Власть огня

«Хохочет Смерть, сыграв на бис, Каприз, где судьбы вместо нот»

 Кипелов – Власть Огня

Оставаться здесь у меня больше не было сил. Я не мог глядеть на распятую войной землю, всюду лежали трупы солдат, словно скошённые травы. Мертвецы лежали с распотрошенными телами, точно продолжая бороться за свой век. Они застыли, будто до сих пор ещё сражаясь за свою жизнь в агонии и лишь обессилив, оцепенели. Кто-то из них протянул вперёд руку, кто-то оглянулся назад, кто-то скривил рот в беззвучном стоне. Только меня не коснулся этот взрыв! Он обошёл меня стороной. Я остался целым и невредимым, будто мама родила меня в железной кольчуге. Взрыв был коротким, длился он не более одной секунды, но его хватило чтобы одолеть всех своих врагов в одно мгновение. Стоя после взрыва я сейчас могу подумать о том, что же меня привело к нему. Теперь в моих ушах стало тихо, как осенней ночью.

 Я вот только что подумал, может, наш вид всего лишь некая плесень, покрывающая земную кору? Может мы только болезнетворные бактерии, паразитирующие нашу Землю? Но нам отведено право жить, быть счастливыми, рожать своих детей и отстаивать в боях их жизни! По сути, ничем другим мы и не умеем заниматься! Наши политики, писатели, поэты поют оды о героизме, о воинской славе, о далёких землях, которые непременно должны оказаться в наших руках, о других народах, которые спят и видят, как поработать в угольных и рудных шахтах ради счастья чужих детей! А мы должны лишь слушать нашу власть безоговорочно и идти вперёд, едва услышав её приказ. Мы не имеем права ослушиваться. Мы не можем думать своей головой и рушить сотворённую не нами систему ценностей, где есть великие мужи мира, которых принято считать святыми, блаженными. А простые солдаты лишь живое мясо, которое рождено для осуществления их благих и мудрых замыслов. Поступил я в армию когда мне было восемнадцать. Пробыл на войне я без малого двадцать лет. Как же быстро течёт время. Вроде только я с испугом смотрел на оружие и старших мужчин, как за это крылатое время стал матёрым волком. Раньше я не знал, чем пахнет ад. Сейчас же я прошёл все его тропы, изведал жизнь на вкус, помянул всех, кто был со мною рядом на протяжении всей жизни. Но как я мог раньше слепо верить власти? Как я мог быть таким слепым котёнком? Я каждодневно включал телевизор и монотонно слушал проповеди продажных рабов системы и находил в самом себе доводы их речам! Нам обещали горы денег, высокую духовность, получаемую в боях, когда твоя воля и дух обретают неоценимый опыт жизни. Нам лгут, что мы выглядим героями в чужих глазах, но я самозабвенно верил в это. Война мне казалась красивым, ярким, насыщенным эпосом со страниц сказок, где можно будет доказывать делом какой ты умный, гордый, тщеславный и вести за собой людей. В принципе я таким и был всё время, пока шла война. Да она и дальше будет продолжаться, ибо кому война мачеха, а кому – мать родная. Мне давали награды, ордена, знамёна. Я принимал их с гордым, требовательным и очень важным видом. Я презирал тех людей, что в уголках смеялись надо мной и над всеми теми, кто гордился собственным вкладом в установление нашей власти над другими народами и землями. Нас учили, что другие люди не могут сами править землёй, и посему нам выпал шанс взять их под свои крылья. И мы шли, удивляясь почему наши враги сопротивляются и воюют с нами! Боже, где ты, рассуди меня здесь, иначе я сам себя порешу! Перевернуть моё отношение ко всему, что происходит с нами, помог только что произошедший случай. Я до сих пор не могу отойти от того, как я не замечал, насколько ужасны все наши дела...

Мы делали зачистку одного посёлка. Наша задача была собрать всех детей до двадцати лет и привести их в штаб. Была очень тёмная, безлунная ночь, небо затянули грузные тучи. Они повисли над головой, будто кто-то так закрывал наши действия от божьего взора. Мы бегали как оглашенные с дома в дом и вырывали детей из родительских рук. Зачем мы постоянно отнимали ребят у других народов, мне не было понятно, да и на войне нет времени размышлять над этим. Нам поступал приказ, мы его выполняли, ценою своей жизни. Я был командиром взвода. У меня имелось одно распоряжение ликвидировать всех, кто нам начнёт сопротивляться. Я скомандовал своим солдатам: «В плен взрослых не брать», ибо тех, что мы берём каждый день не успевают отправлять в лагеря, а они поедают наши пайки. Я не мог ослушаться приказа, поскольку сам бы попал бы под трибунал. Деревушка состояла из тридцати домов, двадцать шесть из которых были очищены и приготовлены к сожжению, и в двадцать седьмой я вошёл один. Дом состоял из трёх комнат, в которых была очень красивая, старинная мебель. Здесь было так красиво, будто я провалился через коридор времени и попал в XIX век. Вся обстановка дышала атмосферой золотого века аристократии. Дорогая мебель блестела при свете моего фонаря. В голове закружились стихи романтичных поэтов, впрочем, их имена мне не были известны. Внутри никого не было, по-крайней мере мне так показалось вначале. Я хотел уже выходить, как услышал тонкий, почти не слышный, стон женского или даже девичьего голоса. Я огляделся и щёлкнул выключателем, который я заметил случайно. Увиденная мной картина, меня потрясла. Такой мерзости своими глазами мне ещё никогда не доводилось видеть. В углу комнаты, возле окна стоял голый мужик, по виду было видно, что он местный, не из нашего отряда. Он плотно прижал голову девочки к своему паху и не отпускал её, глядя с ненавистью на меня. Полные руки обвивались вокруг её головы и цепкие пальцы прижимали девочку к своему телу. Он стоял, не шевелясь, лишь глаза наполнялись яростью. Они всё сильнее блестели и становились как у готовившегося к нападению шакала. Я окаменел, не зная, что же мне делать сейчас. Несколько секунд я не двигался. Внутри всё остановилось, только стук моего сердца забил грозно в висках. Я много слышал о такого рода отклонениях в мужском влечении, но никогда не воспринимал это всерьёз. Мне казалось, что такие люди никогда не встретятся на моём пути. Это было слишком дико, чтобы задумываться здоровому мужику над этим! Я еле-еле смог отвести взгляд от него и посмотрел на девочку. Она тоже была обнажена. В её глазах горел страх, будто маленький косматый огонёк. Она сидела на полу, схватившись ручками за колени мужчины, ножки были подобраны под себя. Рядом с ними стояла взъерошенная постель и разбросанная по полу одежда. Ни он, ни девочка, которой было не больше тринадцати лет, не шевелились. Они оба испугались и ждали, что первый шаг сделаю я. Вначале мне хотелось его пристрелить. Это было такое яростное желание, что я с силой только смог побороть его в себе. Любой спецназовец поступил бы так, но я сдержался, толком не понимая, почему я не стреляю. Я стоял, не в силах пошевелить даже пальцем. Мой мозг выключился и только через какое-то время я начал понимать, как должно быть противно этой девочке и стыдно от того, что её застали при этом акте. Видимо, она находилась под гнётом власти этого мужчины и боялась вырваться, ибо привыкла слушаться его. А я ей кажусь таким же уродом, а может быть еще большим, чем тот, кто издевается над нею. Может быть, она уже думает, что все мужчины такие, как этот деспот. Становилось страшно, от того, что её жизнь уже сломлена, и вернуть её к нормальное русло будет очень сложно. Здесь я совсем забыл что вокруг идёт война, что я нахожусь на задании, которое должен выполнить в указанное время, не подмочив своей репутации. Я придавил пальцем на курок автомата и вывел мужика на улицу, перед этим сказав девочке, чтобы та оделась и вышла вслед за нами. Убить его мне хотелось всей душой, но еще большим желанием стало сгноить его в тюрьме, чтобы он умирал каждый день в течении долгих лет жизни, чтобы он проклинал себя и грыз зубами пол от унижения его сокамерниками. Я так же, как и вся моя власть ненавидел другие народы, но я не думал, что могу в одночасье изменить своё отношение ко всему сразу. И это случилось так, будто я просто щёлкнул выключатель и загорелся внутри меня свет и я прозрел. Да я бы наверное и не смог поверить в такое перевоплощение другого человека, но это случилось со мною. После увиденного мною, мозг мой начинал работать, как перезагружённый компьютер, с каждой секундою быстрее. Мой отряд тоже опешил, глядя на голого мужчину и следом идущую за ним девочку. Кто-то из солдат хотел выстрелить в него, но я не разрешил, решив его отправить туда, где и место таким же извращенцам. Большого труда мне стоило уговорить солдат не убивать этого урода здесь, я хотел ему длинной и медленной смерти. Потом мы решили вести его голым через все поля и ущелья в штаб, дабы он предстал перед святым штабом в полной боевой готовности педафила. Дорога была трудной. Он шёл первым среди всех нас. Позади него шли дети, окружённые солдатами, а я замыкал эту колонну сзади. Я все время смотрел на этого мужчину, пытаясь понять его, или хотя бы увидеть в его походке раскаяние, или отвращение к самому себе, но он шёл, с таким видом, будто ему сейчас вручат премию – лучший мужчина года. Он совсем не боялся грядущего наказания, и это меня повергло в ужас. Я старался отвлечься, но кроме презрения и жажды убить его, во мне не было ничего. Таким злым и разъярённым я был лишь в начале войны. Когда убийство было для меня ещё важным, весомым событием. Со временем оно стало простой работой отдельно взятого командира отряда. Придя на разъяснение к коллегии генералов, я доложил всё, что сделал с деревней и привёл одного взрослого пленного, рассказав им об этом ужасном случае. Но какого было моё удивление, когда военное командование не посчитало его соитие за преступление. Они разъяснили мне, что эта чужая девочка, которая не является ребёнком нашей родины, и посему она должна быть отправлена в лагерь, а он отпущен, поскольку он не совершил преступление с нашим гражданином. На моих глазах этот преступник стал чуть ли ни героем, а я всего лишь получил плевок в своё адрес, услышав: «Ты слишком подозрителен, Кевин». Я - солдат, служивший верой и правдой своей стране оказался не нужным Родине. Мне ясно дали понять, что он хоть и враг нашего народа, но всё же издевается над своими людьми, и посему автоматически становится союзником наших войск. Мне хотелось докричаться до генералов, подсказать, что такие вот извращенцы могут изнасиловать и их дочерей и жён, а некоторые и маленьких мальчиков. Но по виду военного руководства я заметил, что они проникались теплом к подобным мужчинам. От этого становилось страшно мне. Молча выслушав решение командования, я вышел во двор, оставив пленника наедине с генералами. Время тянулось очень долго. Я чувствовал, какие долгие промежутки бывают между биением сердца, когда ждёшь что-то важное для себя. Через какое-то время он вышел ко мне. Он заулыбался, выпросив себе одежду. Высоко держа голову и не скрывая своей радости, он важно ходил возле забора, ожидая, когда же его отпустит стража. Я не мог понять почему же так оно происходит сейчас. Попытавшись узнать у него же, почему коллегия генералов приняла такое решение, я был шокирован его ответом. Мужчина сказал, что он один из тех людей, которые развязывают в мире войны, ради собственной выгоды. По его словам все генералы армий знают его лично и его «коллег», посему слушаются беспрекословно любого из представителей мировой элиты. Он открыл для меня тайну, что давно существует правительство, которое занимается всеми самыми омерзительными вещами с детьми и чужими женщинами. Именно ради этого начинаются войны, насаживаются в головы вредоносные идеи, системы, и прочее, прочее. прочее. За один день этот мужчина перевернул всё моё представление о мире и счастье в жизни. отдельно взятого человека, который может жить, любить, заводить семью, рожать детей, радоваться ими. Но власть оставляет за собой право отнимать их ради собственной нужды. Эти слова не укладывались в моей голове. Я не желал принимать этого! Для меня этот мужик был простым уголовником, который хотел показать мир в дурном свете, дабы в нём оправдать себя. Я всё думал, как может быть невиновен мужчина, подчинивший своей воле ребёнка. Но мои мысли прервались. Ко мне сзади подошли солдаты и схватив под руки поволокли к генералам, которые уже стояли по среди поля, ожидая мятежника, который теперь знает о них правду. С меня сорвали автомат и погоны, отняли обойму пуль и поставили напротив коллегии. Я не думал, что этот мужчина меня выдал, нет, под меня давно копали, и он стал лишь связующим звеном в моей ликвидации. Они видели, что я не вхожу ни в одну их организацию, я остаюсь верен своим собственным ценностям, которые напрочь перпендикулярны современному обществу. За это они меня и ненавидели. И ненависть распространялась на всех, кто имел дерзость жить по заветам дедов и отцов в мире тотального маргинализма.

Меня поставили у стены, где расстреливают предателей и дали мне шанс исполнить моё последнее желание. Я попросил покурить. Они согласились. Время опять практически остановилось. Я медленно топтался на месте, а все окружающие меня солдаты будто замерли. Они глядели на меня, как жители призрачного зазеркалья, их время тянулось совсем иначе чем моё. В данной ситуации. Моё руководство не учло, что я солдат и у меня в надгрудном кармане всегда есть граната, для того, чтобы не попасть в плен. Я полез в карман, достал сигарету и будто полез за спичками. А сам оторвал кольцо и швырнул гранату в них...

28.01.2012