КОГДА ПРИДЁТ ЗАЗИРКА(русское фэнтези) 9-10

 Глава 9

Мы двинулись цепочкой. Впереди уверенно катился Колобок, оставляя прямую бороздку, за ним, с такой же уверенностью, скользил Зебрик. На его голове восседал Юрик, зябко кутаясь в полотенце. Со стороны он напоминал взъерошенную птичку. Пожалуй, Юрик единственный избежал влияния зелёного облачка. Вот только…этот Юрик отличался от того, что я встретила в бане. Тот был забавный, улыбчивый старичок, говорливый, каждая морщинка лучилась - персонаж доброго советского мультика - дядюшка Ау, - а этот Юрик - просто очень старый человечек, он постоянно мёрзнет, ему неуютно, его пугает необозримое белое безмолвье. Морщинки его погасли, углубились, исчезли смешные искорки из глаз, он перестал улыбаться. Думаю: Юрик уже не раз пожалел, что поддался минутному порыву, последовав за нами. Мне было очень жалко его, но я не знала, как облегчить его участь.

За Зебриком шёл Вадик. На плече лук, за спиной колчан. Шёл, казалось, машинально переставляя ноги, о чём-то глубоко задумался. Похоже, он, как и Юрик, чувствовал сильный дискомфорт, резко вырванный из привычной обстановки. Понятное дело, растерян, напуган. Впрочем, нет, Вадик не из пугливых. В нём, как раньше говорили, крепкая деревенская закваска. Просто растерялся парень, попав в незнакомый мир. Мне это ой как знакомо: когда мы с классом выезжали в театр или на экскурсию в питомник к зубрам, я тоже страшно комплексовала, чувствовала себя не в своей тарелке. И реагировала, похоже: замыкалась в себе, была агрессивна. Защищалась, одним словом, от воображаемой опасности.

За Вадиком шла я, опираясь на "спицу", как на посох. На плече сидел удод с почти задумчивым человеческим видом. Вообще-то я хотела замыкать цепочку, но Дима настоял, чтобы я шла в центре. Честно говоря, Димка меня поражал. Если поначалу он показался мне фальшивым, маменькиным сынком, который при первой трудности заскулит, мамочку зовя, то теперь он, явно, был в своей тарелке. Спокоен, как танк, точно не у чёрта на куличках, а где-нибудь в его родном Великом Новгороде, на прогулке в парке или на пикнике, на берегу Волхова. Димка всё время болтал, как говорится, обо всём и ни о чём. Перескакивая с темы на тему, с долгими и путаными отступлениями, так что через пару минут абсолютно было непонятно, о чём же, собственно, речь. Хотя и тем было всего три: школа, компьютерные игры и группа "Ария". О последней говорил много и горячо, демонстрируя ярого фаната. Я скучающе слушала, кивала, иногда поддакивала, чем подстёгивала его: Димка принимался вдохновлено цитировать тексты песен, рассказывать о концертах, которые, к его сожалению, видел лишь в записи, потому - что группа распалась.

Мы шли уже около часа, но ощущение такое, будто топтались на месте: пейзаж не менялся - снег, снег, снег… Над головой всё та же бутафория неба. Хотя, стоп!
- Ребята, гляньте: у меня глюк или небо изменилось?

Да, небо стало другим: клочки ваты выровнялись, места соприкосновения сгладились - полотно вновь было целым, правда, изрядно мятое и грязное. И оно дрожало, вернее, колебалось, как плёнка на вскипавшем молоке.
- Время пробуждается? - сказал Дима, глядя на часы. Я приблизилась к нему, посмотрела: цифры на табло конвульсивно дёргались.
- Значит, мы приближаемся к краю этой зоны, - Вадик задумчиво теребил неприкуренную сигарету, всматриваясь в небо.
- Надо идти! - оживился Дима. - Там…это, ну…могут быть люди.
- И супец, - не зло усмехнулся Вадик. - Тарелка поглубже да ложка побольше.
- Да! и супец. Я привык, в обед, горячее есть!
- А кто тебе сказал, что сейчас обед?
- Желудок.
- Жиринформбюро, - хмыкнул Вадик, прикуривая сигарету.
- Ты опять? Опять? - начал заводиться Дима.
Я тронула его за плечо:
- Успокойся: он не со зла. Шуткует.
- Дурацкие шутки! Я что виноват, что мне нужно больше, ну, это…калорий, чем вам?
- Не виноват. Вадим, я же просила не цепляться к брату.
- Кто цепляется? Иду себе, куру и никого не трогаю, - сказал Вадик, притворно возмущаясь, затем, едва слышно, обронил: - Нежное создание…

Мы снова пошли, время от времени поднимали голову: взглянуть на небо. Чем дальше уходили от "лагеря", тем существенно менялось оно. Прежде всего, оно стало ниже, точно прогнулось от собственной тяжести. Яснее, чётче стала каждая чёрточка. Всё меньше и меньше пелена походила на нежную молочную плёнку - скорее на грязную плёнку при варке мяса: вот-вот закипит - и бурые хлопья брызнут во все стороны.

От постоянной белизны и однообразия пейзажа, устали глаза. В глубине души проклёвывалось раздражение. Я с ужасом ожидала взрыва. Вадик чаще стал курить, бубнил что-то себе под нос, явно не лирическое. Дима был мрачен, тревожно молчалив. Его мучило чувство голода и сильная потливость: пот, буквально, градом катился с него. Я решила сделать привал.

- Стоп. Сделаем паузу.
- Колобок, тормози! - крикнул Вадик, закуривая очередную сигарету.
- Ты много куришь, - неожиданно для себя, строго заметила я.
- А ты что, моя бабушка? - огрызнулся Вадик.
- Вредно.
- Днём раньше, днём позже помру. Какая разница?
- Большая. Позже - значит, успеешь больше добрых дел сделать…
- Мы остановились для лекции? - грубо перебил Вадик.
- Нет. Отдохнуть и перекусить. А лекции никто не собирается тебе читать.
- Вот и не надо! Сам как-нибудь разберусь, что вредно, что полезно.
- Ладно. Умолкаю.

Из уцелевших газет соорудили "скатерть", на неё я положила сложенный конвертик и, страшно волнуясь, развернула.
- Соплевик, - усмехнулся Вадик, напомнив мою оплошность.
Я пропустила мимо ушей насмешку, провела меченой ладонью над клочком скатерти-самобранки и, тотчас, на нём возникли блюда, древние кубки, кувшины. Только.… Представьте себе шикарно накрытый стол. А теперь закройте глаза, возьмите бензопилу и вырежьте кусок стола. Вот такой кусок и предстал нашим глазам. Половинка подноса, на котором часть пирога; полоска от другого подноса с узким кусочком жареного мяса; половинка кувшина с остатками, похоже, мёда; рядом две целых деревянных кружки. В центре "скатерти" широкая ваза с фруктами. Чуть поодаль четвертинка калача. Сразу за ним высокое блюдо с торчащей ручкой половника. Ещё одно блюдо с желеобразной массой. Ложек, вилок и ножей, видимо, на этом клочке не находилось.
- Можно? - спросил Дима, протянув руку к калачу.
- Можно. Если вымоешь руки.
Дима торопливо загрёб снег, лихорадочно стал тереть ладони.
- Не захлебнись слюной, - фыркнул Вадик.
Дима проигнорировал выпад брата, отёр снегом меч и аккуратно поделил пирог, и калач на четыре равных части. Затем порезал мясо.
- Можно приступать.

Поразительно: на место взятого со скатерти куска, возникал точно такой же кусок!
- Супер! - весьма обрадовался Дима.
- Ещё бы, - съехидничал Вадик. - Лопай от пуза, пока…
- Вадим! - жёстко оборвала я. - Достал уже! Мы можем спокойно поесть?
- Всё, я глух и нем.

В блюде с половником оказались щи с мясом. Надо сказать, что всё было свежайшее, ещё тёплое, и очень даже вкусное. Под миски мы приспособили половинки кувшинов. Юрик отказался от мучного и мясного, но довольно активно налегал на фрукты. Преимущественно на груши. Как ребёнок измазался липким соком.
Для удода я накрошила хлеб, в черёпку нацедила бульона.

Поели мы отменно. Правда, в тягостном молчании, как на поминках. Каждый, невольно, посматривал в небо, а оно продолжало тревожить: пенная шапка росла, разбухала, темнела. Одолевали нехорошие предчувствия. Да и проводник наш вёл себя беспокойно: Колобок (так я решила называть проводника) описывал вокруг стоянки хаотические круги, метался из стороны в сторону, точно не знал, куда спрятаться от грозящей опасности сверху.

Не сговариваясь, каждый сделал запас еды: завёрнутые в газеты калачи и пироги рассовали по торокам, сверху набросали яблок и гранат. Мягкие сочные груши, виноград, а так же сливы решили не брать - подавятся в пути. Впрочем несколько груш я завернула в газетку и отдала Юрику: пусть сам беспокоится об их сохранности.
- Пошли? - спросил незнакомо серьёзным тоном Вадик.
- Да.

Колобок устремился вперёд, точно его поддали ногой. Зебрик заскользил следом. На его голове сидел Юрик, колупался в гранате и забавно сплёвывал обсосанные зёрна.

Мы не прошли и десяти метров, как небесный "бульон", наконец, закипел: над нами заклокотало, пена забурлила, как в омуте, а через минуту загремело так, будто крышка гигантской кастрюли заходила ходуном. Резко потемнело. Тотчас появилось ощущение, что слева слегка потянуло сквознячком.

А потом началась оглушительная какофония: в небе шипело и свистело, что-то грохалось, разбивалось, с треском разрывалось, замелькали огненные всполохи. Что бы это значило? Взорвалась небесная кухня? Или драка в застолье, с переворачиванием столов и битьём посуды? И как это заденет нас?

Пока всё происходило вверху и нас затронуло лишь тем, что "вырубили" свет. И очень шумно: по ушам и нервам бьёт.
Колобок юркнул мне под ноги, нервно заколотил о щиколотку. Прямо не клубок шерстяных ниток, а смертельно перепуганный котёнок. Взяла его, сунула под свитер, и он тут же затих, разве что не замурлыкал.

Тем временем в небе поменялось действо: применили огнестрельное оружие. Грохот выстрелов, трассирующие пули, ослепительные вспышки взрывов. Проще говоря, разразилась элементарная гроза. Необычным, пугающим было то, что зимой таких гроз небывает. Да и те, летне -осенние, что мы видели-слышали, по сравнению с этой жалкие хлопки петард. Болели уши, раскалывалась голова, нас, буквально, колотило. А гром и молнии с каждой минутой становились шумнее и чаще, словно в перестрелку включались гигантские пулемёты или зенитки, типа "катюша".

Мы, невольно, сгрудились, спина к спине, образовав треугольник. В центре треугольника Зебрик с Юриком.
- Здесь, как и в Яблоницах, защитное поле, - крикнул мне в самое ухо Вадик.
Я это отметила ещё в самом начале, когда первые, слабенькие молнии разбивались о некую преграду, брызгали искрами. Думала: все видят, чего говорить об этом. Впрочем, и Вадик говорил не потому, что первый обнаружил, а…чтобы стряхнуть одолеваемый страх. Это чувствовалось в его голосе.
- Вот и я о том же… - помедлив, вновь прокричал Вадик.
- О чём?
- Сквозняк…
Я была крайне поражена: действительно думала о сквозняке - что если его появление, это трещина в защитном поле…Но как Вадик…
- Не ломай голову. Все ваши мысли у меня как на ладони.

Дима дёрнулся, развернулся лицом к брату:
- И мои?
- И твои. Успокойся: пропускаю их, как описания природы в книгах. Скукота.
- И давно ты…копаешься в наших мозгах?
- А вот как мои пяльцы в лук обернулись. Взял его в руки - и началось…
- Неприятное ощущение, - Я, невольно, поёжилась. - Спасибо, что сказал. Значит, теперь и у тебя Дар. Дим, может и тебе есть что открыть?
- Нет. Ничего у меня…ну, это…никаких даров…
- Не врёт, - поставил точку Вадик.

Воцарилась пауза. Мы с Димой были в растерянности: шоу "за стеклом" нас принципиально не устраивало. Но что мы могли поделать? Совсем не думать? Вернее, не думать о таком, что не хотелось бы обнародовать. А это значит, что мы уже не можем остаться один на один с собой, зная, что за нами наблюдают в замочную скважину…Чёрт, чёрт! несправедливо! нечестно!
- Да угомонитесь вы! Всполошились…Ваш интим останется с вами: я зажмуриваться буду и ухи затыкать, - вернулся к своей привычной насмешливости Вадик. - Радуйтесь: атака отбита.

Гром, действительно, затихал, молнии перестали долбить защитное поле, и опять стало светлеть. Исчез и сквознячок. Небо вновь напоминало бутафорское: наклеенные пучки грязной ваты.

Глава 10

Мы снова пошли, в том же порядке. Юрик, припав к уху Зебрика, дремал. Шагавший следом Вадик, негромко насвистывал и беспрестанно дымил.
- Дим, а ты, почему не куришь? - спросила я, чтобы оборвать тягостное молчание.
- Я маме обещал. Да и не нравится мне это. Я лучше пивусика попью…
- А если сопьёшься? Если пьяницей станешь?
- Что я дурак? Я это…ну, знаю, когда надо остановиться.
- Молодец! А Вадик не знает, дымит, как паровоз. Скоро закончатся?
- У меня ещё целый блок.
- А бросить слабо?
- Слабо, - Вадик обернулся, глянул на меня вызывающе: - Невры у меня.
- Счастливый. А у нас вот нет нервов.
- Сочувствую, - ехидно усмехнулся Вадик. - Бедняги…мутанты.

- Смотрите! - вдруг закричал, как ошпаренный, Дима.
Наш проводник исчез. Мы ахнуть не успели, как исчез и Зебрик с дремавшим Юриком. Понеслись к месту, где они исчезли, добежав, увидели: никуда они не исчезли, а стремительно спускались по крутому склону, оставляя за собой глубокую - нам по колено - траншею. Перед нами был либо гигантский овраг, либо ущелье, если предположить, что мы в горах. Здесь так же царило белое безмолвье, сплошной снег. Ни малейшей тёмной точки.

- Как будем спускаться? Далековато до низа.
- Хорошо бы на лыжах…
Вадик глянул на брата, как на дебила, презрительно хмыкнул:
- Другие предложения будут?
- Будут! - Дима шагнул навстречу Вадику, сжав кулаки. - Думаешь, это…ну, ты один умный, да? Остальные чмо, да?
- Это ты о себе?
- Господи! когда это кончится?! - Я как Дима готова была закипеть.- Ребята! Прекратите! Дима, что ты хотел сказать?
- Щит. Ну, это…как на санях…
Вадик глянул на щит, дёрнул головой:
- Молоток! Не все, значит, мозги жиром заплыли.
Дима промолчал, лишь гневно засопел. Положил щит у края, отошёл в сторону.
- Хорошо, - сказал Вадик, подойдя к щиту. - Я спереди, потом ты, Варя, ломиком своим притормаживать будешь. Ну, а в хвосте наш гений, противовес…
- Я это…ну, не могу…, - Дима глубоко вздохнул, отступил на два шага назад, потупился.
- Переведи.
- Да, Дим, мы не поняли. Что, значит, не могу?
- Я это…ну, скорости…боюсь…Мы в аварию попали…тормоза сломались…
- Понятно. Дим, а если ты зажмуришься и уши заткнёшь?
- Нет, всё равно… - Дима ещё отступил назад, словно опасался, что его силой заставят.
- Что будем делать? - глянула я на Вадика.
- Что, что…оглушить и тюфяком спустить.
- Только попробуй! - Дима угрожающе поднял меч.
- Варь, давай как меня тогда. Выруби его бесконтактным приёмчиком.
- Дима, успокойся, - шагнула я к нему и тут…он просто растворился в воздухе. - Дима? Ты здесь?

Тщетно я кружила на месте, где стоял Димка, взывала и хватала воздух.
- Нет его здесь, - как холодной водой плеснул Вадик.
- А где?! Где?! Кретин, это ты во всём виноват! Я же просила, просила не доставать его…
- Неженка. Шуток не понимает.
- Я тоже не понимаю таких шуток! Дебильские шутки нам непонятны! Толстокожий осёл!
- Слушай ты, истеричка! Не обзывайся, а то…
- Что? Что? - Я кричала уже не контролируя себя. - Ударишь? Герой, обижать слабых…Трус ты и слизняк! Да!
- Заткнись, дура! - Вадик рванул стрелу из колчана.

Скорее инстинктивно, чем осознано, я вскинула меченую руку: невидимая сила ударила Вадика в грудь, отбросила шагов на пять, как раз рядом со щитом. С руганью Вадик вскочил, но из-за поспешности оступился и рухнул на щит. Вторая попытка вскочить, стронула щит с места: скользнул вперёд, к краю, - я метнулась удержать, но было уже поздно, - щит стремительно полетел вниз. Клубы снежной пыли образовали облачко, поглотившее Вадика. Я смотрела, как это облачко хаотично спускалось по склону, и сердце больно сжималось: только бы благополучно спустился, не убился, не покалечился…
Облачко стало размером с футбольный мяч, а, спустя секунды, пропало, растворилось в снегу.

- Что же делать? Что? - обратилась я к сидящему на плече удоду. - Куда делся Димка? А Вадик в порядке? И как мне спуститься, чтобы шею не сломать?
Удод приподнялся, взъерошился, распустив веером хохолок, издал глухое "уп –уп –уп" и вспорхнул. Сделав круг надо мной, полетел вниз ущелья.
- Чудесно! - крикнула я вслед. - Бросили одну и рады…Эгоисты! Чёрт с вами! Сама как-нибудь спущусь.

Боком, опираясь на "спицу", осторожно стала спускаться. Колея, оставленная Зебриком, была полностью уничтожена "санями" Вадика. Образовалась другая колея, более широкая, но она плохо держала мой вес: я всё время проваливалась, то по колено, то…, "В общем, вам по пояс будет". Такими темпами я и до пенсии не доберусь вниз…

Довольно скоро я вымоталась, как проклятая. Силы покинули, и я плюхнулась на снег. Точно вороны на падаль, налетели истерика и плаксивость. И снова, как тогда в Яблоницах, я кляла свою судьбу, Зебрика и бабу Нюру. Зачем мне этот чёртов Дар и, якобы, Дух Ладанеи, если они не помогают, когда очень нужно? Зачем мне всё это? Я тихая, домашняя девчонка, в комплексах, как рыба в чешуе, зачем мне корчить из себя супердевицу, спасать мир? Я хочу домой! хочу в ванну! Пусть меня шпыняют родные, пусть…только бы не сидеть на снегу зарёванной дурой…

"Уп -уп –уп" - внезапно разнеслось над головой, обдало ледяным ветерком и на плечо опустился удод. Оживлённо стал тереться головой о мою мокрую щёку. Будто просил прощение.
- Ладно, подлиза, прощаю. Как там внизу? - Я погладила его собранный в чубчик хохолок. Удод боднул мою руку. - Что не так?
Удод щёлкнул клювом, изогнул для удобства шею и, словно пинцетом, щипнул мою ладонь. Что-то было в его поведении не так, точно просил развернуть руку ладонью вверх. Развернула. "Уп -уп -уп!" - обрадовался удод и, - я даже опомниться не успела, - смахнув клювом слезу с моих ресниц, поместил её в центр "кошачьей лапки", затем судорожно дёрнулся и…отрыгнул мне на ладонь бурую каплю.
- Нет, так не пойдёт! - возмутилась я. - Я тебе не унитаз… - схватила пригоршню снега, вымыла руку, вытерла о колено. - Что за фамильярности? Этот плевок не в ладонь, а в душу мне… - Мной опять овладела истерика. Тряхнула плечом, сбрасывая удода: - Пошёл вон! Я тебя от спячки,…а ты плеваться… - по инерции, продолжала себя накручивать.

Заплёванная ладонь внезапно стала зудеть. Глянула: на мгновенье почудилось, что "кошачья лапка" ожила, показав и спрятав коготки. Порозовевшие подушечки мелко дрожали - возможно, и оптический обман, - притягивая взгляд. Розовое стремительно разбухало, расползалось, а через минуту я будто стояла перед огромным розовым занавесом. Глазам стало больно, я зажмурилась, выдавливая слёзы сквозь ресницы… Но что это?! оказывается, я просто моргнула и теперь передо мной не розовый занавес, а широкоформатный экран. Камера плавно скользит вдоль склона, фиксируя мельчайшие подробности. Вот зигзагообразный след от "саней" Вадика. Здесь он ногой пытался выровнять движение, здесь едва не потерял лук, а здесь "сани" занесло так, что Вадик вывалился, но умудрился не выпустить "сани" из рук, зато потерял торок…А вот и он, Вадик, жив -здоров, сидит на щите и дымит. У него лицо и руки в кровавых ссадинах, вместо куртки лохмотья. Поднимает голову и машет рукой прямо в камеру, которая тотчас делает наезд на крупный план.
- Привет, долгоносик! Как там наша голова? Всё психует?
"Уп -уп –уп" - слышится в ответ и я, удивительно спокойно, осознаю, что нет никакой камеры: просто я вижу всё глазами удода. И слышу его ушами. Всё просто, как блин. Я спокойна, уверенна…
- Классный жучок! - откуда-то из-за кулисья прорвался голосок Варьки. - И кассет не надо…

Я ещё раз моргнула - или всё - таки зажмурилась? - и "кино" закончилось. Белый гигантский занавес - и перед ним сидит единственный зритель. Кто: Варька или Ладанея? И что дальше? Варька уже показала себя истеричкой и плаксой, а что сделает Ладанея? Взмахнёт ручкой, как волшебной палочкой, и ляжет на снег ковёр-самолёт?
Кукиш с маслом! Махала: никаких ковров - самолётов, вообще ничего… И просила, и умоляла, и требовала - ноль внимания.
Нет, скорее всего, это была Варька. А Ладанея прокрутила "кино", закрыла будку и отправилась на покой. Что ей до какой-то Варьки, сидящей в снегу на склоне, а спускаться ещё ого -го сколько, поболее километра… Ну, так чего расселась квашнёй: подъём! Скажи тёте спасибо за "кино" - и вперёд! Ножками, ножками… Эй, погодите, постойте!! Димка! вы не показали Димку! Киномеханик, алё!

Впустую я до рези в глазах, всматривалась в ладонь, моргала и зажмуривалась. Кина не будет?! Неужели всякий раз, когда мне захочется что-то увидеть, удод будет плевать мне в ладонь?! Это что, плата за билет? Нечего сказать, оригинально…Прикольно… Ха-ха-ха!

Наверху зашуршало и, вместе с глыбами снега, рядом со мной остановился Димка. Живой и здоровый, с обалденно счастливой раскрасневшейся рожицей.
- Варь, приколись: я могу себя перемещать! Супер! Только подумал, раз - и я на той стороне! Там тоже снег и больше ничего.
- Поздравляю. Теперь ты тоже…одарённый.
- Ты не рада? - Дима растерялся от моего раздражённого тона.
- Я в восторге! Я балдею, торчу, кайфую! Вы бросили меня…Удод оплевал… Все счастливы, одна Варька, дура, пусть…терзается, переживает…продирается через этот чёртов снег…
- Варь, я это…ну, тоже переживал.… Хотел сразу обратно…не получилось.…В другом месте оказался…я это…ну, испугался, что уже не увижу вас.…Буду прыгать, как стрекозёл по горам.…Потом это…ну, я понял: не надо психовать, это…ну, сбивает с курса…
- Замечательно. Прыгай вниз…к брату. Может, ему помощь нужна. И ждите меня. Через год спущусь… Или когда рак на горе свиснет.
- Ты поэтому…ну, как бы злая?
- Не как бы! Не как бы!
- Варь, брось…Ерунда какая. Давай руку, сейчас мигом внизу будем. Только ты это…ну, не бойся.

Действительно, мигом. Ощущение такое, будто тебя резко крутанули на все 360 градусов: обдало ветерком, кровь остановилась, сердце подпрыгнуло к горлу. И всё! ты уже стоишь за милю от того места. Лёгкое пьянящее головокружение, сердце на месте, кровушка снова бегает, тепло растекается по всему телу…

Вадик всё так же сидел на щите и грыз яблоко. Рядом, на спине Зебрика, полуразвалясь Юрик, по - вампирски высасывал грушу.
- Привет. Задержались, однако, - в привычной манере заговорил Вадик, снисходительно поглядывая на Димку. - А ты, значит, теперь у нас стрекозёл…
- Вадим, не начинай!
- Вот видишь, Юрасик, слова сказать не дают. Они – супер - пупер, а мы с тобой так…шнурки от валенок.
- Тебе самому не противно чушь молоть? Что ты всё из себя дурачка корчишь?
Вадик поднялся, размахнувшись, швырнул огрызок, глянул на меня с усмешкой:
- Ничего я не корчу. Я такой, какой есть. Запомни. И ты, стрекозёл, тоже.
- Его Димой зовут! В последний раз говорю: ещё обзовёшь…я…не знаю, что с тобой сделаю!
- Ах, какая жалость. Вот теперь мучайся, гадай: сразу убьёт или немного помучает?
- Лучше, конечно, помучить. С удовольствием!
- Садистские наклонности? – Вадик, ухмыляясь, смотрел мне в лицо. - Девочка, тебе в психушку надо, а не человечество спасать.
- Это тебе надо в дурдом! - встал рядом со мной Дима.
- О! Говорящий стрекозёл…

Я не хотела этого! Честное слово! Рука сама вскинулась… Вадика отшвырнуло метров на пятнадцать, перевернуло пару раз и впечатало в снег.
- Достал! Я уже хотел рубануть…это, ну… - прерывисто выдавил Дима.
Юрик, то ли объелся, то ли подавился - принялся часто-часто икать.

Вадик не двигался. Мы с Димкой невольно переглянулись и сорвались с места. Извлекли его из снега: Вадик был безсознания. Попытки привести в чувство - хлестали по щекам, выдавливали воду из снега на лицо - оказались тщётными. Дима подтащил щит, и мы уложили на него Вадика. Всё делали молча. Над нами кружил удод и, не то, осуждая, не то, сочувствуя, глухо "упкал".
Юрик всё никак не мог справиться с икотой: монотонность звуков вскоре стала казаться работой часового механизма – ик – ик – ик - ик…
- Да прекрати ты… - неожиданно для самой себя взорвалась, но тут же взяла себя в руки. Подошла к Юрику, присела на корточки и, осторожно, тремя пальцами похлопала по его спине. - Задержи дыхание, сколь можешь…
Через пол - минутки Юрик был в порядке: икота пропала. Дедулька рассыпался в благодарностях, но я оборвала его:
- Ты можешь определить, что с Вадимом?
- Не дано нашему брату знахарство. А вот ты можешь.
- Да не могу я! Не – мо - гу!
- Ладанея может…
- Задолбали вы меня со своей Ладанеей! Если она такая всемогущая, почему не помешала?
- Слаба ещё: заклятье-то не снято. Затем вас и отправили…
- Короче: что надо делать?
- Ладушка, помнится, просто рукой водила…Дроблёные кости становились цельными, новой кожей затягивались…

Я не стала более слушать Юрика: склонилась над Вадиком. Кажется, целую вечность я проносила руку над ним, то, приближая, то, удаляя; меняла направление и рисунок движения, но ничего не происходило. В затылок мне дышал Дима, что весьма раздражало. Просто чудом сдерживала очередной взрыв.
- Ни черта не выходит!
- Ты, это... ну, расслабься, - зашептал над ухом Дима. - Ты на взводе…может, это ...ну, мешает…

Расслабиться? Легко сказать, а как это сделать? Мне этот поход - во как! - осточертел! Идиотская затея…Кто так делает: взяли с улицы…молокососов, навесили на уши спагетти - вы супермены! - и швырнули в эту Тмутаракань! Ежу понятно, что мы психологически не подходим для сплочённой команды… И наши Дары…как обезьяна с автоматом…Хочу домой! Хочу домой! Эй, вы! Заберите ваши подарки и верните меня на место, в Питер!..

Что это?! Перед глазами уже знакомый розовый занавес… Вновь сухая резь в глазах…зажмуриваюсь, выдавливая слёзы. Или просто моргнула? И опять "кино": белая простынь, а на ней…
Фу! какая гадость! НЕ ХОЧУ Я ЭТО СМОТРЕТЬ!!!
Пытаюсь закрыть глаза, но они меня не слушаются, наоборот, пристально, дотошно всматриваются. С первого взгляда показалось, что это муляж скелета со всеми внутренностями, красочными, будто иллюстрация из медицинской энциклопедии. Со второго взгляда, я понимаю: это…живой скелет. И не просто чей -то, а именно Вадика. Проще говоря, я видела его насквозь, до микроскопических "деталек". Жуткое "кино"…

Я, наконец, с наслаждением моргнула - или всё же зажмурилась? - и "кино" закончилось. Дима с Юриком смотрели на меня такими глазами, точно я неделю провалялась в коме и вот очнулась. И радость и тревога сплетены в тугой жгут, изогнутый вопросом: КАК?
-Три ребра сломаны, почка отбита, внутреннее кровотечение, - слышу я свой голос и не узнаю себя: откуда эта уверенность и…спокойствие профессионального врача?! - Кровотечение устранила, остальное…не в моих силах…
- Он…умрёт? - потемнел лицом Дима.
- В этих условиях…да. Когда очнётся, его может убить болевой шок. У него слабое сердце. Обезболивающих у нас нет, гипс не из чего сделать…
- Как же…Рубашка…это, ну…баба Нюра говорила…это, ну…обереги. Почему же? - горячий, похожий на бред, шёпот Димки вдруг сменился истерическим криком: - Ты что, ненормальная!? Зачем так бить? Не могла слегка? Идиотка! ты убила его!
- Слушай, заткнись! Сам-то лучше? Хотел ведь рубануть? Хотел! Я просто опередила тебя, иначе сейчас, вот здесь, лежали бы две половинки!.. Так что заткнись! Не зли меня!

Дима с ужасом смотрел, казалось, боялся даже моргнуть; губы его по-детски дрожали, выдавая внутренний плач.
Я обратилась к Юрику:
- Помнишь, ты подарочки мне всучил? Говорил: подмоги, в крайнем случае. Вот он тот случай. И?
Юрик весь скукожился, вжался в полотенце, затаил дыхание - спрятался.
- Как это понимать?! - Схватила полотенце и вытряхнула Юрика, точно мышонка. Залопотал, воздев ручонки:
- Варуня, золотце, не гневись! Ладанеюшка, надёжа наша и защитница!.. Ты ж знаешь, сколь веков подарочкам тем…я уж не ведаю, осталась ли силушка в них чародейная, али сгинула. Вон и сорочки Нюркины пустые…
- Ах, ты, обмылок! На боже, что нам не гоже?! Совесть у тебя есть, грушеед?!
- Не гневись…я ж от чистого сердца… Думал: ежели там потеряли силушку, може тут…обретут…

Я лихорадочно рылась в своём тороке, едва сдерживаясь от злости и желания…втоптать этот сказочный персонах в снег, и поглубже, чтобы не видеть и не слышать…
Вот и он, заветный мешочек. Развязав, вытряхнула перед Юриком его подарки.
- Ну? Что мне с ними делать?
- Обломи зубок, неуверенно сказал Юрик, - кинь в сторонку…через левое плечо…Молви: Упади мягко, сделай гладко…

Я подняла расчёску, отломила зубок и, проговорив нужные слова, бросила влево, метра на два. Упал на снег, как спичка, полежал секунду-другую и…провалился.
- К землице пошёл! - несказанно обрадовался Юрик.
- А если здесь снегу как в Антарктиде? Сколько лет эта щепка будет идти до землицы?
- Погодь чуток, - отмахнулся Юрик, не отводя глаз от того места, где провалился зубок.
Мы подождали минуту, вторую, третью…
- Голый Вася, - упавшим голосом сказал Дима. - Варь, может это…ну, ещё один?
Я потянулась отломить второй зубок, но замерла на пол - пути: там, где провалился зубок, снег зашевелился, чуть вздыбился и, наконец, лопнул, отвалился кусками в стороны, а из глубины высунулась…настоящая ветка берёзы. ЖИВАЯ! Она была небольшой, сантиметров десять, листочки крохотные, бледно - зелёные.

Вот ведь была уверена: уже привыкла к сказочным чудесам, как к реальной жизни, но эта веточка так поразила, что я долго ещё пребывала в полушоковом состоянии. Дима, думаю, тоже. Пожалуй, нас поразил не сам факт чуда, а именно берёзовая живая веточка…Мы уже изрядно устали от снега, временами казалось, что мы блуждаем по этому белому безмолвию не часы, а недели, месяцы… И вдруг такое…словно веточка-посылка из далёкого дома…
Юрик забавно всплескивал ручками, выкрикивал, обливаясь счастливыми слезами:
-Есть силушка! Не исчезла!..