Богиня ex machina. 11

11

Вернувшийся в управление полиции через пару часов после окончания обеденного перерыва комиссар Тарон выглядел не самом лучшим образом – прошедшая бурная ночь давала о себе знать, а несколько часов утреннего и дневного сна, казалось, совсем не компенсировали усталость. Но отлеживаться дома в ожидании, что все уладиться, как бы, само собой полицейский не мог, ну, не в его жизненных правилах было такое поведение, а кроме того, зацепочка за еще одного знакомца рыжей валькирии Милки вполне могла привести и полному раскрытию дела с таинственными препаратами академика Пильмана.

– Господин комиссар, разрешите войти? – в дверях кабинета замаячили рыжие завитушки прически Эмилии.

Начальник полиции умудрился пройти в свои апартаменты в тот момент, когда девушки не было на рабочем месте, потому – обнаружив присутствие начальства – секретарша тут же поспешила к нему и почему-то сделала это очень официально.

– Что случилось? – искренне удивился на такое к себе обращение племянницы Тарон.

– Вот…

Подошедшая к столу Эмилия положила перед начальником простенькую выцветшую и пропахшую пылью папочку с университетским досье.

– Это я взяла под расписку у проректора, уламывала почти четверть часа, – пояснила девчушка. – Не знаю, как тебе, а мне показались интересными и требующими дополнительного расследования два его академических отпуска. Как я поняла из анкеты, Вилля – сирота, близких родственников не имеет, постоянных связей ни с кем не поддерживает, но дважды исчезал из города на довольно продолжительное время. Вот.

– Ты просто молодец, Эмилия, – от всей души, без родственной лести похвалил расцветшую от его слов племянницу комиссар. – Но, к сожалению, сами мы ничего расследовать и проверить не сможем, если уж понадобится, то придется передавать материалы нашему столичному викингу… кстати, как он справляется с этим задержанным? Ты не в курсе?

– Подробности не знаю, – пожав плечами, ответила девчушка. – Но все это время наш высокий гость периодически названивал в столицу и уточнял какие-то особенности в маркировке ампул, ну, тех, что вы изъяли у Геши. Фу, никогда бы не подумала, что он торгует наркотой, как-то это…

– Как? – невольно демонстрируя профессионализм, прицепился к последним словам секретарши полицейский.

– Не принято у нас такое, вот как, – объяснила, как смогла, Эмилия. – По винцу вдарить, ну, или водку соком развести, а чтобы всякое зелье колоть… я потому тот случай с Милкой и запомнила так четко – шприц, укол, ампулы…

– Тогда на ампулах тоже была маркировка? – как бы, невзначай поинтересовался комиссар, замирая в предчувствии чего-то… этакого.

– Не было ничего, – отрицательно мотнула кудрями секретарша. – Помню хорошо, пусть и давно это было, пусть и не присматривалась специально, а вот ты спросил – вспомнила. Чистое было стекло, без всяких там букв и цифр, про которые всё капитан Хольм своих, столичных, выспрашивал.

– Ну, а потом? Что твой викинг еще делал? – уточнил свой первичный вопрос слегка разочарованный ответом племянницы полицейский.

– Опять в допросную шел, чего-то там уточнял, куда-то гонял нашего Волобуя, – продолжила рассказ Эмилия, упомянув одного из оперативников, занимающегося в управлении уголовным розыском и агентурной работой. – А потом, с полчаса назад, обедать пошел, ну, и еще не вернулся.

– Значит, как вернется, придет сюда, жди, – усмехнулся комиссар. – Будем опять наполеоновские планы строить и акции расписывать. Впрочем, чего это я? Наркопритон и оптовика накрыли, распространительницу выявили, подадим в имперский розыск, пусть теперь у других из-за Милки голова болит. Вот уже и результат для нашего города, а все эти пилюльки академика и заботы Особого отдела… ну их, сама знаешь куда…

– Туда-то туда, – скромненько закивала рыжей головкой Эмилия. – Но почему ты, дядя Феликс, меня не спрашиваешь, чего я еще узнала? Или в самом деле думаешь, что я только за студенческим досье в университет ходила?

– Нахалка, – печально вздохнул полицейский. – Я не думал, я очень-очень надеялся, что ты не полезешь в эту кашу, побережешь мои старые нервы…

– А я никуда и не полезла, – понизив голос до конспиративного шепота, сообщила секретарша. – Просто поболтала там со знакомыми, они, ты правильно сказал, меня за сексота не держат, думают, что я просто по блату в полиции и ничего не соображаю, а так – подай-принеси.

«Как же хорошо и быстро она впитывает основные понятия оперативной работы, – подивился Феликс Тарон. – Казалось, на ходу, в спешке, после акции бросил ей пару фраз… запомнила, а главное, использовала, и, похоже, с толком…»

– Не томи, – попросил он девчушку.

– Не буду, – смилостивилась над любимым дядюшкой Эмилия. – Еще ночью в общаге появилась Милка Макоева, как некоторым показалось – сама не своя, то ли перепившая, то ли какого зелья кольнувшая, но вела себя довольно прилично по тамошним меркам – то есть, хлебала все, что горит, и трахалась со всеми, кто еще шевелился.

– Я так и думал, что она к университетским дернет, – кивнул комиссар. – Где же еще в городе от полиции укрыться? А из общаги её и сейчас со штурмовым батальоном не выкурить, отсидится и – уйдет куда-нибудь в сторону столицы, там людей много, затеряться легко.

– Ага-ага, наверное, в столицу и дернет, как ты сказал, но потом, –в тон дядюшке защебетала племянница. – А сейчас Милка вместе с Виллем ушли в бункер! Во, как!!!

И заметив недоумение в глазах начальника городской полиции, по возможности кратко, но красочно, пересказала основные университетские легенды о старой котельной.

– …так что сидят они сейчас в этом бункере одни, это точно, – закончила историко-этнографический экскурс Эмилия. – Из местных, кто в общагах живет, да и вообще – университетских – вряд ли кто рискнет в бункер сунуться даже за деньги, не говоря уж о том, чтобы добровольно. Они там пусть и в большинстве своем ребята удалые, ни Темных, ни Светлых Сил не боятся, но – суеверные, и с собственным разумом расставаться не хотят, даже если про древние капища и сумасшествие кочегаров и сторожей – просто сказка.

– Плохо, – констатировал полицейский и даже прихлопнул в сердцах ладонью по папке с личным делом Вилля. – Очень плохо, но ничего уже исправить нельзя.

– Почему? Что плохо? – не поняла секретарша, в легком испуге отпрянувшая от стола своего начальника и родственника.

– Все плохо. Понимаешь, я думаю, что Милка в общагу побежала не просто скрыться, а еще и за чем-то, очень ей нужным, вот потому и просил тебя вспомнить про этого паренька. Получается, что это нечто, пускай, волшебные ампулы от академика, хранящиеся где-то на территории университета, Милка получила, ну, или вот-вот получит. И исчезнет совсем, как нам хорошо известная, рыжая со светлыми глазами девушка Макоева. А появится где-нибудь яркая блондинка с голубыми глазами и пухленькими губками – и не поймешь, что это один и тот же человек.

– Так надо… сейчас же… – глаза и пышные кудрявые волосы Эмилии буквально загорелись, она едва ли не захлебывалась словами. – Туда, в бункер… взять Волобуя, и Филя-парашютист не откажет… ну, еще пару городовых покрепче…

– Остынь, девочка моя, – устало посоветовал комиссар. – Никогда не принимай скоропалительных и очевидных решений. Судя по твоим рассказам, пусть и девяносто процентов в них – студенческий вымысел и городской фольклор, эта котельная – местечко еще то… не самое приятное в жизни. Так вот, в бункер, как ты его назвала, я не сунулся бы не только с местными кадрами, а даже с теми оперативниками из столичной полиции, с кем раскручивал длиннющую цепочку наркоторговцев. Ту самую, что привела меня домой, на эту синекуру. Без взвода особого назначения там делать нечего, а уж если вспомнить, как твоя Милка легким пинком выбила дверь в доходном доме, а потом ласточкой – ну, или нетопырем – вылетела из окна третьего этажа и убежала, даже для приличия не захромав…

– Дядя, но что же теперь делать? Ведь надо же что-то делать? – недоуменно спросила резко охлажденная трезвыми рассуждениями девчушка.

– Делать – надо, – согласился полицейский. – Но по уму. И не лезть на те вершины, взять которые явно не сможешь. Еще одно тебе правило, а то ведь потом, даже с полдороги, падать больно бывает.

Эмилия задумалась, решая – чтобы еще такого сказать, чем подвигнуть и дядюшку, и начальника городской полиции на более энергичные и решительные действия, которые – она была в этом целиком уверена – необходимо предпринять срочно, просто экстренно. Но никаких нужных слов и мыслей в голову, как на зло, не приходило, и молчание затягивалось. Но тут – повезло – её выручила распахнувшаяся дверь кабинета.

Не постучавшись, даже символическим кашлем не обозначив своего прибытия, в помещение вошел столичный викинг – капитан Хольм с кипой бумаг в руке и крайне кислым выражением  на лице.

– Хорошо, что вы уже здесь, господин комиссар, – сказал особист, забыв поздороваться, впрочем, сегодня-то они уже виделись уже после ночной акции.

Того лощеного, надменного, столичного викинга, что появился в Энске несколько дней назад, к сотруднике Департамента Безопасности становилось все меньше и меньше – полицейский с удивлением обнаружил, что Хольм не брит, хотя это и не бросалось в глаза издали, все-таки у блондинов меньше проблем по этой части. А еще, глаза капитана Особого отдела покраснели, и он стал походить на классического альбиноса.

 – Ах! – не забыв прихватить со стола папку с личным делом Вилля, будто только за этим и заходила в кабинет начальника, Эмилия шустро ретировалась в приемную, старательно прикрыв за собой дверь.

Даже не проводив секретаршу взглядом, особист буквально рухнул на стул и протянул начальнику полиции принесенные с собой документы.

– Этого паренька, пожалуй, пора отдавать вам, господин комиссар, – пояснил Хольм, с силой растирая ладонями щеки, будто пытаясь проснуться или просто взбодрить себя. – Торговля наркотиками там вопиющая, пусть теперь ваш следователь раскручивает – от кого, кому, за сколько и как часто. А я, все-таки, фигура не процессуальная.

– Благодарю, – принимая исписанные аккуратным, понятным почерком листы бумаги, отозвался полицейский, перекладывая их, на всякий случай с глаз долой, в ящик стола. – Но, кажется, по другому делу от мальчишки мало проку, или я не прав?

– В чем-то участвовал, конечно, – ответил особист с грустью в голосе. – Разводил и перекомпоновывал препараты, которые… ну, трудно понять из его рассказов, но все-таки доставлял в университетские лаборатории академик Пильман. Но – не лично из в руки этому студенту, а кому-то из старших, правда, не стесняясь присутствия посторонних. Как-то, примерно, так. Этот Гейнц все время путается, пугается, несет какую-то ерунду… эх, вы бы послушали сами, комиссар, умилились. Из колбочки А отливаем голубые глазки, из пробирки Б наливаем длинные ножки, добавляем из ампулы Ц качественную кожу, а из флакончика Д – густые длинные волосы…

Рассказывая всю эту несуразицу, капитан Хольм чуть изменил голос, стараясь говорить пискляво и плаксиво, имитируя речь задержанного. Получалось не очень артистично и качественно, но основную мысль Тарон понял легко.

– … потом все это перемешиваем в чашке Петри, выпариваем на медленном огне, разбавляем витаминами в определенной пропорции и, наконец, фасуем по ампулам… – продолжил контрразведчик, вздохнул и уже нормальным голосом закончил: – Ни состава препарата, ни формул… да и по академику свидетельство совершенно косвенное. Так что попросите следователя сосредоточиться только на наркотиках, тем более, я связался с нашим отделом в столице и кое-какие сведения по источникам – откуда взялись ампулы с фабричной маркировкой – уточнил.

– А зачем же эти студентики наших, городских девчонок красавицами делали? – решился перевести мысли капитана в нужное русло полицейский. – И что с этой Милкой Макоевой, которая во время акции смогла так красиво уйти, сотворили?

– Вы будете смеяться, комиссар, – вздохнул особист. – Но больше, чем на постельные дела, фантазии этого студентика не распространяются. Хотелось ему, видишь ли, красивую деваху употреблять, да не просто красивую, а – чумовую. Вот только, похоже, он и сам не понял, насколько чумовая она получилась.

– Завтра утром приезжает академик Пильман, – не совсем кстати напомнил полицейский своему собеседнику. – Что нам делать с ним? Я имею ввиду, конечно, себя и городскую полицию. У вас будут какие-то специальные инструкции? Или, как обычно, я отряжу полдесятка городовых присматривать, чтобы у дома Пильманов не болтались всякие подозрительные и праздношатающиеся личности?

Хольм взял маленькую паузу, задумчиво побарабанив пальцами по столешнице. Потом вздохнул, видимо, приняв окончательное решение, максимальное, на которое был уполномочен своим начальством.

– С академиком придется разбираться. В первый день, конечно, ничего не получится, у него, как я понимаю, официальная программа, визиты в мэрию, в университет, к друзьям детства. А вот вечером, попозже, когда вся официальная часть закончится, надо…

– Не надо, – перебил контрразведчика звонкий женский голос. – Не надо вечером разбираться с академиком. Да и вообще – просто не надо.

На пороге кабинета стояла, уперев ладони в бедра, миниатюрная блондиночка с копной тщательно взлохмаченных платиновых волос, невероятным для мужчин образом балансируя на фантастических четырехвершковых каблуках, одетая в скромные черные брючки, выразительно облегающие её соблазнительные выпуклости и короткую черную кожанку. Под распахнутой курткой, поверх белой футболочки, на груди блондинки матово светился большой, белого металла, медальон со странным и видимым даже издалека рисунком средневековой крепости и верхового воина-рыцаря подле нее. Позади блондинки, невероятным образом исхитрившейся незаметно войти в кабинет начальника полиции во время разговора с Рихардом Хольмом, маячили двое – худощавый, тусклый в серо-зеленом помятом костюме и приметных очках в золотой оправе и мощный, поперек себя шире, но невысокий, абсолютно лысый, в бесформенном буром свитере.