Три слова
9 февраля 2014 -
Тарас Гупало
Часть 1
Тук-тук!
Зима… Земля тверда и холодна, через нее не пробьешься так просто, не процарапать себе путь, шутя, как жарким летом. А-а-а-а-а!... Ночь, и холодный ветер. А совсем невдалеке дом, дом, где спрятался ты.
Пара сотен медленных шажков маленьких шаркающих ножек в грязных туфельках - и я на месте.
- Тук-тук.
- Не нужно, пожалуйста. Засыпай, моя маленькая, - Твой голос с легким налетом паники и мольбы зазвучал из-за двери.
- Тук-тук! Открывай!
- Я… Я не слышу тебя!
- Да ну, сейчас ночь, и не время играть в прятки, - я ласково поскреблась в закрытую наглухо дверь. – Ну, открой! Ты же знаешь, что спатки я все равно не буду. - Мой обиженный детский голосок проникал сквозь все его запоры, даже не проникал, а проходил мимо. Душа, крепко запертая в тельце, может достучаться до души родного человека.
- Зачем ты здесь? Зачем ты меня мучаешь? – а-а-а, ты уже всхлипываешь. Сегодня слишком уж быстро начал.
- А я могу иначе? - удивленно поинтересовалась я вполне взрослым тоном - ты дал мне какой-то другой выход? Ты не забыл, какой сегодня день, - этот вопрос был задан уже вполне веселым голоском девочки, которая вся замирает в ожидании чуда.
- Не забыл, маленькая, - горьким, но успокоенным голосом ответил ты, - с днем рождения, родная.
- А какой тортик сегодня будет? – мой радостный голосок, наверное, выводит тебя из себя, ничем не могу помочь.
- Арррррррр! – в отчаянии ревешь ты, а через несколько секунд тишины в доме начинает играть музыка. Твой любимый композитор, Ямаока.
- Ты хочешь скрыться от меня? Забыл купить подарок? Хочешь спрятаться за безумием?
- Да, я не могу больше тебя слушать. Пожалуйста, иди баиньки. Засыпай.
Баю, баюшки, баю,
Не ложися на краю,
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок,
И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Баю, баюшки, баю…
Сквозь звуки музыки слышна твоя безумная колыбельная.
- Папочка, тук-тук! Ну, открой!
- Это неправильно… - ты начинаешь хихикать, и даже через дверь я чувствую, как все твое существо дрожит.
- Неправильно?!! А хоронить дочь живой правильно!? Открывай, сука!!!! - Я завизжала, как…неважно как кто или что. Мой трупик при этом сильнее застучал в дверь. – ТУК-ТУК!!! Открывай, папочка, иначе я вытащу тебя через эту гребаную трубу!!!
- Маленькие заиньки
Захотели баиньки…
Сквозь звуки музыки и смеха слышна твоя безумная колыбельная
Внезапно, она настигла меня. Моему тельцу стало тяжело поднимать руки, даже глаза стали закрываться. Тут дверь отворилась, и в проеме появился ты, папа. Почему то, ты улыбался, а в руке сжимал моего плюшевого мишку, выстиранного и зашитого в нескольких местах.
А я… А я лежу у тебя на пороге, потому что так и должно быть. Потому что ты принес меня сюда. Все как всегда. Безумие и чувство вины творят чудеса, да, папа? Они могут даже оживить в твоей больной голове дочь, похороненную спящей.
- Ой, да мы уже совсем клюем носиком, держи Мишу, крепко держи, а то он бу-бух! И свалится, что тогда делать будем? А тортик завтра будет, обещаю.
Ты поднял мой засыпающий трупик на руки и понес в мою разрытую тобой колыбельку, недалеко от дома.
- В доме все стихло давно,
В погребе в кухне темно,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит…
А я, страшно сказать, заснула, крепко обняв медведя. Ты вздохнул, погладил меня по голове, прикрыл меня новой крышкой гробика. Ты много их заготовил, впрок, правда?
Тук-тук. Сквозь сон послышались удары молотка.
Часть 2
Будем лечить
- П… пожалуйста. П… прошу.
Судороги, привязанное к кровати тело выгибается, шипит, заполняя спертый воздух своим зловонным дыханием.
- П…пожалуйста, - шепчет и шепчет.
Полумрак окутывает тело вместо одеяла. Веревки впиваются в тонкие бледные кисти рук, но даже тогда кровь не окрашивает их, а бледность не отступает, становится еще более явственной.
- А-а-а-а-а-а-а!! – новый приступ боли превратился в полный страдания и ужаса крик…
- Что?! Что с тобой? – перепуганная Нина растолкала свою подругу Вику, которая, тяжело дыша, вся в слезах уселась на край кровати.
Эту кровать Вика и Нина делили уже несколько месяцев, обе разочаровавшись если не в целом мире, то в его мужской половине точно. Кроме друг друга, у них никого не было, и девушки крепко держались за свой маленький мирок.
- Зая, что случилось? Сон нехороший? – Нина обняла подругу за плечи.
- Да… Да, сон, не волнуйся, ложись. Засыпай, - Вика обернулась к Нине и благодарно чмокнула ту в щеку.
- Куда ты? - Нина уже улеглась и смотрела, как девушка встала и направилась к двери.
- На кухню, чаю себе заварю. Я сейчас все равно не усну.
- Посидеть с тобой?
- Нет, не надо. Спи. Тебе завтра вставать рано. Спи.
Заварив чай, Вика уселась на табурет и осторожно сделала первый глоток обжигающего напитка. Так лучше.
Мимолетом взглянув в чашку, Вика увидела свое отражение, не совсем точное, но все же… Молода, красива. Везет только, как утопленнику. Сначала ушла из дома, потом Володя, тот из-за которого она покинула родителей, в свою очередь бросил ее. Сюжет затерт до дыр, правда? А после этого, Вика, ты умудрилась поменять свои сексуальные пристрастия. Позавчера Нина предложила подруге уехать в Нидерланды и свободно жить там. Вика так и не смогла ответить. Нет, Нина замечательная, чуткая девушка, и, что ни говори, Вика ее любит. Но, черт возьми, сколько перемен! А теперь еще и этот сон, будь он неладен.
Вика снова посмотрела в опустевшую наполовину чашку и ахнула. Вместо ее отражения остывший уже чай отображал знакомую уже койку и привязанное к ней тело.
- Прошу тебя… - зашипело возле уха Виктории.
Девушка вскочила, и с ужасом уставилась на кровать с больным, которая каким-то образом появилась на кухне. Боже мой, на кухне ли? Снова голые стены, никаких окон или дверей. И этот больной. Как Вика ни старалась, она не могла понять мужчина это или женщина, и лица было не рассмотреть, как-будто нарисованное карандашом лицо небрежно вытерли ластиком.
- Любуешься, милая? – твердый уверенный голос прозвучал за спиной. Резко развернувшись в сторону этого голоса, Вика увидела невысокого седого мужчину. В белом халате, он стоял неподалеку и ухмылялся, - извини, что заставил ждать.
- Откуда Вы? Здесь же и дверей то нет, - девушка сделала шаг назад. «Только бы проснуться», - стучало в голове.
- Могу я тебя спросить о том же? – с издевкой в голосе произнес мужчина, - интересуешься? – он кивнул на кровать.
- Кто вы? Кто он… она… неважно! Кто вы оба?!! Что все это значит?!! – Вика уже кричала. Она ничего не понимала, никогда до этого ей не снились настолько реальные сны.
- Ну, меня можешь звать... ну, Доктором например, - он хихикнул. И не надо так шуметь. При больном, - добавил доктор уже со смехом, - а это, - он снова кивнул на кровать, - так, ничего особенного. Это жизнь.
- Чья жизнь? – Вика почувствовала, как ее душа плавно уходит в пятки, а голые ступни обожгло, наконец, холодом от каменного пола, который она до этого не ощущала.
- А это уж тебе решать, милая, - Доктор перестал улыбаться, а в глазах его сверкнула недобрая искра, конечно, считается, что жизнь твоя, но кто знает…
- Это почему же мне? Зачем я здесь? Я же просто…
- Прошу тебя!!! – взвыл больной, и Вика, не удержавшись, упала на пол, отползла в угол и закрыла лицо руками. Что же это? Почему я не просыпаюсь?
- Ну что ты? Зачем так пугаться? – Доктор подошел к девушке, протянул ей руку. Вика еще сильнее вжалась в угол. Тогда он наклонился и неожиданно легко поднял ее с пола и поставил на ноги.
- Подойди, - позвал он Вику, - Посмотри внимательно.
Девушка подчинилась. Она приблизилась к кровати и взглянула на распростертое тело. Ничего в нем не изменилось. Бледная кожа, необычайная худоба. Только лицо, точнее, лица. Теперь больной имел десятки лиц. Одно сменяло другое и так без конца:
Отец, мать, Нина, Володя, незнакомые и кого-то напоминающие лица мужчин, женщин, детей, стариков.
- Ну как, что видишь? – бодрый голос Доктора привел ее в себя.
- Кое-что вижу, - прошептала Вика.
- Ну что, будем лечить или как?
- Или как, - на этот раз желание проснуться было осознанным, а не паническим, и Вика вдруг подскочила на табурете, разлив по полу недопитый чай. Судя по часам, проспала она всего час. Ночь была еще полноправной хозяйкой на этой части Земли.
Не обратив внимания на лужу чая, Вика продолжала сидеть, глядя в одну точку.
Вика! Родная моя, тебе дали выбор. За какие заслуги, не могу сказать, но выбор дали именно тебе. И что ты сделаешь со своей больной жизнью?
- Нет, мне надо подумать, - вслух сказала Вика. Она встала с табурета, подошла к аптечке и достала оттуда пузырек. Сильное снотворное, иногда помогает, а Вика сейчас нуждалась в помощи, как никогда. Что еще? Нож на столе. Тоже пригодиться.
Вика налила в стакан воды, проглотила две таблетки снотворного и запила их.
Она недолго постояла перед кроватью, в которой тихо посапывала Нина. Смотрела на ее милое спокойное лицо. Затем, спрятав нож под рукавом, она улеглась в кровать. Нина улыбнулась во сне и обняла свою засыпающую «Заю».
«Мне надо немного подумать».
Часть 3
Поделись
- …а потом, она рассказала мне об аварии. Она так плакала, милая! - никому неслышный шепот ударяется об камень, и осколки его уносятся с холодным осенним ветром в неведомые края, - она хотела погибнуть вместо них, милая! Какой человек может желать себе смерти???
********************************************************************************
Мало кто разделяет горе с чужими людьми. Каждому на кладбище и своего достаточно.
Екатерина положила цветы под могильной плитой. Пусть хоть до вечера полежат, порадуют доченьку. Все равно ведь унесут, сволочи. Что б вы подавились все там, где будете их перепродавать. Женщина стиснула зубы, но через мгновение не удержалась, расплакалась. От бессильной злобы, от беспомощности, от тоски.
- Машенька, не осуждай меня. Я же лечила тебя, у тебя ведь только горлышко болело. Ты только покашливала! Какая я после этого мать?!!!
- Простите, - спокойный, виноватый голос заставил ее обернуться. Хорошо одетый мужчина стоял неподалеку и смущенно смотрел на Екатерину.
- Что? – Катя еще не пришла в себя, и смотрела на незнакомца отрешенно.
- Я увидел, как Вам плохо… Позвольте проводить Вас домой.
Женщина постепенно приходила в себя. Может и хорошо, что этот мужик заговорил с ней. Хоть как-то отвлеклась. Но идти с ним куда-то, нет уж, увольте.
- Нет, нет. Не беспокойтесь, со мной все в поряд… - видимо, в порядке было не все. Ноги у Кати подкосились, и она бы неминуемо упала, если бы не была подхвачена незнакомцем, который непонятно как успел подбежать к ней.
- Еще раз прошу прощения, - его голос зазвучал намного увереннее, - но отказа Вашего я не приму. Обопритесь на мою руку.
Они вышли за пределы кладбища. У ворот стоял джип, к нему и повел Катю мужчина. А у нее не было сил сопротивляться, кроме того, она почувствовала тепло, в котором нуждалась сейчас больше всего.
Сели в джип.
- Вы курите? – Незнакомец протянул Кате пачку сигарет. Катерина кивнула, взяла сигарету закурила.
- Спасибо.
- Показывайте, куда ехать.
- Вы знаете, давайте я как-нибудь сама…
- Так, а давайте не спорить, - голос его стал еще тверже.
- Бульвар Лепсе знаете?
- Конечно, - он завел двигатель, - поехали, там покажете дом.
*****************************************************************************
Он никогда не пользовался одеколоном, но пах всегда потрясающе. Почти каждый вечер Катя снова и снова убеждалась в этом, когда, прильнув к его плечу, показывала ему фотографии Маши. Все заканчивалось одинаково: она плакала, он прижимал ее к груди, и становилось так легко и тепло, что Катя засыпала. А просыпалась она уже утром, заботливо укрытая одеялом, в одиночестве, но со спокойным сердцем.
- Послушай, а я так и не знаю, как тебя зовут, - в один из вечеров Катя вдруг вспомнила об этом.
- Разве это так важно? – он посмотрел в ее глаза, она уверенно кивнула, - ну, хорошо, Паша.
- Катя, - она потянулась к нему, чтобы поцеловать, ничего Катерина сейчас так не хотела, как его, чтобы он не вздумал сегодня уйти, укрыв ее одеялом.
Павел отстранился от нее.
- Не надо. Я не для этого с тобой.
- Не для этого? А для чего же? – Всю свою жизнь Катя была уверена, что все, что мужчины делают – только для ЭТОГО, никаких исключений. А тут…
- Тебе плохо со мной?
- Нет.
- Просто поделись…
***************************************************************************
- Она оплакивает тебя, милая. Никак не может простить себе. Мне все труднее и труднее удержать твою маму. Тяжело…- шепот тонет в слезах.
- Что ты здесь делаешь? – Катя с удивлением уставилась на Павла, совсем непохожего на обычного себя. В рубашке, мокрой и грязной от холодного дождя и брюках, на коленях стоит у могилы Машеньки и обнимает могильный камень.
- Что? Что они будут делать со своим вечным покоем? Я прихожу к ним, они слушают. Почти никогда не говорят, только слушают. Милые… милые…
Катя не верила своим ушам. И это человек, которому она доверилась, который своей силой держал ее на краю пропасти, не давая упасть. Сейчас он был больше похож на жалкого извращенца, которого надо бояться, ненавидеть, но никак не любить. Что он делает на могиле ее доченьки? От ярости у Екатерины перехватило дыхание.
- Катя, поделись со мной!
- Псих! – взвизгнула она, - проклятый извращенец! – Катя изо всех сил ударила стоящего на коленях человека, - зачем тебе нужна я?! Зачем тебе мы?!
- Поделись… - содрогающееся тело барахтается в грязи, - я не могу больше. Ты же сама говорила, что тебе хорошо со мной! Поделись! – кричал он вслед убегающей женщине, захлебываясь в слезах и грязи. Редкие прохожие с опаской косились на него.
- Бедненький, - молодая женщина, стараясь закрыть от маленького сына такую нелицеприятную картину, с сожалением смотрела на Павла, - Сережа, может, поможем ему? – она посмотрела на мужа.
- Да, помощь ему сейчас не помешает, - кивнул тот, доставая мобильный телефон и набирая 103.
*****************************************************************************
- Да, Михаил Игоревич, вот такие у нас дела. Чтобы за месяц выписались шестнадцать больных, такого я еще не видел, а Вы знаете, сколько я в этой лечебнице работаю. Причем, какие больные! На половину уже рукой махнули, а на другую уже замахивались.
- Ну и ну… А после чего это все началось? Что-то произошло перед их выздоровлением?
- Да, привезли к нам мужчину, по документам – Павел Крушик, 32 года. С кладбища прямиком к нам направили. Вроде, пациент не буйный, только на прогулке к кому-нибудь подойдет, заговорит, а на следующий день пациент здоров. Представляете, один день! Мы сначала не поняли в чем дело, а потом на этого Павла обратили внимание. Ходит и всем говорит только одно: «Поделись».
- Покажите мне его, хочу его осмотреть. Надо же, какой случай.
- Не получится, Михаил Игоревич, умер он. Неделю назад начал слабеть - ничего не помогало, никакие лекарства не действовали, а позавчера умер.
*****************************************************************************
- …а потом, она рассказала мне об аварии. Она так плакала, милая! - никому неслышный шепот ударяется о доски, и осколки его рассыпаются, - она хотела погибнуть вместо них, милая! Она рвалась навстречу гибели, но руки ее были связаны. Какой человек может желать себе смерти??? Теперь она дома, милая. Все хорошо, все хорошо.
Эпилог
Подсказка
«Power», «Welcome to Windows XP», вечер плавно переходит в ночь. Кружка кофе, пачка сигарет, жена с сыном у мамы, начнем-с. Стол разложен, пивной живот вообразившего себя писателем грозно нависает над клавиатурой.
Вроде все готово, однако мысли не торопились ворваться в мое сознание. Ни одного слова, от которого можно было бы оттолкнуться левой ногой и начать. Выводить же «таймс нью романом» бессмертное «смеркалось» тоже желания не было.
Так и хотелось закрыть ворд и раскинуть с братьями по интересам картишки, ну или, на худой конец, обставить компьютерный разум в «Героев». Написать чего-нибудь всегда успеется. Такое часто бывает, когда к творению готовишься. Ни черта не получится.
Сделав хороший глоток кофе, я снова посмотрел на белый лист ворда. Ничего.
- Не идут буковки? – от неожиданности я чуть не свалился со стула. Испуганно оглянувшись, я убедился, что в комнате, кроме меня, никого. Или кофе слишком крепкий, или я слишком часто сижу у компьютера, или…
- Помочь ваять? – я подпрыгнул и снова оглянулся, - сюда смотри, в монитор.
Из монитора на меня взирала детская мордашка, страшная из-за своей бледности и неуловимо знакомая.
- Как тебе не стыдно! – словно прочитав мои мысли, с обидой промолвила девочка, - не узнать свою собственную музу! Куда мы катимся?!
- М-м-муза?!! – судорожными движениями я пытался закрыть окно офиса, но проклятое окошко никак не хотело закрываться, - я всегда представлял себе…
- Ну да, ты ожидал, что сейчас к тебе прилетит розовая фея, подует тебе в ушко, и ты, воодушевленный, продолжишь писать о шизофрениках с гробами на плечах? Глупенький, – муза смешно фыркнула уже у меня за плечом. Я подпрыгнул уже в третий раз за эти несколько минут. – Не пугайся, - нежные руки взрослой женщины обняли меня за плечи. Я покосился на тонкие ладошки и заметил, что одна из них сжимает кухонный нож. Муза тихонько дунула мне в ухо.
- Бедняжка, сам не понял, что хотел сказать, создавая нас, - рядом со мной уже сидел молодой парень и задумчиво глядел в монитор. Именно его голос я услышал сейчас, и перестал, наконец, удивляться происходящему.
- Не понял, - согласился я, - честно говоря, я вообще ничего не понимаю, чем же я обязан этому визиту?
- Тем, что мы хотим, чтобы ты завершил то, что начал. Ты придумал нас, а зачем – сам не понял. Смотри.
На экране монитора я увидел четырех людей и сразу узнал их: на мягкой траве на коленях сидела Вика, а сзади, положив голову ей на плечо, расположилась Нина. Рядом сидел Павел, в чистом, выглаженном костюме. Он держал на руках ту самую девочку, имя которой я так и не придумал. Она уже не пугала своей мертвенной бледностью, выглядела обыкновенной веселой девчушкой, а платьице ее было новым, как будто, подаренным папой на день рожденье. Павел, сквозь слезы счастья, что-то рассказывал то Вике с Ниной, то маленькой девочке.
- Их стоит послушать, не находишь? – муза стала невидимой, но ее голос теперь, точно,
Жил внутри меня. Я одел наушники.
- Вы представляете, милые, - Павел едва сдерживал себя от распирающей его радости, - ее папа почти поправился. Он ушел в церковь, единственное место, где его приняли. Простить его вину не смог бы никто, но теперь эта вина поддерживает его жизнь. Скольким помог папа нашей девочки и скольким еще поможет. Я как то встретил его на кладбище, он не хотел жить, и я попросил его поделиться, - при этих словах девочка крепко обняла Павла и счастливо засмеялась.
- Спасибо, Пашенька, - пролепетала она. Теперь все будет хорошо.
- Да, милая. А вот Вика мне рассказала, что освободила свою жизнь. Кухонный нож ей действительно пригодился. Пригодился разрезать веревки.
- Да, Вика повернулась к Нине и поцеловала ее. Вот какой вид приняла моя жизнь.
В моих ушах шепотом прозвучали три слова, и фигуры моих персонажей растаяли.
- Пиши, - муза игриво дунула мне в другое ухо, - если что, буду приходить к тебе в самых неожиданных обличиях, хорошо?
- Тебе откажешь, - улыбнулся я, - буду ждать, ты кофе пьешь?
Ответа на мой глупый вопрос не последовало, я снова был один в своей комнате.
- Спасибо, милые, - прошептал я.
Открыв папку со своими набросками, я обнаружил фотографию, фотографию четырех людей. Таких разных, но одинаково счастливых.
Имя файла «Совесть, Свобода, Помощь.jpg».
Тук-тук!
Зима… Земля тверда и холодна, через нее не пробьешься так просто, не процарапать себе путь, шутя, как жарким летом. А-а-а-а-а!... Ночь, и холодный ветер. А совсем невдалеке дом, дом, где спрятался ты.
Пара сотен медленных шажков маленьких шаркающих ножек в грязных туфельках - и я на месте.
- Тук-тук.
- Не нужно, пожалуйста. Засыпай, моя маленькая, - Твой голос с легким налетом паники и мольбы зазвучал из-за двери.
- Тук-тук! Открывай!
- Я… Я не слышу тебя!
- Да ну, сейчас ночь, и не время играть в прятки, - я ласково поскреблась в закрытую наглухо дверь. – Ну, открой! Ты же знаешь, что спатки я все равно не буду. - Мой обиженный детский голосок проникал сквозь все его запоры, даже не проникал, а проходил мимо. Душа, крепко запертая в тельце, может достучаться до души родного человека.
- Зачем ты здесь? Зачем ты меня мучаешь? – а-а-а, ты уже всхлипываешь. Сегодня слишком уж быстро начал.
- А я могу иначе? - удивленно поинтересовалась я вполне взрослым тоном - ты дал мне какой-то другой выход? Ты не забыл, какой сегодня день, - этот вопрос был задан уже вполне веселым голоском девочки, которая вся замирает в ожидании чуда.
- Не забыл, маленькая, - горьким, но успокоенным голосом ответил ты, - с днем рождения, родная.
- А какой тортик сегодня будет? – мой радостный голосок, наверное, выводит тебя из себя, ничем не могу помочь.
- Арррррррр! – в отчаянии ревешь ты, а через несколько секунд тишины в доме начинает играть музыка. Твой любимый композитор, Ямаока.
- Ты хочешь скрыться от меня? Забыл купить подарок? Хочешь спрятаться за безумием?
- Да, я не могу больше тебя слушать. Пожалуйста, иди баиньки. Засыпай.
Баю, баюшки, баю,
Не ложися на краю,
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок,
И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Баю, баюшки, баю…
Сквозь звуки музыки слышна твоя безумная колыбельная.
- Папочка, тук-тук! Ну, открой!
- Это неправильно… - ты начинаешь хихикать, и даже через дверь я чувствую, как все твое существо дрожит.
- Неправильно?!! А хоронить дочь живой правильно!? Открывай, сука!!!! - Я завизжала, как…неважно как кто или что. Мой трупик при этом сильнее застучал в дверь. – ТУК-ТУК!!! Открывай, папочка, иначе я вытащу тебя через эту гребаную трубу!!!
- Маленькие заиньки
Захотели баиньки…
Сквозь звуки музыки и смеха слышна твоя безумная колыбельная
Внезапно, она настигла меня. Моему тельцу стало тяжело поднимать руки, даже глаза стали закрываться. Тут дверь отворилась, и в проеме появился ты, папа. Почему то, ты улыбался, а в руке сжимал моего плюшевого мишку, выстиранного и зашитого в нескольких местах.
А я… А я лежу у тебя на пороге, потому что так и должно быть. Потому что ты принес меня сюда. Все как всегда. Безумие и чувство вины творят чудеса, да, папа? Они могут даже оживить в твоей больной голове дочь, похороненную спящей.
- Ой, да мы уже совсем клюем носиком, держи Мишу, крепко держи, а то он бу-бух! И свалится, что тогда делать будем? А тортик завтра будет, обещаю.
Ты поднял мой засыпающий трупик на руки и понес в мою разрытую тобой колыбельку, недалеко от дома.
- В доме все стихло давно,
В погребе в кухне темно,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит…
А я, страшно сказать, заснула, крепко обняв медведя. Ты вздохнул, погладил меня по голове, прикрыл меня новой крышкой гробика. Ты много их заготовил, впрок, правда?
Тук-тук. Сквозь сон послышались удары молотка.
Часть 2
Будем лечить
- П… пожалуйста. П… прошу.
Судороги, привязанное к кровати тело выгибается, шипит, заполняя спертый воздух своим зловонным дыханием.
- П…пожалуйста, - шепчет и шепчет.
Полумрак окутывает тело вместо одеяла. Веревки впиваются в тонкие бледные кисти рук, но даже тогда кровь не окрашивает их, а бледность не отступает, становится еще более явственной.
- А-а-а-а-а-а-а!! – новый приступ боли превратился в полный страдания и ужаса крик…
- Что?! Что с тобой? – перепуганная Нина растолкала свою подругу Вику, которая, тяжело дыша, вся в слезах уселась на край кровати.
Эту кровать Вика и Нина делили уже несколько месяцев, обе разочаровавшись если не в целом мире, то в его мужской половине точно. Кроме друг друга, у них никого не было, и девушки крепко держались за свой маленький мирок.
- Зая, что случилось? Сон нехороший? – Нина обняла подругу за плечи.
- Да… Да, сон, не волнуйся, ложись. Засыпай, - Вика обернулась к Нине и благодарно чмокнула ту в щеку.
- Куда ты? - Нина уже улеглась и смотрела, как девушка встала и направилась к двери.
- На кухню, чаю себе заварю. Я сейчас все равно не усну.
- Посидеть с тобой?
- Нет, не надо. Спи. Тебе завтра вставать рано. Спи.
Заварив чай, Вика уселась на табурет и осторожно сделала первый глоток обжигающего напитка. Так лучше.
Мимолетом взглянув в чашку, Вика увидела свое отражение, не совсем точное, но все же… Молода, красива. Везет только, как утопленнику. Сначала ушла из дома, потом Володя, тот из-за которого она покинула родителей, в свою очередь бросил ее. Сюжет затерт до дыр, правда? А после этого, Вика, ты умудрилась поменять свои сексуальные пристрастия. Позавчера Нина предложила подруге уехать в Нидерланды и свободно жить там. Вика так и не смогла ответить. Нет, Нина замечательная, чуткая девушка, и, что ни говори, Вика ее любит. Но, черт возьми, сколько перемен! А теперь еще и этот сон, будь он неладен.
Вика снова посмотрела в опустевшую наполовину чашку и ахнула. Вместо ее отражения остывший уже чай отображал знакомую уже койку и привязанное к ней тело.
- Прошу тебя… - зашипело возле уха Виктории.
Девушка вскочила, и с ужасом уставилась на кровать с больным, которая каким-то образом появилась на кухне. Боже мой, на кухне ли? Снова голые стены, никаких окон или дверей. И этот больной. Как Вика ни старалась, она не могла понять мужчина это или женщина, и лица было не рассмотреть, как-будто нарисованное карандашом лицо небрежно вытерли ластиком.
- Любуешься, милая? – твердый уверенный голос прозвучал за спиной. Резко развернувшись в сторону этого голоса, Вика увидела невысокого седого мужчину. В белом халате, он стоял неподалеку и ухмылялся, - извини, что заставил ждать.
- Откуда Вы? Здесь же и дверей то нет, - девушка сделала шаг назад. «Только бы проснуться», - стучало в голове.
- Могу я тебя спросить о том же? – с издевкой в голосе произнес мужчина, - интересуешься? – он кивнул на кровать.
- Кто вы? Кто он… она… неважно! Кто вы оба?!! Что все это значит?!! – Вика уже кричала. Она ничего не понимала, никогда до этого ей не снились настолько реальные сны.
- Ну, меня можешь звать... ну, Доктором например, - он хихикнул. И не надо так шуметь. При больном, - добавил доктор уже со смехом, - а это, - он снова кивнул на кровать, - так, ничего особенного. Это жизнь.
- Чья жизнь? – Вика почувствовала, как ее душа плавно уходит в пятки, а голые ступни обожгло, наконец, холодом от каменного пола, который она до этого не ощущала.
- А это уж тебе решать, милая, - Доктор перестал улыбаться, а в глазах его сверкнула недобрая искра, конечно, считается, что жизнь твоя, но кто знает…
- Это почему же мне? Зачем я здесь? Я же просто…
- Прошу тебя!!! – взвыл больной, и Вика, не удержавшись, упала на пол, отползла в угол и закрыла лицо руками. Что же это? Почему я не просыпаюсь?
- Ну что ты? Зачем так пугаться? – Доктор подошел к девушке, протянул ей руку. Вика еще сильнее вжалась в угол. Тогда он наклонился и неожиданно легко поднял ее с пола и поставил на ноги.
- Подойди, - позвал он Вику, - Посмотри внимательно.
Девушка подчинилась. Она приблизилась к кровати и взглянула на распростертое тело. Ничего в нем не изменилось. Бледная кожа, необычайная худоба. Только лицо, точнее, лица. Теперь больной имел десятки лиц. Одно сменяло другое и так без конца:
Отец, мать, Нина, Володя, незнакомые и кого-то напоминающие лица мужчин, женщин, детей, стариков.
- Ну как, что видишь? – бодрый голос Доктора привел ее в себя.
- Кое-что вижу, - прошептала Вика.
- Ну что, будем лечить или как?
- Или как, - на этот раз желание проснуться было осознанным, а не паническим, и Вика вдруг подскочила на табурете, разлив по полу недопитый чай. Судя по часам, проспала она всего час. Ночь была еще полноправной хозяйкой на этой части Земли.
Не обратив внимания на лужу чая, Вика продолжала сидеть, глядя в одну точку.
Вика! Родная моя, тебе дали выбор. За какие заслуги, не могу сказать, но выбор дали именно тебе. И что ты сделаешь со своей больной жизнью?
- Нет, мне надо подумать, - вслух сказала Вика. Она встала с табурета, подошла к аптечке и достала оттуда пузырек. Сильное снотворное, иногда помогает, а Вика сейчас нуждалась в помощи, как никогда. Что еще? Нож на столе. Тоже пригодиться.
Вика налила в стакан воды, проглотила две таблетки снотворного и запила их.
Она недолго постояла перед кроватью, в которой тихо посапывала Нина. Смотрела на ее милое спокойное лицо. Затем, спрятав нож под рукавом, она улеглась в кровать. Нина улыбнулась во сне и обняла свою засыпающую «Заю».
«Мне надо немного подумать».
Часть 3
Поделись
- …а потом, она рассказала мне об аварии. Она так плакала, милая! - никому неслышный шепот ударяется об камень, и осколки его уносятся с холодным осенним ветром в неведомые края, - она хотела погибнуть вместо них, милая! Какой человек может желать себе смерти???
********************************************************************************
Мало кто разделяет горе с чужими людьми. Каждому на кладбище и своего достаточно.
Екатерина положила цветы под могильной плитой. Пусть хоть до вечера полежат, порадуют доченьку. Все равно ведь унесут, сволочи. Что б вы подавились все там, где будете их перепродавать. Женщина стиснула зубы, но через мгновение не удержалась, расплакалась. От бессильной злобы, от беспомощности, от тоски.
- Машенька, не осуждай меня. Я же лечила тебя, у тебя ведь только горлышко болело. Ты только покашливала! Какая я после этого мать?!!!
- Простите, - спокойный, виноватый голос заставил ее обернуться. Хорошо одетый мужчина стоял неподалеку и смущенно смотрел на Екатерину.
- Что? – Катя еще не пришла в себя, и смотрела на незнакомца отрешенно.
- Я увидел, как Вам плохо… Позвольте проводить Вас домой.
Женщина постепенно приходила в себя. Может и хорошо, что этот мужик заговорил с ней. Хоть как-то отвлеклась. Но идти с ним куда-то, нет уж, увольте.
- Нет, нет. Не беспокойтесь, со мной все в поряд… - видимо, в порядке было не все. Ноги у Кати подкосились, и она бы неминуемо упала, если бы не была подхвачена незнакомцем, который непонятно как успел подбежать к ней.
- Еще раз прошу прощения, - его голос зазвучал намного увереннее, - но отказа Вашего я не приму. Обопритесь на мою руку.
Они вышли за пределы кладбища. У ворот стоял джип, к нему и повел Катю мужчина. А у нее не было сил сопротивляться, кроме того, она почувствовала тепло, в котором нуждалась сейчас больше всего.
Сели в джип.
- Вы курите? – Незнакомец протянул Кате пачку сигарет. Катерина кивнула, взяла сигарету закурила.
- Спасибо.
- Показывайте, куда ехать.
- Вы знаете, давайте я как-нибудь сама…
- Так, а давайте не спорить, - голос его стал еще тверже.
- Бульвар Лепсе знаете?
- Конечно, - он завел двигатель, - поехали, там покажете дом.
*****************************************************************************
Он никогда не пользовался одеколоном, но пах всегда потрясающе. Почти каждый вечер Катя снова и снова убеждалась в этом, когда, прильнув к его плечу, показывала ему фотографии Маши. Все заканчивалось одинаково: она плакала, он прижимал ее к груди, и становилось так легко и тепло, что Катя засыпала. А просыпалась она уже утром, заботливо укрытая одеялом, в одиночестве, но со спокойным сердцем.
- Послушай, а я так и не знаю, как тебя зовут, - в один из вечеров Катя вдруг вспомнила об этом.
- Разве это так важно? – он посмотрел в ее глаза, она уверенно кивнула, - ну, хорошо, Паша.
- Катя, - она потянулась к нему, чтобы поцеловать, ничего Катерина сейчас так не хотела, как его, чтобы он не вздумал сегодня уйти, укрыв ее одеялом.
Павел отстранился от нее.
- Не надо. Я не для этого с тобой.
- Не для этого? А для чего же? – Всю свою жизнь Катя была уверена, что все, что мужчины делают – только для ЭТОГО, никаких исключений. А тут…
- Тебе плохо со мной?
- Нет.
- Просто поделись…
***************************************************************************
- Она оплакивает тебя, милая. Никак не может простить себе. Мне все труднее и труднее удержать твою маму. Тяжело…- шепот тонет в слезах.
- Что ты здесь делаешь? – Катя с удивлением уставилась на Павла, совсем непохожего на обычного себя. В рубашке, мокрой и грязной от холодного дождя и брюках, на коленях стоит у могилы Машеньки и обнимает могильный камень.
- Что? Что они будут делать со своим вечным покоем? Я прихожу к ним, они слушают. Почти никогда не говорят, только слушают. Милые… милые…
Катя не верила своим ушам. И это человек, которому она доверилась, который своей силой держал ее на краю пропасти, не давая упасть. Сейчас он был больше похож на жалкого извращенца, которого надо бояться, ненавидеть, но никак не любить. Что он делает на могиле ее доченьки? От ярости у Екатерины перехватило дыхание.
- Катя, поделись со мной!
- Псих! – взвизгнула она, - проклятый извращенец! – Катя изо всех сил ударила стоящего на коленях человека, - зачем тебе нужна я?! Зачем тебе мы?!
- Поделись… - содрогающееся тело барахтается в грязи, - я не могу больше. Ты же сама говорила, что тебе хорошо со мной! Поделись! – кричал он вслед убегающей женщине, захлебываясь в слезах и грязи. Редкие прохожие с опаской косились на него.
- Бедненький, - молодая женщина, стараясь закрыть от маленького сына такую нелицеприятную картину, с сожалением смотрела на Павла, - Сережа, может, поможем ему? – она посмотрела на мужа.
- Да, помощь ему сейчас не помешает, - кивнул тот, доставая мобильный телефон и набирая 103.
*****************************************************************************
- Да, Михаил Игоревич, вот такие у нас дела. Чтобы за месяц выписались шестнадцать больных, такого я еще не видел, а Вы знаете, сколько я в этой лечебнице работаю. Причем, какие больные! На половину уже рукой махнули, а на другую уже замахивались.
- Ну и ну… А после чего это все началось? Что-то произошло перед их выздоровлением?
- Да, привезли к нам мужчину, по документам – Павел Крушик, 32 года. С кладбища прямиком к нам направили. Вроде, пациент не буйный, только на прогулке к кому-нибудь подойдет, заговорит, а на следующий день пациент здоров. Представляете, один день! Мы сначала не поняли в чем дело, а потом на этого Павла обратили внимание. Ходит и всем говорит только одно: «Поделись».
- Покажите мне его, хочу его осмотреть. Надо же, какой случай.
- Не получится, Михаил Игоревич, умер он. Неделю назад начал слабеть - ничего не помогало, никакие лекарства не действовали, а позавчера умер.
*****************************************************************************
- …а потом, она рассказала мне об аварии. Она так плакала, милая! - никому неслышный шепот ударяется о доски, и осколки его рассыпаются, - она хотела погибнуть вместо них, милая! Она рвалась навстречу гибели, но руки ее были связаны. Какой человек может желать себе смерти??? Теперь она дома, милая. Все хорошо, все хорошо.
Эпилог
Подсказка
«Power», «Welcome to Windows XP», вечер плавно переходит в ночь. Кружка кофе, пачка сигарет, жена с сыном у мамы, начнем-с. Стол разложен, пивной живот вообразившего себя писателем грозно нависает над клавиатурой.
Вроде все готово, однако мысли не торопились ворваться в мое сознание. Ни одного слова, от которого можно было бы оттолкнуться левой ногой и начать. Выводить же «таймс нью романом» бессмертное «смеркалось» тоже желания не было.
Так и хотелось закрыть ворд и раскинуть с братьями по интересам картишки, ну или, на худой конец, обставить компьютерный разум в «Героев». Написать чего-нибудь всегда успеется. Такое часто бывает, когда к творению готовишься. Ни черта не получится.
Сделав хороший глоток кофе, я снова посмотрел на белый лист ворда. Ничего.
- Не идут буковки? – от неожиданности я чуть не свалился со стула. Испуганно оглянувшись, я убедился, что в комнате, кроме меня, никого. Или кофе слишком крепкий, или я слишком часто сижу у компьютера, или…
- Помочь ваять? – я подпрыгнул и снова оглянулся, - сюда смотри, в монитор.
Из монитора на меня взирала детская мордашка, страшная из-за своей бледности и неуловимо знакомая.
- Как тебе не стыдно! – словно прочитав мои мысли, с обидой промолвила девочка, - не узнать свою собственную музу! Куда мы катимся?!
- М-м-муза?!! – судорожными движениями я пытался закрыть окно офиса, но проклятое окошко никак не хотело закрываться, - я всегда представлял себе…
- Ну да, ты ожидал, что сейчас к тебе прилетит розовая фея, подует тебе в ушко, и ты, воодушевленный, продолжишь писать о шизофрениках с гробами на плечах? Глупенький, – муза смешно фыркнула уже у меня за плечом. Я подпрыгнул уже в третий раз за эти несколько минут. – Не пугайся, - нежные руки взрослой женщины обняли меня за плечи. Я покосился на тонкие ладошки и заметил, что одна из них сжимает кухонный нож. Муза тихонько дунула мне в ухо.
- Бедняжка, сам не понял, что хотел сказать, создавая нас, - рядом со мной уже сидел молодой парень и задумчиво глядел в монитор. Именно его голос я услышал сейчас, и перестал, наконец, удивляться происходящему.
- Не понял, - согласился я, - честно говоря, я вообще ничего не понимаю, чем же я обязан этому визиту?
- Тем, что мы хотим, чтобы ты завершил то, что начал. Ты придумал нас, а зачем – сам не понял. Смотри.
На экране монитора я увидел четырех людей и сразу узнал их: на мягкой траве на коленях сидела Вика, а сзади, положив голову ей на плечо, расположилась Нина. Рядом сидел Павел, в чистом, выглаженном костюме. Он держал на руках ту самую девочку, имя которой я так и не придумал. Она уже не пугала своей мертвенной бледностью, выглядела обыкновенной веселой девчушкой, а платьице ее было новым, как будто, подаренным папой на день рожденье. Павел, сквозь слезы счастья, что-то рассказывал то Вике с Ниной, то маленькой девочке.
- Их стоит послушать, не находишь? – муза стала невидимой, но ее голос теперь, точно,
Жил внутри меня. Я одел наушники.
- Вы представляете, милые, - Павел едва сдерживал себя от распирающей его радости, - ее папа почти поправился. Он ушел в церковь, единственное место, где его приняли. Простить его вину не смог бы никто, но теперь эта вина поддерживает его жизнь. Скольким помог папа нашей девочки и скольким еще поможет. Я как то встретил его на кладбище, он не хотел жить, и я попросил его поделиться, - при этих словах девочка крепко обняла Павла и счастливо засмеялась.
- Спасибо, Пашенька, - пролепетала она. Теперь все будет хорошо.
- Да, милая. А вот Вика мне рассказала, что освободила свою жизнь. Кухонный нож ей действительно пригодился. Пригодился разрезать веревки.
- Да, Вика повернулась к Нине и поцеловала ее. Вот какой вид приняла моя жизнь.
В моих ушах шепотом прозвучали три слова, и фигуры моих персонажей растаяли.
- Пиши, - муза игриво дунула мне в другое ухо, - если что, буду приходить к тебе в самых неожиданных обличиях, хорошо?
- Тебе откажешь, - улыбнулся я, - буду ждать, ты кофе пьешь?
Ответа на мой глупый вопрос не последовало, я снова был один в своей комнате.
- Спасибо, милые, - прошептал я.
Открыв папку со своими набросками, я обнаружил фотографию, фотографию четырех людей. Таких разных, но одинаково счастливых.
Имя файла «Совесть, Свобода, Помощь.jpg».
[Скрыть]
Регистрационный номер 0188150 выдан для произведения:
Дверь аэромобиля тихо закрылась, Ким вздохнул. В его вздохе смешались в равных долях облегчение и волнение. Хотя нет, облегчения было, все-таки, больше. Наконец-то он свободен, волен сам принимать решения, распоряжаться своей судьбой. Никакой охраны, никакой слежки, просто праздник какой-то.
- В Старый город, Николай Александрович, - в семье Кима давно существовал обычай обращаться к любому представителю прислуги с уважением, по имени и отчеству. Молодой человек никогда не мог понять смысл этого обычая, но, будучи отпрыском старинного, если не древнего рода Строгановых, не смел его нарушать, и, в конце концов, просто привык.
Шофер аэромобиля, к которому обратился Ким, недоуменно воззрился на молодого господина:
- Но, господин Строганов! Ваш отец…
- В Старый город, Николай Александрович! – в голосе Кима зазвучала сталь. Он не собирался отчитываться перед каким-то шофером ни о своих действиях, ни, тем более о своих отношениях с отцом.
Двигатель лексуса тихо загудел, и машина незаметно для пассажира оторвалась от земли. Снова облегченно вздохнув, Ким Владимирович Строганов откинулся на спинку сидения и нажал на панели несколько кнопок, заказывая для себя прохладительный коктейль.
Покидая Живой город, небольшой закрытый район на окраине столицы, молодой человек прислушался к своим чувствам. Жалел ли он, что уезжает из отчего дома? Скорее всего, нет. Все чувства его понемногу сменялись предвкушением свободной безбедной жизни, счастья и, конечно же, любви.
- Поверь мне, сынок, она не пара тебе, - голос Владимира Владимировича Строганова звучал мрачно, укоризненно. Он, как депутат государственной думы, лишь изредка мог позволить себе появляться в своем доме и разговаривать с сыном. СЭНС (система эксплуатации нервной системы), к которой подключались члены думы, была этому причиной. Используя сознание и подсознание депутатов, соединяя их в один мощный целостный разум, система обрабатывала тот огромный объем информации, что поступал в базы государственной думы со всей планеты.
Ким хорошо помнил их с отцом последний разговор.
- Откуда ты это знаешь? Нет, ну откуда?
- Ким, мне восемьдесят шесть лет. Тебе – восемнадцать. Верь мне, я лучше знаю жизнь…
- Конечно, конечно, - язвительный тон Кима приобрел прямо таки ядовитый оттенок, - скажи еще, что лучше знаешь, что такое любовь! Расскажи это сыну, появившемуся на свет из пробирки! Ты со своим постом о чувствах хоть раз вспомнил? Что, что ты делал, когда система обороны района уничтожала жителей Старого города? А люди всего лишь хотели жить, хотели вылечиться от эпидемии, которая лютовала у них. Что делал ты? Ничего! Тебя, как батарейку подключили к этой долбанной СЭНС, и ты спокойно отдавал приказы об уничтожении.
Ким, честно говоря, не очень переживал за всех этих убитых и раненых во время эпидемии нищих, они были чужими людьми но мысль, что Лия могла бы быть среди них, заставляла повышать голос на отца, давала, как ему казалось, моральное право доказать ему свою правоту и ткнуть в нее носом этого депутата. Все это трудно было бы назвать человеколюбием, Кима интересовала только она, Лия, а вот ради нее Строганов младший был готов вступиться хоть за всех гаечников города.
- Я не…
- В чем были повинны эти несчастные? – Ким сейчас не видел и не слышал ничего, кроме себя. Он упивался возвышенностью своих упреков, его юношеское самолюбие ликовало, - Ты и тебе подобные называете их гаечниками. И она тоже гаечник, да? А я люблю ее, отец, понимаешь, люблю!!
Последние слова юноша уже проорал отцу в лицо.
- Спасибо, что хоть сейчас называешь меня отцом. Там… в сейфе лежит ключ-карта. Я положил на нее много денег. Она хранилась для тебя, - с горечью сказал Строганов старший и отвернулся, - бери ее и поступай, как считаешь нужным.
Не говоря больше ни слова, Строганов младший подошел к сейфу и вынул карту. Не прощаясь, он вышел из кабинета.
* * *
- Ким! – тонкие женские руки обвили шею молодого Строганова, как только тот покинул аэромобиль, севший в Старом городе. Ким прижал девушку к себе.
- Ты надолго к нам?
Ким окинул взглядом нищий район, Старый город. Здесь он и встретил Лию полгода назад. Никто из его приятелей, живших в правительственном районе, не мог понять, что Ким нашел в этой девчонке, в этой оборванке, напичканной имплантантами. Подобных Лие, они называли гаечниками. Вся эта дешевая электроника являлась для бедняков единственным шансом выжить, но она, в свою очередь, превращала их в уродов, недолюдей, гаечников. Для любого человека, в организме которого присутствовал хотя бы один чужеродный объект, будь то имплантант, электронный орган или протез вход в Живой город был закрыт. Система безопасности этого респектабельного района в один миг обнаруживала любую вживленную микросхему, и в лучшем случае несчастного под прицелом винтовок отгоняли от входа в район, в худшем же… Все зависело от количества железа в отдельно взятом объекте. Что и говорить, после победы в самой кровавой войне всех времен, войне людей с машинами, человечество многому научилось, многому, но не всему. Имплантанты так и не запретили, не смотря на многочисленные предупреждения ученых. Страх потерять прибыль, как всегда возобладал, над здравым смыслом. Впрочем, проблему излишне автоматизированных организмов решили просто и изящно: отлов и уничтожение. Минимум затрат, максимум эффективности.
Депутатам, их семьям и прочим обеспеченным гражданам мегаполиса беспокоиться о здоровье не приходилось. Дорогостоящие натуральные органы для пересадки, не менее дорогое наращивание мышечной ткани и кожного покрова, да и все остальные передовые технологии медицины всегда были к их услугам. А гаечники… А гаечники за прочной стеной пусть и дальше гремят своими железяками.
Ким посмотрел на девушку, взгляд Лии светился счастьем, она с нетерпением ждала ответа на свой вопрос.
- Думаю, навсегда, Лия, - сказал Строганов и вновь очутился в крепких объятиях завизжавшей от радости любимой. Да, больше он не принадлежал Живому городу, никому и ничему, кроме Лии. Они улетят из Киева в какой-нибудь другой город, купят дом и заживут безбедно на деньги Строганова старшего. Теперь Ким сможет себе позволить избавить Лию от большинства, а то и от всех имплантантов, и его любимая перестанет называться этим гадким словом «гаечник».
- Давай улетим прямо сейчас, - Ким на секунду отстранился от девушки и снова посмотрел в ее глаза, - я прямо сейчас поймаю такси и - в аэропорт.
- С тобой куда угодно, - решительно тряхнула рыжими, свисающими до плеч кудряшками Лия.
* * *
- Какого!..
Реальность опустилась Киму на голову подобно тяжелой кувалде, заставив его застонать от головной боли. В глазах как показалось юноше, все еще темнело, но спустя несколько секунд он понял, что темнота – не последствие помрачения его рассудка, а полное отсутствие освещения.
- У-у-у! – Голова болела так, словно внутри ожесточенно работала целая бригада злобных дятлов.
«Что произошло? Где я?»
Память Строганова младшего услужливо стала извлекать из подсознания картинку за картинкой: такси, объятия, поцелуи на заднем сидении, а потом… а потом он услышал спокойный деловитый шепот Лии:
- Ну, все, пора спать.
В тот же момент Ким почувствовал укол в плечо. Последнее что он увидел, это было улыбающееся лицо девушки. Глаза застлала темная пелена, и уже сквозь сон в голове прозвучало: «Остановите, пожалуйста, здесь».
- Как же так? – Ким чувствовал себя униженным, обманутым, преданным. Юность не терпит условностей и компромиссов. Страх за себя любимого еще оставался, но постепенно стихал, блекнул перед вопящими оскорбленными чувствами, - я! Для нее… Все готов был… А она…
От этих вот обидных мыслей Ким даже взвыл и попытался подняться на ноги, что, кстати, было нелегко со связанными за спиной руками, но, сразу же, получил удар по голове и упал. Снова очутившись на полу, он замер, пытаясь понять, кто же стоит перед ним, предавшая его Лия или кто-нибудь из ее подельников. То, что это похищение, Строганов уже не сомневался. Он – сын депутата, человека, наверняка ненавидимого большей частью Старого города. Но все было спокойно. В тишине не было слышно ни шагов, ни даже дыхания возможного похитителя. Так в ожидании новых событий Ким пролежал, может быть десять, а может и все тридцать минут. Наконец, его глаза привыкли к темноте, и он начал различать очертания места своего заточения. Это была камера. Взглянув вверх, молодой человек сразу же понял, кто его ударил по голове, а вернее не кто, а что. На потолке камеры, в которой он лежал, прямо над Кимом имелся довольно низкий выступ, и, вставая, Ким просто ударился об него головой.
«Черт, да она даже не знала, что я – Строганов, - думал Ким, оглядываясь по сторонам, - все, что я ей сказал – свое имя. Впрочем, то, что я из Живого города, наверное, уже вполне достаточно. В моем районе не живут ни бедняки, ни даже средний класс. Но откуда она узнала, что я - сын именно депутата, а не, скажем, шофера или горничной?»
- У-у-у-у! – взвыл Ким. Голова снова напомнила, что она может не только думать, но еще и болеть. Не иначе, вкололи ему какую-то дешевую усыпляющую гадость, вот теперь голова и болит. Строганов со злостью заскрипел зубами. Страх полностью прошел. Обычно не слишком смелый молодой человек сейчас не чувствовал ничего кроме обиды и оскорбленного самолюбия. С ним никогда еще так не поступали, тем более в ответ на его самые искренние чувства.
«Откуда, откуда, - подумал Ким и сплюнул, - сам же распускал перед ней хвост, мол, будем жить как в думе без депутатов».
Осторожно, стараясь снова не удариться головой о потолок, Ким поднялся на ноги и, согнувшись в три погибели подошел к двери, та, естесственно, была заперта. Строганов изо всех сил, которые позволяло ему его неудобное положение ударил в дверь ногой. Много шума и – ничего.
Ким снова сел на холодный пол, прислонился спиной к стене и закрыл глаза.
* * *
Алексей Михайлович Гошарук тяжело вздохнул и посмотрел на стоящую перед ним молодую красивую девушку. Девушка, почувствовав его взгляд, выпрямилась и, несмотря на сильное нервное истощение, улыбнулась.
- Все в порядке?
- Ага, - Евгения, бодро кивнула и принялась нервно потирать руки, - все прошло замечательно, дядя Леша.
Минут двадцать назад она подъехала на арендованном аэромобиле к дому, где Женя с братом и дядей Лешей жили последнее время. Вдвоем с Алексеем Михайловичем они перенесли спящего Кима в закрытое помещение, связав тому руки за спиной.
- Бедная моя девочка, – Алексей Михайлович встал со стула и оглядел девушку. Она все еще была бледна, хоть и старалась скрыть свое истинное состояние. Внезапная догадка обожгла его.
- Женя! А водитель такси? Неужели ты его…
- Что вы, дядя Леша, - Женя рассмеялась совсем ненатурально, - спит ваш водитель. Развалился около своего такси. Я его усыпила, так же как и богатого сынка, как только мы свернули с трассы.
Видно было, как ей сейчас тяжело. Сколько же выпало на долю этой совсем еще юной девушке?..
- Все это мы делаем ради Саши, дочка, - Алексей Михайлович по-отечески обнял Евгению и погладил по голове.
- Да, - она отстранилась и решительно тряхнула головой, показывая готовность идти до конца, - как он?
- Спит наш Сашка, - Алексей Михайлович грустно улыбнулся, не сводя глаз с девушки.
Кем она ему приходилась? Да никем, просто случайно попавшая на пути пожилого наемника девчушка с полуживым младшим братом на руках. Мог ли он пройти мимо этих двоих, навсегда выбросив из головы увиденное? Конечно, мог. Он мог и пройти мимо больного ребенка, и, если надо, убить его. И прошел бы, если… Алексей Михайлович не знал, что с ним тогда случилось. У него никогда не было семьи, он не считал себя подверженным подобным чувствам. Может, постарел уже, расслабился, может еще что. Неважно, потому что теперь это его семья, его Женька и его Сашка. Денег у наемника на тот момент было немного. Только и хватило, чтобы ребенка спасти от смерти, достать имплантанты, да снять у своего знакомого заброшенный дом за городом на некоторое время. И вот, чуть более полугода назад, именно он, Алексей Михайлович Гошарук, придумал такой вот рискованный, но единственно возможный в данном случае вариант добычи денег для лечения Саши и Евгении. Да и самому подлечиться не помешало бы. Старые раны давали о себе знать все чаще, а после эпидемии, которая зацепила и его, у Гошарука начались проблемы с психикой. Благо, эти срывы происходили нечасто, и Жене еще ни разу не приходилось их наблюдать.
- Пойдем, дочка, побеседуем с твоей добычей.
Открыв двери импровизированной темницы, бывшей когда-то складом для запчастей и имплантантов, Дядя Леша первым вошел в помещение. В полумраке, немного разбавленном светом из открытой двери, он увидел молодого человека, сидящего неподвижно и, прислонившись спиной к стене. Секунду спустя, юноша открыл глаза и, заморгав, посмотрел на Алексея Михайловича. И вот тут старый наемник удивился в первый раз. Ни испуга, ни умоляющего выражения на лице парня не было. Было неудовольствие, был даже гнев. Конечно, сейчас такое поведение кроме как глупым никак не назовешь, однако, Гошарук почувствовал в глубине души невольное уважение к этому молодому человеку. Ишь, ты, сидит в каменном мешке, а выглядит, как будто полный хозяин положения.
- Лия где, - хмуро спросил парень, даже не пытаясь подняться на ноги.
- Лия?
Гошарук с удивлением обернулся.
Девушка выглянула из-за плеча старика, и, вот чудо: на лице у нее явственно читалось смущение, нет, даже вина за случившееся. С чего бы?
- Ты, парень, не много ли берешь на себя, в твоем-то положении, - Алексей Михайлович повернулся обратно и, пристально посмотрев на юношу, подошел поближе, - тон сбавил бы, не у себя в апартаментах.
- Лия, какого хрена?
- Не Лия, - ее голос звучал твердо, но в нем так и проскакивали нотки неуверенности, - Евгения.
Ким, опираясь плечами на стену, с трудом поднялся и проорал:
- Какого хрена, Женя?
Быстрым коротким ударом кулака Гошарук заставил Кима согнуться вдвое и несколько секунд широко раскрытым ртом хватать воздух.
- Дядя Леша, не надо так! Зачем, - сама от себя не ожидая, закричала Девушка.
- Будет знать, на кого рот раскрывать, - криво усмехнулся тот, и Женя впервые испугалась, посмотрев на когда-то доброго и заботливого Алексея Михайловича. Сейчас на нее смотрел холодный наемник, никогда он так не смотрел на девушку, - послушай меня, утырок, нам от тебя сам знаешь что нужно, будем продолжать неприятную беседу или сам отдашь? Мне тебя обыскивать, знаешь ли, никакого удовольствия.
- Хорошо, хорошо, руки развяжите.
- А ты глупить не будешь?
- Не буду.
- Дочка, - Гошарук достал из-за пояса небольшой пистолет, - проконтролируй.
Ким с трудом выпрямился и, дождавшись, пока ему развяжут руки, вытащил платежную карту,
- Забирайте.
- Пароль?
- Лие скажу или как ее там.
- Слышь, ты еще условия мне поставь, - Гошарук снова замахнулся для удара.
- Дядя Леша, не надо, - Женя остановила его руку, - я сама его спрошу.
- Нравится?
Евгения отвела взгляд. Алексей Михайлович криво усмехнулся и вышел из помещения, не преминув бросить через плечо:
- Кричи если что, я тут, неподалеку буду.
Целую минуту молодой человек и девушка смотрели друг другу в глаза. Казалось, что так они простоят целую вечность, как бы банально это ни звучало.
- Зачем, Лия, - Ким не хотел называть ее как-то по-другому, - что я тебе сделал плохого? Я из дома ради тебя сбежал, с отцом поругался. Я все тебе готов был отдать.
Как ни странно, в его голосе не зазвучало ни единой ноты обиды или укоры. Ким говорил спокойно, только его непривычно сгорбившаяся осанка свидетельствовала о чувствах, обуревающих юношу. Женя не отвела взгляда, хотя и ее охватывали необычные чувства. Она ведь сделала все правильно, не могла она поступить иначе. Или могла?
- Мне очень нужны были деньги, Ким, много денег.
- И что, - вдруг заорал Строганов, - нельзя было просто попросить?! Ты совсем дура? Зачем мне тогда было покидать самый благополучный район города, а? Чтобы потрясти деньгами перед твоим носиком и вернуться? Они и так твои!
В дверь с угрожающим видом заглянул Гошарук.
- Дочка, времени нет. Того и гляди нагрянут…
- Подожди, дядя Леша, - Женя обернулась в его сторону и с досадой махнула рукой, чего бы никогда себе не позволила в другой ситуации. Она сама даже испугалась своего поведения, но дядя Леша только укоризненно вздохнул и скрылся из виду.
- Деньги нужны не для меня, - тихо, но твердо молвила девушка, пожалуйста, скажи мне пароль и я уйду. И ты можешь идти, куда угодно.
- Не для тебя? Ты что, на него работаешь, он тебя в рабстве держит?
- Не неси чушь, - на этот раз Евгения сама повысила голос до крика, - что, что ты знаешь обо мне?
Действительно, Ким поймал себя на мысли, что за эти полгода, он так и не смог узнать об этой девушке многого. На вопросы о своем прошлом она отшучивалась или просто целовала его.
- Мало знаю, ты и не стремилась мне ничего объяснить. Не доверяла.
Евгения быстро подошла к юноше и схватила его за воротник
- Как я могу доверять жителю Живого города?! Вы… вы убили мою маму, тогда, во время эпидемии. Расстреляли ее из пулеметов. Она даже зараженной не была, пришла просить лекарство для отца и ребенка. Сволочи! Гады!
Женя трясла остолбеневшего Кима за грудки, все больше срываясь на плач.
- Отец тогда сам жить не захотел, отказался от еды, чтобы нам с Сашкой больше осталось. Показать тебе Сашку?
Не дожидаясь ответа, она выбежала из помещения склада и через несколько минут вернулась.
- Любуйся, - прошептала она сквозь слезы, - такими многие у нас рождаются.
У Строганова перехватило дыхание, когда он взглянул на ребенка. Ему было года два или около того. Малыш спал. Иногда он вздрагивал во сне и что-то искал единственной здоровой ручкой. Евгения просунула в его ладошку свой палец, который Саша сжал и успокоился. Вместо второй руки у ребенка был протез, да и видно было, как много имплантантов было вживлено, чтобы ребенок оставался живым. За спиной Лии-Жени ненавязчиво появился Алексей Михайлович.
- Что же мы за скоты такие, - Ким почувствовал, как у него подгибаются ноги. Он снова отошел к стене и сел на пол, крепко зажмурившись, - пиши.
И Ким дрожащим голосом продиктовал пароль к своей платежной карте.
- Уходим, - сказал дядя Леша и снова вышел.
- Прости, пожалуйста, - с трудом проговорил юноша, - ты знаешь, у моей семьи хорошие связи, мы найдем врачей, вылечим его.
В его душе все пошло кувырком. Сидя за стенами Живого города, Ким считал себя особенным, благодетельным. Начитавшись древних сказок, он иногда даже переодевался в тряпье и расхаживал по Старому городу, тратя какую-то мелочь на милостыню. Каким героем он себе казался! Мальчишка, дитя неразумное. Теперь жизнь ткнула его носом в правду, а потом еще и провезла этим носом по ней на всю длину.
Женя во все глаза смотрела на юношу. Нет, это не может быть притворством. Может, она действительно зря так поступила? Может, судьба ей подарила еще одного защитника? Да, дядя Леша, спас их с братом и продолжает о них заботиться, но он именно, как добрый дядюшка, как близкий родственник, а Ким… получается, действительно любит ее. И не собирался он бросить Женю, когда она надоест.
Сашка проснулся и заплакал.
«Господи! Что же мне со всем этим делать?»
- Женя! Поехали! Хватит сопли жевать! – нетерпеливый голос дяди Леши выдернул ее из задумчивости.
- Мы поедем, Ким, - вздохнула девушка, - куда - не спрашивай. Есть у тебя хоть немного денег, чтобы вернуться в город?
Строганов хмуро кивнул, он так и не поднялся на ноги.
- Прощай, Ким.
Она вышла, а через минуту вышел и Ким. Он успел увидеть, как Женя с Сашкой на руках села на заднее сидение аэромобиля.
* * *
Они остановились неожиданно. Задремавшая было Евгения, тут же проснулась. Еще не придя в себя спросонья, она увидела, как сидящий за рулем дядя Леша схватился за голову и издал жуткий рев боли.
- Что с тобой, дядя Леша?
Девушка рванулась вперед и прикоснулась к плечу Гошарука, но, тут же, отпрянула назад, испуганно вскрикнув. На нее снова смотрел тот самый холодный убийца, который совсем недавно так ее напугал.
- А знаешь что, Женечка, - Алексей Михайлович распахнул водительскую дверь, вышел из машины и, открыв заднюю дверь, грубо вытащил Женю и швырнул ее на траву,- я тут подумал: а зачем мне все это?
Евгения непонимающе смотрела на него.
- Дядя Леша, что случилось?
- Карта у меня, - продолжал Гошарук, мерзко улыбаясь, - пароль, правда, у тебя, но долго ли…
- Да, что же случилось, - эта внезапная перемена подавила в Жене все чувства. Она только и смогла, что попытаться отползти назад.
- Что случилось?! Дорогая моя, тут у меня в кармане, - он похлопал по нагрудному карману рубашки, - куча денег. С какой радости мне их с кем-то делить?!
Девушка едва не задохнулась от отчаяния. Как же так? Дядя Леша, добрый дядя Леша, который так заботился о них, которого она, Женя полюбила, как отца, что он такое говорит?
- Дь-дядя Леша… А как же Сашка?
- Сашка, - вдруг Евгения увидела, как помутился взгляд старого наемника. Он потряс головой, покачнулся и упал на колени, - как я не хотел, чтобы ты видела меня таким, дочка. Это все чертова эпидемия, крыша едет иногда.
Он покачивался из стороны в сторону и стонал от своего бессилия.
- Женя, уезжайте скорее, я опять сейчас сорвусь, - Гошарук вытащил карту и бросил ее к ногам Евгении, - езжай скорее, а не то… я тебя выпотрошу!
Последние слова дядя Леша прошипел, доставая нож. Его взгляд снова был наполнен безумием до краев.
- Мои деньги, стерва! Верни мои деньги! - Кричал вслед сорвавшемуся с места аэромобилю Дядя Леша, потрясая сжатым в кулаке ножом.
Женя плакала. Еще совсем короткое время она видела Алексея Михайловича в зеркале заднего вида, но вот, еще миг и - он исчез из поля видимости.
Что теперь?
Проехав несколько километров, Женя остановилась. Что ей делать теперь? Она обернулась и посмотрела на маленького брата. Он спокойно сидел, надежно пристегнутый к сидению и смотрел на Женю. Бедняжка. Он не умел ни ходить, ни говорить, но весело улыбался сестренке. Женя тоже улыбнулась сквозь слезы.
- Ничего, Сашка, прорвемся. Мы, ведь, с тобой – ого-го!
Они не прорвались.
* * *
Ким мрачно смотрел в окно такси.
Он должен теперь вернуться в Живой город, должен посмотреть в глаза отцу и выслушать его брюзжание по поводу того, что он же Киму говорил! Черт! Что же люди делают друг с другом? Как они могут допускать такое? Ким был еще в таком возрасте, когда идеализм еще не успевает покинуть сердце, а правда жизни уже распахивает занавес. Самый трудный возраст. А Лию, то есть, черт побери, Женю, он не винит ни в чем. Что она пережила, Господи, и из памяти не пропадает Сашка.
Говорят, такие события могут заставить ребенка повзрослеть, а взрослого – постареть за несколько часов. Да что там, часов – минут.
«Приеду – расскажу все отцу, и пусть делает со мной, что хочет. Без денег я не выживу в Старом городе, а уехать куда-то, тем более не смогу», - сказал сам себе Ким, но вдруг встрепенулся и заорал водителю:
- Стой, стой, говорю тебе!
На обочине дороги сидела Женя, держа на руках ребенка. Такси затормозило прямо напротив них, и Ким, выскочив из машины, подбежал к девушке. Евгения была бледна и в первую минуту даже, не обратила внимания ни на затормозивший аэромобиль, ни на Строганова. Ким схватил ее за плечи и легонько встряхнул. Наконец Женя подняла на него пустой взгляд.
- У нас больше ничего нет, Ким, ничего, - ее дрожащий голос был еле слышен.
- Хватит, - Ким прижал голову Евгении к своей груди и почувствовал, как ее трясет, - дай мне слово, что больше не уйдешь от меня.
- А куда я могу уйти?
- Что с вами случилось? Где дядя Леша?
Женя рассказала о Гошаруке, но что случилось с ними, она объяснить не смогла. Просто потеря сознания прямо за рулем, хорошо еще, что машина фиксирует потерю сознания водителя и сразу останавливается. А пришла в себя девушка уже на обочине. Карты нет, пароля – тоже. Ничего нет.
- Садитесь в машину. Придумаем что-нибудь.
* * *
- Стойте на месте, Ким Владимирович! Вы пытаетесь провести на территорию закрытого района двух лиц имеющих большое количество имплантантов в организме. Это строго запрещено, вы же знаете, - здоровенный охранник преградил им путь. На лице Кима не дрогнул ни один мускул.
- Я требую, чтобы нас пропустили! Им нужна медицинская помощь, и я собираюсь ее оплатить. Я даже не требую, как житель Живого города и сын депутата Строганова, я приказываю! Вы видите, ребенок очень болен, помочь ему можно только у нас!
- Это исключено, Ким Владимирович. Если эти лица подойдут к воротам еще ближе, мы откроем огонь на поражение.
Охранник поднял оружие и направил его на Евгению.
На самом деле, ситуация была более, чем необычной. Не было еще случаев, когда житель Живого города пытался провести на его территорию гаечника. Но охранник не имел права задумываться над этой странностью. Приказ у них однозначный – уничтожать всех имплантантных, пытающихся пробраться через границу районов. Внезапно, Ким, сам, наверно, не понимающий, что он делает, схватил оружие охранника за ствол и рванул его в сторону. По ушам хлестнул звук очереди, но Ким, действуя уже машинально изо всех сил саданул того ногой в промежность. Прием грязный, недостойный, но что мог еще сделать доведенный до отчаяния юноша? Охранник пискнул и упал сначала на колени, а потом завалился на бок. В тот же миг на Строганова уставились несколько стволов натурально охреневших от такого номера стоящих на охране служащих.
- Опустить оружие! Последний пункт приказа!
После этой фразы бойцов как будто переключили. Они быстро опустили оружие и вытянулись по струнке.
- Здравствуй, сынок.
- Отец?
Голографическое изображение Строганова старшего возникло перед Кимом так внезапно, что последний невольно отшатнулся.
- Ну, будет тебе так пугаться собственного отца.
- Отец…
- Не говори ничего. Я должен сказать тебе спасибо за небольшой урок. Беру свои слова назад.
- Какие слова?
- Слова о том, что я, старый дурень, лучше знаю жизнь. Спасибо, сын, теперь, я оставлю этот мир со спокойной душей.
Внезапно, у Кима по спине пробежал мороз.
- Папа… ты сказал «Последний пункт приказа». Это правда?
- Да, Ким. Я безвозвратно подключился к СЭНС, и теперь буду исполнять свои обязанности двадцать четыре часа в сутки, - тут Владимир Владимирович обратился к дежурной охране, - и согласно последнему пункту приказа о СЭНС, я имею право на один безоговорочный приказ. Эти трое сейчас пройдут на территорию Живого города, где получат все необходимые медицинские услуги за счет семьи Строгановых. И немедля!
Ким быстро подошел к Жене, взял ребенка на руки и подмигнул девушке.
- Идем, пусть Сашка будет первым гаечником, нарушившим границу, - он еще раз обернулся к отцу.
- Спасибо.
- Владей наследством, Ким, а меня ждут дела, судьбы мира, понимаешь.
Строганов старший улыбнулся, и его изображение погасло.
* * *
Алексей Михайлович Гошарук сидел в ресторане и наливался водкой. Когда он полностью пришел в себя, то обнаружил в своих руках ту самую злополучную платежную карту и бумажный листик, на котором неровным подчерком. Жени был накарябан пароль. Евгении рядом не было, и Гошарук просто молился о том, чтобы он не убил их с Сашкой в припадке своего бешенства. Где теперь их искать? Твою печаль!
Но все неожиданно встало на свои места, когда дядя Леша обнаружил, что в его усыпляющем пистолете не хватает одного дротика, а на следующий день ему на глаза попалась газетная статья с вычурным названием «Невозбранное двойное нарушение границы». И хоть на душе остался гадкий осадок вины, наемник успокоился за судьбу Женьки и Сашки. С этим парнем они не пропадут. А сам дядя Леша… Он тоже не пропадет. Вылеченный от бешенства, при деньгах, он сидел теперь в собственном ресторане и требовал еще водки и закуски. Конечно же, он скучал по этой красивой и смелой девчонке и по малышу, который, наверное, уже научился ходить и говорить, которому приживили настоящую руку и удалили все железки из тела.
Черт возьми, как это он не узнал Строганова младшего? Внешне может он и не сильно похож на Володю, но уж нравом – вылитый он! И что бы сейчас было со Старым городом, не отправь Владимир Владимирович во время эпидемии его, Гошарука с партией лекарства через кордон. Да только подхватить заразу дядя Леша все равно успел, хоть и быстро излечился. А осложнения, они для всех разные.
Дядя Леша в который раз вздохнул и нетерпеливо стукнул кулаком по столу.
- В Старый город, Николай Александрович, - в семье Кима давно существовал обычай обращаться к любому представителю прислуги с уважением, по имени и отчеству. Молодой человек никогда не мог понять смысл этого обычая, но, будучи отпрыском старинного, если не древнего рода Строгановых, не смел его нарушать, и, в конце концов, просто привык.
Шофер аэромобиля, к которому обратился Ким, недоуменно воззрился на молодого господина:
- Но, господин Строганов! Ваш отец…
- В Старый город, Николай Александрович! – в голосе Кима зазвучала сталь. Он не собирался отчитываться перед каким-то шофером ни о своих действиях, ни, тем более о своих отношениях с отцом.
Двигатель лексуса тихо загудел, и машина незаметно для пассажира оторвалась от земли. Снова облегченно вздохнув, Ким Владимирович Строганов откинулся на спинку сидения и нажал на панели несколько кнопок, заказывая для себя прохладительный коктейль.
Покидая Живой город, небольшой закрытый район на окраине столицы, молодой человек прислушался к своим чувствам. Жалел ли он, что уезжает из отчего дома? Скорее всего, нет. Все чувства его понемногу сменялись предвкушением свободной безбедной жизни, счастья и, конечно же, любви.
- Поверь мне, сынок, она не пара тебе, - голос Владимира Владимировича Строганова звучал мрачно, укоризненно. Он, как депутат государственной думы, лишь изредка мог позволить себе появляться в своем доме и разговаривать с сыном. СЭНС (система эксплуатации нервной системы), к которой подключались члены думы, была этому причиной. Используя сознание и подсознание депутатов, соединяя их в один мощный целостный разум, система обрабатывала тот огромный объем информации, что поступал в базы государственной думы со всей планеты.
Ким хорошо помнил их с отцом последний разговор.
- Откуда ты это знаешь? Нет, ну откуда?
- Ким, мне восемьдесят шесть лет. Тебе – восемнадцать. Верь мне, я лучше знаю жизнь…
- Конечно, конечно, - язвительный тон Кима приобрел прямо таки ядовитый оттенок, - скажи еще, что лучше знаешь, что такое любовь! Расскажи это сыну, появившемуся на свет из пробирки! Ты со своим постом о чувствах хоть раз вспомнил? Что, что ты делал, когда система обороны района уничтожала жителей Старого города? А люди всего лишь хотели жить, хотели вылечиться от эпидемии, которая лютовала у них. Что делал ты? Ничего! Тебя, как батарейку подключили к этой долбанной СЭНС, и ты спокойно отдавал приказы об уничтожении.
Ким, честно говоря, не очень переживал за всех этих убитых и раненых во время эпидемии нищих, они были чужими людьми но мысль, что Лия могла бы быть среди них, заставляла повышать голос на отца, давала, как ему казалось, моральное право доказать ему свою правоту и ткнуть в нее носом этого депутата. Все это трудно было бы назвать человеколюбием, Кима интересовала только она, Лия, а вот ради нее Строганов младший был готов вступиться хоть за всех гаечников города.
- Я не…
- В чем были повинны эти несчастные? – Ким сейчас не видел и не слышал ничего, кроме себя. Он упивался возвышенностью своих упреков, его юношеское самолюбие ликовало, - Ты и тебе подобные называете их гаечниками. И она тоже гаечник, да? А я люблю ее, отец, понимаешь, люблю!!
Последние слова юноша уже проорал отцу в лицо.
- Спасибо, что хоть сейчас называешь меня отцом. Там… в сейфе лежит ключ-карта. Я положил на нее много денег. Она хранилась для тебя, - с горечью сказал Строганов старший и отвернулся, - бери ее и поступай, как считаешь нужным.
Не говоря больше ни слова, Строганов младший подошел к сейфу и вынул карту. Не прощаясь, он вышел из кабинета.
* * *
- Ким! – тонкие женские руки обвили шею молодого Строганова, как только тот покинул аэромобиль, севший в Старом городе. Ким прижал девушку к себе.
- Ты надолго к нам?
Ким окинул взглядом нищий район, Старый город. Здесь он и встретил Лию полгода назад. Никто из его приятелей, живших в правительственном районе, не мог понять, что Ким нашел в этой девчонке, в этой оборванке, напичканной имплантантами. Подобных Лие, они называли гаечниками. Вся эта дешевая электроника являлась для бедняков единственным шансом выжить, но она, в свою очередь, превращала их в уродов, недолюдей, гаечников. Для любого человека, в организме которого присутствовал хотя бы один чужеродный объект, будь то имплантант, электронный орган или протез вход в Живой город был закрыт. Система безопасности этого респектабельного района в один миг обнаруживала любую вживленную микросхему, и в лучшем случае несчастного под прицелом винтовок отгоняли от входа в район, в худшем же… Все зависело от количества железа в отдельно взятом объекте. Что и говорить, после победы в самой кровавой войне всех времен, войне людей с машинами, человечество многому научилось, многому, но не всему. Имплантанты так и не запретили, не смотря на многочисленные предупреждения ученых. Страх потерять прибыль, как всегда возобладал, над здравым смыслом. Впрочем, проблему излишне автоматизированных организмов решили просто и изящно: отлов и уничтожение. Минимум затрат, максимум эффективности.
Депутатам, их семьям и прочим обеспеченным гражданам мегаполиса беспокоиться о здоровье не приходилось. Дорогостоящие натуральные органы для пересадки, не менее дорогое наращивание мышечной ткани и кожного покрова, да и все остальные передовые технологии медицины всегда были к их услугам. А гаечники… А гаечники за прочной стеной пусть и дальше гремят своими железяками.
Ким посмотрел на девушку, взгляд Лии светился счастьем, она с нетерпением ждала ответа на свой вопрос.
- Думаю, навсегда, Лия, - сказал Строганов и вновь очутился в крепких объятиях завизжавшей от радости любимой. Да, больше он не принадлежал Живому городу, никому и ничему, кроме Лии. Они улетят из Киева в какой-нибудь другой город, купят дом и заживут безбедно на деньги Строганова старшего. Теперь Ким сможет себе позволить избавить Лию от большинства, а то и от всех имплантантов, и его любимая перестанет называться этим гадким словом «гаечник».
- Давай улетим прямо сейчас, - Ким на секунду отстранился от девушки и снова посмотрел в ее глаза, - я прямо сейчас поймаю такси и - в аэропорт.
- С тобой куда угодно, - решительно тряхнула рыжими, свисающими до плеч кудряшками Лия.
* * *
- Какого!..
Реальность опустилась Киму на голову подобно тяжелой кувалде, заставив его застонать от головной боли. В глазах как показалось юноше, все еще темнело, но спустя несколько секунд он понял, что темнота – не последствие помрачения его рассудка, а полное отсутствие освещения.
- У-у-у! – Голова болела так, словно внутри ожесточенно работала целая бригада злобных дятлов.
«Что произошло? Где я?»
Память Строганова младшего услужливо стала извлекать из подсознания картинку за картинкой: такси, объятия, поцелуи на заднем сидении, а потом… а потом он услышал спокойный деловитый шепот Лии:
- Ну, все, пора спать.
В тот же момент Ким почувствовал укол в плечо. Последнее что он увидел, это было улыбающееся лицо девушки. Глаза застлала темная пелена, и уже сквозь сон в голове прозвучало: «Остановите, пожалуйста, здесь».
- Как же так? – Ким чувствовал себя униженным, обманутым, преданным. Юность не терпит условностей и компромиссов. Страх за себя любимого еще оставался, но постепенно стихал, блекнул перед вопящими оскорбленными чувствами, - я! Для нее… Все готов был… А она…
От этих вот обидных мыслей Ким даже взвыл и попытался подняться на ноги, что, кстати, было нелегко со связанными за спиной руками, но, сразу же, получил удар по голове и упал. Снова очутившись на полу, он замер, пытаясь понять, кто же стоит перед ним, предавшая его Лия или кто-нибудь из ее подельников. То, что это похищение, Строганов уже не сомневался. Он – сын депутата, человека, наверняка ненавидимого большей частью Старого города. Но все было спокойно. В тишине не было слышно ни шагов, ни даже дыхания возможного похитителя. Так в ожидании новых событий Ким пролежал, может быть десять, а может и все тридцать минут. Наконец, его глаза привыкли к темноте, и он начал различать очертания места своего заточения. Это была камера. Взглянув вверх, молодой человек сразу же понял, кто его ударил по голове, а вернее не кто, а что. На потолке камеры, в которой он лежал, прямо над Кимом имелся довольно низкий выступ, и, вставая, Ким просто ударился об него головой.
«Черт, да она даже не знала, что я – Строганов, - думал Ким, оглядываясь по сторонам, - все, что я ей сказал – свое имя. Впрочем, то, что я из Живого города, наверное, уже вполне достаточно. В моем районе не живут ни бедняки, ни даже средний класс. Но откуда она узнала, что я - сын именно депутата, а не, скажем, шофера или горничной?»
- У-у-у-у! – взвыл Ким. Голова снова напомнила, что она может не только думать, но еще и болеть. Не иначе, вкололи ему какую-то дешевую усыпляющую гадость, вот теперь голова и болит. Строганов со злостью заскрипел зубами. Страх полностью прошел. Обычно не слишком смелый молодой человек сейчас не чувствовал ничего кроме обиды и оскорбленного самолюбия. С ним никогда еще так не поступали, тем более в ответ на его самые искренние чувства.
«Откуда, откуда, - подумал Ким и сплюнул, - сам же распускал перед ней хвост, мол, будем жить как в думе без депутатов».
Осторожно, стараясь снова не удариться головой о потолок, Ким поднялся на ноги и, согнувшись в три погибели подошел к двери, та, естесственно, была заперта. Строганов изо всех сил, которые позволяло ему его неудобное положение ударил в дверь ногой. Много шума и – ничего.
Ким снова сел на холодный пол, прислонился спиной к стене и закрыл глаза.
* * *
Алексей Михайлович Гошарук тяжело вздохнул и посмотрел на стоящую перед ним молодую красивую девушку. Девушка, почувствовав его взгляд, выпрямилась и, несмотря на сильное нервное истощение, улыбнулась.
- Все в порядке?
- Ага, - Евгения, бодро кивнула и принялась нервно потирать руки, - все прошло замечательно, дядя Леша.
Минут двадцать назад она подъехала на арендованном аэромобиле к дому, где Женя с братом и дядей Лешей жили последнее время. Вдвоем с Алексеем Михайловичем они перенесли спящего Кима в закрытое помещение, связав тому руки за спиной.
- Бедная моя девочка, – Алексей Михайлович встал со стула и оглядел девушку. Она все еще была бледна, хоть и старалась скрыть свое истинное состояние. Внезапная догадка обожгла его.
- Женя! А водитель такси? Неужели ты его…
- Что вы, дядя Леша, - Женя рассмеялась совсем ненатурально, - спит ваш водитель. Развалился около своего такси. Я его усыпила, так же как и богатого сынка, как только мы свернули с трассы.
Видно было, как ей сейчас тяжело. Сколько же выпало на долю этой совсем еще юной девушке?..
- Все это мы делаем ради Саши, дочка, - Алексей Михайлович по-отечески обнял Евгению и погладил по голове.
- Да, - она отстранилась и решительно тряхнула головой, показывая готовность идти до конца, - как он?
- Спит наш Сашка, - Алексей Михайлович грустно улыбнулся, не сводя глаз с девушки.
Кем она ему приходилась? Да никем, просто случайно попавшая на пути пожилого наемника девчушка с полуживым младшим братом на руках. Мог ли он пройти мимо этих двоих, навсегда выбросив из головы увиденное? Конечно, мог. Он мог и пройти мимо больного ребенка, и, если надо, убить его. И прошел бы, если… Алексей Михайлович не знал, что с ним тогда случилось. У него никогда не было семьи, он не считал себя подверженным подобным чувствам. Может, постарел уже, расслабился, может еще что. Неважно, потому что теперь это его семья, его Женька и его Сашка. Денег у наемника на тот момент было немного. Только и хватило, чтобы ребенка спасти от смерти, достать имплантанты, да снять у своего знакомого заброшенный дом за городом на некоторое время. И вот, чуть более полугода назад, именно он, Алексей Михайлович Гошарук, придумал такой вот рискованный, но единственно возможный в данном случае вариант добычи денег для лечения Саши и Евгении. Да и самому подлечиться не помешало бы. Старые раны давали о себе знать все чаще, а после эпидемии, которая зацепила и его, у Гошарука начались проблемы с психикой. Благо, эти срывы происходили нечасто, и Жене еще ни разу не приходилось их наблюдать.
- Пойдем, дочка, побеседуем с твоей добычей.
Открыв двери импровизированной темницы, бывшей когда-то складом для запчастей и имплантантов, Дядя Леша первым вошел в помещение. В полумраке, немного разбавленном светом из открытой двери, он увидел молодого человека, сидящего неподвижно и, прислонившись спиной к стене. Секунду спустя, юноша открыл глаза и, заморгав, посмотрел на Алексея Михайловича. И вот тут старый наемник удивился в первый раз. Ни испуга, ни умоляющего выражения на лице парня не было. Было неудовольствие, был даже гнев. Конечно, сейчас такое поведение кроме как глупым никак не назовешь, однако, Гошарук почувствовал в глубине души невольное уважение к этому молодому человеку. Ишь, ты, сидит в каменном мешке, а выглядит, как будто полный хозяин положения.
- Лия где, - хмуро спросил парень, даже не пытаясь подняться на ноги.
- Лия?
Гошарук с удивлением обернулся.
Девушка выглянула из-за плеча старика, и, вот чудо: на лице у нее явственно читалось смущение, нет, даже вина за случившееся. С чего бы?
- Ты, парень, не много ли берешь на себя, в твоем-то положении, - Алексей Михайлович повернулся обратно и, пристально посмотрев на юношу, подошел поближе, - тон сбавил бы, не у себя в апартаментах.
- Лия, какого хрена?
- Не Лия, - ее голос звучал твердо, но в нем так и проскакивали нотки неуверенности, - Евгения.
Ким, опираясь плечами на стену, с трудом поднялся и проорал:
- Какого хрена, Женя?
Быстрым коротким ударом кулака Гошарук заставил Кима согнуться вдвое и несколько секунд широко раскрытым ртом хватать воздух.
- Дядя Леша, не надо так! Зачем, - сама от себя не ожидая, закричала Девушка.
- Будет знать, на кого рот раскрывать, - криво усмехнулся тот, и Женя впервые испугалась, посмотрев на когда-то доброго и заботливого Алексея Михайловича. Сейчас на нее смотрел холодный наемник, никогда он так не смотрел на девушку, - послушай меня, утырок, нам от тебя сам знаешь что нужно, будем продолжать неприятную беседу или сам отдашь? Мне тебя обыскивать, знаешь ли, никакого удовольствия.
- Хорошо, хорошо, руки развяжите.
- А ты глупить не будешь?
- Не буду.
- Дочка, - Гошарук достал из-за пояса небольшой пистолет, - проконтролируй.
Ким с трудом выпрямился и, дождавшись, пока ему развяжут руки, вытащил платежную карту,
- Забирайте.
- Пароль?
- Лие скажу или как ее там.
- Слышь, ты еще условия мне поставь, - Гошарук снова замахнулся для удара.
- Дядя Леша, не надо, - Женя остановила его руку, - я сама его спрошу.
- Нравится?
Евгения отвела взгляд. Алексей Михайлович криво усмехнулся и вышел из помещения, не преминув бросить через плечо:
- Кричи если что, я тут, неподалеку буду.
Целую минуту молодой человек и девушка смотрели друг другу в глаза. Казалось, что так они простоят целую вечность, как бы банально это ни звучало.
- Зачем, Лия, - Ким не хотел называть ее как-то по-другому, - что я тебе сделал плохого? Я из дома ради тебя сбежал, с отцом поругался. Я все тебе готов был отдать.
Как ни странно, в его голосе не зазвучало ни единой ноты обиды или укоры. Ким говорил спокойно, только его непривычно сгорбившаяся осанка свидетельствовала о чувствах, обуревающих юношу. Женя не отвела взгляда, хотя и ее охватывали необычные чувства. Она ведь сделала все правильно, не могла она поступить иначе. Или могла?
- Мне очень нужны были деньги, Ким, много денег.
- И что, - вдруг заорал Строганов, - нельзя было просто попросить?! Ты совсем дура? Зачем мне тогда было покидать самый благополучный район города, а? Чтобы потрясти деньгами перед твоим носиком и вернуться? Они и так твои!
В дверь с угрожающим видом заглянул Гошарук.
- Дочка, времени нет. Того и гляди нагрянут…
- Подожди, дядя Леша, - Женя обернулась в его сторону и с досадой махнула рукой, чего бы никогда себе не позволила в другой ситуации. Она сама даже испугалась своего поведения, но дядя Леша только укоризненно вздохнул и скрылся из виду.
- Деньги нужны не для меня, - тихо, но твердо молвила девушка, пожалуйста, скажи мне пароль и я уйду. И ты можешь идти, куда угодно.
- Не для тебя? Ты что, на него работаешь, он тебя в рабстве держит?
- Не неси чушь, - на этот раз Евгения сама повысила голос до крика, - что, что ты знаешь обо мне?
Действительно, Ким поймал себя на мысли, что за эти полгода, он так и не смог узнать об этой девушке многого. На вопросы о своем прошлом она отшучивалась или просто целовала его.
- Мало знаю, ты и не стремилась мне ничего объяснить. Не доверяла.
Евгения быстро подошла к юноше и схватила его за воротник
- Как я могу доверять жителю Живого города?! Вы… вы убили мою маму, тогда, во время эпидемии. Расстреляли ее из пулеметов. Она даже зараженной не была, пришла просить лекарство для отца и ребенка. Сволочи! Гады!
Женя трясла остолбеневшего Кима за грудки, все больше срываясь на плач.
- Отец тогда сам жить не захотел, отказался от еды, чтобы нам с Сашкой больше осталось. Показать тебе Сашку?
Не дожидаясь ответа, она выбежала из помещения склада и через несколько минут вернулась.
- Любуйся, - прошептала она сквозь слезы, - такими многие у нас рождаются.
У Строганова перехватило дыхание, когда он взглянул на ребенка. Ему было года два или около того. Малыш спал. Иногда он вздрагивал во сне и что-то искал единственной здоровой ручкой. Евгения просунула в его ладошку свой палец, который Саша сжал и успокоился. Вместо второй руки у ребенка был протез, да и видно было, как много имплантантов было вживлено, чтобы ребенок оставался живым. За спиной Лии-Жени ненавязчиво появился Алексей Михайлович.
- Что же мы за скоты такие, - Ким почувствовал, как у него подгибаются ноги. Он снова отошел к стене и сел на пол, крепко зажмурившись, - пиши.
И Ким дрожащим голосом продиктовал пароль к своей платежной карте.
- Уходим, - сказал дядя Леша и снова вышел.
- Прости, пожалуйста, - с трудом проговорил юноша, - ты знаешь, у моей семьи хорошие связи, мы найдем врачей, вылечим его.
В его душе все пошло кувырком. Сидя за стенами Живого города, Ким считал себя особенным, благодетельным. Начитавшись древних сказок, он иногда даже переодевался в тряпье и расхаживал по Старому городу, тратя какую-то мелочь на милостыню. Каким героем он себе казался! Мальчишка, дитя неразумное. Теперь жизнь ткнула его носом в правду, а потом еще и провезла этим носом по ней на всю длину.
Женя во все глаза смотрела на юношу. Нет, это не может быть притворством. Может, она действительно зря так поступила? Может, судьба ей подарила еще одного защитника? Да, дядя Леша, спас их с братом и продолжает о них заботиться, но он именно, как добрый дядюшка, как близкий родственник, а Ким… получается, действительно любит ее. И не собирался он бросить Женю, когда она надоест.
Сашка проснулся и заплакал.
«Господи! Что же мне со всем этим делать?»
- Женя! Поехали! Хватит сопли жевать! – нетерпеливый голос дяди Леши выдернул ее из задумчивости.
- Мы поедем, Ким, - вздохнула девушка, - куда - не спрашивай. Есть у тебя хоть немного денег, чтобы вернуться в город?
Строганов хмуро кивнул, он так и не поднялся на ноги.
- Прощай, Ким.
Она вышла, а через минуту вышел и Ким. Он успел увидеть, как Женя с Сашкой на руках села на заднее сидение аэромобиля.
* * *
Они остановились неожиданно. Задремавшая было Евгения, тут же проснулась. Еще не придя в себя спросонья, она увидела, как сидящий за рулем дядя Леша схватился за голову и издал жуткий рев боли.
- Что с тобой, дядя Леша?
Девушка рванулась вперед и прикоснулась к плечу Гошарука, но, тут же, отпрянула назад, испуганно вскрикнув. На нее снова смотрел тот самый холодный убийца, который совсем недавно так ее напугал.
- А знаешь что, Женечка, - Алексей Михайлович распахнул водительскую дверь, вышел из машины и, открыв заднюю дверь, грубо вытащил Женю и швырнул ее на траву,- я тут подумал: а зачем мне все это?
Евгения непонимающе смотрела на него.
- Дядя Леша, что случилось?
- Карта у меня, - продолжал Гошарук, мерзко улыбаясь, - пароль, правда, у тебя, но долго ли…
- Да, что же случилось, - эта внезапная перемена подавила в Жене все чувства. Она только и смогла, что попытаться отползти назад.
- Что случилось?! Дорогая моя, тут у меня в кармане, - он похлопал по нагрудному карману рубашки, - куча денег. С какой радости мне их с кем-то делить?!
Девушка едва не задохнулась от отчаяния. Как же так? Дядя Леша, добрый дядя Леша, который так заботился о них, которого она, Женя полюбила, как отца, что он такое говорит?
- Дь-дядя Леша… А как же Сашка?
- Сашка, - вдруг Евгения увидела, как помутился взгляд старого наемника. Он потряс головой, покачнулся и упал на колени, - как я не хотел, чтобы ты видела меня таким, дочка. Это все чертова эпидемия, крыша едет иногда.
Он покачивался из стороны в сторону и стонал от своего бессилия.
- Женя, уезжайте скорее, я опять сейчас сорвусь, - Гошарук вытащил карту и бросил ее к ногам Евгении, - езжай скорее, а не то… я тебя выпотрошу!
Последние слова дядя Леша прошипел, доставая нож. Его взгляд снова был наполнен безумием до краев.
- Мои деньги, стерва! Верни мои деньги! - Кричал вслед сорвавшемуся с места аэромобилю Дядя Леша, потрясая сжатым в кулаке ножом.
Женя плакала. Еще совсем короткое время она видела Алексея Михайловича в зеркале заднего вида, но вот, еще миг и - он исчез из поля видимости.
Что теперь?
Проехав несколько километров, Женя остановилась. Что ей делать теперь? Она обернулась и посмотрела на маленького брата. Он спокойно сидел, надежно пристегнутый к сидению и смотрел на Женю. Бедняжка. Он не умел ни ходить, ни говорить, но весело улыбался сестренке. Женя тоже улыбнулась сквозь слезы.
- Ничего, Сашка, прорвемся. Мы, ведь, с тобой – ого-го!
Они не прорвались.
* * *
Ким мрачно смотрел в окно такси.
Он должен теперь вернуться в Живой город, должен посмотреть в глаза отцу и выслушать его брюзжание по поводу того, что он же Киму говорил! Черт! Что же люди делают друг с другом? Как они могут допускать такое? Ким был еще в таком возрасте, когда идеализм еще не успевает покинуть сердце, а правда жизни уже распахивает занавес. Самый трудный возраст. А Лию, то есть, черт побери, Женю, он не винит ни в чем. Что она пережила, Господи, и из памяти не пропадает Сашка.
Говорят, такие события могут заставить ребенка повзрослеть, а взрослого – постареть за несколько часов. Да что там, часов – минут.
«Приеду – расскажу все отцу, и пусть делает со мной, что хочет. Без денег я не выживу в Старом городе, а уехать куда-то, тем более не смогу», - сказал сам себе Ким, но вдруг встрепенулся и заорал водителю:
- Стой, стой, говорю тебе!
На обочине дороги сидела Женя, держа на руках ребенка. Такси затормозило прямо напротив них, и Ким, выскочив из машины, подбежал к девушке. Евгения была бледна и в первую минуту даже, не обратила внимания ни на затормозивший аэромобиль, ни на Строганова. Ким схватил ее за плечи и легонько встряхнул. Наконец Женя подняла на него пустой взгляд.
- У нас больше ничего нет, Ким, ничего, - ее дрожащий голос был еле слышен.
- Хватит, - Ким прижал голову Евгении к своей груди и почувствовал, как ее трясет, - дай мне слово, что больше не уйдешь от меня.
- А куда я могу уйти?
- Что с вами случилось? Где дядя Леша?
Женя рассказала о Гошаруке, но что случилось с ними, она объяснить не смогла. Просто потеря сознания прямо за рулем, хорошо еще, что машина фиксирует потерю сознания водителя и сразу останавливается. А пришла в себя девушка уже на обочине. Карты нет, пароля – тоже. Ничего нет.
- Садитесь в машину. Придумаем что-нибудь.
* * *
- Стойте на месте, Ким Владимирович! Вы пытаетесь провести на территорию закрытого района двух лиц имеющих большое количество имплантантов в организме. Это строго запрещено, вы же знаете, - здоровенный охранник преградил им путь. На лице Кима не дрогнул ни один мускул.
- Я требую, чтобы нас пропустили! Им нужна медицинская помощь, и я собираюсь ее оплатить. Я даже не требую, как житель Живого города и сын депутата Строганова, я приказываю! Вы видите, ребенок очень болен, помочь ему можно только у нас!
- Это исключено, Ким Владимирович. Если эти лица подойдут к воротам еще ближе, мы откроем огонь на поражение.
Охранник поднял оружие и направил его на Евгению.
На самом деле, ситуация была более, чем необычной. Не было еще случаев, когда житель Живого города пытался провести на его территорию гаечника. Но охранник не имел права задумываться над этой странностью. Приказ у них однозначный – уничтожать всех имплантантных, пытающихся пробраться через границу районов. Внезапно, Ким, сам, наверно, не понимающий, что он делает, схватил оружие охранника за ствол и рванул его в сторону. По ушам хлестнул звук очереди, но Ким, действуя уже машинально изо всех сил саданул того ногой в промежность. Прием грязный, недостойный, но что мог еще сделать доведенный до отчаяния юноша? Охранник пискнул и упал сначала на колени, а потом завалился на бок. В тот же миг на Строганова уставились несколько стволов натурально охреневших от такого номера стоящих на охране служащих.
- Опустить оружие! Последний пункт приказа!
После этой фразы бойцов как будто переключили. Они быстро опустили оружие и вытянулись по струнке.
- Здравствуй, сынок.
- Отец?
Голографическое изображение Строганова старшего возникло перед Кимом так внезапно, что последний невольно отшатнулся.
- Ну, будет тебе так пугаться собственного отца.
- Отец…
- Не говори ничего. Я должен сказать тебе спасибо за небольшой урок. Беру свои слова назад.
- Какие слова?
- Слова о том, что я, старый дурень, лучше знаю жизнь. Спасибо, сын, теперь, я оставлю этот мир со спокойной душей.
Внезапно, у Кима по спине пробежал мороз.
- Папа… ты сказал «Последний пункт приказа». Это правда?
- Да, Ким. Я безвозвратно подключился к СЭНС, и теперь буду исполнять свои обязанности двадцать четыре часа в сутки, - тут Владимир Владимирович обратился к дежурной охране, - и согласно последнему пункту приказа о СЭНС, я имею право на один безоговорочный приказ. Эти трое сейчас пройдут на территорию Живого города, где получат все необходимые медицинские услуги за счет семьи Строгановых. И немедля!
Ким быстро подошел к Жене, взял ребенка на руки и подмигнул девушке.
- Идем, пусть Сашка будет первым гаечником, нарушившим границу, - он еще раз обернулся к отцу.
- Спасибо.
- Владей наследством, Ким, а меня ждут дела, судьбы мира, понимаешь.
Строганов старший улыбнулся, и его изображение погасло.
* * *
Алексей Михайлович Гошарук сидел в ресторане и наливался водкой. Когда он полностью пришел в себя, то обнаружил в своих руках ту самую злополучную платежную карту и бумажный листик, на котором неровным подчерком. Жени был накарябан пароль. Евгении рядом не было, и Гошарук просто молился о том, чтобы он не убил их с Сашкой в припадке своего бешенства. Где теперь их искать? Твою печаль!
Но все неожиданно встало на свои места, когда дядя Леша обнаружил, что в его усыпляющем пистолете не хватает одного дротика, а на следующий день ему на глаза попалась газетная статья с вычурным названием «Невозбранное двойное нарушение границы». И хоть на душе остался гадкий осадок вины, наемник успокоился за судьбу Женьки и Сашки. С этим парнем они не пропадут. А сам дядя Леша… Он тоже не пропадет. Вылеченный от бешенства, при деньгах, он сидел теперь в собственном ресторане и требовал еще водки и закуски. Конечно же, он скучал по этой красивой и смелой девчонке и по малышу, который, наверное, уже научился ходить и говорить, которому приживили настоящую руку и удалили все железки из тела.
Черт возьми, как это он не узнал Строганова младшего? Внешне может он и не сильно похож на Володю, но уж нравом – вылитый он! И что бы сейчас было со Старым городом, не отправь Владимир Владимирович во время эпидемии его, Гошарука с партией лекарства через кордон. Да только подхватить заразу дядя Леша все равно успел, хоть и быстро излечился. А осложнения, они для всех разные.
Дядя Леша в который раз вздохнул и нетерпеливо стукнул кулаком по столу.
Рейтинг: 0
417 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!