -
Андрей Кудин
Этюд двадцать седьмой
(Звёзды в гостиной, или В двух словах обо всём)
Вечером следующего дня я сидел на крыльце дома и сквозь затемненные очки смотрел на солнце. Я ждал Вина. Где-то в это время он должен был возвращаться с работы. Я чувствовал: как только он прилетит в посёлок, обязательно зайдёт ко мне. Так и вышло. Один из автороботов приземлился напротив нашего двора. Из него высадился мой друг. Но сегодня он не был похож на себя…
На нём сидел светлый элегантный костюм, скроенный по последнему велению моды, причём сидел достаточно хорошо. А на голове не было привычной шляпы.
Тихо и не спеша он подошёл ко мне и сел рядом. Скрестил ноги, вынул из верхнего кармана солнцезащитные очки – в золотой оправе, с серыми стёклами (те самые, которые я увидел в день нашего знакомства и не знал, к какой внешности привязать), - и, надев их, направил взор туда же, куда и я.
- Ты замечательно выглядишь! Оказывается, современный стиль одежды тебе тоже идёт!
- Спасибо.
Мы немного помолчали, а потом я сказал:
- Наша мама, когда мы с тобой были ещё детьми, сочинила для нас рассказ о другой планете, которая была похожа на нашу Землю. И две планеты, Земля и та другая, неназванная, были как две сестры… Я думаю о том, что мы живём сейчас на Далмаке, что у нас есть теперь эта другая планета… Мама, конечно, представляла её иначе, но… ты понимаешь, что я хочу сказать…
- А что если бы Далмака не было? Что если бы человечество не сподобилось найти короткий путь в космос и ещё не скоро, а возможно, и никогда бы не открыло другие обитаемые миры?..
Это был не столько вопрос ко мне, сколько отвлечённое художественное допущение.
- Ну и что. Мы сберегли нашу Землю. Наша любовь её сберегла. Это главное. А Далмак… может быть, он нам достался в качестве бонуса за это?..
И ни здесь, так на землях родной Британии – мы бы с тобой всё равно встретились. И узнали бы друг друга, даже если бы нам не представилась возможность отправиться в прошлое.
Наша прошлая жизнь… как ты думаешь, может это всё сон?
- В каком-то смысле – сон, - как и наша нынешняя жизнь… - произнёс в ответ мой друг.
- И мы теряем об этом память…
- Поэтому в каком-то смысле жизнь одна, и нам следует как можно рациональнее распорядиться отпущенным временем.
- Рационально распоряжаться временем – значит осознанно проживать жизнь… день за днём, час за часом, минута за минутой…
- Мы стараемся сделать наш сон как можно более осознанным, чтобы в один прекрасный момент полностью проснуться…
- Кто же мы такие, Вин? Кто мы? Я имею в виду людей в целом.
- Ты знаешь ответ.
- Мы – это те, кто видит сны?
- И сновидения снов.
- Но это… мало о чём говорит.
- Слова и не могут нам обо всём рассказать. На твой вопрос можно ответить иначе, более образно, но, в любом случае, окончательно он отпадает лишь в момент нашего пробуждения.
Между тем небо над посёлком начинало темнеть.
- Похоже, сегодня будет дождь?..
- Да, на сегодня он обещан, - сказал Вин.
- Для меня это будет первый дождь на Далмаке… А как часто здесь идут дожди?
- Как ты сам заметил только что, отнюдь не часто. Однако в некоторых не столь отдалённых районах, скажем в дельте Зельды, они не в диковинку.
Тут из дома до нас донёсся голос моей мамы:
- Роберт, Винер, идите ужинать!
Подул ветер, приятный ветерок… В связи с этим я спросил у Вина, как он смотрит на то, чтобы поужинать на улице. Но Вин счёл это непредусмотрительным и взамен предложил открыть окно в гостиной. Так мы и поступили: сели ужинать в доме возле открытого настежь окна.
Маму, как и недавно меня, привёл в изумление наряд Вина.
- Ты шикарно сегодня выглядишь, Вин!
- Спасибо, миссис Элизабет.
- Костюм – просто отпад!
- Впредь стану чаще его надевать.
- Ты прав. С минуты на минуту пойдёт дождь, и, судя по всему, неслабый, - сказал я. – Мы бы выглядели с тобой как два идиота.
- Никто бы не выглядел идиотом, если бы вы с отцом нашли время и соорудили навес, - заметила мама.
- А что… с учётом того, что дожди здесь, хотя и редко, но бывают, идея неплохая…
- Да, только кому первому она должна была прийти в голову?
И тут меня посетила хорошая мысль:
- Беседка… Не просто навес, мам. Мы с папой построим беседку!
- Вот и давайте! – сказала она наполовину в шутку, наполовину всерьёз, и добавила, обращаясь к Вину: - А то один, видите ли, - ботаник, а второй – художник, и у обоих вечно нет времени. Обо всём остальном думать мне!
- Прости, мам, ты, конечно, права…
- Ох! – произнесла она, сдерживая возмущение. – Ладно, не буду вам мешать, ужинайте на здоровье! Приятного аппетита! – и ушла из гостиной в свою комнату.
А тем временем ветер усилился. Лёгкая занавеска от его дуновения простёрлась вглубь комнаты и, едва не касаясь стола, затрепетала перед нами.
- Если честно, есть совсем не хочется… - произнёс я.
- Ты совсем худой, Роб. Тебе хотя бы изредка нужно подкрепляться, - заметил полушутливым тоном Вин.
- Ты сказал «изредка»? В таком случае я тебя обрадую: изредка я это делаю.
Мы немного посмеялись. Затем Вин приступил к трапезе, а я, опершись о спинку стула, стал рассказывать ему про то, как провёл сегодняшний день:
- С раннего утра сел за написание новой картины, сюжетом для которой послужило наше вчерашнее приключение. И знаешь, что самое странное, самое сложное для меня в ней? Это образ мистера Ларса. Чем дольше я в него вникал… тем больше находил сходств между ним и мной. С мистером Джеймсом дело обстоит как-то проще: я представляю себе его прошлое и могу представить будущее – благодаря, конечно, Сергею Фёдоровичу. Но его брат для меня в этом смысле загадка. Проводя параллели между нами, я думаю: «У нас совершенно разные судьбы. Мы воспитывались в совершенно разных семьях; жили, как я предполагаю, в разных условиях. Его нередко посещало чувство горечи, меня… – наверное, никогда. И вряд ли он пережил в жизни столько счастливых мгновений, сколько я, хотя он на десять лет меня старше…» Я хочу сказать, что если бы мой жизненный путь был таким же нелёгким, как его… возможно, точно так же пришлось бы сейчас спасать меня. Мы – разные люди – это так, - у нас много разного, и, разумеется, не всё оно объяснятся тем, о чём я только что сказал. Но, в то же время, мы и похожи. Порой мне даже казалось, что я изображаю самого себя. Что ты об этом думаешь, Вин? Впрочем, я тебя отвлекаю…
- Хотя, возможно, мои рассуждения напрасны… – вдруг я почувствовал, что набрёл на верную мысль. – Я просто изображу мистера Ларса таким, каким хочу его видеть, каким, на мой взгляд, он должен и может быть.
- Твоё решение мне нравится, - поддержал меня Вин.
А после того, как закончил с ужином, он поделился своим мнением по поводу остального:
- Все люди очень разные, Роб, и вместе с тем очень похожи друг на друга. Вероятность придаёт нам отличительные черты, а Определённость говорит о нашем изначальном сходстве. Нет ничего странного в том, что мы находим себя в других людях. Это чудесно: понимать, что другой человек, в сущности, такой же, как ты, только окружён иным полем Вероятности. Чудесно потому, что в тот момент, когда это осознаём, мы выходим за рамки своей личности. И чем глубже это осознаём, тем менее отчётливыми становятся границы нашей любви, тем ближе мы к Сознанию Единства, пониманию природы существования.
- Похоже, Определённостью-Вероятностью можно объяснить многие вещи…
- Определённость – это ноль. Вероятность – это ноль, обратившийся в множественность. В Определённости-Вероятности заключается природа существования, и не просто многие вещи, а абсолютно все имеют её в качестве основы.
- Значит, на веру в бога тоже можно взглянуть с этой позиции? Просто образ мистера Ларса у меня неизменно ассоциируется с этим понятием. Всю свою сознательную жизнь он был верующим человеком. В то время, как я даже не переступил порог Храма. Хотя, вру… было один раз: во время экскурсии с друзьями…
- Нет нужды ходить в храм, когда ты живёшь в нём, - сказал Вин.
- Да, это понятно. Но всё-таки… я хочу понять, почему люди верят в бога. Когда я тебя слушаю, у меня возникает ощущение, что любая вещь имеет простое, доступное нашему пониманию объяснение.
- Все вещи имеют простое объяснение потому, что имеют объяснение вообще. Но, думая о Простоте, не стоит забывать о Сложности. Тот, кто думает только о простоте, полагает, что всё скоро будет познано, и жить станет уже не так интересно.
- Как тот учёный-антрополог, которого я приводил в пример…
- Это как если бы думая об Определённости, упускать из виду Вероятность. Эти два слова – Простота и Сложность – в известных случаях пишутся точно также – через дефис. То, что каждая вещь имеет своё объяснение, свою Определённость, говорит нам в большей мере о её Простоте. Но в каждом месте в каждый момент времени мы наблюдаем сосуществование великого множества простых вещей. А это уже говорит о Сложности. Скажем иначе. Подобно тому, как учитель старается преподать свой предмет наиболее понятным языком, мы можем постараться дать простое объяснение любой кажущейся сложной вещи. Но это лишь говорит о возможности объяснить её более просто, и отнюдь не означает того, что эта вещь перестаёт быть сложной. Вероятность отчасти стала для нас Определённостью. Но подобная метаморфоза произойдёт и с Определённостью. Мы что-то помнили, но потом забыли, что-то знали, но со временем наше знание рассеялось. Простота вновь затерялась в Сложности.
Достаточно просто посмотреть вокруг. Что мы видим? Неужели то, что нас окружает, в том числе и мы сами, не есть подлинное чудо? Но для подлинного чуда одной Простоты, одной Определённости мало.
И тут пошёл дождь, - дарящий прохладу и свежесть всему живому и одновременно наполняющий мир чарующей музыкой, дождь, которого я не знал так давно…
Пока стихия властвовала, мы молчали. Это были незабываемые минуты безмолвия и умиротворённости, в коих утонули все вопросы и ответы.
Когда дождь закончился, я предложил Вину перенестись в кресла у камина. К счастью, он не торопился домой и с лёгкостью принял моё предложение. Немного покопавшись в своей фонотеке, я нашёл ту музыку, которая могла бы прийти на смену отшумевшему дождю. Это был альбом Джона Сэрри “And the stars go with you”
- Я не знаю, каковы твои музыкальные предпочтения, но, надеюсь, тебе это понравится.
Поскольку Вин на это ничего не сказал, а сразу стал увлечённо отвечать на мой давно прозвучавший вопрос, я, зная его, сделал вывод, что подобранная мной музыка пришлась кстати.
- Для того, чтобы реализовать фундаментальную потребность в комфорте и безопасности, человеку необходимо понизить степень Вероятности (что, разумеется, то же самое, что повысить степень Определённости) в окружающем его мире, а равно и в самом себе, - ведь внешние комфорт и безопасность – ничто без внутренних.
- Кажется, уже многое понятно… Осталось лишь назвать бога высшей Определённостью и гарантом вытекающей из него Определённости.
- Лишённый единства с природой, борющийся за выживание человек, прокладывает путь в Определённость. Для Вероятности должно всё меньше оставаться места в его жизни.
- Сдаётся мне, когда люди вели борьбу за моральные принципы, когда паутиной богословия опутывали умы, порочили и запрещали секс, они просто гнали её прочь от себя.
- И, кстати, секс – это как раз то, что уводит нас от Определённости к Вероятности. Между прочим, именно поэтому все художники невероятно сексуальны, а вместе с тем и близки к пониманию природы вещей. Да, так вот я о чём… люди стремились везде и во всём иметь определённость, не понимая, что на самом деле важен баланс между противоположностями (тут приходят на ум всевозможные диктатуры). В конце концов, от такого напряжения можно было лопнуть. И вот двадцатый век во многих смыслах становится началом перемен… Думается, прежде всего потому, что человек для них созрел – он уже создал себе комфортные условия для жизни и в достаточной мере обезопасил себя. Настало время шире открыть дверь для Вероятности. И тут выясняется, что она может быть не только опасна, но и очень полезна. Например... чем дальше в своих исследованиях продвигается наука, чем чаще она сталкивается с Вероятностью, тем больше оттачиваются её технологии. Оказывается, можно добиться ещё более высокого уровня комфорта и безопасности, если при условии сохранения Определённости сделать шаги навстречу Вероятности. Чем более открыт художник, чем больше он делает в своём творчестве допущений, чем шире полёт его воображения, тем удивительнее и многограннее становятся его произведения.
Однако нельзя забывать о том, что степень Определённости может резко понижаться. Там, где её явно недостаточно, на передний план выходят сексуальные извращения (я понимаю под ними секс без любви, а не секс без границ), наркотики, алкоголь, азартные игры, чрезмерная увлечённость виртуальной реальностью. В общем, всё, что лишает нас свободы, делает зависимыми, будет проходить через открытые двери. А человек вполне способен в одночасье потерять рассудок, броситься в омут с головой, расстаться со своей Определённостью… И многие люди вскоре стали вспоминать былые времена, когда уровень комфорта хоть и не был столь высок, но жизнь была более определённой и шла не спеша.
- Но всё то, что ты назвал – извращения, алкоголь и прочее – в нашей жизни имело место, если не пользовалось популярностью, всегда и везде…
- Тогда и там, где Вероятность доминировала над Определённостью – в силу того, что прежде подавлялась, или просто в результате безыскусного, потребительского отношения к жизни. Даже если говорить о среднестатистической семье того времени… у неё всё в порядке согласно общепринятым нормам, однако при близком рассмотрении оказывается, что это не совсем или далеко не так, - я не про то, что в жизни возникают те или иные трудности, а про реальные проблемы, которые никак не решаются.
- Почему ты вдруг заговорил о семье?..
- Потому что семья – символ Определённости. Но, к сожалению, - поскольку основная масса людей была поглощена вопросами и процессами реализации своих потребительских нужд, - брачный союз (рамки того времени, в которые как правило заключалась семья) в подавляющем большинстве случаев не нёс в себе эту энергетику.
- Ты говоришь, брачный союз – рамки того времени... Я это понимаю, и вместе с тем… разве эти рамки не существовали для того, чтобы жизнь каждой отдельной семьи была более определённой, защищённой – как в своём внутреннем мире, так и во внешнем?
- Определённость даёт любовь, а не рамки. Именно это нам и нужно было понять, равно как и то, что семья должна иметь защищённость априори, а не получать её с возведением стен, именуемых браком.
- Я, похоже, только сбил тебя с мысли…
- Словом, в дом, двери которого открыты настежь, войти может кто угодно… В нём должен быть хозяин, который знает, кому открыть дверь, а кому нет. В нём должна быть Определённость.
Поэтому для достижения высокого уровня комфорта и безопасности одного научно-технического прогресса не может быть достаточно. Искусство баланса должно иметь место в любой сфере человеческой жизнедеятельности. Ведь все наши беды происходят в результате его нарушения.
- Выходит, укоренившаяся в человечестве идея бога, утрачивала жизнеспособность по мере возрастания общего уровня комфорта и безопасности. Под богом я, естественно, подразумеваю верховную личность, творца, отдельного от творения, который нужен был нам в качестве гаранта спасения и лучшей жизни.
- Нам нужно было прийти к пониманию простых вещей. Теперь можно сказать: мы знаем (вместо «отдельные люди знают»), что в реальности Творец и Творение неотделимы друг от друга. Эта бескрайняя Вселенная со всем, что в ней есть, является одновременно и Творцом и Творением. Внешний личностный бог всегда был проекцией внутреннего безличностного Бога, которого редкий человек мог познать, поскольку у всех остальных людей не было на это ни времени, ни энергии. Наш путь действительно лежит от Вероятности к Определённости, но важно было понять, что сама по себе Определённость – с богом или без бога – это тупик. Мы движемся по её пути не для того, чтобы отдалиться от Вероятности, а для того, чтобы восстановить с нею союз. И наша высшая Определённость не может быть кем-то, находящимся вне нас.
- Она – это тот, кто видит сны и сновидения снов…
- Тот, кто, пробудившись однажды, встретит собственный восход, - восход самого яркого во Вселенной Солнца. От того места, где мы есть, до того, где мы могли бы стоять как богоравные, во всей своей красоте и благодати, нас отделяет расстояние меньше одного шага. Впрочем, людям как не хватало, так и не хватает целой жизни, чтобы его преодолеть.
- Почему?
- Потому что оно так мало. Потому что оно как бы есть и, в то же время, его нет. Фактически между тобой и Тобой только пелена, слой застарелой пыли. Если протереть зеркало, то увидишь Себя, такого, как Ты есть. Всё, что нужно – это удалить налёт. Но это совсем не просто. Непросто потому, что человеку свойственно без оглядки куда-то идти, что-то делать. Всякое движение, и делание водит его по кругу. Ему свойственно: вовлёкшись в игру, быть увлечённым ею до той поры, пока она сама не закончится. И поэтому ему проще иметь дело с иллюзией, поскольку иллюзия так игрива. Выйти из игры раньше времени… - кто станет об этом думать? Когда она закончится, тогда закончится. Но нередко случается так, что, достигнув пожилого возраста, человек всё чаще начинает замечать, что она хоть и не закончилась, но всё меньше он в ней участвует, всё больше наблюдает за ней со стороны. В старости мы обыкновенно возвращается к тому месту, от которого не стоит далеко отходить, где мы могли бы разглядеть Себя. Но для борьбы уже нет сил. Остаётся лишь смириться с тем, что жизнь близится к завершению…
- Печально… Значит, медитация и есть протирание зеркала. Но это ведь тоже подразумевает какое-то действие, работу, а значит движение…
- Это внутренние шаги. Сначала тебе приходиться сделать усилие над собой, и каждый раз тебе придётся начинать с усилия. Но потом ты просто ждёшь, просто наблюдаешь… Это как стирка вещей в старину. Ты можешь начать с того, что намочишь вещь и сразу станешь её тереть, но это не эффективно, так ты можешь стереть только руки до крови, а вещь как была грязной, так и останется. Будет лучше, если ты просто оставишь её на некоторое время в воде с порошком. Когда вода и порошок сделают своё дело, стирка не потребует от тебя стольких усилий. Ты просто ждёшь, просто наблюдаешь, не принуждая себя ни к чему, позволяешь медитации произойти. Ты ждёшь, и однажды звёзды приходят к тебе…
- Как в музыке Джона Сэрри…
Я взял в руки планшет и изобразил на нём то, что само собой возникло перед моим внутренним взором. А потом показал набросок Вину.
- Это здорово! – сказал Вин. – Картина, возникшая вдруг из ниоткуда… Она незатейлива, проста, как… как эта комната, и в то же время глубока, - на неё можно долго смотреть…
Мой друг вернул мне планшет с изображением комнаты, в которой мы сидим. Разница между той и этой гостиной заключалась всего в нескольких деталях: в той не было нас, и, напротив, в ней были кое-какие предметы, коих в этой гостиной не наблюдалось, такие, например, как чернильная ручка и современные машины познания, предметы, принадлежащие различным периодам истории и символизирующие их; в той занавеска поднялась от ветра, в этой, поскольку ветер утих, она лишь дрожала от его дуновения; в той ощущалось присутствие чего-то, тогда как хозяин дома, коему принадлежал написанный чернильной ручкой и оставленный на столе небольшой по размеру текст, не просто в ней отсутствовал, он исчез, в этой же, наоборот, он не просто присутствовал, но был занят написанием картины, на которую в очередной раз вдохновил его друг.
- Какое название ты ей дашь?
- Я бы назвал её «Звёзды в гостиной», но теперь думаю назвать её просто «Ожидание».
- А что с сюжетом той картины, которую ты хотел назвать «Узники Солнца»?
- Я передумал насчёт её сюжета. Решил, что это будет не отдельная картина… вернее, не совсем… в том смысле, что она объединит в себе этюды, относящиеся к нашей истории. Также я запечатлею на ней те фрагменты, для которых не будет отдельного полотна. А общим фоном для всех станет восходящее солнце.
Вин, молча, думал над моими словами. Основываясь на выражении его лица, я сказал:
- Ты считаешь, что этим я только добавляю себе трудностей?.. Ещё бы! Но такая картина, на которой бы они были объединены под общим названием – я отчётливо вижу её перед собой... она должна быть!
На сей раз по лицу друга я понял, что мой ответ его удовлетворил.
- Мне нужно идти, - сказал он и встал с кресла. И с улыбкой добавил: – пора отправить свой ум на долгий и глубокий покой.
- Я провожу тебя.
Расставаясь с Вином возле его дома, я хотел кое-что сказать ему напоследок, но передумал. Я произнёс эти слова мысленно по дороге домой: «Ты о многом рассказал мне, и оттого кажется, что многое оставил недосказанным. Но я не испытываю желание услышать больше… потому что знаю: больше любых слов говорит твоё молчание».
Продолжение следует
(Звёзды в гостиной, или В двух словах обо всём)
Вечером следующего дня я сидел на крыльце дома и сквозь затемненные очки смотрел на солнце. Я ждал Вина. Где-то в это время он должен был возвращаться с работы. Я чувствовал: как только он прилетит в посёлок, обязательно зайдёт ко мне. Так и вышло. Один из автороботов приземлился напротив нашего двора. Из него высадился мой друг. Но сегодня он не был похож на себя…
На нём сидел светлый элегантный костюм, скроенный по последнему велению моды, причём сидел достаточно хорошо. А на голове не было привычной шляпы.
Тихо и не спеша он подошёл ко мне и сел рядом. Скрестил ноги, вынул из верхнего кармана солнцезащитные очки – в золотой оправе, с серыми стёклами (те самые, которые я увидел в день нашего знакомства и не знал, к какой внешности привязать), - и, надев их, направил взор туда же, куда и я.
- Ты замечательно выглядишь! Оказывается, современный стиль одежды тебе тоже идёт!
- Спасибо.
Мы немного помолчали, а потом я сказал:
- Наша мама, когда мы с тобой были ещё детьми, сочинила для нас рассказ о другой планете, которая была похожа на нашу Землю. И две планеты, Земля и та другая, неназванная, были как две сестры… Я думаю о том, что мы живём сейчас на Далмаке, что у нас есть теперь эта другая планета… Мама, конечно, представляла её иначе, но… ты понимаешь, что я хочу сказать…
- А что если бы Далмака не было? Что если бы человечество не сподобилось найти короткий путь в космос и ещё не скоро, а возможно, и никогда бы не открыло другие обитаемые миры?..
Это был не столько вопрос ко мне, сколько отвлечённое художественное допущение.
- Ну и что. Мы сберегли нашу Землю. Наша любовь её сберегла. Это главное. А Далмак… может быть, он нам достался в качестве бонуса за это?..
И ни здесь, так на землях родной Британии – мы бы с тобой всё равно встретились. И узнали бы друг друга, даже если бы нам не представилась возможность отправиться в прошлое.
Наша прошлая жизнь… как ты думаешь, может это всё сон?
- В каком-то смысле – сон, - как и наша нынешняя жизнь… - произнёс в ответ мой друг.
- И мы теряем об этом память…
- Поэтому в каком-то смысле жизнь одна, и нам следует как можно рациональнее распорядиться отпущенным временем.
- Рационально распоряжаться временем – значит осознанно проживать жизнь… день за днём, час за часом, минута за минутой…
- Мы стараемся сделать наш сон как можно более осознанным, чтобы в один прекрасный момент полностью проснуться…
- Кто же мы такие, Вин? Кто мы? Я имею в виду людей в целом.
- Ты знаешь ответ.
- Мы – это те, кто видит сны?
- И сновидения снов.
- Но это… мало о чём говорит.
- Слова и не могут нам обо всём рассказать. На твой вопрос можно ответить иначе, более образно, но, в любом случае, окончательно он отпадает лишь в момент нашего пробуждения.
Между тем небо над посёлком начинало темнеть.
- Похоже, сегодня будет дождь?..
- Да, на сегодня он обещан, - сказал Вин.
- Для меня это будет первый дождь на Далмаке… А как часто здесь идут дожди?
- Как ты сам заметил только что, отнюдь не часто. Однако в некоторых не столь отдалённых районах, скажем в дельте Зельды, они не в диковинку.
Тут из дома до нас донёсся голос моей мамы:
- Роберт, Винер, идите ужинать!
Подул ветер, приятный ветерок… В связи с этим я спросил у Вина, как он смотрит на то, чтобы поужинать на улице. Но Вин счёл это непредусмотрительным и взамен предложил открыть окно в гостиной. Так мы и поступили: сели ужинать в доме возле открытого настежь окна.
Маму, как и недавно меня, привёл в изумление наряд Вина.
- Ты шикарно сегодня выглядишь, Вин!
- Спасибо, миссис Элизабет.
- Костюм – просто отпад!
- Впредь стану чаще его надевать.
- Ты прав. С минуты на минуту пойдёт дождь, и, судя по всему, неслабый, - сказал я. – Мы бы выглядели с тобой как два идиота.
- Никто бы не выглядел идиотом, если бы вы с отцом нашли время и соорудили навес, - заметила мама.
- А что… с учётом того, что дожди здесь, хотя и редко, но бывают, идея неплохая…
- Да, только кому первому она должна была прийти в голову?
И тут меня посетила хорошая мысль:
- Беседка… Не просто навес, мам. Мы с папой построим беседку!
- Вот и давайте! – сказала она наполовину в шутку, наполовину всерьёз, и добавила, обращаясь к Вину: - А то один, видите ли, - ботаник, а второй – художник, и у обоих вечно нет времени. Обо всём остальном думать мне!
- Прости, мам, ты, конечно, права…
- Ох! – произнесла она, сдерживая возмущение. – Ладно, не буду вам мешать, ужинайте на здоровье! Приятного аппетита! – и ушла из гостиной в свою комнату.
А тем временем ветер усилился. Лёгкая занавеска от его дуновения простёрлась вглубь комнаты и, едва не касаясь стола, затрепетала перед нами.
- Если честно, есть совсем не хочется… - произнёс я.
- Ты совсем худой, Роб. Тебе хотя бы изредка нужно подкрепляться, - заметил полушутливым тоном Вин.
- Ты сказал «изредка»? В таком случае я тебя обрадую: изредка я это делаю.
Мы немного посмеялись. Затем Вин приступил к трапезе, а я, опершись о спинку стула, стал рассказывать ему про то, как провёл сегодняшний день:
- С раннего утра сел за написание новой картины, сюжетом для которой послужило наше вчерашнее приключение. И знаешь, что самое странное, самое сложное для меня в ней? Это образ мистера Ларса. Чем дольше я в него вникал… тем больше находил сходств между ним и мной. С мистером Джеймсом дело обстоит как-то проще: я представляю себе его прошлое и могу представить будущее – благодаря, конечно, Сергею Фёдоровичу. Но его брат для меня в этом смысле загадка. Проводя параллели между нами, я думаю: «У нас совершенно разные судьбы. Мы воспитывались в совершенно разных семьях; жили, как я предполагаю, в разных условиях. Его нередко посещало чувство горечи, меня… – наверное, никогда. И вряд ли он пережил в жизни столько счастливых мгновений, сколько я, хотя он на десять лет меня старше…» Я хочу сказать, что если бы мой жизненный путь был таким же нелёгким, как его… возможно, точно так же пришлось бы сейчас спасать меня. Мы – разные люди – это так, - у нас много разного, и, разумеется, не всё оно объяснятся тем, о чём я только что сказал. Но, в то же время, мы и похожи. Порой мне даже казалось, что я изображаю самого себя. Что ты об этом думаешь, Вин? Впрочем, я тебя отвлекаю…
- Хотя, возможно, мои рассуждения напрасны… – вдруг я почувствовал, что набрёл на верную мысль. – Я просто изображу мистера Ларса таким, каким хочу его видеть, каким, на мой взгляд, он должен и может быть.
- Твоё решение мне нравится, - поддержал меня Вин.
А после того, как закончил с ужином, он поделился своим мнением по поводу остального:
- Все люди очень разные, Роб, и вместе с тем очень похожи друг на друга. Вероятность придаёт нам отличительные черты, а Определённость говорит о нашем изначальном сходстве. Нет ничего странного в том, что мы находим себя в других людях. Это чудесно: понимать, что другой человек, в сущности, такой же, как ты, только окружён иным полем Вероятности. Чудесно потому, что в тот момент, когда это осознаём, мы выходим за рамки своей личности. И чем глубже это осознаём, тем менее отчётливыми становятся границы нашей любви, тем ближе мы к Сознанию Единства, пониманию природы существования.
- Похоже, Определённостью-Вероятностью можно объяснить многие вещи…
- Определённость – это ноль. Вероятность – это ноль, обратившийся в множественность. В Определённости-Вероятности заключается природа существования, и не просто многие вещи, а абсолютно все имеют её в качестве основы.
- Значит, на веру в бога тоже можно взглянуть с этой позиции? Просто образ мистера Ларса у меня неизменно ассоциируется с этим понятием. Всю свою сознательную жизнь он был верующим человеком. В то время, как я даже не переступил порог Храма. Хотя, вру… было один раз: во время экскурсии с друзьями…
- Нет нужды ходить в храм, когда ты живёшь в нём, - сказал Вин.
- Да, это понятно. Но всё-таки… я хочу понять, почему люди верят в бога. Когда я тебя слушаю, у меня возникает ощущение, что любая вещь имеет простое, доступное нашему пониманию объяснение.
- Все вещи имеют простое объяснение потому, что имеют объяснение вообще. Но, думая о Простоте, не стоит забывать о Сложности. Тот, кто думает только о простоте, полагает, что всё скоро будет познано, и жить станет уже не так интересно.
- Как тот учёный-антрополог, которого я приводил в пример…
- Это как если бы думая об Определённости, упускать из виду Вероятность. Эти два слова – Простота и Сложность – в известных случаях пишутся точно также – через дефис. То, что каждая вещь имеет своё объяснение, свою Определённость, говорит нам в большей мере о её Простоте. Но в каждом месте в каждый момент времени мы наблюдаем сосуществование великого множества простых вещей. А это уже говорит о Сложности. Скажем иначе. Подобно тому, как учитель старается преподать свой предмет наиболее понятным языком, мы можем постараться дать простое объяснение любой кажущейся сложной вещи. Но это лишь говорит о возможности объяснить её более просто, и отнюдь не означает того, что эта вещь перестаёт быть сложной. Вероятность отчасти стала для нас Определённостью. Но подобная метаморфоза произойдёт и с Определённостью. Мы что-то помнили, но потом забыли, что-то знали, но со временем наше знание рассеялось. Простота вновь затерялась в Сложности.
Достаточно просто посмотреть вокруг. Что мы видим? Неужели то, что нас окружает, в том числе и мы сами, не есть подлинное чудо? Но для подлинного чуда одной Простоты, одной Определённости мало.
И тут пошёл дождь, - дарящий прохладу и свежесть всему живому и одновременно наполняющий мир чарующей музыкой, дождь, которого я не знал так давно…
Пока стихия властвовала, мы молчали. Это были незабываемые минуты безмолвия и умиротворённости, в коих утонули все вопросы и ответы.
Когда дождь закончился, я предложил Вину перенестись в кресла у камина. К счастью, он не торопился домой и с лёгкостью принял моё предложение. Немного покопавшись в своей фонотеке, я нашёл ту музыку, которая могла бы прийти на смену отшумевшему дождю. Это был альбом Джона Сэрри “And the stars go with you”
- Я не знаю, каковы твои музыкальные предпочтения, но, надеюсь, тебе это понравится.
Поскольку Вин на это ничего не сказал, а сразу стал увлечённо отвечать на мой давно прозвучавший вопрос, я, зная его, сделал вывод, что подобранная мной музыка пришлась кстати.
- Для того, чтобы реализовать фундаментальную потребность в комфорте и безопасности, человеку необходимо понизить степень Вероятности (что, разумеется, то же самое, что повысить степень Определённости) в окружающем его мире, а равно и в самом себе, - ведь внешние комфорт и безопасность – ничто без внутренних.
- Кажется, уже многое понятно… Осталось лишь назвать бога высшей Определённостью и гарантом вытекающей из него Определённости.
- Лишённый единства с природой, борющийся за выживание человек, прокладывает путь в Определённость. Для Вероятности должно всё меньше оставаться места в его жизни.
- Сдаётся мне, когда люди вели борьбу за моральные принципы, когда паутиной богословия опутывали умы, порочили и запрещали секс, они просто гнали её прочь от себя.
- И, кстати, секс – это как раз то, что уводит нас от Определённости к Вероятности. Между прочим, именно поэтому все художники невероятно сексуальны, а вместе с тем и близки к пониманию природы вещей. Да, так вот я о чём… люди стремились везде и во всём иметь определённость, не понимая, что на самом деле важен баланс между противоположностями (тут приходят на ум всевозможные диктатуры). В конце концов, от такого напряжения можно было лопнуть. И вот двадцатый век во многих смыслах становится началом перемен… Думается, прежде всего потому, что человек для них созрел – он уже создал себе комфортные условия для жизни и в достаточной мере обезопасил себя. Настало время шире открыть дверь для Вероятности. И тут выясняется, что она может быть не только опасна, но и очень полезна. Например... чем дальше в своих исследованиях продвигается наука, чем чаще она сталкивается с Вероятностью, тем больше оттачиваются её технологии. Оказывается, можно добиться ещё более высокого уровня комфорта и безопасности, если при условии сохранения Определённости сделать шаги навстречу Вероятности. Чем более открыт художник, чем больше он делает в своём творчестве допущений, чем шире полёт его воображения, тем удивительнее и многограннее становятся его произведения.
Однако нельзя забывать о том, что степень Определённости может резко понижаться. Там, где её явно недостаточно, на передний план выходят сексуальные извращения (я понимаю под ними секс без любви, а не секс без границ), наркотики, алкоголь, азартные игры, чрезмерная увлечённость виртуальной реальностью. В общем, всё, что лишает нас свободы, делает зависимыми, будет проходить через открытые двери. А человек вполне способен в одночасье потерять рассудок, броситься в омут с головой, расстаться со своей Определённостью… И многие люди вскоре стали вспоминать былые времена, когда уровень комфорта хоть и не был столь высок, но жизнь была более определённой и шла не спеша.
- Но всё то, что ты назвал – извращения, алкоголь и прочее – в нашей жизни имело место, если не пользовалось популярностью, всегда и везде…
- Тогда и там, где Вероятность доминировала над Определённостью – в силу того, что прежде подавлялась, или просто в результате безыскусного, потребительского отношения к жизни. Даже если говорить о среднестатистической семье того времени… у неё всё в порядке согласно общепринятым нормам, однако при близком рассмотрении оказывается, что это не совсем или далеко не так, - я не про то, что в жизни возникают те или иные трудности, а про реальные проблемы, которые никак не решаются.
- Почему ты вдруг заговорил о семье?..
- Потому что семья – символ Определённости. Но, к сожалению, - поскольку основная масса людей была поглощена вопросами и процессами реализации своих потребительских нужд, - брачный союз (рамки того времени, в которые как правило заключалась семья) в подавляющем большинстве случаев не нёс в себе эту энергетику.
- Ты говоришь, брачный союз – рамки того времени... Я это понимаю, и вместе с тем… разве эти рамки не существовали для того, чтобы жизнь каждой отдельной семьи была более определённой, защищённой – как в своём внутреннем мире, так и во внешнем?
- Определённость даёт любовь, а не рамки. Именно это нам и нужно было понять, равно как и то, что семья должна иметь защищённость априори, а не получать её с возведением стен, именуемых браком.
- Я, похоже, только сбил тебя с мысли…
- Словом, в дом, двери которого открыты настежь, войти может кто угодно… В нём должен быть хозяин, который знает, кому открыть дверь, а кому нет. В нём должна быть Определённость.
Поэтому для достижения высокого уровня комфорта и безопасности одного научно-технического прогресса не может быть достаточно. Искусство баланса должно иметь место в любой сфере человеческой жизнедеятельности. Ведь все наши беды происходят в результате его нарушения.
- Выходит, укоренившаяся в человечестве идея бога, утрачивала жизнеспособность по мере возрастания общего уровня комфорта и безопасности. Под богом я, естественно, подразумеваю верховную личность, творца, отдельного от творения, который нужен был нам в качестве гаранта спасения и лучшей жизни.
- Нам нужно было прийти к пониманию простых вещей. Теперь можно сказать: мы знаем (вместо «отдельные люди знают»), что в реальности Творец и Творение неотделимы друг от друга. Эта бескрайняя Вселенная со всем, что в ней есть, является одновременно и Творцом и Творением. Внешний личностный бог всегда был проекцией внутреннего безличностного Бога, которого редкий человек мог познать, поскольку у всех остальных людей не было на это ни времени, ни энергии. Наш путь действительно лежит от Вероятности к Определённости, но важно было понять, что сама по себе Определённость – с богом или без бога – это тупик. Мы движемся по её пути не для того, чтобы отдалиться от Вероятности, а для того, чтобы восстановить с нею союз. И наша высшая Определённость не может быть кем-то, находящимся вне нас.
- Она – это тот, кто видит сны и сновидения снов…
- Тот, кто, пробудившись однажды, встретит собственный восход, - восход самого яркого во Вселенной Солнца. От того места, где мы есть, до того, где мы могли бы стоять как богоравные, во всей своей красоте и благодати, нас отделяет расстояние меньше одного шага. Впрочем, людям как не хватало, так и не хватает целой жизни, чтобы его преодолеть.
- Почему?
- Потому что оно так мало. Потому что оно как бы есть и, в то же время, его нет. Фактически между тобой и Тобой только пелена, слой застарелой пыли. Если протереть зеркало, то увидишь Себя, такого, как Ты есть. Всё, что нужно – это удалить налёт. Но это совсем не просто. Непросто потому, что человеку свойственно без оглядки куда-то идти, что-то делать. Всякое движение, и делание водит его по кругу. Ему свойственно: вовлёкшись в игру, быть увлечённым ею до той поры, пока она сама не закончится. И поэтому ему проще иметь дело с иллюзией, поскольку иллюзия так игрива. Выйти из игры раньше времени… - кто станет об этом думать? Когда она закончится, тогда закончится. Но нередко случается так, что, достигнув пожилого возраста, человек всё чаще начинает замечать, что она хоть и не закончилась, но всё меньше он в ней участвует, всё больше наблюдает за ней со стороны. В старости мы обыкновенно возвращается к тому месту, от которого не стоит далеко отходить, где мы могли бы разглядеть Себя. Но для борьбы уже нет сил. Остаётся лишь смириться с тем, что жизнь близится к завершению…
- Печально… Значит, медитация и есть протирание зеркала. Но это ведь тоже подразумевает какое-то действие, работу, а значит движение…
- Это внутренние шаги. Сначала тебе приходиться сделать усилие над собой, и каждый раз тебе придётся начинать с усилия. Но потом ты просто ждёшь, просто наблюдаешь… Это как стирка вещей в старину. Ты можешь начать с того, что намочишь вещь и сразу станешь её тереть, но это не эффективно, так ты можешь стереть только руки до крови, а вещь как была грязной, так и останется. Будет лучше, если ты просто оставишь её на некоторое время в воде с порошком. Когда вода и порошок сделают своё дело, стирка не потребует от тебя стольких усилий. Ты просто ждёшь, просто наблюдаешь, не принуждая себя ни к чему, позволяешь медитации произойти. Ты ждёшь, и однажды звёзды приходят к тебе…
- Как в музыке Джона Сэрри…
Я взял в руки планшет и изобразил на нём то, что само собой возникло перед моим внутренним взором. А потом показал набросок Вину.
- Это здорово! – сказал Вин. – Картина, возникшая вдруг из ниоткуда… Она незатейлива, проста, как… как эта комната, и в то же время глубока, - на неё можно долго смотреть…
Мой друг вернул мне планшет с изображением комнаты, в которой мы сидим. Разница между той и этой гостиной заключалась всего в нескольких деталях: в той не было нас, и, напротив, в ней были кое-какие предметы, коих в этой гостиной не наблюдалось, такие, например, как чернильная ручка и современные машины познания, предметы, принадлежащие различным периодам истории и символизирующие их; в той занавеска поднялась от ветра, в этой, поскольку ветер утих, она лишь дрожала от его дуновения; в той ощущалось присутствие чего-то, тогда как хозяин дома, коему принадлежал написанный чернильной ручкой и оставленный на столе небольшой по размеру текст, не просто в ней отсутствовал, он исчез, в этой же, наоборот, он не просто присутствовал, но был занят написанием картины, на которую в очередной раз вдохновил его друг.
- Какое название ты ей дашь?
- Я бы назвал её «Звёзды в гостиной», но теперь думаю назвать её просто «Ожидание».
- А что с сюжетом той картины, которую ты хотел назвать «Узники Солнца»?
- Я передумал насчёт её сюжета. Решил, что это будет не отдельная картина… вернее, не совсем… в том смысле, что она объединит в себе этюды, относящиеся к нашей истории. Также я запечатлею на ней те фрагменты, для которых не будет отдельного полотна. А общим фоном для всех станет восходящее солнце.
Вин, молча, думал над моими словами. Основываясь на выражении его лица, я сказал:
- Ты считаешь, что этим я только добавляю себе трудностей?.. Ещё бы! Но такая картина, на которой бы они были объединены под общим названием – я отчётливо вижу её перед собой... она должна быть!
На сей раз по лицу друга я понял, что мой ответ его удовлетворил.
- Мне нужно идти, - сказал он и встал с кресла. И с улыбкой добавил: – пора отправить свой ум на долгий и глубокий покой.
- Я провожу тебя.
Расставаясь с Вином возле его дома, я хотел кое-что сказать ему напоследок, но передумал. Я произнёс эти слова мысленно по дороге домой: «Ты о многом рассказал мне, и оттого кажется, что многое оставил недосказанным. Но я не испытываю желание услышать больше… потому что знаю: больше любых слов говорит твоё молчание».
Продолжение следует
Рейтинг: 0
56 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
