Истоки державности. Глава 5

Глава 5
(842-843 г. от Р.Х.)
 
Через несколько месяцев после встречи с архиепископом Меца Лотарь получил известие, что его братья встретились и дали клятву поддерживать друг друга против старшего брата. Ещё через две недели архиепископ прислал ему копию клятвы Людовика:
«Из любви к Богу и ради спасения христианского народа и нас самих я с нынешнего дня, насколько Бог даст мне разумение и силу, буду поддерживать брата моего Карла во всем, как надлежит поддерживать брата, при условии, что он будет поступать точно так же. И никогда не вступлю ни в какое соглашение с Лотарем, которое с моего ведома направлялось бы против брата моего Карла».
Лотарь несколько раз перечитал послание, в сердцах бросил его на пол и в отчаянии заметался по комнате. Что делать – одна единственная мысль грызла его. Постепенно ярость его улеглась, мысли обрели стройность, и Лотарь, приняв решение, даже ехидно улыбнулся. С этой ехидной улыбкой он вызвал слугу и беспререкаемым тоном приказал:
- Немедленно приведи ко мне графа Вьенского и герцога Сполето!
Слуга замялся:
- Герцога нет во дворце.
- Так пошлите за ним! – Сбросив улыбку, раздражённо воскликнул Лотарь.
- Будет исполнено. – Попятился к двери слуга.
Появившемуся графу Лотарь, приняв равнодушный вид, процедил, нехотя показав на валявшееся послание на полу:
- Смотри, Жерар, что задумали мои братья!
Граф Жерар Вьенский прочитал написанное и задумчиво произнёс:
- Они не успокоятся, пока не уничтожат нас. Мои воины, хотя нас и мало, готовы выступить сию минуту. Они хотят войны – они её получат.
Лотарь снисходительно улыбнулся и дружески обнял графа за плечи:
- Наоборот, мой друг, мы предложим им мир, к которому они так стремятся, и после которого они опять будут стремиться под наше крыло. Поэтому я хочу, чтобы ты отправился к архиепископу Меца и сообщил ему мои условия…
- К архиепископу?..
- Да, к нему. Именно он может повлиять на моих братьев, чтобы они согласились заключить мир. Итак, условия… Людовик требует себе земли к востоку от Рейна, а Карл хочет Нейстрию и Аквитанию. Я не против, но будет ли это честно? Я согласен разделить империю на три равные части, но как это сделать? Разве мы знаем, сколько в империи подданных? Я предлагаю, чтобы от каждого из нас по тридцать, а лучше по сорок вельмож определили это и разделили империю на три равные части. В каждой части должно быть равное количество графств и аббатств. За этим ты проследи особенно тщательно. Передай архиепископу, что я согласился, чтобы мои братья стали королями подвластных им земель. И ещё, - Лотарь мечтательно заулыбался, - сообщи всем, что я дарю Фрисландию Карлу, и пусть эта весть станет известна не только архиепископу. Считай, что это моя прихоть.
- Понимаю, - кивнул головой граф Вьенский, - мы кидаем им кость, из-за которой они должны перегрызть глотки друг другу.
Лицо Лотаря вдруг стало жёстким, и его глаза превратились в узенькие щёлочки:
- Ты ничего не должен предполагать, а выполнять то, что велю я.
Граф молча склонил голову, а Лотарь, остывая, продолжил:
- Я знаю, что размолвка с братьями возникла не сама по себе. Это выгодно определённому кругу лиц, и эти лица подталкивают их к войне со мной. Ты догадываешься кто это?
- Архиепископ?.. Иначе мне бы не пришлось ехать к нему.
Лотарь поморщился:
- Это мелкая птица. Бери выше.
- Неужели?.. – Округлил глаза граф.
- Да, это так. Пока мы успокоим их, подарив им мир, и выиграем время. Нужно подобрать своего человека на место папы. Он больше не должен нам мешать.
- А архиепископ?..
- Месть сладка, когда видишь мучения недруга. Займись его братьями Гуго и Рихбодом[1]. Пусть он живёт, зная об их участи[2].
Ещё через четыре дня перед Лотарём предстал герцог Сполето. Император изобразил радушие:
- Я вижу, что ты не очень-то спешишь ко мне. При размеренной жизни в герцогстве кажется, что в мире всё так же спокойно и бесконфликтно. Эта беспечность способствует появлению лени. Мой друг Ламберт, не жалеешь, что покинул Пипина? Мне кажется, что герцогство Сполето не хуже, чем Нантское графство. Или я ошибаюсь?
Вместо ответа герцог благодарно улыбнулся.
- А если бы у тебя появилась возможность к своему титулу герцога Сполето добавить опять титул графа Нантского?
- О-о, государь! Но как это сделать? На графство наложил руку Ваш брат Карл.
- Это временно, мой друг, временно… Я вижу, что ты бы не отказался и от этих владений. Стать опять графом Нантским тебе может помочь твой друг Матфрид. Жаль, конечно, что он покинул меня, думая, что я забыл о нём. Отличный воин, каких мало, но что Всевышний не делает – всё к лучшему! Попроси Матфрида, чтобы он вместе с Рюриком помог вернуть твои бывшие владения, а затем как следует потрясите западные окраины земель моего брата Карла. Это сделает его более уступчивым в моём споре с ним.
- Государь, но как мне найти Матфрида? – Развёл руками Ламберт. – Он же у Рюрика, а где Рюрик известно одному лишь Богу.
- Да, неспроста, таким как я, Всевышний дал власть над людьми. – Довольно улыбнулся Лотарь. – Нужно просто поразмыслить и вспомнить: кого вместе с Рюриком крестил мой отец? Правильно, Харальда Клака. Теперь конунг, получив землю, дающую тучные урожаи, успокоился и не доставляет нам хлопот, но… - Лотарь поднял палец вверх. – Я уверен, что он не порывал связи с мятежным князем и знает как его найти. Отправляйся к конунгу и соблазни его возможностью поиметь богатую добычу, захватив Нант. Я уверен, что после этого ты встретишься с Рюриком. А всё остальное будет зависеть от твоего красноречия. Опишешь, как богата земля Карла, - добьёшься своего.
 
*   *   *
 
Почти год прошёл со дня смерти базилевса Феофила. В одной из палат необъятного императорского дворца логофет Феоктист и Мануил ожидали начала опекунского совета. Мать малолетнего базилевса Феодора и её брат Варда задерживались. Магистр Мануил долго перебрасывался ничего не значащими фразами с логофетом и, наконец, решился на откровенный с ним разговор:
- Меня беспокоит мой племянник.
- Который?.. – Не выражая эмоций и полузакрыв глаза, уточнил Феоктист.
- Варда… Он стал очень опасен. В достижении своих целей он не знает границ. Власть испортила его. Для него не осталось ничего святого. Я получил жалобу от патриарха Иоанна Грамматика. Он сообщает, что Варда прислал к нему своих людей во главе с друнгарием виглы[3] Константином Армянином, чтобы патриарх или присоединился к иконопочитателям, или освободил патриарший престол. Иоанн не выбрал ни то, ни другое, и тогда они пытались силой заставить его отречься, нанеся ему множество порезов на животе. Как это возможно?! Поднять руку на духовную власть! Этак он может…
Феоктист устало вздохнул:
- Мне это известно. И меня это настораживает. Но что я могу сделать?
- Придумай что-нибудь! В твоих руках казна империи, а это немало. Ограничь его в средствах!
- Это не поможет: у него достаточно своего золота.
- А может…
Мануил оборвал фразу на полуслове, так как в палату стремительно вошла Феодора в сопровождении своего брата. Варда степенно шёл за своей сестрой, постукивая в такт шагам посохом, которым владел покойный Феофил. Мануил осуждающе посмотрел на племянника и многозначительно качнул головой Феоктисту, но тот лишь потупил глаза. Феодора, не успев занять место за столом, начала говорить. Её раздражённый тон не предвещал ничего хорошего:
- Больше нельзя терпеть эту ересь. Её нужно искоренить во что бы то ни стало!
Мануил согласно кивнул головой. Территория на востоке империи, населённая сторонниками одного из еретических течений христианства – павликианами, была большой головной болью императоров Византии. Они не желали подчиняться, вступали в военные союзы с мусульманами и вместе с ними нападали на византийские владения. Они подрывали устои христианской церкви, утверждая, что в Эдеме не было грехопадения, а было благо, которое являлось предпосылкой для последующего искупления. Павликиане не считали девой Богоматерь, отрицали крещение водой и причастие, осуждали почитание святых и икон, утверждая, что это идолопоклонство. Воззрения павликиан отвергали роскошь духовенства и церковную иерархию, они понимали равенство не только перед Богом, но и как социальное равенство, а это уже терпеть было никак нельзя.
- Я отправил в земли павликиан три армии и предложил им выбор: или они принимают истинную веру, или смерть. Но они упрямы в своей ереси и предпочитали смерть на кресте или от меча. Многих пришлось бросить в морскую пучину. Всё имущество казнённых поступило в казну базилевса, но это не сломило их.
- Значит, нужно отправить ещё войско. – Развязно процедил Варда.
Мануил сурово взглянул на племянника:
- Ты забываешь, что у нас ещё война с болгарами, и мы пока там не достигли успехов.
- Просто нужно уметь правильно управлять войском.
Феоктист заинтересованно посмотрел на Варду, а Феодора продолжила:
- Не ссорьтесь! Конечно, павликиан нужно раздавить, но я говорила об иконоборчестве. Пока на патриаршем престоле Иоанн Грамматик, множество христиан, почитающих иконы, ещё в заключении, а их нужно освободить.
- Сместить патриарха очень трудно. – Озабоченно закивал головой Мануил. – Он разослал письма о своих ранах и обвиняет в этом нас. Что теперь делать?
- А, пустое! - Беззаботно махнул рукой Варда. – Мы тоже разошлём всем письма о том, что Иоанн покушался на самоубийство, а это недостойно священнослужителя, и есть основание для лишения его патриаршего престола.
- Но кем заменить Грамматика? Я предложила патриаршество Михаилу Сингелу, но он отказался, сославшись на немощность.
- А может… - Начал Варда, но его перебил Феоктист:
- Я предлагаю Мефодия. Этот священник пострадал за свои убеждения, и я считаю, что он достоин занять патриарший престол.
Феодора задумчиво покивала головой, а затем подняла глаза:
- Страдания – это одно, а оправдает ли он наши чаяния и исполнит ли то, чего ожидаю я?
- Мы можем сейчас спросить его об этом - он уже ждёт за дверьми.
- Ты уже всё решил за нас. – С раздражением процедил Варда.
Феоктист сделал вид, что не заметил этого неудовольствия Варды. Он невозмутимо поднялся из-за стола, вышел и привёл за собой благообразного священника, улыбающегося наивной детской улыбкой. Мать базилевса чуть улыбнулась уголками губ – видимо осталась довольна увиденным: то ли благообразным видом, то ли кротостью характера:
- Мы хотим назначить тебя на патриарший престол и хотим, чтобы ты выполнил всё, что мы задумали. Ты должен выгнать со всех кафедр епископов-иконоборцев, чтобы Церковь восстановила свою красу. И тогда наступит пора благочестия, и вновь службы станут совершаться непорочно.
Мефодий всё с той же улыбкой, соглашаясь, медленно кивнул головой.
- Но это ещё не всё. - Феодора надменно повела головой. – Я хочу, чтобы не произносились анафемы на моего покойного мужа, а также простились все его грехи.
- Но это невозможно. – Мефодий даже возражал, улыбаясь. – Церковь может прощать живых, покаявшихся в своих грехах, но не может простить человека, умершего в состоянии смертного греха.
Феодора, раздражённая неуступчивостью, как показалось её вначале, мягкого с виду священника, повысила голос:
- Мой муж перед смертью раскаялся в грехах и поцеловал икону, которую я поднесла  к его губам.
- Поверят ли в это остальные иерархи церкви?
Феодора, привыкшая ранее к беспрекословному подчинению подданных, растеряно повернулась к членам опекунского совета. Мануил и Феоктист молчали, и только Варда, всплеснув руками, с иронией произнёс:
- Так уж и ничего нельзя сделать, чтобы они поверили?
Он встал и, опираясь на посох базилевса и сбросив с лица иронию, приблизился к Мефодию:
- Есть тысяча способов сделать так, чтобы все в это поверили. Например, написать имена всех базилевсов-иконоборцев, в том числе и Феофила. Затем помолиться и после молитвы не найти его в этом списке. Я повторю – тысяча… И есть всего один способ не назначить тебя патриархом. Решай!..
Трудность выбора отразилась на лице Мефодия: согласиться на пост патриарха или остаться на принципиальных позициях церковных устоев? Если не согласиться, то разве не может его постигнуть участь отлучённого патриарха? Хорошо ещё, что он остался жив[4]. Будущий патриарх вздохнул и безучастно произнёс:
- Я выполню всё, что вы просите.
Отпустив Мефодия, Феодора благодарно посмотрела на Варду:
- Это благодаря тебе решилось всё лучшим образом.
Феоктист закивал головой:
- Да, я согласен. Ты, Варда, умеешь решать сложные вопросы. Я думаю, что ты сможешь решить и сложный вопрос с болгарами и переломить исход войны с ними в нашу пользу. Я согласен с тобой, что в войсках нужно навести порядок. Мы дадим тебе полномочия для этого.
Мануил с недоумением воззрился на Феоктиста, а у Варды хищно раздулись ноздри, и загорелись глаза:
- Вы даёте мне власть над войском?!
- Да, это так. – Подтвердил Феоктист, и только чуть прищуренные глаза скрывали его усмешку, но Варда в предвкушении будущих возможностей этого не заметил.
«Порядка тысяч тридцать воинов в моих руках – это немало, это усиливает мою власть. Скоро я буду диктовать всем условия, а не Феоктист». – Подумал он, но сказал совершенно другое:
- Болгары узнают мою тяжёлую руку, и именно я буду диктовать им условия мира.
Оставшись наедине с Феоктистом, Мануил чуть ли не с дрожью в голосе спросил:
- Ты осознаёшь, что ты сейчас натворил? Имея под рукой столько воинов, мой племянник может натворить всё что угодно! Его цинизм находится за гранью дозволенного. Ради власти он готов на всё.
- Для власть имущего - это неплохая черта. – Феоктист спокойно смотрел на Мануила. – Властитель, который не может удержать власть – не достоин этой власти. Ты боишься, что он сможет возвыситься над нами? Ему это не удастся. Посмотри на него! Во власти он видит только её внешнюю сторону: почести и возможность дополнительного обогащения. А власть – это ещё и ответственность, огромная ответственность за судьбы людей, над которыми ты возвысился. Не поняв этого, гибнут народы и исчезают целые страны. Ты увидишь - болгары собьют с него спесь.
Догадывался ли Феоктист, что недооценка Варды со временем может привести к плачевным последствиям по крайней мере для него самого? Вряд ли. А пока вновь «избранный» патриарх Мефодий в первое воскресение Великого поста 11 марта совершил всенощное песнопение в храме Всесвятой Богородицы во Влахернах, а утром вместе с Феодорой и базилевсом в сопровождении митрополитов, архиепископов, игуменов, клириков и мирян направились в Великий храм Слова Божия[5].
Маленький базилевс Михаил, держась за руку матери, с восторгом смотрел на красочные одежды священнослужителей, на хоругви, которые они несли высоко над его головой, на горящие свечи и иконы в драгоценных окладах. Он слушал песнопения и считал, что именно для его услады собрали и эту толпу народа, и создали это праздничное настроение.
С тех пор в память об этом событии в первое воскресение Великого поста каждый год Православная церковь празднует восстановление иконопочитания, и праздник этот назвали «Торжество православия». А в Византии после этого на монетах и печатях вновь начал появляться лик Христа, и начался разгул реакции, который дошёл до кощунства, не присущей христианам: останки императора Константина V без всякого почтения были выброшены на улицу, а его мраморный саркофаг распилили на тонкие плитки, которыми облицевали одну из комнат дворца. Но как говорится: не осуждай, и не осуждаем будешь.

[1] Братья архиепископа Гуго и Рихбод, а также римский понтифик Григорий IV умерли в 844 году.
[2] Архиепископ Меца умер в 855 году.
[3] Чиновник, ведавший охраной дворца.
[4] Иоанн Грамматик после отлучения был сослан в своё имение. Там он (по хронике Георгия Аматрола) на принесённых ему иконах выскоблил глаза, за что ему было нанесено ременными плетьми 200 ран.
[5] Храм св. Софии.
 

© Copyright: М.Лютый, 2018

Регистрационный номер №0425934

от 25 сентября 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0425934 выдан для произведения: Глава 5
(842-843 г. от Р.Х.)
 
Через несколько месяцев после встречи с архиепископом Меца Лотарь получил известие, что его братья встретились и дали клятву поддерживать друг друга против старшего брата. Ещё через две недели архиепископ прислал ему копию клятвы Людовика:
«Из любви к Богу и ради спасения христианского народа и нас самих я с нынешнего дня, насколько Бог даст мне разумение и силу, буду поддерживать брата моего Карла во всем, как надлежит поддерживать брата, при условии, что он будет поступать точно так же. И никогда не вступлю ни в какое соглашение с Лотарем, которое с моего ведома направлялось бы против брата моего Карла».
Лотарь несколько раз перечитал послание, в сердцах бросил его на пол и в отчаянии заметался по комнате. Что делать – одна единственная мысль грызла его. Постепенно ярость его улеглась, мысли обрели стройность, и Лотарь, приняв решение, даже ехидно улыбнулся. С этой ехидной улыбкой он вызвал слугу и беспререкаемым тоном приказал:
- Немедленно приведи ко мне графа Вьенского и герцога Сполето!
Слуга замялся:
- Герцога нет во дворце.
- Так пошлите за ним! – Сбросив улыбку, раздражённо воскликнул Лотарь.
- Будет исполнено. – Попятился к двери слуга.
Появившемуся графу Лотарь, приняв равнодушный вид, процедил, нехотя показав на валявшееся послание на полу:
- Смотри, Жерар, что задумали мои братья!
Граф Жерар Вьенский прочитал написанное и задумчиво произнёс:
- Они не успокоятся, пока не уничтожат нас. Мои воины, хотя нас и мало, готовы выступить сию минуту. Они хотят войны – они её получат.
Лотарь снисходительно улыбнулся и дружески обнял графа за плечи:
- Наоборот, мой друг, мы предложим им мир, к которому они так стремятся, и после которого они опять будут стремиться под наше крыло. Поэтому я хочу, чтобы ты отправился к архиепископу Меца и сообщил ему мои условия…
- К архиепископу?..
- Да, к нему. Именно он может повлиять на моих братьев, чтобы они согласились заключить мир. Итак, условия… Людовик требует себе земли к востоку от Рейна, а Карл хочет Нейстрию и Аквитанию. Я не против, но будет ли это честно? Я согласен разделить империю на три равные части, но как это сделать? Разве мы знаем, сколько в империи подданных? Я предлагаю, чтобы от каждого из нас по тридцать, а лучше по сорок вельмож определили это и разделили империю на три равные части. В каждой части должно быть равное количество графств и аббатств. За этим ты проследи особенно тщательно. Передай архиепископу, что я согласился, чтобы мои братья стали королями подвластных им земель. И ещё, - Лотарь мечтательно заулыбался, - сообщи всем, что я дарю Фрисландию Карлу, и пусть эта весть станет известна не только архиепископу. Считай, что это моя прихоть.
- Понимаю, - кивнул головой граф Вьенский, - мы кидаем им кость, из-за которой они должны перегрызть глотки друг другу.
Лицо Лотаря вдруг стало жёстким, и его глаза превратились в узенькие щёлочки:
- Ты ничего не должен предполагать, а выполнять то, что велю я.
Граф молча склонил голову, а Лотарь, остывая, продолжил:
- Я знаю, что размолвка с братьями возникла не сама по себе. Это выгодно определённому кругу лиц, и эти лица подталкивают их к войне со мной. Ты догадываешься кто это?
- Архиепископ?.. Иначе мне бы не пришлось ехать к нему.
Лотарь поморщился:
- Это мелкая птица. Бери выше.
- Неужели?.. – Округлил глаза граф.
- Да, это так. Пока мы успокоим их, подарив им мир, и выиграем время. Нужно подобрать своего человека на место папы. Он больше не должен нам мешать.
- А архиепископ?..
- Месть сладка, когда видишь мучения недруга. Займись его братьями Гуго и Рихбодом[1]. Пусть он живёт, зная об их участи[2].
Ещё через четыре дня перед Лотарём предстал герцог Сполето. Император изобразил радушие:
- Я вижу, что ты не очень-то спешишь ко мне. При размеренной жизни в герцогстве кажется, что в мире всё так же спокойно и бесконфликтно. Эта беспечность способствует появлению лени. Мой друг Ламберт, не жалеешь, что покинул Пипина? Мне кажется, что герцогство Сполето не хуже, чем Нантское графство. Или я ошибаюсь?
Вместо ответа герцог благодарно улыбнулся.
- А если бы у тебя появилась возможность к своему титулу герцога Сполето добавить опять титул графа Нантского?
- О-о, государь! Но как это сделать? На графство наложил руку Ваш брат Карл.
- Это временно, мой друг, временно… Я вижу, что ты бы не отказался и от этих владений. Стать опять графом Нантским тебе может помочь твой друг Матфрид. Жаль, конечно, что он покинул меня, думая, что я забыл о нём. Отличный воин, каких мало, но что Всевышний не делает – всё к лучшему! Попроси Матфрида, чтобы он вместе с Рюриком помог вернуть твои бывшие владения, а затем как следует потрясите западные окраины земель моего брата Карла. Это сделает его более уступчивым в моём споре с ним.
- Государь, но как мне найти Матфрида? – Развёл руками Ламберт. – Он же у Рюрика, а где Рюрик известно одному лишь Богу.
- Да, неспроста, таким как я, Всевышний дал власть над людьми. – Довольно улыбнулся Лотарь. – Нужно просто поразмыслить и вспомнить: кого вместе с Рюриком крестил мой отец? Правильно, Харальда Клака. Теперь конунг, получив землю, дающую тучные урожаи, успокоился и не доставляет нам хлопот, но… - Лотарь поднял палец вверх. – Я уверен, что он не порывал связи с мятежным князем и знает как его найти. Отправляйся к конунгу и соблазни его возможностью поиметь богатую добычу, захватив Нант. Я уверен, что после этого ты встретишься с Рюриком. А всё остальное будет зависеть от твоего красноречия. Опишешь, как богата земля Карла, - добьёшься своего.
 
*   *   *
 
Почти год прошёл со дня смерти базилевса Феофила. В одной из палат необъятного императорского дворца логофет Феоктист и Мануил ожидали начала опекунского совета. Мать малолетнего базилевса Феодора и её брат Варда задерживались. Магистр Мануил долго перебрасывался ничего не значащими фразами с логофетом и, наконец, решился на откровенный с ним разговор:
- Меня беспокоит мой племянник.
- Который?.. – Не выражая эмоций и полузакрыв глаза, уточнил Феоктист.
- Варда… Он стал очень опасен. В достижении своих целей он не знает границ. Власть испортила его. Для него не осталось ничего святого. Я получил жалобу от патриарха Иоанна Грамматика. Он сообщает, что Варда прислал к нему своих людей во главе с друнгарием виглы[3] Константином Армянином, чтобы патриарх или присоединился к иконопочитателям, или освободил патриарший престол. Иоанн не выбрал ни то, ни другое, и тогда они пытались силой заставить его отречься, нанеся ему множество порезов на животе. Как это возможно?! Поднять руку на духовную власть! Этак он может…
Феоктист устало вздохнул:
- Мне это известно. И меня это настораживает. Но что я могу сделать?
- Придумай что-нибудь! В твоих руках казна империи, а это немало. Ограничь его в средствах!
- Это не поможет: у него достаточно своего золота.
- А может…
Мануил оборвал фразу на полуслове, так как в палату стремительно вошла Феодора в сопровождении своего брата. Варда степенно шёл за своей сестрой, постукивая в такт шагам посохом, которым владел покойный Феофил. Мануил осуждающе посмотрел на племянника и многозначительно качнул головой Феоктисту, но тот лишь потупил глаза. Феодора, не успев занять место за столом, начала говорить. Её раздражённый тон не предвещал ничего хорошего:
- Больше нельзя терпеть эту ересь. Её нужно искоренить во что бы то ни стало!
Мануил согласно кивнул головой. Территория на востоке империи, населённая сторонниками одного из еретических течений христианства – павликианами, была большой головной болью императоров Византии. Они не желали подчиняться, вступали в военные союзы с мусульманами и вместе с ними нападали на византийские владения. Они подрывали устои христианской церкви, утверждая, что в Эдеме не было грехопадения, а было благо, которое являлось предпосылкой для последующего искупления. Павликиане не считали девой Богоматерь, отрицали крещение водой и причастие, осуждали почитание святых и икон, утверждая, что это идолопоклонство. Воззрения павликиан отвергали роскошь духовенства и церковную иерархию, они понимали равенство не только перед Богом, но и как социальное равенство, а это уже терпеть было никак нельзя.
- Я отправил в земли павликиан три армии и предложил им выбор: или они принимают истинную веру, или смерть. Но они упрямы в своей ереси и предпочитали смерть на кресте или от меча. Многих пришлось бросить в морскую пучину. Всё имущество казнённых поступило в казну базилевса, но это не сломило их.
- Значит, нужно отправить ещё войско. – Развязно процедил Варда.
Мануил сурово взглянул на племянника:
- Ты забываешь, что у нас ещё война с болгарами, и мы пока там не достигли успехов.
- Просто нужно уметь правильно управлять войском.
Феоктист заинтересованно посмотрел на Варду, а Феодора продолжила:
- Не ссорьтесь! Конечно, павликиан нужно раздавить, но я говорила об иконоборчестве. Пока на патриаршем престоле Иоанн Грамматик, множество христиан, почитающих иконы, ещё в заключении, а их нужно освободить.
- Сместить патриарха очень трудно. – Озабоченно закивал головой Мануил. – Он разослал письма о своих ранах и обвиняет в этом нас. Что теперь делать?
- А, пустое! - Беззаботно махнул рукой Варда. – Мы тоже разошлём всем письма о том, что Иоанн покушался на самоубийство, а это недостойно священнослужителя, и есть основание для лишения его патриаршего престола.
- Но кем заменить Грамматика? Я предложила патриаршество Михаилу Сингелу, но он отказался, сославшись на немощность.
- А может… - Начал Варда, но его перебил Феоктист:
- Я предлагаю Мефодия. Этот священник пострадал за свои убеждения, и я считаю, что он достоин занять патриарший престол.
Феодора задумчиво покивала головой, а затем подняла глаза:
- Страдания – это одно, а оправдает ли он наши чаяния и исполнит ли то, чего ожидаю я?
- Мы можем сейчас спросить его об этом - он уже ждёт за дверьми.
- Ты уже всё решил за нас. – С раздражением процедил Варда.
Феоктист сделал вид, что не заметил этого неудовольствия Варды. Он невозмутимо поднялся из-за стола, вышел и привёл за собой благообразного священника, улыбающегося наивной детской улыбкой. Мать базилевса чуть улыбнулась уголками губ – видимо осталась довольна увиденным: то ли благообразным видом, то ли кротостью характера:
- Мы хотим назначить тебя на патриарший престол и хотим, чтобы ты выполнил всё, что мы задумали. Ты должен выгнать со всех кафедр епископов-иконоборцев, чтобы Церковь восстановила свою красу. И тогда наступит пора благочестия, и вновь службы станут совершаться непорочно.
Мефодий всё с той же улыбкой, соглашаясь, медленно кивнул головой.
- Но это ещё не всё. - Феодора надменно повела головой. – Я хочу, чтобы не произносились анафемы на моего покойного мужа, а также простились все его грехи.
- Но это невозможно. – Мефодий даже возражал, улыбаясь. – Церковь может прощать живых, покаявшихся в своих грехах, но не может простить человека, умершего в состоянии смертного греха.
Феодора, раздражённая неуступчивостью, как показалось её вначале, мягкого с виду священника, повысила голос:
- Мой муж перед смертью раскаялся в грехах и поцеловал икону, которую я поднесла  к его губам.
- Поверят ли в это остальные иерархи церкви?
Феодора, привыкшая ранее к беспрекословному подчинению подданных, растеряно повернулась к членам опекунского совета. Мануил и Феоктист молчали, и только Варда, всплеснув руками, с иронией произнёс:
- Так уж и ничего нельзя сделать, чтобы они поверили?
Он встал и, опираясь на посох базилевса и сбросив с лица иронию, приблизился к Мефодию:
- Есть тысяча способов сделать так, чтобы все в это поверили. Например, написать имена всех базилевсов-иконоборцев, в том числе и Феофила. Затем помолиться и после молитвы не найти его в этом списке. Я повторю – тысяча… И есть всего один способ не назначить тебя патриархом. Решай!..
Трудность выбора отразилась на лице Мефодия: согласиться на пост патриарха или остаться на принципиальных позициях церковных устоев? Если не согласиться, то разве не может его постигнуть участь отлучённого патриарха? Хорошо ещё, что он остался жив[4]. Будущий патриарх вздохнул и безучастно произнёс:
- Я выполню всё, что вы просите.
Отпустив Мефодия, Феодора благодарно посмотрела на Варду:
- Это благодаря тебе решилось всё лучшим образом.
Феоктист закивал головой:
- Да, я согласен. Ты, Варда, умеешь решать сложные вопросы. Я думаю, что ты сможешь решить и сложный вопрос с болгарами и переломить исход войны с ними в нашу пользу. Я согласен с тобой, что в войсках нужно навести порядок. Мы дадим тебе полномочия для этого.
Мануил с недоумением воззрился на Феоктиста, а у Варды хищно раздулись ноздри, и загорелись глаза:
- Вы даёте мне власть над войском?!
- Да, это так. – Подтвердил Феоктист, и только чуть прищуренные глаза скрывали его усмешку, но Варда в предвкушении будущих возможностей этого не заметил.
«Порядка тысяч тридцать воинов в моих руках – это немало, это усиливает мою власть. Скоро я буду диктовать всем условия, а не Феоктист». – Подумал он, но сказал совершенно другое:
- Болгары узнают мою тяжёлую руку, и именно я буду диктовать им условия мира.
Оставшись наедине с Феоктистом, Мануил чуть ли не с дрожью в голосе спросил:
- Ты осознаёшь, что ты сейчас натворил? Имея под рукой столько воинов, мой племянник может натворить всё что угодно! Его цинизм находится за гранью дозволенного. Ради власти он готов на всё.
- Для власть имущего - это неплохая черта. – Феоктист спокойно смотрел на Мануила. – Властитель, который не может удержать власть – не достоин этой власти. Ты боишься, что он сможет возвыситься над нами? Ему это не удастся. Посмотри на него! Во власти он видит только её внешнюю сторону: почести и возможность дополнительного обогащения. А власть – это ещё и ответственность, огромная ответственность за судьбы людей, над которыми ты возвысился. Не поняв этого, гибнут народы и исчезают целые страны. Ты увидишь - болгары собьют с него спесь.
Догадывался ли Феоктист, что недооценка Варды со временем может привести к плачевным последствиям по крайней мере для него самого? Вряд ли. А пока вновь «избранный» патриарх Мефодий в первое воскресение Великого поста 11 марта совершил всенощное песнопение в храме Всесвятой Богородицы во Влахернах, а утром вместе с Феодорой и базилевсом в сопровождении митрополитов, архиепископов, игуменов, клириков и мирян направились в Великий храм Слова Божия[5].
Маленький базилевс Михаил, держась за руку матери, с восторгом смотрел на красочные одежды священнослужителей, на хоругви, которые они несли высоко над его головой, на горящие свечи и иконы в драгоценных окладах. Он слушал песнопения и считал, что именно для его услады собрали и эту толпу народа, и создали это праздничное настроение.
С тех пор в память об этом событии в первое воскресение Великого поста каждый год Православная церковь празднует восстановление иконопочитания, и праздник этот назвали «Торжество православия». А в Византии после этого на монетах и печатях вновь начал появляться лик Христа, и начался разгул реакции, который дошёл до кощунства, не присущей христианам: останки императора Константина V без всякого почтения были выброшены на улицу, а его мраморный саркофаг распилили на тонкие плитки, которыми облицевали одну из комнат дворца. Но как говорится: не осуждай, и не осуждаем будешь.

[1] Братья архиепископа Гуго и Рихбод, а также римский понтифик Григорий IV умерли в 844 году.
[2] Архиепископ Меца умер в 855 году.
[3] Чиновник, ведавший охраной дворца.
[4] Иоанн Грамматик после отлучения был сослан в своё имение. Там он (по хронике Георгия Аматрола) на принесённых ему иконах выскоблил глаза, за что ему было нанесено ременными плетьми 200 ран.
[5] Храм св. Софии.
 

 

Истоки державности. Глава 6(отрывок)

Истоки державности. Глава 4(отрывок)