Сокрушаясь нашей беде, лешак всплеснул руками и выскочил вон.
- Куда? - растерянно вскрикнул Горемаг. - А как же они…
Мы лежали вповалку, давились чихами и более ничего не могли произнести. А у меня так ещё и лапы ломило, связанные верёвками.
Горемаг, вздохнув, глянул на эту горестную картину, замер, точно оборотился в истукана. Лоб в морщинах, лицо напряжено - видать усиленно пытался выудить нужное заклинание. Только чего найдёшь в дырявой…э, посудине, кроме дырки?
Вот те раз…что-то не то со мной. Уже и думаю не как прежний. Что это - от переживаний или скверная старушенция успела наслать на меня заклятье? Ладно, потом разберёмся, только бы унять это невыносимое чихание…
- Не помню,…ничего не помню…- наконец, шелохнулся Горемаг, промолвил с горечью.
- Не пом..чхи…ишь? чхи… - переспросила Истома раздражённо.-Ну..пчхи…и молчи…чхи…без..чхи…твоего..чхи…нытья…чхи,чхи,чхи…
Горемаг стал белее белого от огорчения. Собственное бессилие нам помочь давило на него, действовало как колдовское заклятье. Он был уже готов расплакаться как малое дитя, но тут, скрипя половицами, влетел в избу лешак. На голове у него красовался нарядный венок из невиданных ранее мной цветов.
- Пчхи…вой-то..пчи..вырядился? - с трудом проговорила Таля.
- Охохо… - выдохнул Шух, смахивая со лба пот, - еле всех воедино собрал…Кочевряжиться надумали,…умолять пришлось, а мне это как кочерыжка промеж ног…Давайте, чаровницы!
Венок рассыпался, вернее, разлетелся, ибо весь состоял из бабочек. Они закружились по избе, стряхивая с крылышек пыльцу. Вскоре всем полегчало, жуткий чих прекратился, стали подниматься, оправляться.
И лишь я как проклятый продолжал чихать. Правда дышать стало полегче, и глаза боле не слезились, но зуд в носу не унимался.
- Извиняй, друже, - виновато развёл ручки Шух. - На тебя видать не хватило…Пойду, може ещё соберу…
Шух метнулся к выходу, а за ним бабочки заколыхались, как ленты в головных уборах росских крестьянских девиц.
- Спасибо тебе, Шух, - с чувством выдохнула ему вослед Истома. - Не дал погибнуть смертью напрасной…
Шух что-то ответил неразборчиво уже снаружи.
Счастливцы оживились, отирали с очей последние слёзы. Таля вдруг шагнула ко мне с лицом суровым и весьма недобрым. Склонившись, освободила меня от пут.
- Пчху…бить..пчху…буде...пчху…- проскулил я, поджимая лапы.
- Будет с тебя. Живи уж. Итак страху натерпелся…
- Впредь наука, - встряла Истома. - Будешь знать, как по лесу за девками шнырять! Зарубил на своём носу?
-Так…пчху…я ж..пчху…не думал…
- А ты наперёд думай! - решил и своё слово сказать оправившийся Пракша. - Иль у тебя мозги не в том месте…
Ладно, пёс трепливый, хлестай, твоя нынче воля…
Истома фыркнула, одарив меня неласковым взглядом:
- Меж ног у него думалка…
- Полно нападать на него, - вступился за меня Горемаг. - Что было-то было. Впредь разумнее будем. Давайте ноги уносить из этого места поганого. Пора уж в дорогу собираться.
- Да, за вещами вернуться надо, - поставила точку Таля.
Я поплёлся за всеми, сотрясаемый чихами.
Поляна среди глухой чащи, а с ней проклятая колдунья избушка остались позади. Солнце уже начинало припекать. Горемаг торопил нас наверстать потерянное для дороги время.
Я тащился по тропинке позади всех. Ноющие лапы были ещё слабы, да и чих мотал меня из стороны в сторону. Глаза заплывали слезами, от чего тропинка двоилась - я то и дело натыкался на деревья.
Чуть впереди вздыхал Пракша, оглядывался и по всему боролся с желанием хоть как-то мне помочь. Должно быть, обида за пережитое в колдуньих владениях стопорила его желания.
- Где ж лешак-то? - наконец, спросил Пракша у Горемага. - Вон как рыжий мается. Того и гляди лопнет от чихов. Затоскуем без озорника…
Ладно, псина, зубоскаль пока. Придёт и мой час…
- Что за…Чур меня! Чур! - чертыхнувшись, остановился Горемаг, недоумённо завертел головой. - Влево что ль забрал сильно?
И тут мы все, - даже я сквозь слёзную пелену, - увидели, что ступили на поляну, от которой спешили удалиться. Вон и ненавистная избушка с призывно распахнутой дверью…
Мы повернули обратно в лес, стараясь забирать вправо. Но через пяток минут опять вышли на колдунью поляну.
- Давай я поведу, - обойдя Горемага, Таля ринулась вперёд, срубая топором мешавшие ветки. - Я вижу Путь…
Но и с этой вожатой мы вскоре вновь вывалились на осточертевшую поляну.
- Ведовство, недоброе…- помрачнев, сказал Горемаг. - Кругами ходим, будто кто морочит нас…
- Ну, конечно! - вскрикнула Истома, глянув на Талю и Пракшу, как бы ища подтверждения своим словам. - Помните: колдунья перед кончиной что-то прокричала? Явно заклятье. Она не только чих, но и морок навела!
- Пчху…будто..пчу…чиха…пчу…мало…- прочихал я, и вытер кончиком хвоста слезящиеся глаза.
В полной растерянности все приуныли. Таля ругнулась по-гречески и силой вогнала топор в ближайший ствол. Истома со слабой надеждой поглядывала на Горемага. Он, хмуря лоб, озирался по сторонам, словно искал ту невидимую точку, от которой проторит верный путь.
- И что же нам тут до скончания веков теперь бродить? - спросил Пракша, зло глянув на меня.
- А где Филя? - вдруг встрепенулась Истома. - Он бы хоть по верхам полетал, дорогу разведал…
- Улетел по своим делам, - глухо обронил Горемаг.
Все посмотрели на него: мол, раз ты чародей, значит, тебе и выводить нас из морока.
- Я ничего…не помню… - жалобно, не хуже меня, проскулил Горемаг.
- И Шух куда-то запропастился…- Таля выдернула топор, с ненавистью глянула на колдунью избушку. - Может, порубить труп на мелкие кусочки и сжечь?
- Хуже бы не сделать…- тихо обронила Истома. - Шух, небось, из-за морока не может к нам пробиться…
Я буквально каждой шерстинкой чувствовал, как все про себя клянут меня последними словами. Особенно этот трепливый пёс. Ишь как зыркает, так бы и разорвал…А у меня, словно в ещё большее наказание, участился чих. Опять стало трудно дышать, а перед глазами замельтешили точно обрывки тех лешачьих бабочек.
И вдруг чую, как меня в бок толкнул холодным носом Пракша, прошипев:
- Может, кое-кто на крыльях своих поднимется и поглядит сверху, как выбраться!
- Из-за кое-кого ведь в напасть такую угодили, - поддержала его Истома, пихнув меня ногой.
Я даже не пытался что-либо сказать. Всё верно, из-за меня беда приключилась, стало быть, мне и вызволять.
Прочихавшись на дорожку, я разбежался, оттолкнулся ноющими лапами от земли, и взлетел.
Поднимался я над лесом рывками. Меня потряхивало и швыряло от неугомонного чиха. Худо-бедно, но поднялся. Только верхушки дерев остались внизу подо мной, как отовсюду налетел шелест крыльев. И злобное разноголосое чириканье кругами опоясывало. Я крутанулся туда-сюда и, наконец, рассмотрел: меня брала в кольцо воробьиная стая. Почему-то вспомнилось: в детстве, будучи грифоном, я воробьями как лакомством забавлялся, только клювики выплёвывал, точно шелуху. А теперь эти поганцы, похоже, решили мной позабавиться. Никак ещё одно зло, напоследок насланное колдуньей.
Птахи с четырёх сторон налетели тучками и принялись меня клевать да когтить, будто стервятники. Моя красивая рыжая шерсть полетела клоками в разные стороны. Я отбивался, как мог, хвостом и лапами, при случае и крылом. Одного шустрого едва не цапнул зубами - улизнул, поганец! Другой тут же завис над моим носом, вознамерился его клюнуть. От обиды и возмущения, я разразился чередой чихов. Воробей запищал, отпрянув, раскинув крылья, стал падать, неуклюже запрокинувшись кверху брюшком.
Осознав, в чём моя сила, я воспрял духом. И ринулся в атаку:
- Пчху...пчху…пчху…
Вольно махая крыльями, расчищал себе в воздухе простор. И начихал на всех, кого смог достать. Ох, и отвёл же я душеньку!
Мои пернатые вороги сыпались на лес, как сухие листья по осени. Уцелевшие удрали восвояси. А мне вдруг так похорошело, что в эту минуту я бы простил Пракше даже самые обидные слова. Задышалось легко, вольготно, и в носу больше не свербело, не кололо.
Я вдохнул полной грудью прохладный воздух, взмахнул крыльями во всю мощь и взмыл ввысь, к самым ясным небесам, как прежде, когда был грифоном.
Отсюда было отлично видно, как на ладони, и поляну, и колдунью избушку, и друзей своих, беспомощно стоящих, запрокинув головы вверх.
Поднявшись ещё выше, я высмотрел среди деревьев затерявшуюся тропку, ведущую прочь от проклятой поляны, назад, к опушке и к месту нашего ночлега.
Обрадованный, я стрелой метнулся вниз.
- Наверху морок не действует! - крикнул я, подлетая к друзьям. - Я видел нашу тропу! За мной идите, други! Я выведу!
Помочь сайту
Поздравления
