Сон

       Из окна открывался странный и противоречивый вид. Синева атмосферы контрастировала с тьмой космоса, испещренного миллиардами светящихся крошек, далеких и холодных. Внизу простирался континент, изрезанный тонкими линиями рек, ровными сетками полей и серыми пятнами городов, подернутых дымкой смога, казавшегося отсюда грязной, бесцветной кляксой. Еще дальше земля прерывалась темно-голубыми просторами океана. Над всем этим безмятежно плыли облака, похожие с такой высоты на пушистые одеяла.
       Зед посмотрел на часы – половина восьмого утра. Он уже не спал почти неделю. Дело было даже не в банальной бессоннице: спать совершенно не хотелось, не взирая на все попытки это сделать. Зед не чувствовал усталости или утомленности, а любые мысли об отдыхе отвергались организмом как несостоятельные. Странное чувство постоянной бодрости порывало к действию, он хотел что-то делать, занять себя чем-нибудь, лишь бы не сидеть без дела. Из отрицательных сторон такого положения являлось то, что заняться здесь, в общем-то, было нечем: в гостиничном номере хоть и стояло несколько книжных шкафов, но от книг там осталось только одно название, да внешний вид – простые картонные коробочки с пестрыми «книжными» корешками…
       От телевизора, равно как и от другой техники толку было не больше. Ни один канал ничего не показывал, все радиостанции как одна молчали. Хотя, в качестве исключения можно упомянуть странную надпись на фоне белого шума одного из каналов: «МОРФЕЙ. МЫ СЛЕДИМ ЗА ТОБОЙ». Кто такой Морфей и почему за ним следят, Зед не знал. Он много чего не знал, и возможно потому, что память его стала не такой надежной как прежде. Он не помнил, как оказался в этой странной гостинице; не помнил, чтобы видел здесь хоть кого-то. Зед даже не помнил свое имя, поэтому в качестве нового он взял слово, которое прочел на белом браслете. Эта вещь оказалась одной из первых, что он увидел, оказавшись здесь: тонкий пластиковый браслет свободно болтался на руке, а потому сразу привлек его внимание. Зед даже думал, что Морфей – это он, хотя уже давно убедился, что следить за ним тут просто некому. Он был один во всей этой громаде, тянущейся от поверхности планеты прямо сюда, на границу тропосферы.
       Большую часть времени он провел в неспешных прогулках по этому фантастически огромному строению. Кто его построил и зачем, для него оставалось загадкой, поскольку это было единственное здание такой высоты. Что же касалось остальных номеров и этажей, то там Зед не нашел ничего нового: везде все было одинаковым, точной копией его этажа (который, кстати, располагался почти под самой крышей). Иногда он просто смотрел в окно. Толстое стекло защищало от декомпрессии, но при этом было настолько прозрачным, что порой ему казалось, будто он смотрит в открытое окно. Что странно, стекло всегда оставалось чистым, хотя Зед не понимал, почему внутри здания нет никакой пыли.
       Зед снова посмотрел на часы. Незаметно для себя он просидел у окна почти два часа. Поднявшись с кресла, он прошел через номер (ковры и картины больше не привлекали его внимания; он уже давно рассмотрел их до мельчайших деталей), открыл дверь и прежде чем выйти, обернулся, бросив взгляд на комнату. Ему казалось, что он что-то забыл, но это не было таким важным, чтобы откладывать из-за этого поход на крышу.
       Проходя по длинному, хорошо освещенному коридору, мимо множества одинаковых дверей таких же одинаковых номеров, он размышлял, что могло быть внизу, на земле. Лифт не работал, и поэтому приходилось пользоваться лестницей, однако Зед не представлял спуск в самый низ своим ходом: в этом огромном здании была далеко не одна сотня этажей, а чтобы пройти их все, пришлось бы идти как минимум сутки, если не больше. Он не был уверен, что сможет это сделать. Однако до крыши нужно было пройти всего пять этажей – это обстоятельство радовало его; ему очень нравилось выходить наружу и наблюдать за звездами и простирающейся внизу планетой.
       В этот раз он преодолел пять этажей так же быстро, как и раньше. Дойдя до шлюзовой камеры, он снял со стены белый комбинезон, надел прямо поверх одежды, взял такой же белый гермошлем и закрепил его. Скафандр был легкий и не сковывал движений, а широкое обзорное стекло гермошлема почти не ограничивало видимости. Атмосфера снаружи была слишком разряженной, а низкое давление дополняло общую картину скоропостижной смерти, будь он слишком наивен выйти туда без необходимой защиты. И хотя Зед многое не помнил, он отлично соображал и быстро понял, для чего здесь нужны скафандры. Хотя когда он поднялся сюда впервые, его несколько удивили ряды защитных костюмов, висящие на стенах.
       Войдя в камеру с толстыми стеклянными дверями, он нажал кнопку открытия шлюза. Пропищал резкий сигнал. Дверь позади него плавно закрылась, отрезав его от внутренней среды здания. Шлем приглушал все внешние звуки, но он всегда мог расслышать легкое, словно дуновение ветра, шипение уходящего из камеры воздуха. Когда давление выровнялось с внешним, двери перед ним плавно разошлись в стороны.
Площадь крыши была огромной – здесь запросто могли разместиться два футбольных поля. Зед осторожно сделал шаг вперед. Он до сих пор не мог привыкнуть к этой странной вещи: сила притяжения на крыше была очень слабой, в то время как внутри здания она была привычной и не позволяла перелетать прыжками большие расстояния. По большей части, из-за этого он и любил часто бывать снаружи: он мог взмывать ввысь, перепрыгивать через десятки метров и потом плавно опускаться обратно. Он даже научился нескольким трюкам, хотя поначалу Зед боялся прыгать слишком высоко – ему казалось, что так он запросто улетит с крыши и обязательно разобьется после долгого и ужасного полета.
       Иногда он просто сидел на широком бортике крыши и смотрел на открывающийся вид. Стены этой громады уходили вниз, теряясь где-то в облаках. Ровные ряды герметичных окон сужались и уменьшались по мере отдаления, сливаясь затем в единую серебристую, поблескивающую линию. В эти моменты он понимал, что хотели сказать в рекламном буклете, который он частенько находил в номерах. Зед хорошо помнил слоган: «Корпорация Мэйн. Мир у ваших ног».
       Вот уж действительно, – подумал он, смотря вниз, – у самых ног…
      
       Вернувшись в свой номер, он сразу же упал на кровать. Утомленности он не чувствовал, но небольшая усталость все же была. Спать не хотелось. Подложив руки под голову, он стал разглядывать потолок. Тот был ровный, белый и чистый, навесные панели едва не светились новизной. Настенные часы показывали девять вечера. Зед больше не удивлялся течению времени. На крыше оно всегда проходило для него быстрее, что не сказать о его номере – часто здесь просто нечего было делать, и минуты превращались в тягучие часы.
       А спустя некоторое время он заснул.
       Сон был странным. Все казалось одновременно и реальным, и эфемерным, словно сделанным из вязкого дыма. Он лежал в белой комнате, на такой же белой кровати. Ему казалось, что зрение затуманено, подернуто какой-то странной, непонятной дымкой, мешающей сконцентрироваться на деталях. За окном раздавались какие-то звуки, глухие и неясные. Наверное, он плохо слышал.
       Птица, – возникло вдруг в голове, – это птица.
       Зед с трудом сел. К голове и рукам зачем-то прилепили провода. Он отклеил мягкие круглые контакты и отбросил их прочь. За окном росли деревья и клумбы. Сочные зеленые газоны радовали глаз, а  по тротуару иногда проходили люди.
       Странно, – подумал он.
       Его по прежнему не отпускало чувство нереальности происходящего. Зед осознавал, что это сон, но просыпаться не спешил. Ему хотелось побольше узнать об этом месте, посмотреть, что здесь было. Встать с кровати стоило немалых усилий – он очень ослабел, и приходилось держаться за стену, чтобы не упасть. Толкнув дверь, он вышел в коридор. Сквозь большие окна прорывался яркий свет солнечного летнего дня. Держась за стену словно дряхлый старик, он продолжал идти вперед, оглядывая коридор. По правую руку шел ряд дверей. Проходя мимо одной из них, Зед осторожно открыл ее и посмотрел внутрь. Комната была похожа на ту, в которой он очутился, но с незначительными изменениями: на подоконнике стоял небольшой горшок с маленькими синими цветами. На кровати лежал человек. Он спал.
       Закрыв дверь, Зед поплелся дальше. Он почему-то видел хуже обычного; все, что находилось слишком далеко, расплывалось в нечеткую картинку. И как раз там, в конце коридора стояла размытая белая фигура. Зед заметил ее движение, а потом, прежде чем упасть на пол, услышал крик:
       – Да что вы стоите, он же сейчас упадет!
      
       Зед открыл глаза. Он снова был в своем номере. Не было никакой дымки, все снова стало четким и реальным. Исчезла и слабость. Он еще долго лежал в кровати, осмысливая увиденное, и что это могло значить. Не придя ни к какому выводу, он поднялся и вышел из номера. Все, что он сейчас хотел, это оказаться на крыше.
       Снова лестница. Снова костюм и шлюзование. Он сейчас мало обращал внимания на эти мелочи. Двери, наконец, разошлись в стороны, и он вышел во власть низкого давления и гравитации. Зед всей кожей ощущал накатившее вдруг чувство облегчения. В несколько прыжков он добрался до бортика крыши и ловко на него опустился. Довольный собой, он стоял на вершине мира, наблюдая за текущей под его ногами жизнью. Улыбка освещала его радостное лицо.
       Внезапно Зед почувствовал резкий укол в груди. Острая боль пронзила его, заставив содрогнуться. Не удержав равновесия, он покачнулся… и с ужасом в глазах вдруг осознал, что свалился с бортика. Стены и окна плавно поплыли мимо него, отмеряя последние минуты его жизни. Падение ускорялось и окна пролетали мимо него все быстрее, пока наконец не превратились в мелькающие прямоугольники. Он не слышал свиста в ушах и не чувствовал сопротивление воздуха – от этого его защищал костюм. В его лице застыл немой ужас. Зед не кричал, он беззвучно падал, не в силах выдавить из себя ни звука. Земля приближалась. Он уже мог разглядеть отдельные дома далеко внизу. Но на пустых улицах некому было стать свидетелем его ужасного падения.
       Асфальт стремительно приближался. Зед закрыл глаза. Он не почувствовал удара.
 
       Его глаза нехотя открылись. В голове ныла тупая боль – последствия его вчерашнего падения.
       Это сон, – подумал он. – Это тот же сон…
       Слабость снова появилась, он чувствовал себя разбитым и немощным. Наконец, он заметил, что в комнате помимо него есть еще двое: молодая пара, они обеспокоено смотрели на него. Мужчина чем-то похожий на него легко улыбнулся и произнес:
       – Здравствуй, папа. Нам позвонили, сказали, что ты наконец пришел в себя. Как ты себя чувствуешь?
       – Я… – ответил Зед и удивился своему хриплому голосу. – Ничего, все нормально.
       – Врач сказал, тебя выпишут через полторы недели, если не будет осложнений. Мы с Наташей за тебя беспокоились.
       Зед помолчал, потер глаза морщинистой рукой. Снова посмотрел на сына, которого он видел впервые.
       – Почему я ничего не могу вспомнить? – спросил он.
       – Наверное, это последствия наркоза, – пожал плечами сын. – Твой лечащий врач сказал, что все побочные эффекты должны скоро пройти. И потом, ты знал, на что идешь, когда соглашался на экспериментальную операцию.
       Зед нахмурился, чувствуя, как что-то начинает просыпаться в памяти:
       – Кажется, это была опухоль?
       – Вот видишь, – улыбнулся сын, – ты уже кое-что вспомнил. Теперь ты здоров.
 
       Через полторы недели его выписали. Память вернулась, а боль забылась. Но даже теперь, два года спустя, Валентин Николаевич, шестидесяти двух летний доцент кафедры судебной медицины, не мог забыть той фантастической громады. И до сих пор он задает себе единственный вопрос: что же с ним тогда произошло?..

© Copyright: Дмитрий Шагаев, 2013

Регистрационный номер №0175516

от 16 декабря 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0175516 выдан для произведения:

       Из окна открывался странный и противоречивый вид. Синева атмосферы контрастировала с тьмой космоса, испещренного миллиардами светящихся крошек, далеких и холодных. Внизу простирался континент, изрезанный тонкими линиями рек, ровными сетками полей и серыми пятнами городов, подернутых дымкой смога, казавшегося отсюда грязной, бесцветной кляксой. Еще дальше земля прерывалась темно-голубыми просторами океана. Над всем этим безмятежно плыли облака, похожие с такой высоты на пушистые одеяла.
       Зед посмотрел на часы – половина восьмого утра. Он уже не спал почти неделю. Дело было даже не в банальной бессоннице: спать совершенно не хотелось, не взирая на все попытки это сделать. Зед не чувствовал усталости или утомленности, а любые мысли об отдыхе отвергались организмом как несостоятельные. Странное чувство постоянной бодрости порывало к действию, он хотел что-то делать, занять себя чем-нибудь, лишь бы не сидеть без дела. Из отрицательных сторон такого положения являлось то, что заняться здесь, в общем-то, было нечем: в гостиничном номере хоть и стояло несколько книжных шкафов, но от книг там осталось только одно название, да внешний вид – простые картонные коробочки с пестрыми «книжными» корешками…
       От телевизора, равно как и от другой техники толку было не больше. Ни один канал ничего не показывал, все радиостанции как одна молчали. Хотя, в качестве исключения можно упомянуть странную надпись на фоне белого шума одного из каналов: «МОРФЕЙ. МЫ СЛЕДИМ ЗА ТОБОЙ». Кто такой Морфей и почему за ним следят, Зед не знал. Он много чего не знал, и возможно потому, что память его стала не такой надежной как прежде. Он не помнил, как оказался в этой странной гостинице; не помнил, чтобы видел здесь хоть кого-то. Зед даже не помнил свое имя, поэтому в качестве нового он взял слово, которое прочел на белом браслете. Эта вещь оказалась одной из первых, что он увидел, оказавшись здесь: тонкий пластиковый браслет свободно болтался на руке, а потому сразу привлек его внимание. Зед даже думал, что Морфей – это он, хотя уже давно убедился, что следить за ним тут просто некому. Он был один во всей этой громаде, тянущейся от поверхности планеты прямо сюда, на границу тропосферы.
       Большую часть времени он провел в неспешных прогулках по этому фантастически огромному строению. Кто его построил и зачем, для него оставалось загадкой, поскольку это было единственное здание такой высоты. Что же касалось остальных номеров и этажей, то там Зед не нашел ничего нового: везде все было одинаковым, точной копией его этажа (который, кстати, располагался почти под самой крышей). Иногда он просто смотрел в окно. Толстое стекло защищало от декомпрессии, но при этом было настолько прозрачным, что порой ему казалось, будто он смотрит в открытое окно. Что странно, стекло всегда оставалось чистым, хотя Зед не понимал, почему внутри здания нет никакой пыли.
       Зед снова посмотрел на часы. Незаметно для себя он просидел у окна почти два часа. Поднявшись с кресла, он прошел через номер (ковры и картины больше не привлекали его внимания; он уже давно рассмотрел их до мельчайших деталей), открыл дверь и прежде чем выйти, обернулся, бросив взгляд на комнату. Ему казалось, что он что-то забыл, но это не было таким важным, чтобы откладывать из-за этого поход на крышу.
       Проходя по длинному, хорошо освещенному коридору, мимо множества одинаковых дверей таких же одинаковых номеров, он размышлял, что могло быть внизу, на земле. Лифт не работал, и поэтому приходилось пользоваться лестницей, однако Зед не представлял спуск в самый низ своим ходом: в этом огромном здании была далеко не одна сотня этажей, а чтобы пройти их все, пришлось бы идти как минимум сутки, если не больше. Он не был уверен, что сможет это сделать. Однако до крыши нужно было пройти всего пять этажей – это обстоятельство радовало его; ему очень нравилось выходить наружу и наблюдать за звездами и простирающейся внизу планетой.
       В этот раз он преодолел пять этажей так же быстро, как и раньше. Дойдя до шлюзовой камеры, он снял со стены белый комбинезон, надел прямо поверх одежды, взял такой же белый гермошлем и закрепил его. Скафандр был легкий и не сковывал движений, а широкое обзорное стекло гермошлема почти не ограничивало видимости. Атмосфера снаружи была слишком разряженной, а низкое давление дополняло общую картину скоропостижной смерти, будь он слишком наивен выйти туда без необходимой защиты. И хотя Зед многое не помнил, он отлично соображал и быстро понял, для чего здесь нужны скафандры. Хотя когда он поднялся сюда впервые, его несколько удивили ряды защитных костюмов, висящие на стенах.
       Войдя в камеру с толстыми стеклянными дверями, он нажал кнопку открытия шлюза. Пропищал резкий сигнал. Дверь позади него плавно закрылась, отрезав его от внутренней среды здания. Шлем приглушал все внешние звуки, но он всегда мог расслышать легкое, словно дуновение ветра, шипение уходящего из камеры воздуха. Когда давление выровнялось с внешним, двери перед ним плавно разошлись в стороны.
Площадь крыши была огромной – здесь запросто могли разместиться два футбольных поля. Зед осторожно сделал шаг вперед. Он до сих пор не мог привыкнуть к этой странной вещи: сила притяжения на крыше была очень слабой, в то время как внутри здания она была привычной и не позволяла перелетать прыжками большие расстояния. По большей части, из-за этого он и любил часто бывать снаружи: он мог взмывать ввысь, перепрыгивать через десятки метров и потом плавно опускаться обратно. Он даже научился нескольким трюкам, хотя поначалу Зед боялся прыгать слишком высоко – ему казалось, что так он запросто улетит с крыши и обязательно разобьется после долгого и ужасного полета.
       Иногда он просто сидел на широком бортике крыши и смотрел на открывающийся вид. Стены этой громады уходили вниз, теряясь где-то в облаках. Ровные ряды герметичных окон сужались и уменьшались по мере отдаления, сливаясь затем в единую серебристую, поблескивающую линию. В эти моменты он понимал, что хотели сказать в рекламном буклете, который он частенько находил в номерах. Зед хорошо помнил слоган: «Корпорация Мэйн. Мир у ваших ног».
       Вот уж действительно, – подумал он, смотря вниз, – у самых ног…
      
       Вернувшись в свой номер, он сразу же упал на кровать. Утомленности он не чувствовал, но небольшая усталость все же была. Спать не хотелось. Подложив руки под голову, он стал разглядывать потолок. Тот был ровный, белый и чистый, навесные панели едва не светились новизной. Настенные часы показывали девять вечера. Зед больше не удивлялся течению времени. На крыше оно всегда проходило для него быстрее, что не сказать о его номере – часто здесь просто нечего было делать, и минуты превращались в тягучие часы.
       А спустя некоторое время он заснул.
       Сон был странным. Все казалось одновременно и реальным, и эфемерным, словно сделанным из вязкого дыма. Он лежал в белой комнате, на такой же белой кровати. Ему казалось, что зрение затуманено, подернуто какой-то странной, непонятной дымкой, мешающей сконцентрироваться на деталях. За окном раздавались какие-то звуки, глухие и неясные. Наверное, он плохо слышал.
       Птица, – возникло вдруг в голове, – это птица.
       Зед с трудом сел. К голове и рукам зачем-то прилепили провода. Он отклеил мягкие круглые контакты и отбросил их прочь. За окном росли деревья и клумбы. Сочные зеленые газоны радовали глаз, а  по тротуару иногда проходили люди.
       Странно, – подумал он.
       Его по прежнему не отпускало чувство нереальности происходящего. Зед осознавал, что это сон, но просыпаться не спешил. Ему хотелось побольше узнать об этом месте, посмотреть, что здесь было. Встать с кровати стоило немалых усилий – он очень ослабел, и приходилось держаться за стену, чтобы не упасть. Толкнув дверь, он вышел в коридор. Сквозь большие окна прорывался яркий свет солнечного летнего дня. Держась за стену словно дряхлый старик, он продолжал идти вперед, оглядывая коридор. По правую руку шел ряд дверей. Проходя мимо одной из них, Зед осторожно открыл ее и посмотрел внутрь. Комната была похожа на ту, в которой он очутился, но с незначительными изменениями: на подоконнике стоял небольшой горшок с маленькими синими цветами. На кровати лежал человек. Он спал.
       Закрыв дверь, Зед поплелся дальше. Он почему-то видел хуже обычного; все, что находилось слишком далеко, расплывалось в нечеткую картинку. И как раз там, в конце коридора стояла размытая белая фигура. Зед заметил ее движение, а потом, прежде чем упасть на пол, услышал крик:
       – Да что вы стоите, он же сейчас упадет!
      
       Зед открыл глаза. Он снова был в своем номере. Не было никакой дымки, все снова стало четким и реальным. Исчезла и слабость. Он еще долго лежал в кровати, осмысливая увиденное, и что это могло значить. Не придя ни к какому выводу, он поднялся и вышел из номера. Все, что он сейчас хотел, это оказаться на крыше.
       Снова лестница. Снова костюм и шлюзование. Он сейчас мало обращал внимания на эти мелочи. Двери, наконец, разошлись в стороны, и он вышел во власть низкого давления и гравитации. Зед всей кожей ощущал накатившее вдруг чувство облегчения. В несколько прыжков он добрался до бортика крыши и ловко на него опустился. Довольный собой, он стоял на вершине мира, наблюдая за текущей под его ногами жизнью. Улыбка освещала его радостное лицо.
       Внезапно Зед почувствовал резкий укол в груди. Острая боль пронзила его, заставив содрогнуться. Не удержав равновесия, он покачнулся… и с ужасом в глазах вдруг осознал, что свалился с бортика. Стены и окна плавно поплыли мимо него, отмеряя последние минуты его жизни. Падение ускорялось и окна пролетали мимо него все быстрее, пока наконец не превратились в мелькающие прямоугольники. Он не слышал свиста в ушах и не чувствовал сопротивление воздуха – от этого его защищал костюм. В его лице застыл немой ужас. Зед не кричал, он беззвучно падал, не в силах выдавить из себя ни звука. Земля приближалась. Он уже мог разглядеть отдельные дома далеко внизу. Но на пустых улицах некому было стать свидетелем его ужасного падения.
       Асфальт стремительно приближался. Зед закрыл глаза. Он не почувствовал удара.
 
       Его глаза нехотя открылись. В голове ныла тупая боль – последствия его вчерашнего падения.
       Это сон, – подумал он. – Это тот же сон…
       Слабость снова появилась, он чувствовал себя разбитым и немощным. Наконец, он заметил, что в комнате помимо него есть еще двое: молодая пара, они обеспокоено смотрели на него. Мужчина чем-то похожий на него легко улыбнулся и произнес:
       – Здравствуй, папа. Нам позвонили, сказали, что ты наконец пришел в себя. Как ты себя чувствуешь?
       – Я… – ответил Зед и удивился своему хриплому голосу. – Ничего, все нормально.
       – Врач сказал, тебя выпишут через полторы недели, если не будет осложнений. Мы с Наташей за тебя беспокоились.
       Зед помолчал, потер глаза морщинистой рукой. Снова посмотрел на сына, которого он видел впервые.
       – Почему я ничего не могу вспомнить? – спросил он.
       – Наверное, это последствия наркоза, – пожал плечами сын. – Твой лечащий врач сказал, что все побочные эффекты должны скоро пройти. И потом, ты знал, на что идешь, когда соглашался на экспериментальную операцию.
       Зед нахмурился, чувствуя, как что-то начинает просыпаться в памяти:
       – Кажется, это была опухоль?
       – Вот видишь, – улыбнулся сын, – ты уже кое-что вспомнил. Теперь ты здоров.
 
       Через полторы недели его выписали. Память вернулась, а боль забылась. Но даже теперь, два года спустя, Валентин Николаевич, шестидесяти двух летний доцент кафедры судебной медицины, не мог забыть той фантастической громады. И до сих пор он задает себе единственный вопрос: что же с ним тогда произошло?..

 

Выбор

Иногда они возвращаются