Непредвиденное задание ч.2

3 июля 2012 - Юрий Леж

– А Деда Мороза тебе живьем захватить не надо?.. – неуверенно хохотнул Олли. – А то мы – запросто, только рукавицы потеплее возьмем, он, говорят, ледяной, как айсберг…

Тут черный человек совершил первое движение за все время, пока сидел перед гастатами. Просто приподнял указательный палец левой руки, продолжавшей возлежать на набалдашнике трости, останавливая готового продолжить словоизвержение Олигарха.

– Из двадцати одних суток отпуска вы уже израсходовали восемь, сегодняшний день не в счет, только начинается, – заговорил нежданный гость негромко и веско, так говорят люди, привыкшие, что каждое их слово, даже произнесенное вполголоса, ловят с полным вниманием и подобострастием. – Трое суток пути туда, сутки – обратно, если все сложится успешно. Двое суток вам нужно, чтобы добраться в Легион. Итого – на саму операцию отводится семь дней. Поговаривают, что за такое же время Господь успел сотворить весь этот мир…

– А чегой-то обратно быстрее, чем туда, получается? – поинтересовался из-за плеча Олигарха Кот, делая недоуменное лицо доброго олигофрена.

– Обратно – самолетом, туда нельзя, слишком заметно и шумно, а на обратном пути уже будет все равно, – снизошел до пояснения незнакомец и замолчал, артистически держа паузу в ожидании вопросов.

Но и гастаты, несмотря на юный возраст, были отнюдь не наивными лопоухими мальчишками и спрашивать: «Кто ты? где это? какие гарантии? условия оплаты?» не стали, да и не приняли они еще однозначного решения – ввязываться ли в дело, явно попахивающее авантюрой, особыми службами, государственными тайнами и невероятным риском. И чтобы там про них не рассказывали обыватели и газетные сочинители жареных сенсаций, но по-дурному рисковать собственными шкурками гастаты не любили, превыше всего на свете ценя собственную жизнь.

– А легат? – выразил общее сомнение Уголек.

По исстари заведенному правилу никто из легионеров, будь он даже почетным триарием и первым заместителем командующего, не мог наниматься ни на чью службу без разрешения, хотя бы формального, командира легиона. Мелкие нарушения этого негласного закона случались постоянно, ну, не будут же, в самом деле, молодые гастаты выпрашивать разрешения подежурить недельку-другую возле отделения банка перед готовящимся на него бандитским налетом. Но одно дело – слегка подработать на стороне, да при этом еще и подшлифовать боевые навыки, и совсем другое – ввязываться в какую-то сомнительную операцию, чреватую, как быстро сообразили мальчишки, оглаской и шумом.

– Я искренне уважаю и полностью доверяю вашему легату и его заместителям, – серьезно ответил черный человек. – Но вокруг них всегда толкутся очень разные люди. Всех не проверишь, да и не избежишь утечки, если кто-то случайно проболтается, увидит ненароком не предназначенный для его глаз документ… Мне нужна полная секретность. По-другому её не достичь.

Незнакомец замолчал, будто подыскивая дополнительные аргументы для убеждения, потом поднял правую руку и аккуратно, медленно, хоть и без малейшей опаски вытащил что-то из нагрудного кармана фрака – между пальцами, затянутыми в тончайшую кожу, блеснуло золотом…

– За успешное выполнение задания вам всем грозит досрочное посвящение в… триарии…

Человек в черном разжал пальцы и бережно, с почтением, но не поднимаясь с места, подкинул на простыню постели небольшой золотой медальон с изображением оскалившего саблезубые клыки махайрода. Гастаты онемели, окаменели и пришли в священный трепет, пусть это и покажется преувеличением, но такой почетный знак выдавался всего лишь три десятка раз в почти двухвековой истории легиона. Это была недостижимая мечта, «маршальский жезл» любого воина, начиная с самых первых дней пребывания в «учебке». Сейчас этот знак, подтверждающий полномочия и гарантирующий исполнение слов о посвящении в триарии, лежал перед их глазами на помятой простыне со следами ночного загула. И гастаты просто не могли себе представить более нереальной, несоответствующей их понятиям об окружающем мире и дикой картинки.

– Как к тебе обращаться? – чуть охрипшим от внезапных душевных переживаний голосом спросил Уголек.

– Старший, – ни секунды не задержавшись, ответил теперь уже бывший незнакомец. – Позывной Стар. Но о том, что вы сейчас увидели и услышали, вы уже забыли!..

– Тебя нет в открытых списках, – полуспросил-полуподтвердил Уголек. – Мы работаем на особую службу?

Допуск к именам почетных триариев легиона имели все, но часть списка была засекречена и подлежала разглашению через пятьдесят лет. В этой части значились действующие разведчики и контрразведчики, когда-то служившие в «Махайроде», известные и не очень политики, высшие чины армии. Узнать про них, да и то всего лишь прозвища-позывные, могли только триарии при переходе с боевой службы на иную.

– Никаких посторонних, только на меня, – твердо возразил Старший. – Надеюсь, политинформация окончена, господа гастаты?..

– Мы слушаем, Стар, – с некоторым даже почтением в голосе ответил за всех Уголек, как старший по званию.

– Городок Шейлок, бывший курорт, но давно уже – захолустье, хотя рядом крупнейшие промышленные центры, – начал конкретный инструктаж почетный триарий. – Там сейчас серьезный междусобойчик, вторглись инсургенты, под шумок вошли заречные, местные войска тоже пытаются как-то удерживать ситуацию под контролем, но получается плохо. У всех трех сторон конфликта – плохо. До города будете добираться поездом, это незаметнее, контроля меньше, чем в аэропортах, да и направление это нынче – тихое, малолюдное. Всего трое суток вам на проезд и обустройство в городе. Объект там. Где именно – никто не знает, будете вычислять сами. Те, кто в Шейлоке работает на меня, не знают, что за объект, поэтому не смогут указать даже примерное место.

– А все-таки, Стар, что за объект? – поинтересовался Олигарх.

Теперь, когда все встало на свои места, когда начался настоящий инструктаж перед конкретным заданием, гастаты потеряли большую часть священной почтительности перед триарием – сейчас речь шла об их работе и, соответственно, жизнях.

– Я не шутил. Вы должны убить оборотня! Но, – триарий поднял вверх открытую ладонь левой руки. – Но – это не шутки, не сказки и даже не научная фантастика. Скорее уж – это фантастическая наука. Некто – искусственно зачатый, генетически подкорректированный, выращенный в пробирке – имеет свойство полупревращаться в мощное, неуправляемое животное, идеального убийцу в ближнем бою. Как это делалось, кем и зачем – думаю, вам не так интересно, сам уже запутался в этих цепочках ДНК, перестроении РНК, корректировке генома… технических заданиях, эскизных проектах, электронных микроскопах и лабораторных автоклавах… не говоря уж про ведомственные интриги и обеспечение секретности…

Старший усмехнулся, пожалуй, впервые с момента встречи с гастатами демонстрируя обыкновенные человеческие чувства.

– Работала межведомственная группа: от военных, от контрразведки, от научного департамента Верховного, даже особый отдел полиции слегка руку приложил. Итог печальный. Результат эксперимента оказался нежизнеспособным и в довершение всего – сбежал.

– Если он не этот… как его… нежизнеспособный, то не проще ли подождать, пока сам сдохнет где-нибудь в подвале? – поинтересовался вечно любознательный Котяра. – Или он уже народ по ночам дерет, как оборотни из сказок? Так потерпели бы, придумали очередного маньяка-убийцу…

– Махнули бы рукой, и даже на легенду про маньяка-убийцу не стали бы тратить силы, – сказал Стар откровенно. – Если бы он ушел куда-то на восток или на север и затаился там. Сейчас реальная опасность, что секретная разработка попадет в чужие руки. А там, в процессе изготовления, так сказать, были использованы такие технологии, о которых только мечтать начинают по ту сторону Большой Реки. Уничтожить объект надо как можно быстрее. Тем более, пока творится неразбериха в Шейлоке.

– А мы просто оказались в нужное время в нужном месте, – задумчиво проговорил Уголек. – И при этом не надо посвящать в детали лишних людей… Да, кстати, а как с нашим оружием?.. не с пистолетами же нам в котел с бурлящим говном лезть… а чужих винтовок и штурмовок не хотелось бы…

– Ваши: карабин и две штурмовые винтовки, шлемы, кольчуги и все остальное, что вы сдали при первом появлении в городе, привезут на вокзал к отправлению поезда, – твердо и решительно заверил ребят Старший. – Вместе с ними доставят противогазы, респираторы, химиндикаторы, дозиметры, аптечки, спирт, сухое топливо и еще много чего. Вес небольшой, но всё может пригодиться, сейчас в Шейлоке разные дела творятся, не знаешь – чего ждать. Дополнительный боезапас при необходимости подберете на месте, там этого добра много. В вашем негласном подчинении будет батальон штурмовиков, они стоят на окраине и иной раз захаживают в город. Но – их можно использовать только, как загонщиков, оцепление, подсадных уток, в конце концов. Никто не должен знать настоящую цель вашей охоты. Никто! И еще к поезду вам подвезут деньги… Нет!

Триарий вновь поднял ладонь, затыкая рот уже собравшимся запротестовать гастатам.

– Это не обида. Там, в Шейлоке, сейчас вы вряд ли что-то купите за простые бумажки, что наши, что заречные. Вам подвезут золото – в монетах, в кольцах, в часах. Дальше переходите на самообеспечение. Теперь о связи…

И еще десяток минут гастаты слушали четкий и внятный инструктаж о том, по каким телефонам в случае функционирования междугородней линии следует звонить, кого вызывать, каким немудреным кодом пользоваться, передавая только самую срочную, крайне важную информацию. Какие магические слова произведут волшебное воздействие на командира штурмового батальона, а какие – на особиста-контрразведчика, чем произвести впечатление на бывших градоначальника и полицмейстера, которые сейчас то ли в Шейлоке, то ли где-то поблизости. Отдельно, как последнее средство, триарий дал пароль к батальонному радисту, на всякий случай – парни и так все понимают – предупредив, что использовать его можно за десяток-другой минут до смерти этого самого радиста. Гастаты молчаливо кивали, лишь изредка поддакивая: «Принято… принято… принято…», и буквально переполнялись невольным счастьем настоящего бойца вдруг оказаться востребованными так далеко от своего легиона, от линии фронта, от боевой стрельбы, минометных обстрелов, бешеных атак и нудной, вытягивающей душу обороны.

– Закругляюсь, – удачно увернулся от нелюбимого всеми гастатами словечка «и последнее» Старший. – С вами пойдет женщина, она обузой не будет, достаточно подготовлена, хотя и совсем не по нашей части. Но – необходима для предстоящей работы. Подробности узнаете от нее сами, пусть это пока будет хоть каким-то секретом для вас. Встретитесь на вокзале, возле касс. Она – высокая, рыжая, с короткой стрижкой, таких примет достаточно, пароль не нужен, вы просто едете в один и тот же город. Как она себя назовет – не знаю, да и не в имени суть, от нее узнаете и все подробности об объекте: внешность, привычки, сильные и слабые стороны.

«Теперь – о возвращении. Ровно через десять дней в городском аэропорту приземлится борт двенадцать-сорок три, он придет за вами в любую погоду при любой обстановке, кроме, конечно, «ракетного забора» вокруг города. Встанут они где-нибудь подальше от глаз, в сторонке, но в полной готовности к взлету, думаю, поблизости от резервной полосы. Какая это будет машина – рейсовый лайнер, штурмовой вертолет или еще что-то, – я пока и сам не знаю, ориентируйтесь только по номеру. Но экипаж будет знать вас в лицо, вас и только вас, никого больше на борт не возьмут, будь там в этот момент хоть папа Римский, хоть сам Верховный. Срок ожидания – сутки с момента прилета. Вам надо успеть, иначе придется выбираться своим ходом, а это чревато разными приключениями, да и опозданием в легион, чего хотелось бы избежать, опять-таки из соображений секретности».

Триарий, впервые за все время пребывая в квартире, поднялся на ноги, оказавшись при этом побольше, чем на голову, превосходящим в росте гастатов. Внимательно оглядев разноцветными глазами мальчишек, привычно одернул фрак, кажется, едва заметно вздохнул и закончил:

– Уйдете минут через десять…

– Брат-триарий, – остановил его поворот к дверям на полушаге вопрос Олигарха. – Скажи, если не секрет, как ты сделал это?..

И гастат многозначительно обвел рукой пространство вокруг себя. Старший догадался, о чем его спрашивают, в ту же секунду и коротко, душевно рассмеялся.

– Уголек, включи лампочку, – попросил он по-прежнему стоящего у выхода капрала. – Теперь – смотрите.

Триарий приподнялся на цыпочки у самой стены, вытянул руку, подцепил за невидимый уголок яркое, молочно-белое сияние и… за пару секунд свернул мгновенно угасшую широкую длинную ленту в маленький рулончик, который деловито положил в карман брюк.

– Только и всего, обыкновеннейшие чудеса техники, – добавил на прощание триарий, покидая комнату.

Немного помолчав после его ухода, Олигарх хмыкнул в кулак и прокомментировал:

– А спросонок, да с похмелья действует сногсшибательно…

– Да какое тут похмелье, – махнул рукой Котяра, вставая на ноги и сладко потягиваясь. – Выпили-то совсем чуть-чуть…

– Это из тебя Машка весь хмель выжала, – усмехнулся Уголек. – Ну, что? прибираемся и – на вокзал?..

– Да уж, бардак в борделе оставлять не годится, – сказал Олигарх под дружный смех: «Ну, ты, Олли, как сказанешь, так сказанешь…»

Казарменный порядок в маленькой квартирке профессионалки гастаты наводить, конечно, не стали, но пустые бутылки, использованные презервативы, обертки от деликатесов и баночки из-под майонеза подобрали и упаковали в один из пакетов, принесенных с собой из магазина, чтобы по дороге выбросить. Аккуратно застелили постель, запихнули в обшарпанный холоднильничек недоеденное и недопитое, Котяра расщедрился и даже сполоснул под холодной водой посуду. Огляделись перед уходом: теперь в квартирке на первый взгляд ничто не напоминало о бурной ночи, проведенной Машкой в компании трех мужчин.

– Ну, что, на вокзал? – зачем-то спросил Кот, переминаясь с ноги на ногу перед стартом.

– И по дороге – в книжный, – уточнил Уголек.

– Хочешь взять что-нибудь, чтобы не скучать в поезде? – съязвил Олли.

– Хочу взять карты Шейлока, или хотя бы туристические схемки, – ответил капрал. – А в поезде, думаю, нам скучать не придется…

– Ну, если обещанная рыжая окажется такой же энергичной, как Машка, тогда – точно, – засмеялся Олигарх.

– Это для Котяры развлечение, – не согласился с ним Уголек. – А мы попробуем хоть по бумажке на городок посмотреть и немного подумать…

– А чего на него смотреть-то? – нахально заявил Олли. – Бывал я в этом Шейлоке, провинциальный курортный городишка…

– Тебе тогда сколько хоть годков-то было? – спросил Уго. – В штанишки, небось, еще писался?

– Мало-немало, но почти пять было, – согласился с замечанием товарища Олигарх. – Но ведь еще в «учебке» всегда говорили – детская память самая цепкая…

– Ну, вот и проверим…

За разговорами гастаты выбрались на оживившуюся уже улицу. Хоть и предназначался этот район в основном для вечерних и ночных развлечений тех, кто в понятие «золотого люда» никак не попадал, а повеселиться после работы или вместо нее все-таки хотел, а значит и пробуждался гораздо позднее районов спальных, но те, кто развлечения обслуживал и обеспечивал, уже были на ногах. Уборщики и официанты, грузчики и разнорабочие, бухгалтера и управляющие барами, магазинами, лавочками, да и сами мелкие хозяева мелких заведений уже сновали туда-сюда, роняя на пенобетон окурки сигарет, обертки леденцов и прочий мусор. Тройка гастатов, подтянутых, свежих, будто и не провели они ночь в пьянстве и разврате, с хищной ленивой грацией в движениях смотрелась среди этой хмурой, не проспавшейся и помятой публики, как бойцовые ухоженные и выхоленные псы в стае бездомных беспородных дворняг, но посторонними, инородными и лишними ни Уго, ни Олли, ни Кот себя здесь не ощущали, все-таки, как ни крути, вокруг был их город, их народ, их земля…

Не торопясь, но и особо не зевая по сторонам, гастаты довольно быстро добрались до одного из пяти городских вокзалов, откуда поезда следовали в нужном им направлении, по пути заглянув в пару книжных лавок и подобрав максимально возможное количество карт, схем, путеводителей по Шейлоку и не только. То ли для сугубой маскировки, то ли просто чтобы и в самом деле не скучать во время поездки, особого напряжения и приключений не предвещавшей, Уголек прикупил еще и полдюжины романов в пестрых обложках: приключения, фантастика, мистика. На вполне законный вопрос Олигарха: «Куда же столько-то?» капрал пояснил: «А вдруг – начну, и не понравится? Возьму другой – всего-то делов…»

В старинном, красивом и малофункциональном по современным меркам здании вокзала было тихо, безлюдно и гулко. Высокие потолки, лепнина, вычурные стрельчатые окна вкупе с тишиной и спокойствием создавали впечатление заброшенного музея, а не транспортного предприятия. Да уж, избранное по заданию Старшего направление нынче не было модным или затребованным, к кассам не стояли шумные, бестолковые очереди, не носились по просторному залу носильщики в стилизованной под старину форме с бляхами, толкающие громоздкие тележки с грудами чемоданов на них, не вышагивали важно особо отмеченные судьбой персоны в сопровождении строгих телохранителей, свысока поглядывая на суету человеческую.

В дальнем углу пустого зала, присев в первый ряд удобных, но уже изрядно потертых кресел то ли дремал, то ли просто нахохлился, спрятав шею в воротник и полуприкрыв глаза, немолодой уже полицейский. Парочка мужчин, явных коммивояжеров по внешнему виду, которых по старинке, вошедшей не так давно в моду, все чаще и чаще звали коробейниками, что-то обсуждала неподалеку от входа, но делала это как-то лениво, будто спросонья. А возле касс стояла высокая, стройная женщина в широких, расклешенных внизу брюках с виднеющимися из-под них немаленькими каблуками, в розовенькой блузке под распахнутым бордовым жакетом странного, вычурного фасона, кирпично-рыжие волосы её были коротко, под мальчика, пострижены.

«Наша?» – коротким взглядом спросил у Уголька Олли. «К гадалке не ходи», – ответил усмешкой капрал. И все трое, привычно пропустив вперед Котяру, двинулись к кассам.

– В Шейлок собралась, наверное? – не здороваясь, бесцеремонно спросил Олигарх, пристально разглядывая женщину с чисто мужским, несколько нарочитым интересом, хоть и немного снизу вверх.

– Генерал говорил, что подберет нужных исполнителей, но не предупреждал, что это будет детский сад, – насмешливо парировала рыжая, снисходительно поглядывая поверх голов гастатов.

Роста ей, конечно, было не занимать. Даже если сбросить каблуки, навязанная триарием «секретная» пока еще незнакомка оказалась бы на голову выше любого из гастатов. Впрочем, привыкших чаще всего оказываться в положении коротышек гастатов ни рост, ни насмешка рыжей не задели.

– Один-один, – констатировал Уголек и махнул рукой на Олигарха. – Брек, в углы.

Женщина понимающе улыбнулась, кажется, ей начинали нравиться эти нахальные, самоуверенные, но симпатичные и простые мальчишки.

– Я – Уго, это Олли и Кот, – ткнул пальцем в товарищей Уголек. – Ты – Рыжая или Рыж, никак иначе. С этого начнем. Ты билет купила или ждала нас?

– Взяла себе во второй класс, – без слов согласилась женщина с предложенными гастатом отношениями. – Ближайший поезд на Шейлок почти пустой, билетов полно.

– Когда отходит? – осведомился Уго.

– Через сорок минут, двадцать восьмой скорый, – ответила Рыжая. – Вам что-нибудь надо в дорогу?

– Пожрать бы чего прикупить… – вслух подумал Олигарх. – Да только что тут хорошего на вокзале? Давайте, я слетаю в магазинчик, какой поближе?..

– Гони, и прихвати каких-нибудь консервов долгоиграющих, еще неизвестно, что будет в этом самом Шейлоке в первое время, – согласился Уголек и тут же обратился к женщине: – Мы возьмем третий класс, отдельно от тебя, а по дороге подсядем, договоримся с проводником. Если поезд пустой, думаю, особых вопросов не будет. Сейчас разойдемся, тут народу совсем мало, зачем лишку мелькать перед чьими-то глазами вместе?

Рыжая молча кивнула, подхватила стоящую чуть поодаль небольшую дорожную сумку и пошла на выход из зала ожидания к перронам, на ходу нарочито соблазнительно покачивая стройными бедрами.

– Ух, ты… – восторженно выдохнул Котяра, провожая попутчицу не скрываемо жадным, похотливым взглядом.

– Подростковая гиперсексуальность, – зачем-то сообщил товарищу Уголек. – Угомонился бы ты на время, ведь только-только, как с Машки слез, заводной…

– Ну, с Машки я, положим, слез еще ночью, – возразил Кот, плотоядно облизываясь то ли от воспоминаний о прошедшем, то ли в предвкушении будущих утех. – Да и это тебе не Машка какая-нибудь, денежки отрабатывающая…

Дожидаясь возвращения Олигарха, они приобрели билеты в простенький вагон третьего класса, отбившись при этом от назойливых предложений немолодой уже кассирши не экономить, а путешествовать с удовольствием и хотя бы классом повыше.

Олли появился с огромным бумажным пакетом в руках, наполненным съестными припасами в дорогу, и крепкой синтетической сумкой через плечо, явно тяжеленной, похоже, плотно набитой тушенкой и сгущенным молоком. Подмигнув товарищам, он попросил:

– Возьмите у меня в кармане квитанцию и – марш-марш в камеру хранения, кажись, наши вещички уже там…

И точно, из гулкого пустынного подземелья, в котором и располагалась ныне фактически пустующая вокзальная камера хранения, они вышли с четырьмя баулами со снаряжением и почему-то всего с тремя фанерными плоскими ящичками, похожими на увеличенные в несколько раз переносные мольберты.

– А что ж это триарий тетку нашу вооружать не стал? – по-детски прикрывая свой интерес к Рыжей нарочитым пренебрежением, поинтересовался мнением гастатов Котяра, когда они дружно двинулись к выходу на перроны.

– Думаю, ей дамского браунинга хватит, такого, как у Уголька, – высказался Олигарх, прихвативший из багажа лишь длинный, несуразный ящик-«мольберт» со своим карабином. – А такую вещицу она и за подвязкой припрячет легко.

– Она в штанах, какие там чулки-подвязки?.. – возмутился Котяра, груженный парой баулов и ящиком со штурмовкой.

– Вот и проверишь при случае, – засмеялся Уголек, но тут же спохватился и скомандовал: – Отставить разговоры, вперед и вверх, а там…

– Хорошо бы и ТАМ альпийские стрелки были не в ударе, – негромко завершил Олли, перефразируя известные слова.

Гастаты замолчали, посерьезнели, будто только сейчас ощутив всю сложность и тяжесть неожиданно полученного задания. Но ненадолго, молодость и природная жизнерадостность взяли свое, и уже отыскивая нужный им состав и идя вдоль длинного ряда непривычно пустынных вагонов, мальчишки смеялись, перешучивались и напоминали друг другу пикантные детали прошедшей ночи.

Часа через три, когда поезд разогнался уже до своей «скорой» скорости, оставив позади малоэтажные пригороды, редкие небольшие городки и даже один серьезный губернский центр, в котором простоял без малого полчаса, гастаты потихоньку перебрались из плацкарты третьего класса в купе второго, к Рыжей, уже заждавшейся своих «мальчиков». С проводниками договаривался Олигарх, и тут, как и предполагалось, все прошло спокойно и гладко, а вещи свои перетаскивали по очереди, чтобы не привлекать излишнее внимание в полупустых вагонах, хотя, казалось, это было ненужной предосторожностью. Но гастаты твердо усвоили еще в «учебке» простое правило: «Лучше лишние сто метров проползти на брюхе, чем словить пулю, едва поднявшись с земли в самом начале атаки».

Рассовали баулы и ящики с оружием в рундуки, на полки, посмеялись, толкаясь тощими задами в тесном пространстве купе, но переодеваться в боевое пока не стали, так же, как и распаковывать карабин и штурмовки. Время терпит, да и в узких, тесных интерьерах вагона пистолеты удобнее и надежнее в случае огневого контакта.

Усевшись вокруг столика двое надвое, предоставив Котяре место рядом с единственной женщиной, переглянулись, и Уголек вытащил из кармана уже помятый атлас автомобильных дорог, разворачивая его перед товарищами.

– До самого города не поедем, тем более, до городского вокзала, – начал излагать наметки плана капрал. – Выскочим где-нибудь за десяток-другой километров. Начинать изучать обстановку изнутри лучше все-таки снаружи… Толком мы ничего не знаем, какие там дела творятся, да и времени особо на разведку нет.

– Выйдем пораньше, что за проблема? – Олли слегка покосился на Рыжую, будто выглядывая в ней признаки ожирения, дряблости мышц или хронической усталости, но – нет, женщина выглядела вполне подтянутой, даже спортивной, в меру крепкой, насколько это не портит женственности фигуры.

Они еще немного порассуждали, больше рисуясь перед попутчицей, чем по необходимости, порешили устроить базу поближе к аэропорту, но все-таки в сторонке, не привлекая к себе лишнего внимания размещением возле стратегического объекта в воюющем городе. Начинать поиски в Шейлоке задумали в промышленном районе, небольшом, наполненным в основном частными ремесленными мастерскими и ремонтными цехами, там, по мнению Олли, было легче спрятаться, затеряться, да и скорее всего этот район с началом боевых действий оказался заброшенным.

Рыжая прислушивалась к их разговором с внимательным одобрением, как обычно слушают женщины малопонятные рассуждения близких ей и не очень мужчин. В нужных местах – кивала понимающе, будто отвечая на не прозвучавший вопрос: «А тебе силенок хватит? Сможешь десяток-другой километров пробежать? В подвале, на бетонном полу пару ночей провести? В душном, пропахшем бензином и машинным маслом гараже сутки высидеть?» Гастаты прекрасно понимали, что задавать такие вопросы не имеет смысла так же, как спрашивать владеет ли взрослая женщина навыками стрельбы, справится ли со штурмовкой, карабином или хотя бы армейским пистолетом, умеет ли пользоваться противогазом, видела ли наяву, как выбивают искры из железобетона срикошетившие пули.

Сделали перерыв, подзакусили слегка – в вагоне, в дороге есть, кажется, можно непрерывно, было бы – что. Пожевали бутербродов с ветчиной и белой рыбой, запили казенным железнодорожным чаем, за которым Олигарх сам сбегал к проводнику, чтоб преждевременно не возбуждать в том ненужное любопытство интересной компанией, собравшейся в одном купе, и её поведением. За столом командовали гастаты, Рыжая скромно самоустранилась в уголок, к окну, и не лезла с предложениями сделать все лучше, ловчее, умелее, по-женски.

Аккуратно прибрав со столика обрывки постеленной газеты, крошки хлеба и обертки от ветчины и рыбы, все вернулись к изначальной позиции, и Уголек, наконец-то, решил, что пришло нужное время.

– Для нас в тебе какой-то секретик спрятали, – начал он чуть небрежно, обращаясь к женщине. – Женские секреты – вещь серьезная, я их уважаю, но про твой все-таки узнать хочется, он как-то с нашим заданием напрямую увязан…

– Да нету особых секретов, – Рыжая оперлась локтем на столик и положила голову на сжатый кулак. – Я – мать оборотня…

После «учебки», после начала службы в «Махайроде», после двух кампаний и награждения высшими орденами гастаты самоуверенно думали, что их вряд ли возможно чем-нибудь удивить… но тут… будь помещение побольше размером, они непременно повскакали бы с мест, в движении переваривая сногсшибательную новость, но, к сожалению, вагонное купе, пусть и второго класса, не позволяло разгуляться даже таким малогабаритным мужчинам, какими были гастаты. Оставалось лишь откинуться на спинки вагонных диванчиков, прикрыть глаза и с силой выпустить воздух из легких, что они и проделали с завидной военной синхронностью.

– Э...э…э… Рыж, ты не шутишь? А это – как? – первым решился нарушить молчание Котяра, едва удержавшийся в первые секунды, чтобы не отодвинуться от женщины подальше, в сторонку.

– Все нормально, мальчики, шарахаться от меня не надо, – улыбнулась с едва заметной грустинкой женщина. – Очень давно, почти восемь лет назад, я была хоть и постарше вас, сегодняшних, но молодая и глупая. И ради науки пожертвовала свою яйцеклетку. Для этого самого опыта. Чтобы вырастить чудо-человека. Конечно, я уже и тогда понимала, что первыми при дележке результатов будут военные, особые службы, всякие важные дядьки… но если бы все получилось так, как задумывалось, то и простым людям перепало бы очень много…

– А что задумывалось? – по инерции спросил Олли.

– Быстрая регенерация ран, ушибов, порезов. И это получилось, – охотно ответила Рыжая. – Если попасть оборотню в сердце пулей, он вытолкнет её и заживит повреждение сердечной мышцы часов за пять-шесть. Но это – для таких вот сложных случаев. Более простая мышечная ткань, не такая ответственная, важная для организма, заживляется в три-четыре раза быстрее. Сломанные кости срастаются за сутки-двое. Отравить его практически невозможно, организм отторгает яды, смертельные для простых людей даже в микроскопических дозах. На сопротивляемость боевым газам и радиации никто его не проверял, но, думаю, и тут все будет обстоять в сотни раз лучше, чем у гомо сапиенса усредненного.

– А убить его?.. – и Уго мельком коснулся кончиками пальцев своего виска.

– Верно, верно, – кивнула Рыжая. – Практически – только в голову, хотя, конечно, можно стоять над телом и каждые примерно четверть часа стрелять в сердце… думаю, такого он не выдержит.

– Да, ты нас убила наповал, – высказался Котяра, придвигаясь ближе к женщине и ощущая прилив малопонятного возбуждения, может быть, от необычности ситуации… или еще от чего-то…

– Есть еще один момент, очень важный для вас, – серьезно продолжила Рыжая, чуток покосившись на Кота, но тот, придвинувшись, вел себя смирно. – Я чувствую оборотня, а он – меня. Ну, наверное, так же, как об этом говорят пресловутые экстрасенсы. Причем, он меня ощущает сильнее и – тянется ко мне, а я вот – только знаю, что он находится рядом, да и то – в пределах нескольких десятков метров, не больше…

– Выходит, тебя нам, как подсадную утку, дали? – прямо спросил Уголек, озабоченный более собственной и друзей безопасностью, чем возможными переживаниями пока еще случайной компаньонки на одно задание.

– Не совсем так, – отрицательно покачало головой женщина. – Он в последние месяцы окончательно одичал, стал совсем похож повадками на зверя и вряд ли подойдет ко мне, если почувствует опасность от того, кто будет поблизости. Оборотень может сутками лежать неподвижно, кого-то или что-то выслеживая, просто ожидая, пока не исчезнет опасность для него. А вот подсказать по своим ощущениям – рядом он или где-то далеко, я могу. Хотя, и тут польза от меня невеликая, ну, что такое десяток-другой метров, если он передвигается в несколько раз быстрее обычного человека?

– Значит, на пистолетный бой с ним сходиться нельзя, – сделал практический вывод Уго.

– Да как-то, кажется, никто и не собирался, – саркастически усмехнулся Олли. – Выследим, сгоним с места или еще как заставим проявиться, а там уж и я отработаю…

В паре Котяра-Олигарх Олли был штатным снайпером, а при пассивной позиционной обороне выполнял еще и обязанности снайпера ротного, или, как именовали в легионе – центурионного. И повод уверенно говорить о своих способностях у него был вполне обоснованный.

– Кстати, раз уж мы заговорили, – Олигарх мельком глянул на Рыжую, мол, не обидится ли? – Если есть мама, то должен быть и папа. Дети-то, они ведь по-другому никак не получаются, даже в пробирке…

– Да, был. И у отца с оборотнем связь была почему-то в несколько раз сильнее, чем у меня, – ответила женщина. – Наверное, сказывалось, что они оба – мужчины. Но это сейчас уже не имеет значения. Отец… он три года назад погиб… нет-нет, никаких происков и козней. Погиб в авиакатастрофе, по долгу службы летал он очень часто, ну и… так получилось. Так что, вот такие дела…

…поезд уверенно продолжал двигаться по своему маршруту, то набирая скорость на перегонах, то сбрасывая её перед небольшими полустанками и уездными городишками, попадающимися на пути, а в купе самого обыкновенного вагона второго класса, затаив иной раз дыхание от услышанного, гастаты продолжали впитывать в себя бесценную информацию одной из прямых участниц жесткого, безгранично дерзкого и фантастического эксперимента в надежде, что эти сведения помогут им выполнить поставленное задание и живыми вернуться в расположение части.

– Слушай, ну, а как… ну, его… зовут?.. – запинаясь, спросил у Рыжей Котяра.

– Брось, чего ты засмущался? – коротко и неприятно рассмеялась женщина. – Думаешь, материнские инстинкты пробуждаются уже в момент зачатия? Так у меня и зачатия не было, как такового, простой осмотр, легкий скребок – и все дела. Нет у меня никаких родственных ощущений. Просто был объект экспериментов за номером… сейчас неважно, каким. Потом он пошел в разнос, жаль, конечно, пользы бы от исследований еще много было… вы же про спецпрепарат должны знать? Для укоренного заживления ран? Хорошо, что на себе еще не пробовали, но это – наша работа, побочная по сравнению с созданием оборотня, но на основе этого эксперимента… там много еще чего перспективного светило по части медицины… до поры до времени.

Никто из гастатов говорить ничего не стал, но у каждого в мыслях мелькнуло, что очень правильно бросил их триарий на ликвидацию, раз уж счет пошел на дни. Такие разработки ни в коем случае не должны попадать в чужие, тем более – зареченские – руки.

…первый день пролетел как-то незаметно быстро, наверное, благодаря новизне ощущений. Не то, что бы раньше гастаты никогда не ездили в поездах, но вот в чисто гражданских, да еще и вторым классом, и практически в пустом вагоне, где, кроме их купе, было занято еще два, да и то – наполовину. А, кроме того, их рыжая попутчица до предела нагрузила мозги молодых воинов информацией, полностью посвященной предстоящему заданию, не дав этим самым мозгам детально переварить произошедшее ранним утром на квартире веселой и бойкой проститутки. Впрочем, от глубокого тонкого анализа мельчайших пластов вполне возможной в такой ситуации двойной и тройной игры молодые гастаты сейчас были также далеки, как и от философско-богословских рассуждений на тему дуализма и единобожия.

На первую ночевку в поезде компания устраивалась с усталой обыденностью давно привыкших друг к другу людей. Даже Рыжая ни на секунду не задумалась, раздеваясь при мальчишках до белья и спокойно глядя, как то же самое проделывают они. И хотя Котяра все-таки облизывался на зрелое, но еще вовсе даже не потерявшее привлекательность тело, далее визуального контакта он не пошел, наверное, все-таки сказалась предыдущая ночь, полная спиртного и секса с Машкой.

Вторые сутки прошли в томительном, пустом ожидании, наполненном почему-то предчувствием беды, неприятностей и еще каких-то бытовых катаклизмов, впрочем, ничем жизни и здоровью не угрожающих. Гастаты валялись на купейных диванах, молча почитывали запасенные Угольком книжонки, или тупо пялились в окно на однообразный, почти осенний пейзаж пролетавших мимо редких перелесков, бескрайних, казалось бы, полей, редких поселений, будто вымерших без малейших признаков жизни. Рыжая, выложив, видимо, всё, что знала, или что позволено ей было выложить гастатам, тоже томилась от скуки, то и дело срываясь в тамбур – на перекур.

Олигарх даже сперва удивился такой несуразной привычке образованной, отлично знающей биологию и человеческую физиологию женщины, поневоле вспомнив свой уже давний откровенный разговор с наставником в «учебке».

– Если ты попадешься мне выпивший, но на своих ногах и в своем разуме, я, скорее всего, промолчу, – сказал тогда наставник, прищучивший сопляка Олли за бутылкой пива. – Если напьешь, как свинья и будешь хрюкать где-нибудь на улице или в казарме – накажу и очень строго. Но если я замечу тебя даже не с сигаретой, а запахом табака, то ты, боец, вылетишь из «учебки» в течение трех часов. Ровно столько надо, чтобы правильно оформить все документы.

– Наставник, чем же сигарета или сигара страшнее спиртного? – пользуясь такой возможностью и негласным разрешением поговорить по душам, спросил в те дни совсем еще юный Олигарх.

– Страшнее? Ты правильно сказал, угадал, скорей всего, – ответил наставник. – Весь алкоголь ты выгонишь из организма за двое-трое суток. Выгонишь так, что и следа не останется. И пусть спирт разрушает печень, плохо действует на мозги и портит еще кучу органов, но ты легко сможешь вернуться к трезвости. Никотин тоже выводится из организма. Дольше, но все равно выводится. А вот те смолы, которые вместе с дымом оседают в твоих легких, не выйдут никогда и будут накапливаться с каждой затяжкой, с каждым вдохом задымленного табаком воздуха. Не верь, что учебные фильмы о вскрытии призваны просто напугать тебя черными человеческими легкими. Это обыкновенная информация, которую ты должен получить, чтобы сделать свой выбор.

– Но мы же все равно все умрем, и умрем в бою, – возразил Олигарх, окончательно осмелев. – Какая же тогда разница?

– Разница? А разница в том, что ты должен не просто умереть в бою. А перед этим убить своих врагов. Только тогда ты можешь умирать с чистой, спокойной совестью, – усмехнувшись, рассказал наставник. – А если тебе просто не хватит дыхания забитыми смолой легкими, чтобы добежать до врага? Или увернуться от его ножа? Ты ведь не хочешь погибнуть, как простое пушечное мясо, не успев сделать ни одного выстрела?..

– Спасибо, наставник, – только и смог в ответ сказать Олли.

И в самом деле, в «учебке» практически не было курящих, разве что самые старые, за тридцать, ветераны иной раз баловались ароматными трубками с длиннющими мундштуками, собирающими в себе большую часть ядовитых смол, да кое-кто из преподавателей совсем уж гражданских дисциплин позволяли себе украдкой выкурить сигаретку. А вот спиртное – на своих ногах и в разуме – было чуть ли не обязательным атрибутом любых собраний наставников и учителей. Что ж, слова у них не расходились с делом…

Но сейчас Олигарх ничего не стал говорить Рыжей, даже в шутку не вспомнив ту старую историю. Он отлично понимал нервозное состояние никогда не участвующей в боевых действиях женщины накануне, наверное, первого в её жизни кровопролития.

А к вечеру добавило тревоги в их общие ожидания начала и поведение поезда. Теперь он все чаще и чаще замедлял скорость, а то и вовсе останавливался среди пустынного поля или перед въездом на невзрачный полустанок. И проводник, до этого момента безвылазно дремавший в своем купе – обслуживать-то практически некого – начал все чаще и чаще выскакивать в общий коридор, разглядывая что-то в окнах, убегая в соседние вагоны и появляясь оттуда все более и более мрачным.

Во вторую ночь спать легли, не раздеваясь, хотя и считая в душе это излишней предосторожностью, как оно и оказалось утром. Но после их пробуждения и почти до полудня поезд едва ли одолел две сотни километров, и Уголек, упорно разглядывающий карту-схему автомобильных дорог, решился…

Когда поезд в очередной раз затормозил и, лязгнув вагонными сцепками, остановился совсем неподалеку от маленькой, казалось, насквозь просматриваемой рощицы, гастаты, предварительно заблокировав купе проводника и двух оставшихся к этому времени в вагоне пассажиров, быстро, без суеты, криков и лишних телодвижений, вытащили на край насыпи свой багаж и через четверть часа, когда состав соизволил медленно, будто нехотя, тронуться в дальнейший путь, перетаскали баулы и ящики с оружием в лесок. Здесь, под символической защитой от чужих глаз, среди чахлых стволов желтеющих березок и осин, сноровисто, привычно переоделись, помогая друг другу подогнать снаряжение и уже совершенно не стесняясь присутствия Рыжей. Да и она не засмущалась, когда потребовалось сменить и нижнее, красивое на взгляд мальчишек, тонкое синтетическое белье в легких кружевах на более практичное.

Шлемы с поднятым пока затененным забралом из легкого, но пуленепроницаемого пластика. Кольчужные рубашки с коротким рукавом, защищающие от удара ножом, срикошетившей пули, осколка на излете. Толстые, грубые штаны с вшитыми углепластовыми нитями, с набедренными кобурами для пистолетов. Поверх кольчуги – широкие, не стесняющие движений рубахи камуфляжной расцветки, тоже усиленные, упрочненные хитрыми достижениями современной химии. Поверх всего – защищенные титановыми пластинами жилеты с многочисленными карманами, в которые гастаты рассовали запасные обоймы, легкие «наступательные» гранаты, рвущиеся без осколков, запалы к ним. Все снаряжение было своим, родным и, несмотря на регулярные чистки и стирки, казалось, пахло знакомым собственным потом. А вот Рыжей все тоже самое досталось новенькое, с иголочки, еще не притертое, но тщательно подобранное именно по женской фигуре. И большую часть времени гастаты затратили на помощь именно своей спутнице, все-таки никаких боевых навыков у нее не было и в помине. Завершая снаряжение, разделили и рассовали по плоским, удобным вещмешкам аптечки, химкомплекты, противогазы, сигнальные ракеты, маленькие специальные рации, позволяющие слушать эфир на большинстве военных и гражданских частот, таблетки «сухого спирта», запас консервов, купленных еще в городе Олигархом, патроны в небольших, специально для этого предназначенных «цинках». Достали и проверили оружие: карабин, две штурмовки, – даже решились на контрольные выстрелы, все равно в округе никого. Из своей дорожной сумки Рыжая извлекла небольшой пистолет-пулемет, незнакомой гастатам модели, видимо, что-то уж очень современное и секретное или импортное, но под местные патроны, впрочем, нельзя объять необъятное, и знать досконально все виды огнестрела, выпускаемого в мире. Ящики из-под оружия, баулы, сумку Рыжей, для очистки совести, прикопали подальше в лесочке.

– Готовы? – уточнил Уголек ради их спутницы, в полной готовности товарищей по оружию он был уверен. – Тогда – пошли… пока вдоль железки, через пяток километров свернем.

Рыжая приняла его слова за чистую монету и подумала, было, что они и в самом деле – пойдут вдоль насыпи, а то и вовсе по шпалам, но гастаты прошли лишь с сотню шагов в сторону от железнодорожного полотна и – побежали. Привычным, неторопливым, размеренным бегом, через каждые пятнадцать-двадцать минут переходя на быстрый шаг и чуток отдыхая и сберегая силы, хотя, казалось, им вообще не требовалось никакого отдыха. Через час такого ритмичного, безостановочного движения женщина подумала, что сейчас упадет и просто не встанет. При всей спортивности её натуры и хорошей физической форме ей никогда не приходилось бегать так много по пересеченной местности, ведь это не пяток кругов на стадионной гаревой дорожке. Здесь под ногами шелестела желтеющая уже трава, попадались мелкие ямки, неизвестно откуда взявшиеся сухие ветки деревьев, а то и давно вросшие в землю, упавшие, казалось, в первые дни сотворения мира бревна. Но остановиться и отдышаться Рыжей не дали. Котяра и Олигарх умело подхватили женщину под руки и буквально потащили вперед, стараясь не дать сбиться с темпа, и тащили так до тех пор, пока к ней не пришло «второе дыхание». Теперь бежать стало легче, и Рыжая даже смогла с удивлением присмотреться к гастатам, которым этот бег, казалось, давался без напряжения и особых усилий, будто всю жизнь они только этим и занимались.

А на исходе второго часа женщине показалось, что рядом с ней бегут не обыкновенные, худые и низкорослые мальчишки, груженные донельзя воинским снаряжением, а некие фантастические создания изощренного разума – электронные организмы, киборги – настолько безупречно-экономными, четкими и разумными были их движения без малейших признаков усталости. Казалось, вот так, в полном снаряжении, с оружием за плечами, не глядя под ноги, а ощупывая свой путь невидимыми радарами, они могут бежать и день, и неделю, и месяц подряд, не отвлекаясь ни на что, кроме поставленной перед ними задачи.

Следующий первым Уголек перешел на быстрый шаг, постепенно замедляясь, и коротко скомандовал через плечо:

– Перекур! Отдых четверть часа. Оправиться и заправиться!

И тут же мальчишки превратились в живых, из плоти и крови. Лица их лоснились от выступившего пота, дыхание, хоть и не сбившееся, потяжелело. Не смущаясь присутствием женщины, они всего на пару шагов отошли от стоянки, от места, на котором сбросили с плеч вещмешки, и шумно, с явным удовольствием, облегчились, как и приказал командир. И Рыжая, перебарывая невольно смущение, подавляемое огромным желанием, присела в сторонке от них…

– Эх, красота, – сказал Олли через несколько минут, повторно прикладывая к губам флягу. – Вот так бы всегда о нас заботились…

– Не греши, охальник, – упрекнул его Уголек. – А то ты когда выходил в рейд без воды или патронов…

– С водой, с водой, – согласился Олигарх. – Вот только редко когда вместо воды во фляжках был витаминный коктейль…

До самого вечера, пока еще можно было что-то нормально разглядеть под ногами, они продолжали этот невероятный бег, все дальше и дальше уходя от железной дороги, при этом, правда, потихоньку сбавляя темп и чаще останавливаясь на пятнадцать-двадцать минут, но Рыжая подозревала, что делается это только ради нее, чтобы не загнать городскую женщину насмерть в первый же день. Уже в сумерках Уголек остановил их небольшую команду возле непонятно как оказавшегося на пути полуразрушенного сарая почти без крыши, зато с четырьмя стенками, и пусть одна из них полностью обвалилась наружу, три оставшиеся стояли, кажется, прочно.

– Раз, два, три, – рассчитал капрал ночное дежурство среди гастатов, начав с самого себя, и пояснил Рыжей. – А ты спишь всю ночь, завтра тебе будет тяжелее всех…

Женщина покорно кивнула, не желая спорить и пытаться доказать этим монстрам в человеческом обличии свою состоятельность. Все равно она оказалась просто на десяток порядков слабее их. И сейчас у Рыжей все прочие затмевало единственное желание – уснуть. Она даже не стала ничего есть, только отхлебнула пару экономных глотков из фляги и торопливо устроилась под стеной, подсунув под голову такой же, как у гастатов, вещевой мешок, разве что бывший почти в три раза легче.

…На утро, через полчаса неторопливого, теперь уже крадущегося движения, перед гастатами и их спутницей появились первые пригородные постройки Шейлока.

– Пришли, – невольно выдохнула Рыжая, у которой болели, казалось, все мышцы, каждая клеточка организма, вопия о чудовищной усталости.

– Да, – кивнул в ответ Уголек. – Значит, остается семь дней, как у богов на сотворение мира. Жаль, что начиная творить, они не знали, чем все это закончится…

Услышав эту сентенцию, от удивления женщина едва не шлепнулась прямо на землю, уж чего-чего, а философских рассуждений от этих вот малолетних боевых машин, почти роботов, она никак не ожидала. А Уголек, погасив замысловатой фразой предстартовое волнение, спокойно продолжил:

– Первое – база. Как определимся с местом, пройдем по городу, вживемся. Потом – поиск. Рыжая, теперь начинается твоя работа. Едва только что ощутишь, даже если мельком, даже если сомневаешься – дашь знать… – Уго на мгновение задумался, выбирая что-то необычное, как женщина ни в коем случае не могла бы обратиться к ним: – скажешь: «Мальчики…» а дальше, что хочешь, главное, чтоб прозвучало слово «мальчики», ясно?

Женщина послушно кивнула.

– Вперед!

По большому полукругу они обошли город, двигаясь скрытно, быстро, но то и дело останавливаясь, прислушиваясь к регулярно звучащим то здесь, то там одиночным выстрелам, а то и к короткой перестрелке. Звучали в основном пистолеты, редко когда – пэпэшки, всего разок гастаты уловили звук штурмовки, бьющей одиночными. Да, в городе было неспокойно, но, тем не менее, на окраинных улочках то и дело мелькали силуэты людей, по одежде – явно местных, гражданских, да и невооруженных к тому же.

Гастатам повезло, почти в прямой видимости аэропорта они наткнулись на заброшенный, старый, проржавевший ангар, в котором обнаружили еще и глубокий, бетонированный подвальчик, размером в полтора десятка квадратных метров. И хотя следы нечастого пребывания людей в ангаре имелись, гастаты решили оборудовать базу именно здесь, сложив излишнее на текущий момент имущество в подвале и хитро заминировав и бетонную подземную коробку, и внешние подходы к ней.

– Сперва желающих пуганет сигналкой, – специально для Рыжей пояснил Олигарх, главный специалист в тройке не только по снайперской стрельбе, но и по минно-подрывному делу. – Ну, а смелым, кто после этого дальше полезет, просто не повезет…

…Поиск в городе начали не с прочесывания промзоны, не с обращения за помощью в штурмовой батальон, хотя, похоже было, что сделать это придется в любом случае, а с визита к полицмейстеру, чтобы заодно, по ходу, познакомиться и с реальной обстановкой в Шейлоке.

Как это ни показалось странным, город продолжал жить, не обращая особого внимания ни на шляющиеся тут и там группы вооруженных кое-как инсургентов, ни на откровенно бандитские шайки, вооруженные гораздо лучше и вламывающиеся едва ли не среди белого дня в ювелирные лавочки и мелкие отделения банков и почты. Не мешало жизни обывателей и пребывание штурмового батальона и гвардейцев Заречья, время от времени запускающих свои патрули на улицы. Город продолжал печь хлеб, ремонтировать канализацию и водопроводные сети, работать на маленьком радиозаводике и множестве мелких частных мастерских, на фабрике по ручному изготовлению элитной сантехники, посещать больницы и церкви, продавать и покупать… приняв за неизбежный свершившийся факт множество странных людей – кто в форме, кто и без нее – с оружием в руках слоняющихся по улицам. И это удивило гастатов, наверное, гораздо больше, чем предполагаемое наличие среди горожан оборотня.

Полицмейстера они не нашли ни на службе, ни дома, видимо, он вместе с градоначальником и прочими серьезными чиновниками, заботящимися в первую очередь о себе, все-таки покинул город и сейчас пребывал где-то в более безопасном месте. Зато наткнулись на одного из его помощников по уголовному ведомству. Тот не стал изображать из себя героя дурных фильмов при виде гастатов, наверное, сразу сообразил, чем это чревато для него. И рассказал, что за последние несколько недель в городе – «да, как вы и говорите!» – было обнаружено несколько трупов, растерзанных до неузнаваемости. Ни местные бандиты, ни пришлые инсургенты, ни уж тем более военные такого себе не позволяли. Пытая иной раз людей и первые, и вторые, и третьи не разрывали их на куски, не вырывали внутренности и не надкусывали глотки. А именно так выглядели практически все жертвы нападений. Кстати, среди этих жертв оказались самые разные люди: и местные бродяги, и вполне респектабельные горожане, оказавшиеся в ненужное время в ненужном месте, и даже один из предводителей мелкой бандитской шайки. К сожалению для гастатов, география этих происшествий оказалась чересчур обширной. Тела находили аж в пяти разных районах города, находящихся друг от друга на изрядном расстоянии.

– С утра придется идти к штурмовикам, – резюмировал итоги первого дня поисков Уголек, когда они вернулись на базу.

– И лучше пораньше, еще до развода, – подсказал очевидное Олигарх, за что получил полный негодования взгляд капрала.

– И со значком, – счел за должное вставить и свое мнение Котяра.

Ночь прошла спокойно, с отдаленной стрельбой, парочкой несильных взрывов, завыванием сирен «скорой помощи» и пожарных машин. А вот специфических полицейских клаксонов слышно не было. А утром, едва-едва забрезжил рассвет, Уголек ушел к штурмовикам…

…– Я понимаю, подполковник, – спокойно сказал Уго в ответ на длинную матерную тираду командира батальона, переслужившего в своем звании уже второй срок, не проспавшемуся, плохо побритому и скверно выглядящему мужчине, после того, как назвал парольную фразу и попросил помощи людьми.

На пароль подполковник отреагировал, впрочем, спокойно. А вот просьба о людях завела его, и штурмовик сказал все, что думает о своем начальстве, дающим полномочия сопливым мальчишкам, ничего не понимающим в местной обстановке.

– Я думал, что делать это не придется, но…

Уголек споро расстегнул бронежилет, откидывая его правую полу в сторону так, чтобы на подполковника глянул бронзовый, рычащий зверь с длиннющими клыками.

– Ты взрослый человек, подполковник. Старше меня по званию, по возрасту. И вообще, в десятки раз старше жизнью, – неторопливо, но с нажимом выговаривал Уго, заставляя штурмовика в душе безоговорочно соглашаться со своими словами. – Ты когда-нибудь видел, что бы гастатов присылали туда, где могли справиться твои штурмовики, осназовцы или простые армейцы?

– Не видел, – согласился подполковник, окончательно просыпаясь и реагируя на паузу, мастерски исполненную Угольком.

– А чтобы гастатам нужна было помощь ты, думаю, даже и не слышал?..

На такой риторический вопрос штурмовику оставалось только кивнуть.

– Мне нужен взвод, лучше, конечно, два, но я уже прогулялся по городу и понимаю обстановку. Взвод – минимум, что может мне помочь. Работа не сложная. Совсем несложная. Просто прочесать парочку-другую районов. Отделениями. Самый крайний срок – это займет три дня. Через три дня бойцы вернутся на место.

«Первый раз слышу, чтоб легионеры были гончими, – с искренним удивлением подумал подполковник. – Может, и правду все эти писаки в газетках говорят – Конец Света скоро?»

– Ищем мужчину. Лет двадцати пяти-тридцати, – продолжил капрал. – Мощного телосложения, очень подвижного. Это не местный житель. Самое главное. При встрече – открывать огонь на поражение и сразу же после этого оповещать меня. Только так – стрелять, а потом извещать. При невозможности ликвидации – просто оповещать.

«Ну, хоть честно говорит парень, что не будет подставлять моих бойцов, – с внутренним облегчением подумал штурмовик. – А то, бывает, разводят бодягу: взять живым, только живым, да еще и не помятым…»

– Начать надо сегодня, прямо после развода, – додавливал Уголек. – Закончим или по результату, или через три дня, вечером, перед ужином. Инструктаж по зонам патрулирования я дам взводному и комотдам. Комбату не нужны такие тонкости, верно, подполковник?..

…сами гастаты вместе с Рыжей направились в промзону, побродить среди гаражей, мастерских, заброшенных складов и буйно заросших полынью пустырей. Обнаружить среди космического количества подвалов, подвальчиков, смотровых ям, канав, хибарок, кладовок и прочих тайничков лежку оборотня было бы невозможно и с тысячей штурмовиков в качестве поддержки, но Уголек и его товарищи надеялись на интуитивную связь своей спутницы с собственным порождением. Не слишком-то доверяя расторопности штурмовых унтеров, с легким презрением поглядывавших на юного гастата во время инструктажа, Уго сразу же поручил Котяре непрерывно слушать волну разговоров между собой комотдов и их взводного, которые сейчас пока впустую патрулировали в районах предполагаемого появления оборотня. Но ничего интересного, кроме откровенных матюгов в адрес зажравшихся тыловиков и непонятных юнцов с широкими полномочиями, пока из эфира не доносилось.

Второй день в городе прошел впустую. Но уже к концу его, когда гастаты подкреплялись консервами из своих запасов и свежими фруктами, приобретенными на городском рынке за выданное Старшим на расходы золотишко, у них, всех и сразу, возникло удивительное, стойкое ощущение того, что по мере отметания «пустых» районов незримая петля поисков все ближе и ближе подходит к пока еще мифическому логову оборотня, постепенно, но неотвратимо сжимаясь. Ощущение было таким сильным и настойчивым, что друзья поспешили поделиться им друг с другом, и даже Рыжая призналась, что чувствует нечто подобное.

И было утро, и был вечер… Третий день тоже не принес результатов, хотя штурмовики и накрыли опиекурильню и какой-то мелкий бандитский шалман. Хорошо, что и там, и там обошлось без перестрелки, все-таки авторитет у штурмового батальона в городе был довольно высокий. А вот сами гастаты просто пробродили весь день безрезультатно. Устали больше от пустых разговоров с владельцами гаражей и мастерских, от прослушивания матерщины штурмовиков и собственного пристального внимания к темным провалам заброшенных подвалов.

На следующий, уже четвертый день гастаты начали тихонечко злиться: и на оборотня, который никак не давался в руки, и на триария, пославшего их выполнять сыскную работу, к которой легионеров никто не готовил по определению, и на свою собственную беспомощность. Злость сорвали на грабивших какой-то гараж бандитах, которые попытались, было, прикинуться инсургентами, приняв непохожую на армейскую форму гастатов за обмундирование заречных, к местным «борцам за свободу» относящихся лояльнее штурмовиков. Со злости слегка переборщили, прострелив главарю ноги и намылив шеи его сообщникам до переломов рук. А чуток позже, после полевого обеда на ходу, привычно шатающийся в сторонке и активно общающийся с местными жителями Олли принес совсем уж плохую весть.

Высокого, мощного мужчину средних лет, странно одетого и непривычно ведущего себя искала группа зареченцев, очень напоминающая по описанию их снаряжения осназ.

– Дождались! – со злостью сплюнул себе под ноги Уголек. – И что теперь делать?..

Вопрос звучал риторически, но Котяра все-таки предложил:

– Может, поглядеть на этот осназ по-зареченски? Их всего-то десяток…

– На этих поглядишь – других пришлют, – возразил Олигарх. – Да и время потеряем, они ведь тоже – не сидят на месте, нас дожидаючись

Тут Рыжая поняла, что тройка гастатов вполне серьезно раздумывает, как бы уничтожить десяток зареченских осназовцев, о которых вполне заслуженно шла серьезная громкая слава, как о непревзойденных бойцах.

– К чертям! – принял решение Уголек. – Наше дело – не с зареченскими концами меряться, а ликвидировать объект! Ничего не меняем, только смотрим по сторонам внимательнее…

…А на пятый день, ближе к вечеру, эфир неожиданно взорвался: «Вот он! Где?! Кто? Смотри! Огонь! Вы что?.. стреляй!!! Уходит!!!», и голоса покрыл разъяренный треск штурмовок.

– Где это? – нервно рванул за плечо во время включившего внешний динамик рации Котяру капрал.

– Четверть часа назад они входили на Лазоревую, – не обратив внимания на резкость Уголька, четко ответил Кот. – Улочка маленькая, но может, еще до сих пор там…

– Бегом! – скомандовал Уго, мгновенно приметив, как совсем недалеко из ржавой коробки старого гаража выезжает медленно, будто нехотя, чей-то старый автомобиль.

Проситься подвести, объяснять ситуацию было просто некогда, и злосчастного хозяина авто вырвали из машины, оттолкнули к стенке гаража, даже не показывая оружия. Впрочем, тот был счастлив уже тем, что остался жив после внезапного налета троих буйных в камуфляже и рыжей, высокой девицы, сопровождавшей этих по лицам и фигурам совсем мальчишек, отобравших его автомобиль.

За руль сел Уголек, буркнув невнятно: «Олли, за штурмана!» и, к искреннему удивлению самого Олигарха, детская память вкупе со старательным изучением туристической схемы города не подвела. До пока еще неизвестной им самим Лазоревой улицы гастаты долетели за шесть минут, кубарем вывалились из автомобиля и рванули, было, дальше, но, оказалось – бежать некуда, Уголек, приметив издали скопление людей, очень удачно притормозил рядом с ними.

Шагах в пяти отсюда, на потертом и замусоренном, старом пенобетоне лежал окровавленный человек и после смерти своей продолжавший сжимать правой рукой сильно поврежденную штурмовку. Фасад дома, возле которого лежал убитый, был испещрен многочисленными следами пуль, дальше – по улице, следов на фасадах домов становилось всё меньше и меньше. А неподалеку теснился кружок штурмовиков, сбившихся спина к спине и ощетинившихся стволами. Рядом с ними, бледный, как призрак, нервно переминался с ноги на ногу офицерик, подпоручик, если судить по тусклым полевым звездочкам на измятых погончиках, возрастом совсем на немного перегнавший гастатов.

– Кто старший! – властно затребовал Уголек, сразу шагнув от машины к штурмовикам.

Наверное, этот окрик оказался последней каплей, добившей сорвавшиеся «с резьбы» нервы молоденького офицерика. Тот поднял руку с зажатым в ней табельным пистолетом, мелкими шагами мгновенно переместился к капралу и заорал фальцетом, срывая голос:

– Ты!!! ты послал людей на смерть! А сам отсиживался где-то! за их спинами! Я тебя сейчас!..

Пистолет в руке Уголька мелькнул на секунду, выстрелил и тут же вернулся в набедренную кобуру. От удара пули в грудь офицерик потерял равновесие, попытался отшагнуть от гастата, но не успел, уже умер и грохнулся бесчувственным мешком на пенобетон. А капрал бесстрашно распахнул бронежилет, нарочито демонстрируя остолбеневшим штурмовикам бронзового махайрода, и повторил:

– Кто старший?..

– Унтер-офицер второго взвода первой роты… – шагнул из кружка ошалевших, испуганных внезапно обрушившимися на них событиями солдат один из них, постарше, с густыми прокуренными усами.

– Достаточно! – поднял ладонь Уго. – Что случилось?..

– А чему тут было случаться? – нескладно, нервничая, отозвался унтер. – Шли по улице, в подвалы, понятное дело, постреливали…

И он указал на узкие отдушины, черными пятнами опоясывающие фундамент каждого дома.

– …тут он и выскочил. Откуда – вряд ли кто понял, но Саня, то бишь, рядовой Чернец, ему на пути попался… в клочья… а потом – мы стрелять, а он – побежал, только – люди так не бегают, господин легионер, – сделал свой вывод унтер. – Вам, конечно, сообщили, но уж вы к нам ехали… всё.

– Ясно. Собирайте взвод, подберите тела и возвращайтесь в батальон. Подполковнику скажете от моего имени, что ваше задание закончилось, – распорядился Уголек, тут же теряя интерес к живым штурмовикам, вряд ли они могли что-то добавить к словам унтер-офицера, и устремляясь к погибшему.

Рядом с товарищем тут же очутились и остальные гастаты, до того момента, разойдясь в стороны, прикрывавшие его с флангов. Подошла и Рыжая, но как-то угловато, неуклюже, нехотя, будто боясь взглянуть на страшное дело рук своего детища.

Убитый лежал на спине, а грудь его представляла собой кровавое месиво порванных мышц, вывернутых внутренностей, торчащих костей… Олигарх присел на корточки, тщательно осматривая жутковатую картину повреждений, а через десяток секунд поднялся на ноги и сказал:

– Понятно. Он ударил штурмовика в грудь. Наверное, кулаком. Пробил мышцы, ребра, а потом просто потянул руку назад. Вот и вывернул… натурально – все наизнанку.

– Мальчики, – вдруг сказала Рыжая, – мальчики, это все так неприятно…

Со стороны, может быть, и прошло незамеченным, как гастаты мгновенно напружинились, подняв стволы оружия на уровень груди и внимательно оглядывая малейшие укромные местечки, в которых мог затаиться оборотень. Но ничего подозрительного на первый взгляд в округе не было, и тогда Уголек нервно поторопил все еще переминающихся с ноги на ногу штурмовиков:

– Живо! Забирайте тела – и марш-марш отсюда! Быстрее!

И тут же, меняя командный голос на сдавленный шепот, обратился к женщине:

– Где?..

– Там… – слабо взмахнула она рукой в направлении дальнего палисадничка перед старинным, изрядно потрепанным временем и нерадивыми хозяевами особнячком метрах в полста дальше по улице. – Там… слабеет… уходит… пропало…

– Ну, и ладно, – тем же шепотом выговорил Уголек, бегающим взглядом провожая удаляющихся штурмовиков и контролируя свой сектор улицы. – Теперь мы хоть знаем кое-что…

– Он вернется, – с неожиданной твердостью сказала Рыжая, похоже, так же ожидавшая ухода штурмовиков, как лишних свидетелей. – Вернется сюда. Обязательно. И скоро.

– Мне бы твою уверенность, – теперь уже громче отозвался капрал и попросил соратников: – Прикройте. Пошли, Рыж…

В низком и темном подвале, в который они попали, обойдя дом с торца, было сухо и относительно чисто, если не обращать внимания на застарелый строительный мусор и паутину в углах. Правда, то тут, то там встречались неизвестно каким ветром сюда занесенные куски старого, затвердевшего и гремящего, как жесть, брезента разных размеров. Аккуратно отодвигая их ногой с дороги, Уголек добрался да стены напротив вентиляционной отдушины, в которую и стреляли штурмовики, проходя мимо дома. Сперва показалось, что тут нет ничего необычного, даже следов от пули, непременно поцарапавшей, хотя бы поверхностно, старый, потемневший от времени кирпич кладки. И только внимательно приглядевшись, гастат обнаружил на запыленном полу короткий след волочения брезента и несколько капель свежеподсохшей крови. «Вот так, – подумал Уго. – Лежал себе, отдыхал простой и тихий оборотень. Вдруг – стрельба. Пулей его и задело, может, даже и разбудило в тот самый момент. Он и взбесился. А кто бы, интересно, остался спокойным? Вот только я бы не полез, сломя голову, на улицу, не разобравшись досконально, в чем тут дело… а этот… наверное, и правда – одичал совсем».

– Что там? – позвал от дверей начавший волноваться Олигарх.

Прежде, чем ответить, Уголек посветил в лицо женщине, стоящей рядом, но не бесцеремонно, ослепляя, а как бы просто подсветил, пытаясь разглядеть её реакцию на увиденное. Рыжая отрицательно покачала головой, мол, нет, ничего не чувствую, похоже, оборотень ушел уже далеко.

– Проходите, – позвал товарищей Уго.

Даже при их небольшом росте гастатам пришлось передвигаться, склонив головы, а уже притомившаяся стоять в полусогнутом положении, Рыжая просто присела на корточки в ожидании.

– Уже устроились? – не очень-то уместно пошутил Олигарх, добравшись до парочки. – И что теперь делать будем?

– Подойдет Котяра – решим, – отозвался капрал.

Ждать долго не пришлось, замыкающий гастат появился из мрака подвала в световой круг буквально через десяток секунд со свойственным ему очень каверзным вопросом:

– И чо?..

Фонарик давал достаточно света, чтобы женщина смогла заметить, как гастаты обменялись быстрыми взглядами, потом еще и еще раз… Начинающая привыкать ничему не удивляться Рыжая вдруг поняла, что присутствует при самом настоящем, реальном сеансе телепатии, без магических шаров и черных портьер, без лабораторных халатов и кучи датчиков на телах испытуемых.

«Засада?» «Да» «Он не полезет в подвал, это тупик» «У него нет выбора» «Выбор есть всегда» «Его зажали с двух сторон: мы и зареченцы» «Он должен уходить» «Без контакта с Рыжей он не уйдет» «Уверен?» «Так же, как и ты» «Проклятье» «Значит, работаем…»

– Рыжая – в угол. Оттуда – ни шагу. По нужде – в соседний, – распорядился Уголек, прекращая сеанс телепатии. – Кот – к дверям, сделай так, чтобы тебя было незаметно при входе. А Олли закроет дверь карабином отсюда, хоть кое-как, а силуэт разглядеть можно...

…За ночь женщина с десяток раз произносила сакраментальное: «Мальчики…» Зверь то подходил поближе, то вновь отдалялся на недосягаемое для человеческих чувств расстояние. А едва рассвело, кажется, ушел совсем, наверное, на другую дневную лежку. Вот только – надолго ли?

Измотанная фактически бессонной ночью, зловещим ожиданием и предыдущими вовсе не оптимистическими событиями Рыжая под строгим конвоем гастатов вышла из подвала хоть немножко размяться, поглядеть на небо и подымающееся солнышко. Побледневшая, резко сдавшая за эту ночь она выглядела едва ли не старухой рядом с привычно бодрыми, внимательными мальчишками, которым, казалось, нипочем было проведенное без сна время от заката до рассвета, после целого дня беготни по промзоне, и жутковатое зрелище растерзанного штурмовика, и напряженное ожидание оборотня.

– Не знаю, может я и не права, – неуверенно сказала женщина, обращаясь к Угольку, хотя речь её касалась всех гастатов. – Мне кажется, он не зайдет в подвал. Чувствует вас, чувствует, что я не одна…

– Я это уже понял, – расстроено отмахнулся Уго. – Поспешили мы, в горячке все вместе и набились в подвал. Потом уже поздно было выходить, он рядом бродил, мог напасть, а в рукопашную с ним все-таки лучше не связываться. Сейчас прогуляемся, разомнемся немного, а потом – разбежимся. Ты – обратно в подвал, а мы – тут останемся. Пожалуй, сейчас это единственная надежда.

…позиции определили быстро. Котяра – справа от входа, едва ли не в открытую, прямо на улице, прикрываясь лишь невысокой кладкой из старых, давно подгнивших досок, непонятно, как и зачем оставленных возле дома. Слева, в густых зарослях сирени из-за отсутствия ухода превратившихся в настоящие джунгли, устроился Уголек.

– А ты – на чердак? – почти не сомневаясь в выборе своего снайпера, спросил капрал у Олигарха.

– А вот и не угадал, – засмеялся Олли. – Наверное, так всякий решит, больно уж позиция подходящая, и улица, и вход в подвал – как на ладони… А вот рядышком – тополек растет. Он хоть и пониже будет, чем чердачное окно, и ветки, по идее, мешать должны, но вот там-то меня и не ждут…

– Действуй, – кивнул Уголек.

Они разошлись по места, предварительно договорившись о времени отдыха – «подремать на ходу» – и приема пищи, чтобы в такие моменты подстраховать друг друга.

…весь день на юго-западе города, где базировалась бригада зареченцев, по численности, пожалуй, превышающая батальон штурмовиков, шла ожесточенная перестрелка. Похоже было, кто-то серьезно пробовал на прочность вечных недругов. К вечеру уже из полдюжины мест в том районе подымались густые, маслянистые на вид клубы дыма, и пожары не собирались, казалось, стихать, подсвечивая приближающиеся сумерки зловещим огнем. А стрельба, правда, чуток притихнув, продолжалась и всю ночь, и на следующее утро… а уже днем развернулся настоящий бой с активным применением минометов, гранат, крупнокалиберного оружия…

Оборотень появился вечером седьмого дня, когда солнце уже клонилось к закату, вытягивая на пенобетоне и земле длинные тени от домов, деревьев и редких прохожих. Не заметить, не обратить на него внимания было невозможно. Высокий, чрезвычайно широкоплечий мужчина, чуть ссутулившись, опустив лицо почти параллельно земле, передвигался по улице странными рывками, за доли секунды преодолевая несколько десятков метров, потом застывая на месте, будто сканируя окрестности неким внутренним радаром, и убедившись в относительной безопасности, вновь продолжал свой путь. Он был очень странно одет в изрядно разодранный синий ситцевый халат до колен, через дыры которого виднелось голое тело, и какое-то жалкое подобие домашних тапочек, измазанных землей, сажей и еще невесть чем. На секунду задержавшись перед маленьким, пустынным двориком между торцами двух домов, он рванулся к заглубленному входу в подвал…

– Держи его! – в голос заорал со своего места Олигарх, ловя в прицел голову и спину оборотня.

Но мог бы и не кричать. «Тах, тах, тах», – заговорила одиночными выстрелами штурмовка Котяры, и пули начали одна за другой врезаться в левый бок, плечо, грудь… «Тах-тах, тах-тах-тах, тах-тах», – короткими очередями отозвалось оружие Уголька, разрывая правую сторону звериного тела. Если бы не этот дружный залп, еще неизвестно, что получилось бы, и как сложилось в дальнейшем, но сдерживая сильнейшие, выбивающие дух, удары пуль поочередно с обеих сторон, стараясь удержать равновесие, оборотень на несколько секунд остановился, поводя плечами и чуть раздвинув в стороны руки. Этих мгновений хватило, чтобы одна и вторая тяжелые трехлинейные пули, выпущенные из дальнобойного карабина, вошли точно в лохматый затылок. Третью и четвертую Олигарх выпустил уже рефлекторно, чуть ниже, под основание черепа.

Тяжелое тело с размаху упало ничком, взбив со старого пенобетона крошечное облачко пыли, но еще почти полминуты продолжались судорожные движения мощных рук и ног оборотня, хотя обычный человек был бы мертв уже в первую же секунду после попадания пули в затылок. «Это ж что же они такое сотворили?» – чуть отрешенно подумал Уголек, выжидая, пока упавшее рукотворное чудовище замрет навсегда.

Пока капрал и Кот выжидали, вольно и невольно опасаясь подходить к убитому, во дворик шумным вихрем, топая и будто бы даже громыхая металлом о металл, ворвался Олигарх. И тут же бросился к телу, ни секунды не сомневаясь в результате собственной стрельбы. Котяра хотел бы последовать примеру товарища, но был остановлен строгим жестом Уголька: «Стоять, наблюдать!» Подавив в себе мальчишеское, жадное любопытство Кот остался на месте, лишь искоса поглядывая, как Олли, кряхтя от натуги, переворачивает на спину тяжеленное тело оборотня. Сам Уголек тоже не торопился приближаться. Теперь, когда работа завершена, до отлета еще четыре с лишним часа, и остается лишь прихватить из подвала Рыжую, а с базы – личные вещи, можно позволить себе неторопливость и нарочитое равнодушие, даже если ликующее сердце готово выскочить от радости из груди.

Но вот Олигарх почему-то отнюдь не считал дело сделанным до конца. Внимательно вглядевшись в лицо оборотня, больше похожее на маску древнего питекантропа с тяжелыми надбровными дугами, но маленькой, как бы спрятанной челюстью и совершенно незаметным носом, гастат, пачкаясь в продолжающей вытекать на пенобетон крови, разорвал синий халат на груди чудовища. В руке Олли блеснул боевой нож, и, к удивлению товарищей, снайпер принялся вырезать с тела оборотня кусок кожи, покрытый сизой вязью греческих и латинских букв вперемешку с цифрами – татуировку, расположенную на груди, повыше сердца, во всяком случае, того места, на котором расположено сердце у обычных людей.

– На сувениры полосуешь?.. – поинтересовался Котяра. – Мне тоже отрежь ухо там или мизинец…

– На отчетность, – ответил Олигарх, ловко упаковывая лоскут кожи в маленький пластиковый пакетик и засовывая тот под бронежилет. – Я на вокзале не только квитанцию от камеры хранения получил, еще и пару заданий…

– А второе какое?

Но Олли не стал отвечать на резонный вопрос Уголька, торопливо рассовывая под лежащее тело серые, с металлическим отливом, бруски, размером в ладонь. Приметив это, капрал быстро сделал пару шагов назад, к своей позиции в кустах сирени. А гастат, сунув к одному из брусков боевого термита запал, тоже резво отскочил к торцу противоположного дома.

Полыхнуло, будто белое солнце зажглось посреди маленького дворика. И даже не успело потянуть тем тошнотворно-отвратительным сладковатым запахом сгоревшего человеческого мяса, как на старом пенобетоне образовалось черное пятно, лишь отдаленно напоминающее человеческий силуэт, покрытое свежим, горячим еще пеплом.

«Вот и все об этом человеке… – подумал Уголек. – Интересно, из какого романа эта фраза? И почему именно она сейчас пришла мне в голову?»

На пороге подвала, нарушая все данные ей инструкции, появилась Рыжая, наверняка ощутившая приближение оборотня и взволнованная начавшейся и внезапно оборвавшейся стрельбой во дворике. И в ту же секунду, усиленный простеньким мегафоном, раздался голос, выговаривающий слова с чудовищным акцентом:

– Всем оставаться на местах! Вы есть в окружении! Бросать оружие!

И во дворик, сметая все на своем пути, как им казалось, ворвались с полдюжины гвардейцев Заречья, в специфической голубовато-черной форме, в полной боевой амуниции, резво водя по сторонам длинными стволами своих штурмовок.

Уголек подался еще дальше в заросли сирени, Котяра вскинул к плечу уже опущенное, было, оружие… сложнее всех пришлось Олли, оказавшемуся буквально в центре событий, да еще и с одним ножом в руках, хотя…

Рыжая, застыв в полном оцепенении, еще только решала, падать ли ей на землю плашмя, как бревно, или тихонечко опуститься на корточки и попробовать заползти обратно в подвал, а штурмовки Уго и Кота выбили из строя троих из шестерки нападавших. Еще двоих легко, как на учениях, взял на нож Олли, а последний, оказавшийся ближе всех к улице попробовал было уйти, рванул изо всех сил в сторону своего же резерва, рассредоточившегося вдоль улицы… Но Олигарх уже успел сменить нож на пистолет… и достал убегавшего в спину…

Женщина так и ничего и не успела предпринять, когда, взявшись за руку повыше локтя железной хваткой, Уголек, потащил её в узкий проход между домами, ведущий на соседнюю, такую же коротенькую и узкую, как Лазоревая, улочку. Следом за ними устремился Олли, на ходу засовывая пистолет в кобуру и сбрасывая с плеча карабин, а последним бежал Котяра, спиной чувствуя взгляды уцелевших гвардейцев… он на секунду притормозил, вставляя запалы, и одну за другой метнул через плечо наступательные гранаты, отбивая у заречных охоту преследовать гастатов по горячим следам…

После длительного, бестолкового ожидания, после не менее бестолковых и нудных поисков быстрое и без особых хлопот выполнение задания и последовавший затем огневой контакт с вечными недругами повысило настроение мальчишек до поднебесных высот. К старому заброшенному ангару они долетели минут за тридцать, и это при том, что Рыжая постоянно притормаживала их стремительное движение по городу. Не забыв внимательно осмотреть сигнальные, сторожевые ниточки и веточки, выложенные в особом порядке перед входом и на полу ангара, и убедившись, что их базу не посещали посторонние, возбужденные и счастливые гастаты спустились в бетонный мешок подвала.

– Берем пяток банок тушенки, воду, двойной боекомплект и личные вещи, – распорядился Уголек, устанавливая в углу «на попа» мощный фонарик.

– И куда потом? – спросила Рыжая, кажется, только сейчас немного приходя в себя.

– В аэропорт и домой, – скупо просветил её Кот, уже расположившийся на полу и набивающий патронами практически опустевший за время боя магазин своей штурмовки.

Его товарищи тоже первым делом занялись оружием. Потом размашисто побросали в угол оказавшийся лишним инвентарь, амуницию, да кое-что из боезапаса.

– Уходим…

Рыжая, единственная, которой перебирать оказалось нечего, склонилась к своему вещмешку, готовясь подхватить его, забросить пока только на одно плечо и вскарабкаться вслед за гастатами по узкой бетонной лестнице в пяток ступенек. Она так и не успела понять, что уже умерла, уткнувшись лицом в грубую прочную ткань…

Олли сунул пистолет в набедренную кобуру, глянул мельком на товарищей. Котяра тряс головой, чуток оглушенный выстрелом в замкнутой бетонной коробке. Уголек глазами спросил: «Это – тоже задание?» «Да» «А какие у тебя еще остались?»

– И всегда хорошо, если честь спасена, – поставил точку Олигарх. – Если другом надежно прикрыта спина!

Покидая ангар, он привел в действие настороженный против непрошенных гостей простенький механизм, и полдесятка зарядов, заложенных в разных точках бетонного подвала, надежно похоронили остатки их имущества и тело рыжей женщины…

…в едва начинающих сгущаться сумерках силуэт малюсенького транспортника в камуфляжной, военной раскраске, но с крупными ярко-белыми цифрами на фюзеляже «двенадцать-сорок три», начинал, как бы, растворяться, теряясь где-то в пространстве между горизонтом и пожухлой травой, окружающей самую дальнюю на аэродроме взлетную полосу.

Дождавшись, когда летчик в очередной раз заведет двигатель, гоняя винты на холостом ходу, а из боковой дверцы нервно выглянет то ли инженер, то ли бортмеханик, то ли просто второй пилот, гастаты поднялись из узкой, неудобной канавки всего-то в полусотне метров от самолета и ленивой рысью направились к ожидающему их транспорту. Дернувшийся, было, обратно в салон бортмеханик задержался, с прищуром, внимательно вглядываясь в бегущих. В пяти шагах от гудящей винтами машины гастаты притормозили, поднимая темные забрала бронешлемов и демонстрируя встречающему свои лица: черноглазое, сероглазое, голубоглазое…

– Хорошо, что успели до темноты, – вместо приветствия сказал бортмеханик. – Прыгайте в салон, в углы на хвосте для нормальной центровки. Сейчас взлетаем…

«Я двенадцать-сорок три, я двенадцать-сорок три, иду на взлет…»

«Какой взлет? Ты обалдел? Тебе кто разрешал? В городе бойня, аэропорт закрыт…»

«Не шуми, диспетчер, полоса свободна, небо надо мной чистое. Иду на взлет!»

«Выключи двигатель, оставайся на месте! Тебя же собьют, только подымешься!»

«Да поздно уже, говорю же – не шуми… я в воздухе… прощай…»

Машина оторвалась от бетона и медленно, но уверенно начала набирать высоту… и ни разъяренный нахальным поведением борта «двенадцать-сорок три» диспетчер, ни пилот самолета, ни кто другой во всем этом мире не могли заметить, как из маленького перелеска в десяток чахлых затравленных авиационными выхлопами деревьев потянулся вслед уходящей в небо машине тонкий дымный след, начинающийся от короткого серебристого тела маленькой зенитной ракеты…

«Адмиральским ушам простукал рассвет:

«Приказ исполнен. Спасенных нет».

Гвозди б делать из этих людей:

Крепче б не было в мире гвоздей.»(с)

Регистрационный номер №0059808

от 3 июля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0059808 выдан для произведения: