Бульвар гл.3

3

–…так вот, месье комиссар, примерно в полночь мы уехали из «Золотого ключика», – закончил рассказ Арнич, – сауна расположена примерно на одинаковом расстоянии между нашими домами, и я предпочел сперва завезти на квартиру Лексу, а потом уже отправился домой сам. Приехал  где-то после половины первого, в Городе ночью движение небольшое, да, если правильно помню, то машины были из фирмы «24 часа», проверить нашу поездку из сауны можно легко… Дома я выпил чаю и лег спать почти сразу же и проспал до утра, а, поднявшись, решил прогуляться перед завтраком… здесь вы меня и застали, месье комиссар…

Мишель улыбнулся, наблюдая, как по мере его рассказа мрачнеет комиссар, еще бы, алиби получалось великолепное, а главное – ни в одном месте не нарочитое.

– Да, спасибо, месье Арнич, все это мы, конечно, проверим…

– Скажите, месье комиссар, с чего бы вдруг у полицейских властей ко мне такое недоверие, что они готовы тратить силы и время на проверку вполне благопристойного алиби?

– Групповуха с девочками в бане – это благопристойно? – неожиданный пассаж Мишеля резко улучшил настроение комиссара, и тот засмеялся.

– Ну, с точки зрения уголовного кодекса это все-таки совершенно невинное деяние, никак не сравнить с ограблением дядюшки Филиппа…

– Да, – согласился комиссар, – и с точки зрения вреда для здоровья – тоже… А почему вы оказались «на карандаше»? Вас ведь именно это интересует? Месье Арнич, за последние шесть лет вы восемнадцать раз покидали город, якобы по делам своей фирмы…

– Вот уж никогда не вел статистику собственных командировок, – парировал Мишель, не обращая внимания на комиссарское «якобы».

– Так вот, во время ваших поездок, в тех городах, где вы бывали, произошло восемь случаев дерзких, малообъяснимых преступлений, в основном, ограблений банков и частных лиц, связанных со вскрытием сейфов. Вас даже трижды привлекали по подозрению…

– И все три раза отпускали с извинениями, месье комиссар, – уточнил Арнич, ничуть не удивленный, что местная полиция знает такие детали.

– Я знаю, – отмахнулся комиссар, – но отпустить из полиции за отсутствием улик, не значит признать невиновным…

– Я это понимаю, месье комиссар, но и предъявить что-то конкретное, кроме своей интуиции, мне никто ни разу не смог, вот и вы не можете…

– Не могу, – вздохнул комиссар, ему, конечно, неприятно было признаваться в собственном бессилии, но деваться в такой ситуации было некуда, если он планировал еще не раз встретиться с Арничем. – Поэтому и решил просто поговорить с вами в непринужденной обстановке, ведь любой адвокат не дал бы мне такого шанса, реши я вызвать вас в участок…

– Я это тоже прекрасно понимаю, месье, поэтому и пошел вам навстречу, зачем приличным людям усложнять друг другу жизнь, – обаятельно улыбнулся Арнич, продолжая выдерживать тон светской беседы.

– Спасибо, месье Арнич, – комиссар, кажется, собрался подняться со скамейки, заерзал, подтянул ноги, но тут неожиданно задал еще один вопрос: – А как вы относитесь к собакам?

– Я должен к ним как-то по-особенному относиться, месье комиссар? – удивился Арнич. – Не так, как к кошкам, к примеру?

– Нет, можете относиться так, как вам заблагорассудится, – махнул рукой полицейский, изображая добродушность. – Вот только странный факт: вчера во время ограбления квартиры дядюшки Филиппа видеокамеры в подземном гараже и возле дверей в квартиру засняли очень размытый силуэт крупной собаки… как она могла попасть в дом и почему никто ее не заметил?

– Вы задаете очень странный вопрос, – осторожно ответил Арнич. – Особенно, если учитывать, что возле квартиры дядюшки Филиппа меня вчера не было…

– Знаю, что вопрос странный, – вздохнул комиссар, проигнорировав прямой намек на алиби Мишеля. – И что самое удивительное – в тех городах, где вы бывали в командировках, и где происходили вскрытия сейфов и другие невероятные события, некоторые свидетели тоже упоминали присутствие крупной собаки... немецкой овчарки или даже волка…

Мишель откровенно недоумевающе пожал плечами, делая вид, что вопрос и рассуждения комиссара сбили его с толку, и ничего по существу их он сказать не может.

– Ну, что же, месье Арнич, извините за беспокойство, мне пора на опять службу…

– И в самом деле, комиссар, приятно было бы пообщаться и дальше, – ответил Арнич с легкой улыбкой, – конечно, без непонятных «собачьих» вопросов, но у соседней лавочки вас уже с четверть часа ждут…

У соседней лавочки и в самом деле почти пятнадцать минут переминался с ноги на ногу маленький человечек в коротком и смешном потертом клетчатом пальто, известный всему Городу старший помощник комиссара, инспектор криминальной полиции по имени Артур Жо. Он успел выкурить три сигареты, не решаясь прервать разговор комиссара с Мишелем, но уйти или просто присесть на лавочку не рискнул. Видимо, дело, из-за которого он разыскивал своего патрона, было чрезвычайным.

Комиссар, сокрушенно покачав головой, мол, дела-дела, куда ж от них деваться государственному служащему, с легким кряхтением поднялся с лавочки и, прощаясь, коснулся пальцами козырька своей кепки. Арнич в ответ вежливо приподнял шляпу и улыбнулся.

А едва комиссар отошел на три десятка шагов, как к нему подскочил инспектор Жо и принялся что-то говорить, фамильярно, но очень аккуратно дергая патрона за рукав пальто.

Слух у Мишеля был великолепный, а тут, как по заказу, притихли у светофора автомобили, смолкли на несколько секунд утки, и Мишель услышал всё.

– Комиссар, час назад приехали люди из военной контрразведки, рвут и мечут, желают переговорить с вами, – возбужденно говорил инспектор, – я их, как мог, успокоил, но долго они терпеть не будут… вы же знаете этих меднолобых, рвутся, как на штурм Вердена, не считаясь ни с чем…

– Мы уже едем в контору, – ответил комиссар, продолжая двигаться подальше от скамейки, на которой оставался Мишель. – Зачем шутить с этими поганцами? А пока я буду общаться с ними, ты поручи малышу Пино пройтись пешком от дома дядюшки Филиппа до сауны «Золотой ключик» и поговорить там с персоналом… а потом…

Дальнейшие слова комиссара заглушил рев стартовавших со светофора авто, но Мишель понял, что алиби его будет проверяться тщательно, и порадовался своей всегдашней предусмотрительности. Единственно, что его очень насторожило и обеспокоило, так это непонятный визит контрразведчиков в криминальную полицию. К гадалке не ходи, визит этот был напрямую связан с ограблением дядюшки Филиппа, но ведь не алмазы же заинтересовали военных? Совсем, кажется, не их профиль деятельность. Впрочем, интересы военной контрразведки всегда гораздо шире описанных в любом законе о спецслужбах, а иной раз настолько широки, что можно просто диву даваться…

Фигуры комиссара и его помощника еще маячили в конце бульвара, а возле скамейки, на которой продолжал сидеть задумчивый, но довольный прошедшим разговором Арнич, нарисовался, по-другому не скажешь, худой до измождения, маленький неприятный типчик с вывернутыми губами и крючковатым носом. К его физиономии не хватало классических пейсов и лапсердака с длинными полами, что бы полностью оправдать прозвище Вечный Жид, обычно в разговорах сокращаемое до последнего слова. Мишель отлично знал его, хотя сталкивался всего несколько раз в жизни. Это был личный секретарь и помощник по самым интимным вопросам Принца.

– Мишаня, – не здороваясь, сразу приступил к делу Вечный Жид, – Мишаня, Принц очень недоволен и очень зол. Мне почему-то кажется, что ты можешь вернуть Принцу хорошее настроение, верно?

– Шел бы ты… в синагогу, – ответил Арнич, умеющий при необходимости быть грубым, – можешь и Принца с собой прихватить, заодно обрезание ему сделаешь…

– Ох, какой ты смелый, Мишаня, – захихикал Вечный Жид, ерзая ногами по песку, будто пританцовывая возле скамейки.  – Так про Принца в Городе не разговаривают…

– Мне казалось, что пять лет назад все наши вопросы были улажены? – с надменностью карикатурного английского лорда ответил вопросом Мишель.

– Все-все, – подтвердил личный помощник Принца и тут же поправился: – Да вот вчера возник новый вопрос. Мишаня, десять кило алмазов это не фунт пряников и даже не десять кило простых талеров…

– Справки о моем алиби наведешь в полиции.

– Мишаня, нам не нужно алиби, – всплеснул руками Жид. – Принц хочет, что бы ты вернул то, что взял у дядюшки Филиппа, и тогда он об этом недоразумении забудет и другим велит забыть… и все будет, как раньше…

– А кроме меня взять было некому?

– Некому, Мишаня, вот ей-ей, некому… Ты же понимаешь, что мы не полиция и работаем, когда надо, раз в десять быстрее.

– Значит, и в моей конторе были, и на телеграфе, и в кофейне, и девок нашли, с которыми я в сауне отдыхал?

– Были, Мишаня, были… и нашли, и поговорили… некому, кроме тебя, Мишаня, хоть и не сходится по времени буквально пятнадцать минут, а все равно некому, вот ума не приложу, как ты смог так успеть?

– И что я должен был успеть, жидовская твоя морда? – Арнич специально оскорблял помощника Принца, лелея в душе маленькую надежду, что тот не выдержит такого обращения.

– Ты запомни, Мишаня, – не отвечая на вопрос и не поддаваясь на провокации, противненько так захихикал Вечный Жид. – Запомни, если до завтрашнего утра все камушки будут у Принца, то никто ничего и не узнает, а кто знал – забудет, это же так просто, Мишаня…

– Это ты меня пугаешь что ли? – лениво процедил слова сквозь зубы Арнич, нарочито удивляясь.

– Пугаю, Мишаня, пугаю, – опять захихикал посланец, – это Принц знает, что тебя пугать бесполезно, а я вот не знаю, вот и пугаю, ты уж будь таки добреньким – испугайся… верни камушки…

– Знаешь, о чем мечтаю? – неожиданно сказал Мишель, и глаза его неожиданно зло блеснули из-под полей шляпы. – Поймать тебя и напихать в твой поганый рот сала и побольше, да заставить проглотить…

Говоря это, Арнич вдруг выбросил в сторону посланца руку, демонстрируя свое намерение схватить того за отворот курточки. Вечный Жид с каким-то полуженским взвизгом отскочил в сторону и дробно захихикал, засмеялся.

– Шалун ты, Мишаня, шалун и хулиган, но вот вчера напрасно похулиганил, погорячился… Принц все понимает, ты же любишь по-крупному работать, вот и соблазнился, не догадался, чей куш берешь… Вот потому Принц меня и прислал с разговором, а не костоломов из своего домашнего гестапо…

– Ты ведь знаешь, Жид, что гестапо я и сам, кому хочешь, устрою, – с угрозой сказал утомленный назойливостью посланца Мишель.

– Так что я Принцу передам? что завтра к утру все будет на месте? – торопливо проговорил Вечный Жид, закругляя ставший неприятным и для него, но обязательный разговор.

– Головы у вас точно будут на месте, ну, если резких движений делать не начнете, а про ограбление ваше дядюшки Филиппа мне вот только что комиссар сообщил, есть желание – спроси у него…

– Вот напрасно ты, Мишаня, так-то вот… вот напрасно… Принц два раза не будет уговаривать… – посланец казался расстроенным, но вероятнее всего, расстроенным провалом совей миссии. – Ну, бывай, Мишаня, не забудь – завтра до утра…

Он исчез так же незаметно, как и появился подле скамейки, а Арнич с удовольствием плюнул на то место, где только что кривлялся Вечный Жид. Вот ведь до чего поганая натура у человека, испортил отличное утро, неторопливую беседу с комиссаром, удовольствие от вчерашней работы и отдыха. И, что всего хуже, не шестым, а каким-то седьмым или даже восьмым чувством Мишель понял, что на сегодняшний день визиты нежеланных гостей не окончились. Это ощущение согнало его с уютного местечка на бульваре.

Арнич, не торопясь, но готовый в любую секунду ускорить движение, что бы не попасться на очередной разговор с защитниками дядюшки Филиппа, поднялся с лавочки, быстро пересек посыпанную песком дорожку, перешел на светофоре улицу и заглянул в ближайшее кафе на первом этаже огромного, старинной постройки здания. В кафе было по-утреннему пусто и просторно, лениво и сонно, и занят был лишь один столик непонятной компанией из трех девиц вида совсем не профессионального, но и не богемного. «Вот интересно, кто, скажите на милость, утром в выходной день может оказаться в пустом кафе?» – подумал Мишель, незаметно разглядывая девушек.

Желание позавтракать не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой у Мишеля пропало после разговора с комиссаром полиции и перебранки с Вечным Жидом, и он, не снимая плаща, прошел к стойке бара, устроился на высоком крутящемся табурете и бросил слева от себя, на оцинкованный прилавок, шляпу. В сонном царстве утреннего кафе бармена, чем-то особо важным занимающегося в подсобке, пришлось прождать минут пять.

– Коньяку, – заказал Арнич, – двести граммов, пепельницу, спички…

И тут же, не дожидаясь, пока бармен начнет шевелиться, расплатился двумя серебряными десятками. Бармен, заметив деньги, сонно уточнил марку коньяка, помявшись, предложил еще кофе, равнодушно выслушал отказ, налил напиток почему-то в два высоких стакана для коктейлей по сто граммов в каждый, отсчитал сдачу и снова ушел в подсобку. Видимо, в самом деле занимался там чем-то интересным. Спал, например.

Конечно, будь у него в этот момент другое настроение, Мишель предпочел бы хорошо прожаренное, сочное, свежее мясо с подливой и – много, но сейчас гурманские мысли остались где-то далеко, возле бульварной лавочки полутора часами ранее. Арнич один за другим легко, без всякого смакования, выпил коньяк из обоих стаканов, закурил, глуша во рту спиртовой аромат дымом и краем глаза продолжая наблюдение за тройкой девиц. «Паранойя? – спросил сам себя Мишель и согласился с собственным диагнозом: – Да, явно выраженная. А чего еще ждать после такого утра?»

Девицы за столиком, беспокойно ерзая на стульях, отхлебывали кофе, откусывали пирожное и без умолку, но очень тихим шепотом трещали о чем-то своем, уже не обращая на Мишеля ни малейшего внимания. Они успели разглядеть и оценить молодого человека, когда он только вошел в кафе и устраивался у стойки, и решили, что тот не сможет помешать каким-то их таинственным утренним планам.

Благодаря выпитому коньяку, Мишель расслабился, но, несмотря на дозу, не захмелел, его организм легко пережигал и гораздо большие порции спиртного, при необходимости, не допуская его до мозга, а усваивая, как простой энергетик. Докурив до конца сигарету, Арнич еще некоторое время посидел у стойки, неприязненно ожидая возможных посланцев третьей, четвертой или какой еще там стороны, пострадавшей вчера вечером. Но никто в кафе не объявился, и молодой человек, не забыв захватить со стойки свою шляпу, вышел из кафе.

В это время бульвар, на котором Арнич провел сегодняшнее беспокойное утро начал оживать. Город просыпался, распахивал окна домов и двери магазинов, выпускал на улицы сотни тысяч людей, желающих прогуляться, купить что-нибудь нужное для дома, сходить в кино на дневной сеанс, встретиться с родственниками и друзьями, поправить пошатнувшееся вчера здоровье в аптеках и барах.

У дверей кафе Мишель чуть прищурился на тусклое осеннее солнышко, выглянувшее наконец-то из-за облаков, потом свернул на узкую пешеходную дорожку и не торопливо зашагал в сторону ближайшего переулка. Всей своей, крайне дорогой ему шкурой Арнич ощущал на себе взгляды десятков глаз, но которые из них просто равнодушно скользили по случайному прохожему, а какие были направлены на него с умыслом, Мишель вот так, накоротке, отфильтровать не мог. Именно поэтому он и направился в переулок, что бы оказаться вновь в тихом, максимально безлюдном месте.