Помочь сайту
Поздравления
Черный монах
29 января 2012 -
Марина Разумова
- Детские руки раскладывают на песке разноцветные стеклышки, зеленые, темно-синие, красные. Солнце играет яркими бликами. Ребенок берет стеклышки и по очереди смотрит через них. Вот морской берег, небо становятся зелеными, вот уже желтыми как на старой фотографии, вот синими. Детская ручка берет еще одно стеклышко – обычное прозрачное и небо оказывается грязно-серым, мутным с тусклым солнцем, спрятавшимся в облачном мареве, море почти черным, водоросли выплескиваются на берег и лежат как разложившиеся чудища. Песок, казавшийся золотисто-желтым, оказывается серо-коричневым. С морского горизонта тянется тяжелая черная туча, скоро будет гроза. Девочка лет 5 идет вдоль берега, море оказывается большой свалкой, здесь догнивают свой срок ржавые остовы автобусов, машин , куча хлама, который яростно обдают волны. Девочка подходит к перевернутой лодке, достает стеклышки, заворачивает их в носовой платок и закапывает под лодкой. Прикладывает сверху большим камнем………
- Поезд медленно набирает ход, отъезжая от вокзала. На платформе люди, их много, они кого-то встречают или провожают, суета, шум, дым паровозов. Одним словом жизнь. Когда-то давно, один человек сказал мне: «если тебе станет совсем невмоготу, сходи на вокзал, посмотри на людей, на их жизнь, чужую жизнь, в которой есть встречи, расставания, посмотри на эту бестолковую толчею, на озабоченные предстоящими поездками лица. Станет легче.» Прошло много лет, я часто пользовалась этим советом, приходя на вокзал и бесцельно блуждая по перрону. Сейчас я сама сидела в вагоне, прислонившись к холодному стеклу. Был месяц май, весна стояла в своем зените. Удивительный месяц . За окнами проносились цветущие сады, еще не тронутые бешенством застроек. Лес, окутанный нежно-зеленой дымкой, дачные домики, еще голые поля, от канав, заполненных талой водой, поднимается пар. Жизнь яростно отстаивает свои права, она везде, в лягушачьей икре, в немыслимых количествах плавающей в водоемах, в ощенившихся дворовых суках, млеющих на солнышке с выводком толстопузых щенят, в наглых котах, удобно устроившихся на капотах машин, в дыму жарящихся шашлыков. Соседи по купе разложили еду : нарезанные колбасы, сыры, картошку. Двое детей, девочка и мальчик, капризничают, требуя яйцо-киндер. Мальчик с ревом бросает картофелину на пол. Девочка уставилась на меня, зажав во рту кусок хлеба. Куда они едут? Наверное, родители везут детей отдыхать. Дорога дальняя – почти двое суток ехать до славного города Челябинска. Я откидываюсь к стене и закрываю глаза. Спать, буду просто спать.
- Ночь. Поезд стоит на какой-то Богом забытой станции. В вагоне душно, кто-то надрывно кашляет. Я выхожу на перрон. Тихо, где-то далеко лает собака. У закрытых дверей буфета стоит старичок, сухонький, сгорбленный, в каком-то нелепом колпаке, похожий на сказочного гнома.
- - Пирожков свеженьких не желаете? – он развязывает холщовую сумку.- С капустой только, с мясом не держим, все равно не берут, говорят из крыс.
- - Нет, спасибо.
- -Ладно, бери даром, зря что ли налепили? Все спят все равно, а следующий поезд нескоро, - он протягивает мне штук пять пирожков. Я беру, машинально откусываю, даже вкусные на удивление.
- - Война будет, - старичок тяжело вздыхает, садится на лавку.
- Я молчу, возразить нечего, все может быть.
- - Год високосный, так же как и 40-й был. А следующий – 41. Страшно, дочка, одну войну пережил, а тут… Что ж они делят-то все? Хотя, это ж всегда так было, видно Богом задумано, чтоб воевали люди, пока не останутся разумные. Последняя война грядет, кто останется живой – начнут жизнь сначала. И больше уже не будет на Земле ни войн, ни убийств, ни бед никаких.
- - А может и вообще никого не будет. Вымрем как динозавры.
- - Не, не вымрем. Круговорот должен быть. Одни умерли – другие родились, ну чтоб равновесие поддерживать. Это как снег выпал, растаял, вода в землю ушла, испарилась, а после снова дождем пролилась. Жизнь вечна… А ты куда едешь- то?
- - Далеко. За Урал.
- - Ишь, а что там? К родственникам?
- - Дом мне там остался… Я там прожила 12 лет. Теперь еду смотреть, может продавать, может останусь поживу. В городе ничего уже не держит, - тихо добавила.
- - Ну если ты теперь городская, так в деревне –то не очень понравится. Вот из нашей Акимовки все молодые сбежали. А что делать? Учится хотят, да работа чтоб денежная была, а у нас здесь 5 тыщ как мильон считают. А чем заниматься там будешь? Ну в смысле на жизнь чем зарабатывать?
- - Я врач . Детский правда, хотя какая разница. Думаю больницы какие-нибудь там имеются.
- - Хорошая профессия. А муж, дети?
- Я промолчала.
- - Ясно. Не замужем. А лет то сколько тебе?
- - Лет мне много… О, поезд сейчас поедет. Всего доброго вам, - я поспешно прыгнула на подножку.
- - Бывай, - дед помахал рукой, - Год плохо високосный…
- В купе проснулись мои попутчики, хныкали дети, тихо работало радио : …это же не наши корабли пришли к вашим берегам, а ваши к нашим, выбор у нас какой? По состоянию на 12 часов батальон на севере города отбил пять атак и продолжал вести бой…»
- - Как надоело-то все, Господи, - тихо сказала усталая женщина, - не живется уродам, - она выключила радио. Я отодвинула занавеску: за окном была непроглядная тьма….
- Челябинск встретил промозглой пасмурной погодой, шел моросящий унылый дождь. Я тут же пересела на другой поезд. Вагон был практически пустой, грязный, старый, с мутными подслеповатыми окнами, обшарпанными сидениями. Такой же в прочем как и почти 30 лет назад, когда я ездила по этой дороге маленькой девочкой. Странно, но все эти поездки в памяти остались как ослепительно солнечные дни, и еще одуванчики, много одуванчиков желтыми шариками рассыпавшимися вдоль железной дороги. На стоянках я обязательно набирала их охапкой и потом всю дорогу плела венки, руки были в коричневых плохо отмываемых пятнах, бабушка ругалась, так как я обычно тут же пачкала платье и белые носочки. А я высовывалась в окно и смотрела на пасущихся коз, на кособокие домики, из которых шел тонкой струйкой дымок, на мальчишек, столпившихся у железнодорожной насыпи с пригоршней камней и норовящих попасть камнем прямо в окно проносящемуся мимо поезду. Сейчас здесь так же стояли почерневшие домики, голые черные яблони, еще не успевшие набрать цвет. И чего-то тем не менее не хватало, как будто приглушили свет и яркость как в цветном телевизоре, и все поблекло, потухло. Вот она заветная станция - деревня Екатериновка . Деревянный полуразвалившийся перрон, никого нет, как раньше, когда здесь всегда встречали поезда бабульки с ведрами, наполненными крупной картошкой. Дорога к деревне размыта весенним половодьем. Старый полусгнивший шлагбаум, тут же ветхий домик-будка для станционных смотрителей, из него выходит женщина неопределенного возраста в белой блузке, туфлях на каблуке, в руках неизвестно как называемая штуковина вроде ракетки с красным кругом в центре, которой они отъезд поезда регулирует. Женщина как-то странно меня разглядывает, толи с любопытством, толи с испугом даже. Интересно, зачем ей в таком захолустье туфли на каблуках и блузка эта с дурацкими кружевчиками? Поезд набирает скорость, его хвост скрывается за косогором. Женщина стоит на шпалах, зачем-то машет ему своей чудо-ракеткой, потом идет к шлагбауму и сама начинает его поднимать вверх. Ее туфли вязнут в жидкой грязи, а белоснежная блузка тут же становится грязной как роба у разнорабочих. Шлагбаум поддается туго, старая тяжелая деревяха то и дело бьет женщину по плечу, но она упорно пытается поднять его вверх. – Зачем вы это делаете? – не выдерживаю я, - Зачем вы его вообще опускаете? Здесь и машин-то небось нет. – А это не вашего ума дело! – зло отвечает она, - Так положено или вам городским законы не писаны? Ишь, цаца, указывать мне еще будет! - Я вам не указываю, просто смотреть на вас жалко. Зачем так надрываться-то? - Меня жалеть не надо, - она смотрит на меня оглядывая с ног до головы, - Скоро как бы себя жалеть не пришлось. Наконец шлагбаум удалось поднять, она закрепила его каким-то крюком и с чувством выполненного долга гордо пошла в свою будку, напоследок зыркнув в мою сторону. Я иду к дому. Какой-то пацан едет на велосипеде по этой грязи, руль не слушается, колеса проворачиваются в жиже. Надо ж , прошло столько лет, а я хорошо помню дорогу. Сворачиваю, чтоб сократить путь и иду через поле с линией электропередач. Вышло солнце, на траве заблестели цветными огоньками капли воды. Я снимаю туфли и иду босиком . Вверху гудят провода. Какая-то птичка садится на мокрый провод и падает вниз. Вот так…Жизнь и смерть стоят рядом, переходя незаметно одна в другую. Из-под ног выскакивает лягуха, прыгает куда-то по черным пашневым кочкам. Вон виднеются домики деревни. Выхожу на проселочную дорогу. Много домов явно пустует, ставни заколочены, в некоторых провалились крыши. Но есть и жилые, вполне себе ухоженные. За забором колышется на ветру выстиранное белье, лает собака. Вон наш дом. Когда-то он был нежно-розового цвета, сейчас от дождей и ветров облупился, став грязно –серым. Забор прогнил, местами обвалился. Я открываю проржавевшую калитку, захожу на поросший бурьяном участок. Дом моего детства… Когда-то здесь был чудесный сад, перед домом цвели в августе гладиолусы, бабушка специально занималась цветами, у нее были очень редкие сорта, даже махровые черные гладиолусы, предмет зависти всей деревни. Только я 1 сентября приходила в школу с таким роскошным букетом. Теперь только трава, хотя кое-где проглядывают нарциссы . Открываю старый замок, вхожу в дом. В предбаннике затхло, пересохший умывальник растрескался, ведра старые продырявлены. В доме темно, куча грязной посуды свалена прямо на большом столе, поставленном посреди комнаты . Понятно, соседи сидели на поминках бабушки, а убрать не удосужились . Зеркала завешаны черными тряпками. Окна грязные, все засижены мухами. А вот моя комната. Надо же, бабушка почти ничего не трогала здесь. На столе до сих пор лежат мои пластилиновые лошади, которые я слепила, когда мне было 8 лет. А вот альбомы с открытками цветов. Их собирала моя сестра Полина… Полина… Я смотрю в зеркало и вижу в его отражении тот страшный день, когда мы с бабушкой приехали в город на звонок из милиции и увидели лежащую на асфальте двадцатилетнюю Полину. Она выбросилась из окна. Бабушка не плакала, она как-то странно смотрела на сестру, подошла к ней , поправила волосы, сложила аккуратно руки : что ж ты лежишь-то так неудобно, да прямо у лужи, грязно…» Я смотрела на Полину и не понимала почему она вот так вот лежит и молчит, и ведь правда грязно, рядом была большая лужа. Крови я не видела, и вообще казалось, что сестра просто лежит отдыхает. Потом бабушка закричала, меня увели. Полина была моей сводной сестрой, отец один , а матери разные. Она была на 15 лет меня старше. Мама… Вон из окна виднеется дерево алычи, под которым она загорала летом. Ишь как разрослось, а ведь не сгнило и не срубил никто. Мама ушла, когда я заканчивала школу. Сшила выпускное платье и уснула. Оставила мне в платочке хлеб. Она всегда заворачивала мне хлеб в носовой платок, а я даже не спрашивала зачем она это делает . Только я знала, если у меня в сумочке мамин хлеб, то все будет хорошо. Неожиданно в дверь постучали. Я вышла на улицу.
- - Здравствуйте, - на участке стоял пожилой мужчина с какими-то садовыми инс трументами,- а вы кто будете, барышня?
- - Я внучка Марии Васильевны, приехала из Петербурга. Меня известили, что она оставила завещание на меня.
- - Ясненько. И что ж вы будете продавать дом?
- - Пока не знаю, может быть какое-то время поживу здесь.
- - Ну да, конечно… А что же вы внучка к бабушке-то не приезжали столько времени? Ей вон наши соседки и в магазин ходили, и по хозяйству помогали, думали, что у нее и вовсе родственников не имеется. Или теперь про родных вспоминают, когда завещание надо получить?
- - Вы знаете, это уже сосем не ваше дело, почему я сюда не приезжала. А вы собственно кто будете?
- - Я председатель совхоза нашего, как это ни смешно звучит. Зовут меня Николай Аркадьевич.
- - Очень приятно, Николай Аркадьевич. Меня зовут Ольга. Скажите пожалуйста, здесь есть больницы?
- - О как, не успели приехать, а уж захворать успели?
- - Да нет, я сама врач и хотела бы на какое-то время устроиться на работу.
- - А.. Да у нас одна больница есть. Не скажу, чтоб прям как в городе, но обслуживают хорошо .
- - А где она находится?
- - Да через железнодорожные пути перейти надо, по ту сторону. Спросите, там все знают. Приходится ходить туда, всякое ж случается. Там и амбулаторный прием, справки те ж выписывают.
- - Хорошо, спасибо.
- - А вы это.. ну если дом точно продавать будете, так у меня есть человек, купит. Много, конечно, не даст, но все таки.
- - Спасибо, я подумаю. А что сельское кладбище осталось? Я хочу к бабушке сходить.
- - Там же. А могилку баба Зоя знает, соседка ваша справа, воон в том доме, - он указал на аккуратный домик с деревянным петушком на крыше.
- - Спасибо.
- - Ну я пойду. Трудовые будни зовут так сказать.
- - До свидания.
- Я вернулась в дом. Затопила печку оставшимися отсыревшими дровами. Плюхнулась на скрипучий диван. На тумбочке лежала гора старых журналов « Работница», «Здоровье» 1978 год… Господи , как в прошлой жизни все, даже не в прошлой, а в другой. Старый приемник на тумбочке . В углу комнаты висит старая иконка с давно потухшей лампадкой, покрылась пылью. Ее зажигали в праздники, бабушка пекла куличи и ватрушки в Пасху. Я подошла поближе. «Господи, помилуй мя грешную…» Нет, неправда, я не умею молиться, я наверное, не верю так как нужно бы. Рука пытается осенить крестом, нет, не то все. Я и некрещеная , отец был против , времена тогда были не то что сейчас. Но я и сама не пришла к вере за эти годы. Где, Господь? В сердце? Нет там ничего, кроме ледяной стужи и горечи потерь. Испытания меня не закалили, они разрушили меня. В церковь я ходила несколько раз с бабушкой, когда мы приезжали в город. В эти дни почему-то всегда была очень хорошая погода, весна, ясное солнце. Мы всегда ходили в один и тот же храм, кажется Николы Чудотворца. У входа стояли бабульки, инвалиды , просившие милостыню. И было много голубей, они расхаживали по дорожкам, по ступеням храма. Бабушка брала в церкви просфиры, я попробовала, было совсем невкусно и я не могла понять зачем она берет эти пресные черствые булочки. Обязательно нужно было поставить свечку у иконы. Бабушка ставила у распятия ,мне давала в руку свечку, которую нужно было зажечь от другого огонька. Я всегда страшно волновалась, что моя свечка не загорится или упадет. И еще я почему-то очень любила искусственные цветы . Их в церкви было много. Я просила бабушку взять их домой и потом хныкала всю дорогу, не понимая почему она отказывает. Любовь к искусственным цветам осталась со мной навсегда, что-то в них есть. Мертвое и вечное. Искусственная красота. Не рожденная жизнь. Я боялась Бога. « Бог накажет», - всегда я слышала от бабушки. Почему накажет? Вот я сейчас ем геркулес, невкусно и я тайком прячу его за батарею. Значит, меня тоже накажет Бог? «Бабушка, а он какой Бог? Он большой? Страшный?» - Он совсем не страшный . Он всех нас любит. – И меня любит? – И тебя. .. . На улице начинался дождь, я задремала. Проснулась я от бешеного стука в окно. Окно было не завешено, стекла залиты хлещущим потоком дождя, в окно отчаянно стучал мужчина в морской форме, «Помогите! Помогите !!!» сквозь шум дождя я явственно услышала отчаянный крик. Меня охватило оцепенение и ужас, я не в силах была пошевелиться. Мужчина стал будто б оседать , только его рука со скрипом тянулась по стеклу, пока не ушла вниз. Послышался будто б шум набежавшей волны. Наконец я очнулась, вскочила, выбежала во двор. В лицо ударил ветер с дождем, ночь была черная, глухая. В саду яблони казались злобными сгорбленными карликами, тянувшими свои короткие крючковатые руки. Я обежала дом со стороны окна, там не было никаких признаков недавнего присутствия кого либо. Трава была не примята. Никого. Я вернулась в дом, раздумывая над происшедшим. Подошла к окну, стекло залито дождем.
- Утро встретило ясным приветливым солнцем. Я решила сходить по поводу работы в больницу, а заодно на кладбище. Заглянула на участок к бабе Зое. Ее домик был на удивление ухоженный, чистый садик с аккуратно вскопанными грядками, свежевыбеленные яблони, клумбы с нарциссами. Окна были распахнуты. Я постучала в двери.
- - Иду! – послышался голос из глубины дома. На порог вышла бабуся в широкой цветастой кофте, голова повязана теплой косынкой, в руках скалка в муке. Тут же из-под крыльца вылез здоровенный рыжий кот, сладко потягиваясь, ткнулся мне лбом в ноги.
- - Здравствуйте, я внучка Марии Васильевны, пока что буду жить в ее доме. Мне председатель ваш сказал, что вы знаете, где бабушка похоронена. Я хочу сходить к ней.
- Старуха молча смотрела на меня, внимательно осматривая со всех сторон.
- - Простите, я что-то непонятно изложила?
- - Да все понятно, чего ж тут непонятного. Бабка помре – внучка прискакала на готовенькое. Денюжку в карман – и в город ту-ту.
- - Мне непонятно, почему вы так говорите, хотя может быть моя вина есть, что я не приезжала, но были еще определенные обстоятельства о которых вы вряд ли знаете.
- - Да наплевать мне на обстоятельства. Бабка неходячая последние пол-года была, ведро некому было поставить иногда. Ладно, что теперь говорить… Я сейчас тесто поставила, не могу уйти. Так только объясню. Зайдешь на кладбище, там будет дорога через него и повороты. Ты сворачивай на третьем повороте налево и иди до большой березы. Там и найдешь Машу, царство ей Небесное… Ну а не найдешь, заходи потом, отведу.
- - Спасибо.
- Я пошла в сторону станции. Вспомнилось как много лет назад бабушка выгнала нас с мамой отсюда… Мама молча собирала вещи, я сидела в углу с пластмассовой лошадкой на колесиках. Бабушка демонстративно не обращала на нас внимание, занимаясь клубникой, которую она раскладывала по большим эмалированным тазам. Мама взяла тогда самое необходимое, взяла меня за руку и мы побрели на поезд.
- - И чтоб ноги твоей, шлюха, больше в моем доме не было! – крикнула бабушка вслед, - Всю жизнь сыну моему испоганила, из-за тебя, змеиное отродье, все!
- Отец мой банально спился, как спивались тогда многие советские мужики. И руки были, и голова, а вот ведь… Вся деревня стояла на ушах, когда пьяный отец гонял нас с мамой по огородам с топором. Да и бабушку, собственную мать, кстати тоже. И поколачивал даже. Однажды, затопил пьяный баню на ночь, и уснул. Наутро нашли угоревшего. Мама прожила в гордом одиночестве несколько лет, а потом объявился у нас в деревне иностранец – венгр, правда не один, а с женой и маленьким сыном. И так он стал все к нам захаживать: то крышу починить, то травы покосить, то еще чего придумает. И сдалась мама моя на его провокации. В деревне все заговорили, судачили, маму осудили, быстро забыв какой у нее муженек был и как всех доставал, бабушке насплетничали. Бабушка устроила грандиозный скандал и поставила ультиматум , чтоб мама убиралась из ее семейного дома. А так как я была маленькая, то стало быть и мне предстояло выкатываться прочь вместе с мамой. А венгр этот как-то сразу исчез себе, успокоился и даже не проводил нас на вокзал . Сволочью обычной оказался. Конечно же, потом пытались мы с бабушкой помириться, но она даже не отвечала на наши письма. Когда мамы не стало, бабушка не приехала на похороны. Я крепко тогда ее возненавидела и решила вообще вычеркнуть из памяти . Я просто решила для себя, что у меня на этом свете родственников нет. Ну и не надо. Видимо, перед смертью бабушка раскаялась, раз решила переписать свой дом на меня . А ведь гордая была, даже не попыталась найти меня и известить, что болеет и дни ее сочтены. Наверное, и я не права, что не попыталась разузнать , что с ней и как. Но уже все сложилось вот так. Раздумывать поздно, время не повернешь вспять.
- Местность, которая находилась через железнодорожный переезд была мне не знакома. Пришлось несколько раз спрашивать дорогу к больнице. Мрачное двухэтажное здание стояло на берегу небольшой речушки . Двери распахнуты, ободранные кафельные стены. Внутри у кабинета на первом этаже сидят две бабуси, ну прямо как у нас в городе .Я иду по коридору, пытаясь найти местное руководство. Кабинеты закрыты. Возвращаюсь к бабусям.
- - Простите, вы не подскажете, где здесь заведующего можно найти?
- - Так здесь, милая, Александр Михайлович принимает. Он у нас и за заведующего и за терапевта.
- - Понятно, спасибо. Кто последний?
- - Я последняя, - сказала бабуся в красном платке, напоминающем пионерский галстук.
- - Буду за вами.
- Я поднялась на второй этаж . Заглянула в палату. Там лежал какой-то старичок, читал книгу. Повсюду жуткое запустение, каталки стоят кучей у дверей, на полу валяются ампулы с лекарствами. Мои шаги эхом раздавались по этажу. На подоконнике кучкой лежат книги, покрытые толстым слоем пыли. Я взяла одну из них. « Капитал» Карл Маркс. 1953 год. Кто ж здесь читает подобную литературу?... смотрю через разбитое окно вниз – бабуси ползут в сторону дороги. Надо ж как быстро. Спускаюсь вниз. Стучусь. Никто не отвечает. Осторожно заглядываю внутрь. У окна стоит мужчина в белом халате неопределенного возраста, что-то около 40.
- - Простите, можно?
- Он оборачивается, смотрит на меня без всякого выражения мысли. Надо же, какое на редкость неприятное лицо. Не то чтобы некрасивое или с изъяном, просто как будто б надета непроницаемая маска, за которой непонятно что . Темные глаза, ничего не отражающие, хочется поскорей уйти.
- _ Скажите пожалуйста, с кем я могу поговорить по поводу временного устройства на работу? Я приехала из Санкт-Петербурга, когда-то здесь жила, я врач, правда детский, мне сказали, что здесь у вас в больнице требуются врачи… - я осекаюсь на полуслове, т.к. странный тип все так же смотрит на меня и ничего не говорит .
- - Простите, вы слышите меня? – я говорю громче, но отхожу к дверям.
- Мужик смотрит куда-то мимо меня.
- - Слышу, не надо кричать.
- - Ну так могли бы хоть из вежливости ответить что-нибудь, - уже с раздражением говорю я, - Так вы слышали мой вопрос?
- - Слышал… Но вам здесь не подойдет работа, практически полное отсутствие финансирования.
- - Зарплату что ли не платят? Ну вы же живете на что-то.
- - Моя зарплата вас точно не устроит.
- - Да почему вы за меня решаете? – я начинаю всерьез злиться на этого типа, - Я сюда приехала жить, меня устроит любая зарплата, в данный момент конечно.
- - Надолго?
- - Не знаю, еще не решила, все зависит от того буду ли я продавать дом, и если буду, то найдутся ли покупатели.
- - Покупатели не найдутся, уж это я вам могу гарантировать , - он снимает халат, вешает в шкаф.
- - Да? Это почему же еще? Земля она везде земля и цены на нее ой как растут. Дом правда не в лучшем состоянии, но это дело поправимое, хотя можно продавать прямо так, а новый владелец захочет сам отремонтирует или новый построит.
- - Вас как зовут?
- - Ольга.
- - Видите ли, Ольга, я правда не хочу вас расстраивать, но на ваш дом не найдется покупателей.
- - Ну замечательно, значит я останусь здесь жить. Так как насчет работы? Возьмете?
- - Как у вас со временем?
- - Со временем? А какое это имеет отношение к работе? Вообще сейчас собираюсь на кладбище к бабушке сходить.
- - Пойдемте, я провожу вас.
- - Вообще-то я предпочитаю ходить в такие места одна.
- - Я тоже, но это не городское кладбище, на котором всегда полно народа, ходить там в одиночестве не лучшая идея.
- - А что там разгуливают маньяки?- с сарказмом сказала я, подумав при этом: вроде тебя.
- - Там разгуливает память.
- - Что? не поняла?
- -Ничего, пойдемте.
- Мы вышли на улицу, молча прошли мимо речки, через лесок. Вышли на поле с которого открывался вид на деревенское кладбище. Подул сильный ветер, березки чуть не пригнулись к земле, послышался гул самолетов, как будто бы военных, отдаленные взрывы, потом все внезапно стихло.
- - А что здесь где-то военный полигон? – спросила я,
- - Полигон? – рассеянно ответил он, - нет .
- - Странно, мне показалось, что это были военные самолеты, и взрывы, были взрывы. А что , вы можно подумать не слышали?
- - Вы читали рассказ Чехова « Черный монах»?
- - Не помню, наверное в школе.
- - Тысячу лет назад по пустыне шел монах в черных одеждах. Пустыня была выжжена солнцем, не было вокруг ни травы, ни живности никакой, только раскаленный воздух и нещадно палящее солнце. Неизвестно куда и зачем шел этот монах, только от разогретого воздуха возник мираж – еще один монах, а потом, нарушая все законы физики, от того миража еще и еще, пока наконец миражи не вышли за пределы солнечной системы. Монах шел по Марсу, Луне, Венере, и как гласила легенда, ровно через тысячу лет он должен будет вернуться на Землю .
- - И что? Вернулся? Ну по рассказу?
- - Вернулся.
- Мы подошли к кладбищу. Оно выглядело совсем заброшенным, здесь видимо давно не хоронили. Старенькие покосившиеся кресты, пожелтевшие фото на могилах. Я посмотрела на даты смерти: 1965, 1953, более поздние 1988.
- - Здесь больше не хоронят что ли? Новое кладбище появилось?
- - Нет, нового нет. Просто хоронить особо не кого.
- - Не умирают ? – усмехнулась я, - видимо хорошо работаете.
- - Некому умирать.
- - Вот как? В деревне найден эликсир вечной жизни?
- Он ничего не ответил. Я нашла березу, о которой говорила баба Зоя. Ну вот и бабушкина могила. Да уж, крест поставлен кое как, фотография положена прямо сверху на могилу, уже испорченная от дождя. Да и фотографию соседки взяли прямо из нашего альбома, где бабушка еще молодая с мамой на юге, маму отрезали, а бабушку оставили. А я ведь даже не знаю как бабушка выглядела, столько лет прошло… Я нарвала растущих кучками ландышей, больше ничего не попалось на глаза. Тихо. Надо сосредоточиться, подумать… Не получается. Мешает что-то.
- -Александр, простите как вас по отчеству?
- - Можно без отчества
- - Хорошо, так расскажите Александр, про работу в деревне? Много ли посетителей? И как вы справляетесь здесь один?
- - Я привык один.
- - Ладно, извините, вопросов не будет. Запахло дымом, я отчетливо услышала треск сучьев.
- - Кажется, горит что-то, слышите?
- Мы пошли через кладбище, дымное марево уже накрывало поле. Горел дом, прямо перед ним висело выстиранное белье, валялась игрушка лошадка-качалка. Дверь в дом была открыта и сквозь огонь видна была обстановка в комнате, диван, детский столик и стул, занавески в цветочек.
- - Кто тут живет? Где же хозяева? – я в ужасе смотрела на пожар
- Мне показалось, что в доме сидела кошка. Странно, почему она не убегает? Я посмотрела на своего спутника: его лицо ничего не выражало, только в черных глазах отсвечивали языки пламени.
- - Нам пора. Огонь быстро распространяется. Может и на кладбище перекинется.
- - Сгорит кладбище?! Нужно срочно пожарных вызвать! Где можно позвонить? Да что вы как помороженный-то?!
- - Идемте. Сам погаснет.
- - Кошмар какой-то.
- Мы дошли до железнодорожного переезда.
- - Все, спасибо, дальше меня провожать не нужно.
- Он пожал плечами.
- - Ну тогда до свидания.
- - До свидания. Так когда мне на работу выходить?
- - Не знаю. Когда понадобится – я вам сообщу.
- - Что значит «когда понадобится»? А если не понадобится?
- Он ничего не ответил, развернулся и пошел в обратную сторону. Я посмотрела в сторону кладбища: дым как будто и правда рассеялся, значит огонь сам потух, наверное задул сильный ветер. Там же на холме я увидела большую серую собаку, похожую на волка. Или это был волк? Он постоял несколько секунд, потягивая носом в сторону деревни и побежал прочь.
- По дороге к дому я заметила идущую с мешком бабу Зою. Я нагнала ее.
- - Я нашла бабушкину могилу, спасибо вам.
- - Хорошо, что нашла , - она быстро зыркнула на меня с головы до ног.
- - А на кладбище пожар был… вроде потухло.
- - Пожар? Ну хорошо, что все потухло, - она сказала это абсолютно спокойно, как будто ничего и не произошло.
- - Там дом чей-то сгорел, хозяев не было. Не знаете, кто там живет?
- - Ты на работу устроилась?
- - Да не понятно, там странный какой-то врач или заведующий, не знаю берет он меня работать или нет. .
- Баба Зоя завернула к себе во двор.
- - Всего доброго, - сказала я. .
- - И тебе того же.
- Я вошла в дом, уже темнело. Зажгла керосинку. Прибраться б тут надо, я оглядела комнату. Да ремонт сделать нормальный. Вон потолок у чердачной лестницы совсем прогнил. Надо бы посмотреть что там на чердаке. Я поднялась по скрипучей старой лестнице, рискуя свалиться вниз. На чердаке навалено всякого хлама, стулья, ломаные табуретки, какое-то тряпье. Я открыла шкаф. Тоже всякое барахло, книжки какие-то, я взяла в руки книжку, из нее вдруг высыпались аккуратно сложенный листочки. Я развернула один из них. « Здравствуйте, мои дорогие Наденька и Ольгуша. У нас тут сейчас гроза, такая красотища, молнии . гром, наши бабы со страху с поля как припустили!..» Я просмотрела еще несколько листков – они начинались все одинаково – с обращения ко мне и матери. Вот ведь, бабушка … Сколько мама ей писала – ничего ведь не отвечала, а в стол писала. Хотя, наверное, надеялась, что прочитает кто-нибудь. Я включила радиоприемник, он ничего не ловил, слышался только шум радиоволн. Раньше он всегда включен был на полную громкость, так чтоб из огорода было слышно, всякие там передачи вроде «В рабочий полдень», «По вашим письмам». Пугачеву мама ,любила слушать . «Жизнь невозможно повернуть назад, И время ни на миг не остановишь. Пусть неоглядна ночь, И одинок мой дом, Еще идут старинные часы… - мой голос резко и неестественно раздался по комнате. В приемнике неожиданно что-то щелкнуло, видимо поймал какую-то волну. Откуда- то прорывался чей-то голос, плохо различимый. Я прислушалась. … «нет, уже не страшно, скоро все закончится, нас не будет, ничего не будет. Страшно было сначала, когда черный дым застилал разрушенный город, когда цветущее дерево превращалось в огненный столп. А сейчас нет, страшно одно, что мы с тобой никогда больше не увидимся, никогда, что я не узнаю, что с тобой стало, война убивает нас сначала изнутри, а снаряды разрывают уже мертвое для жизни тело…»
- Голос заглох, теряясь в шуме радиоволн. Что это? Война? Я выбежала на улицу, побежала к бабе Зое, стала барабанить ей в окно. Она долго не отзывалась, наконец, зажегся свет, она открыла окно.
- - Кто там еще?
- - Баба Зоя, это я, Ольга. Я по радио что-то дурное слышала , там кто-то про войну говорил, вы не знаете, что случилось? Что война?
- - Да с чего ты взяла? Мало ли что по приемнику говорили?
- - Так а вы ничего не знаете?
- - Все нормально, иди- ка спать. Меня разбудила, ночь на дворе .
- Она закрыла окно и погасила свет. Я вышла на улицу. Темно, фонари не горели, небо ясное, звездное. Я побрела по улице, спустилась по пригорку к лесу. Вот она, пустота. Физически ощутимая , вязкая как патока. Перед глазами встала картина, которая висела у меня дома в городе. Художник-сюрреалист Дельво, «Адское одиночество». Там была изображена обнаженная девушка, которая идет по мертвому пустынному городу, ее тень единственная тень живого существа, так как вокруг все мертво… Я снова вижу твое лицо… прошло уже девять лет… Долгих девять лет с того дня… Красная «девятка» выехала на красный свет . Я никогда не узнаю , что произошло с тобой на самом деле. Почему, почему так? Это был первый день зимы. Сыпал легкий снежок, такой бывает перед Новым годом. И так хорошо- хорошо, очень спокойно в такие дни. Немыслимо, чтобы в подобные дни происходило что-то дурное . Я ждала тебя к вечеру после спектакля. Как всегда. Ты сначала заедешь ко мне, а уже потом домой. Мой любимый и чужой муж. Банальная история. С утра по подоконнику бродил облезлый больной голубь. Я бросила ему кусочки хлеба, но он не стал есть, а упорно стучал клювом мне в стекло. Телефонный звонок взорвался звуковой бомбой. Где-то на верхнем этаже играли «Лунную сонату». Один звонок поделил мою жизнь на «до» и «после». В той жизни осталась сама жизнь. В этой нынешней ее уже не было. В прихожей висела твоя кожаная куртка, я сняла ее с вешалки. За окном так же падал снег такой же мягкий и спокойный. На земле как будто ничего и не случилось, все по прежнему. Я закричала, но не услышала своего голоса. Где-то продолжали играть «Лунную сонату»…. Прелюбодеяние – грех? Да, Господи , грех. Только где начинается та грань, отделяющая любовь и прелюбодеяние? Его жена давно уже снова вышла замуж, растит детей. Наверное, она права. Сколько раз мне хотелось набрать телефонный номер и задать ей только один вопрос: « Вы любили его? Хоть один день?» Впрочем ее ответ мне был не важен. Я видела ее, видела, что она счастлива, видела ее сияющие глаза. Все у нее хорошо, только фамилия, которую она взяла однажды, напоминает о ее муже, память о котором уходит в пустоту, так же как смерть стерла с земли его черты византийских королей… Я шла сейчас не понятно куда. Хоть бы кто-нибудь, кто-нибудь, только живой. Лес стоял черной громадой. Кто-нибудь живой…
- Я вышла к станции. Издали заметила сидящую на платформе сгорбленную женскую фигуру с дымящейся в руках сигаретой. Подошла поближе. Смотрительница станции. Только сейчас она была одета более подобающим образом – фуфайка, резиновые сапоги, теплая косынка накинута на плечи. Я поднялась на платформу по старым трухлявым ступенькам. –Доброй ночи. Работаете? – спросила я , поймав себя на мысли, что спрашиваю бред – какая работа в 2 часа ночи. – Работаю.,- ответила она, окинув оценивающим, но в общем-то равнодушным взглядом, - Тебе-то что? Не спится или из гостей идешь? - Да из каких гостей здесь можно идти? И не знаю я здесь никого. Так просто. Что-то дома тревожно как-то, вот и решила пройтись. – Чаю хочешь? – она затушила об сапог папиросу, встала и направилась к маленькой хибарке, приткнувшейся прямо к станционной будке. – Не откажусь, - я направилась за ней. В домике было тесно, на полу наброшен картон, подслеповатое мутное окошко, завешенное марлей, на столе закопченный чайник, яйца горкой в кастрюле. – Ну что будешь – чай или посущественней чего? - Я как вы. – Что ты выкаешь-то мне? Не на приеме у министра. Тебя как звать? - Ольга. – А меня Аля. – Красивое имя, редкое . Алина. – Не Алина я, - она открыла шкаф, достала оттуда скатерть. Я заметила, что в шкафу на вешалках висят рядком белые кружевные блузки, наподобие той, в которой я ее видела в первый раз, - Меня Ариадной звать. – Ариадной? Ничего ж себе, красиво очень. Это вас так родители назвали? - Мама меня так назвала… Она была учительницей в школе, мифологией увлекалась, книжки красивые дорогущие из города привозила, -Аля вытащила из буфета большую бутыль, наполовину наполненную какой-то мутноватой жидкостью, - Мечтала меня музыке обучить, чтоб я на фортепиане играла в зале, чтоб красиво, люстры с цветными огоньками, люди сидят важные в костюмах, с программкой в руках, кашляют… Почему интересно народ в залах на спектаклях или концертах обязательно кашляет? Вот прям как специально? - А вы были на концертах? - Не, только по телевизору видала… Какие здесь концерты-то? Мама хотела свозить в город … не успела… - Не успела? Что-то случилось? - Грозой ее убило, когда мне 7 лет было….. Она из поля возвращалась с подругами, вечер еще такой пригожий тихий был, откуда эта гроза проклятая взялась? Прям вихрем каким-то черным пронеслась. Подруги-то мамины врассыпную , а мама под деревом ведьминым спряталась – ну тем огромным, молния аккурат в него и шарахнула… И сразу гроза и закончилась так же внезапно как налетела. Только прочь несся черный смерч, как будто человек в черном одеянии летел над землей . Бабы подбежали к маме, а она уже не дышит, белая как простыня, и улыбается будто… ,- Аля раскупорила бутылку, разлила жидкость по чайным чашкам, - Извини, стаканов нет, перебили все давно, так что только из чашек пить можно. Да и ладно, потом туда чаю горячего плеснем, ядреней будет. Давай, за встречу что-ли! – она подняла чашку, стукнулась выразительно с моей и залпом выпила содержимое , из под косынки у нее выбилась очень длинная золотистая коса. – Какие у вас волосы красивые . – Я никогда не стриглась. Вообще никогда. Мама говорила, что как только я обрежу косу, отрежу и счастье свое… Ерунда, это, конечно. Счастья как не было так и нет. Но в память о маме я не стригу волосы, пока не умру с косой этой ходить буду. Я понюхала чашку – жидкость пахла резко и неприятно, да и черт с ним. Резко опрокинула чашку в рот. Редкостная гадость, схватила черствый кусок хлеба . – Хорошо…, - Аля очистила крутое яйцо, - А ты чего здесь? - Я дом приехала продавать. Я вообще-то здесь родилась и провела детство. – Да ладно?! А че я тебя не знаю тогда? Так ты тут росла? Вот надо же, Олька, а то ведь местных-то совсем и не осталось. Баба Дуся только… Да еще парочка дедков да старушек. И все… - А врач? Он не местный разве? - Какой еще врач? А Сашка-то…. Не, он приезжий, городской, только он на голову двинутый. – В смысле? - Ну че в смысле? – она разлила еще по чашкам мерзкую бурду, - картошечку давай-ка с огурчиками, правда она вчерашняя . В смысле псих он, вот что. Сашка бывший военный врач, во всяких там горячих точках бывал, что-то там случивши было, не знаю, темная история, только сюда он двинутый уже приехал. А так мужик-то видный… А что, понравился? – она как-то злобно усмехнулась. – А причем здесь это? – меня покоробила ее усмешка, тем не менее я почувствовала, что лицо заливает жаркая волна. – При том, что у нас баб одна ведь забота – если мужик стоящий, так захомутать. Только с Сашкой этот номер не пройдет. Сама пробовала … А че ты смотришь-то так? Чего вылупилась? Будто сама не такая. А я и не стыжусь этого! У меня все на виду ! Да хотела жизнь свою устроить, что здесь осудительного-то? Думаешь это здорово видеть шпалы да скорые поезда изо дня в день? Ты-то видишь сбежала в город, наряды там наряжала, туфельки на каблучочках, мужчинки в кафешках, любови-моркови, а я не хрена не видела, - она залпом выпила бурду, - А чем я хуже тебя-то? Да ничем? Те же руки-ноги, задница, все одинаково. – Ты моей жизни не знаешь, чтоб судить. – Да ладно, всяко она интересней моей была…. А я не жалуюсь! Все равно уже скоро…. – Что скоро? - Скоро изменится все… А дом-то ты не продашь здесь, даже и не надейся. – Ну это я уже слышала, не продам значит останусь. – Останешься… А скажи-ка Оля, грехов на тебе много? – она со странной улыбкой посмотрела на меня, стало неприятно. – А причем здесь грехи? - Да так… Думаю… Вот скажи, ребенок может отвечать за себя или нет? - Может, наверное, в чем-то, но не так как взрослый человек. – Вот то-то и оно, что все ж таки может…. У меня, Оля, такая история была… Мне уже 10 лет стукнуло, я жила в семье дальних родственников, у троюродной сестры мамы. У нее – тети Ани, были еще двое детей – девочка Наташа и мальчик Витя. И сильно я невзлюбила эту девочку Наташу – у нее ведь есть мама, а у меня нет. Относились ко мне очень хорошо там, тетя Аня всегда меня жалела, всегда в праздники мне первой подарки дарила и своим детям наказывала, чтоб меня не обижали. Но я ведь все равно понимала, что главная дочка для нее Наташа, все равно ведь я чужая и со мной только из жалости считаются . И затаила я злобу сильную тогда на Наташу, да такую, что решила я уморить ее любым способом, не знала только каким. И придумала. Стояло лето, июль- месяц. Мы с девчонками пропадали целыми днями на речке, только Наташа на бережку сидела – плавать не умела. Заманить ее в воду было невозможно – она панически боялась ее. И вот как-то после обеда я предложила пойти Наташе на речку, так как сегодня такой день, когда речка может исполнить любое желание, но только тому, кто сможет ее переплыть с берега на берег. Наташа идти не хотела, но я ее уговорила хотя бы просто посидеть посмотреть как я буду желание загадывать. Придя на речку, я с разбегу бултыхнулась в воду, доплыла до берега и вернулась обратно. И торжественно сообщила Наташе, что сейчас исполнится загаданное мной желание. Что-то там прошептала себе под нос и побежала к кустам, достала из них корзинку, в которой сидел крошечный еще слепой котенок, я его разумеется принесла заранее, выпросив у подружки, чья кошка окотилась на днях. Вот, говорю, речка исполнила мое желание, я попросила у нее котенка. На Наташу это произвело столь сильное впечатление, что она почти и говорить не могла. Потом она подошла к речке, осторожно ступала ногами по воде, а потом с разбегу прыгнула в воду. Сначала было неглубоко, она просто шла. А потом начинался резкий обрыв, она оступилась и тут же скрылась под водой. Еще несколько раз она показывалась на поверхности, отчаянно махая руками , но самое странное, что она не кричала, она тонула в абсолютной тишине. Я смотрела на это и мне казалось, что все что происходит не по-настоящему, это как будто кадры какого-то кино. Потом она перестала выплывать, я не знаю сколько прошло времени : минута или десять или час, но меня что-то ударило , я бросилась в воду, ныряла, но Наташу найти не могла. Я прибежала домой, закричала, что Наташа утонула. Тетя Аня чистила рыбу, она посмотрела на меня, ничего не сказала , как была в грязном фартуке, с ножом в руке, так и пошла на речку… Наташу нашли через неделю, ее тело выбросило на другой берег… Тетя Аня мне не задала ни одного вопроса… Никогда… - Она догадалась? – я не знала, что говорить этой страной женщине. – Уверена, что она сразу все поняла. Но ни разу она не попрекнула ни пол-словом, тема Наташи не поднималась никогда. И тем не менее я часто ловила ее взгляд на себе, как только я оборачивалась, она тут же отводила глаза. Вот так Оля, я с этим и живу.- она налила себе еще чашку, выпила. «У церкви стояла карета… - вдруг запела она. – Я пойду пожалуй, - встала, тут же покачнувшись, ноги были ватные. – Да иди, иди. Неинтересно про жизнь-то слушать? Все бы анекдоты, да песенки? Олька, почему жизнь такая блядская, скажи? Я вышла на улицу, свежий ночной ветер ударил в лицо. Я пошла через переезд, услышала как крикнула Аля: - Поезд, на котором ты приехала был последний! Больше поезда не ходят! Я шла по грязной дороге, темнота, тихо, даже собаки нигде не лают. Глухо. Я не знала, куда идти. -Вы любите гулять по ночам?
- Я резко обернулась. Ага, сумасшедший врач. Надеюсь, он не укокошит меня прямо здесь. А впрочем все равно.
- - Не всегда. А вы что тут делаете?
- - Тоже что и вы.
- - Ну это вряд ли, тоже что и я. Мне кажется, что у нас разные цели и задачи.
- - Вообще-то мы не настолько хорошо знакомы, чтоб вам судить о моих целях.
- - И знаете, я даже и не стремлюсь к этому.
- - Что-то вы слишком агрессивно настроены.
- - Я вообще ни на что не настроена. Что вам надо?
- - Мне? Ничего. Мне показалось, что надо что-то вам.
- - Вам показалось.
- Мы вышли к заброшенному переезду, здесь последние поезда ходили наверное лет двадцать назад. Рельсы заржавели и заросли травой. Откуда-то послышался гул, ржание. Табун лошадей промчался через переезд, сбив старый шлагбаум.
- - Лошади.. Откуда это? – удивилась я.
- -Одичавший табун.
- - Одичавший? Ничьи лошади? Странно для деревни. Это дорогое удовольствие, лошадки, чтоб их выпускать потом.
- - Их никто и не выпускал. Они уже ничьи.
- -А где же хозяева?
- Он ничего не ответил.
- - У вас радио есть? – спросила я.
- - Нет. Зачем мне радио?
- - Вообще-то новости слушать.
- Он с усмешкой посмотрел на меня.
- - Я не слушаю новостей. По радио.
- - Ну может и правильно. А я вот включила сегодня старый приемник, а он почему-то ничего не ловил, наткнулась на какой-то позывной, мужчина говорил про войну, будто б война началась.
- - Разве она заканчивалась?
- - В смысле? Вторая мировая закончилась 60 с лишним лет назад. А так, конечно, постоянно кто-то с кем-то воюет. Кстати, который сейчас час?
- - Двадцать минут третьего.
- - Странно. Мне показалось , будто там, за холмами, занимается заря. Но ведь этого не может быть. Слишком рано.
- - Вы смотрите не в ту сторону. Там запад.
- - Я знаю. Это-то и странно, правда?
- Он не ответил. Я продолжала смотреть на небо. Оно светлело на глазах. Точно, за горизонтом всходило солнце. Мало-помалу розовый свет залил весь небосвод.
- - Ведь северное сияние бывает только зимой ? И у нас его не бывает?
- - Это не северное сияние, - ответил Александр .
- Я повернулась, увидела его глаза.
- - Александр, что это?
- Мы шли по узенькой улочке, по обеим сторонам которой стояли деревянные домики, похоже нежилые, некоторые из них были с забитыми крест-накрест ставнями, заброшенные участки, запустение. Луна зашла. Над головой небо казалось черным как смоль. Но на горизонте оно не было черным. Его пронизывали багряные лучи, словно растекались струйки крови. Ветер нес золу и пепел в лицо.
- - Я хочу уехать домой. Зря я вообще сюда приехала. Черт с ним с этим домом, не продается и не надо. Зачем бабушка вообще мне его отписала.
- - Не нравится здесь? Почему же?
- - Не знаю. Да нигде мне не нравится. И в городе тоже уже нечего ловить.
- - Так какой тогда смысл возвращаться?
- - Я думала, что когда приеду сюда, все будет не так. Покоя хотелось. Тишины, птичьего пения по утрам, черт возьми. Отсутствия людей… Мне правда хотелось отсутствия людей, они мне так надоели там. А получилось, что не нужно мне это. Страшно становится, тоскливо . Здесь воспоминания душат . В дом входишь, а там даже обои те самые, что клеили 30 лет назад . И умывальник, и кроватка моя детская на колесиках… Господи, извините, я ерунду такую говорю сейчас.
- - Да нет, что вы. Это просто жизнь. Обычная жизнь. В ней должно быть прошлое. Иначе она не имеет смысла.
- - Прошлое… Столько ошибок. Своих, чужих… Бабушка тоже… Столько лет прошло, а она оказывается любила и меня и маму. Гордыня ее замучила. И меня тоже.
- - Человек к сожалению так устроен. Святых не бывает .
- - Скоро уже по-настоящему светать начнет. Надо к дому идти.
- - Да мы к нему и выйдем. Здесь дороги круговые, кольцом.
- - Да? Надо же, прожила здесь первые 10 лет, а совершенно не помню этого.
- - И не можете помнить. Раньше этого не было.
- - А вы здесь давно живете?
- - Последние 5 лет.
- - Это срок уже. А раньше где? В городе?
- - Нет… В сибирских лесах. А потом в кавказских горах…
- - Правда? А что вы там делали?
- - Сидел за убийство. … На Кавказе думал, что искуплял его…
- Я неловко замолчала. Новость, конечно.
- - Несколько несовместимо с вашей профессией получается. Вы же врач, клятву Гиппократа давали. Или я ошибаюсь?
- - Тогда я еще не был врачом.
- - А кем вы были?
- - Просто жил тогда.
- - Я волка сегодня видела. Здесь на холме. Мы вышли прямо к моему дому.
- - Ну что ж, спасибо за составленную компанию. До свидания.
- - И вам того же.
- Он пошел по размытой весенней дороге, поскальзываясь в скользкой жиже. Вот мостик корявый какой-то. Под ним мутная весенняя речонка . Его дом стоит прямо за больницей – бревенчатое зданьице. Во дворе дрова рассыпаны ,ведра , наполненные дождевой водой , забора нет. Входит в дом. Там из всего интерьера только лежанка у стенки, да стол с табуреткой у окна. Луковицы. На стене нарисована мишень, заляпанная красной краской. Он достает водяной пистолет, стреляет краской , попадая точно в середину…
- … Пустынею и кабаком была моя жизнь, и был я одинок, и в самом себе не имел друга. Были дни, светлые и пустые, и были ночи, темные и жуткие, и по ночам я думал о жизни и смерти, и боялся жизни и смерти, и не знал, чего хотел – жизни или смерти… Я прочитал эти строки в предисловии романа «Он» Л. Андреева когда-то. Как же точно отображают они мое состояние… Моя родина – город Нарва – я почти не помню тебя. Твоих тихих улочек, цветущих каштанов в мае…
- - Раз, два, три, живее, что за сопляк растет! – отчим считает количество подтягиваний на турнике. Я скриплю зубами, уже темнеет в глазах, но я подтягиваюсь еще и еще. Я его ненавижу и клянусь, что убью, когда вырасту. Бегу в наш садик с перочинным ножиком в руках, и тупо бью ножом в ствол дерева, пока крошево опилок не разлетается в разные стороны… Последним желанием отчима были сосиски. Простые сосиски, чтоб в прозрачной оболочке, как раньше. Я бегал по маленькой Нарве, я искал эти злосчастные сосиски несколько часов, я нашел их и купил 300 грамм. Я несся домой с этой драгоценной ношей, запыхавшись вбежал во двор, но возле нашего подъезда стояла «нехорошая» скорая помощь, уже нескорая , а наоборот. Я давился этими сосисками, прямо с оболочкой, глотая слезы. Я любил его, но понял это поздно…Мне 16 лет. Мы живем на даче под Нижним. В безлунные летние ночи с кругогора широкая река кажется серой ниточкой. На версты сосновый лес. В августе сосны скрипят и плачут. Я живу с матерю. Ее любовником и его дочерьми. По соседству с нами живет пожилая женщина с двумя некрасивыми девочками. У девочек длинные худые шейки. Пожилая женщина и девочки живут нашей жизнью. Своей у них нет. Нашими праздниками, слезами и смехом. Когда смеются у нас – смеются глаза некрасивых девочек. Когда у нас слезы – девочки подносят платочки к ресницам. Я потом понял, что моя взрослая жизнь напоминает отраженное существование той пожилой женщины и ее девочек. Я тоже поселился с Жизнью по соседству. Я смотрю в щелочку чужого забора. Подслушиваю одним ухом. Только я несравненно хуже их. Или я другой? Еще в детстве я придумал для себя историю своего рождения. Будто бы я инопланетянин. Моя планета называется Ацхета. Я не знаю, почему именно так. Просто однажды мне пришло в голову это слово. Когда мне было грустно, я разговаривал со «своими родителями», которые жили на этой планете. Спрашивал, когда они заберут меня домой. Я верил в свой далекий мир, и становилось спокойно и радостно. Я представлял свой дом, сад, родителей, которые всегда улыбались и никогда ни о чем не спорили и не ругались. И еще на моей планете светило сразу два солнца, а дождик шел только по ночам: тихий, добрый, чтоб смочить благодатную почву, под него так чудесно спалось… Я все еще верю в мою планету, только шансов попасть на нее все меньше… Моя девочка, моя солнечная Настенька . Ты ясным солнышком осветила мою грубую жизнь, твои нежные руки растопили лед моей черной души. Ты готова была для меня на все. И ты это сделала. Дешевые понты красивой смерти манили меня.
- - Давай умрем вместе. Хочешь? Вместе навсегда.
- - Да .
- - Мы умрем молодыми и красивыми, в смерти все будет принадлежать нам.
- - Да, любимый.
- - Мы просто помчимся навстречу ей. По шоссе, по пустынному шоссе, мы будем любить друг друга и на полной скорости мгновенно перенесемся в небытие…. Я просто крутану руль в сторону.
- И она согласилась. Я сидел за рулем, древняя «Вольво» неслась на бешеной скорости. Я целовал горячие губы моей девочки. Она была абсолютно спокойна, она ничего не боялась рядом со мной. Зато струсил я. Вот один поворот, промчались, второй. Черт, не могу. Нет, надо. Впереди показался огромный грузовик. Все! Я отпустил руль, потом крутанул его влево и бросил. Машина врезалась в дерево так, что правая ее часть превратилась в железную гармошку. Повалил черный дым. По лицу у меня текла струйка крови, но я был жив. Страшно было посмотреть вправо. Я посмотрел. Эта картина стоит у меня перед глазами всю жизнь… Потом на суде я сказал, что решил убить свою подругу. Адвокат говорил, что я псих. Мне вообще могли не дать никакого срока. Просто не справился с управлением и все. Но я тупо долдонил свое: я ее убил, она мне мешала, я ненавидел ее. Однажды на одном из заседаний, засомневался, увидев в зале суда красные от слез глаза матери. И все таки нет. Я убил Настю и это было правдой. И еще я стал бояться смерти. Я стал жалким трусом, или я просто стал старше на очень много лет. Со мной в камере сидел парень лет 25, участник громкого дела о расследовании преступлений экстремистов Виталий Кисляков. Он был из благополучной семьи, отец – бывший офицер милиции. И тем не менее Виталий стал предводителем вооруженной банды. Я не могу сказать, что это был тупой отморозок, вся задача которого состояла проламывать черепа «черным». Хоть он имел вызывающий вид – на бритой голове наколка «Сделано в России», а на предплечье «продвинутая» татуировка по фильму «Заводной апельсин». Часто от нечего делать, он начинал читать мне « лекции», на тему бессмысленности существования «правильной расы». Я пытался понять природу его звериной агрессии . « Телевизор, семья, убогие развлечения, модная одежда, забитый холодильник. И если это все, что интересует сегодня белых, то какие же они белые? Они «мясо» и «мусор». Белую расу необходимо создавать с нуля.» Его отец выкупил ему свободу. Виталий перед освобождением проговорил со мной всю ночь. Свобода не была ему особо и нужна, он понимал, что его скорей всего убьют. Что и произошло через месяц – его застрелили на городском пляже средь бела дня, когда он отдыхал со своей девушкой. Он выходил из тюрьмы в никуда, но выходил, с еще большей уверенностью, что за деньги можно сделать все. « Мы не вправе даже осуждать это, да все продается и покупается, но кто сказал, что можно выжить по другому? Альтернативы нет, это только в красивых сказках, продавший душу дьяволу, будет наказан, а нищий и убогий воспарит духом и обретет рай. Нет никакого рая, а если и есть, то где он? Да. Я убивал. И буду убивать. Кто меня накажет? Правосудие? Смешно. Я знаю, что меня убьют. И хорошо, я даже хочу этого. Терять давно нечего, кроме грязи под ногами. Жаль, что ты не читал толмуды моего дела – томов 30! И все про меня , обычного скина, может просто гопника. Как все высокопарно, как обвинительно-уничижительно! Но если вы и правда так заботитесь о людях, то почему, защищая приезжего кавказца торговать гнилыми абрикосами , забываете про свою русскую старуху, стоящую у метро с семечками и гоняемую ментами? Она ведь прошла ту самую войну с Гитлером. Кто защитит ее? Она ведь не сможет дать взятку за торговлю семечками, а черный, наворовавший, сможет. И рынок откроет не один, и бензозаправку поставит рядом с детсадом. Он заплатил – все круто, нет проблем. Так что, Сашка, я может и дерьмо собачье, но я люблю Россию . Жаль, похоже наступает конец. Конец всему.» . Его фанатичная преданность идеям построения нового общества граничила с одержимостью. А интеллектуальные способности с почти животными инстинктами и примитивизмом. Выйдя на свободу, я поступил в медицинский институт , не потому что мне так вдруг захотелось лечить людей, а потому что чувствовал себя будто б обязанным отрабатывать свой грех. Впрочем «волчий билет» зэка не давал возможности работать . Я вспомнил отчима, который всегда хотел, чтоб я стал военным. Что ж – терять мне было нечего, я отправился по контракту на Кавказ. Мое медицынское образование пришлось кстати, в своей части я выполнял еще и роль военного врача, тем более я по специальности был хирург. Война… Почему-то основное воспоминание – постоянно идущий дождь и грязь под ногами, отвратительная мерзкая жижа, в которой вязли сапоги и колеса грузовиков. Грязь была повсюду – на земле и в головах и душах тех, кто там был. Грязь была в казармах, по ночам из которых слышались кошачьи стоны чеченских и русских женщин, приходивших к контрактникам, грязь была в беззубых гнилых улыбках продавцов оружия и героина. Само небо было грязным серым в клочьях черных облаков, оно будто было осквернено происходящим здесь. Даже песни Высоцкого под гитару казались фальшивыми и звучали здесь отвратительно. Само понятие войны ради заработка денег было мерзким и нелепым. Трупы здесь казалось только лишь дополняли всю эту картину, они были привычны. Мертвое тело боевика – только лишь не обналиченная еще валюта вот и все. И в этой грязи однажды появилось солнышко – девчонка лет 15 , живущая с матерью в горном ауле. Черты ее лица были славянскими, хотя она была темноволосой . Она приносила нам молоко, овечий сыр, яйца. Всегда в одно и тоже время – в 8 вечера. Придет, молча выложит провизию, заберет деньги и уходит. С ней, конечно, заигрывали мужики, девка-то видная. Она в ответ ничего не говорила, только улыбалась. А потом начался мор у нас – неизвестный снайпер косил одного за другим, и никак вычислить гада не могли, он всегда приноравливался на новое место, словно б знал куда мы перемещаемся. Однажды снайпер застрелил Витьку Малова, аккурат в тот момент, когда он за сыр овечий расплачивался с девчонкой. Стояли практически рядом, а пуля точно в сердце ему попала. Девчонка даже не вздрогнула, брызги крови с лица вытерла, деньги забрала и ушла с той же улыбкой непонятной. На гада устраивали засады, но ему все время везло уйти. Как-то вечером девчонка как всегда принесла провизию и ушла. А командир наш был тогда шибко не в духе, что-то ему сыр не понравился – тухлый, говорит, не надо нам такого, пусть или меняет на другой или деньги вернет. И решил сам на ночь глядя идти к ней в горы с этим сыром. Не прошло и полу-часа несколько выстрелов раздалось недалече у леса. Нас пять человек пошли проверять в чем дело, разбрелись каждый по тропкам. И вот выхожу я на опушку и вижу : валяется застреленный чечен, девчонка голая привязана ремнями к дереву и командир наш стоит ремень расстегивает. Видишь, говорит мне, сука эта сестра снайпера оказалась, она ему все и наводки давала, а сейчас видишь , не ожидала, что я следом за ней пойду , вот и привела к ублюдку своему. Ну а тепереча наша будет очередь поглумиться: щас отымею ее как кошку шелудивую, да изрешечу из автомата в капусту рубленую. И бьет ее по лицу сапогом с размаху. А она молчит, даже не вскрикнула. Я стою рядом, вижу как он нагибается, вижу его затылок с грязными слипшимися волосами, поднимаю автомат чечена и разряжаю очередью в командира. Ему еще удается повернуться и посмотреть на меня – в умирающих глазах его застывает бесконечное удивление, испугаться и проклясть меня он уже не успевает. Затем захрипев он тяжело падает на землю лицом в грязную жижу. Я разрезаю ремни на ней, она молча одевается, подходит к чечену, закрывает ему глаза, кладет на лоб какой-то амулет, что-то шепчет. Потом встает, обтирает автомат полой юбки, кидает его на землю. Коротко бросает на меня взгляд, уходит. Месяц светит над поляной, освещает мертвые сизые лица. Какие-то ночные птицы летают, ломая ветки деревьев. Я подставляю лицо холодному свету, то что я дышу, мало что меняет, я так же мертв как и эти двое, лежащие в грязи. Где-то раздаются голоса сослуживцев, я ухожу прочь. Как зомби , вышедший из могилы. Иду, натыкаюсь на кусты, на деревья, проваливаюсь в ямы, наполненные грязной водой. Мне видится, что впереди идет девушка в белом платье, она оборачивается и машет мне рукой, у нее Настино лицо. Никого нет, конечно. Над головой небо и холодные колючие звезды, где-то там была моя планета-звезда, но я не вижу ее, вместо нее черная дыра… В части решили, что у снайпера был помощник- он наверняка и убил командира. А девчонка пришла на следующий день как обычно, принесла сыр и яйца. Все с той же непонятной улыбкой, а наши мужики так же похихикивали перед ней. Я вернулся домой, здесь ничего не изменилось. Мать постарела. Я пил по ночам и постепенно превращался в алкаша. Утром плелся на работу в больницу в регистратуру, о хирургии говорить давно не приходилось. Рядом как и прежде никого не было, нет были, конечно , какие -то знакомые, мимолетные женщины. Но все это было ненастоящим, как нарисованный огонь, который не греет. Я понимал, что могу здесь просто сойти с ума. Окончательно. Поэтому когда мать предложила поехать пожить в доме недавно умершей тетки за Урал в деревню, я немедленно согласился. Я не мог и предположить, что уезжаю в никуда, что навсегда закрываю за собой дверь. Но я ни разу ни о чем не пожалел. Или мне стало все настолько все равно, что жалеть было не о чем. Образ Насти стал совсем расплывчатым, я закрывал глаза, но уже не мог представить себе ее черты. Смутный силуэт. Это было в другой жизни. А этой своей жизнью я расплачиваюсь за прошлую. И цена оказалась непомерно высока . Опять в окно мне смотрит желтыми глазами волчья душа. По православию считается, что у животных нет души . Не правда. Они ожившие чьи-то души, вернувшиеся на Землю. Вот этот ждет меня, смотрит не мигая , я могу застрелить его из охотничьего ружья, висящего на стене. И он ждет этого. Ведь я убью не его, себя. Каждую ночь я слышу его дыхание, я уже знаю, что он пришел. Он не воет на луну, это делаю за него я. «Земную жизнь, пройдя наполовину, я оказался в сумрачном лесу»… Почему я не стреляю? Страх? Я смотрю на свою ладонь – посередине шрам, я воткнул нож себе в ладонь, в день когда убил Настю. Чтобы прочувствовать боль. Ее не было, физическая боль ничто. Три раза я оказывался с глазу на глаз со смертью. Отчим –это смутно, странно. Настя – страшно. Командир … Не знаю. Мерзко, гадко… Смерть омерзительна по своей природе. Открытые в никуда глаза, в которых затаилась непроглядная пустота – такая же ледяная, как скрытая под землей вечная мерзлота. Смерть предстала передо мной во всем своем омерзении, распростерлась в каких-то сантиметрах от моего лица. Страх и тогда и сейчас липкой паутиной сковывает, чтобы завершить задуманное. Столкнувшись лицом к лицу с этой бездонной черной дырой, я испытал парализующий дыхание ужас. Он засасывал меня как вакуум. Так в темные осенние ночи смотришь в окно – там только мрак и желтые глаза. Хорошо, что я жил здесь эти годы, мне не нужно ничего ни у кого покупать, я возненавидел шуршащие бумажки, при виде которых у даже хороших людей начинается ступор. Эти бегающие заискивающие глазки –дай , дай, дай! Интересно, кому и за сколько продана наша планета? Со всеми букашками-таракашками, морями, океанами, лесами? Война , да она уже везде, ее ядовитым дымом пожарищ пропитался воздух . Война, которая не прекращалась с момента создания этого Мира……….
- Память… Память, дающаяся и человеку и животному, с той лишь разницей, что для животного она служит способом выживания, а человек живет с ней, чтобы оставаться человеком… Уже рассвело по-настоящему. Я посмотрела в окно- у бабы Зои горел свет, что ж она спать не ложилась? Или встала так рано. Почему-то не слышно как ходят поезда - в детстве я засыпала под мерный стук колес проносящихся электричек, железная дорога недалеко. А сейчас как будто вообще поезда не ходят. Я встала, вышла на крыльцо. Тихо. Собаки не лают. Зазвенело ведро – баба Зоя вышла на улицу с ведром и тряпками. Похоже, она мыла в доме полы. Зачем же это по ночам делать?
- - Доброе утро, - крикнула я ей.
- - И тебе того же.
- - А что это вы полы мыли?
- - Мыла.- бабка деловито прополаскивала тряпки. Затем принесла еще таз с водой, стала мыть окна.
- - А почему так рано?
- - Чтоб успеть.
- - Успеть?
- Она ничего не ответила. У калитки кто-то застучал.
- - Хозяйка, можно? – раздался голос председателя.
- - Заходите.
- На участок зашел председатель в сопровождении какого-то высокого мужчины неопределенного возраста в нелепой черной шляпе.
- - Доброе утро, Ольга, - сказал председатель, - а я вот с покупателем к вам, помните говорил, что у меня есть человек, который готов купить ваш дом. Так как продаете?
- - Ну я еще не решила, - недовольно ответила я, - а что так рано-то?
- - К сожалению Юрий Иванович в другое время занят, да и я подумал, что время тянуть? Быстрей вопрос решим, быстрей разойдемся.
- - Ну быстрей не получится, я объясняю, что еще не все обдумала.
- - А что вы, мадам, собственно обдумываете? – мужчина уставился на меня пронизывающими насквозь глазами, - вы думаете, что так легко найдете покупателя на вашу рухлядь? Я даю вам 20 тыс. и это очень неплохая сумма для полуразрушенного дома и запущенного участка.
- - А что ж я не могу подумать? И если это такая уж рухлядь, то зачем она вам-то?
- - Меня интересует прежде всего земля, дом я сразу же снесу. Но имейте ввиду, что это только меня интересует земля в таком месте, если вы попытаетесь выставить на официальные торги ваш дом , уверяю, что не найдется ни единого желающего.
- Внезапно послышался какой-то гул, он шел словно бы из-под земли. Я посмотрела в сторону горизонта – там словно б ровной линией было прочерчено черным дымом.
- - Так что? – повысил голос мужчина, словно хотел , чтоб я не обращала внимание на странности происходящего.
- - Я еще раз вам повторяю, что мне нужно все обдумать и взвесить. Я сообщу о своем решении. Только не надо на меня давить.
- - Ну как знаете, - отстраненно ответил он, опять как рентгеновский луч пронзив меня с ног до головы, - только потом я вам и 10 тысяч не дам.
- Он быстро пошел к выходу, за ним почти вприпрыжку бежал председатель, что –то заискивающе говорил.
- Я решила идти в больницу, надо же вроде как и работать начинать. На улице баба Зоя сажала цветы у забора.
- - Красивые, - сказала я, - Главное, чтоб прижились.
- - Приживутся. Мать сыра-земля примет. Из земли придет, в землю уйдет.
- Я пошла через лесок. Сейчас он не казался таким мрачным как ночью. Сзади раздался звонок велосипеда. Я обернулась. Ехала девочка лет 10 с косичками с бантиками. Ехать ей было неудобно, дорога плохая, колеса вязли в грязи.
- - Ты куда это одна через лес? – спросила я ее, - Там не проедешь.
- Девочка посмотрела на меня, ничего не сказала.
- - Не проедешь там, говорю! Я ходила сегодня этой дорогой, там на велосипеде никак. Ты куда едешь-то? Что молчишь? Ты кто такая?
- - Ты, - сказала девочка и поехала дальше, скрылась за поворотом.
- Александр сидит своем кабинете, раскладывает ампулы. Дорого бы дали за них тогда на Кавказе…. Сейчас они не нужны. Хотя, почему же, двадцать ампул, а чтоб наверняка хватит и пяти…Стук в дверь. Черт, кого там еще принесло? - Кто там? Войдите. – Здрасте, доктор. Можно войти? – Ариадна с порога прихрамывая , плюхается на кушетку, - я кажется ногу сломала, а может вывихнула. Нет, наверное сломала. – Ну сломать – это вряд ли, вы бы и наступить на нее не смогли. Что ж давайте посмотрим., - он подходит к ней, осматривает ее ногу не больше минуты. – У вас все в порядке. – Я говорю – у меня болит нога, я не могу ходить, - она пристально и зло смотрит на него. – Я не знаю отчего у вас болит нога, но никаких повреждений я не вижу. – А ты глаза-то разуй, если не видишь! Ты же врач или как ? Он ничего не отвечает, подходит к окну. – Что, доктор, не нравлюсь? – она встает с кушетки и уже не хромая садится за его стол. – Здравствуйте, дорогие пациенты, я решил уйти с должности врача, потому что ни черта не понимаю в ваших болезнях. А вы все болеете и болеете, сволочи, - говорит Ариадна искажая голос. – Тебе она понравилась? – вдруг спрашивает она. – Кто? - Ты прекрасно знаешь кто. Да я все понимаю, она ж такая воспитанная, интеллигентная, не то что я серость необразованная. Так, Сашенька ? Только ты знаешь, она пьет мало, с ней вряд ли получится водку-то глушить. И за жизнь она с тобой тоже сидеть и слушать не станет. Ей неинтересно. – Аля, зачем ты так? Что-то случилось? – он подходит к ней, по столу раскатываются ампулы. – Сделай мне укол, - она берет в руки ампулу, - никогда не пробовала, а сейчас хочу. Сделаешь? - Что ты несешь? – он вырывает из ее рук ампулу, давит прямо на столе, клейкая жидкость растекается желтоватым пятном. – Сашка, ты не обижайся, фигня все это, просто в воздухе что-то , - она размазывает слезы по щекам, - знаешь, мне мама сегодня приснилась, первый раз за много-много лет. Будто я снова девочка маленькая, только не здесь в деревне , а в зале большом, в филармонии за роялем сижу. А в зале народу много-много, и они все пришли на мой концерт. А мама в первом ряду сидит, улыбается… Я начинаю играть, и играю, что то красивое, музыка льется…. И я проснулась. – Тебе снятся хорошие сны, - он гладит ее по длинной косе, - это уже здорово. – Я знаю, что значит этот сон… Саша, можно тебя попросить? Только не гони меня сразу, ладно? - Что? - Поцелуй меня пожалуйста, - она смотрит ему в глаза, - ты не подумай, я ничего не хочу и не попрошу больше. Просто мне нужно это сейчас, для себя. Он целует ее . Потом она встает и выходит прочь. – Спасибо, - говорит у порога и захлопывает дверь. Он собирает ампулы и швыряет их в мусорку. Я вышла к больнице. Странная девочка больше не попадалась на глаза. В больнице было также пусто как и в прошлый раз. Я поднялась на второй этаж, пожилого мужчины, который был в прошлый раз, уже не было.
- - Ну что, на работу пришли? – раздался голос Александра.
- - У вас всегда привычка подкрадываться незаметно сзади?- раздраженно сказала я.
- - Я и не думал подкрадываться. Извините, если хожу тихо. Привычка.
- - Привычка маньяка. Или убийцы, - я осеклась, вспомнив историю про убийство, - Извините, просто действительно неприятно.
- - Да ничего, это вы меня извините. Просто вы тоже как-то тихо вошли, обычно наши бабушки-пациентки очень шумные.
- - А где дед, который тут лежал в прошлый раз?
- - Домой ушел.
- - То есть пациентов как я понимаю нет. Больница пуста. Чудненько.
- - Я вас предупреждал.
- - Ну вы меня предупреждали, что и дом я свой не продам. А вот ко мне сегодня с утречка покупатель приходил, да такой резвый, настойчивый.
- - Да? Интересно и кто же этот покупатель?
- - Кто? О , да вон он идет по тропинке, похоже в больницу, - я увидела из окна как по тропинке мимо озера шел утренний посетитель, - Интересно, зачем он сюда идет?
- - Неприятный похоже товарищ.
- - Мне тоже так показалось утром.
- В дверь постучали.
- - Открыто, - ответил Александр
- - Доброе утро, - в щель просунулась голова в знакомой черной шляпе, - Ах, и вы тут Оленька! Надо же какая неожиданная встреча!
- - Вообще-то я вам не Оленька. И я не вполне уверена, что встреча совсем уж неожиданная.
- - Ну, пардонтес, мадам, не хотел вас никоим образом задеть. Ну что ж, с вами мы уже знакомы, а вот с молодым человеком нет. Меня зовут Юрий Иванович, я менеджер по продаже недвижимости. Вот решил и к вам заглянуть. Похоже, сие здание пустует?
- - С чего это оно пустует? Больница функционирует, просто в данный момент нет пациентов, но они могут в любой момент появиться. Жизнь знаете ли.,
- - Жизнь? – усмехнулся посетитель, - Жизнь… Вы уверены в этом?
- - В чем?
- - В том, что у вас появятся посетители? Что жизнь вокруг?
- - А что же вокруг?- Александр сел подоконник, отвернувшись к окну.
- - Смерть, друзья мои, смерть. Неужели вы еще не поняли?
- - Что это вы такое говорите? – мне стало решительно неприятно слушать этого типа.
- - Милая Оленька, мне вас искренне жаль, вот поверьте, - он расплылся в мерзкой слащавой улыбке, - но я ради вашего спасения предложил вам продать дом. Продать и уехать. К сожалению домой в городе вы уже не попадете, но я могу помочь и довезти вас на попутке в безопасное место, у вас будут деньги. Кстати, это и вас, молодой человек , касается. Я могу купить и ваш дом и больницу.
- - Даже так? А в чем же собственно дело? – спросил Александр.
- - Оглянитесь вокруг, вы же все видите сами, - он посмотрел на Александра, - вы же поняли меня?
- - Пошли бы вы отсюда прочь! – Александр открыл дверь настежь, - Все, убирайтесь.
- - Да пожалуйста, не вопрос! Только поздно будет. И вы, мадам, зря так. До свидания, молодые люди, подумайте, подумайте на досуге, - он снял шляпу и выскользнул прочь.
- Мы молчали. Внизу этот тип посмотрел на нас, снял шляпу, помахал рукой и пошагал по тропинке.
- - О чем он здесь толковал? – наконец просила я.
- Александр ничего не ответил, смотрел в окно.
- - Видите, Оля, то озеро?
- Я посмотрела вниз. Вода застыла ровной гладью. Не было ни ряби, ни кувшинок на воде. Казалось, что это не вода, а полированная поверхность дерева.
- - Странное озеро. Как неживое, - сказала я.
- - А оно и есть неживое. Оно отравлено химией. Когда-то здесь была очень крупная рыба, купались дети. Потом местный председатель задумал завод строить. Отходы выливали прямо в воду. Завод развалили, сейчас на его месте одни руины, озеро мертвое.
- - Да уж. А я и не помню, когда я тут жила, было это озеро или нет? Мы с ребятами так далеко не ходили, на той стороне играли. Хотя… Кажется , я здесь была одна. Еще совсем маленькой девочкой. Когда дома ругались родители, я уходила одна бродить. И наткнулась на какое-то озеро, мне показалось тогда оно целым океаном. На берегу валялись лодки. А я под какой-то из них закопала свой клад – разноцветные стекляшки и была так горда тем, что у меня есть теперь своя тайна, о которой никто не знает. Даже нарисовала карту, по которой можно было найти мой клад. Ее я кажется тоже закопала где-то под деревом.
- - Мы в детстве тоже играли в пиратов и кладоискателей. А еще в сыщиков. Однажды, нам почему-то очень подозрительной показалась белая « Волга» соседей, мы с мальчишками решили установить круглосуточное наблюдение, вели специальную тетрадку, в которой записывали во сколько приезжала и уезжала «Волга», кто из нее выходил, что привозили.
- - В детстве мир воспринимается другим, потом что-то происходит, выключается, сказка раскрывает свои секреты, самое обидное – несуществующий Дед Мороз, мне кажется это самое большое разочарование узнать однажды, что подарки под елку клала мама. Новый Год, наверное, вообще по настоящему воспринимаешь только в детстве …А посетителей и правда нет… Наверное, никто не болеет.
- - Идите домой. Что вам тут торчать целый день?
- - Ну вы ж торчите?
- - Я… Да мне собственно просто некуда идти.
- - Я тоже не тороплюсь особо. Хотя нужно, конечно, что-то с домом решать. Зачем этому типу понадобились дома здесь? Ишь, как вцепился.
- Раздался какой-то треск. Я выбежала в коридор: обвалился потолок в бывшей операционной.
- - Замечательно. – устало сказал Александр, - да теперь работы тут на целый день мне.
- - Давайте помогу. Мне не трудно.
- - Да нет, спасибо. Правда, идите домой.
- Я вышла на улицу, пошла по тропинке через лес . Под ногами шуршали прошлогодние подгнившие листья, деревья только начинали одеваться листвой. Попадались уже отцветающие первоцветы, какие-то весенние грибы. Лесная тропинка вывела на большую поляну, засыпанную ландышами. Посередине стояла огромная береза, такой необъятной ширины, что вокруг нее можно было водить хороводы не одному десятку людей. Крона ее уходила куда-то в ввысь, как будто касалась низко плывущих облаков. Кажется, я гуляла здесь в детстве, и уже была береза эта. Помнится смутно. Сзади раздался велосипедный звонок. Я обернулась: опять та же девочка ехала на велосипеде, с ней были еще какие-то ребята. Их голоса так же быстро смолкли, они словно растворились в лесу. Я подошла к березе ближе, потрогала ее загрубевшую матерую кору. Ветви как сильные натруженные руки.
- - Говорят, эту березу посадили, когда строилась наша деревня.
- Я обернулась. Баба Зоя шла с мешками и пучками каких-то трав.
- - А когда строилась деревня?
- - Давно. Еще при Елизавете. Говорили, что строил деревню молодой граф. Была у него девушка любимая из народа, не из знатных. Жениться он на ней не смог. С горя ушла она в лес жить дикаркой. И прожила в лесу всю жизнь до старости. Заблудившимся путникам помогала: бросала красный шерстяной клубок, за которым тянулась нитка. По ней заплутавшие выходили на дорогу. В память о своей единственной любви она посадила эту березу. Прошло много лет, граф уже немолодой был, затеял охоту в этих лесах, да заплутал. Выехал на эту поляну к березе, да и сгинул. Его люди так и не нашли графа. А береза вон как росла да выросла. Пока стоит береза – стоит и наша деревня. Ее ж лет 10 назад хотели одни умники спилить, да зря только свои агрегаты поломали. Ствол как каменный. Говорили ее корни прямо в недра земные уходят, соками матери-земли питаются…
- Баба Зоя подошла к березе, положила руки на ствол, что-то пошептала, потом низко поклонилась.
- Я заметила, что по стволу березы тек темно-красный сок, похожий на кровь.
- - Смотрите, баба Зоя, какой сок! Красный. Должен быть не такого цвета.
- - А у этой березы сок как кровь человеческая. Беда видно пришла.
- - Вы правы абсолютно, вот и я про то Оленьке толковал – от беды бежать нужно, - как из-под земли вырос опять странный тип в шляпе, - кстати и вам, Зоя Васильевна советую: продавайте здесь все и уезжайте, вон ваш председатель – умный человек, сразу все понял. – А ты, мил человек, нас не гони, бывали уж гонимы, да и без тебя я разберусь поди. – баба Зоя пристально посмотрела на него. –Без меня не всегда разобраться удается, - ухмыльнулся он, - это ж по началу все так думают . Решают, что от них что-то зависит. Чувствуете, в воздухе что-то? Птицы смолкли. –К дождю, - резко сказала баба Зоя, - птицы затихают к дождю. Нам пора идти. – Может оно и к дождю. Только на Земле бывает минута тишины, когда замирает все вокруг – смолкают птицы, останавливается вода, облака на небе кажутся нарисованными. Говорят, это Князь Тишины прошел. Князь этот останавливает жизнь только на минуту, но однажды он может остановить ее навсегда…Или он уже остановил? Посмотрите - все же вокруг мертво ! Или вы не замечаете? Тихо… Злая тишина. Идите, Зоя Васильевна, идите, - со злой усмешкой сказал он. Сломал ветку на дереве, треск сломанной ветки будто взорвал застывший воздух. Подул сильный ветер. Мы пошли к дому.
- Ариадна сидела на станции под проливным дождем. Опять в своей кружевной кофточке, в туфлях на каблуке. По лицу текла косметика. – Здравствуй, Ариадна, - к ней подошел Юрий Николаевич, сел рядом прямо на мокрую землю. – И вам того же, - зубы у нее стучали от холода, в руках она машинально щелкала зажигалкой, которая на дожде не горела. – Что, поезда больше не ходят? - А то вы не знаете, - Ариадна размазала по лицу тушь, - последний поезд ушел. На котором гостья приехала. Все… - А куда ты ехать собиралась? Некуда больше ехать.
- - Да… Я много думала, я заслуживала только такой жизни , - она посмотрела на него, - отправьте меня туда, пожалуйста, я ведь знаю, вы можете, вы же за этим здесь. Я готова… - К чему это ты готова? Что ты вообще знаешь? Готова она… Все вы рветесь куда-то, ехать вам надо, а что там лучше
- – А мне все равно уже идти некуда. Вот сожгу сегодня свою хибарку , да и все… Намучилась я, устала… - Устала она, ишь! От чего ты устала? Ты еще ничего и не сделала, чтоб уставать. Это я от вас всех устал… Как же вы мне надоели! – он поднялся и не оглядываясь пошел по размытой дождями дороге. Ариадна зашла в свой домишко , там крыша прохудилась и стена была залита водой. Она посмотрела на себя в грязное зеркало шкафа: коса мокрая, распушилась. Ариадна схватила со стола нож и под корень резанула волосы, а затем с отвращением, будто змею бросила их в печь. Волосы мгновенно вспыхнули золотыми искорками , запылали и исчезли в ярком пламени. Я пришла к дому. Издали наш дом казался совсем каким-то сиротливым, скособоченным. На крыше сидела мокрая облезлая ворона. Жалко простужено каркнув, она полетела прочь. Дома я затопила печь. Ходики с кукушкой показывали без четверти час. Ветер стучал в окна. Я задремала. Мне снился сон, столь отчетливый, что я понимала, что это не совсем сон, что происходит что-то. Я шла по темному городу. Фонари не горели, не было машин, рваными клочьями висели троллейбусные провода, ни в одном из окон домов не было света. И шел снег. Им было засыпано все вокруг, я подставила руку этому снегу- он был горячим. С неба сыпал пепел. Где-то вдали полыхнуло алое зарево, а затем стали волнообразными кругами оседать дома вдали, вместо них оставался на несколько секунд их фантом, потом вспыхнув исчезал и он. Я побежала в обратную сторону. И с ужасом услышала, что за мной кто-то бежит, или что-то. Я обернулась: стая обезьян, их было много, в панике бежали по улице, искаженные страхом морды, оскаленные зубы. Обезьяны бежали, расталкивая друг друга, те, кто был послабее, падал на мостовую, по ним пробегали другие, не обращая внимания. Стая убежала, оставив после себя тушки соплеменников. Я должна была найти почтовый ящик и отправить какое-то письмо, которое я держала в руке. Я не знала, что это за письмо, но его нужно отправить. Я бегу по улицам, но нигде нет ни одного почтового ящика. Разбитые витрины, валяющиеся груды игрушек, книг, растоптанные рекламы, призывающие красиво жить : «ведь вы этого достойны». Волнообразные круги, уничтожающие все вокруг приближались. Я снова бегу по какому-то переулку. Вижу балкон с высаженной настурцией. Это же мой балкон. Надо подняться наверх, собрать вещи. Оборачиваюсь: нет, уже не успею, волна уже близко. Бегу дальше. Сил больше нет, я готова сесть на асфальт, но вдруг замечаю на противоположной стороне улицы висит синий почтовый ящик. Волна совсем рядом, оседают дома за спиной, я успеваю перебежать дорогу и бросить письмо в ящик. В ту же минуту не успев ничего осознать, вижу откуда-то со стороны свою светящуюся тень, которая вспыхивает и исчезает.
- Я просыпаюсь. Ночь. Смотрю на часы: еще час ночи. Неужели я спала только 15 минут? Все, нужно уезжать отсюда. На любом поезде, не хочу даже утра дожидаться. Схватив походную сумку, даже не взяв толком никаких вещей, выскакиваю на улицу, бегу на станцию. На станции глухо, я подбегаю к кассам – окно заколочено. Я в ярости спускаюсь вниз и вдруг с ужасом понимаю, что сюда не придет никогда уже поезд : шпалы разобраны с обеих сторон. Вдали виднеется здание больницы. Бреду туда, прохожу мимо мертвого озера, зеркальной гладью сверкающего при свете луны. Двери больницы закрыты. Вижу свет горит в каком-то убогом домике. Что ж, зайду туда. Стучусь. Открывает Александр. Молча пропускает меня внутрь.
- Мужчина и женщина сидят в маленькой комнатке избушки. Мужчина наливает женщине чай. Та залпом выпивает его, несмотря на то, что от него поднимается пар.
- - Что происходит? – спрашивает женщина.
- Мужчина подходит к ней, смотрит ей в глаза.
- - Какое это имеет значение?
- - Война?
- - Может быть.
- - Господи, как же теперь?! – она вскакивает, нервно ходит по комнате, - что тут луку так много, зачем тебе столько лука? Я живая, слышишь? У меня есть руки, ноги, они действуют.
- -И что? –он берет ее руки в свои – да, они горячие, но это не доказывает, что ты жива.
- - Ты чертов псих, и вы все вы тут психи, я приехала в свой дом, чтоб его продать. Все!
- - Я тоже приехал сюда, чтобы просто пожить.
- - Ну так и живи, кто тебе не дает!
- - Можно умереть и не почувствовать этого.
- Женщина села к окну, прислонилась к стеклу.
- - Мне сегодня приснился сон, что мой город исчез, моего дома больше нет. Так страшно стало…
- - Наверное, его нет.
- - Откуда ты знаешь?
- - Я не знаю наверняка. Но что-то происходит… Стало почему-то очень тихо…
- - Третья мировая война? Последняя в истории ?
- - Я не знаю...
- - Что теперь ? Хотя мне все равно, ничего больше не держит. А может мы и останемся? Единственные… Наша деревенька… Баба Зоя…
- - Вряд ли. Мы слишком обычные рядовые люди, чтобы с нас начинали новый отсчет.
- - Знаешь, а может все и к лучшему. У меня здесь никого нет. Жива я или уже нет… Наверное, проблема в том, что я всегда хотела получить от жизни слишком много. Серединка на половинку – такая жизнь не по мне. Ты можешь получить все или ничего. Вот главный принцип.
- - Считаешь, что не получила ничего?
- - Не знаю. Не получила того, чего хотела. А другого не надо… Кто такой черный монах?
- - Черный монах – это черная сторона человека. Когда-то на заре цивилизации человек был светел и чист, светлы и чисты были его помыслы. А потом от него отделилась его черная сущность. Она множилась и росла, переходя все известные галактики. И вот когда-то зло должно было дойти до своего предела и начать свое путешествие обратно, чтоб вернуться туда, где его породили и исчезнуть уже навсегда.
- С потолка в углу полился дождь. Александр поставил таз. Вода забарабанила по железу.
- - Почему ты не залатаешь дыры?
- - Залатаю.
- - Скоро наступит утро… У тебя есть жена?
- - Нет.
- - Это радует. Не хочу даже по воле случая сидеть с чужим мужем.
- - По воле случая ты сидишь со мной. И не противишься этому.
- - Да, так. Иногда, в городе я встречалась по ночам в кафе с совершенно незнакомыми мне людьми. Сидела с ними, часами разговаривала. Просто так, о жизни , чтоб одной не быть.
- - А потом ты шла с одним из мужчин, а он заводил будильник на 8 утра, чтоб не проспать.
- - Именно так. Все они были чужие.
- - Своих очень сложно встретить….
- - Сложно. Многие идут на компромиссы.
- - Больше компромиссов не будет, ведь так?
- - Не будет, - она смотрела ему в глаза, - компромиссов не будет. Неужели я умерла…
- - Это уже не важно.
- - Чтобы встретить любовь – надо умереть?
- - Надо родиться заново…. Звери по весне сбрасывают свою старую шерсть, деревья осенью теряют листву, чтобы дать жизнь новым листкам.
- Мужчина гладит по волосам женщину, заглянул ей в глаза и увидел свое отражение. – Знаешь, быть просто женщиной сложно… Я забыла почти, что я женщина Вечные проблемы, борьба за что-то и опустошение полнейшее. Любовь… В моей жизни уже была любовь. И я уже умерла наверное . Давно умерла. Женщина подошла к зеркалу. Посмотрела в мутное стекло на свое отражение. Дотронулась до своих волос, провела рукой по лицу. – Это все еще я. Неужели во мне еще течет горячая кровь? Знаешь, я не люблю машины. Красные особенно. Мне иногда кажется, что машины – это отдельно существующие организмы. Ты не замечал, у них как будто у каждой свое выражение? - Я тоже не люблю машин. Они и вправду живут своей отдельной жизнью, они могут заставить своего хозяина стать убийцей. Какое упоение доставляют они, когда мчат тебя по пустынному шоссе, ты становишься с машиной одним целым, вы будто заговорщики или любовники, сбежавшие от людей. – Они могут убить и себя и хозяина. … Я как будто что-то забыла и никак не могу вспомнить. Я не понимаю ничего, сбился какой-то ориентир и все, полная беспомощность. – Не ты одна. Просто у тебя есть шанс. – Какой? - Стать другой , - с улыбкой сказал он. – С тобой вместе? - спросила она. -Почему бы нет…- он целует женщину . Ей нечего больше ответить. Он будто срывает с нее все маски, за которыми она научилась прятать свое лицо. Он сам становится самим собой. В открывшейся глубине глаз женщины бьет родник и мерцает слабое сияние. Тот самый огонек жизни , та самая большая тайна, она больше чем тайна смерти – тайна любви. Женщина лежит на лежанке, в темной комнате белеет ее обнаженное тело, она видит смутное свое отражение в маленьком подслеповатом зеркале, висящем в углу избы. Он сидит рядом с ней. За окном раздаются раскаты грома, сверкают молнии – или это не молнии, а вспышки световых волн взрывов
- – Знаешь, что вдруг подумалось? Пусть ночь эта длится и длится… За окном будет гроза, ветер пусть стучится в окна, а здесь время остановится… Ходики тикают- тик-так, тик-так, а время стоит… Хорошо так, здесь спокойно, смолой пахнет от бревен,- она подошла к окну, Смотри, небо какое чистое стало. Солнце светит, ой! Два солнца, что это? Пойдем, посмотрим.
- Они вышли на улицу. Стоял ослепительно ясный день. Чистое небо на котором светило два солнца. На траве дрожали капельки дождя. И летали стрекозы, удивительно большие.
- -Слышишь? – спросила женщина.
- Чуть слышная музыка лилась словно б от самих цветов. Или странные стрекозы несли ее. Нежная завораживающая мелодия. Мужчина закрыв глаза, подставил лицо лучам неведомых светил.
- - Я дома.
- - Что?
- Юрий Иванович шел по голой выжженной земле , она почернела от гари, травы нет, разруха, на стене обрушившегося дома запечатлена человеческая тень. Оплавившиеся часы без стрелок впаяны в разбитое зеркало. Солнца нет, белое марево, стелется дым пожарищ. . Ночь стерла с его лица глумливое выражение, исчезла нелепая черная шляпа. Его лицо было мрачное и отрешенное, а глаза пусты . в одной руке он нес пачку денег, в другой какие-то вензеля. «Не будет пути этому ни конца ни начала. Огонь низведу на Землю – сказал Ты. Но что это? Зачем? Ты предсказал конец мира, но не сказал почему… Да, почему… Куда мне идти? Я не знаю больше пути. Я слишком долго шел, я выполнил свою миссию. Виноваты ли они, что рождены такими? Их кровь от рождения уже отравлена ядом нетерпимости, войн, но кровь их также наполнена вином любви. Дай им любовь, дай им радость жизни находить в самой жизни. Отпусти их, дай еще шанс. Один шанс… Начни все сначала, эволюция с самого ее зарождения. Земля возродится, вновь прольются чистые дожди по весне, отравленный воздух наполнится ароматом цветущих садов… Жизнь вернется на планету Земля…Дай только шанс….
- Он обернулся назад: ветер нес по степи мусор, остовы машин, где-то вдали виднелся еле различимый огонек. Приближаясь к нему, видно, что это свет в окне в маленьком домике. Светящееся окно похоже на звезду, затерявшуюся в черной бездне Вселенной, лучи которой идут миллиарды лет, но достигают своей цели, освещая путь одинокому страннику, быть может когда сама звезда уже погасла….
- Санкт-Петербург 2008.
-
-
-
-
maribrian@mail.ru
Рейтинг: 0
485 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
