Чёрная повесть

Алексей   ХАПРОВ

              Чёрная

повесть

(мистический    детектив)

© А.В. Хапров, 2010г.

 - 1 -

    Я медленно брел вперед, не разбирая дороги. Собственно, дороги, как таковой, не было. Не было даже тропинки. Меня окружала лишь дикая, сырая, таежная глушь. Вокруг царил полумрак. Стояла абсолютная тишина, лишь изредка прерываемая шумом ветра, стуком дятла, или жужжанием какого-нибудь гнуса. Я упорно продирался сквозь сухие ветви огромных развесистых сосен-великанов. Эти ветви были настолько толстые, что походили на стволы молодых деревьев. Они спускались вниз, почти до самой земли, затем снова уходили вверх, и безжалостно царапали меня своими колючками. Мои ноги беспрерывно спотыкались о мертвые корявые сучья и гниющие пни, которые тяжело было сразу заметить в высокой траве, а протянувшаяся густой сетью с куста на куст паутина налипала на мою одежду и заставляла периодически брезгливо отряхиваться.

    Идти было тяжело. Но, невзирая на все препятствия, на страшную, нечеловеческую усталость, на острую, ноющую боль в сломанной руке, на мучившие меня голод и жажду, я упорно преодолевал эти дебри, практически не зная отдыха. У меня была одна-единственная цель – поскорее вырваться из этого зеленого ада.

    Смеркалось. Багряное солнце клонилось к закату. Его лучи разгоняли слабый туман, и падали на землю густыми, слегка согревающими струями. Ветер игриво колыхал верхушки столетних деревьев, которые тоскливо шумели, словно жалуясь на свою старость, и на свою скучную, однообразную жизнь.

    Мимо меня промчалась белка. Она забралась на сосну, расположилась на нижней ветке, с которой осыпались желтые, уже отмершие хвоинки, и оттуда с любопытством уставилась на меня своими черными, блестящими, напоминавшими маленькие бусинки, глазками, словно изумленно спрашивая: что тебя сюда занесло, человек?

    В моей голове царила пустота. В глазах раз за разом вспыхивали и вращались маленькие красные звездочки. Иногда у меня возникало такое ощущение, что я пребываю в каком-то полусне. Что все, что было вокруг меня - это не реально. Что все это мне просто кажется. А я на самом деле сейчас лежу дома, в своей кровати, и сладко посапываю на подушке. Но меня тут же отрезвляли воспоминания о пережитом. Они уничтожали любые, даже маломальские сомнения в реальности происходящего.

    Я шел только ради того, чтобы идти, будучи охваченным неистовым желанием двигаться. Я мысленно молил Бога о том, чтобы он помог мне отсюда выбраться. Это желание было настолько давним, острым и нестерпимым, что его исполнение уже представлялось мною, как чудо. И чудо произошло. На фоне уже ставшей для меня привычной тишины вдруг отчетливо прозвучал гул автомобильного мотора. Я остановился, как вкопанный, и прислушался. Это была не слуховая галлюцинация. Это был реальный звук. Очевидно, где-то невдалеке проходила трасса. Я стиснул зубы, и из последних сил продолжил свой путь.

    Когда через некоторое время впереди показалась просека, у меня уже не осталось сил, чтобы хоть как-то выразить свою радость. Я вышел из леса, добрался до обочины дороги, скинул изрядно натерший мне спину рюкзак, и в изнеможении опустился на землю. Физическое и нервное напряжение тут же дало о себе знать. Меня охватила жуткая слабость. Передо мной все заплясало и закружилось, и я непроизвольно отключился, погрузившись в глубокий сон, сквозь который смутно, как бы издалека, до меня донесся скрип автомобильных тормозов. После этого послышались вопросительные голоса. Затем чьи-то руки осторожно подняли меня с земли и куда-то понесли. …

    Очнулся я от легкого, хотя и достаточно ощутимого, похлопывания по щекам. Разомкнув веки, я увидел перед собой четыре пары беспокойных глаз.

    -Ну, вот, кажись очнулся, - пробасил худощавый, немного сутулый мужчина в белом колпаке, и белом халате, шею которого обхватывали слуховые наконечники фонендоскопа. Мужчина был высокого роста, с продолговатым лицом, крутым лбом, на котором четко обозначались так называемые «музыкальные шишечки», а также несколько горизонтальных, близких к бровям, морщин. У него был толстогубый широкий рот, длинный массивный нос, серые глаза, которые за мощными линзами старомодных роговых очков казались просто огромными.

    -Нашатырь, Виктор Михайлович? – спросила стоявшая рядом с ним симпатичная миниатюрная чернявая девушка с лицом, чем-то напоминавшим мышиную мордочку, также облаченная в белый халат.

    -Не надо, - ответил тот. – Он и без него аклимается.

    Две другие две пары глаз принадлежали пожилой супружеской паре, стоявшей чуть поодаль, вид которой не свидетельствовал об ее принадлежности к персоналу больницы, где я, судя по всему, находился. Это были седой мужчина в бежевом свитере, и полноватая женщина в розовом пуловере.

    -Живой? – спросили они.

    -Живой, - откликнулся врач.

    -Фу, слава богу, - облегченно вздохнула женщина. – Мы уж думали, помирает. Едем, и вдруг впереди он лежит, у самой обочины. Остановились, подошли, а он без сознания. Мы перенесли его в машину, и сразу к вам.

    -Где вы, говорите, его нашли? – спросил Виктор Михайлович, задумчиво глядя на меня.

    -Километров за пятьдесят отсюда будет, - сказал мужчина.

    -Я на днях по радио слышала, что в лесу шестеро студентов пропали, - добавила его жена. – Может, это один из них?

    Я усиленно закивал головой.

    -О! – обрадовано воскликнул врач. – Да он уже все понимает! Говорить можешь? Как тебя зовут?

    -Дмитрий, - прохрипел я.

    -Дмитрий? Очень хорошо. А где остальные пятеро?

    Я хотел ответить, но тут мое горло словно перехватило веревкой. К нему подкатил огромный ком, и я с изумлением почувствовал, что язык отказывается мне повиноваться. Поэтому я только сглотнул слюну и отвернул голову, ничего не сказав.

    -Ну, мы, наверное, пойдем, - произнесла женщина в розовом пуловере. - Нам еще ехать далеко.

    -Да, конечно, идите, - сказал Виктор Михайлович. – А если хотите, оставайтесь на ночь у нас. Утром поедете.

    -Да нет, спасибо.

    -Ну, как знаете. Огромная вам благодарность, что не проехали мимо.

    Супружеская пара вышла. Врач проводил их до двери и повернулся к медсестре:

    -Маша, принеси-ка нам что-нибудь из столовой. Ты, наверное, голоден?

    Последний вопрос относился ко мне. Я смущенно кивнул головой. Медсестра вышла, а Виктор Михайлович пощупал мне пульс, внимательно осмотрел мои зрачки, после чего отошел к письменному столу, который стоял у окна.

    -Подняться можешь? – спросил он.

    Я глубоко вдохнул, ощутив характерный для всех медучреждений запах карболки, сделал усилие и поднялся с кушетки, на которой лежал. Все тело ныло и болело. Я поморщился. Врач сел за стол, положил перед собой пустой бланк медицинской карты, и достал из нагрудного кармана халата авторучку.

    -Что у тебя с рукой?

    -Перелом, - ответил я.

    -Перелом? – переспросил врач. – Это, конечно, плохо. Но не страшно. Сейчас мы его загипсуем, и все будет нормально. Ну, а теперь расскажи о себе поподробнее. Давай начнем с фамилии, имени, отчества.

    -Лю Ку Тан Дмитрий Леонидович, - назвал себя я.

    -Люкутан? – усмехнулся врач. – Редкая фамилия.

    -Редкая, - согласился я.

    -Вроде, даже и не русская.

    -Китайская, - разъяснил я. – Дедушка был китаец.

    -А-а-а, - понимающе протянул Виктор Михайлович. – Теперь понятно. А писать-то ее как, раздельно или вместе?

    -Вообще-то, правильно раздельно. Но все обычно пишут вместе. Так что, если хотите, можете написать вместе.

    -Но в паспорте как записано?

    -В паспорте – раздельно.

    -Значит, и мы запишем раздельно.

    И врач внес в карточку первую запись.

    -Возраст?

    -Двадцать три года.

    -Место жительства?

    -В настоящий момент – город Москва, - не без гордости ответил я, и назвал адрес, по которому проживал.

    -Что же тебя в нашу глушь-то занесло?

    -Преддипломная практика.

    -Студент, значит? Где учишься?

    -Московский Государственный университет, геологический факультет.

    -МГУ? – уважительно проговорил Виктор Михайлович, продолжая двигать шариковой ручкой. – Это, значит, вас всех отправили сюда на практику?

    Я кивнул головой.

    -Так где же, все-таки, остальные?

    К моему горлу снова подступил ком.

    -Ты хоть скажи, они живы?

    -Нет, - тихо выдавил я.

    Брови врача нахмурились.

    -М-да, - крякнул он, отложил ручку в сторону, и пристально посмотрел на меня.

    Я опустил глаза и тяжело вздохнул.

    -Можно, я не буду сейчас об этом рассказывать? – попросил я. – Им все равно уже ничем не помочь. Это длинная история. В двух словах ее не передать. Я все расскажу завтра. А сегодня, поверьте, просто сил нет. Я пять дней практически ничего не ел, два дня не спал. Не до этого.

    Врач с сочувствием посмотрел на меня.

    -Ну, хорошо, - согласился он. – Завтра, так завтра.

    Дверь открылась, и в кабинет зашла медсестра. В ее руках был накрытый белым полотенцем поднос, от которого исходил такой аппетитный аромат, что я непроизвольно подался вперед. Медсестра поставила поднос на стол. Под белым полотенцем оказались: полная тарелка щей, котлеты с картошкой, салат из квашеной капусты, и чай.

    -Погоди, - остановил меня Виктор Михайлович. – Если ты действительно пять дней ничего не ел, тебе столько нельзя. Пойми, мне не жалко. Просто твой желудок может не выдержать. Давай ограничимся салатом и щами.

    Я согласно кивнул головой, взял ложку, и буквально накинулся на еду.

    -Не спеши, не спеши, - приговаривал врач. – Никто у тебя ничего не отнимет. Ешь медленнее, хорошо прожевывай пищу.

    Я старался следовать его совету, но у меня это почему-то не получалось. Пять голодных дней пробудили во мне просто животные инстинкты, и я проглатывал ложку за ложкой с такой жадностью, с какой потребляет пищу дикий зверь.

    Тарелка опустела в какие-то пять минут. Я откинулся на стуле, и с удовольствием почувствовал, как наполняется мой желудок. Это ощущение заметно прибавило мне жизненных сил.

    -Ну, вот и хорошо, - проговорил врач.

    Медсестра собрала пустую посуду на поднос и унесла. Виктор Михайлович поднялся со своего места, подошел ко мне, и ободряюще похлопал по плечу.

    -Пойдем в процедурную.

    Мы прошли в соседний кабинет. Врач внимательно ощупал мою руку, затем сделал рентген. Дождавшись, пока проявится снимок, он внимательно его осмотрел, буркнул диагноз: «перелом локтевого отростка», после чего покрыл мою руку гипсовым раствором почти до самого плеча. Дальше мы сидели с ним еще примерно час. Виктор Михайлович коротал время, рассказывая забавные истории из своей медицинской практики, а когда гипс высох, поднялся и кивнул, призывая идти за собой:

    -Ну, а сейчас давай в душ, и спать. Переодеться во что есть?

    -Нет, - ответил я.

    -Я распоряжусь, чтобы тебе выдали пижаму. Пойдем, провожу в палату.

    Я взял свой рюкзак, который валялся возле кушетки, и мы вышли из кабинета.

    Тускло освещенный больничный коридор сиял пустой. Время было позднее, и все пациенты уже спали. Сидевшие кучкой на диване дежурные медсестры с любопытством посмотрели на меня. Я смущенно опустил глаза. Врач довел меня до крайней палаты и открыл дверь.

    -Вот здесь мы тебя и разместим, - произнес он, зажигая свет.

    Я огляделся. Это была небольшая, но уютная, чистая комнатка, с двумя аккуратно застеленными кроватями.

    -Занимай любую, - сказал Виктор Михайлович и вышел.

    Я выбрал ту, которая стояла у окна.

    Через несколько минут я с наслаждением плескался в теплой воде, густо намыливая себя мочалкой. Вместе с потом и грязью с меня словно сходили те напряжение и страх, что господствовали в моей душе все последние дни.

    Смыв мыло и тщательно обмывшись, я подошел к закрепленному на стене зеркалу. Мне стало страшно. Неужели это был я? Как сильно я изменился за эту неделю! Я выглядел постаревшим лет на десять. Ребра буквально выпирали наружу. В области живота значилась впадина. Лицо имело какой-то пепельно-серый оттенок. И без того худое, оно стало еще ýже. Щеки впали настолько глубоко, что, казалось, приросли к челюстям. На лбу, который еще сосем недавно был чистым и гладким, теперь отчетливо проступали мелкие морщины. Под утомленными, светившимися краснотой, глазами набрякли уродливые мешки. Мое сердце защемило. До чего же это неловко, испытывать жалость по отношению к самому себе!

    Я задумчиво посмотрел на свое зеркальное отражение, поднял здоровую руку, и стал медленно водить пальцами по лицу. Высокий, скошенный назад, лоб; короткие, густые, неровные брови; узкий нос, длинный кончик которого нависал над верхней губой; маленькие уши с несколько дефектным ободком. Все это относилось ко мне. Все это был я.

    Вытершись насухо полотенцем и облачившись в чистую, пахнувшую свежестью, синюю пижаму, принесенную мне Машей, я вернулся в свою палату, разобрал постель, погасил свет, разделся, залез под одеяло, и закрыл глаза. Поначалу передо мной стояла только темнота. Но затем в моей памяти, как-то сами собой, словно на фотобумаге, помещенной в реактив, стали проявляться различные картины. Они походили на неясный сон. То ли все это действительно было, то ли всего этого на самом деле не было. …

- 2 –

    Воздух в плацкартном вагоне был удушающий и вязкий. Он был насыщен кисловатым запахом пота и затхлостью. Тем, кто впервые заходил сюда с улицы, казалось, что они попали не в поезд, а в сточную канаву, полную миазмов. Новые пассажиры неизменно морщили нос и произносили брезгливое «Фу-у-у!».

    В этой душегубке мы ехали уже сутки. Позади был последний курс университета, впереди – преддипломная практика. Конечно, мы были не в восторге, что нам придется провести целый месяц в геологической экспедиции, ведущей свои исследования в какой-то таежной глуши, территориально относящейся к Иркутской области. Но, как говорится, судьба есть судьба. …

    -А что вы хотели? – удивленно развел руками декан, заметив, как потухли наши глаза, когда нам объявили, где нам придется собирать материал для дипломной работы. – Вы должны были знать, куда идете. Работа геолога как раз и происходит в таких вот «тигулях». В Москве полезные ископаемые не водятся. Чтобы работать в городе, нужно было поступать на другой факультет. Экономический, там, или юридический.

    -Там конкурс был слишком большой, - проворчал кто-то.

    Декан снова развел руками.

    -А что эта экспедиция, хоть, ищет? – поинтересовался я.

    -Руды, - ответил декан. – Руды цветных металлов. Никель, вольфрам, молибден. Да пождите вы расстраиваться. В том, что места там глухие и малоизученные, есть свой плюс. Природа там нетронутая. Можно даже сказать, первозданная. Может, вы там какой-нибудь золотой самородок найдете. Такой здоровенный, что на всю жизнь себя обеспечите. …

    Я лежал на верхней полке, и читал Джека Лондона. Точнее будет сказать, я пытался его читать. Содержимое книги воспринималось плохо. Виною этому был немилосердный храп, раздававшийся справа от меня, и больше походивший на стоны умирающего. Эти «стоны» принадлежали моему сокурснику Сергею Вишнякову, развалившемуся на соседней верхней полке, который являл собой, пожалуй, самую романтическую личность нашего курса. Это был худощавый парень среднего роста, с вечно растрепанными в беспорядке волосами, с прямым, средней ширины, лбом, с глазами подростка, начитавшегося Жюля Верна и Фенимора Купера,  коротким носом, квадратным, с твердыми губами, ртом, на котором постоянно, даже во сне, играла светлая, немного мечтательная, юношеская улыбка. Он был просто помешан на путешествиях. Казалось, что в них заключался весь смысл его жизни. Его правая рука свесилась вниз, и болталась возле стоявшей на столике, практически полностью опустошенной пивной баклажки, которая, собственно, и являлась причиной его, не соответствовавшего времени суток, крепкого сна. Сидевший под ним Алан Тагеров раздраженно поднялся с места, забросил руку Вишнякова обратно на полку, отодвинул его голову подальше от края, и пробурчал:

    -Джигиты-вакхабиты!

    Это была обычная универсальная присказка Алана. Слова «джигиты-вакхабиты» могли выражать у него все, что угодно – одобрение и недовольство, злобу и восторг, удивление и разочарование. Все зависело от того, каким тоном они произносились. В настоящий момент они означали следующее: как он замучил своим храпом!

    В противоположность Вишнякову, Тагеров был выше среднего роста, строен и атлетичен. У него был широкий лоб, тонкий, костлявый, высоко посаженный нос, короткие, густые брови. В его карих глазах всегда светилась та энергичность, которая присуща любому кавказцу, и которая всегда привлекает к нему особ противоположного пола. Вот и сейчас с ним мило беседовали, и явно получали от этого удовольствие, Лиля Ширшова и Юля Патрушева. Они были единственными москвичками в нашей шестерке, и давно являлись закадычными подругами, хотя общего в их характерах было немного. Спокойная, деловая, неторопливая речь худощавой, короткостриженной брюнетки Юли резко контрастировала с торопливым, слегка наивным щебетанием и хихиканьем пышнотелой и пышноволосой блондинки Лили. Видимо, в их дружбе присутствовало что-то такое, что было сродни эффекту разнополярных сторон магнитов, которые, как известно, притягиваются.

    Последним представителем нашей образованной волею декана компании был Ваня Попов. Рыжеватый, маленького роста, деревенский парнишка, с кучей веснушек на лице, немного нескладный, он был тих и немногословен. Его круглое, с высокой переносицей и выступающими скулами, лицо всегда сохраняло какую-то торжественную неподвижность, словно восковая маска, лишенная всяких эмоций. У него были редкие, имеющие ниспадающие края, брови, круглые, с большой радужной оболочкой, глаза, и маленький рот. Бóльшую часть пути Ваня лежал на боковой верхней полке, и задумчиво смотрел в окно, спускаясь вниз лишь по необходимости.

    Я еще раз укоризненно покосился на храпящего Вишнякова, вздохнул, захлопнул книгу, и положил ее на откидную сетку. Драматизм «Белого безмолвия» при таком фоне совершенно не трогал душу.

    -Ванек! – позвал я.

    Попов повернулся ко мне.

    -Давай перемахнемся в картишки.

    -Давай, - согласился он.

    -Интересно, а нас вы почему не приглашаете? – с шутливой обидой воскликнула Лиля.

    -Ну, вы так увлечены беседой, что я постеснялся вас прерывать, - объяснил я, свешивая ноги.

    -Одно другому не мешает, - улыбнулся Алан, сверкнув своими ослепительно белыми зубами. (Чем он, интересно, их чистит?)

    Я вытащил из своей сумки колоду карт, специально купленную мною, чтобы не скучать в дороге, сел рядом с Аланом, и принялся тщательно их перетасовывать.

    -Во что сыграем?

    -В «дурачка», - с недоумением произнесла Юля. Мол, а во что еще можно сыграть?

    -Юля, в «дурачка» - это слишком банально, - с наигранным упреком возразил Тагеров. – Почти что дипломированным геологам не к лицу играть в такие примитивные игры.

    -Твое предложение? – спросила Патрушева.

    -В «очко».

    -Давайте, давайте, - захлопала в ладоши Лиля. – Давайте в «очко».

    -Хр-р-р! – раздалось сверху.

    -Вот! – со значением поднял указательный палец Алан. – Вишняков тоже на моей стороне.

    Мы непринужденно рассмеялись.

    -Против такой поддержки, конечно, не попрешь, - улыбаясь, проговорила Юля.

    -Все согласны? – спросил я, поочередно оглядев каждого. Возражений не последовало. – Ну что ж, тогда я сдаю.

    Лиля повернула голову.

    -Вань, а ты что там сидишь? – удивленно спросила она у продолжавшего оставаться на боковом месте Попова. – Давай ближе к нам. Не бойся, мы не кусаемся.

    Ваня с некоторой застенчивостью пересел к девчонкам. Игра началась.

    -Еще, - сказал Тагеров.

    -Мне тоже, - добавила Ширшова.

    Я протянул каждому из них по карте.

    -Джигиты-вакхабиты! – разочарованно воскликнул Алан.

    -Самураи-басмачи! – в тон ему произнесла Лиля.

    Тагеров в сердцах бросил карты на стол. Ширшова проделала то же самое.

    -Не расстраивайтесь, - сказала Патрушева, и кокетливо поиграла глазами. – Не везет вам в картах – повезет в любви.

    Лиля прыснула. Алан загадочно улыбнулся и опустил глаза.

    -Мне тоже, - тихо попросил Попов, и, получив карту, вздохнул. – Увы. У меня перебор.

    -И я пас, - резюмировал я, и вопросительно посмотрел на Юлю.

    -А у меня, вроде, двадцать одно, - не без гордости заявила она, и продемонстрировала десятку, туза и даму.

    -Везучая, - заметил Тагеров.

    Из-за перегородки высунулась маленькая седая голова в мощных очках.

    -Чем это там молодежь развлекается? – послышался дребезжащий старческий голосок.

    -Какое тебе до этого дело? – раздалось ревнивое женское контральто. – Не лезь, куда не следует.

    Мощные очки исчезли. Я с удивлением отметил, что храп наверху стих. Подняв голову, я увидел, что Вишняков смотрит на нас мутными глазами.

    -Что это вы там делаете? – хрипло поинтересовался он.

    -Не видишь, диссертацию пишем, - ответил Алан, и озорно подмигнул Лиле. – О благотворном влиянии храпа на скорость движения поезда.

    В сонных глазах Сергея проявилось недоумение. Его лоб нахмурился, красноречиво свидетельствуя о том, что он пытается вникнуть в смысл сказанного. И только поглядев на заливавшуюся смехом Ширшову, Вишняков наконец сообразил, что это - всего лишь шутка. Ни слова не говоря, он перевернулся на другой бок. Полка жалобно заскрипела.

    -Еще будем? – спросил я, собирая карты.

    -Конечно, - сказала Лиля. – Нам же когда-нибудь тоже должно подфартить.

    Я краешком глаза поочередно оглядел двух подруг, и про себя усмехнулся. Не передрались бы они между собой. Невооруженным глазом был заметно, что между ними шла скрытая борьба за внимание Алана. И победу в этом соперничестве, судя по всему, одерживала пока Лиля.

    Следующие две партии удачи никому не принесли. Тагеров и Ширшова с картинным азартом выражали досаду, но склонить фортуну на свою сторону им так и не удалось. Зато они окончательно разбудили Сергея. Когда я в очередной раз перетасовывал колоду, с верхней полки, перед самым моим носом, свесились его, пахнувшие отнюдь не духами, пятки.

    -Чай! Чай! Кто желает чай? – послышалось в вагоне.

    Это была проводница, дородная пожилая женщина в синей железнодорожной униформе.

    -Молодой человек, Вы не желаете чаю? – обратилась она к Вишнякову, поравнявшись с нами. Но, увидев его помятое лицо, поняла всю неуместность своего вопроса, прошипела «гос-с-споди!» и проследовала дальше.

    Сергей спрыгнул вниз, уселся между мной и Аланом, обулся, и решительно заявил:

    -Я тоже буду играть. …

    Надо заметить, что в нашей группе отношение к Вишнякову было неоднозначным. Одни считали его веселым малым, другие недолюбливали. Он был шутник и балагур, являлся завсегдатаем студенческих гулянок, и многими воспринимался как чересчур легкомысленный. Но врагов он не имел. Его открытость, беззлобность и бесконфликтность делали его весьма приятным в общении. Правда, когда разговоры касались чего-нибудь серьезного, его предпочитали в них не вовлекать, ибо любой научный вопрос он неизменно превращал в парад острот, что не всегда бывало к месту.

    Лично мне врезалось в память его выступление на одном из семинаров по географии. По-моему, это было еще на первом курсе, когда мы только начинали притираться к нашей «альма-матер». Сергей читал доклад о Гималаях.

    -Гималаи – это очень древние горы, - бодро рапортовал с кафедры он. – В их лесах обитает очень много диких обезьян. Толщи составляющих их горных пород неоднократно подвергались воздействию мощных сил. Таких, как землетрясения, извержения вулканов, а также нашествие нашей популярной певицы Маши Распутиной. Машу все-таки отпустили в Гималаи, где она смогла раздеться догола, чего так страстно желала. Климат в Гималаях очень дождливый. Он отличается резкими перепадами температур в дневные и ночные часы. Так что, если вы соберетесь в Гималаи, не забудьте прихватить с собой зонтики и теплые вещи. …

    Ну и так далее, в том же духе.

    Мы держались за животики, слушая его рассказ, чего нельзя было сказать о профессоре, преподававшем нам этот курс. Это был долговязый, брюзгливый сухарь, начисто лишенный чувства юмора. Он смотрел на Вишнякова с нескрываемым негодованием, а когда тот закончил свою речь, не преминул обрушить на него весь свой гнев.

    -Молодой человек, - заявил он. – Вы, по-моему, не понимаете, где находитесь. Это не цирковое училище! Это Московский Государственный университет! Здесь занимаются наукой, а не клоунадой. Мне кажется, Вы немного ошиблись в выборе профессии. Но еще не поздно все исправить.

    Мы притихли, а густо покрасневший докладчик сошел в аудиторию с обескураженным видом. К слову, у него были потом серьезные проблемы с экзаменом.  …

    После того, как несколько следующих партий снова не выявили победителя, Сергей решительно отобрал у меня карты.

    -Димон, отдохни, - сказал он. – Какая-то у тебя не легкая рука.

    Я пожал плечами.

    -Пожалуйста.

    Вишняков принялся тщательно перетасовывать колоду. Причем, делал он это довольно своеобразно. После двух-трех пасов он неизменно вытаскивал из середины какую-нибудь карту, и клал ее сверху. До нас не сразу дошло, что эти его действия имели вполне определенный смысл.

    Закончив тасовку, Сергей принялся раздавать карты. Когда у каждого из нас в руках оказалось по три штуки, раздался неуверенный голос Попова.

    -У меня, кажись, очко.

    -Браво, браво! – зааплодировал Вишняков, и с пафосом провозгласил. – Да здравствует новый чемпион!

    К нашему изумлению, Ване сопутствовал успех и в двух последующих партиях. Его обычно тусклые глаза заблестели. Ему явно было приятно чувствовать себя победителем. Победителем хоть в чем-то. Ваня приехал в Москву из какой-то глухой деревушки, и за все пять лет учебы так и не смог в ней освоиться. Если другие провинциалы, включая меня, постепенно привыкли к столичной суете, и даже начали чувствовать себя настоящими москвичами, то Ваня так и остался таким же робким и застенчивым, каким и был раньше. Он был начисто лишен всякого тщеславия. В нем абсолютно отсутствовало стремление чем-нибудь выделиться из общей массы, что обычно бывает свойственно молодости. Он всегда сторонился компаний, предпочитал одиночество, и был настолько бесцветен, что эта его бесцветность поневоле обращала на себя внимание, и даже казалась какой-то яркой. В чем здесь была причина – сказать трудно. Может, в природной житейской робости, может в постоянной денежной нужде, а может и в том и в другом сразу, ведь первое зачастую происходит из второго. Характерный факт: после занятий в университете он никогда не ходил куда-нибудь гулять. Он неизменно возвращался в общежитие, и проводил в нем все свое свободное время.

    -Ну, Ванек, ты даешь! – удивленно восклицал Сергей. – А еще такую недотрогу из себя корчишь. Да в тебе фарта побольше, чем в каждом из нас.

    Попов краснел и смущенно улыбался. Было заметно, что его наполняло воодушевление.

    Первым заподозрил неладное Тагеров. Когда Вишняков в очередной раз принялся перетасовывать колоду, он стал наблюдать за его руками с повышенной пристальностью. А когда тот приготовился начать новую раздачу, решительно проговорил:

    -А ну-ка погоди. Дай-ка я раздам.

    На лице Сергея промелькнула какая-то тень. Он немного замялся, но потом все же протянул карты Алану.

    -Возьми.

    Тот принялся раздавать. При этом он изменил очередность, и Ваня с Лилей как бы поменялись местами.

    -Я выиграла, я выиграла! – радостно захлопала в ладоши Ширшова.

    Тагеров посмотрел на Вишнякова. Его взгляд был весел, пытлив и настойчив. Ответный взгляд Сергея содержал в себе осуждение. Ваня нахмурился, заерзал, и стал пристально рассматривать пальцы своих рук. Первой напряженность ситуации уловила Юля. Она перемешала карты, и воскликнула:

    -Да хватит вам картежничать! Мы к Уфе подъезжаем. Собирайтесь. Стоянка тридцать минут. Хоть с вокзала на Уфу посмотрим.

    Когда поезд остановился, и все пассажиры потянулись к выходу, Сергей тихонько притянул к себе Алана и произнес:

    -Зачем ты? Я специально хотел его ободрить.

    -Да он по жизни такой угрюмый, - отмахнувшись, бросил тот.

    В отличие от Попова, Тагерову повезло родиться баловнем судьбы. Его отец был очень уважаемым человеком, занимал весьма солидный пост, ввиду чего, понятное дело, Алан никогда не сталкивался с такой проблемой, как нужда.

    Его личность лучше всего характеризует один эпизод, который имел место еще на первом курсе. В нашей группе требовалось избрать старосту. Не считая некоторых формальностей, староста главным образом был нужен для того, чтобы ежемесячно получать в кассе университета на группу стипендию. Кроме старосты, никто другой получить ее не мог. Доверенность оформлялась только на него. Кто-то предложил Тагерова. Он не возражал, и мы единогласно проголосовали «за».

    Наступило пятнадцатое число, которое мы в шутку называли «днем студента». Все смотрят на Алана. Тот и бровью не ведет.

    -Алан, ты сходил за стипендией?

    -Нет, не сходил. Сегодня некогда. Завтра схожу.

    Наступает следующий день. Денег снова нет.

    -Алан, где стипендия?

    -Да успокойтесь вы! Полýчите вы свои деньги!

    На третий день – то же самое. А на четвертый вся стипендия нашей группы была зачислена бухгалтерией на депонент, и забрать ее теперь можно было лишь в следующем месяце. Некоторым ребятам, как, например, Ване Попову, пришлось тогда очень туго, ибо стипендия являлась для них чуть ли не основным источником средств к существованию.

    В этом и был весь Тагеров. Эгоизм и равнодушие, уверенность и самомнение пронзали его насквозь. Казалось, что в его внутреннем мире совершенно отсутствовало место для понимания других людей, настолько он был поглощен собственной персоной.

- 3 –

    Утренний солнечный свет, бивший сквозь шторы из окна, настойчиво щекотал мои веки. Я открыл глаза, зевнул, потянулся, и перевернулся на другой бок, намереваясь еще немного подремать. Как приятно было снова спать на кровати, под теплым одеялом, после холодной, сырой земли, на которой мне пришлось провести несколько ночей, укрывшись курткой, и используя в качестве подушки собственный рюкзак.

    Из коридора донеслись чьи-то голоса. Я прислушался.

    -Вы, уважаемый, перед моим носом своей красной корочкой не махайте, - раздраженно выговаривал кому-то Виктор Михайлович. – Здесь командую я, и Ваши регалии на меня не действуют. Он – мой пациент, который находится в довольно тяжелом состоянии. Парень целую неделю плутал в тайге, не ел, не спал. Его психика нарушена и нуждается в восстановлении. Поэтому ему необходимо отдохнуть. Будить его я не буду. Как проснется, я его осмотрю, и только после этого скажу, можно Вам будет с ним поговорить, или нет.

    Я понял, что речь шла обо мне. Кто это там ко мне рвется? Наверное, милиция. Говорить с милицией мне сейчас хотелось меньше всего. Им ведь нужны мои показания. А мне было мучительно больно вспоминать все то, что произошло в предшествующие семь дней. Как мы голодали, как мы мерзли, какой мы испытывали страх, как поочередно, один за другим, гибли все мои спутники. Эти воспоминания тяжким грузом лежали на моей душе, и скребли ее, не давая покоя.

    Я провел еще где-то час-полтора в легкой полудреме, после чего почувствовал желание двигаться. Я откинул одеяло, поднялся, и принялся натягивать на себя пижаму. Одевшись, я взял висевшее на спинке стула полотенце, вышел в коридор, и, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не смущаться от чужих любопытных взглядов, отправился в расположенный по-соседству умывальник.

    -Вот он, проснулся, - донесся до меня девичий голосок. – Пойду, Виктору Михайловичу сообщу.

    Когда я вышел из умывальника, врач уже поджидал меня возле двери.

    -Ну, как мы себя чувствуем? – спросил он, крепко пожав мне руку.

    -Нормально, - ответил я.

    Мы зашли в палату.

    -Время завтрака уже прошло. Но ты не переживай. Я попросил медсестру, чтобы она принесла тебе его сюда, - сказал Виктор Михайлович.

    -Спасибо, - поблагодарил я.

    -Дай-ка я тебя послушаю.

    Я расстегнул пижаму, вытянулся в постойке «смирно», и поежился, ощутив прикосновение холодного металлического кругляша.

    -Дыши глубже, - попросил врач.

    Прослушав все участки моей груди, он заявил:

    -Ну, хрипов вроде нет. Пневмонией пока не пахнет. Однако, рентген сегодня все же сделаем. Сам какое-нибудь недомогание не чувствуешь?

    -Не чувствую, - ответил я.

    -А что чувствуешь?

    -Утомление.

    -Ну, это пройдет. Два-три дня, и все придет в норму. Отоспишься, отъешься, и снова почувствуешь вкус к жизни. У нас на втором этаже есть библиотека. В «красном уголке» - телевизор. Пользуйся. Твоим родителям уже все сообщили. Скоро они за тобой приедут.

    -Большое Вам спасибо! – с чувством произнес я.

    -Не за что, - заметил Виктор Михайлович. – Отдыхай.

    Вскоре из коридора, сквозь неплотно прикрытую дверь, донесся его приглушенный голос.

    -Сегодня задавать ему вопросы я Вам не разрешаю. Парень крайне истощен. И морально, и физически. Нужно дать ему хоть немного прийти в себя. Так что, до завтра.

    Я с аппетитом съел принесенный мне завтрак, улегся на кровать, заложил руки за голову, и закрыл глаза. …

    Мы стояли возле вертолета, старенького МИ-2, и с опаской поглядывали на небо. Погода была ужасная. Весь верх затянули тяжелые облака, моросил мелкий противный дождь, а прохладный ветер продувал нас буквально насквозь, заставляя беспрерывно ежиться. Как это все было не похоже на Москву, откуда мы уезжали два дня назад. Там уже вовсю гуляла весна, было тепло, светило солнце, на деревьях распускалась листва. Приехав в Иркутск, мы словно вернулись в глубокую осень. Столь резкая перемена климата в худшую сторону, конечно, не радовала.

    -Чего нахмурились, студенты? – весело спросил летчик, который должен был доставить нас в место базирования геологической экспедиции. Его звали Николай. Это был здоровенный, плечистый, румяный детина средних лет, пышущий здоровьем, с большими усами, озорными глазами, и широким лицом.

    -Да вот, погода, вроде, не очень летная, - неуверенно отозвался Сергей.

    -Погода здесь всегда такая, - разъяснил летчик. - Это вам не Юг, не Центр, не Поволжье, и даже не Урал. Это Сибирь, край весьма суровый. Так что привыкайте. А беспокоитесь вы зря. Я уже десять лет за штурвалом. И не в таких условиях летал. Не волнуйтесь. Довезу в целости и сохранности. По летным меркам здесь недалеко. Километров сто, не более.

    -А мы высоко будем лететь? – спросила Лиля.

    -Нет, - ответил Николай. – Вертолеты высоко не летают. Так что, сможете увидеть всю красоту тайги во всем ее великолепии. Вид сверху будет потрясающим, это я вам обещаю.

    Он открыл дверцу вертолета, и сделал приглашающий жест.

    -Входите, не стесняйтесь.

    Мы залезли внутрь, и стали с любопытством крутить головами по сторонам. До сегодняшнего дня никому из нас летать на вертолетах еще не доводилось. Это было для нас в новинку. А все новое, как известно, порождает жгучий интерес.

    -Солидный «пепелац», - заметил Алан.

    Дверца захлопнулась, летчик занял место в кабине, щелкнул несколькими тумблерами, и в наши уши ворвался свистящий рев.

    -Ну, что, поехали? – обернувшись, крикнул он нам. – Держитесь крепче.

    Вертолет оторвался от земли, и стал медленно подниматься. Мы прильнули к иллюминаторам. Обозреваемый горизонт постепенно расширялся.

    -С правой стороны по борту панорама города Иркутска, - снова раздался голос Николая.

    Мы заворожено смотрели на дома, деревья, автомобили, которые казались какими-то не настоящими, игрушечными.

    -Класс! – восхищенно выдохнул Ваня. Его глаза горели восторгом.

    -Ты, что, никогда раньше не летал? – спросил я.

    -Никогда, - признался он.

    Впереди показался бескрайний зеленый ковер.

    -А вон и тайга, - крикнул Николай.

    Лиля залезла в рюкзак и достала фотоаппарат.

    -Давайте сфотографируемся, - предложила она.

    Мы изобразили на лицах улыбки. Сверкнула вспышка. После этого мы снова повернулись к иллюминаторам. Никто из ребят даже не предполагал, что этот кадр станет их последним прижизненным снимком.

    Николай не обманул. Вид сверху действительно был потрясающим. Мне неоднократно доводилось видеть в различных книгах и учебниках фотоснимки таежного леса, сделанные в полете. Но все они казались какими-то мертвыми, безжизненными. Они не давали тех восторженных эмоций, которые можно почувствовать только тогда, когда видишь все это своими глазами, а не посредством объектива. У меня буквально захватило дух от такого масштабного зрелища. Красота природы, воистину, неповторима. Внизу, на земле, она ощущается не всегда. Но в воздухе нельзя не оценить всю ее грандиозность.

    Мы продолжали лететь над тайгой, которой, казалось, не было конца. Она была и впереди, и сзади, и справа, и слева.

    -Как он только ориентируется? – удивленно спросил Попов, кивая на летчика.

    -По компасу, мой друг, по компасу, - назидательно, с усмешкой, произнес Тагеров.

    -Ребята! – восхищенно протянула Юля. – Как я сейчас жалею, что не пошла в летное училище. Как же это, наверное, здорово каждый день видеть такую красоту!

    -Со временем все надоедает, - возразил Алан.

    -А в летное училище тебя бы все равно не взяли, - сказала Ширшова.

    -Почему? – удивленно вскинула брови Патрушева.

    -Девушек в летчики, по-моему, не берут.

    -Зато их берут в стюардессы, - встрял Сергей. – Ты не переживай, переквалифицироваться никогда не поздно.

    Набрав побольше воздуха в грудь, он комично пропел:

    -Стюардесса по имени Юля

     Обожаема, как маракуя!

    -Тебе тоже не мешает переквалифицироваться, - обиженно парировала Патрушева. – Я слышала, что в цирках не хватает клоунов.

    -А быть стюардессой не так интересно, - подал голос я. – Стюардессы, ведь, на вертолетах не летают. Они летают только на самолетах. А с самолета что можно увидеть? Лишь облака, и все.

    Вишняков открыл рот, явно собираясь что-то возразить, но слова так и застряли у него в горле. С этого момента нам стало не до праздных разговоров. В небе вдруг сверкнуло. Вертолет подбросило, словно в него угодил снаряд. Электрическая проводка заискрила. Раздался сильный гром. Мотор зачихал. Его гул стал постепенно стихать.

    В первый момент мы ничего не поняли. Мы только недоуменно посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: что случилось? Из кабины донеслось крепкое ругательство. И только после этого у нас мелькнуло подозрение, что произошло что-то нехорошее.

    -Николай, в чем дело? – крикнул Алан.

    -А хрен его знает? - последовал ответ. – Кажись, молния!

    Вертолет затрясло. Я выглянул в иллюминатор и обомлел. Лопасти винта крутились все медленнее и медленнее. В своем вращении они уже не сливались в тот четко различимый круг, который всегда можно видеть во время полета. Я поднялся и сделал шаг по направлению к кабине. Но тут вертолет вдруг резко накренился вправо. Я не удержался на ногах и упал, больно ударившись головой о скамейку. Рюкзаки сидевших напротив девчонок слетели с мест и покатились на меня.

    -Мама! – взвизгнула Лиля.

    -Падаем! – истошно прокричал Николай.

    Тут до меня, наконец, со всей ясностью дошло, что мы находимся на грани гибели. Очевидно, в результате попадания молнии, вертолет потерял управление. Я похолодел. Внутри неприятно засосало под ложечкой. На лбу выступил холодный пот. Меня охватил страх. Это был не тот страх, который мне иногда случалось испытывать в детстве. Он не был похож на страх перед хулиганами, останавливающими тебя в темной подворотне, или на страх перед возможным наказанием за какой-нибудь проступок. Это был настоящий, серьезный страх. Это был животный страх. Это был страх смерти, самый сильный страх, который только может испытывать любое живое существо.

    Я бросил взгляд на своих сокурсников. Их лица были белы, как мел, а глаза светились невообразимым ужасом. По всей видимости, они тоже поняли всю неприглядность нашего положения.

    -Держитесь крепче! – прокричал Николай.

   Мы мертвенной хваткой вцепились в скамейки. Летчик изо всех сил давил на штурвал, и манипулировал другими рычагами управления. Описать эти манипуляции я не могу. Я не владею знаниями по пилотированию. Но смысл действий Николая был мне понятен. Он старался, чтобы вертолет не вошел в пике, и как можно дольше оставался в воздухе. Это должно было ослабить силу удара о землю. Помочь Николаю мы ничем не могли. Нам оставалось только одно – надеяться на удачу. Останемся мы в живых, или нет, зависело от двух факторов: насколько сильно поврежден вертолет, и сколь умелым дельтапланеристом окажется наш пилот.

    Я снова выглянул в иллюминатор. Вертолет продолжал падать.

    -Откройте дверь и прыгайте по моей команде! – крикнул Николай.

    Ближе всех к выходу находился Алан. Он нажал на ручку дверцы, та распахнулась, и принялась вихлять под действием тряски. Тагеров оторвался от скамейки, схватился за поручни, закрепленные по бокам проема, и замер в ожидании сигнала.

    Остальные, цепляясь за все, что попадалось под руку, стали также пробираться к выходу.

    -Рюкзаки! – снова раздался голос Николая. – Выбросьте рюкзаки!

    Похоже, он был единственным из нас, кто сохранил способность соображать в такой экстремальной ситуации, и кто не был парализован страхом. Если нам повезет, и мы останемся живы, эти рюкзаки, безусловно, понадобятся. Ведь в них наши документы, одежда, и кое-какая еда. Когда нас найдут – неизвестно. А без пищи в тайге не прожить.

    Я протянул руку, схватил за лямку свой рюкзак, и швырнул его наружу, поверх головы Алана. То же самое проделали Ваня и Сергей. Рюкзаки Тагерова и Патрушевой валялись далеко, и дотянуться до них не было никакой возможности. Поэтому рюкзак Лили оказался последним, который нам удалось выбросить.

    Земля становилась все ближе и ближе. Верхушки деревьев были уже прямо под нами.

    -Прыгайте! – скомандовал Николай.

    Высота для прыжка была, конечно, не безопасной. Травм при такой высоте в любом случае не избежать. Но она, по крайней мере, давала шанс остаться в живых. Уж лучше сломать руку или ногу, чем отправиться на тот свет.

    Алан подался назад и изготовился к прыжку, но тут же замер в нерешительности.

    -Прыгай! – яростно рявкнул находившийся за ним Вишняков. В нашем положении была дорога каждая секунда. Но Тагеров не реагировал. Тогда Сергей, ни слова больше не говоря, ногами вытолкнул Алана в проем.

    -А-а-а! – в ужасе завопил тот, и скрылся из виду.

    Макушки деревьев уже задевали дно вертолета.

    -Девчонки, быстрее! – крикнул Вишняков.

    Юля и Лиля оказались храбрее Тагерова, и не заставили себя ждать. Вслед за ними выпрыгнул Сергей. Далее последовал я.

    Сучки и колючки больно оцарапали мне руки и лицо. Я стал валиться с ветки на ветку, пока, наконец, мне не удалось зацепиться за одну из них. Обхватив ногами ствол принявшей меня на себя сосны, я бросил взгляд в сторону, куда дальше полетел вертолет. Моим глазам предстала ужасная картина. МИ-2 воткнулся в землю. Раздался страшный и оглушительный взрыв. Вместе с ним, словно вырвавшись из гигантского горна, взметнулся вверх язык пламени. Я сорвался с ветки и упал на землю. …

- 4 –

    В моей голове царили хаос и сумбур. Мое сознание пребывало в каком-то странном, раздвоенном состоянии. Вроде оно было во мне, но в то же самое время находилось где-то в другом месте. Я даже до конца не осознавал всего того, что произошло со мной в последние минуты. Молния… Падение… Прыжок. Я понимал только одно, что я жив. И по сравнению с этим все остальное не имело никакого значения.

    В горле запершило. Я откашлялся, очистив рот от набившейся в него земли. Голова болела. Эта боль буквально разрывала мою черепную коробку. Но она все же была более терпимой, чем та, которая пронзила мою правую ногу, когда я попытался ею пошевелить. Я охнул и застонал. Осторожно приподнявшись, я ползком добрался до ствола сосны, и уселся подле него.

    Неподалеку что-то горело. Черный дым столбом поднимался вверх и рассеивался на небе, застилая его сплошной серой пеленой. Очевидно, это был наш вертолет.

    Немного посидев, я постепенно начал приходить в себя. Нога не переставала ныть. Я осторожно попытался ее согнуть – нога сгибалась. Опершись левой рукой о землю, я поднялся, и, стиснув зубы, сделал несколько шагов. Нога уверенно выдерживала мой вес, хотя каждое движение отдавалось в ней острой болью. Это меня немного успокоило. Перелома, вроде, не было. При переломе я, наверное, не смог бы даже и сдвинуться с места.

    Я снова опустился на землю. Во мне стала стремительно нарастать тошнота. Голова закружилась и наполнилась свистящим гулом. Я изо всех сил сжал виски ладонями. Гул немного стих. И тут до меня, как сквозь ватную подушку, донеслось:

    -Ребя-я-та-а-а! Есть кто-о-о?!

    Я оторвал ладони от ушей и вскинул голову.

    -Ребя-я-та-а-а!

    Ваня Попов! Он был единственным, кто, не считая пилота, оставался в вертолете перед его крушением. Значит, он все-таки успел спрыгнуть. Слава богу!

    -Я здесь! – отозвался я, поразившись, как до неузнаваемости изменился мой голос. Он стал каким-то тонким и слабым.

    -Димон, это ты? – снова раздался голос Вани.

    -Я! – ответил я.

    Спустя несколько минут невдалеке послышался треск сучьев, и из гущи кустарника вылез Попов. Смотрелся он неважно: лицо расцарапано, куртка разорвана, брюки вымазаны грязью. Впрочем, чего пенять? Я, наверное, выглядел не лучше.

    -Я думал, ты не успеешь, - произнес я.

    -Успел, - облегченно проговорил он. – В последний момент. Еще бы чуть-чуть, и…

    -А Николай?

    Ваня пожал плечами.

    -Не знаю. Когда я выпрыгивал, он, вроде, еще оставался в вертолете. Ты, как, цел?

    -Кажись, цел, - сказал я. – С ногой вот, только, непорядок.

    -Идти можешь?

    -Попробую.

    С помощью Попова я поднялся с земли, и, опершись о его плечо, направился вместе с ним к разбившемуся вертолету.

    -Ребята-а-а! – послышалось где-то невдалеке. – Вы где-е-е?!

    -Это Лиля, - обрадовался я, узнав ее голос, и отозвался. – Мы здесь!

    -Иди к дыму! – прокричал Ваня.

    Дойдя до груды искореженного металла, в котором кое-где еще продолжали плясать язычки огня, мы остановились.

    -Николай! – позвал я.

    В ответ ни звука.

    -Николай! – еще громче крикнул Попов.

    Ответа снова не последовало. Мы решили обойти вертолет кругом. То, что мы увидели на другой его стороне, заставило нас содрогнуться. Тело Николая лежало возле сорванной с петель и погнувшейся двери кабины. Его буквально разорвало на куски. Даже как-то не верилось, что еще полчаса назад эти горелые лохмотья были живым человеком, который двигался и разговаривал. В наши ноздри ударил препротивный запах паленого мяса. Я почувствовал, как мой желудок выворачивает наизнанку.

    Сзади нас послышался шум. Мы обернулись. Из-за деревьев вышла Ширшова.

    -Ой, мальчики, вы живы! Слава богу!

    Желая предохранить ее хрупкую девичью психику от столь ужасного зрелища, я остановил ее жестом руки.

    -Не ходи сюда! Тебе не надо это видеть!

    Лиля вскрикнула, отпрянула, и закрыла лицо руками. Мы с Ваней снова обогнули остов МИ-2 и сели на землю. Лиля расположилась рядом с нами.

    Мы чувствовали себя совершенно обессиленными. Шок от пережитого давал о себе знать. Мы словно пребывали в какой-то прострации, и не могли поверить, что все случившееся действительно произошло. Обломки вертолета догорали и продолжали испускать едкий, черный дым. Мы зачарованно смотрели на него, словно он уносил с собой в небеса частичку нашей жизни.

    -Вот вы где! – раздалось сзади.

    Мы повернули головы. К нам, прихрамывая, приближался Вишняков. На его лице виднелись ссадины и царапины. Одежда наполовину превратилась в лохмотья. Но он, тем не менее, был жив. И видя его живым, мы чуть не подпрыгнули от радости. Когда попадаешь в такую катастрофу, каждый выживший вместе с тобой человек представляется чуть ли не родным.

    -Сережка! – бросилась обнимать его Лиля. Из ее глаз потекли слезы. Картина и в самом деле была очень трогательная. Я почувствовал, что у меня тоже защипало в глазах.

    Вишняков уселся рядом с нами. Отдышавшись, он спросил:

    -А где остальные? Где Алан, где Юля?

    -Мы их пока не видели, - сказала Ширшова.

    -А где Николай?

    Мы вздохнули и потупили глаза.

    -Николай погиб, - тихо произнес я, и указал на дымящийся вертолет. – Он оставался за штурвалом до самого конца.

    Сергей нахмурился и помрачнел. Воцарилась скорбная тишина.

    -Надо будет обязательно как-то помочь его семье, - проговорила Лиля, и вдруг встрепенулась. – Ой, а чего это мы сидим? Нужно найти наших ребят! Может, им требуется помощь.

    -Лиля права, - заметил Вишняков. – Если они еще не пришли сюда, значит с ними что-то случилось. Надо идти, пока не стемнело. Кроме этого, было бы неплохо найти рюкзаки. Ночевать нам, скорее всего, придется в лесу. А завтра, будем надеяться, нас найдут. Все могут ходить?

    -Дима, может тебе лучше остаться здесь? - обратилась ко мне Ширшова.

    При одной только мысли, что я останусь наедине с грудой искореженного железа и обгоревшими человеческими останками, меня пробрала дрожь, и я решительно замотал головой:

    -Нет. Я пойду вместе с вами. Нога у меня, конечно, болит. Но не настолько, чтобы я вообще не мог ходить.

    Мы еще немного посидели, как бы собираясь с силами. Затем Сергей решительно поднялся и скомандовал:

    -Пошли!

    Мы встали и направились вслед за ним в ту сторону, где должны были находиться наши товарищи.

    -Ала-а-ан! – кричал Вишняков, приставив ко рту ладони, сложенные в трубочку.

    -Ю-ю-ля-я-я! – звал я.

    Но в ответ доносилось только насмешливое гулкое эхо.

    Идти было нелегко. Окружавший нас лес чинил нам всякие препятствия. Здесь не было даже намека на какую-нибудь просеку. Нам приходилось продираться сквозь кровожадные сосны и ели, все время норовившие нас расцарапать, пробиваться через чернобыльник, высота которого была сопоставима с нашим ростом. Кроме этого, мы чуть ли не ежесекундно отмахивались от докучливых мошек и комаров, с лютой кровожадностью набросившихся на нас.  Они лезли везде, куда только можно: и в уши, и в ноздри, и в глаза, и за воротник. Этот отряд летучих кровопийц заставил нас изрядно помучиться.

    Тайга была мрачна и угрюма. Здесь царили сырой полумрак и безмолвие, изредка прерываемое криками кедровок, словно обменивавшихся друг с другом мнениями о внезапном появлении чужаков. Мы с опаской крутили головами по сторонам.

    -Неприветлива тайга, неприветлива, - вздохнул Сергей, словно прочитав мои мысли. – А ведь раньше человек здесь царствовал. Он умел находить дорогу по едва заметным предметам, умел добывать огонь с помощью трения, знал где и как подстеречь добычу. Сейчас все это утрачено. Мы, горожане, вряд ли сможем долго прожить в тайге без спичек и консервов.

    -Интересно, а тут могут быть волки или медведи? – приглушенным голосом спросила Лиля.

    -Конечно могут, - ответил Вишняков. – Это, все-таки, тайга. Но будем надеяться, что они нам не встретятся.

    -А если все-таки, встретятся?

    -А если встретятся, нужно просто правильно себя вести. Вот, допустим, тебе выскочил навстречу медведь. Что ты сделаешь?

    -Дам деру, - сказала Ширшова.

    -А вот и неверно. Запомни, медведи боятся людей. Если он тебе, вдруг, попадется, главное, не бежать от него сломя голову, иначе он бросится в погоню. В нем просто сработает рефлекс преследования. А рефлекс преследования, обычно, пересиливает страх. Ведь медведь – это хищник. Отогнать медведя нужно громким, но спокойным голосом. Но при этом ни в коем случае нельзя кричать, ибо крик – это проявление агрессии. Стрелять в него, если у тебя будет оружие, тоже нельзя. Раненый зверь опасен вдвойне. Понятно?

    -Понятно, - кивнула Лиля.

    -Ала-а-ан!

    -Ю-ю-ля-я-я!

    -Ала-а-ан!

    -Ю-ю-ля-я-я!

    Вдруг Сергей остановился, и стал пристально вглядываться куда-то вправо. Его внимание явно что-то привлекло. Мы присмотрелись и заметили, что чуть поодаль, на земле, лежит что-то красное. Именно такая красная ветровка была надета на Патрушевой. Мы бросились туда. Подбежав ближе, мы увидели, что это действительно была наша сокурсница. Она лежала без сознания. Из ее носа сочилась кровь. Ширшова присела и принялась ее тормошить:

    -Юля, Юля, ты слышишь меня?

    Патрушева не отзывалась. Ее лицо светилось мертвенной бледностью. Я нервно сглотнул слюну в предчувствии недоброго.

    Вишняков присел рядом с Лилей, взял Юлину руку, и принялся нащупывать пульс.

    -Жива! – торжественно объявил он.

    У всех вырвался вздох облегчения. Ширшова принялась отчаянно хлестать подругу по щекам.

    -Очнись же, очнись! Слышишь, очнись!

    Наконец та застонала и медленно открыла глаза. Первые мгновения она ничего не понимала. Ее взгляд был совершенно пустым. Но через минуту-другую он приобрел некоторую осмысленность.

    -Ребята! – радостно прошептала она.

    Лиля издала счастливый визг, и заключила Патрушеву в объятия. Та попыталась подняться, но, охнув, тут же снова упала на землю.

    -Что такое? – с беспокойством спросил Сергей.

    -Спина, - поморщилась Юля. – И голова кружится.

    Через некоторое время она, с помощью Ширшовой, предприняла еще одну попытку встать. Сжимая зубы, она сделала два шага, но после этого остановилась и болезненно сморщилась.

    -Все, больше не могу.

    -Она не сможет идти, - сказала нам Лиля, помогая подруге вновь сесть на землю.

    Вишняков задумчиво посмотрел на Патрушеву, затем на мою ушибленную ногу, которую я не переставал массировать, и произнес:

    -Давайте сделаем так. Дима и Юля останутся пока здесь, а остальные продолжат поиски Алана и рюкзаков. Собираемся вместе у вертолета.

    Я вздохнул и согласно кивнул головой. Боль в ноге не утихала, и идти мне действительно было трудно.

    -А мы не заблудимся? – с беспокойством спросила Ширшова.

    -Не заблудимся, - уверенно ответил Сергей, и указал на черный дым, который поднимался над верхушками деревьев. – Вон наш ориентир. Он еще долго будет заметен.

    -Если не хлынет дождь, - уточнил Ваня, поглядывая на усеянное тучами небо.

    Ребята отправились дальше. Я же присел на землю возле Юли. Она опустила голову и тихо всхлипывала.

    -Почему все это должно было произойти именно с нами, а не с кем-то другим? – с обидой в голосе воскликнула она.

    Я вздохнул. Что я мог ей ответить? Пуститься в пространные философские рассуждения относительно неотвратности судьбы? Гневно клеймить неудачу? Вряд ли это будет уместно в такой тяжелый момент. Поэтому я постарался придать своему голосу ободряющий оттенок и проговорил:

    -В жизни всякое случается. Мы ведь остались живы, а это главное. Сейчас найдем Тагерова, отыщем свои вещи, разведем костер, согреемся, поедим, переночуем, а завтра нас отсюда вывезут.

    -Мой рюкзак остался в вертолете, - вздохнула Патрушева. – Я не успела его выбросить.

    -Ну и что? – возразил я. – Наши рюкзаки-то целы.

    «Дай бог, чтобы они были целы, - пронеслось у меня в голове. – Ведь они могли упасть куда угодно. Хорошо, если они валяются на земле. А если они попали в болото, или болтаются на макушках деревьев? Как их тогда оттуда достать?».

    Вслух я этого не произнес. Но по тому, как нахмурился лоб Юли, я понял, что похожие мысли посетили и ее.

    Некоторое время мы сидели молча, занимаясь только тем, что отмахивались от назойливой мошкары. Вокруг стояла тишина. Лишь ветви деревьев негромко шелестели на ветру. Вдруг над нашими головами раздался какой-то частый стук, напоминавший барабанную дробь. Мы вздрогнули и подняли головы.

    -Это всего-навсего дятел, - облегченно произнес я.

    В другое время мы, может быть, от всей души бы и полюбовались этим забавным представителем лесной фауны, который своей красной шапочкой походил на ватиканского епископа, но сейчас нам было не до этого. У нас осталось слишком мало душевных сил, чтобы проявлять эмоции по поводу красоты природы. Кроме этого, нас беспокоило небо. Грозовые облака кучковались все теснее и теснее, обещая обрушить на землю весь накопившийся в них заряд. В небольшом пространстве между ними, сквозь которое еще проглядывала голубизна, показалась маленькая точка, которая двигалась и прочерчивала за собой длинную перистую полосу.

    -Самолет, - мечтательно протянула Патрушева. – Вот бы сейчас оказаться в нем и полететь домой.

   После этого в ее голосе проявились нотки истерики.

    -Ведь мы же ему говорили, что не стоит лететь! А он: все нормально, доставлю в целости и сохранности! Доставил!

    Я ничего не ответил на эту относящуюся к Николаю тираду, давая понять, что не желаю заниматься поиском виноватых. Что случилось – то случилось. Нужно жить настоящим, а не возвращать свои мысли в прошлое, которое все равно уже не изменить.

    Так мы просидели еще где-то час, изредка перебрасываясь короткими репликами. Наши спутники не появлялись. Стало потихоньку смеркаться. Небо полностью заволокло тучами. Ветер стал прохладнее и заметно усилился.

    -Ну, где же они есть? – нервно проговорила Юля.

    Я сложил ладони трубочкой у рта и громко крикнул:

    -Сергей! Ребята!

    Никто не отозвался.

    -Может, пойдем к вертолету? - предложил я. – Пока совсем не стемнело, и дым еще виден. Искать нас в любом случае начнут там.

    -Пошли, - согласилась Патрушева.

    Я взял ее за руку и помог подняться. Лицо Юли исказила гримаса боли. Я подставил  ей плечо, хотя мне и самому было нелегко идти. Она оперлась об него, обхватила меня рукой, и мы медленно побрели к месту катастрофы. Ветер толкал нас в спину, словно пытаясь нам помочь.

    Патрушева шла молча, но губы ее при этом постоянно шевелились. Сначала мне показалось, что она молится. Меня это удивило, ибо религиозность была ей как-то не свойственна. Но затем, по выражению ее губ, я понял, что она просто считает шаги.

    Сделав пятнадцать шагов, Юля предложила отдохнуть.

    -Такое чувство, будто меня посадили на кол, - мрачно пошутила она, потирая спину. – Может, это перелом позвоночника?

    -Да нет, что ты, - постарался успокоить ее я. – При переломе позвоночника ты бы вообще не смогла подняться. Скорее всего, это просто сильный ушиб.

    Произнося ободряющие слова в адрес своей спутницы, я одновременно пытался успокоить и себя. Ведь мною тоже владело беспокойство. Оно касалось моей не прекращавшей ныть ноги.

    «Нужно расслабиться, - мысленно внушал себе я, - и перестать думать об этой боли. Если на нее не обращать внимания, она утихнет сама собой».

    Мы, не спеша, продолжили свой путь, попеременно делая краткие остановки. Во время одной из них я заметил, что Юля пристально вглядывается куда-то в сторону. Я повернул голову в том направлении, но ничего, кроме деревьев, не заметил.

    -Что там? – поинтересовался я.

    -По-моему, там что-то есть, - сказала Патрушева. – Видишь вон, черное?

    Я пригляделся повнимательнее. И точно. Вдали, метрах в пятидесяти от нас, действительно что-то чернело. Сначала я подумал, что это всего-навсего обычный валежник. Но потом до меня дошло, что валежник не может иметь такие правильные геометрические формы, какие имел замеченный нами объект. Не исключено, что это была какая-то искусственная постройка.

    Меня охватила растерянность. С одной стороны, мне хотелось побыстрее дойти до вертолета. А с другой, тянуло выяснить, что это там стоит? Я мысленно метался от первого ко второму, не зная, к чему прислушаться. В конце концов, верх одержало любопытство.

    -Побудь пока здесь, - попросил я Юлю. – А я пойду взгляну, что там такое.

    -А может не надо? – испуганно прошептала она, и я ощутил, как ее пальцы крепко вцепились в меня. – Может, лучше давай подождем ребят?

    -Я не буду близко подходить, - пообещал я. – Я просто посмотрю со стороны, и все.

    -Мне страшно, - призналась Патрушева.

    -Да хватит тебе, - укоризненно бросил я. – Знаешь такую пословицу: «У страха глаза велики»?

    Я помог своей спутнице сесть на землю, ибо стоять ей было тяжеловато, и, прихрамывая, зашагал навстречу неизвестности.

    «Что это может быть? – мысленно строил догадки я. – Еще один потерпевший крушение вертолет? Гигантский муравейник? Какое-нибудь спящее или умершее животное?».

    Но ни одно из моих предположений не оказалось верным. То, что предстало моему взору, когда я подошел поближе, я увидеть в этих глухих таежных дебрях никак не ожидал. До сего момента я искренне полагал, что в этих местах еще не ступала нога человека. Оказывается, ступала.

    Я увидел небольшую избушку, размером примерно три на четыре метра, явно построенную очень давно, ибо бревна, из которых она была сооружена, сильно потемнели от времени. Избушка стояла в центре маленькой, невесть откуда взявшейся здесь, рощицы. Крохотное оконце, просматривавшееся в ее стене, было покрыто густым слоем грязи и паутины. Дверь, на которой вместо ручки красовался большой загнутый ржавый гвоздь, подпирало сильно высохшее и потрескавшееся бревно. Два последних наблюдения отчетливо свидетельствовали, что в избушке уже давно никто не жил, и она была заброшена.

    Мое сердце учащенно забилось. Откуда в тайге взялся этот домишко? Кто его построил? Для чего? Кто здесь обитал?

    Как меня ни тянуло зайти внутрь, я все же не решился этого сделать. Мне было боязно. Бог его знает, что я там увижу.

    -Ну, что там? – с беспокойством прокричала Юля.

    -Какой-то дом, - ответил я.

    Голос Патрушевой приобрел нотки изумления.

    -Дом? Какой дом? Чей дом?

    -Да если бы я это знал, - процедил я, сжав губы, и нервно потер их ладонью.

    Я в растерянности стоял на месте, не двигаясь ни вперед, ни назад. Не знаю, сколько бы я так еще простоял, и решился бы я в конце концов исследовать избушку в одиночку, но тут издалека донеслось:

    -Юля-я-я! Дима-а-а!

    Это были наши сокурсники. У меня отлегло от сердца. Их появление вернуло в меня уверенность.

    -Мы здесь! – крикнула в ответ Юля. – Идите сюда!

    Вскоре из-за деревьев показалась Ширшова. На ее лице ясно читалось воодушевление. То, что, по всей видимости, являлось его причиной, брело сзади, несколько поотстав от остальных. Алан был цел и невредим. Он даже не прихрамывал. Только его щеку уродовал ужасный порез, походивший на какой-то безобразный знак препинания, с уже успевшей засохнуть на нем кровью.

    Непосредственно вслед за Лилей шел Сергей. Он шагал уверенно, держа голову прямо, слегка размахивая руками в такт ходьбе. Рядом с ним, как бы рысцой, немного подгибая колени, семенил Ваня. Я поймал себя на мысли, что их походки очень точно соответствовали силе их духа. В руках каждого из ребят, за исключением Тагерова, было по рюкзаку. В том, который нес Попов, я без труда опознал свой. Я зашагал им навстречу.

    -Ну, как вы тут? – спросил Вишняков, подойдя к Патрушевой. – Очухались?

    -Немного очухались, - ответил я, забирая у Вани свою поклажу.

    -Знаете, где мы Алана нашли? – весело проговорила Лиля. – На верхушке кедра. Он туда приземлился, и никак не мог слезть.

    -Что ж ты не отзывался, когда мы тебя звали? – спросил я.

    -Он стеснялся показаться нам в таком беспомощном положении, - ответила за Алана Лиля и картинно всплеснула руками. – Чего тут стесняться – не пойму.

    -Я вижу, посадка на кедр прошла не слишком гладко, - улыбнулась Юля.

    Тагеров потрогал порез на своем лице и улыбнулся в ответ.

    -Ерунда. Заживет.

    -Все рюкзаки, которые удалось выбросить из вертолета, мы нашли, - гордо констатировал Сергей.

    -Все? – переспросил я. – Здесь же только три. А мы, вроде, выбросили четыре.

    -Эти три валялись на земле, - пояснил Вишняков. – А рюкзак Ванькá зацепился за макушку ели. Лезть за ним высоко, и мы решили сегодня этого не делать. Все-таки, уже темнеет. Достанем его завтра. Опытные верхолазы у нас, вроде, есть.

    Алан и Лиля рассмеялись.

    -Мы тоже не без находок, - интригующе произнесла Патрушева.

    -Вот как? И что же вы нашли? – поинтересовалась Ширшова.

    -Мы с Димой нашли дом.

    Брови Лили взметнулись вверх.

    -Дом?

    Сергей, Ваня и Алан вопросительно посмотрели на меня. Я подтверждающе кивнул головой и указал пальцем в сторону, где располагалась наша находка.

    Когда мы подошли к избушке, Вишняков изумленно присвистнул.

    -Вот те раз!

    Он не спеша огляделся вокруг.

    -Рощица явно искусственная, - заметил он. – Создавалась специально.

    -Это как? – не понял я.

    -Посмотри на эти гнилые пни, - пояснил Сергей. – На их месте раньше росли деревья. Затем их спилили, в результате чего вокруг избушки образовался простор.

    Мы медленно прошлись вокруг дома.

    -Конструкция стен простая, но надежная, - со знанием дела заключил Вишняков. – Метод «сдавливающих балок». На концах бревен с обеих сторон делаются глубокие зарубки. В зарубки укладываются поперечные перекладины. Затем эти перекладины крепко-накрепко стягиваются проволокой и удерживают бревна друг на друге. А щели между ними обрабатываются смолой.

    -Откуда ты все это знаешь? – восхищенно спросила Юля.

    -Ну, я же бывалый путешественник, - улыбнулся Сергей.

    -Так нам радоваться этой конструкции, или огорчаться? – ревностно спросил Тагеров, который явно был раздосадован, что Вишняков обладает этими знаниями, а он нет.

    -Радоваться, - ответил Сергей. – Этот дом вполне пригоден для жилья. Так что, ночевать будем не под открытым небом. Иногда мне кажется, что бог на свете действительно существует. Вот подфартило - так подфартило!

    -Ты еще помолись! – тихо проворчал Алан.

    Вишняков оставил его колкость без ответа.

    -Откуда ты знаешь, что там внутри? – возразила Ширшова. – Может, там и разместиться негде.

    -А мы сейчас посмотрим, - сказал Сергей, и направился к двери избушки. Отбросив в сторону подпиравшее ее бревно, он распахнул дверь настежь. Изнутри ударило какой-то гнилью.

    -Фу-у-у! – сморщилась Лиля. – Проветрить здесь явно не мешает.

    Мы подошли поближе. Внутри избушки было темно. Грязное окошко совершенно не пропускало свет. Вишняков опустил свой рюкзак на землю.

    -Где-то у меня был фонарь, - проговорил он.

    -Ой, а у меня тоже есть фонарь, - спохватилась Ширшова.

    Через минуту в темноту ударили два луча света. Мы осторожно переступили порог. То, что сюда уже давно никто не заходил, было ясно с первого взгляда. Внутреннее убранство помещения представляло собой царство пыли и паутины. Сергей, вошедший сюда первым, разразился таким немилосердным чиханием, что его на расстоянии, наверное, можно было бы спутать с пулеметной очередью. В моем носу угрожающе защекотало, и я поспешил прикрыть его рукой, чтобы избежать аналогичного приступа. Все остальные, не сговариваясь, проделали то же самое. Свет фонарей бегал по сторонам, и нашим глазам предстало следующее. Возле самого входа лежал длинный обугленный металлический прут. Слева от него, в углу, стояла самодельная кровать, сбитая из поленьев, на которой валялось какое-то истлевшее тряпье. Напротив кровати, в другом углу, находился самодельный стол. На его поверхности мы увидели заплесневевшую металлическую миску, почерневшую ложку, измятую жестянку непонятного назначения, и керосиновую лампу.

    -Ух ты! – выдохнул Тагеров. – Антиквариат!

    Под столом виднелись пустая алюминиевая кастрюля и ржавое ведро.

    -Однако! – изумленно протянула Лиля.

    -Судя по количеству пыли, этот дом не посещали уже лет сто, - проговорил, наконец-то отчихавшись, Вишняков.

    -Интересно, кто здесь жил? – пробормотала Патрушева. – Может, какой-нибудь революционер, скрывавшийся от жандармов?

    -Или каторжник, бежавший из заключения, - предположил Алан.

    Ширшова громко рассмеялась. Похоже, любая острота Тагерова приводила ее в неописуемый восторг.

    -Друзья, давайте выяснение этого вопроса отложим на потом, - попросил Сергей. – Нужно побыстрее убрать всю эту грязь, чтобы было, где спрятаться от дождя, который, похоже, порадует нас очень скоро.

    Приближение дождя, действительно, ощущалось. Ветер заметно усилился. В воздухе повеяло сыростью. Словно в подтверждение слов Вишнякова, в небе сверкнула молния, после чего до нас донесся раскат грома.

    -Гроза уже в полутора километрах от нас, - заметил Сергей.

    -С чего ты взял? – спросил Алан.

    -Пауза между молнией и громом была три секунды, - пояснил Вишняков. – Если бы она составила секунду, значит расстояние – четыреста метров. Если бы две секунды – восемьсот метров.

    -Вот как! – пробурчал Алан.

    В его голосе сквозила неприкрытая ревностная неприязнь.

    Мы засучили рукава и принялись за работу. …

- 5 –

    -Лю Ку Тан, Вы меня слышите? Эй! – донесся до меня тоненький девичий голосок.

    Я открыл глаза и повернул голову. У двери стояла медсестра Маша. Она вопросительно смотрела на меня, видимо пытаясь уяснить, сплю я, или бодрствую. Увидев, что я зашевелился, она добавила:

    -На флюорографию.

    Я, кряхтя, поднялся с кровати, надел тапочки, и пошел вслед за ней.

    Едва я вышел в коридор, как тут же почувствовал себя предметом всеобщего внимания. В меня буквально впилось  три десятка любопытных глаз.

    -Вот он, - донеслось до меня. – Один из тех, которые потерялись. Говорят, он единственный, кто остался жив.

    -Повезло парню. В рубашке родился.

    Проведя меня сквозь строй высыпавших из палат больных, Маша довела меня до рентгеновского кабинета, который располагался на первом этаже, передала заботам сердобольной пожилой толстушки, и удалилась.

    Толстушка сразу забросала меня вопросами о произошедшем: что, где и как?

    -Извините, я не хочу об этом говорить, - жестко отрезал я, и принялся раздеваться до пояса.

    Увидев мои ребра, толстушка запричитала:

    -Боже мой! Боже мой! Одни кожа да кости!

    Я почувствовал, как во мне начинает нарастать раздражение.

    Зайдя в кабину, и выполнив команду «вдохнуть и не дышать», я быстро оделся и вышел из кабинета. Но едва я закрыл за собой дверь, как меня окликнули:

    -Дима!

    Я обернулся. Передо мной стояла мать Вишнякова. Я знал ее в лицо. Она как-то приезжала к нему в гости. К моему горлу подкатил густой комок. Я опустил голову, будучи не в силах смотреть ей глаза. Мне мучительно не хотелось с ней разговаривать. Но просто повернуться и уйти я, конечно, не мог.

    -Здравствуйте, - выдавил из себя я.

    -Димочка, неужели это правда? – сквозь слезы спросила она. – Неужели мой Сережа…

    Я нахмурился и пробормотал:

    -Да, правда.

    -Но как же, как же это произошло?

    Я замялся, а затем тихо произнес:

    -Извините, пожалуйста. Я обязательно Вам все расскажу. Честное слово. Но только не сейчас. Хорошо? Дайте мне прийти в себя.

    Мать Сергея понимающе закивала головой.

    -Хорошо, Димочка, хорошо. Я вот тут гостинцев привезла. Возьми.

    Она протянула мне доверху наполненный пакет. Я решительно отстранился.

    -Нет, спасибо, не надо.

    -Возьми, возьми. Небось, изголодался в этой проклятой тайге. Я их для сына везла, но оно, видишь, как получилось.

    Слезы ручьями потекли по ее щекам.

    Чтобы еще больше не расстраивать и без того убитую горем женщину, я взял ее гостинцы, тепло ее поблагодарил, и стал подниматься по лестнице. Меня охватило какое-то странное, неприятное чувство. Боже мой, что же мне придется пережить, когда сюда приедут родители всех остальных ребят! Ведь каждый из них обязательно захочет со мной поговорить, а эти разговоры были для меня сродни пыткам. Как бы от них скрыться?

    Нервно отмахнувшись от двух любопытных и назойливых старух, пытавшихся вступить со мною в беседу, я зашел в свою палату, завесил полотенцем окошко в двери, чтобы на меня не глазели из коридора, улегся на кровать и снова погрузился в воспоминания. …

    Ребята, конечно, видели, что по причине полученных травм польза от нас с Юлей была невелика. Поэтому всю тяжелую и трудоемкую работу по уборке дома они взяли на себя. А нам, чтобы мы не мучались от чувства иждивенчества, поручили то, что мы безусловно могли осилить - мытье окна снаружи.

    Едва мы начали протирать стекло тряпками, как из домика раздался восторженный вопль Вишнякова:

    -Ура! Живем!

    Я поспешил узнать, в чем дело. Сергей улыбался во всю ширь своего рта и радостно демонстрировал пилу, топор и лопату, найденные им под кроватью. Все они были насквозь проржавевшими, но все же вполне пригодными для использования.

    -Ну и что? – недовольно пробурчал Алан. – Можно подумать, что ты нашел клад.

    -Я нашел гораздо ценнее клада, - заметил Вишняков. – Пила, топор и лопата в тайге – незаменимые вещи. Скоро ты в этом убедишься.

    Закончить уборку до дождя ребятам не удалось. В самый ее разгар на землю упали первые капли.

    -Джигиты-вакхабиты! – выругался Тагеров, вынося из избушки очередную порцию мусора. Его восклицание можно было перевести как досадное «Началось!». На его лице белела защитная маска, помогавшая защититься от пыли. Такие маски были на всех, кто находился внутри. Их смастерила Лиля. Материалом послужил обычный бинт, предусмотрительно захваченный ею в эту поездку. Что касается нас с Патрушевой, то, закончив мыть окно, мы дожидались завершения уборки снаружи, и маски нам, понятное дело, были не нужны.

   Сверкнули голубые стрелы молнии. В небе прозвучали раскаты грома, напоминавшие взрывы бомб. Они были настолько оглушительные, что я вздрогнул. Сразу после этого землю накрыла сплошная водяная пелена. Это произошло настолько стремительно, что я даже не успел вовремя достать из рюкзака зонтик. За те секунды, что я его вытаскивал и раскрывал, мы с Юлей успели промокнуть до нитки. Меня это, правда, не особо огорчило. Намокнув, я, к своему удивлению, почувствовал себя значительно бодрее. Дождь словно смыл с меня усталость, и придал свежести.

    -Бр-р-р! – задрожала Патрушева, придвинувшись ко мне поближе, чтобы уместиться под зонтом. – Вот попали, так попали.

    В небе снова громыхнуло.

    -Да, - согласился я. – Прямо, учения небесной артиллерии, не иначе.

    Юля рассмеялась, сочтя мою остроту вполне удачной. Из дверного проема вылетело ржавое ведро.

    -Поставьте, пусть вода наберется, - раздался голос Алана.

    Я поднял ведро и поставил его на землю. Оно стало быстро наполняться.

    Когда в домике были протерты все поверхности, и воздух стал пригоден для дыхания, мы услышали:

    -Заходите.

    Я закрыл зонтик, и мы вошли внутрь. После уборки в избушке появился кое-какой маломальский уют.

    -Сейчас бы костерчик! - мечтательно протянула Патрушева, дрожа от холода.

    -Придется пока без костерчика, - развел руками Тагеров. – Здесь его не разведешь. Задохнемся от дыма. А снаружи - сама видишь.

    -Не волнуйтесь, сейчас станет и теплее, и светлее, - проговорил Сергей, вертя в руках керосиновую лампу. Он вытащил из кармана спички, снял с лампы колпак, зажег фитиль, водрузил колпак на место, и торжественно, на манер циркового артиста, откинул руки в стороны.

    -Ву-аля!

    Избушка осветилась тусклым светом. Мы радостно зааплодировали. В таежной глуши, где полностью отсутствовали привычные для нас блага цивилизации, этот огонек походил чуть ли не на Божий дар.

    -И сколько он так прогорит? – спросил я.

    Сергей пожал плечами.

    -Керосина в лампе немного. Как быстро он расходуется – я не знаю. Я такими древними штуками еще никогда не пользовался.

    Постепенно ливень за окном стал стихать. Вскоре он трансформировался в легкую изморось. В избушке стало заметно теплее. Мы согрелись.

    -Ну, что? – хлопнул в ладоши Вишняков. – Не пора ли нам пообедать? Не знаю как у вас, а у меня желудок уже потихоньку сводит.

    Должен признаться, что до этого момента я совершенно не думал о еде. Шок от пережитого, боль в ноге затмили во мне все остальные чувства. Но после упоминания об обеде я вдруг почувствовал, что страшно голоден.

    Мы с Лилей и Сергеем придвинули к себе свои рюкзаки, и стал копаться в их содержимом.

    -Вываливаем все, что есть, - скомандовал Вишняков.

    Алан, Ваня и Юля немного смутились. Они явно чувствовали себя неловко. Ведь у них ничего не было. Вещи Тагерова и Патрушевой остались в вертолете, и, скорее всего, сгорели вместе с ним. Рюкзак Попова болтался на высокой ели. Они, конечно, понимали, что мы обязательно поделимся с ними своим провиантом, но чувствовать себя эдакими нахлебниками им явно было неприятно.

    -Вот это да! – восторженно вскричал Сергей.

    Все подняли головы и посмотрели на него. Вишняков обвел нас многообещающим взглядом, и торжественно извлек из рюкзака бутылку водки.

    -Цела и невредима!

    -Джигиты-вакхабиты! – воскликнул Алан, что, по всей видимости, означало: «Ни фига себе!».

    Я думал, она разбилась, - продолжал радоваться Сергей. – А ей хоть бы что. Хорошо, что я ее в свитер завернул. Теперь мы еще больше согреемся. Готовьте кружки.

    -Э-э-э! Погоди! – решительным жестом руки остановила его Ширшова. – Тебе лишь бы все вовнутрь.

    -А куда еще? – недоуменно спросил Вишняков.

    -Водка нам понадобится в медицинских целях, - разъяснила Лиля. – Нужно продезинфицировать ссадины, царапины. Кто-нибудь хочет, чтобы у него случилось заражение крови? Наверное, нет. Кроме этого, Юле надо растереть спину, Диме – ногу. А что останется – можете выпить.

    -Это само собой, - печально вздохнул Сергей, видимо сознавая, что после всех перечисленных процедур бутылка, как минимум, ополовинится.

    Тем временем стол наполнялся яствами. На нем уже лежали запеченные картофелины, спичечный коробок с солью, бутерброды с колбасой, изломанная плитка шоколада, немного придавленные огурцы и помидоры, а также месиво, которое раньше являлось вареными яйцами. Я добавил в эту кучу расплющенный кусок сыра, термос с чаем, который удивительным образом также остался цел, и небольшой кулек с рафинадом.

    -Не густо, - резюмировал Вишняков. – Но все же лучше, чем вообще ничего.

    -На сегодня хватит, - сказал я. – А завтра, будем надеяться, нас отсюда вывезут.

    -Ну, что, приступаем? – спросила Лиля.

    Заметив нерешительность в глазах Алана, Вани и Юли, она мягко добавила:

    -Ребята, да хватит вам стесняться. Здесь все свои. В таких случаях нет понятия «свое-чужое». В таких случаях все становится общим. Давайте, придвигайтесь.

    -У меня там, в рюкзаке, сало и котлеты, - как бы оправдываясь, произнес Попов.

    -Вот и прекрасно! – воскликнул Сергей. – Значит, будет чем утром позавтракать.

    Мы жадно набросились на еду. Спустя каких-то пять минут на столе остались лишь крошки.

    После трапезы Ширшова отобрала у Вишнякова водку, и принялась демонстрировать свои навыки, полученные ею на курсах оказания первой медицинской помощи. Прежде всего, она, с помощью ваты, обработала наши ссадины. Мы немилосердно охали, в шутку соревнуясь, у кого это получится забавнее. Победу одержал Тагеров. Его завывания вызвали наибольший смех.

    -Ты лучше квакай, - посоветовал ему я. – А то на твой вой сбегутся все таежные волки.

    -Ква-ква-ква! – послушно произнес Алан.

    Избушку снова потряс взрыв хохота.

    Закончив возиться с Тагеровым, Лиля помогла Юле улечься на кровать, и тщательно растерла водкой ее спину. После этого она укутала ее всевозможным тряпьем, которое только нашла в своих вещах, и подступила ко мне. Но я предпочел растереться самостоятельно. Обернув ногу курткой, я почувствовал, как по ней начинает расползаться облегчающее боль тепло.

    -Так, вроде вылечила всех, - проговорила Ширшова, посмотрела по сторонам, и поставила бутылку на стол. – Пейте на здоровье.

    В бутылке осталось примерно треть содержимого. Грустные глаза Сергея стали еще печальнее. Он обреченно вздохнул, разлил водку в уже приготовленные для этого четыре кружки (женская часть нашего коллектива от употребления спиртного вовнутрь отказалась), и произнес:

    -Ну, что? Без закуски, конечно, непривычно. Но в этом тоже есть свой шарм.

    Я, Алан и Ваня подошли к столу.

    -За наше чудесное спасение, - предложил Тагеров.

    Вишняков помотал головой.

    -Нет, - возразил он. – Давайте помянем того, благодаря кому мы остались живы. Николая. Можно было взлетать в такую погоду, или нельзя – сейчас это уже не имеет значения. Главное то, что он выполнил свой служебный долг до конца, и без раздумий пожертвовал своей жизнью ради сохранения жизней своих пассажиров, то бишь нас с вами.

    Мы, не чокаясь, выпили. Наступила тишина. Поставив кружки на стол, мы снова расселись на полу.

    -А керосин в лампе убывает, - констатировала Лиля. – Убывает даже быстрее, чем я думала. Может, ее потушить?

    -Господа, кому-нибудь нужен свет? – картинно спросил Сергей. – Признавайтесь, кто-нибудь боится темноты?

    Никто не отозвался. Еще раз обведя нас глазами, Вишняков придвинул к себе «керосинку» и повернул вентиль. Огонь погас. Нас окутала кромешная тьма.

    -Ну, что, будем спать? – проговорил Алан.

    -А что нам еще остается делать? – подал голос я.

    -Утро вечера мудренее, - заметила Ширшова.

    -На это вся и надежда, - внесла свою лепту в диалог Патрушева.

    Послышался шорох. Это каждый из нас стал устраиваться поудобнее. Я подался чуть вперед, положил под голову рюкзак, вытянул ноги, сложил руки на животе, и закрыл глаза.

    «Вроде покойника», - мрачно подумалось мне.

    Растертая водкой нога согревалась все сильнее и сильнее. Я с удовлетворением отметил, что судорога, сковывавшая ее до сих пор, заметно ослабла, боль стала утихать, и кровь свободно потекла по сосудам.

    «Какая же все-таки молодец, эта Лиля, - подумал я. – С использованием водки она все рассудила правильно».

    Снаружи донесся легкий свист ветра. Послышалось уханье совы. Вдалеке что-то затрещало. Я открыл глаза и насторожился. Эти звуки заставили меня вспомнить, что мы находимся не дома, что вокруг нас глухая тайга со всеми ее обитателями, и что для этих обитателей мы, скорее всего, незваные гости, которые нарушили их покой.

    -Хотел бы я знать, куда делся хозяин этого домика,- раздался задумчивый голос Тагерова. – Что он здесь делал? Кто он, вообще, был? Завтра, при дневном свете, нужно будет хорошенько здесь пошуровать. Авось, отыщем что-нибудь интересное.

    -Ребята, может быть нам стоит организовать дежурство? – предложила Ширшова. - Мало ли кто сюда ночью забредет.

    -А кого ты боишься? – спросил Алан.

    -Медведя, - ответила Лиля.

    -Медведь – это ерунда, - пробормотал Вишняков. – Главное, чтобы сюда не забрел кое-кто пострашнее.

    -Например? – спросил я.

    -Например, Снежный Человек.

    -Ну, ты и загнул! – усмехнулся Тагеров. – Ты нас попугать хочешь?

    -Вовсе нет, - возразил Сергей. – Если хочешь знать, встретить Снежного Человека в такой глуши – вполне возможно.

    -А ты, что, и вправду веришь в его существование? – удивленно поинтересовалась Лиля.

    -Верю, - без тени смущения ответил Вишняков. – Сейчас уже доказано, что это не выдумки, и что он существует на самом деле. В прошлом году, когда я ездил на Алтай, мне довелось разговаривать с людьми, которые видели его собственными глазами.

    -Интересно, - протянула Ширшова. – Может, расскажешь?

    -Если хотите – пожалуйста, - охотно согласился Сергей. – Начнем с того, что он, вообще, из себя представляет. Все, кто видел Снежного Человека, описывают его одинаково: крупный, массивный, очень высокого роста, весь покрыт густой шерстью, которая есть даже на лице, с заостренной кверху головой, с низким лбом, горящими красными глазами, и хорошо развитой нижней челюстью.

    -Прямо, вылитый я, - в шутку вставил Алан.

    -Правда, цвет шерсти назывался разным, - продолжал Вишняков. – Кто упоминал бурый, кто рыжий, кто белый. Все зависело от того, где его видели. На Алтае он бурый, в Гималаях – белый, в Северной Калифорнии – рыжий. Одно из самых первых упоминаний  о Снежном Человеке относится к 1921 году. Именно с тех пор это существо стали называть именно так. Имя Снежный Человек ему дали английские альпинисты, покорявшие Эверест. Как-то ночью, над горами, они услышали страшный крик, от которого у них, по их собственному признанию, кровь застыла в жилах. А на следующее утро, на одном из близлежащих склонов, они увидели цепочку огромных следов, которые очень четко отпечатались на снегу, и которые сильно походили на человеческие. Проводники альпинистов, увидев эти следы, страшно переполошились, и наотрез отказались разбивать лагерь в этих местах, заявив, что с этим существом лучше не встречаться. Первую экспедицию, которая имела своей целью поиски Снежного Человека, снарядили в 1954 году. С тех пор таких  экспедиций были сотни, но поймать его так и не удалось. Его много раз фотографировали, но фотоснимки почему-то никогда не получались. То пленка вдруг оказывалась засвеченной, то изображение - сильно размытым. Заснять его удалось всего один раз, в 1964 году. Это была экспедиция американца Паттерсона, которая вела поиски Снежного Человека в Северной Калифорнии. Паттерсон и его компаньоны не спеша продвигались на лошадях по каменистому берегу реки. Внезапно их лошади остановились, испуганно заржали и встали на дыбы. Исследователи не смогли удержаться в седлах и свалились на землю. Лошади стремглав унеслись прочь. Оглядевшись по сторонам, чтобы выяснить, что так сильно могло их напугать, Паттерсон остолбенел. Невдалеке, метрах в ста пятидесяти, за кустами стояло огромное волосатое существо, напоминавшее человекообразную обезьяну. Увидев, что его заметили, оно стало быстро удаляться в сторону леса. Поняв, что перед ними Снежный Человек, Паттерсон выхватил из сумки кинокамеру и бросился за ним. Ему удалось его заснять. Эти семь метров кинопленки, которые длятся чуть больше минуты, теперь известны всему миру.

    -Видели, видели, - пробурчал Тагеров. – Было в какой-то передаче. Но не факт, что это не фальшивка. Может, это был не Снежный Человек, а просто какой-нибудь актер в обезьяньей шкуре.

    -Сергей, а откуда ты все это знаешь? – удивленно поинтересовалась Лиля.

    -Читал, - ответил Вишняков. – Когда я вернулся из Алтая, я стал собирать материалы о Снежном Человеке, и нашел их в достаточно большом количестве. Честно говоря, когда нам сообщили, что мы будем проходить преддипломную практику в этих местах, я первым делом подумал: вот бы его здесь встретить!

    -Зачем он тебе нужен? – воскликнула Ширшова.

    -Интересно, - сказал Сергей.

    -Просто интересно, и все?

    -Да.

    -Я слышала, что смотреть на него небезопасно, - раздался голос Юли. – Что люди от этого даже умирали.

    -Не все, - возразил Вишняков. – Но такие случаи тоже бывали. Например, Паттерсон после той съемки умер через пять лет от рака мозга.

    -Бр-р-р! – содрогнулась Лиля.

    -Я могу привести и другие примеры, - продолжал Сергей. – В 1967 году у нас организовали экспедицию, чтобы поймать Снежного Человека. Руководил ею профессор Менжинский. Засаду устроили где-то в горах Грузии, где его неоднократно видели. Ждали-ждали, и вот наконец он появился. Менжинский выскочил ему навстречу, и выстрелил в него из пистолета, который был заряжен ампулами со снотворным, но промахнулся. Снежный Человек скрылся. А Менжинский после этого заболел и вскоре умер. По-моему, тоже от рака мозга.

    -А почему так происходит? – спросила Патрушева.

    -Ученые считают, что в Снежном Человеке очень развито такое свойство, как телепатия. С помощью телепатии он может воздействовать на наш мозг, и таким образом нарушать его работу. Что-то типа биотерапии, только гораздо сильнее.

    -Бред! – фыркнул Алан.

    -Нет, не бред, - возразил Вишняков. – Каждый человек представляет собой субстанцию, которая может одновременно принимать и передавать электромагнитные волны. Каждый орган человеческого тела имеет свою определенную частоту. И если воздействовать на него на этой частоте, то можно повлиять на его работу. Например, настроившись на частоту мозга, можно его полностью парализовать, и он перестанет командовать жизненно важными функциями организма. Дыхание останавливается, сердце затихает, и человек умирает. В это, конечно, трудно поверить. Для нас телепатия – это нечто невероятное, непознанное. А для Снежного Человека – это повседневная форма существования.

    -А чем Снежный Человек отличается от Йети? – спросил я.

    -Ничем, - ответил Сергей. – Это просто разные названия одного и того же. В Европе это существо называют Снежный Человек, в Тибете – Йети, в другом месте как-то по-иному, но суть от этого не меняется.

    -У нас в Дагестане его называют Аламаз, - сказал Тагеров.

    -А я где-то читала, что Снежный Человек – это обитатель некоего другого пространственного измерения, который появляется у нас через какой-то портал, - снова вступила в разговор Юля.

    -Существует и такая гипотеза, - согласился Вишняков.

    Он хотел еще что-то добавить, но тут раздался голос Попова:

    -Слушайте, может хватит, а? От ваших страшилок уже мороз по коже продирает. Нашли время и место для таких разговоров. Давайте спать. Уже глубокая ночь.

    -А и верно, - заметила Лиля.

    -Правильно, ребята, хватит, - поддержала Ваню Юля.

    -Ну, хватит, так хватит, - усмехнулся Сергей. – Давайте и вправду прекратим. А то мне уже и самому становится как-то не по себе.

    Наступила тишина. Я перевернулся на бок, и постарался погрузиться в сон. Но, к своему удивлению, почувствовал, что мне страшно засыпать. Мною овладела тревога. Я никогда не считал себя излишне впечатлительным, но здесь, в глухом таежном лесу, во мраке ночи, когда вокруг не было абсолютно никого, кто, в случае чего, мог бы прийти нам на помощь, рассказы Вишнякова возымели на меня довольно сильное действие.

    В моей памяти вдруг отчетливо проявились все истории о духах, привидениях, и тому подобной нечисти, слышанные мною когда-либо. Каждый треск, каждый шорох, раздававшиеся за окном, заставляли меня вздрагивать. Мне казалось, что к нам украдкой подбирается Снежный Человек, перед которым мы были совершенно бессильны и беззащитны. Я весь сжимался, мое дыхание учащалось, а сердце заходилось в бешеном ритме. Так, одержимый беспокойством, я проворочался до самого рассвета. И только под утро, когда накопившаяся за день усталость оказалась сильнее всех одолевавших меня страхов, сон наконец сомкнул мои глаза. …

- 6 –

    -Ну, орел, как у нас дела?

    Я отвел глаза от берез, на которые задумчиво смотрел через окно, и слез с подоконника.

    Виктор Михайлович зашел в палату, бросил изучающий взгляд на полотенце, висевшее на двери, приветственно протянул мне руку и поинтересовался:

    -Что, докучают любопытные?

    -Есть немного, - ответил я.

    -Я смотрю, ты маленько ожил, - заметил врач, осматривая мои зрачки. – Глаза уже не красные, мордашка покруглела, подрумянилась. Да и в целом выглядишь явно пободрее. Пришел в себя?

    -Пришел, - вздохнул я.

    -Ну и молодец. Подними-ка майку, я тебя послушаю.

    Я выполнил его просьбу.

    -Ну что ж, дыхание чистое, хрипов нет, - резюмировал Виктор Михайлович, вытаскивая из ушей наконечники фонендоскопа. – Рентген никакой патологии не выявил. Даже не верится, что ты провел несколько ночей на холодной земле. Организм крепкий. У тебя что-нибудь болит?

    -Нет, - ответил я.

    -Спина, почки, ноги?

    -Нет, нет. Все в норме.

    -Вот и замечательно. Значит, через недельку тебя выпишем, и поедешь домой. Кстати, с тобой очень хотят поговорить. Это следователь из милиции. Он и вчера к тебе рвался, но я его не пустил. Тебе явно было не до него. Но сегодня, не обессудь, встретиться с ним придется. Так я его приглашу?

    -Пожалуйста, - пожал плечами я, и почувствовал, как во мне почему-то стало нарастать волнение. Беседовать с милицией мне доселе ни в каком качестве еще не доводилось.

    Врач вышел, и вскоре в палате появился невысокий, коренастый мужчина средних лет, с лобастым, горбоносым волевым лицом и внимательными темно-серыми глазами, в которых сквозила мощная проницательность. Он был в служебной форме. По количеству звездочек на погонах, которые выглядывали из-под накинутого на его плечи белого медицинского халата, я определил, что передо мной майор.

    -Здравствуй, Дмитрий, - приветливо произнес он.

    Следователь снял фуражку, положил ее на стол, придвинул к себе стул, и, не выпуская из рук черную папку, уселся подле меня.

    -Меня зовут Николай Иванович, - представился он, пристально глядя мне в глаза. – Я веду дело по факту гибели вашей группы. Наши поисковики сейчас прочесывают тот квадрат, где потерпел крушение вертолет. Кое-что они уже нашли. Находки, конечно, страшные. Но для того, чтобы я смог полностью во всем разобраться, мне нужно услышать твой рассказ. Я понимаю, что вспоминать все это тебе будет нелегко. Но сделать это надо. Причем, со всеми подробностями.

    -Надо, так надо, - пробормотал я, и приступил к повествованию. …

    Когда я открыл глаза, в окошко домика бил яркий солнечный свет. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. В избушке, кроме меня, находился только Алан. По его слегка припухшему лицу было ясно, что он проснулся совсем недавно. Смяв кусок бумажной салфетки, он сосредоточенно всухую чистил им зубы.

    «Катастрофа-катастрофой, а жизнь идет своим чередом», - пронеслось у меня в голове.

    Услышав мое шевеление, Тагеров обернулся.

    -Спать ты, конечно, горазд, - нравоучительно протянул он. – Все уже давным-давно поднялись, а ты все пребываешь в отключке.

    -А где остальные? – спросил я, потягиваясь.

    -Вишняков пошел с Поповым доставать его рюкзак с дерева. Кстати, они сделали зарубку на березе под сок. Интересно будет попробовать. Никогда не пил настоящего березового сока. Только ту бурду из лимонной кислоты, что продается в гастрономах.

    -Я тоже, - сказал я. – А во что они, хоть, его набирают?

    -Баклажку из-под пива приспособили. Обрезали верх и замотали пластырем вокруг ствола.

    -А где девчонки?

    -Девчонки на улице караулят спасателей. Я собираюсь сейчас сходить к вертолету. Посмотрю, что там осталось. Может, радиостанция каким-то чудом уцелела.

    -Вряд ли, - засомневался я, поднимаясь на ноги. – Хотя, как знать? Проверить, конечно, не мешает.

    -Составишь мне компанию?

    -Составлю.

    Я вышел из домика. Над верхушками таежной флоры поднималось солнце, лучи которого играли на мокрой, тяжелой от росы, траве. Небо было чистым. День, не в пример вчерашнему, обещал быть теплым. Я вдохнул свежий воздух, и почувствовал прилив бодрости. Все мои ночные страхи стали рассеиваться, сходить на нет, и уже казались какими-то наивными и бредовыми. Нога, так мучившая меня накануне, больше не болела. Я ступал на нее совершенно свободно, и это только добавляло приятности моим ощущениям.

    -Димок, привет, - раздалось сзади.

    Я обернулся. Это были Лиля и Юля. Они сидели на бревне, которое раньше подпирало закрытую дверь избушки, махали мне руками и улыбались.

    -Доброе  утро, - в ответ улыбнулся я, и обратился к Патрушевой. – Ну, как спина?

    -Уже лучше, - ответила она. – Еще, конечно, побаливает, но уже не так сильно, как вчера. А как твоя нога?

    -Да я про нее уже забыл, - не без бравады констатировал я.

    Умывшись дождевой водой из ведра, я присел рядом с ними.

    -Красота! – восхищенно протянула Ширшова. – А какой воздух! Чувствуешь хвойный аромат?

    -Чувствую, - сказал я.

    -Красота – она, конечно, красота, - заметила Юля. – Но меня беспокоит другое. Что-то нас не торопятся искать.

    -Найдут, не переживай, - произнес я. – А пока поживем, как Робинзоны Крузо. Ты в детстве не мечтала оказаться на каком-нибудь необитаемом острове?

    -Нет, - усмехнулась Патрушева. – Подобные фантазии – удел Вишнякова. А я как-то больше предпочитаю цивилизацию.

    Из домика вышел Алан и посмотрел на меня.

    -Ну что, пойдем?

    -Пойдем, - кивнул я и поднялся.

    -Вы к вертолету? – спросила Лиля.

    -Ага, - подтвердил Тагеров.

    -Ребята, вы там только поосторожнее, ладно?

    -Хорошо, хорошо. Не волнуйся, - успокаивающе проговорил Алан, - Вернемся целыми и невредимыми. Это я обещаю. 

    Дым над деревьями больше не поднимался. Очевидно, в этом постарался прошедший накануне ливень. Но его отсутствие не помешало нам сориентироваться. Мы хорошо помнили, в какой он был стороне, и направились прямо туда.

    Идти было приятно. Солнце уже достаточно нагрело воздух. Ветки кедров, елей и сосен приветственно шелестели на слабом ветру. На душе было легко и хорошо. Но как только впереди показался сгоревший остов МИ-2, наше настроение стало снова наполняться мраком.

    Подойдя к тому, что еще накануне было вертолетом, мы остановились. Тагеров задумчиво покачал головой, поцокал языком, и разочарованно сжал губы.

    -М-да, - крякнул он.

    Его надежды найти исправную радиостанцию явно поубавились. Он принялся не спеша обходить вертолет. Я последовал за ним. Должен признаться, что я всячески избегал смотреть на эту смердящую гарью кучу металлолома. Меня откровенно страшило снова увидеть обгоревшие останки Николая. Зрелище было не из приятных, и даже простое воспоминание о нем вызывало у меня дрожь. Я старательно отводил глаза в сторону, но так и не смог удержаться от мимолетного взгляда на эту жуткую картину. Даже мимолетного взгляда оказалось достаточно, чтобы мне снова стало не по себе. В этот раз зрелище было еще ужаснее, чем накануне. Тело Николая было не только разорвано на части, но и обглодано до костей. Алан брезгливо отвернулся и сморщился. Казалось, что его вот-вот вырвет.

    -Кто же это его так? – пробормотал я.

    -Известно кто, волки, - пояснил Тагеров.

    -Как бы они не принялись за нас, - заметил я.

    -Днем они нас не тронут, - успокоил меня Алан. – А к ночи нас уже здесь не будет.  Во всяком случае, я на это надеюсь.

    Мы прошли по кругу вперед, и остановились перед дверным проемом вертолета, сквозь который проглядывала сплошная чернота. Тагеров осторожно заглянул вовнутрь.

    -Там все сгорело, - с тяжелым вздохом констатировал он.

    -Может, стоит оставить какую-нибудь записку, что мы неподалеку? – предложил я. – Спасатели ведь придут сначала сюда.

    Глаза Алана одобряюще вспыхнули, но тут же снова погасли.

    -А у тебя есть ручка и бумага? – бросил он.

    Я грубо выругался, досадуя на недостаток смекалки. В самом деле, как можно было не догадаться взять с собой такую нехитрую вещь?

    -Мы сделаем по-другому, - сказал Тагеров, и направился к поломанным деревьям. – Это будет даже лучше, чем записка.

    Спустя несколько минут на земле красовалась большая стрелка, составленная из обломанных веток, которая указывала в сторону охотничьего домика. Мысленно восторгаясь находчивостью Алана, я тоже внес свою лепту в сооружение указателя нашего местонахождения, и вывел крупными буквами на земле: «Мы там».

    -Для тех, кто будет нас искать, все должно быть понятно, - резюмировал я.

    Тагеров согласно кивнул головой.

    -Интересно, видно ли это с неба? – спросил он, и поднял голову.

    Я сделал то же самое, и уверенно заключил:

    -С небольшой высоты заметят.

    Мы в последний раз взглянули на обугленный МИ-2, на котором накануне так хорошо начиналось наше путешествие в царство дикой природы, и отправились в обратный путь.

    Когда мы вернулись к избушке, Сергей и Ваня были уже там. Рюкзак, лежавший у ног Попова, свидетельствовал, что их миссия прошла успешно, и котлеты с салом на завтрак нам обеспечены. Но нашими мыслями завладело не это. Нас заинтриговал Вишняков. Он явно был какой-то не такой. Таким взбудораженным я его еще никогда не видел. Даже беглого взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что с ним произошло нечто экстраординарное. Его глаза сверкали восторженным блеском. Этот блеск был до того ярким, что чем-то даже походил на дьявольский.

    -Ты так радуешься оттого, что нашел это ружье? – насмешливо спросил Сергея Алан.

    Только тут я заметил, что через плечо Вишнякова была перекинута ржавая двустволка старинного образца с треснувшим прикладом.

    -Нет, - хмуро ответила за него Лиля. – У него есть находка посерьезнее.

    В ее голосе явственно ощущалось раздражение.

    Я вопросительно посмотрел на Попова, как бы спрашивая его, что произошло. Но Ваня не пожелал давать разъяснений, и только смущенно переминался с ноги на ногу, впившись глазами в землю. Я снова перевел взгляд на Сергея. Но тот от счастья, казалось, лишился дара речи.

    -Ну, ладно, хватит выкобениваться! – бросил Тагеров. – Показывай, что у тебя там есть.     

    Вишняков сглотнул слюну.

    -Значит так, - начал он; его голос восторженно дрожал. – Достали мы с Ваньком с дерева рюкзак, идем обратно, и вдруг видим – заяц. Поскольку у нас с провиантом не густо, дай, думаем, его поймаем. Из зайца можно сделать шикарное жаркое. Мы за ним – он от нас. Короче, гонялись за ним,  гонялись, но он, подлец, все же удрал.

    -Подлец! Настоящий подлец! – иронично покачал головой Алан. – Не захотел стать обедом для шестерых голодных студентов.

    -Развернулись мы назад, - продолжал Сергей, - и вдруг видим у подножия одного старого-престарого дуба что-то подозрительное, словно там кто-то сидит. Подходим ближе. У меня волосы встали дыбом. Человеческий скелет! А рядом с ним – вот эта двустволка.

    -На скелеты нам сегодня везет, - усмехнулся я.

    -Ванек со страха задал стрекача. Я же стою как вкопанный. Хочу дать деру, но ноги словно к земле приросли. Потом немного пришел в себя и думаю: «А чего здесь, собственно, бояться? Ну, скелет. Ну и что? Что он мне такого сделает?». В общем, постоял я так еще немного, затем набрался храбрости, подошел ближе и стал его разглядывать. Кости высохшие, белые. Видать, он давно уже там сидит. Одежда висит лохмотьями, вся истлевшая. Трясусь от страха, но все же начинаю ее ощупывать, Может, в ней какие-нибудь документы остались. Вдруг чувствую, что-то твердое. И что я нахожу! …

    С этими словами Вишняков сунул руку в карман куртки и достал оттуда свою главную находку. Сначала я даже не понял, что это, вообще, такое. Вроде, какой-то булыжник. Неровный, закругленный, похожий на крупную кривую картофелину. Но почему-то блестит, и отдает желтизной. И только потом до меня дошло: да это же золото! Это же самый настоящий золотой самородок! Вот так находка! У меня непроизвольно открылся рот. Напророчил нам декан, напророчил!

    -Джигиты-вакхабиты! – изумленно воскликнул Тагеров, и жадно протянул руку к самородку, явно намереваясь его взять. Но Сергей тут же спрятал свою находку обратно в карман. Алан нахмурился.

    -Как делить будем? – беспардонно спросил он. – Поровну на всех?

    Вишняков явно опешил от такой наглости. Восторг в его глазах сменился недоумением.

    -С какой это стати, поровну? – спросил он. – Это же, все-таки, моя находка.

    -А-а-а, - язвительно протянул Тагеров, и в его глазах заиграл нехороший огонек. – Ну-ну! Давай-давай!

    Он демонстративно развернулся и пошел к домику.

    -Поздравляем тебя, - сухо произнесла, обращаясь к Сергею, Лиля.

    Она картинно поаплодировала, и направилась вслед за Аланом.

    -Я еще вчера говорил, что здесь надо все хорошо обыскать, - на ходу проговорил Тагеров. – Может, тут где-нибудь еще один самородок припрятан. А может, и  не один.

    С этого момента в нашей компании начался раздрай.

     На лице Вишнякова появилась растерянность. Переполнявшая его эйфория стремительно развеялась. Он нервно переводил взгляд то на меня, то на Ваню, то на сидевшую неподалеку и наблюдавшую всю эту сцену со стороны Юлю, как бы спрашивая нас: «Что я сделал не так?». Он суетливо теребил пальцами пуговицу куртки, выдавая этим свою неуверенность и настороженность, а мы мучительно пытались решить, как нам следует себя вести.

    «Эх, Сергей, Сергей! – думал я. – Лучше бы ты держал язык за зубами. О таких находках лучше не распространяться».

    Начитавшись романтических книжек, Вишняков, видимо, полагал, что мы все сейчас радостно бросимся поздравлять его со столь неслыханной удачей. Он явно не ожидал, что все произойдет совсем наоборот.

    Люди в реальной  жизни зачастую ведут себя совсем не так, как герои литературных произведений. Зависть! Она сидит в той или иной мере в каждом из нас. Каждый из нас втайне завидует успеху другого, и досадует на собственный нефарт. Но у кого-то получается скрывать в себе этот порок, а у кого-то нет. Это зависит от многих факторов:  уровня интеллекта, уровня культуры, уровня воспитания.

    Наблюдать за поведением Тагерова и Ширшовой в тот момент было, конечно, неприятно. И я, и Ваня, и Юля чувствовали себя неловко. По шуму, доносившемуся из избушки, мы поняли, что там начался повальный шмон. И в каждом из нас вступили в яростную борьбу такие заложенные в психике любого человека качества, как порядочность и прагматизм, совесть и эгоизм, искренность и скрытность. Эта борьба происходила глубоко внутри, и нам оставалось только ждать, чем она закончится. Какое из вышеуказанных качеств одержит победу и определит наше дальнейшее поведение.

    Первым дрогнул Попов. Он немного потоптался, подергался, затем смущенно взглянул на Сергея, пробормотал что-то невнятное, и поспешил к домику. Вслед за ним вскочила Патрушева. Виновато улыбнувшись, она тоже бросилась искать свой шанс. Рядом с Вишняковым остался только я. Сергей чуть не плакал. На него было страшно смотреть. Сверкавший еще несколько минут назад, как ярко начищенный пятак, он теперь стоял весь сконфуженный, потерянный и осунувшийся. Мне стало его жалко. Чтобы хоть как-то его приободрить, я спросил:

    -А далеко отсюда тот скелет?

    Вишняков пожал плечами.

    -Не очень. На вскидку, минут пятнадцать-двадцать ходьбы.

    -Вы с Ваньком там все внимательно осмотрели?

    -Вроде, да.

    -Ничего не упустили?

    Сергей снова пожал плечами.

    -Пойдем, сходим, - предложил я. – Может, там еще что-нибудь осталось.

    -Пойдем, - охотно согласился Вишняков.

    И он повел меня к месту своей находки.

    Шли мы молча. Я видел, что Сергею было нелегко. Его покрасневшие глаза, севший и чуть охрипший голос отчетливо свидетельствовали, какая неимоверная тяжесть лежала на его душе. Он явственно ощущал, что найденный им самородок как бы образовал жуткую пропасть между ним и всеми остальными. Что той непринужденности, тому дружелюбию, тому чувству равенства, которые доселе царили в наших отношениях, теперь пришел конец. Желчь и холод, с которыми он только что столкнулся, казались ему несправедливыми. Ведь он никому не сделал ничего плохого. Ему просто случайно повезло.  В нем в полный голос заговорили горечь и обида. Он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. В таком состоянии человек остро нуждается в простом человеческом участии, и рад любому, кто готов его понять, а то и просто выслушать. Я видел, что ему очень хотелось излить мне душу. Но он себя от этого удерживал. Об этом красноречиво говорили его крепко сжатые губы, которые он словно склеивал усилием воли. Видимо он полагал, что эмоциональные откровения – это признак душевной слабости. А казаться в чужих глазах слабым ему не хотелось. Самолюбие и чувство собственного достоинства он ставил выше мимолетных душевных порывов.

    -Скорее всего, вы нашли хозяина этой избушки, - проговорил я, стараясь отвлечь Вишнякова от грустных мыслей. – Точнее, то, что от него осталось.

    -Я тоже так думаю, - согласился он. – Вот как бывает! Жил себе много лет назад в тайге человек. Пошел как-то утром на охоту, и не вернулся. То ли он своей смертью умер, то ли его убили.  Числится, наверное, уже почти целое столетие пропавшим без вести, и никто не знает, что все это время он просидел мертвым у дерева, не будучи даже погребенным по христианскому обычаю. Печально.

    -А почему ты думаешь, что целое столетие? – спросил я.

    -А ты погляди на ружье, - сказал Сергей, и протянул мне двустволку. – Вон там, на прикладе.

    В указанном им месте я увидел небольшую ржавую металлическую табличку с едва выступавшими над поверхностью рельефными буквами.

    -Тульский оружейный завод, - разобрал я. - Одна тысяча девятьсот тринадцатый год. Да, логично. Это он, примерно, аж с того времени здесь сидит? Бедняга. Представляю, как мается его душа.

    Я попробовал нажать на курок, но насквозь проржавевший механизм двустволки не поддавался.

    -Здесь нет патронов, - пояснил Вишняков. – Я уже смотрел. Да если бы они и были, ружье вряд ли бы выстрелило.

    -Жаль, - вздохнул я. – А то бы поохотились, добыли бы что-нибудь на обед.

    -Дичь мы добудем и без ружья. Я это немножко умею, - проговорил Сергей, после чего добавил. -  Поскорее бы за нами уже прилетели. Что-то мне здесь неуютно.

    -Да, - согласился я. – Мне тоже хочется побыстрее отсюда убраться. Уже третий час дня, а спасателей до сих пор не видно. Скоро темнеть начнет. Может, нас вообще не собираются искать?

    -Не может такого быть, - возразил Вишняков. – Кстати, мы уже пришли.

    Он указал глазами вперед. Я напряг зрение. Моему взору предстал огромный старый кряжистый дуб. Он отчетливо выделялся среди своих более молодых соседей. Его ствол, его ветви были наполовину высохшими. Его листья увядали, и имели не зеленый, а какой-то коричневатый оттенок. Его верхушка качалась от тихого ветра, издавала тоскливый стон, и равнодушно взирала на находившиеся внизу останки того, что когда-то было человеком, который нашел здесь свой последний приют.

    Скелет полусидел-полулежал. На нем болтались редкие лохмотья истлевшей материи. Его череп скатился на бок. Суставы рук отвалились, и едва просматривались из-под земли. Ребра были высохшими и побелевшими, что делало их похожими на искусственные. Казалось, что это – всего лишь наглядное учебное пособие, которое зачем-то приволокли сюда из школьного кабинета анатомии.

    Сначала мне стало не по себе. Но затем во мне разгорелось любопытство. Кто это? Путешественник? Охотник? Ученый? А может, просто случайно забредший сюда человек? Я с удивлением почувствовал, что мне нисколько не страшно. Моя реакция на останки Николая была совершенно иной. Тогда у меня мурашки бежали по коже. А сейчас – полное спокойствие. Хотя, если призадуматься, в таком различии ощущений не было ничего необычного. Николая я все-таки знал. Я видел его живым, я с ним общался. А с этим человеком, я знаком не был. Я даже не знал, как его зовут, и как он выглядел. Да и умер он не вчера, а уже много лет назад. По уровню эмоционального восприятия это, все же, разные вещи.

    Я внимательно осмотрел землю возле него, ощупал остатки сохранившейся на нем одежды, но ничего серьезного не обнаружил. Обследование близлежащей местности результатов тоже не дало. Прикрыв скелет сосновыми ветками, мы отправились обратно.

- 7 –

    Когда мы вернулись к домику, наши спутники с угрюмыми лицами сидели возле него. Заметив нас, они помрачнели еще больше, и, как по команде, отвели глаза в сторону. Это красноречиво свидетельствовало о том, что обыск избушки оказался напрасным. Мы подошли и уселись рядом. Никто не произносил ни слова. В воздухе явственно витало напряжение. Судя по багровому лицу Сергея, он чувствовал себя неловко. Гнетущую тишину прервал Попов.

    - Мы вам там поесть оставили, - сказал он, глядя на меня, всячески избегая при этом смотреть на Вишнякова. – Это из того, что было в моем рюкзаке. Больше, увы, ничего нет. Воды тоже осталось мало.

    Я благодарственно кивнул головой и обратился к Сергею:

    -Ну что, пойдем, подкрепимся?

    Поднявшись с земли, я направился в домик. Вишняков, вздохнув, молча последовал за мной.

    Внутренняя обстановка избушки не оставляла сомнений, что здесь искали клад. Стол и кровать были сдвинуты, земля в углах - вспахана. Глядя на это, я усмехнулся и посмотрел на Сергея. Он не реагировал.

    Обед оказался скудным. На долю каждого из нас пришлось по бутерброду с салом, по половине холодной котлеты, и по одному свежему огурцу. Он нас не насытил, а скорее наоборот, только еще сильнее разжег наш аппетит. Утолить жажду нам тоже не удалось. Минеральной воды, извлеченной из Ваниного рюкзака, оставалось на четверть баклажки, и ее остаток едва наполнил наши кружки.

    Покушав, мы снова вышли наружу.

    -Да-а-а, - протянул я, - что-то за нами никто не летит.

    Мне никто не ответил. Мы снова уселись на землю и погрузились в напряженную тишину.

    Атмосфера была, конечно, тяжелой. Образно я бы охарактеризовал ее так: мы словно сидели на пороховой бочке, и не знали длину фитиля. Единство между нами исчезло. Верно замечено, беда – объединяет, а успех – разъединяет. Во всяком случае, когда одному вдруг крупно повезет, а остальным нет, чаще всего бывает именно так. В нашей группе образовалось два психологических центра. С одной стороны – Вишняков, с другой – Тагеров и Ширшова. И между этими центрами в любой момент мог вспыхнуть открытый конфликт. А конфликт в нашем положении, когда мы находились одни в таежной глуши, был не только вреден, но и опасен. Нам необходимо было выжить. А выживание в экстремальной ситуации возможно только тогда, когда все чувствуют себя единым целым. Это закон жизни. Лично я это прекрасно понимал. Понимали ли это остальные – не знаю. Может, и понимали, но не могли сдержать в себе яростных эмоций. Алана и Лилю сжигала черная зависть. В Сергее крепко зависла обида. Что касается Юли и Вани, то они находились в таком же замешательстве, что и я.  

    Ох, Сергей, Сергей! Дернуло же тебя похвастать своей находкой!  

    Солнце опускалось все ниже и ниже. Наших надежд выбраться из тайги до наступления темноты становилось все меньше и меньше.

    -Как жаль, что здесь не гастронома, - крякнул Тагеров.

    -Ребята! – негромко произнесла Патрушева. – Так больше нельзя!

    -Что нельзя? – спросил Алан.

    -Сидеть, сложа руки, - пояснила Юля. – Мы так можем умереть с голоду.

    -Почему нас не ищут? – в сердцах бросила Ширшова.

    -На помощь надейся, но сам не плошай, - перефразировал я известную пословицу. – Само собой у нас ничего не появится. Еду и питье нам сюда никто не принесет.

    -А жаль, - картинно вздохнул Тагеров, и пропел. – Прилетит к нам волшебник в голубом вертолете, и бесплатно накроет нам стол.

    Но его шутка никого не рассмешила. Даже Лилю. Снова наступила тишина.

    -Сергей, почему ты молчишь? – обратилась к Вишнякову Патрушева. – Ты же много путешествовал. Ты должен знать, что делать в таких ситуациях. Придумай что-нибудь.

    -Да, дружище, завали для нас кабанчика, - язвительно бросил Алан.

    Сергей поднял голову и посмотрел на Юлю. На ее лице обозначилась дружелюбная улыбка. Глаза Вишнякова прояснились. Приободрившись, он вскочил на ноги и зашел в домик. Когда он оттуда вышел, в его руках были лопата и моток бечевки.

    -Пойдем со мной, - обратился он ко мне.

    Я поднялся и последовал за Сергеем. Отойдя от избушки метров на триста, он внимательно оглядел землю и остановился.

    -Попробуем здесь, - пробормотал он.

    -Что попробуем? – спросил я.

    -Поохотиться, - ответил Вишняков. – Кабанчика я, конечно, не обещаю, но зайчика поймать попытаемся. Знаешь, какой он вкусный? Особенно, если мясо свежее.

    -Не знаю, но хотел бы узнать, - улыбнулся я. – А с чего ты взял, что здесь водятся зайцы?

    -А ты посмотри, - сказал Сергей.

    Я проследил за направлением его пальца, и заметил под кустом слегка сплюснутые светло-зеленые шарики.

    -Это заячий помет, - пояснил он. – А вон и заячьи следы.

    Я присмотрелся и заметил на земле следовую дорожку в форме буквы «Т».

    -И как ты собираешься его ловить? – поинтересовался я.

    -Используем одно старинное изобретение. Называется силки. Слышал когда-нибудь?

    -Слышать-то слышал, - ответил я. – Но, честно говоря, никогда не видел.

    -Сейчас увидишь, - улыбнулся Вишняков, и протянул мне лопату. – Копай небольшую ямку глубиной три – четыре сантиметра, а я пока сооружу охотничий механизм.

    Когда ямка оказалась готова, Сергей положил туда завязанную петлю, набросал в нее травы, и протянул другой конец бечевки к близлежащим кустам.

    -Спрячемся здесь, - тихо произнес он. – Теперь главное, чтобы нам повезло.

    Мы устроились в засаде и стали ждать.

    Не прошло и получаса, как невдалеке послышался шорох. Мы прекратили перешептываться и затаили дыхание. Сквозь кусты мы увидели тщательно принюхивавшуюся и шевелившую ушами серую заячью мордочку. Заяц осторожно подкрался к приманке и замер, как бы раздумывая, стоит ему лакомиться этой травой, или не стоит.

    «Ну, давай, давай, - мысленно уговаривал его я. – Смотри, какая она вкусная, сочная. Хватай, не стесняйся».

    Словно уловив мои призывы, заяц прыгнул в ямку. В этот момент Вишняков резко дернул бечевку на себя. Заяц, почуяв неладное, подался вперед, намереваясь задать стрекача. Но крепко обхватившая его заднюю ногу петля помешала ему это сделать.

    -Держи его! – истошно прокричал Сергей.

    Я выскочил из засады и прыгнул на нашу добычу. Заяц отчаянно сопротивлялся. Он трепыхался, дергался, и всячески старался вырваться из моих рук. Но я, крепко прижав его к земле, не дал ему ни единого шанса на освобождение.

    Вишняков вышел из кустов.

    -Хороший экземпляр, - довольно произнес он.

    Связав зайцу передние и задние лапы, мы пустились в обратный путь.

    Возле избушки сидели только девчонки. Алана и Вани не было. Юля и Лиля посмотрели на нашего пленника и радостно ахнули:

    -Ой, какой хорошенький! Какой миленький! Какой забавный!

    Сергей положил зайца на землю. Патрушева и Ширшова подскочили к нему, и, с присущей женщинам нежностью, принялись его гладить и чесать за ушами. Но заяц на их ласки не реагировал. Его трясло, как в лихорадке. Его глаза были наполнены невыразимым ужасом. Видимо, он понимал, зачем его поймали, и что теперь его ждет. Мне даже стало его жалко, и я отошел в сторону, чтобы не показывать свою сентиментальность.

    -Зачем вы его так связали? Ему же больно! – с упреком произнесла Юля.

    -А ты развяжи, тогда узнаешь, - хохотнул Вишняков. – Трех секунд не пройдет, как его дух простынет. Когда наиграетесь, начинайте потрошить. Мы с Димоном свою задачу выполнили, пищу добыли. Готовить ее – ваша забота.

    Лица девчонок помрачнели.

    -Но он же живой! – воскликнула Лиля.

    -Живой, - подтвердил Сергей. – Самая свежатинка. При умелом приготовлении жаркое получится таким, что пальчики оближите.

    Девчонок передернуло.

    -Мне его жалко! – жалобно протянула Юля. – Может, давайте его отпустим?

    -И пообедаем древесной корой? Давайте. Я давно собирался пополнить ряды травоядных.

    -Не знаю как вы, а я не смогу его убить, - сказала Лиля. – Дима, может это сделаешь ты?

    -Нет, - решительно возразил я. – Вам же сказали, что мы свою работу выполнили. Остальное – ваша задача.

    Мой отказ не был какой-то вредностью или рисовкой. Он был искренен. У меня действительно не поднималась рука лишить жизни слабое, беззащитное существо, не причинившее нам никакого вреда.

    В этот момент из-за деревьев показались Попов и Тагеров. В руке последнего раскачивался небольшой прозрачный полиэтиленовый пакет, на треть заполненный какими-то ягодами.

    -Клюква, - торжественно объявил он, подняв пакет вверх. – Какая-никакая, а все же еда.

    Подойдя ближе, он заметил лежавшего на земле зайца, и удивленно вскинул брови.

    -А это откуда?

    -Дима и Сергей поймали, - объяснила Ширшова.

    В глазах Алана вспыхнул ревностный огонек.

    -А что же до сих пор не зажарили?

    -Убить некому, - вздохнула Лиля. – Всем жалко.

    -Вот как! – язвительно воскликнул Тагеров. Он явно был рад обнаружившейся у нас слабине, и решил показать на ее фоне свою силу. – А что же так? Кишка тонка? Только самородки способны находить?

    На лице Вишнякова, которому, несомненно, предназначался этот выпад, не дрогнул ни один мускул. Он сидел вполоборота к остальным, и невозмутимо раскуривал сигарету. Вместо него Алану ответил я:

    -Не только. Мы еще и охотиться умеем. А чтобы клюкву собирать, много ума не надо.

    -Ребята, да хватит вам ссориться! – с упреком воскликнула Патрушева. – Нашли время!

    Тагеров усмехнулся, но больше ничего не сказал. Он передал пакет с ягодами Лиле, и стал оглядываться по сторонам. Заметив невдалеке внушительную палку, он поднял ее с земли, подошел к зайцу, и схватил его за уши.

    -Это делается вот так, - нравоучительно произнес он, обращаясь к нам.

    Алан приподнял зверька, размахнулся, и изо всех сил стукнул его палкой по голове. Из ушей зайца хлынула кровь. Он несколько раз рефлекторно дернулся и затих. Девчонки вздрогнули и поспешно отвели глаза. Мне тоже стало как-то не по себе. Меня шокировало не то, что Тагеров оглушил зайца, а то, с какой жестокостью и хладнокровием он это проделал. Создавалось такое впечатление, что убить живое существо для него не составляло никакого труда.

    -Учитесь, пока я жив, - не без гордости проговорил он, не замечая, с каким осуждением посмотрела на него Юля. -  А теперь мне нужен нож. И чем больше, тем лучше.

    На просьбу Тагерова откликнулся один Попов. Он зашел в избушку и принялся рыться в своем рюкзаке.

    -Алан, только не здесь, - тихонько попросила Ширшова. – Отойди куда-нибудь в сторону, чтобы мы не видели.

    -Ладно, ладно, - снисходительно пообещал Тагеров, забирая у Вани перочинный нож с уже выдвинутым лезвием, а также жестянку, предназначавшуюся, видимо, для использования в качестве разделочной доски.

    -Наберите дров для костра, и соорудите вертел, - бросил он, заходя за домик.

    Пока Алан, скрывшись от наших глаз, освежевывал тушу, мы, за исключением Сергея, который продолжал сидеть в стороне и курить, собирали хворост.  Это не составило большого труда. Он в изобилии валялся под ногами. Набрав сухих сучков, мы свалили их в кучу, и стали думать, из чего сделать вертел. С боковыми стойками проблем не было. Спилив найденной в избушке пилой на одном из деревьев две большие ветки, напоминавшие по форме рогатины, и обломав на них все лишнее, я воткнул их в землю. А вот с шомполом возникла заминка. Что можно приспособить в этом качестве? Дерево для этого не подойдет. Оно попросту может сгореть.

    -Дружище, - обратился я к Вишнякову, - нужен твой совет.

    Не успел я пояснить характер совета, как Сергей, словно прочитав мои мысли, указал рукой на избушку:

    -Там, в углу, металлический прут.

    -Тьфу ты! – с досадой сплюнул я и хлопнул себя по лбу.

    Ну, конечно! Как я мог о нем забыть! Лучшего варианта не найти.

    Попов вынес прут из домика и водрузил на рогатины. Вертел был готов. Ваня присел на корточки, достал из кармана куртки коробок, и принялся разжигать огонь. Но у него это никак не получалось. Края сучков, к которым он подносил зажженные спички, немного чернели, дымили, но ни в какую не желали разгораться. Когда на земле валялось уже пять зря использованных спичек, я попросил его остановиться, ибо источников огня у нас было отнюдь не в избытке, и снова обратился к Вишнякову:

    -Сергей, помоги, пожалуйста.

    Вишняков отбросил окурок в сторону, поднялся на ноги, и принялся подбирать сухие листья и мох, засовывая все это под хворост.

    -Для того, чтобы разжечь костер, нужна растопка, - пояснил он. – Листья и мох, в отличие от веток, запылают сразу, и огонь станет быстро разрастаться. А то, что делали вы – это Сизифов труд. Дайте мне какую-нибудь бумагу.

    Попов с обескураженным видом снова зашел в избушку и вынес оттуда газету, в которую ранее были завернуты бутерброды. Сергей оторвал от нее небольшой кусок, свернул его в трубочку, поднес зажженную спичку, после чего сунул под хворост. Раздалось потрескивание, и через несколько мгновений спускавшиеся на землю сумерки прорезало жаркое пламя. Мы подошли к костру и стали с удовольствием впитывать исходившее от него тепло.

    -О, я смотрю, мы не так уж и безоружны перед лицом природы, - послышался голос Тагерова. – Во всяком случае, огонь добывать умеем.

    Он вышел из-за домика, держа в руке выпотрошенную заячью тушку, обмыл ее остававшейся в ведре дождевой водой, и с помощью Лили стал нанизывать на шомпол.

    -Ой, у меня же соль есть, - спохватилась Ширшова и посмотрела на меня. – Димочка, не сочти за труд, возьми в моем рюкзаке.

    Я выполнил ее просьбу.

    Намазав тушку солью, мы подвесили ее над огнем, уселись вокруг костра, и стали наблюдать, как постепенно нарумянивается ее корочка.

    -Мясо – это конечно хорошо, - произнес я. – Но как быть с водой? То, что мы брали с собой в дорогу, подошло к концу. Речкой или озером здесь не пахнет. Ратовать только на дождь?

    -Вода здесь должна быть, - проговорил Алан. – Тот охотник, который здесь жил, где-то же ее брал. Нужно еще раз внимательно обследовать окрестности. Авось найдем какой-нибудь родник. А может, и не только родник. Может, еще какой-нибудь самородок отыщем. Вишняков, ты тщательнее оберегай свою находку, а то ни дай бог потеряется.

    -Алан! – с упреком бросила Юля.

    Сергей ничего не ответил. Он поднялся на ноги, и с каменным выражением лица принялся переворачивать заячью тушку другой стороной к огню.

    -А как будем сегодня жажду утолять? – спросил я.

    -А клюква на что? – воскликнул Тагеров. – Клюквой и утолишь.

    Жаркое из зайца получилось восхитительным. Эх, сейчас бы к нему картошечку с квашеной капустой и хлебом, думалось мне. Мы обглодали каждую косточку до последней жилки. Мне казалось, что ничего вкуснее я до сих пор еще не ел. И дело здесь было не только в сильном голоде, при котором, как известно, и лук может показаться сладким. Просто свежее мясо, приготовленное на природе, в походных условиях, на открытом огне, по своей калорийности не идет ни в какое сравнение с морожеными бройлерами, зажаренными дома на сковородке. Кто не верит, может при желании в этом убедиться.

    После сытного ужина мы почувствовали себя немного бодрее.

    -Ой, ребята, - мечтательно произнесла Лиля, - вот увидите, пройдет некоторое время, и мы будем с ностальгией вспоминать этот вечер, этот костер, и этого зайца. Вы не поверите, но я даже благодарна спасателям за то, что они до сих пор нас еще не нашли. Я только теперь поняла, как это прекрасно, жить на природе!

    -Так оставайся здесь навсегда! – хохотнул Алан. – Дом есть, воду завтра найдем, охотиться научим. Будешь жить-поживать, да добра наживать.

    -Только вместе с тобой, - кокетливо поиграла глазками Ширшова.

    Мы рассмеялись. Раздалось чье-то ироничное поцокивание.

    -А вот интересно, - произнесла Патрушева, обращаясь ко мне и Вишнякову, - вы долго гонялись за этим милым зайцем, прежде чем смогли его поймать?

    -Мы за ним вообще не гонялись, - ответил Сергей. – Зачем гоняться, когда есть охотничьи приспособления?

    -Какие приспособления?

    -Бечевка.

    -И все?

    -И все.

    -Интере-е-есно! – протянула Патрушева. – А каким образом можно поймать зайца с помощью одной лишь бечевки?

    -Силки, - продемонстрировал свою осведомленность я. – Слыхала когда-нибудь про такое?

    Патрушева недоуменно выпятила губу.

    -Ну, это были, конечно, не классические силки, - сказал Вишняков, - а нечто среднее между силками и удочкой.

    -А чем отличаются классические силки от неклассических? – не отставала Юля.

    -Классические силки предполагают автоматическое захлопывание ловушки, когда жертва приближается к приманке, - объяснил Сергей. – Их сооружают так: из веревки делают петлю, петлю привязывают к молодому деревцу, деревце сгинают и закрепляют в таком положении, кладут приманку. Когда жертва прикасается к ловушке с приманкой, деревце, к которому привязана петля, распрямляется, захлестывает добычу и вздергивает ее в воздух. Но у нас с Димоном не было времени на сооружение такого устройства, поэтому мы пошли более простым путем.

    -Интере-е-есно! – снова протянула Патрушева. – Выходит, вы теперь каждый день сможете обеспечивать нас дичью?

    Вишняков иронично усмехнулся, а я проворчал:

    -Посмотрим на ваше поведение.

    Юля придвинулась к Сергею поближе.

    -А кого еще здесь можно поймать? – спросила она у него. – Кто из животных более-менее съедобен?

    -Олень, кабан, косуля, тетерев, глухарь, рябчик, - принялся перечислять Вишняков, явно довольный тем, что снова оказался в центре внимания. – Правда, при этом нужно знать, где охотиться.

    -А где лучше всего охотиться? – спросила Патрушева.

    -Там, где есть следы пребывания животных: помет, отпечатки лап, примятая трава, погрызы на деревьях и кустарниках, остатки пищи. Чаще всего все это встречается там, где есть корм: в кедровниках, дубравах, ягодниках. Но во время охоты нужно всегда помнить два основных правила. Первое – тишина, второе – направление ветра. Нужно всегда располагаться от животного с подветренной стороны, чтобы оно нас не учуяло.

    -А как насчет грибов и ягод? – спросил Ваня.

    -Если ты хорошо не знаешь грибы, с ними лучше не связываться, - ответил Сергей. – Практически любой съедобный гриб имеет более-менее похожего на себя ядовитого двойника. Тебе кажется, что это опята, а на самом деле это ложные опята. Сатанинский гриб, например, как две капли воды похож на белый. Даже мухомор, который все мы прекрасно знаем, можно иногда принять за обычную сыроежку. Это когда его белые бородавки и кольцо на ножке оказываются смыты дождем. С ягодами полегче. Землянику, малину, чернику, рябину, клюкву, ежевику, черную смородину ни с чем не спутаешь. Захотели погрызть орешков – выколупывайте из еловых и сосновых шишек семена. Правда, это возможно только осенью, когда они вызревают. Захотели чаю – ищите корень одуванчика или кипрей. Если их просушить, обжарить и мелко раздробить, получится превосходная заварка. Щавель и кислица подходят для приготовления зеленых щей. Если вдруг чем-то отравились, ищите клубни ятрышника. Они помогут нейтрализовать яд. Захотели огурцов – ищите борщевик. Он схож с ними по вкусу.

    -Если бы еще знать, как это все выглядит, - усмехнулся я.

    -Ты прямо ходячая энциклопедия, - всплеснула руками Юля, восхищенно глядя на Вишнякова. – С тобой не пропадешь.

    Сергей скромно улыбнулся. Я украдкой бросил взгляд на Тагерова и Ширшову. Они сидели, нахмурив брови, и время от времени почесывали руки, словно их мучил зуд. «Нет, до прежнего единства нам еще далеко, - подумал я. – Ситуация продолжает оставаться взрывоопасной».

    Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Закатный багрянец погас. Небо почернело. Звезды, погруженные в его бездонную глубину, становились все ярче и ярче. Я уже отчетливо различал Венеру, висевшую, словно большой электрический фонарь на темно-синем небосклоне. Огонь костра затухал. Все разговоры постепенно сошли на нет. Прохладная влага, висевшая в воздухе, стала проникать сквозь одежду все глубже и глубже. Комаров становилось все больше и больше. Мы решили, что пришла пора ночлега. Зайдя в избушку, мы расположились на тех же местах, что и накануне, и закрыли глаза. Наступила тишина, которую нарушало только ровное, мерное дыхание. Вдруг снаружи раздался какой-то треск. Я открыл глаза и беспокойно спросил:

    -Что это?

    -Ничего страшного, - ответил Алан. – Просто где-то на дереве сломалась ветка.

    -А отчего она сломалась? – спросил Вишняков. – Сильного ветра, вроде, нет.

    Немного помолчав, он приглушенно добавил:

    -По-моему, невдалеке кто-то ходит.

    -Да никто там не ходит, - возразил Тагеров. – Не говори ерунды.

    -Я отчетливо слышал чьи-то шаги, - твердо повторил Сергей.

    -Может, сходишь и посмотришь?

    -Схожу и посмотрю.

    -И не забоишься?

    -И не забоюсь.

    В темноте раздался шорох. После этого дверь избушки со скрипом приоткрылась, и в дверном проеме возник черный силуэт Вишнякова. Дверь снова закрылась, и снаружи послышались его неспешно удаляющиеся шаги.

    -Пусть посмотрит, - снисходительно проговорила Лиля. – Может, он там своего Снежного Человека найдет.

    В домике снова установилась тишина. Меня обуяла дрема. И вдруг мой мозг, словно раскаленной иглой,  пронзил отчаянный крик.

    -А-а-а! А-а-а!

    Этот крик выражал безмерный ужас. Мы вскочили.

    -Что это? – испуганно спросила Ширшова.

    -По-моему, это кричал Сергей, - неуверенно произнесла Патрушева.

    -Да, голос был, вроде, его, - согласился я.

    Мы прислушались, пытаясь уловить хоть какой-то подозрительный звук. Но подозрительных звуков не было. До нас доносился только шум гулявшего снаружи ветра.

    Я поднялся с пола, подошел к окошку и осторожно выглянул наружу. Но кроме смутных очертаний деревьев, едва вырисовывающихся в ночном мраке, больше ничего не увидел.

    -Ну, что там? – напряженно спросил Алан.

    -Пока ничего не вижу, - ответил я.

    Тагеров поднялся на ноги и тоже подошел к окну. Я посторонился. Вслед за ним в окошко поочередно выглянули и все остальные. Но ничего другого, кроме того, что увидел я, никто не заметил. Нами овладело беспокойство.

    -Ребята, может с Сергеем случилась беда? – тихо проговорила Юля. – Может на него кто-то напал?

    Ответом ей стало гробовое молчание.

    -Ребята, ну что же вы? – в сердцах воскликнула она. – Мы должны прийти ему на помощь!

    Несмотря на ее эмоциональный призыв, никто не сдвинулся с места. Нами овладел страх. Уж слишком леденил душу этот крик. Беспричинно так не кричат. Вишнякова явно что-то сильно напугало. А это значит, что невдалеке от нас находится некая неведомая нам опасность, встреча с которой не сулит ничего хорошего.

    -Ребята, ну как вы так можете? – продолжала уговаривать нас Патрушева. – Он же наш товарищ!

    -Юля, помолчи, - тихо, но жестко оборвал ее Алан. – Мчаться сейчас на помощь Вишнякову – это глупо. Вокруг темно. Кроме этого, мы безоружны. Что у нас есть? Топор, лопата, да пара перочинных ножей, только и всего. С таким набором мы его не спасем. Мы лишь себя погубим.

    -Мы его из домика не выгоняли, - поддержала Тагерова Лиля. – Он сам решил идти. Почему мы должны из-за него рисковать?

    -Вы просто трусы! – отчаянно бросила Патрушева. – Жалкие, ничтожные трусы!

    -Может не стоит бросать такие обвинения? – раздраженно заметила Ширшова. – Хочешь его спасти – иди, спасай. Никто не держит.

    -Юля, и в самом деле, успокойся, - вмешался я. – Алан прав. Для нас действительно будет разумнее остаться здесь. Нам не стоит себя обнаруживать. Мы ведь не знаем, на кого нарвался Вишняков, и сможем ли мы с этим справиться. Может ему уже и помощь не нужна.

    -Как ты можешь такое говорить? – дрожащим голосом воскликнула Патрушева.

    -Он все верно говорит, - ледяным тоном изрек Тагеров. – Обрати внимание, криков Вишнякова больше не слышно. Если бы он продолжал звать на помощь, тогда другое дело. А так…

    -Ребята, - решительно сказала Юля, - кто готов сейчас, вместе со мной, идти на помощь Сергею? Бросать его на произвол судьбы – это жестоко. Это не просто не по-товарищески, это откровенно по-скотски. Вы потом сами себя за это не простите.

    -А он, когда нашел самородок, поступил по-товарищески? – возразила Лиля.

    -Самородок – это совсем другое! – воскликнула Патрушева. – Сейчас речь идет о жизни и смерти! Неужели вы этого не понимаете? Итак, кто готов пойти со мной? Алан?

    -Никуда я не пойду, - позвучало в темноте.

    -Лиля?

    -Нет.

    -Дима?

    -Нет, - твердо ответил я.

    -Ваня?

    -Да я… Да если бы…

    -Все понятно, - отрезала Юля. – Что ж, ладно, я пойду одна.

    Она уже вознамерилась открыть дверь, но я, бросившись вперед, преградил ей путь.

    -Юля, ты никуда не пойдешь! Если ты отсюда выйдешь, и тебя кто-то увидит, ты навлечешь опасность не только на себя, но и на всех нас. Тебе ясно? Сядь на место!

    Патрушева в нерешительности остановилась. Побежденная моими доводами, она не знала, как быть дальше. В темноте раздались ее всхлипывания. У меня в горле вдруг появился слизистый комок. Под ложечкой неприятно засосало. Конечно, я переживал. Конечно, меня не могла не волновать судьба Вишнякова. Но в сложившихся обстоятельствах лезть на рожон было крайне опасно.

    -Трусы! Жалкие ничтожные трусы! – едва слышно, сквозь слезы, проговорила Юля. Она отошла в сторону и села у стены. Каким-то шестым чувством я уловил, как больно резанули меня ее невидимые в темноте зрачки.

    Это сильно задело меня за живое. Меня вдруг охватило чудовищное чувство вины. Я не мог понять, что со мной происходит. Мне было абсолютно наплевать, что думают обо мне Алан, Ваня и Лиля. Но касательно Юли я такого сказать не мог. Я вдруг ощутил, что мне отнюдь небезразлично, как я выгляжу в ее глазах. Меня тянуло как-то загладить свою резкость, и я, запинаясь, произнес:

    -Ну, ты ладно. Мы обязательно сходим туда утром, когда рассветет. Сходим и посмотрим, что там случилось.

    Патрушева ничего не ответила. Она продолжала тихо плакать. Ширшова поднялась с места, придвинулась к подруге, села рядом с ней, и крепко ее обняла. Похоже, Юлю это как-то успокоило. Всхлипывания стихли.

    А примерно час спустя произошло то, что только подтвердило правильность принятого нами решения. …