Вот очередной подъезд, от которого тянет затхлой сыростью. Примешиваются ещё запахи. Она тихо открыла дверь и вошла внутрь. На первом этаже потянуло жареной картошкой и ещё чем–то кисловатым. Её желудок предательски заурчал. Тихим, неслышным шагом, Она одолела ещё один пролёт. На втором этаже громыхала музыка, а ещё плакал ребёнок. От квартиры с ребёнком потянуло молочком. Мечта. До чего захотелось его. Глубоко вздохнув, Она пошла дальше. На самом верхнем этаже хлопнула дверь, вниз поспешил кто–то. Она отвернулась к окну и сделала вид, что не смотрит на того, кто идёт. Мимо прошёл человек. Она внутренне сжалась, ожидая грубости со стороны мужчины. Но пронесло. Неслышно ступая, Она стала подниматься выше. На четвёртом этаже остановилась, глядя в окно…
Сначала была мука. Женщина изводилась, кричала то сильнее, то слабее. Боль выматывала, разрывала изнутри. Руки тряслись. Отпускало сначала подольше. Тогда женщина ложила голову на ручку железной панцирной кровати, и проваливалась в глубокий спасительный сон. Она отключалась полностью, даже не замечая, что стоит. Да, лечь–то всё–равно было больно.
Во сне покойный дед утешал и уговаривал. Поглаживал по голове и поддерживал. Ещё не было сорока дней, как он умер. И сейчас он говорил: «Ты потерпи, внученька! Сейчас она родится!» И вот после этого слова снова подкатило. И вновь всё нутро завязалось от боли, она снова протяжно застонала. Воды давно отошли. Схватки всё давили и давили. Её уже водили на кресло, но роды не получились. Теперь вновь всю разламывало. Она проклинала тот день, когда согласилась на уговоры Славки. Она проклинала их такие жаркие ночи. Она проклинала его слова, его ласки, его всего. И шептала, почти кричала то, что кричат многие женщины в эти моменты, что никогда и ни за что и больше ни с кем.
А потом было снова кресло. Она обливалась потом от натуги, и чувствовала, как медленно её измученное тело покидает, ЭТО ненужное ей создание. Ещё несколько вскриков, а потом крик другой, более высокий и неумолкающий. Ей на живот положили молочно – серое шевелящее создание. Никогда Создание не станет её девочкой. Их выписали через три дня.
Дома это Создание лежало в кровати, а не в кроватке. Но и здесь было так хорошо. Мир вокруг радовал и манил. А вот и мама наклоняется над нею. Сейчас будет ещё лучше. Губы мамы шевелятся, руки тянутся к комочку в кровати. Почему не хватает воздуха? Его ведь только недавно разрешили вздохнуть полной грудью. Почему то темнеет в глазах и мир снова погружается во тьму, но не в ту приятно обволакивающую, а в другую, чёрную и бездонную. И слух улавливает мамины слова первые и последние: «Ты не нужна мне! Ненавижу тебя!» А потом пальцы, ласковые мамины пальцы сжимают нежное детское горлышко…
Вверху снова хлопнула дверь. Это вошли теперь. Она и не заметила, как мимо неё кто–то прошёл, так глубоко задумалась. Она снова стала подниматься, и вскоре остановилась у двери на пятом этаже. Теперь надо жалостливо кого–нибудь позвать. Дверь снова приоткрылась. На пороге стояла маленькая девочка. На вид не больше пяти лет. Хорошенькая. Глазки голубые под цвет платьица. Губки бантиком. Золотые кудряшки так забавно качаются. Она округлила глаза и без того круглые.
- Мамочка! Кошечка! Сама ко мне пришла! Мамочка, ты только глянь сюда! - Светочка! Ну что ты опять придумала?! – голос мамы раздражён.
- Мамочка! Мы ведь возьмём её?! – девочка начала канючить - самый лучший способ уговорить родителей.
- Доченька! Она уже не котёнок! Ну, зачем тебе эта кошка? Гадить где попало будет! - кошка ластилась к девочке, понимая от кого, зависит положительное решение.
- Мамуленька! Я сама буду ухаживать! – слёзы уже звенели в голосе дочери.
- Ну, хорошо! Только на ночь! Завтра решим что делать! – мать нехотя уступила.
Девочка довольная покормила кошку. А потом легла спать. Кошка следила за всеми передвижениями взрослых и ребёнка. Она смотрела и удивлялась их доброте и наивности. Чтобы своего добиться, много не надо – просто определи, где есть ребёнок, и будь поласковей. Проверено и не раз.
Ночь окутала своим волшебным покрывалом город. За окном вьюжит. Все спят. От ребёнка так приятно тянет горячим молочком. Кошка пробирается мягкими лапами по одеялу, приближается к розовому ротику, к губкам, что бантиком сложились и так пухлы. Теперь надо ещё осторожнее. Кошка неслышно отодвигает одеяло, и нежной шёрсткой прижимается к шейке ребёнка. От шёрстки также тепло, как и от одеяла. На шейке пульсирует веночка. Пушистое создание постепенно укладывается прямо на эту веночку. Она начинает кольцом сжимать горло девочки. А той снится, что она надела новое платье, мамой сшитое. Оно немного узковато и горло сильно сдавливает воротничок. Постепенно Светочка улетает выше и выше. Кошка всё давит. Ей нужно ещё одну, девятую жизнь, чтобы покинуть этот мир навсегда, чтобы исчезнуть или вновь вернуться, но в ином образе.
В самый не подходящий момент скрипит дверь. Потом ослепительный свет.
- Ах, ты дрянь поганая! – кричит женщина. Она хватает кошку, и выкидывает её за дверь. Девочка судорожно вздыхает и возвращается.
А кошка, отряхнувшись, отправляется на новый более удачный промысел.
Девятая жизнь ещё не отработана…
Вот очередной подъезд, от которого тянет затхлой сыростью. Примешиваются ещё запахи. Она тихо открыла дверь и вошла внутрь. На первом этаже потянуло жареной картошкой и ещё чем–то кисловатым. Её желудок предательски заурчал. Тихим, неслышным шагом, Она одолела ещё один пролёт. На втором этаже громыхала музыка, а ещё плакал ребёнок. От квартиры с ребёнком потянуло молочком. Мечта. До чего захотелось его. Глубоко вздохнув, Она пошла дальше. На самом верхнем этаже хлопнула дверь, вниз поспешил кто–то. Она отвернулась к окну и сделала вид, что не смотрит на того, кто идёт. Мимо прошёл человек. Она внутренне сжалась, ожидая грубости со стороны мужчины. Но пронесло. Неслышно ступая, Она стала подниматься выше. На четвёртом этаже остановилась, глядя в окно…
Сначала была мука. Женщина изводилась, кричала то сильнее, то слабее. Боль выматывала, разрывала изнутри. Руки тряслись. Отпускало сначала подольше. Тогда женщина ложила голову на ручку железной панцирной кровати, и проваливалась в глубокий спасительный сон. Она отключалась полностью, даже не замечая, что стоит. Да, лечь–то всё–равно было больно.
Во сне покойный дед утешал и уговаривал. Поглаживал по голове и поддерживал. Ещё не было сорока дней, как он умер. И сейчас он говорил: «Ты потерпи, внученька! Сейчас она родится!» И вот после этого слова снова подкатило. И вновь всё нутро завязалось от боли, она снова протяжно застонала. Воды давно отошли. Схватки всё давили и давили. Её уже водили на кресло, но роды не получились. Теперь вновь всю разламывало. Она проклинала тот день, когда согласилась на уговоры Славки. Она проклинала их такие жаркие ночи. Она проклинала его слова, его ласки, его всего. И шептала, почти кричала то, что кричат многие женщины в эти моменты, что никогда и ни за что и больше ни с кем.
А потом было снова кресло. Она обливалась потом от натуги, и чувствовала, как медленно её измученное тело покидает, ЭТО ненужное ей создание. Ещё несколько вскриков, а потом крик другой, более высокий и неумолкающий. Ей на живот положили молочно – серое шевелящее создание. Никогда Создание не станет её девочкой. Их выписали через три дня.
Дома это Создание лежало в кровати, а не в кроватке. Но и здесь было так хорошо. Мир вокруг радовал и манил. А вот и мама наклоняется над нею. Сейчас будет ещё лучше. Губы мамы шевелятся, руки тянутся к комочку в кровати. Почему не хватает воздуха? Его ведь только недавно разрешили вздохнуть полной грудью. Почему то темнеет в глазах и мир снова погружается во тьму, но не в ту приятно обволакивающую, а в другую, чёрную и бездонную. И слух улавливает мамины слова первые и последние: «Ты не нужна мне! Ненавижу тебя!» А потом пальцы, ласковые мамины пальцы сжимают нежное детское горлышко…
Вверху снова хлопнула дверь. Это вошли теперь. Она и не заметила, как мимо неё кто–то прошёл, так глубоко задумалась. Она снова стала подниматься, и вскоре остановилась у двери на пятом этаже. Теперь надо жалостливо кого–нибудь позвать. Дверь снова приоткрылась. На пороге стояла маленькая девочка. На вид не больше пяти лет. Хорошенькая. Глазки голубые под цвет платьица. Губки бантиком. Золотые кудряшки так забавно качаются. Она округлила глаза и без того круглые.
- Мамочка! Кошечка! Сама ко мне пришла! Мамочка, ты только глянь сюда! - Светочка! Ну что ты опять придумала?! – голос мамы раздражён.
- Мамочка! Мы ведь возьмём её?! – девочка начала канючить - самый лучший способ уговорить родителей.
- Доченька! Она уже не котёнок! Ну, зачем тебе эта кошка? Гадить где попало будет! - кошка ластилась к девочке, понимая от кого, зависит положительное решение.
- Мамуленька! Я сама буду ухаживать! – слёзы уже звенели в голосе дочери.
- Ну, хорошо! Только на ночь! Завтра решим что делать! – мать нехотя уступила.
Девочка довольная покормила кошку. А потом легла спать. Кошка следила за всеми передвижениями взрослых и ребёнка. Она смотрела и удивлялась их доброте и наивности. Чтобы своего добиться, много не надо – просто определи, где есть ребёнок, и будь поласковей. Проверено и не раз.
Ночь окутала своим волшебным покрывалом город. За окном вьюжит. Все спят. От ребёнка так приятно тянет горячим молочком. Кошка пробирается мягкими лапами по одеялу, приближается к розовому ротику, к губкам, что бантиком сложились и так пухлы. Теперь надо ещё осторожнее. Кошка неслышно отодвигает одеяло, и нежной шёрсткой прижимается к шейке ребёнка. От шёрстки также тепло, как и от одеяла. На шейке пульсирует веночка. Пушистое создание постепенно укладывается прямо на эту веночку. Она начинает кольцом сжимать горло девочки. А той снится, что она надела новое платье, мамой сшитое. Оно немного узковато и горло сильно сдавливает воротничок. Постепенно Светочка улетает выше и выше. Кошка всё давит. Ей нужно ещё одну, девятую жизнь, чтобы покинуть этот мир навсегда, чтобы исчезнуть или вновь вернуться, но в ином образе.
В самый не подходящий момент скрипит дверь. Потом ослепительный свет.
- Ах, ты дрянь поганая! – кричит женщина. Она хватает кошку, и выкидывает её за дверь. Девочка судорожно вздыхает и возвращается.
А кошка, отряхнувшись, отправляется на новый более удачный промысел.
Девятая жизнь ещё не отработана…