Шиворот-навыворот

[Скрыть] Регистрационный номер 0347472 выдан для произведения: 1.Обретение характера В лесах Южной Озерейки происходили странные события. Необъяснимо стали исчезать сельские коровы, которые самостоятельно паслись в ельниках. Когда пропала тёлка у старосты Тимофея, сходом призвали лесничего из Абрау, чтобы он прочесал все лесные отроги. Несколько дней ушло у Вельямина на бесполезные поиски. Сход решил пасти коров гуртом и назначили подпаском сына плотника Мишу, которому уже стукнуло двадцать восемь лет. Михаил вместе с отцом Резом учил грамоте великовозрастных детей и из соседних поселений в церквушке у развилки дорог. Они были люди пришлые из западной Украины и только два года назад вселились в дом у речки Озерейки ближе к развилке на Абрау-Дюрсо. Рез с сыном постелили пол, сделали двускатную крышу, набили резные фронтон и полотенце, вывели короб вверх от невзрачной печи, до этого топившуюся по «чёрному». Работы у них было не много, поэтому они батрачили и преподавали русскую словесность и историю Российской Империи за маисовые лепёшки, поэтому Миша на новое дело сразу согласился. Сход ему выделил пару добротных сапог, арбалет с дубовыми стрелами и саблю с времён турецкой войны. Лето на тот год не явило душного зноя, который и аборигены переносили с трудом. На второй день после схода Михаил погнал стадо к Лиманчику. Солнце в лазоревой сини тянулось к зениту, дул лёгкий юго-западный бриз. Михаил разложил свой завтрак, присел, опёршись на ствол дуба, с наслаждением протянув босые ноги. Но дотронутся к утиному окорочку он не успел: забеспокоились коровы, но своей тревоги не озвучили. Миша второпях натянул сапоги, обнажил саблю и стал продираться через стадо. Коровы сгрудились и неохотно уступали дорогу подпаску. Его собственная корова Весна вела себя также. Изумлённый пастух вертел головой, переминаясь, и до пота сжимал рукоятку сабли. Но ветерок не доносил ни звука. Томительным временем спустя стадо ещё больше стало тесниться, и пролесок зазвучал хоровым мычаньем. Глаза Михаила застил пот, спина взмокла, ступни заскользили по подошвам – сам он стоял как вековой дуб. Хор стада постепенно ослабевал, но беспокойство коров нарастало. Быстро мокли портки Михаила , со скул стекали струи пота. Всё ж и сквозь пелену пота он увидел, как отбилась от стада одна из коров старосты, и под осиной Миша увидел неясный силуэт какой-то собаки. Подпасок облегчённо вдохнул, но хор коров напряг Мишины чресла вновь. Собака вышла в пролесок и он ужаснулся ощерившейся пасти «собаки». Михаил у себя на родине знал о волках понаслышке, но он мгновенно догадался кто перед ним, что заставило его окостенеть. Ступор усилился, когда из сосняка выдвинулись ещё два волка. Миша не обратил внимания на боль от жала слепня, который влип в его потную щеку. Сабля выскользнула из левой руки подпаска и он стремглав прыжками понёсся прочь, огибая стадо. То ли от бега, то ли от чего-то иного теснилось в груди и ныло сердце. Обрывочные мысли стали верстаться в противодействие спонтанному бегству, и он остановился: что скажет людям, что будет с их кормилицей Весной?! Он переминался с ноги на ногу, глядя в гору, где осталось в опасности стадо, но страх не давал ему принять решение. Тихо было в ельнике: видимо далеко он убежал от стада. Голод тоже давал себя знать и он понял, что надо обязательно отогнать волков саблей, либо арбалетом, благо тот остался через стадо от волков. С трудным дыханием и весь мокрый от сохнувшего пота Михаил стал подниматься к нетронутому завтраку, ища дубину поувесистее. Шёл он тяжело, не восстанавливалось дыхание, да ещё ступни в сапогах елозили. Подходящей палки не попадалось, а камни в этих местах были редкость. Пробило уши, и нарастая стала доноситься разноголосица стада, волков же он не слышал. Ускорить шаг не мог: болели икры ног, и не хватало воздуха, но желание спасти коров нарастало. Обычно Миша славился нагловатостью и напором, но картина из трёх волков не давала ему решить задачу, как добраться к искомому дубу. Долго ли, коротко ли, но он подкрался к сбившемуся стаду, увидел арбалет с колчаном, судорожно направился к оставленному оружию. Миша зацепил арбалет, вытащил сопротивляющуюся стрелу со стальным наконечником, вставил её в лоно оружия дрожащими кистями. Хрипение волков и жалобное мычание коров подстёгивало его, но окостеневшие руки и пот на лице не давали Михаилу зарядить арбалет. Всё ж он справился и на негнущихся ногах стал пробиваться через стадо, держа арбалет на голове, правой рукой утирая пот с лица. Увидев корову Тимофея и волков, круживших вкруг её, а их было значительно более десятка, отличавшихся величиной и мастью, Миша, расставив ноги, направил жерло арбалета в сторону обезумевшей коровы со множеством кровавых ран – особенно глубокой была на шее. Он закричал и выстрелил в скопище этих тварей, но стрела пролетела над их спинами. Из стаи отделился рыжий пёс и, прижимаясь к земле, направил свою поступь в сторону разъярённого подпаска. Рыжий приблизился на расстояние трёх шагов, оскалив пожелтевшие клыки. Михаил попытался его ударить ногой, но не смог даже оторвать её с места. Волк хватанул его за штанину, затем другой раз, на что Миша огрел его стволом арбалета по спине. Слегка отступив, коварный враг, рывком, вырвал лоскут из портков застывшего подпаска. Михаил вдруг сбесился и с размаху несколько раз ударил врага арбалетом, на что рыжий среагировал странно: пролаял что-то и подался не в сторону стаи, а в сторону сосняка, откуда они появились. Михаил повёл плечами, посмотрел на поломанный арбалет и уже твёрдой поступью направился к брошенной сабле. Вожак же степенно направился в сторону оправившегося подпаска, ведя за собой пару крупных псов. Миша переложил арбалет в правую руку, взял ржавую саблю и стал хрипеть в их сторону: -Думаете я вас боюсь…, суки недоношенные…, подходите поближе, я вам покажу…. Ис-с-спугались! - с азартом просипел осмелевший пастух и двинулся в сторону этой троицы. Оставшаяся стая неуверенно двинулась на подмогу вожаку, но притормозила, когда Михаил заулюлюкал, размахивая перед собой саблей и потрясая уже негодным арбалетом, подступая к врагам. Вожак оскалился, оглядываясь в сторону собратьев, но не отступил в отличие от тех двух. Наш герой тремя прыжками приблизился к волку и саданул его саблей по шее, на что тот взвизгнул и стал пятиться. Миша сделал шаг, другой и на второй раз попал уже в лоб волку, оставив багровый след на черепе вожака. Третий удар, четвёртый, а пятый поверг бездыханного врага плашмя на землю. Тут, наконец-то, Михаил узнал как воют волки. Они уже не скалились - озирались, потянувшись в сосновую рощу. С трудом ступая, победитель направился к раненной корове, но она и сама пошла в его сторону. Миша грузно опустился на траву, отбросив исковерканный арбалет. Остальные коровы побрели в другую сторону от сосняка, пощипывая траву. Корова старосты, подойдя, склонила голову перед спасителем и пару раз лизнула его правую руку. Михаил той же рукою опёрся на её хребет и рывком поднялся, широким шагом пошёл в сторону неблагодарного стада. Сделав несколько рванных шагов, Михаил обернулся и рявкнул: -Телега, пошли! Мокрые подошвы сковывали его шаг так, что приходилось опираться на саблю. Пошарив глазами по просеке, герой заскользил в сторону зарослей подорожника. Сорвав несколько стеблей, он обтёр их об штаны, и стал жевать один из них, направляясь в сторону Телеги. Получившуюся кашицу подпасок стал втирать в самую глубокую рану бедолаги. Также он поступил и с остальными следами волчьих клыков. Закончив это дело, Миша поднял окорочёк и лениво стал его жевать. Стадо паслось в просеке…. Попив тёплой воды из кувшина, он почувствовал, наконец-то, аппетит. Закончив поздний завтрак, Михаил собрал крошки с колен и отправил их в рот. Откинувшись на ствол дуба, победитель сомкнул веки. Разбудило его дыхание Весны. Он ощерился: -Не лижись, подлая. Коровы, сторонясь сосновой рощицы, разбрелись. Подпасок вскочил и, периодически, зычным голосом стал гнать их вниз, поближе к дому. Когда солнце укрылось за деревьями, коровы стояли у Озерейки. Коровы, попив холодной водицы, побрели к своим дворам , а Михаил, не заходя домой, направился за коровами старосты. Пока он неспешно рассказывал Тимофею о происшедшем, потихоньку стали собираться односельчане, толпясь возле Телеги. Подошёл и Рез, когда спаситель, в который раз, пересказывал свои приключения. Староста кинул жене: -Зашей отроку портки. -Сам не без рук, - вмешался Рез. -И то верно, - поддержал отца обессиливший Михаил. -Ты не побоишься повести завтра стадо, - заботливо спросил Тимофей. -М-м-м… конечно поведу. -А где арбалет? - спросил кузнец Аглай, - пусть его Рез починит. -Я и с саблей справлюсь… и возьму палицу поувесистей. На том и порешили. До затяжных осенних дождей пас Михаил стадо. Волки больше не беспокоили. 2. Начало учебного года В конце сентября начались в приходе занятия. В этот понедельник первый урок был арифметики, новая ученица из Северной Озерейки, пятнадцати лет от роду, выглядела чуть ли не ровесницей двадцатилетней учительнице Фёкле. Эта Симеона могла считать только на пальцах, поэтому львиная доля урока ушла на неё. Ещё больше проблем возникло на уроке русской словесности, хотя это не обескуражило Михаила: он присел к Симеоне на лавку, обнял за талию и, время от времени что-то шептал ей на ушко. Он же пошёл её провожать и рука его из-под груди не уходила. Новая ученица ввела Михаила в свой дом и кратко познакомила с матерью. Занятия продолжились. А закончились они затяжным поцелуем, словно иначе ей дышать не хотелось. До конца недели учитель русского языка проводил занятия и на сеновале, но подол не задирал и желания её страстные тормозил, хотя по его придыханию чувствовалось, что ему страсть проходу тоже не даёт. Соитие всё же через месяц состоялось у учителя дома. Там же четверг перешёл в пятницу, но любовники лишь помочиться выходили во двор. Разняла их Фёкла, пришедшая поинтересоваться, почему Михаил срывает урок. -Михаил, тебе не стыдно ко мне нагишом выходить?! - Не вижу что у тебя, Фёкла, интерес ко мне не проснулся. Ладно гляди, он и тебя не обойдёт вниманием. Ишь раскраснелась! У нас в приходе правило: слабым ученикам всё внимание, а её подтянул уже до Глеба – вот и празднуем. Сейчас приду. Взгляд отверзни, скромница! -Больно мне надо! – выпалила пунцовая Фёкла, не отводя взгляда от влажного снаряда. Отец Серафим не горячился, но ласково предупредил, что на следующий прогул Михаила он передаст предмет Резу. В последний день месяца уже Михаил подменял отца – подвалила работа в Абрау им, но сын теперь мог помогать лишь по средам и воскресеньям. Как раз в это время госпожа Природа дала перерыв им с Серафимой: дополнительные занятия не по школьной теме прервались почти на неделю. Но Миша не долго скучал: в начале ноября пошёл провожать Фёклу в Глебовку. 3. Женитьба Михаила Сын хозяина усадьбы в Абрау, где отец с сыном осуществляли ремонт, - рыбак в Южной Озерейке, пригласил Михаила на отлов камбал. Это уже было холодное одиннадцатое ноября, и «занятия» с Симеоной уже как неделю возобновились. Миша осторожно спросил Клозина: -Разреши мне взять с нами невесту, яхта то большая… -Баба на шхуне к беде! -Она ещё девочка, да и погода штилевая, - настойчив был жених. -Хорошо. Но чтобы рот у неё был на замке! Разговор происходил задолго до рассветы, поэтому Михаил успел сбегать за невестой. По поводу языка её на яхте он объяснил с помощью кулака под носом не выспавшейся Симеоны. Опасения Клозина не оправдались: девушка молчала как рыба, и третью камбалу на полпуда вытащила вместе с женихом, порсле чего Клозин приостановил рыбалку для угощения гостей самогоном и солёными кабачками с домашним хлебом. Захмелевшие мужчины поймали ещё одну камбалу покрупнее Симеоновой, и пошли в берег. Камбалу, пойманную любовниками, протушили в казане на конопляном масле, и, не дожидаясь Реза, стали уплетать эту вкуснятину за обе щёки. Отцу всё же досталось – его подвезли оказией ещё до заката. Наевшись, Рез стал уговаривать сына взять в дом Симеону. На том и порешили. В приданное отец новоиспечённой жены дал выводок уток и три мешка зерна, да и спальный гарнитур в придачу. Медовая неделя прошла в отсутствии отца – ночевал на работе в Абрау, что он и до этого делал нередко. Стоит заметить, что Симеона была первой женщиной Михаила, но как повлияла женитьба на него, об этом позднее. 4. Поездка в город Раньше отец занимался керосином, а тут Фёкла пригласила Михаила кучером для поездки в город. Выехали за неделю до нового года спозаранку, но уже за Васильевкой тот стал «кучером» для фривольно ведущей Фёклы. После свадьбы в окружении Миши многое изменилось: от девочек-подростков до сорокалетней вдовы интерес к нему проглядывался не на шутку. Мало того, у него желания просыпались даже на уроках русской словесности, а со вдовой он быстро, мимоходом, переспал. Про жену он тоже не забывал, тем паче Симеона пристрастилась к чтению («зараза сколько керосину жжёт» - говаривал Рез сыну) и обществом своим, помимо секса, не надоедала. Глаз-фильтр Михаила поплыл: теперь ему хотелось и тех, на которых раньше и не взглянул бы. На керосиновом подворье Михаил, известный в своих весях шутник, вступил в перепалку с купцом: -Что ты поник бровями – сбрасывай цену! -У меня качество: ни мути, ни соринки! – возмущался продавец. -Собрать бы таких как ты вместе, посадить в яма, да и расстреливать ежедневно холостыми патронами, чтобы совесть знали, - хохотнул Михаил. -У меня качество! -Что ты поёшь, повизгивая свою молитву. Соглашайся на мою цену, а то глаза вылезли из орбит аки две точки над «ё». -Что за «ё»? – в растерянности спросил неграмотный купец. -Буква не ахти так! Соглашайся, дядька! Уговорил он продавца даже раньше, чем думал. У Фёклы задерживаться Миша не стал – двух дорожных рандеву хватило, да и жених мог нагрянуть. 5. Каникулы Новый год отличался небывалыми холодами, хорошо что снег ежедневно выпадал. Третьего января заискрилось, заснежило, солнце обрушилось яркостью. Евдокия, дочь старосты, ровесница Михаила пришла с приглашением поиграть в шахматы. Полтора года назад она его научила играть в эту игру, а Миша после этого выиграл у неё одну лишь партию. Переставляли они фигурки на лавочке рядом с её домом лишь в тёплое время года. Теперь они расположились в натопленной хате. Пахло пирожками, поэтому Михаил поставил условие: если он не проигрывает, то Евдокия кормит его пирожками с ливером досыта. В процессе первой партии девушка поставила резонно своё условие, но очень неприличное. Ничья позволила Михаилу отъесться до икоты, но вторую он проиграл. Пришлось зарыться лицом в её панталонах согласно условиям игры. Три партии кряду он проиграл, обучаясь ласкам Евдокиеной промежности с близлежащими округами. Командирский голос партнёрши с советами лишь заводил его. Через день он уже сам пришёл в дом старосты – ожидались щи с кислой капустой. То ли Михаил стал лучше играть, то ли спало напряжённое желание выиграть, но он первые две партии выиграл. Третья – ничья, Миша отяжелел. Ей пришлось придумать новую готовку, чтобы партнёр пришёл на следующий день – Евдокия не выиграла ни одной партии. С утра взвизгнула, застучала метель, поэтому рандеву пришлось отложить на два дня. Седьмого января Михаила ждали пирожки с яблоками, но съесть их ему удалось, когда удовлетворённая Евдокия проиграла ему пятую партию. 6. Отчуждение в селе В середине января, в воскресенье, установилась весенняя погода, холода отступили. Ещё раньше, когда Тимофей под неблаговидным предлогом не пустил Михаила в свой дом, он заметил, что мужское население обеих Озереек негативно стали к нему относиться, хотя школе, наоборот, настрой отцов построил дружелюбное взаимоотношение в классе, тем более Миша, чтением в лицах сказок Пушкина, которого не любил, обольстил и подростков. Женщины же, напротив, кланялись ему при встрече. Мужчины двух сёл всё же просчитались: стихия наделала много бед в постройках. Сегодня Михаил обошёл все неприятности соседей и понял, что с ремонтом справится сам. Настоятельно полночи он вдалбливал отцу сказаться больным, доказав, что тот торговаться не умеет. Первым заявился Тимофей, жалуясь, что бураны снесли охлупень с князевой слегой и обрушили потолок в сенях. Миша задрал цены почти в два раза выше ранее известных – пришлось старосте ретироваться несолоно хлебавши. Ненадолго. На третий день, когда Михаил восстанавливал амбар лодочнику Илье, скрепя нервы согласившегося на новые расценки, Тимофей пришёл с согласием. Потом были баньки и сараи, дома и амбары, лишь в середине февраля подключился Рез на восстановление мельницы в Северной Озерейке. Так зажиточно их семья ещё не жила. При деле была и Симеона: помимо живности на ней было подношение обедов работающему мужу. Заметно сильнее как мастер был Рез, но Михаил часто находил новые решения и умел рационализировать свой труд – в обоих сёлах заговорили о Михаиле с уважением.