Страдающий ( Крыс)

Не было тишины  ночью: храпит, стонет и плачет во сне Иван Иванович. ОН не расспрашивает его, за что тот попал. Иван Иванович сам рассказал , что был банкиром, а сидит мол ни за что. По виду Иван Иванович смахивает на интеллигента-пьяницу. Тихий  и культурный, не лезет с расспросами хотя и знает из газет, кто ОН.

А газеты в камеру приносят в специально отведенное время. Кроме НЕГО и Ивана Ивановича в камере  никого нет (стоят еще 4 кровати но сидельцев больше не определяют. Видимо, правила соблюдены и контроль обеспечен в полной мере).

ОН лежит на койке на спине, вытянувшись во весь рост. В камере душно и сон не идет. Тело затекло, хочется вскочить и выйти из дома на воздух, накинув дубленку и сунув ноги в валенки.

На дворе светят бледным светом фонари и ЕГО собаки выбежали вслед за ним. ОН смотрит на звездное  небо а снег падает на его поднятое вверх и обращенное в себя лицо. Бледное и усталое лицо олигарха.

Охрана смотрит на мониторы и в журнале возникает очередная  запись. Наверное, что-то вроде того:
-02.15 вышел из дома.
В 02.25 зашел.
Двери закрыты.
В 03.00 свет в доме выключен.
Без происшествий,-может так. Работой охраны ОН не интересуется. Для этого всегда находятся специально обученные люди, которые занимаются обустройством ЕГО быта.

Он занят всегда и ЕМУ не до них. Наверное, тогда и  началось его заточение.

ОН едет с работы на дачу (машины сопровождения и ОН с водителем). Внезапно водитель тормозит и перестраивается в другой ряд . С заднего сиденья бронированного немецкого "мерина",  из  уютного и надежного чрева через тонированное стекло видно,  как на обочине подмосковного шоссе стоит хрупкая раздетая фарами машин сопровождения девушка с собакой на руках.

Он требует : -Останови.
Никто не остановил кортеж, это не разрешено. ОН мог уволить водителя, но, если бы водитель остановил машину, то нарушил бы ПРАВИЛА и на работу в хорошее место никогда бы более не устроился.

А в школе он как все (еще одна ложь во спасение).

ОН НИКОГДА не был, как все. Еще когда ему сделали обрезание и, узнав, что он еврей понял, что все - как все, а ОН на особицу.

В школе спрашивают не еврей ли он.

Смеется и отвечает детям рабочих, инженеров и военных, что он Советский и Русский, а дома бабушка говорит утешая , что не кошерно ему чураться еврейского, вот вырастет и будет большой-пребольшой и женится на хорошей, красивой еврейке и уедет на землю обетованную.

Не долго были вопросы. ОН встал на сторону СИЛЫ. Он не курит в туалетах, не участник драк.

ЕГО уважают.

Это он говорит с трибуны за всех счастливых детей страны. Это он поет в хоре и несет знамя на демонстрации.

И это "он" пошел к посольству Юнайтед Стейтс с красным флагом, кричит детским неокрепшим голосом лозунги придуманные с вечера парой таких же, как и он юнцов про свободу Анжелы Дэвис.

Из милиции отпустили на удивление быстро.

Ни тогда, ни позже ОН не был уголовником, но всегда был силой. Он сила и тогда, когда председательствующая в судебном заседании три дня читает приговор и срок - 10 лет.

ОН стал несвободен раньше. С момента, когда начал лаять по ветру.

Из полудремы ОН вырвался, как зек из автозака...гудящее чрево автозака. Мороз, сумрак, лают собаки, а впереди свет, но на дороге к нему - новые унижения.Шеренга охраны, рвутся с поводков голодные, нервные собаки:
-Бегом, шибче!- дубинкой по спине. И  заплетаются ноги, о которые колотятся неудобные сумки.

Все так же ровно дышит и сопит, и чавкает, и канючит во сне,  жалобно и по-детски  Иван Иванович.

Наверное, снится председательствующий по делу, который, как это водится, слушает только себя и руководствуется даже не Социалистическим правосознанием, как предписывал ИМ ранее Закон.

А чем?

Сразу ясно, что ни говори такому,  вопрос не "виновен-не виновен", а лишь -"сколько дать" и "как обосновать".

В камере были посторонние...

ОН ощущает на себе чей-то взгляд.

Быстро и бесшумно привстал и сел на кровати.

Синее шерстяное одеяло прикрывает нижнюю часть тела.  

Сидит и всматривался до кругов в глазах в темные углы камеры.

Над входом тускло горит  лампочка дежурного освещения. Все спокойно и тихо. По трубе  прошла дрожь и раздался известный звук.

-Что произошло" - его хриплый голос растворился в душном и сыром полумраке камеры следственного изолятора .

Произошло уже. На одеяле, в ЕГО  ногах, сидит грамм этак на триста пятьдесят 20-25-ти  сантиметровый КРЫС и что это крыс - стало понятно сразу.
Не  сводит с него глаз-бусин и усы встопорщены а глаза красны и буравят до дрожи в позвоночнике.

ОН почему-то сразу понял, что встреча не случайная, но страшно не было,конечно  крыс первым вцепится острыми и длинными, как иглы зубами, которые видны в открытой пасти, в лицо, в ткани, и станет грызть и убить его трудно.

Крыс его не боится. ОН  тоже никого не боялся и теперь-то он свободен.

Когда вот так, как теперь, его вызвали в первый раз на "пересуд", когда он надеялся, тогда судья,  не смотря в зал, исправила приговор в сторону увеличения срока.

Тогда двое адвокатов заняли не лучшие камеры Лефортово и одна из них поехала в Мордовскую зону рожать ребеночка и ей не дали ее младенца.

Он находился под присмотром  ГОСУДАРСТВА. Наверное, кормила его грудью и плакала в короткие минуты свиданок, и плакала и кормила.

Тогда Он стал жить сутью – Сейчас, а Завтра больше не было.
-Не жди, не бойся, не проси!.

ОН смотрит на крыса:
-Я не брошусь на тебя первым, крыс, - Иван Иванович спит и пусть себе спит. Спит тюрьма, спит охрана, спят жены и спят вчерашние многочисленные друзья, не желающие ничего знать о сегодняшнем МОЕМ дне и леденеющие от одного упоминания моего имени. Спит справедливый БОГ.

Воздал МНЕ за мое, не за чужое, за грехи, за гордыню. 25 лет и более.

Не страшно мне здесь и везде, когда есть БОГ и когда и если ОН со мной.
Спят, сняв мантии высокооплачиваемых госчиновников люди ИХ ВЛАСТИ,-он  беззвучно спросил
- Что ТЫ хотел, КРЫС? - тут же вспомнил, как несколько дней назад дверь в камеру звякнула глазком и открылась, а казенный голос с порога пробурчал:
-Заключенный, на выход,-он вошел в кабинет и втроем подписали "обвиниловку".
Перед камерой конвоир задавил крысу с большим животом. Та отчаянно визжит и конвоир, казалось, забыл, где он находится.

Забыл про него, стоящего с руками за спиной, носом в стену, и бегает за серой беднягой по коридору а та в страхе и смертном ужасе пронзительно визжит .
Не прошло и минуты, как коридор наполнился людьми с палками и в форме, а кое-кто даже в касках и противогазах, и один из них сунул охраннику растоптанную крысу под форменный китель и хлопнул того по голове:
-Ты за НЕГО головой отвечаешь, болван.
Он вошел в камеру и лег. Ночью не спит и думает про фантастическую реальность обвинений и нового срока.  Вопрос опять же не "виновен-не виновен", а в том, сколько и как это будет отражено.

Крыс подобрался совсем близко и сидит на задних лапах а передние положил ему на солнечное сплетение и, не мигая, смотрит в глаза. Усы у него ходят ходуном, а глаза глубокие и не красные вовсе а блестящие и мудрые, и несчастные.

Он вспомнил, как вот так же ночью лежал под одеялом, а солнечное сплетение, легкие заполняло и тело содрогалось. Рот раззевался и выгибало дугой и тогда он засовывал ладонь и закусывал, беззвучно рыдая. Не было жалко себя, а было плохо. Этот крыс и он  разойдутся миром, ведь они друзья (крыс лежит у него на груди и не сводит с него глаз-бусинок).

ОН лежит закинув руки за голову и смотрит в глаза крысу и плачет и  плачет , возможно, крыс. Если так, то так же, как и он, беззвучно.
Думается:
-Ну, не смешно ли ему, с его-то двумя высшими образованиями (МВТУ и европейское), найти в сфинктере сатаны, т.е. здесь, друга и такого, - возможно эта мысль пришла в голову не только ему.
-А завтра друг снова придет и, если по дороге его раздавят на потеху, чтобы сделать  больно? Как раздавили его самого и дело всей его жизни - БИЗНЕС. И его погонят на этап и кто будет следить за его ДРУГОМ,  живым или за могилкой ?!

Крыс раньше него принял решение (это прежде удавалось немногим, еще бы, один из лучших финансовых аналитиков сегмента своего рынка. А рынок-то, ох, не мал был! Пока не "раздербанили")...потянулся к ЕГО щеке и, коснувшись бархатной мордочкой и длинными седыми усами, повернулся так ловко, подобрав длинный хвост, чтобы не задеть, и, пронзительно свистнув, спрыгнул на пол, и пошел в угол, где и растворился в темноте камеры, а за ним, в отдалении, прошествовало не менее десятка крупных крыс.

Как-то спокойно теперь у НЕГО на душе. И то! Будто старого друга встретил. Сознание растворяется в небытии:
-Господи, спаси и сохрани и пусть будет, как будет, и ни разу ведь не было, чтобы никак не было, все равно когда-нибудь, как-нибудь да будет...