ЛЕЙТЕНАНТ АБВЕРА (5)

 

 

 

 

 

 

7.

– Сними квартиру, – сказала Лора Павлу. – Нам с тобой хватит и одной комнатки с широкой кроватью. Возьми деньги. Я понимаю, на лейтенантское жалованье не разбежишься.

Она положила пухлый конверт на столик возле его чашки с кофе. Маленькое уютное кафе «Бразилия». Здесь самый лучший кофе в Берлине, доставляемый из Южной Америки, как гласит реклама на входе. Реклама не обманывала. Павел давно не пил такого вкусного кофе. И пил ли когда-нибудь?

Это место для встречи избрала Лора, пригласив Павла обсудить продолжение их романа. Павел же намеревался убедить ее не продолжать рискованные отношения. Не хватало ему сцепиться с Диле. Но Лора не хотела и слушать.

– Я должен любить тебя на деньги Диле? – возмутился Павел.

– Ты хочешь меня обидеть? – надула губки Лора. – Я хочу родить ребенка, а у Диле проблемы. У него не может быть детей. А женатый эсэсовец не может не иметь детей. Он попадает под подозрение либо как бесплодный, либо как тайный гомосексуалист. И то, и другое чревато для Диле большими неприятностями. Ему не хотелось бы свой черный мундир менять на серо-зеленый и ломать карьеру. Он разрешил мне зачать, но только от чистокровного арийца.

– Так вот в чем дело, – обиделся Павел. – Я тебе нужен только для этого.

– Ты меня не понял, – смутилась Лора. – Хотя это правда, но… но я тебя сама хочу, как женщина. Поверь мне.

Павел закурил.

– Ты ему скажешь от кого зачала? – спросил он.

– Нет. Обещаю, – улыбнулась Лора. – Но если он будет похож на тебя…

– Хорошо, я сниму квартиру, – сказал Павел. – Сниму и сообщу тебе адрес, чтобы там могла навести свой порядок.

Павел поднялся, подал руку Лоре.

– Мне пора, Лора. Служба не ждет.

8.

Павел проехал по широкой Бель-Альянс и свернул на Бергманштрассе. Дом номер восемь. Четырехэтажный, серый, с тусклыми окнами. В нем сдается двухкомнатная квартира с мебелью.

Оставив машину у подъезда, Павел поднялся на второй этаж к домовладелице. Нажал на звонок. Дверь открыла сухопарая служанка со злыми глазами.

– Мне фрау Брехт, – сказал Павел.

Фрау Брехт оказалась молодящейся дамой лет сорока пяти с крашеными жидковатыми волосами, с подрисованными черными бровями, с напомаженными ярко-красными губами. Из-под начерненных ресниц на Павла маслянисто смотрели светло-карие глаза.

– Я по поводу квартиры, – сказал Павел.

– О, да-да, господин офицер, – закивала головой фрау Брехт. – Хорошая, двухкомнатная, с полным комплектом мебели. Во втором подъезде. Будете смотреть?

– Обязательно, – ответил Павел.

Фрау Брехт шла впереди, играя попой.

Квартира была на третьем этаже. На Павла пахнуло застоявшимся воздухом.

– Это от жары, а окна закрыты, – пояснила фрау Брехт. – Жилье этого не любит.

Она поспешила открыть окно в гостиной.

Квартира была небольшой, но уютной и, к чести домовладелицы, обставленной недорогой, но удобной мебелью.

Фрау Брехт открывала шкафы, выдвигала ящики, при этом демонстрируя не столько достоинства квартиры, сколько свои женские прелести. На блузке, Павел не заметил когда, расстегнулись три пуговички, обнажив полоску голубого лифчика с вместительными чашечками. Встав на табурет, чтобы открыть дверцу антресоли, она подняла непозволительно высоко юбку, обнажив студенистые бедра.

– Взгляните, какая глубокая и вместительная антресоль, – проговорила фрау Брехт, наклонившись и беря Павла за локоть, приглашая и его встать на табурет.

– Верю, – ответил Павел. – Но у меня вещей немного, все уместятся в шкафу и в комоде.

–Тогда помогите женщине слезть с табурета, – игриво произнесла фрау Брехт.

Павел подал ей руку, и фрау Брехт неловко спустилась на пол, прильнув к Павлу мягким телом, обдав его карамельно-химическим запахом.

– Ах, какой вы сильный мужчина, – сказала она, запрокинув голову, словно ожидая проникновенного поцелуя, а не дождавшись его, стала расхваливать кровать:

– Смотрите, какая широкая. На ней так удобно и приятно заниматься любовью. Не правда ли?

– А вы уже пробовали? – улыбнулся Павел.

– Не приходилось. Я стараюсь создавать удобства для жильцов, но забываю о себе. Да и не с кем, – вполне искренне вздохнула фрау Брехт.

– Я сниму эту квартиру, – перевел Павел разговор в деловое русло. – Пока на полгода.

– Я хотела бы получить всю плату вперед, – оставив игривость, ответила серьезно фрау Брехт. Она придерживалась правила: деньги шуток не любят.

Павел достал портмоне и расплатился с домовладелицей.

– Если вам что-то понадобится, обращайтесь ко мне, герр офицер, – сказала фрау Брехт. – Если меня не будет дома, то вашу просьбу передайте мужу. Он хоть и передвигается на коляске, но голова у него работает хорошо.

Фрау Брехт снова тяжело вздохнула и с сожалением протянула Павлу руку. Он поцеловал ей кончики пальцев.

– Всегда к вашим услугам, – попрощалась фрау Брехт с Павлом и скрылась в подъезде.

9.

Таубе действительно не заметил задержания «Зеро», под этим именем он знал Вольфплетцер, и буфетчика сотрудниками НКВД. Передав донесение, он сразу покинул театр. Ни опера, ни балет не доставляли ему удовольствия.

После двухнедельного молчания абвер послал в эфир его позывные. В шифровке «третий» сообщил, что «тётя» умерла прямо в театре во время спектакля и поинтересовался самочувствием «двадцать четвёртого».

Таубе понял, что «Зеро» и канал связи через театрального буфетчика провалены, и Берлин интересуется его судьбой. Для этого у него имеется обезличенный канал связи – могила статского советника Ивановского в редко посещаемом углу Ваганьковского кладбища. «Третий» приказал ему в ближайшее воскресенье до полудня в «точке №3» оставить соответствующий «знак его состояния», то есть посетить известную могилу и пришпилить на острие ограды по правую руку ленточку зеленого, желтого или красного цвета. Зеленая ленточка означает, что у него все благополучно, желтая – его положение неопределенно, красная – он на грани провала. За оставшиеся четыре дня до воскресенья ему предстоит определить цвет ленточки для сигнала. До настоящего времени он считал себя в безопасности, провал «Зеро» и буфетчика поколебали его уверенность.

В воскресенье Таубе поехал на кладбище. Накрапывал дождь, и погода совсем не подходила для прогулки.

По дороге до могилы Ивановского Таубе не встретил ни одного человека, если не считать пожилого священника в старой ряске и старорежимной старушки у одной из могил с покосившимся каменным крестом. Поп что-то бормотал себе под нос, старушка время от времени мелко крестилась.

Таубе миновал их и остановился у могилы статского советника, огороженной металлической оградкой. Осмотревшись, он по правую руку насадил на ржавый штырь короткую жёлтую ленточку. За прошедшие дни он не определился, в полной ли находится безопасности.

Постояв с минуту, Таубе круто развернулся и пошёл прочь.

10.

Каждый вторник и пятницу Таубе проводил положенное время у приемника в ожидании позывных, вслушиваясь в шуршащий эфир. Но дни шли за днями, проходили недели, но Берлин молчал.

Опытный разведчик понимал, что руководство выжидает, насколько оказался опасен для него провал Магды Вольфплетцер. Но он за всё время не заметил вокруг себя подозрительной суеты и по-прежнему ходил на службу и общался с людьми. Аресты, давно шедшие повально по всей Москве и стране, обходили стороной их издательство. Но всё-таки он старался держаться как можно незаметнее и проводил время за работой на даче, куда пригласил пожить Надежду Невскую, так неожиданно брошенную Паулем, оставившим ей короткую записку:

«Прости, дорогая, но я вопреки моей любви вынужден покинуть тебя. Возможно, мы никогда больше не увидимся, но я уношу твой образ в своем сердце. Кирилл».

Таубе пытался успокоить расстроенную женщину, которая, как вскоре выяснилось, оказалась беременной. Он полностью взял на себя заботу о ней и ее будущем ребенке, своем внуке. И только теперь он ощутил страх от того, что может быть арестован и оторван от них. Правда, он не знал, что чекистам сейчас не до него.

11.

Громова арестовали прямо в кабинете. У него изъяли пистолет, сняли ремни, срезали петлицы, и через полчаса он уже был в кабинете следователя.

– Будешь признаваться сам или признание придётся из тебя вытаскивать клещами? – спросил его старший лейтенант Груздев. Громов встречался с ним на партсобраниях, но близкими знакомыми они не были. Ходили слухи, что Груздев отличался особенно изощренными методами пыток, развязывавшими языки даже самым стойким.

– В чем меня обвиняют? – стараясь выдержать спокойный тон, поинтересовался Громов.

– Твой бывший начальник немецкий шпион Шатров, признался в том, что и ты, находясь в Германии, четыре года назад был завербован немецкой разведкой…

– Что?.. – изумился Громов. – Это ложь! Шатров оговорил себя и заодно меня.

– Значит, будешь отпираться? – усмехнулся Груздев. – Мы эту дурь выбьем из тебя. Не тебе объяснять, как мы умеем это делать. Даю тебе время на размышление до завтра.

Груздев вызвал конвой, и Громова увели в камеру.