Шли тем же порядком: Волга, Лиза, я с Чёлей. Мы немного отставали: хромая, Чёля не могла поспевать. Девчонки уходили далеко вперёд, делали привал, ожидая нас, затем мы с Чёлей отдыхали, а они продолжали путь.
Тропа относительно чистая, грязь почти подсохла, не тянулась за обувью. В сапожках было намного легче идти, чем в разбитых сандалиях, одно неудобство - жарко ногам, потеют, изнуряющий зуд между пальцев. На каждом привале разувался, давал ногам подышать, обсохнуть.
Часа через два край тропы стал увеличиваться с каждым метром, а вскоре и каменная стена отступила далеко влево, плавно перешла в осыпи.
Мы облегчённо вздохнули: можно расслабиться, ибо сверху на тебя не упадёт случайный камень, а неосторожное движение не швырнёт тебя вниз по склону на дно речки. Тропа теперь, едва различимая, шла сквозь заросли травы и редких деревьев-карликов. Стройные, конусовидные, усыпанные зелёными ягодами. Издали похожи на коренастые ёлки. Арча, если не ошибаюсь.
Вокруг настоящие джунгли. Мы сделали более долгий привал, перекусили. Девчонки также переоделись в сапожки. Перед этим Волга отлучилась в "джунгли" и вскоре вернулась с пучком каких-то сухих метёлочек. Продолжая хранить молчание, Волга тщательно растёрла метёлки в пыльцу, которую затем высыпала в сапожок Лизы, потрясла его и пересыпала пыльцу во второй сапожок. Затем то же самое проделала со своими.
- Это зачем?
Вопрос Лизы остался без ответа. Волга вопросительно глянула на меня, перевела взгляд на мои ноги. Я прятал их в траве, ибо её прохлада немного смягчала нестерпимый зуд. Я молчал, не услышав вопроса. Волга что-то промолвила, одними губами, решительно приблизилась ко мне, протянула на тряпице горку серовато-жёлтой пыльцы. Интуитивно я догадался, что это средство от потливости ног. Несколько секунд пережил противоречивое чувство: и великую благодарность и злость, что не предложила раньше, и я целую вечность шёл и мучался.
- Спасибо,- произнёс, стараясь, чтобы благодарность преобладала.
Дрогнули губы девчонки, на лице прямо читались виноватость и покорность. В чём дело? Её благодарят, а не ругают, как нерадивую рабыню...
- Что с тобой случилось?
Волга дёрнулась, отвесила поклон и вернулась к своему "рюкзаку".
- Ты что-нибудь понимаешь?- глянул я на Лизу.
Пожала плечами, внимательно посмотрела на Волгу. Та ещё больше сжалась, низко опустив голову, точно в ожидании удара.
- Может... у неё сломался переводчик, и она неправильно нас понимает,- осторожно предположила Лиза.
Чёрт! а ведь похоже на то. Неспроста ведь замолчала. Как же нам быть?
- Па, мы идём или нет?
- Конечно, идём.
Я вырубил себе палку, сказал, что пойду первым. Волга подавлено поменялась местами.
Орудуя палкой, я "прорубал" просеку, по которой даже хромая Чёля шла без запинки. Всё больше становилось цветов. Жалко было их кромсать, - сердце защемило, - но... такова их участь. Изящные белые зонтики царили над лиловым шалфеем, жёлтыми и фиолетовыми люпинами, красной кровохлёбкой... Это лишь те, что я уверенно знал, разумеется, здесь всё в полтора-два раза крупнее и выше. Самые низкие цветы я мог достать, лишь вытянув руку вверх. Воздух пропитан особенно нежным и сильным запахом, точнее смесью запахов. Такое ощущение, будто разом расплескали несколько видов женских духов и одеколонов. На наше счастье всю дорогу поддувал прохладный ветерок, не будь его, лично я от этой парфюмерии одурел бы. Слегка муторно всё же было, так, что я совершенно утратил чувство времени. Сколько мы шли сквозь "джунгли"- час? два? пять? - я не смог бы сказать даже приблизительно. Благо ноги, обработанные пыльцой, оставались сухими, и совершенно не устали. Обязательно узнаю, что за метёлки Волга растирала - ценнейшее средство.
Впереди послышалось весёлое журчание ручейка. Ура! едва не закричал я. Залитое соком трав, обсыпанное цветочной пыльцой тело ззудило, постоянно хотелось чесаться. Особенно, голову. Ручей-это много воды! А много воды, значит, можно ополоснуться! Каждая клеточка моего тела ликовала, предвкушая скорое блаженство.
Не сомневаюсь, что у девчонок тоже.
Последние взмахи моего "мачете" - и я вырвался из джунглей на ровную поляну. В укромном местечке, рядом с плоским валуном, отдалённо напоминавшем сплющенный грузовик, с огромным облегчением сбросил "рюкзак" и рухнул на мягкий травяной ковёр. Через пару-тройку минут тоже сделали девчонки. Чёля залезла под самый камень, тяжело дыша.
Ручей журчал где-то за валуном. День шёл к исходу: солнце медленно опускалось, скользя по вершинам гор. Ещё немного и здесь ляжет тень, станет холодновато, так что не время разлёживаться: пора позаботиться о ночлеге.
- Заночуем здесь. За работу!
- Кто спорит, - вяло отозвалась Лиза.
Волга, казалось, покорно ждала указаний-приказаний. Нет, этот вид служанки виноватой во всех смертных грехах, меня начинает раздражать! Вот устроимся, в лепёшку расшибусь, а добьюсь объяснений.
Я занялся заготовкой дров, благо вокруг было предостаточно сухих веток арчи. Совсем недалеко стояли два сухих деревца. Присутствие воды меня точно подстёгивало: куда только усталость делась.
Свалив деревца, обрубил ветки, затем разрубил ствол на три части каждый. Всё стаскал к валуну. Брёвнышки пристроил шалашиком у выпуклого бока валуна, где Волга из камней мастерила очаг. Для надёжности наверх шалаша можно набросать травы, и получится недурственно.
Не дожидаясь указки, Лиза сама определила себе занятие: наломала веток. Часть мы закрепили по бокам шалаша, часть пошла на ложе. Вынули все одеяла, два решили употребить на крышу. Протыкая острой палочкой отверстия, "сшили" их в один полог, накинули на шалаш. Как раз что надо! Края у самой земли, оттянув, закрепил колышками, как это делается с палаткой.
Волга кашеварила, сосредоточенно, будто нас с Лизой здесь вообще не было. Какая-то она уж очень странная становится. Неужели так подействовал нагоняй от "начальства"? Или всё же что-то другое?
Я взял полотенце, чистую одежду, и отправился к ручью. За валуном раскинулся пологий луг, его площадь делила надвое извилистая ярко-зелёная с сиреневыми вершинами полоска мяты. Под ней и сочился родничок со студёной водицей. У его истока теснились кусты с яркими красными ягодами, похожими на землянику. Чуть ниже по течению заводь, вокруг вся земля изрыта, по следам, вроде кабанами. Здесь же, на перепаханной их рылами земле, следы изящных копытец косуль.
Внезапно за заводью раздаются точно маленькие взрывы: с резким хлопаньем крыльев в воздух взлетали куропатки. За моей спиной весело залаяла Чёля. Меня не испугались, решили пересидеть, а от собаки прыснули прочь. Однако улетели не совсем: расселись по камням. Чёля перепрыгнула родник, и, по щенячьи взвизгивая, потешно прихрамывая, пустилась их гонять.
Я разделся, и с огромнейшим удовольствием ополоснулся обжигающей водицей, затем растёрся до красна полотенцем и быстро оделся. Самочувствие - высший класс!
Вернулась Чёля и последовала моему примеру: кинулась в заводь, переплыла на мою сторону, шумно отряхнулась, обдав меня брызгами.
- Тьфу, на тебя! - шутя, ругнулся.
Чёля замерла, глянула виновато, но, сообразив, что не злюсь, оскалилась в улыбке. Лишённая обеих ушей, одноглазая Чёля смотрелась просто уморительно.
- Очень смешно, да? Ладно, пошли, поклюём, что хозяюшки приготовили.
Бодрые, свеженькие мы вернулись к нашему биваку, где получили по миске тушёной фасоли с копчёным мясом. Лиза, видимо измотанная переходом по "джунглям", вяло ковырялась в миске, борясь с сонливостью.
- Сходи, умойся.
- Не хочу. Пойду спать. Чёля, девочка, доешь, будь другом,- не дожидаясь согласия, выгребла из своей миски в чёлину.
- Посудку помой за собой, госпожа.
Глянула искоса, насупилась, но встала и ушла к роднику.
Волга ела отрешённо, глядя в пространство. Нет, так не пойдёт: угнетающе действует. Надо всё же разговорить её, успокоить, убедить, наконец, что такая она...
У родника дико завопила Лиза. Мы резво вскочили, уронив миски. Чёля лишь на мгновенье оторвалась, прислушалась, и вновь принялась спокойно есть.
Мы с Волгой стремглав неслись к роднику, где Лиза, сжавшись, тряслась, как осиновый лист.
- Что?! - подлетел я.
Губы её прыгали, показала рукой: вон. Метрах в пятидесяти от нас неторопливо шёл медведь, размером чуть больше овцы, но по виду явно взрослый. Занят странным делом на первый взгляд: выворачивает из земли камни, берёт передними лапами, встаёт на дыбы и бросает камень вниз по склону. Нас мишка абсолютно игнорировал.
Впрочем, ветер дул от него, а шум летящих камней, очевидно, заглушил крик Лизы. Напряжённо вглядевшись, я понял: не ради забавы выворачивал камни мой тёзка- под ними была еда, какие-нибудь жучки-червячки. А вот швырял камни уже забавы ради.
- Чего было кричать? Идёт себе Миша, ужинает, не трогает...
Видимо на Лизу нашла полоса капризов, психанула, буркнула что-то невнятно и понеслась к шалашу.
Я глянул на Волгу: она ещё больше стала странной. Какая-то пришибленная, бледная, губы быстро-быстро шевелятся беззвучно: молитву, что ли читает?
- Ты заболела?
Точно не услышала, пошла, низко опустив голову.
Лиза уже лежала, закутавшись в одеяло с головой. Волга подбросила дровишек в костёр, села рядом, опустошённая, вяло уронила руки на колени.
Я попытался ещё раз заговорить, но девочка не отзывалась.
Налил себе чаю, взял кусочек сахара. Типа кускового рафинада, а по виду, как слиток чистой слюды. Я пил, смакуя, ароматный чай в прикуску, смотрел на Волгу и мучался: как понять, что с ней, и как помочь?
Слишком быстро стемнело. Чистое небо значительно приблизилось. Точно окна в огромном многоквартирном доме зажигались звёзды, крупные, яркие. На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь сонным бормотанием родничка. Даже ветерка не было.
Вдруг заухал филин, словно команду подал, и тишину разметали всевозможные крики, писки, визги, волчий вой. Началась ночная жизнь обитателей этих мест.
Покончив с затянувшимся чаепитием, я поднялся, подошёл к Волге, опустился перед ней на колени:
- Послушай меня: с тобой что-то творится, ты не таись- расскажи. Мы одна команда. Мне достаточно капризов и истерик дочки. Ещё ты будешь молчать. Что получится? Сплошная нервотрёпка.
Волга смотрела мне в лицо, подчёркнуто внимательно ловила каждую буковку: так слушает провинившаяся рабыня, опасаясь навлечь на себя новые наказания.
- Ну? Что случилось? Если ты будешь молчать, я не смогу тебе помочь.
Она заговорила, по-своему, разумеется, я ничегошеньки не понял. Только отметил виноватый тон, оправдывающийся.
- Извини, я не бельмеса. Нельзя ли всё снова, но уже по-русски?
Энергично замотала головой, затем повернулась в профиль, отвела волосы от уха: бусинки не было. Теперь понятно. Во время урагана или позднее, спасая Чёлю, Волга потеряла "передатчик-переводчик", оставшись без связи, она растерялась, почувствовала себя совершенно беспомощной. Винила, конечно, себя, а не ураган: не уберегла Дар Матери. Очевидно и психи Лизы принимала на свой счёт: сердится Дух Любелизы за её растяпство... Бедная девчушка! С малолетства приученная исполнять волю Матери, передаваемую Старшими, она и скисла, лишившись управления. Фанатичная религиозность мешает ей осознать, что вины её в случившемся нет. Думаю, что даже знай, её язык, мне вряд ли бы удалость убедить Волгу в этом. Что же делать? Продолжать путь на авось или... кому-то следует вернуться в монастырь за Даром Матери? Задачка, ядрёна вошь! Я сам в растерянности, что уж говорить о девчонке...
- Ладно, иди спать,- я ободряюще погладил её по плечу.- Утро вечера мудренее.
По интонации Волга, видимо, поняла суть сказанного, поднялась, и, отвесив мне поклон, скрылась в шалаше.
Успокоил? Вряд ли, скорее, она заставила себя думать, что отныне я буду ею управлять. Это несколько привело её в чувство, вернуло, как говорится, в привычную колею. Интересно, однако, как я буду управлять, если сам ни бум-бум? В смысле, когда окажемся на людях... Разве что, пока идём, попытаться выучить десятка два-три слов их языка? Какие-нибудь ходовые разговорные фразы. Хорошая, слюшай, мысл!
Решено: с утра и начнём. И Лизке не дам продыху. Госпожа Капризуля... Это для Волги ты госпожа, а мне дочка, хоть и на голову выше. Я маленький, да удаленький. Мал золотник, да дорог. Молчание – золото. Не всё золото, что блестит... Блысь, Махлатый!!
Фу, здорово они перемешали мне мозги. Стоит только задуматься, как прёт всякая чушь. Всё, кончаю петь, иду пописать перед сном... Тьфу, зараза, опять!
Вскочил, прошёлся, разминая затёкшие ноги. Глянул в небо и - уже не смог оторвать глаз. Изумительная красота! Похожую картину я наблюдал зимой в поле: ложбинки, сугробы, извилистая рябь снежных торосов. Белое и чёрное, причудливая игра светотеней. Тогда это было у меня под ногами, а теперь над головой. Дивная гравюра!
Пару минут картина была неизменной, а затем ожила: ложбинки затягивались, и на их месте образовалась сеточка морщинок, сугробы вытягивались, расплывались, образуя орнамент из барханчиков. Спустя ещё несколько минут, картина уже не казалась картиной, скорее это походило на брюхо пятнистого животного, и оно "дышало": пятна двигались, морщины то увеличивались, то уменьшались. Почему брюхо? Да потому, что звёзды проглядывались, как сосцы, влажно блестевшие.
Налетел ветерок, обдав меня цветочными ароматами и снежной прохладой. И в небе произошли быстрые изменения: "шкура" животного местами покрылась ржавчиной, и ... как бывало часто в прежних сельских клубах во время демонстрации фильма - остановка кадра и плавящаяся плёнка, окрашивая всё в ржаво-жёлтый цвет.
Вскоре над головой сиротливо проплывали клочки "шкуры", а в центре красовалась полная луна.
Спасибо за фильму, пойду и я покемарю. А то завтра из меня будет никудышный ходок.
Помочь сайту
Поздравления
