Жарким пламенем вливались в распахнутое окно спальни огненные лучи утреннего солнца, отражаясь в огромном зеркале трюмо, на паркетном до блеска надраенном полу, на никелированных планках столика с остатками ночного пиршества, приставленного к кровати. Яркий свет разбудил Павла. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Кэт.
– Тебе хорошо? – спросила она его шепотом.
Павел, не отвечая на вопрос, обхватил женщину за угловатые плечи и повалил на спину, подминая под себя ее худенькое тело – немножко грубо, но страстно и жадно погружаясь в нее. Кэт засмеялась и заколотила его кулачками по спине: – Грубиян… нахал… варвар… я дама хрупкая… ты меня разорвешь…
Потом она закрыла глаза, прерывисто и хрипло задышала, отдавая себя во власть накатывающего блаженства и счастья…
Павел сегодня никуда не спешил. Нынешнее воскресенье он решил посвятить отдыху, забыв о войне и о делах. Вчера вечером он ввалился к Кэт с пакетом продуктов и вина. Они пили шампанское, закусывали шоколадом, катались по кровати и снова пили… Когда он провалился в сон, Павел не заметил. Проснувшись, ему снова захотелось любить лежащую рядом с ним женщину, и женщина желала, чтобы он брал и брал ее. И он знал, что она этого хочет…
…Утро продолжалось. Павел ласкал уставшую и счастливую Кэт, лежавшую с закрытыми глазами и улыбавшуюся чему-то хорошему, о чем знала только она одна.
…Только около полудня они почувствовали голод и Кэт позвонила. Вошла горничная, прямая и гордая, высоко неся впереди себя пышный бюст, отгибающий накрахмаленный нагрудник белого фартука. Она нагло скользнула влажными, жаждущими соблазнения, глазами по едва прикрытым простыней телам любовников, по голой ноге Павла, выслушала распоряжение хозяйки и, склонив голову, убранную пышно и тщательно – волосок к волоску, – вышла, унося с собой соблазн роскошного бюста и покачивающейся при ходьбе попы. Павел проводил ее украдчиво-вороватым взглядом.
– Георг мне в очередной раз сделал предложение, – сказала Кэт Павлу. – Вот как, – Павел отстранился от прижавшейся к нему женщины, посмотрел ей лицо, освещенное бьющими сквозь окно утренними лучами солнца. – И что ты ему ответила? – Я отказала ему, – ответила Кэт. – Пусть хоть он и гениальный ученый и умный человек, но страдает тем же пороком, что и его дядя. А я не хочу снова превращаться в мальчика. Да не столько ему нужна я, сколько дядино наследство. – Ну и правильно, что отказала, – Павел снова привлек ее к себе. – Он каждый месяц приходит сюда, чтобы проверить все дядины ценности – не продала ли я что. Я не хочу видеть его, и прогнать не могу – все это как бы его.
Разговор прервала вошедшая горничная. Она внесла поднос с кофейником, вазочкой с печеньем и чашками. В спальне запахло настоящим кофе.
Поставив поднос на край постели, горничная направилась к двери и оттуда, обернувшись, снова бл*дьёво скользнула глазами по Павлу.
– Чем же, ты говоришь, гениален Георг? – поинтересовался Павел у Кэт. – Фантазиями о некоей бомбе, которая одна разрушит всю Москву или Лондон? – Это не фантазии, Пауль, – ответила Кэт. – Он действительно работает над такой бомбой. Он называет ее урановой. Это вещество большой разрушительной мощности. Георг, когда делал мне предложение, сказал, что бомба уже почти готова и в скором времени они проведут ее испытание и докажут фюреру, что она может в несколько часов решить исход войны, и уже Германия будет диктовать условия всему миру.
Павел покинул Кэт под вечер. Он хотел вернуться в Карл-Хорст и пораньше лечь спать. К сожалению, очередная встреча с Кэт его малость утомила, но ни на йоту не приблизила к ее племяннику.
2.
«Мерседес», заждавшийся хозяина, мягко заурчал и плавно покатил к выезду со двора. В это время у ворот показалась женщины в голубом платье. Павел узнал в ней горничную баронессы. Горничная медленно шла к машине. Павел притормозил, открыл дверцу и сказал: – Садитесь.
Женщина, приподняв подол платья, пригнулась и опустилась рядом с Павлом.
– Куда вас отвезти? – спросил он. – Домой? – У меня дома родители мужа, – ответила горничная. Павел усмехнулся и сказал: – Тогда поехали туда, куда я вас повезу. Согласны? – Поехали, – ответила горничная.
«Мерседес» насмешливо фыркнул и продолжил путь Пока они ехали через весь Берлин, женщина больше не произнесла ни слова. Молчал и Павел. Только когда «мерседес» выехал на автобан, ведущий к Потсдаму, женщина сказала: – Меня зовут Адель.
Павел кивнул головой, оторвал правую руку от руля, вытряхнул сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой, прикурил, стараясь выпускать дым изо рта в открытое боковое окно.
– Тебя не хватятся родители твоего мужа? Кстати, где он? – спросил он Адель. – Мне все равно, – безразличным голосом ответила та. – Я уже второй год вдова.
Павел следил за дорогой. Вскоре показался придорожный гаштетт.
Мимо него Павел проезжал неоднократно, но остановился у его порога впервые. Народу в пивной было немного. За стойкой стоял красный от жары с мокрым от пота лицом хозяин.
– Комнату на ночь и ужин нам с дамой, – распорядился Павел и положил на стойку двадцать марок.
Хозяин смел их в выдвинутый из-под барной крышки денежный ящик и ответил: – Комната наверху. Фрау Хильда проводит вас. На ужин вам можем предложить только гороховые сосиски с пивом и эрзац-кофе. – Но пиво не эрзац? – сыронизировал Павел. – Пиво доброе, герр майор, – не поняв шутки, серьезно проговорил хозяин. – М-да, далеко не праздничный ужин, – заметил Павел.
В комнате, убранной с немецкой тщательностью, стояла массивная деревянная кровать, водруженная сюда, наверно, со времен постройки придорожной таверны. Над кроватью висел плотный полог, боковыми его шторами, казалось, можно было отгородиться от всего мира. В углу притаился умывальник с тазиком, под ним – ведро с плотной крышкой для естественных человеческих нужд. Тут же висела непонятно для чего кружка с резиновой трубкой и желтым костяным наконечником.
Фрау Хильда принесла ужин и, окинув Адель понимающим взглядом, сказала, предназначенное только ей: – Я могу принести вам горячей воды минут через десять. – Принесите, – ответила Адель.
Они остались одни. Женщина расстегнула застежки на платье, идущие от ворота до пояса, явив на свет прятавшиеся под ним белые чаши лифа, и шагнула к Павлу.
Павел и Адель, оглушенные и ослепленные первым прикосновением друг к другу, не заметили фрау Хильды, вошедшей в комнату с кувшином. Фрау Хильда поставила кувшин на стол и тихо удалилась.
Оторвавшись от губ Павла, Адель стащила через голову платье и расстегнула лиф…
…Павел смотрел на лицо Адели, погрузившейся в тихую нирвану неземного блаженства. Ранее опустошенный Кэт, он, тем не менее, углубившись в недра женщины, ощутил непреходящее возбуждение и желание излиться в нее. И только когда Адель, взойдя на ту, неповторимую и столь желанную вершину услады, вдруг стала стонать и прогибаться под ним, Павла вскинула волна удовлетворения, и он излился, отдавая женщине свои семена жизни…
Помочь сайту
Поздравления
пасибо.
