Шустрый воробей перелетел через высокий забор и сел на впившуюся жалом глубоко в дерево стрелу у самого её оперенья. Он чирикнул, посмотрел сверху на людей и, убедившись, что ни откуда не грозит опасность, спикировал прямо над головой Трегуба на кучу лошадиного помёта и деловито начал выискивать не усвоенные животным зёрна.
Трегуб чуть покосился на наглого воробья и опять уставился на убитую хазарином собаку. Хорошая была псина! Давно ли она его – молодого пыталась ухватить за голые пятки! А сколько потом он с ней добыл дичи в лесу!.. И вот на тебе – пришёл хазарин и зарубил её. Как теперь без собаки?! И зверя на охоте помогала выслеживать, и отгоняла непрошенных гостей от дома. А как ловко ловила она подраненных куропаток, глухарей и тетеревов, когда Трегуб, бывало, бил их стрелой даже налету.
Трегуб покосился на одиноко гуляющих цыплят – мало что извели хазары всех гусей и кур, так даже и клушку не пожалели. А для чего? Ведь пока клушка сидит на яйцах, а потом выхаживает цыплят, худеет сильно: ни жира, ни мяса – так, комок перьев. Выживут ли теперь цыплята? Угроз для них много: то сорока утащит, то хорёк всех передушит. Да что птица – экая живность! Всё забрали хазары: и весь скот, и лошадей, и коня, которого Трегуб отбил у хазар, и меха, и зерно, которое собрали в этом году, лишь часть скормив своим лошадям. Забрали даже то, что оставили на семена. Теперь ни овса, ни ячменя, ни ржи, ни проса – ничего не осталось. Чем засевать землю, и как дальше жить?..
Забрали хороший топор, который Гордята поменял у Сивояра, оставив старый – щербатый. Забрали все стрелы, которые изготовил Трегуб: и тупые с тяжёлым остриём для боя птицы, и с глиняной свистулькой на конце для поднятия их в воздух из густой травы, и острые для охоты на зверя. Забрали всё оружие: и старый лук Гордяты, и копьё, с которым хаживали на медведя. Остался один хазарский лук Трегуба, который он успел в последний момент засунуть под жерди крыши, на которых лежали снопы соломы. Под конец хазары позабавились с Ладиславой, несмотря на то, что она была на сносях, и разорили все колоды с пчёлами, забирая мёд.
Поникший Гордята ходил по пасеке и, выбирая наименее повреждённые бортни, устанавливал их на старые места. Удручённый случившимся, он, не обращая ни на укусы пчёл, ни на то, что уже несколько штук запутались в волосах и бороде, приговаривал:
- Эх, люди! Не люди – звери! В чём журчалки-то виноваты? Ну, забрали мёд, ладно… Зачем жилища-то их разорять?
Заплаканная Ладислава вывела из дома рыдающего сына и приблизилась к Трегубу:
- Что теперь делать-то будем?
- Дитё успокой! – Не оборачиваясь, ответил Трегуб.
Ладислава подняла сына и, прижав к себе и чуть покачивая, продолжала голосить:
- Как теперь жить-то?
- Будя, угомонись! Хорошо, что так всё закончилось - все живы. А не была бы ты брюхатая, то тебя могли с собой забрать и на чужбину продать.
- Как же это?..
- А вот так! – Оборвал её Трегуб. – Они на молодых девок жадные. Не будет теперь нам здесь житья. Не сдержать хазарский натиск – дошли даже в эту глушь. Уходить отсюда надо.
- Куда уходить под зиму-то? – Подошедший Гордята с трудом опустился на землю. – Всё бросать? Здесь хоть кров над головой. Как-нибудь перезимуем: силки поставим – зайцы али зверь какой попадётся, рыбы наловим – засушим да закоптим. Завтра к сыновьям подамся на тот берег, может - не добрались до них хазары. А если и у них всё плохо, то подамся к Мельседею. Он живёт в такой глухомани, что не только хазары, но и сам-то не сразу его нахожу. Может – чем поможет.
- То завтра, а ребёнка сейчас кормить надо. – Всхлипнула Ладислава.
- Ладно, не плачь! – Встал с земли Трегуб. – Сейчас верши проверю – рыба будет.
Он схватил первую попавшую корзинку и направился к реке, а Гордята ударил себе ладонями по коленям:
- Вот и славно! Не плачь, дочка, как-нибудь выкарабкаемся из этой беды. Главное – все живы. Вот только Шавка моя… – Он страдальчески покачал головой, смотря на свою бывшую собаку. – Пойду-ка я её закопаю.
Трегуб одну за одной доставал из воды верши и вытрясал из них рыбу в корзину. Обычно Трегуб не брал мелкую, но в этот раз он изменил своему правилу и брал всё подряд, и поэтому корзина быстро наполнилась почти доверху. Но большой улов не радовал его: Трегуб был зол на самого себя, что не смог защитить свой дом от врагов. Подспудно он понимал, что всё равно не смог бы справиться с почти двумя десятками хазар и даже мог погибнуть, но корил себя за тот страх, который возник у него - страх не за себя, а за своих близких: любое его сопротивление сказалось бы на них. Не мог Трегуб откинуть из мыслей и понимание того, что ничего не сможет сделать в дальнейшем по недопущению последующих хазарских набегов.
- Э-ге-гей! – Раздалось над поверхностью воды, заглушая шёпот волн.
Трегуб увидел приближающуюся к нему большую лодку. Чужеземцы определил он: на одном из них голова была обмотана много раз белой материей, так что выделялась, как гриб-трутовик на берёзе, другие, в том числе и четверо гребцов, были в кольчугах. Бежать? Ну, уж нет! Трегуб, расправив плечи и нахмурив брови, стоял над своей корзиной с рыбой и ждал незнакомцев.
Лодка причалила, и все семеро вышли на берег.
- Я купец, - плохо выговаривая слова и улыбаясь, сказал чужеземец с грибом на голове. – У меня много чего есть. Я меняю свой товар на шкурки зверей. Тебе надо что-нибудь?
- Мне нужны наконечники для стрел и топор. – Ответил Трегуб.
- Хорошо, у меня есть, что ты просишь. – Всё также дружелюбно улыбаясь, закивал головой чужеземец.
- Но мне сейчас нечего тебе предложить в обмен. Хазары забрали у меня всё: и меха, и скот. Я готов взять у тебя в долг. За зиму я набью зверя и в следующем году расплачусь пушниной.
- Я в долг не даю. – Изменился в лице чужеземец.
Он повернулся к своим воинам, отрывисто что-то сказал. Один из воинов с курчавой чёрной бородой шагнул к Трегубу и сильно толкнул его ладонью в грудь. Трегуб отступил на два шага, а воин схватил корзину с рыбой и понёс её в лодку.
Уже на середине реки чужеземцы гортанно что-то прокричали, а затем дружно все засмеялись. Трегуб долго смотрел на них, пока лодка не скрылась за поворотом, а затем бегом помчался к дому.
- Где рыба-то? – Окликнула его Ладислава.
- Нет рыбы. – Запыхавшийся Трегуб подскочил к забору, выдернул из бревна торчащую стрелу, достал из-под крыши свой лук и засунул за пояс щербатый топор. – Скажи отцу – пусть попозже ещё раз верши проверит.
- А ты куда?..
- На охоту. Скоро вернусь.
На берегу Трегуб вытащил из кустов весло и небольшой плоскодонный чёлн, выдолбленный из большой осины.
- Ничего… Впрок моя рыбка вам не пойдёт. – Налегая на весло, он поплыл вслед за грабителями.
От голода нещадно урчало, жгло и крутило в животе, но Трегуб не останавливался и упрямо грёб и грёб веслом. Он понимал, что ему трудно угнаться на своей плоскодонке за лодкой чужеземцев, но надеялся, что когда-нибудь остановятся на ночлег, а уж он-то был готов плыть и ночью.
Уже в сумерках Трегуб издали увидел огни костра и направил свой чёлн в тень берега. Спрятав его в зарослях осоки и сбросив с себя всю одежду, он погрузился в воду и бесшумно поплыл, стараясь не создавать брызг. Вода была холодная, и Трегуба непроизвольно начала пробирать дрожь, но он упрямо двигался вдоль берега, животом чуть ли не задевая дно, пока до него не донеслись гортанный говор чужеземцев. Трегуб злорадно улыбнулся, – это были те, кого он догонял. В отблесках костра он разглядел уткнутую носом в берег лодку.
Помочь сайту
Поздравления
