СУПОСТАТКА. Месть супостатки
17. Месть супостатки
Мы проснулись с первыми лучами, и ещё долго с упоением любились.
Потом в четыре руки затопили Слоника, сделали завтрак. Балуясь, как дети, с наслаждением кормили друг друга с рук, из губ в губы.
У меня - да и у Среды, думаю, тоже, - было ощущение, что теперь наши дыхательные и кровеносные сосуды соединились в одну "магистраль", и если один исчезнет, то второй, с грубо разорванной системой не выживет.
Подумав, тотчас сплюнул через плечо, и постучал по дереву.
- Чур, меня, - смеясь, произнесла Среда, и, копируя, тоже постучала по дереву.
Из её ночного страстного лепета, я понял только, что Среда общалась с руссами и перехватила несколько русских слов: они резко выделялись в её напевной, в растяжку, родной речи. Самым понятным было слово:
- Любый.
Не сговариваясь, интуитивно, мы общение превратили в приятные уроки по изучению языков: что видели глаза, чего касались руки, на что ступали ноги, мы называли каждый на своём языке, старательно повторяли. Поразительно: как дети, схватывали на лету. Правда, не всегда правильно произносили слово, не соблюдали ударения, поэтому со стороны, слушая нас, можно было обхохотаться.
Нам, разумеется, это нисколько не мешало, ибо, в основном мы общались глазами, понимали с полувзгляда.
Где-то ближе к обеду мы несколько утомились друг от друга, интуитивно пришли к единому решению: нужна пауза.
Среда занялась шкурками: надумала сшить нам новые одежды. Ну, а я отправился в охотничьи угодья: проверить силки, поставить новые. Кроме того, осталась нереализованная вчера рыбалка.
Отойдя шагов на сто от поляны, я неожиданно ударился в раздумья о том, что произошло.
Рано или поздно, мы всё равно пришли бы к этому, но почему так быстро всё случилось. Эта быстрота меня, отчасти, и смущала.
Со мной, в принципе, ясно: здоровый, взрослый мужик, столько дней прожил отшельником, истосковался по любви, по женскому телу.
А Среда? Девчонка, ведь, совсем. Да, пережила трагедию гибели семьи, затем что-то ещё более кошмарное... допустим, рано повзрослела. И всё же... Что, если её чувствами управляет голый расчёт: прилепиться к мужчине, почувствовать себя защищённой, когда можно расслабиться в полной безопасности, когда тепло, уют и еда... Как в своё время разумно поступили поросята.
- Это плохо? - спрашивал я себя, как бы со стороны.
- Нет, не плохо, но как-то...
- Что? Что тебя не устраивает?
- Закрадывается сомнение в не подлинности искренности...
- Чушь собачья! Плюнь и растери. Девчонка, точно мудрая женщина, последовала совету природы.
- Высокопарно...
- Хорошо, проще: подчинилась обстоятельствам.
- Во! Подчинилась. Не по зову сердца, души...
- Считаешь: она врёт?
- Не считаю. Искусственность я бы почувствовал.
- Так в чём же проблема, чёрт возьми?!
- Подчинилась... Если бы здесь был ещё один представитель мужского рода, много моложе меня, Среда предпочла бы его...
- А это бабушка надвое сказала. Молодость - это неопытность, и мудрая женщина сразу просекает. Среда увидела твой дом, хозяйство, сразу смекнула: мужик, хозяин, да к тому же добрый, мягкий. Что ещё надо одинокой девушке? О лучшем варианте она и мечтать не могла. Поэтому безоглядно, распахнув сердце и душу, шагнула к тебе. Возможно, поверив, что это ей подарок богов за горе и беды, что перенесла. Убедил?
- Отчасти.
- Ну, и дубина же ты, Мисааль! Тебе что, заняться больше нечем, как создавать проблемы там, где их нет? Живи, люби и радуйся. Вариантов других ведь нет...
Мой оппонент удалился с верой, что развеял все мои сомнения. Может, он прав на все сто, и я дурью занимаюсь? Привык всё обмозговывать, подвергать анализу, а тут надо просто жить, как жили предки, не мудрствуя лукаво. Главное, в ладу с природой и с совестью. Не роман пишешь, нечего утруждать головёнку мозготренажёрами. Будь счастлив, и живи так, что бы ежеминутно чувствовала себя счастливой Среда.
Оглядевшись, обнаружил, что, дискутируя с оппонентом, прошёл места расставленных силок. Развернулся, сделал несколько шагов, и внезапно сердце сжало так, что в глазах потемнело, не привались я к берёзе, точно грохнулся бы плашмя.
Пару минут сердце то сжимало, то отпускало, затем резко резануло - из глаз брызнули слёзы, а в висках ужасно засвербело.
"Что..."
В следующую секунду я оттолкнулся от берёзы, и побежал, как ещё ни разу в жизни не бегал. Тем более по лесу.
Вопрос не оформился целиком, а я уже знал ответ: Среда в беде!
Среда совершенно голая, измазанная навозом была привязана к календарному столбу. Она вся обмякла и создавала впечатление мёртвой.
Чуть в стороне лежала пронзённая копьём Раечка. Копьём Ритки...
Крик, вопль застрял у меня в горле. Кинулся к Среде, рванул верёвки - тщетно. Метнулся под навес, схватил топор - и назад.
Среда грузно свалилась мне на руки. Лицо заляпано так, что не видно ни глаз, ни рта. Я очистил её лицо, затем приник к груди: сердечко слабо билось далеко-далеко, точно часы, брошенные на дно сухого колодца.
- Милая, очнись, - наконец, прорвался сквозь преграду мой голос.
Похлопал по щекам Среды, кричал, но безрезультатно. Вскочил, кинулся в дом за травой - растёртая, она вполне могла заменить нашатырь.
В доме всё перевёрнуто, порублено, разбито. Даже на спине Слоника остался след меча. Кровать в довершение была залита жидким навозом.
Отыскав нужную траву, спотыкаясь, метнулся назад.
Рядом с распростёртой на траве Средой стояла лошадь, а на ней восседала Ритка. На супостатке были новые меховые штаны и курточка, по всему обнова, которую сшила Среда, но не успела примерить.
Ритка держала наготове лук с заряженной стрелой. Лицо её было чудовищно спокойным, каким-то неживым, точно маска.
- Ты ненормальная, - я с трудом сдержал выкрик.
Ритка смотрела так, точно я её злейший враг, и она призадумалась, как лучше меня прикончить: прошить стрелой или рубануть мечом?
Я приблизился к Среде, не спуская глаз с лука, опустился на колени, растёр в ладонях траву.
- Ты сам виноват, кретин! - внезапно истерично выкрикнула Ритка. - Если эта вобла очнётся - я её добью.
- Что она тебе сделала? - непостижимо, но я спросил спокойно, опасаясь взбесить Ритку.
- Ты выбрал эту вонючку, а мне плюнул в душу... Я думала... я ждала, что ты придёшь, извинишься... и мы будем жить вместе... Но ты не пришёл! Потому что трахался с этой каракатицей!
Среда не пришла в себя и от травы. Я в отчаянье готов был разреветься.
- Это расплата за твою подлость! - продолжала с ненавистью выкрикивать Ритка.
Силы меня покинули: вязко опустился на траву, полуобернулся к Ритке:
- Лучше убей...
- Нет, ты ещё помучайся.
- Сволочь ты, и дрянь несусветная!
- Мне до фонаря твои оскорбления. Я отомстила, и довольна.
Я посмотрел на Среду: она всё больше походила на мёртвую. Взял её грязные руки, сжал.
"Не уходи одна, родная, возьми и меня с собой..."
На какое-то мгновение показалось, что сердце сбилось с ритма, стало сползать в тот колодец, где отсчитывало последние удары сердце Среды.
И вдруг взгляд упёрся в топор. Тело ожило, напряглось.
- Чего ты добилась? - спросил, скорее для того, чтобы ослабить бдительность Ритки, а рука уже приготовилась метнуться, ухватить топорище.
- Я просто отомстила тебе, козлу! А теперь возвращаюсь домой. Что вылупился? Глаза лопнут. Вот, - Ритка приподняла рукав, обнажив кисть, и продемонстрировав мне "часы". - Я взяла твою машинку, она всё равно не фурычила. Из двух получилась одна, которая фурычит. Так что ку-ку, трахальщик скота. Знай: я тебе не простила. Если эта дохлятина оживёт, и вы нарожаете спиногрызов, я с удовольствием буду отрубать веточки от вашего древа...
Не помня себя, метнулся через Среду, схватил топор, в падении развернулся и метнул его.
За секунду до того, как топор должен был врезаться в бок лошади... она растворилась в воздухе вместе с Риткой.
Эта паскуда всё же успела спустить стрелу, которая тупо прошила мне мякоть плеча.
Я дико завыл, но не от боли - от жгучей обиды.
17. Месть супостатки
Мы проснулись с первыми лучами, и ещё долго с упоением любились.
Потом в четыре руки затопили Слоника, сделали завтрак. Балуясь, как дети, с наслаждением кормили друг друга с рук, из губ в губы.
У меня - да и у Среды, думаю, тоже, - было ощущение, что теперь наши дыхательные и кровеносные сосуды соединились в одну "магистраль", и если один исчезнет, то второй, с грубо разорванной системой не выживет.
Подумав, тотчас сплюнул через плечо, и постучал по дереву.
- Чур, меня, - смеясь, произнесла Среда, и, копируя, тоже постучала по дереву.
Из её ночного страстного лепета, я понял только, что Среда общалась с руссами и перехватила несколько русских слов: они резко выделялись в её напевной, в растяжку, родной речи. Самым понятным было слово:
- Любый.
Не сговариваясь, интуитивно, мы общение превратили в приятные уроки по изучению языков: что видели глаза, чего касались руки, на что ступали ноги, мы называли каждый на своём языке, старательно повторяли. Поразительно: как дети, схватывали на лету. Правда, не всегда правильно произносили слово, не соблюдали ударения, поэтому со стороны, слушая нас, можно было обхохотаться.
Нам, разумеется, это нисколько не мешало, ибо, в основном мы общались глазами, понимали с полувзгляда.
Где-то ближе к обеду мы несколько утомились друг от друга, интуитивно пришли к единому решению: нужна пауза.
Среда занялась шкурками: надумала сшить нам новые одежды. Ну, а я отправился в охотничьи угодья: проверить силки, поставить новые. Кроме того, осталась нереализованная вчера рыбалка.
Отойдя шагов на сто от поляны, я неожиданно ударился в раздумья о том, что произошло.
Рано или поздно, мы всё равно пришли бы к этому, но почему так быстро всё случилось. Эта быстрота меня, отчасти, и смущала.
Со мной, в принципе, ясно: здоровый, взрослый мужик, столько дней прожил отшельником, истосковался по любви, по женскому телу.
А Среда? Девчонка, ведь, совсем. Да, пережила трагедию гибели семьи, затем что-то ещё более кошмарное... допустим, рано повзрослела. И всё же... Что, если её чувствами управляет голый расчёт: прилепиться к мужчине, почувствовать себя защищённой, когда можно расслабиться в полной безопасности, когда тепло, уют и еда... Как в своё время разумно поступили поросята.
- Это плохо? - спрашивал я себя, как бы со стороны.
- Нет, не плохо, но как-то...
- Что? Что тебя не устраивает?
- Закрадывается сомнение в не подлинности искренности...
- Чушь собачья! Плюнь и растери. Девчонка, точно мудрая женщина, последовала совету природы.
- Высокопарно...
- Хорошо, проще: подчинилась обстоятельствам.
- Во! Подчинилась. Не по зову сердца, души...
- Считаешь: она врёт?
- Не считаю. Искусственность я бы почувствовал.
- Так в чём же проблема, чёрт возьми?!
- Подчинилась... Если бы здесь был ещё один представитель мужского рода, много моложе меня, Среда предпочла бы его...
- А это бабушка надвое сказала. Молодость - это неопытность, и мудрая женщина сразу просекает. Среда увидела твой дом, хозяйство, сразу смекнула: мужик, хозяин, да к тому же добрый, мягкий. Что ещё надо одинокой девушке? О лучшем варианте она и мечтать не могла. Поэтому безоглядно, распахнув сердце и душу, шагнула к тебе. Возможно, поверив, что это ей подарок богов за горе и беды, что перенесла. Убедил?
- Отчасти.
- Ну, и дубина же ты, Мисааль! Тебе что, заняться больше нечем, как создавать проблемы там, где их нет? Живи, люби и радуйся. Вариантов других ведь нет...
Мой оппонент удалился с верой, что развеял все мои сомнения. Может, он прав на все сто, и я дурью занимаюсь? Привык всё обмозговывать, подвергать анализу, а тут надо просто жить, как жили предки, не мудрствуя лукаво. Главное, в ладу с природой и с совестью. Не роман пишешь, нечего утруждать головёнку мозготренажёрами. Будь счастлив, и живи так, что бы ежеминутно чувствовала себя счастливой Среда.
Оглядевшись, обнаружил, что, дискутируя с оппонентом, прошёл места расставленных силок. Развернулся, сделал несколько шагов, и внезапно сердце сжало так, что в глазах потемнело, не привались я к берёзе, точно грохнулся бы плашмя.
Пару минут сердце то сжимало, то отпускало, затем резко резануло - из глаз брызнули слёзы, а в висках ужасно засвербело.
"Что..."
В следующую секунду я оттолкнулся от берёзы, и побежал, как ещё ни разу в жизни не бегал. Тем более по лесу.
Вопрос не оформился целиком, а я уже знал ответ: Среда в беде!
Среда совершенно голая, измазанная навозом была привязана к календарному столбу. Она вся обмякла и создавала впечатление мёртвой.
Чуть в стороне лежала пронзённая копьём Раечка. Копьём Ритки...
Крик, вопль застрял у меня в горле. Кинулся к Среде, рванул верёвки - тщетно. Метнулся под навес, схватил топор - и назад.
Среда грузно свалилась мне на руки. Лицо заляпано так, что не видно ни глаз, ни рта. Я очистил её лицо, затем приник к груди: сердечко слабо билось далеко-далеко, точно часы, брошенные на дно сухого колодца.
- Милая, очнись, - наконец, прорвался сквозь преграду мой голос.
Похлопал по щекам Среды, кричал, но безрезультатно. Вскочил, кинулся в дом за травой - растёртая, она вполне могла заменить нашатырь.
В доме всё перевёрнуто, порублено, разбито. Даже на спине Слоника остался след меча. Кровать в довершение была залита жидким навозом.
Отыскав нужную траву, спотыкаясь, метнулся назад.
Рядом с распростёртой на траве Средой стояла лошадь, а на ней восседала Ритка. На супостатке были новые меховые штаны и курточка, по всему обнова, которую сшила Среда, но не успела примерить.
Ритка держала наготове лук с заряженной стрелой. Лицо её было чудовищно спокойным, каким-то неживым, точно маска.
- Ты ненормальная, - я с трудом сдержал выкрик.
Ритка смотрела так, точно я её злейший враг, и она призадумалась, как лучше меня прикончить: прошить стрелой или рубануть мечом?
Я приблизился к Среде, не спуская глаз с лука, опустился на колени, растёр в ладонях траву.
- Ты сам виноват, кретин! - внезапно истерично выкрикнула Ритка. - Если эта вобла очнётся - я её добью.
- Что она тебе сделала? - непостижимо, но я спросил спокойно, опасаясь взбесить Ритку.
- Ты выбрал эту вонючку, а мне плюнул в душу... Я думала... я ждала, что ты придёшь, извинишься... и мы будем жить вместе... Но ты не пришёл! Потому что трахался с этой каракатицей!
Среда не пришла в себя и от травы. Я в отчаянье готов был разреветься.
- Это расплата за твою подлость! - продолжала с ненавистью выкрикивать Ритка.
Силы меня покинули: вязко опустился на траву, полуобернулся к Ритке:
- Лучше убей...
- Нет, ты ещё помучайся.
- Сволочь ты, и дрянь несусветная!
- Мне до фонаря твои оскорбления. Я отомстила, и довольна.
Я посмотрел на Среду: она всё больше походила на мёртвую. Взял её грязные руки, сжал.
"Не уходи одна, родная, возьми и меня с собой..."
На какое-то мгновение показалось, что сердце сбилось с ритма, стало сползать в тот колодец, где отсчитывало последние удары сердце Среды.
И вдруг взгляд упёрся в топор. Тело ожило, напряглось.
- Чего ты добилась? - спросил, скорее для того, чтобы ослабить бдительность Ритки, а рука уже приготовилась метнуться, ухватить топорище.
- Я просто отомстила тебе, козлу! А теперь возвращаюсь домой. Что вылупился? Глаза лопнут. Вот, - Ритка приподняла рукав, обнажив кисть, и продемонстрировав мне "часы". - Я взяла твою машинку, она всё равно не фурычила. Из двух получилась одна, которая фурычит. Так что ку-ку, трахальщик скота. Знай: я тебе не простила. Если эта дохлятина оживёт, и вы нарожаете спиногрызов, я с удовольствием буду отрубать веточки от вашего древа...
Не помня себя, метнулся через Среду, схватил топор, в падении развернулся и метнул его.
За секунду до того, как топор должен был врезаться в бок лошади... она растворилась в воздухе вместе с Риткой.
Эта паскуда всё же успела спустить стрелу, которая тупо прошила мне мякоть плеча.
Я дико завыл, но не от боли - от жгучей обиды.
Нет комментариев. Ваш будет первым!