Калека 4

 Говорить я не мог. Малейшее волнение и слова вразлет. И не получалось высказать любую мало - мальскую дельную мысль. Я начинал нервничать, психовать, быстро выходил из себя. А становилось еще хуже. К тому же мои милые одноклассники, начальной школы, быстро «просекли» эту мою слабую сторону и откровенно выводили, а потом обзывали психом, ненормальным. Убегали от меня с поднятым стулом. И снова дразнились. Глумились. 

Потом приходила наша любезная и правильная классная и, разумеется, ругала меня. Потому, что именно я оказывался в самом неприглядном свете и явным нарушителем дисциплины, который, просто фактически не из – за чего, кидался на «добропорядочных» ребят нашего класса. 

И это при том, что учился я, можно сказать, блестяще, почти на одни «пятерки». Был активистом и входил в состав Совета Дружины и прочей школьной ерунды. Наверное, лучшим вратарем по футболу (меня ставили на ворота даже старшеклассники). И я брал практически любой мяч, и ходил вечно с выбитыми большими пальцами. Но говорить толком не умел. А это нужно было делать.

Тогда мои родители нашли довольно просто способ решения этой проблемы. Все видели, что я любил петь. И мне решили петь песни где угодно, сколько угодно и когда угодно. 
Честно говоря, полагаю, что выгляжу , наверное, немного чудаковатым, но до сих пор , идя по улице, могу петь во всю глотку если у меня хорошее настроение. Или - мурлыкать что-либо себе под нос по дороге на работу в городском «Пазике». По крайней мере, моя Прекрасная Лилька, иногда демонстративно пересаживается и делает вид, что меня не знает.

Зато, я научился говорить. А еще мне очень помог Сирано Де Бержерак. Не свои длинным носом и повадками мушкетера и бретера. Хотя это тоже немаловажно, а тем, что мог разговаривать стихами. Просто разговаривать. И мои желания, амбиции подвинули меня пробовать сочинять. А родные и близкие, хвала моим богам, всячески это поощряли. И я начал этим здорово выделяться от своих сверстников. Выигрывать конкурсы чтецов. Мне стала нравиться публика и сцена.

Лишь однажды Сашка Кулаков, по прозвищу – «Солчак», обошел меня, именно страстно и неистово подражая моему стилю и манере. Он выбрал басню Крылова, а я стихи о Матэ Залке, венгерском генерале, героически погибшем во время Гражданской войны в Испании.

А в тринадцать лет батя подарил свою гитару. Вот когда я почувствовал себя человеком. Я пел все.И спал вместе с ней. Хотя до сих пор не знаю ни одной ноты и все беру на слух. (А даже мой отец, талантливый самоучка на гитаре и гармошке имел просто гигантский репертуар.) И многие из его песен я с удовольствием исполняю до сих пор. Тогда это называлась «дворовая» песня, сейчас – шансон.

Плюс, в ста км от нас был Афганистан. Моя сестренка Ольга, стала работать медсестрой в военном госпитале г. Ташкента и нас обоим повидать пришлось немало. И выслушать историй, рассказов и песен из первоисточников. А «Каскад» и «Голубые береты», это были хиты наших «Романтиков» и «Шарпов». Еще на бобинах.

А потом в мою жизнь вошел Владимир Семенович Высоцкий. Но это другая история. История о «двадцати двух пластинках».