Куреп, слегка покачиваясь в седле, ехал за своими воинами, у которых на холках коней лежали две связанные славянские молодые девушки. Он ехал и невольно перехватывал взгляд этой юной славянки, которая изредка поворачивала свою голову в его сторону и которая умудрилась укусить его, когда ей начали вязать руки. Эти глаза, полные злобы и ярости, наполнили ему глаза крупной рыси, с которой он случайно повстречался на охоте в плавнях реки Итиль. Эта дикая кошка стояла над тушей молодого кабана, убитого ею, и в её глазах Куреп увидел такую непреклонность в отстаивании своей добычи, что он, хотя и не хотел признаваться себе в этом, по-настоящему испугался и медленно отступил в заросли.
Но ему ли бояться эту разгневанную и непокорную славянскую кошку, которая грозила страшной местью своего отца, причём на языке степных жителей и на языке ромеев. Куреп много общался с ромейскими перекупщиками живым товаром и нахватался ромейских слов, и он понял, что она говорит по-ромейски довольно бегло. Многие славяне, живя на границе степи и леса, могли общаться с жителями степей на их языке. Но то, что в глухомани лесов юная славянка, свободно говорящая на нескольких языках, а также дорогие украшения, которые были на ней, показывало, что она не простая славянка, а может быть даже дочь какого-нибудь боярина. А ему ли бояться какого-то славянского боярина, ему, который в последней войне с полянами пролил немало славянской крови. Он был уверен в себе и своих воинах, которые закалены в непрекращающихся битвах и стычках, не то, что эти славяне – землепашцы и хлеборобы. Какие из них воины? Глубоко в его мыслях сидел только один страх: чтобы на его пути не встретился прославляемый в степи Кара-батыр. Но это в степи. А здесь в лесах эти славяне казались Курепу не страшнее назойливых мух.
Куреп опять поймал на себе взгляд этой непокорной девчонки. За её угрозы можно было бы и убить, но его останавливала возможность наживиться при продаже этой строптивой девицы ромеям. Ромеи очень ценили рабов, которые умеют говорить на их языке. А эту строптивость ей там быстро обломают. Это здесь, рядом со своим домом может показывать свой характер, а вдали от дома она поубавит свой пыл. Там ей и якобы «всесильный» отец не поможет.
Другие, когда их берёшь в полон, пугаются, а эта злюка так и не дала снять с неё серебряный браслет. Как ни крутил его Куреп, снять его было не возможно. Может быть, эта девка правду сказала, что снять браслет можно только отрубив ей руку. А вот те золотые серьги и бусы с крупным речным жемчугом, которые он снял с этой дикой кошки, теперь лежали у него за пазухой и ласкали его думы о дальнейшей судьбе этих драгоценностей. Может быть, он их продаст за хорошую цену или отдаст в качестве калыма за ещё одну жену.
Та, другая, которая постарше, не вырывалась, когда ей вязали руки и, казалось, полностью смирилась со своей судьбой. Эта покорность притягивала Курепа. Ему хотелось сдавить её в своих объятиях, мять руками только начинающие наливаться груди, кусать её тонкую и белую шею и испить вкус с этих влажных и алых губ. Куреп решил, что в первую же ночь он притащит её в свой шатёр и постарается узнать прелесть её тела и будут ли напоминать её поцелуи вкус персика. Он был уверен, что не встретит сопротивления.
Сопротивляться хазарам! Если бы славяне знали, как огромно и сильно войско хазар, они даже бы не пытались этого делать. Но войско, которое сдерживает дикие полчища печенегов в степях за рекой Итиль, которые успешно воюет с арабами, или как их называют ромеи – сарацинами, только тогда предано своему кагану, когда у кагана достаточно денег. Большие табуны и огромные отары – это, конечно, хорошо, но на что купить парчу или шёлк, привозимого от ромеев и к которым так привыкла хазарская знать? Для покупки нужно золото и серебро, которое, в конце концов, оседает у торговцев, которых с каждым годом становится всё больше и больше.
Серебро и золото появлялось в результате войн, когда побеждённые народы складывали к ногам победителей свои драгоценности, но на границах Хазарии таких богатых народов стало очень мало. Когда ромеи платили дань или, попросту сказать, откупались от хазар, чтобы те не тревожили жителей империи, хазарским воинам перепадало кое-какое серебро, но эта река пересохла после того, как ромейские города Херсон, Боспор, Сугдея и другие завоевали хазары. Ромеи потеряли не только эти города, но и ряд земель, отвоёванных сарацинами. Здесь ещё бесконечные войны с усилившимся ханством булгар, которым иногда помогали стремительные авары, с которыми даже хазарам с их громадным войском не хотелось связываться. И вот, чтобы получить желанное серебро, Курепу с его воинами приходилось делать набег за набегом на славян, чтобы потом продать их тем же ромеям, сарацинам или в жаркие страны за Хазарское море.
Раньше он брал полон у полян, но после того как хазары завоевали их земли, то в самых больших их градах поселили сборщиков податей вместе с небольшим количеством хазарских воинов. Поляне платили с каждого двора по одной серебряной монете или могли заплатить мехами. Если не было ни того ни другого, то хазары забирали ребёнка в рабство. Этот маленький ручеёк полянской дани не мог пополнить сокровищницу хазарского кагана, водопадом вытекающего в виде расходов, но делать набеги на полян стало опасно, ведь каждое разорение полян означало, что ты залез в карман самого кагана, уменьшив поступление дани.
Поэтому в целом набег Курепу казался успешным. Олу-Ата, присланный с десятком воинов самим каганом из новой столицы Итиль, стоящей на берегу одноимённой реки, мог быть довольным. Разорено уже несколько деревень, все взрослые, которые могли держать оружие, порублены, захвачено почти шесть десятков молодых парней и девушек. Куреп в своих набегах старался не брать в полон взрослых. Большое количество пленённых мужиков очень трудно было охранять, взрослые женщины при продаже не приносили большого барыша, а хлопот с ними было много. То ли дело молодые! Белокожих и беловолосых славянок с удовольствием покупали в гаремы, а из пригожих парней делали евнухов в этих же гаремах. И ничего, что погибло всего четыре воина. Раз они погибли от рук славян – значит, они были плохими воинами, раз дали убить себя.
А барыш должен быть приличным! Не должен же Олу-Ата взять себе половину... У Курепа было в три раза больше воинов, чем у него, когда они пошли в набег. Четверть — это справедливая цена, считал Куреп. Ну, по крайней мере, треть, но не половина же... Да ещё это серебро в мешочке, собранное славянами и переданное ему, чтобы хазары не разоряли другие селения. Серебра было мало, но лишь бы о нём не узнал Олу-Ата.
Курепа Олу-Ата встретил руганью:
- Ты где пропадаешь? Долго мы тебя должны ждать? Того и гляди, что славяне опомнятся и войско выставят. Уходить надо быстрее.
- Не нападут. - Беззаботно произнёс Куреп.
- С чего ты это взял? Или ты знаешь, что думают славяне?
Куреп поперхнулся, вспомнив о своём серебре, и затаив дыхание, часто заморгал. От ответа его спасло то, что Олу-Ата отвлёк разговор, возникший между хазарином и связанным парнем в плотно забитой пленниками телеге, в которую воины Курепа бросили пойманных девиц.
- Куда нас повезут? - Спросил парень хазарина.
- В Каршу, или в Сурож, или в Корсунь. - Ответил хазарин.
- И чего нас там ждёт?..
- Продадут вас там. Девки рабынями будут или наложницами. Пригожих парней евнухами сделают. Тебя-то уж точно. - Засмеялся хазарин.
Его смех оборвал ударом нагайки Олу-Ата:
- Не разговаривать с полоном!
Хазарский воин после удара вначале схватился за меч, но увидев, кто его ударил, пришпорил коня и ускакал. Куреп нахмурился: не много ли себе позволяет этот Олу-Ата? Его прислали, чтобы он пошёл в набег вместе с воинами Курепа, а не распоряжаться, но всё-таки побоялся ему перечить.
- Ты плохо обучил своих воинов, Куреп. Его должен был наказать ты.
- Ты чего злишься, Олу-Ата? Всё хорошо. Смотри, сколько полону набрали. Большой барыш получим.
- Да плевал я на твой барыш и на твой полон. Не нужен он мне.
Радостная надежда начала озарять Курепа.
- Завоюем этих северян, - все наши будут. У меня пропал Атчапар и два моих воина, которых я выделил его охранять. Атчапар — племянник самого визиря, которому подчиняется наёмное войско из мусульман. А если с ним что-то случилось?
- Да что с ним может случиться? Догонит нас. - Куреп, радостный от того, что Олу-Ата послали в набег только для того, чтобы вызнать пути подхода к селениям северян, а также, что теперь вся выручка от продажи полона достанется ему, дал команду трогаться в путь.
Заскрипели колёса, началась неразбериха выстраивания телег в колонну и привязывания поводьев лошадей к впереди едущим телегам. В этой толчее с одной телеги спрыгнул малец и залез на другую.
- Млада! - Малец прильнул к связанной девушке и заплакал. - Млада, мамку заруби-и-ли.
У Млады тоже потекли слёзы.
- Не плачьте! - Агапе поудобнее примостилась в телеге, так как связанные сзади руки не позволяли удобно сидеть. - Единец, ты скажи, Станко здесь?
Плачущий мальчик отрицательно помахал головой.
- А Сфирько?
- Тоже нет... - Всхлипы и спазмы в горле не давали ему говорить.
- Вот видите! Их хазары не поймали. Станко и Сфирько сильные. Они обязательно нас спасут.
- А Житко ещё хорошо из лука стреляет. - Слёзы у Единца перестали литься из глаз. - И Вятко ещё ножи метко бросает.
Все связанные пленники с недоверием слушали этот разговор, а парень кисло улыбнулся:
- Я смотрю, у вас целое войско собирается. Но пока их дождешься, хазары всё что можно могут отрезать. Единец, ты можешь мне руки развязать? Только смотри, чтобы хазары не видели.
Единец, постоянно оглядываясь и тараща во все стороны круглые глаза, пролез за спину парню. Он долго и сосредоточенно своими маленькими и слабыми пальчиками пытался развязать тугой узел, но потом выглянул из-за спины и шёпотом виновато произнёс:
- Я никак... Он тугой.
Агапе зыркнула глазами по сторонам и с трудом протиснулась между плотно сидящими пленниками к парню:
- Единец, освободи место. Млада, поглядывай!.. Скажешь, ежели что.
Агапе вцепилась зубами в верёвку рядом с узлом и начала перетирать её волокна. Толстая верёвка поддавалась с трудом. Перетёртые её лохмотья щекотали ноздри Агапе, прилипали к языку и лезли в горло, вызывая спазмы рвоты. Особенно трудно пришлось, когда обоз тронулся, и телега, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях дороги, а вместе с ней и в ней сидящие, затрудняла Агапе выполнять задуманное. Несколько раз Млада останавливала её, когда приближалась всадники. Наконец парень, пошевелив руками, оборвал последние нити:
- Кто со мной? Давайте развяжу.
Агапе отрицательно покачала головой:
- Заметят, не надо. Ты беги, а нас скоро освободят.
- Тогда храни вас всех боги.
Куреп ехал, слегка покачиваясь в седле, и в который раз высчитывал возможную выручку от продажи полона. Его раздумья прервал Олу-Ата, подскакавший к нему:
- Куреп, нельзя ли двигаться побыстрее?
- Если поедем быстрее, то кони могут устать. Выгоды никакой.
- Тогда оставь заслон от возможной погони.
- Выедем из леса, оставлю, а сейчас нет смысла: за каждым деревом можно спрятаться. А в степи раздолье — далеко видно. Ты чего-то опасаешься, или мне показалось?
Олу-Ата нахмурился:
- Я послал четырёх воинов с наказом найти Атчапара. Они нашли всех троих убитыми. Но из четырёх вернулись всего двое, - Олу-Ата перешёл на крик, - потому что там же двоих сразили стрелы. - Более тише он продолжил. - А ведь это были воины из бессмертной тысячи самого кагана, в которую не так просто попасть. Это были самые обученные воины. Теперь их место займут другие, на то она и бессмертная тысяча, потому что на место выбывших всегда приходят другие воины, и их число опять будет тысяча. Но как мне потом смотреть в глаза визирю?..
Курепу стало не по себе. Потерять пять бессмертных воинов в одной славянской деревне. Да ещё трое его воинов где-то пропали. Это уже слишком. Эти северяне, оказывается, могут быть довольно опасными. Скорей бы проехать этот проклятый лес, стоящий вокруг сплошной зелёной стеной, из-за которой так и кажется, что вот-вот может прилететь смертельная стрела. А может эта дикая кошка, говорящая по ромейски, не зря грозила карой своего отца? Кара... Какое зловещее слово! И напоминает имя Кара-батыр. У Курепа пробежал холодок по спине.
С одной из телег вдруг спрыгнул парень и скрылся в густой зелени леса.
- Стой! Догнать! - Бешено закричал Куреп.
Телеги остановились. Несколько всадников спешились и бросились в лес за беглецом. Куреп заметил, как криво усмехнулся Олу-Ата.
- Кто связывал пленников? - Рыкнул Куреп.
Один из хазар поднял брошенную парнем верёвку:
- Узел целый. Он её перетёр.
- Разуй глаза, Куреп! - Усмехнулся Олу-Ата. - Ты погляди на неё!
Олу-Ата показал нагайкой на Агапе. У ней на подбородке прилипла прядь пеньковой верёвки.
- Слушайте все! - Вскипел Куреп. - Если ещё сбежит кто-нибудь, то всем в телеге, откуда сбежали, отрежу голову.
Глаза Агапе вызывающе и бесстрашно продолжали смотреть на хазар.
- Как баранам. - Округлив глаза, добавил Куреп.
Из леса все в грязи и без беглеца вышли хазары:
- Там дальше болото и трясина. Нас чуть не засосало. Там не пройдёшь. Скорее всего он утонул.
Куреп от досады ударил себя нагайкой по сапогу. Покупатели на торгах могли бы дать за беглеца пять золотых монет. Как их теперь возместить? Он взглянул на Агапе:
- Так ты утверждаешь, что тебя так любит отец, что он готов на всё? А готов он дать за тебя выкуп?
- Он может дать выкуп, но вас всех потом убьёт.
Слышащие это хазары рассмеялись, а Куреп уточнил:
- И он может дать за тебя сто золотых монет?
- Да, он может заплатить за меня сто солидов. Но после этого он вас всех убьёт.
Сто солидов — это довольно тяжёлый мешочек с золотом. Откуда у этого славянина ромейские солиды? Хотя у этой девчонки были дорогие украшения, и она ещё разговаривает по-ромейски. Куреп приподнялся на стременах и махнул рукой:
- Трогай!
Колонна тронулась в путь, а Куреп ехал и думал о том, как бы ему заиметь это золото. За такие деньги её не продашь даже одноухому ромею, который часто покупал у Курепа пленников. Может переговоры о выкупе провести через этого ловкого славянина, который привёз ему серебро? Это надо хорошо обдумать.
[Скрыть]Регистрационный номер 0281900 выдан для произведения:
Глава 2
Куреп, слегка покачиваясь в седле, ехал за своими воинами, у которых на холках коней лежали две связанные славянские молодые девушки. Он ехал и невольно перехватывал взгляд этой юной славянки, которая изредка поворачивала свою голову в его сторону и которая умудрилась укусить его, когда ей начали вязать руки. Эти глаза, полные злобы и ярости, наполнили ему глаза крупной рыси, с которой он случайно повстречался на охоте в плавнях реки Итиль. Эта дикая кошка стояла над тушей молодого кабана, убитого ею, и в её глазах Куреп увидел такую непреклонность в отстаивании своей добычи, что он, хотя и не хотел признаваться себе в этом, по-настоящему испугался и медленно отступил в заросли.
Но ему ли бояться эту разгневанную и непокорную славянскую кошку, которая грозила страшной местью своего отца, причём на языке степных жителей и на языке ромеев. Куреп много общался с ромейскими перекупщиками живым товаром и нахватался ромейских слов, и он понял, что она говорит по-ромейски довольно бегло. Многие славяне, живя на границе степи и леса, могли общаться с жителями степей на их языке. Но то, что в глухомани лесов юная славянка, свободно говорящая на нескольких языках, а также дорогие украшения, которые были на ней, показывало, что она не простая славянка, а может быть даже дочь какого-нибудь боярина. А ему ли бояться какого-то славянского боярина, ему, который в последней войне с полянами пролил немало славянской крови. Он был уверен в себе и своих воинах, которые закалены в непрекращающихся битвах и стычках, не то, что эти славяне – землепашцы и хлеборобы. Какие из них воины? Глубоко в его мыслях сидел только один страх: чтобы на его пути не встретился прославляемый в степи Кара-батыр. Но это в степи. А здесь в лесах эти славяне казались Курепу не страшнее назойливых мух.
Куреп опять поймал на себе взгляд этой непокорной девчонки. За её угрозы можно было бы и убить, но его останавливала возможность наживиться при продаже этой строптивой девицы ромеям. Ромеи очень ценили рабов, которые умеют говорить на их языке. А эту строптивость ей там быстро обломают. Это здесь, рядом со своим домом может показывать свой характер, а вдали от дома она поубавит свой пыл. Там ей и якобы «всесильный» отец не поможет.
Другие, когда их берёшь в полон, пугаются, а эта злюка так и не дала снять с неё серебряный браслет. Как ни крутил его Куреп, снять его было не возможно. Может быть, эта девка правду сказала, что снять браслет можно только отрубив ей руку. А вот те золотые серьги и бусы с крупным речным жемчугом, которые он снял с этой дикой кошки, теперь лежали у него за пазухой и ласкали его думы о дальнейшей судьбе этих драгоценностей. Может быть, он их продаст за хорошую цену или отдаст в качестве калыма за ещё одну жену.
Та, другая, которая постарше, не вырывалась, когда ей вязали руки и, казалось, полностью смирилась со своей судьбой. Эта покорность притягивала Курепа. Ему хотелось сдавить её в своих объятиях, мять руками только начинающие наливаться груди, кусать её тонкую и белую шею и испить вкус с этих влажных и алых губ. Куреп решил, что в первую же ночь он притащит её в свой шатёр и постарается узнать прелесть её тела и будут ли напоминать её поцелуи вкус персика. Он был уверен, что не встретит сопротивления.
Сопротивляться хазарам! Если бы славяне знали, как огромно и сильно войско хазар, они даже бы не пытались этого делать. Но войско, которое сдерживает дикие полчища печенегов в степях за рекой Итиль, которые успешно воюет с арабами, или как их называют ромеи – сарацинами, только тогда предано своему кагану, когда у кагана достаточно денег. Большие табуны и огромные отары – это, конечно, хорошо, но на что купить парчу или шёлк, привозимого от ромеев и к которым так привыкла хазарская знать? Для покупки нужно золото и серебро, которое, в конце концов, оседает у торговцев, которых с каждым годом становится всё больше и больше.
Серебро и золото появлялось в результате войн, когда побеждённые народы складывали к ногам победителей свои драгоценности, но на границах Хазарии таких богатых народов стало очень мало. Когда ромеи платили дань или, попросту сказать, откупались от хазар, чтобы те не тревожили жителей империи, хазарским воинам перепадало кое-какое серебро, но эта река пересохла после того, как ромейские города Херсон, Боспор, Сугдея и другие завоевали хазары. Ромеи потеряли не только эти города, но и ряд земель, отвоёванных сарацинами. Здесь ещё бесконечные войны с усилившимся ханством булгар, которым иногда помогали стремительные авары, с которыми даже хазарам с их громадным войском не хотелось связываться. И вот, чтобы получить желанное серебро, Курепу с его воинами приходилось делать набег за набегом на славян, чтобы потом продать их тем же ромеям, сарацинам или в жаркие страны за Хазарское море.
Раньше он брал полон у полян, но после того как хазары завоевали их земли, то в самых больших их градах поселили сборщиков податей вместе с небольшим количеством хазарских воинов. Поляне платили с каждого двора по одной серебряной монете или могли заплатить мехами. Если не было ни того ни другого, то хазары забирали ребёнка в рабство. Этот маленький ручеёк полянской дани не мог пополнить сокровищницу хазарского кагана, водопадом вытекающего в виде расходов, но делать набеги на полян стало опасно, ведь каждое разорение полян означало, что ты залез в карман самого кагана, уменьшив поступление дани.
Поэтому в целом набег Курепу казался успешным. Олу-Ата, присланный с десятком воинов самим каганом из новой столицы Итиль, стоящей на берегу одноимённой реки, мог быть довольным. Разорено уже несколько деревень, все взрослые, которые могли держать оружие, порублены, захвачено почти шесть десятков молодых парней и девушек. Куреп в своих набегах старался не брать в полон взрослых. Большое количество пленённых мужиков очень трудно было охранять, взрослые женщины при продаже не приносили большого барыша, а хлопот с ними было много. То ли дело молодые! Белокожих и беловолосых славянок с удовольствием покупали в гаремы, а из пригожих парней делали евнухов в этих же гаремах. И ничего, что погибло всего четыре воина. Раз они погибли от рук славян – значит, они были плохими воинами, раз дали убить себя.
А барыш должен быть приличным! Не должен же Олу-Ата взять себе половину... У Курепа было в три раза больше воинов, чем у него, когда они пошли в набег. Четверть — это справедливая цена, считал Куреп. Ну, по крайней мере, треть, но не половина же... Да ещё это серебро в мешочке, собранное славянами и переданное ему, чтобы хазары не разоряли другие селения. Серебра было мало, но лишь бы о нём не узнал Олу-Ата.
Курепа Олу-Ата встретил руганью:
- Ты где пропадаешь? Долго мы тебя должны ждать? Того и гляди, что славяне опомнятся и войско выставят. Уходить надо быстрее.
- Не нападут. - Беззаботно произнёс Куреп.
- С чего ты это взял? Или ты знаешь, что думают славяне?
Куреп поперхнулся, вспомнив о своём серебре, и затаив дыхание, часто заморгал. От ответа его спасло то, что Олу-Ата отвлёк разговор, возникший между хазарином и связанным парнем в плотно забитой пленниками телеге, в которую воины Курепа бросили пойманных девиц.
- Куда нас повезут? - Спросил парень хазарина.
- В Каршу, или в Сурож, или в Корсунь. - Ответил хазарин.
- И чего нас там ждёт?..
- Продадут вас там. Девки рабынями будут или наложницами. Пригожих парней евнухами сделают. Тебя-то уж точно. - Засмеялся хазарин.
Его смех оборвал ударом нагайки Олу-Ата:
- Не разговаривать с полоном!
Хазарский воин после удара вначале схватился за меч, но увидев, кто его ударил, пришпорил коня и ускакал. Куреп нахмурился: не много ли себе позволяет этот Олу-Ата? Его прислали, чтобы он пошёл в набег вместе с воинами Курепа, а не распоряжаться, но всё-таки побоялся ему перечить.
- Ты плохо обучил своих воинов, Куреп. Его должен был наказать ты.
- Ты чего злишься, Олу-Ата? Всё хорошо. Смотри, сколько полону набрали. Большой барыш получим.
- Да плевал я на твой барыш и на твой полон. Не нужен он мне.
Радостная надежда начала озарять Курепа.
- Завоюем этих северян, - все наши будут. У меня пропал Атчапар и два моих воина, которых я выделил его охранять. Атчапар — племянник самого визиря, которому подчиняется наёмное войско из мусульман. А если с ним что-то случилось?
- Да что с ним может случиться? Догонит нас. - Куреп, радостный от того, что Олу-Ата послали в набег только для того, чтобы вызнать пути подхода к селениям северян, а также, что теперь вся выручка от продажи полона достанется ему, дал команду трогаться в путь.
Заскрипели колёса, началась неразбериха выстраивания телег в колонну и привязывания поводьев лошадей к впереди едущим телегам. В этой толчее с одной телеги спрыгнул малец и залез на другую.
- Млада! - Малец прильнул к связанной девушке и заплакал. - Млада, мамку заруби-и-ли.
У Млады тоже потекли слёзы.
- Не плачьте! - Агапе поудобнее примостилась в телеге, так как связанные сзади руки не позволяли удобно сидеть. - Единец, ты скажи, Станко здесь?
Плачущий мальчик отрицательно помахал головой.
- А Сфирько?
- Тоже нет... - Всхлипы и спазмы в горле не давали ему говорить.
- Вот видите! Их хазары не поймали. Станко и Сфирько сильные. Они обязательно нас спасут.
- А Житко ещё хорошо из лука стреляет. - Слёзы у Единца перестали литься из глаз. - И Вятко ещё ножи метко бросает.
Все связанные пленники с недоверием слушали этот разговор, а парень кисло улыбнулся:
- Я смотрю, у вас целое войско собирается. Но пока их дождешься, хазары всё что можно могут отрезать. Единец, ты можешь мне руки развязать? Только смотри, чтобы хазары не видели.
Единец, постоянно оглядываясь и тараща во все стороны круглые глаза, пролез за спину парню. Он долго и сосредоточенно своими маленькими и слабыми пальчиками пытался развязать тугой узел, но потом выглянул из-за спины и шёпотом виновато произнёс:
- Я никак... Он тугой.
Агапе зыркнула глазами по сторонам и с трудом протиснулась между плотно сидящими пленниками к парню:
- Единец, освободи место. Млада, поглядывай!.. Скажешь, ежели что.
Агапе вцепилась зубами в верёвку рядом с узлом и начала перетирать её волокна. Толстая верёвка поддавалась с трудом. Перетёртые её лохмотья щекотали ноздри Агапе, прилипали к языку и лезли в горло, вызывая спазмы рвоты. Особенно трудно пришлось, когда обоз тронулся, и телега, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях дороги, а вместе с ней и в ней сидящие, затрудняла Агапе выполнять задуманное. Несколько раз Млада останавливала её, когда приближалась всадники. Наконец парень, пошевелив руками, оборвал последние нити:
- Кто со мной? Давайте развяжу.
Агапе отрицательно покачала головой:
- Заметят, не надо. Ты беги, а нас скоро освободят.
- Тогда храни вас всех боги.
Куреп ехал, слегка покачиваясь в седле, и в который раз высчитывал возможную выручку от продажи полона. Его раздумья прервал Олу-Ата, подскакавший к нему:
- Куреп, нельзя ли двигаться побыстрее?
- Если поедем быстрее, то кони могут устать. Выгоды никакой.
- Тогда оставь заслон от возможной погони.
- Выедем из леса, оставлю, а сейчас нет смысла: за каждым деревом можно спрятаться. А в степи раздолье — далеко видно. Ты чего-то опасаешься, или мне показалось?
Олу-Ата нахмурился:
- Я послал четырёх воинов с наказом найти Атчапара. Они нашли всех троих убитыми. Но из четырёх вернулись всего двое, - Олу-Ата перешёл на крик, - потому что там же двоих сразили стрелы. - Более тише он продолжил. - А ведь это были воины из бессмертной тысячи самого кагана, в которую не так просто попасть. Это были самые обученные воины. Теперь их место займут другие, на то она и бессмертная тысяча, потому что на место выбывших всегда приходят другие воины, и их число опять будет тысяча. Но как мне потом смотреть в глаза визирю?..
Курепу стало не по себе. Потерять пять бессмертных воинов в одной славянской деревне. Да ещё трое его воинов где-то пропали. Это уже слишком. Эти северяне, оказывается, могут быть довольно опасными. Скорей бы проехать этот проклятый лес, стоящий вокруг сплошной зелёной стеной, из-за которой так и кажется, что вот-вот может прилететь смертельная стрела. А может эта дикая кошка, говорящая по ромейски, не зря грозила карой своего отца? Кара... Какое зловещее слово! И напоминает имя Кара-батыр. У Курепа пробежал холодок по спине.
С одной из телег вдруг спрыгнул парень и скрылся в густой зелени леса.
- Стой! Догнать! - Бешено закричал Куреп.
Телеги остановились. Несколько всадников спешились и бросились в лес за беглецом. Куреп заметил, как криво усмехнулся Олу-Ата.
- Кто связывал пленников? - Рыкнул Куреп.
Один из хазар поднял брошенную парнем верёвку:
- Узел целый. Он её перетёр.
- Разуй глаза, Куреп! - Усмехнулся Олу-Ата. - Ты погляди на неё!
Олу-Ата показал нагайкой на Агапе. У ней на подбородке прилипла прядь пеньковой верёвки.
- Слушайте все! - Вскипел Куреп. - Если ещё сбежит кто-нибудь, то всем в телеге, откуда сбежали, отрежу голову.
Глаза Агапе вызывающе и бесстрашно продолжали смотреть на хазар.
- Как баранам. - Округлив глаза, добавил Куреп.
Из леса все в грязи и без беглеца вышли хазары:
- Там дальше болото и трясина. Нас чуть не засосало. Там не пройдёшь. Скорее всего он утонул.
Куреп от досады ударил себя нагайкой по сапогу. Покупатели на торгах могли бы дать за беглеца пять золотых монет. Как их теперь возместить? Он взглянул на Агапе:
- Так ты утверждаешь, что тебя так любит отец, что он готов на всё? А готов он дать за тебя выкуп?
- Он может дать выкуп, но вас всех потом убьёт.
Слышащие это хазары рассмеялись, а Куреп уточнил:
- И он может дать за тебя сто золотых монет?
- Да, он может заплатить за меня сто солидов. Но после этого он вас всех убьёт.
Сто солидов — это довольно тяжёлый мешочек с золотом. Откуда у этого славянина ромейские солиды? Хотя у этой девчонки были дорогие украшения, и она ещё разговаривает по-ромейски. Куреп приподнялся на стременах и махнул рукой:
- Трогай!
Колонна тронулась в путь, а Куреп ехал и думал о том, как бы ему заиметь это золото. За такие деньги её не продашь даже одноухому ромею, который часто покупал у Курепа пленников. Может переговоры о выкупе провести через этого ловкого славянина, который привёз ему серебро? Это надо хорошо обдумать.