Обвинитель попятился к окну. А тем временем фронт красного шара продолжал расширяться. Вот он уже достиг лежащей нагишом под столом судьи. От ожидания неотвратимого наказания её сильно трясло, кому как не ей знать, что есть такое неотвратимость? Наконец, сильный животный страх сделал своё дело – она потеряла сознание, её хлипкое тело медленно расползлось по полу тестообразной массой. Однако, никто этого не заметил. Никто не видел, как вспыхнул перед ней воздушный экран, как пронеслись на нём все её «заслуги», как прозвучал приговор: «ВИНОВНА», да и звучал ли он вообще (?), а может звука и не было вовсе, а приговор прозвучал только в её голове. Никто не заметил, да и не должен был заметить, как расползлось её аморфное тело на мелкие фрагменты, и как эта бесформенная никчемная масса медленно стекла в преисподнюю. Сей бесславный конец и был её истинным наказанием и имя ему – забвение. Никто не видел, каков был её конец, и никто и никогда не узнает, где покоится её тело. Никто не будет плакать над её могилой. Никто! Да и могилы то, собственно, никакой нет. И не только могилы. Её самой просто нет … и не было! Никогда! И даже память о ней стерта в головах людей. Забвение – оно и есть забвение!
Мессия повернул голову к прокурору и внимательно посмотрел ему в глаза. Государственный обвинитель не выдержал взгляда. Куда подевались его надменность и превосходство над другими, так ярко и однозначно вырисованные до этого на его нагловатом лице, куда делась его выпяченная наружу смелость и, даже, театральная храбрость? Животный страх, а ещё – непреодолимое желание бежать куда подальше, отчетливо читались на посеревшем лице прокурора. И действие не заставило себя долго ждать. Прокурор, изогнул спину как горный барс, и подобно дикой кошке бросился в окно. Зазвенели разбитые стёкла, полетели в разные стороны перемычки оконной рамы. Хорошо еще, что на окнах не оказалось решеток. Впрочем, было такое впечатление, что, и они бы не остановили государственного обвинителя. Неожиданно откуда взявшаяся прыткость, совсем не свойственная кругловато-пухловатому телосложению прокурора, удивила многих наблюдавших эту картину, но не Мессию, он улыбнулся – от судилища не убежишь! Один проём переплёта оконной рамы повис у прокурора на шее и он, словно жеребец с накинутым хомутом, понёсся по улице. Долго бежал обвинитель, бежал сломя голову прямо по проезжей части дороги, не обращая внимания на встречные автомобили, которые с трудом уклонялись от столкновения с обезумевшим стражем законности. Вдруг на его пути попался канализационный колодец. Его крышка была слегка сдвинута – обычное явление проявления дорожного безобразия. Прокурор с разбегу наступил на край чугунной крышки и с визгом вмиг очутился в колодце – даже ойкнуть не успел. Его с ног до головы обдало вонючей жижей. Крышка люка крутанулась на месте несколько раз, словно подброшенная для жеребьевки монета и с визгом грохнулась в проём колодца, плотно прикрыв его сверху. В колодце стало темно. Вонючее содержимое, заполнявшее дно колодца было, скорее всего, не жидкостью и, даже, не жижей, а скорее напоминало хорошую деревенскую сметану, но не по вкусу и цвету, а по консистенции, про такую, обычно говорят, что в ней стоит ложка, ну а в данном конкретном случае стоял прокурор. И не просто стоял – он медленно погружался. Вот уже скрылись его колени, вот жижа дошла до фамильных «Фаберже», а там уже и поясница погрузилась в вонючую массу. Медленное, но непрекращающееся ни на секунду погружение продолжалось, и ему не видно было конца. Прокурора, уже поверившего в то, что он хоть как-то, хоть ненадолго, спрятался от огненного фронта возмездия, снова охватила тревога, ибо вонючая жидкость уже перехлестнула все мыслимые и немыслимые ватерлинии и неотвратимо приближалась к отметке «иду ко дну». Прокурор дотянулся руками до торчавшей над его головой из стены металлической толи ступеньки, толи ручки. Ухватившись руками за неё он резко подтянулся, сказалась усиленная физподготовка, которую ему не всегда удавалось игнорировать из-за строго следившего за этим его непосредственного начальства, как говорится – нет худа без добра, его тело медленно стало выходить из жижи. Он напряг все силы и рывком подскочил до самой крышки люка – та слегка приоткрылась, и в проеме стало видно красное свечение фронта возмездия. Оно всё-таки настигло беглеца. Стаж закона машинально закрыл крышку – красное свечение погасло, его всеочищающая энергия не могла проникнуть в плотно экранированный толстым слоем металла колодец. Увы, законы природы незыблемы и на земле, и на небе, и под землёй. И соблюдаются неукоснительно, не взирая на … лица, будь то просто человек, чиновник высшего ранга или Мессия. Прокурор понял – в колодце он в безопасности. Так он простоял несколько минут. Но, затем, почувствовал, как жижа медленно стала подниматься. Видно, растревоженные событиями нечистоты нашли себе путь на волю и стали медленно прибывать в колодец. К тому же и запах явно крепчал. Вот уровень нечистот уже достиг подбородка. Прокурор подтянулся ещё и уперся головой в крышку люка – это был цейтнот. И оставаться в колодце было нельзя, и выходить из него тоже. Говорят, что безвыходных положений не бывает. У прокурора их было целых два: оставаться в колодце и захлебнуться или выйти наружу и распасться на атомы под воздействием огненного фронта возмездия, а то, что возмездие будет – он нисколько не сомневался, ибо знал о себе такое, о чем ни с кем бы, не решился откровенничать. И даже, если представить, что жижа перестала прибывать, то всё равно, в колодце долго не просидишь. Нельзя же вечно сидеть по подбородок в вонючей жидкости – ни поесть тебе, ни поспать, ни, извините, в туалет сходить. И хотя, прокурор уже и начал понимать, и, даже, в какой-то степени осознавать, что, то положение, в котором он сейчас оказался, он заслужил … вполне заслуженно, всё же мысли его сейчас были заняты другим. И, как ни странно, он сейчас думал не столько о висевшей на волоске его бренной жизни, сколько … о переплёте оконной рамы, до сих пор висевшей у него на шее – она так мешала ему сейчас.
Помочь сайту
Поздравления
