ИНОЙ ТОТ САМЫЙ (Продолжение-4)
ИНОЙ ТОТ САМЫЙ
бытовой сюр
(Продолжение-4)
ЗА КУЛИСАМИ РАЗУМА ЕЩЁ ОДИН РАЗ
...И явился Человек Сна... И сказал: «Я – это механико-химический агрегат, оснащённый иллюзией – сознанием и это звучит гордо! Под действием этой иллюзии Я растянул Пространство и раскачал Время – продукты Моих мыслей шаловливых! Труд создал Меня исключительно с целью превратить Меня в лошадь, и известные Кентавры, на радость Дарвину, то самое легендарное недостающее звено в эволюции, правда уже с другого боку: «Вот я какой – Homo Novus!» А энергия Моя, даже если и сохраняет своё количество, то при этом не может не терять в своём качестве. Потому – никаких сюрпризов: труд же, в конце концов, Меня и погубит… Уж каким кренделем «продукты мыслей шаловливых» в голове Моей лошадиной встанут? В общем, замёрзнем все в триллиардах кубопарсеков кубиком коктейльным… Но это объект втыкания философов… Мы же ни в каких отношениях с этим не состоим, даже когда двоимся! Всего-то – шизофрения… Шесть миллиардов шизофреников?.. Выходит, нас в два раза меньше… Уж много нас, много, но… в два раза меньше…»
И я проснулся... И что-то мне не соображалось... Оч-чень туго, откуда-то извне, что ли, вливались в сознание моё некие полувоспоминания... Но никак не соображалось: воспоминания сновидения, или воспоминания чего-то реального... Последние сутки нахально не восстанавливались ни в правом, ни в левом полушариях... Я осознавал крайнюю необходимость нечто припомнить, но лишь бесформенные образы и обрывки эмоций овладевали мной... Напрягать мозги было тяжело, а до холодильника было далеко... И я лежал, как под небом Аустерлица...
Изнутри меня колола твёрдая уверенность, что должен я что-то... должен! Но что и кому? Решительнейшая амнезия! «Пожалуй, стоит всё списать на «перебор», – с трудом продумал я, – Но где и с кем я вчера?.. Может сам?.. Но во имя чего бы?..» Да, кроме обрывочного воспоминания ожидания ночного трамвая, я вращал в голове только какие-то цветные кляксы и бесповодную раздражённость чем-то... «Может я где головой треснулся?» – с напряжением подняв руку, я ощупал голову. Боли нигде, кроме как в мозгах, не ощущалось… «Версия два...», – я задумался, если можно так сказать... Версии два не было... В конце концов, я плюнул в душе, что было тоже не очень-то легко, и всякие мысли прекратил. Выход был один – лежать... Сил не было!
Но лежать безмысленно было ещё труднее, чем с неким подобием мыслей – требовалась энергия на торможение потока сознания. Потому, крайне вяло, я стал прикидывать: «Так... Что вчера – неважно, возможно, со сменой обстоятельств, и расскажет кто-нибудь... А что сегодня? Понятно… Первое: подобно Мересьеву доползти до холодильника и восстановить в организме статус-куо! Второе: позвонить! Возможно, где-нибудь там, где я возможно был, меня возможно вспомнят... Расскажут... Не таким «выморозком» буду себя осознавать... Третье: ...м-м-м... по обстоятельствам... Главное – вперед к холодильнику! Go, Canada, go![1]» Но сил не было...
«И для того ли Homo Erectus мутировал в Homo Sapiens, чтоб Homo Sapiens перемутировал в Homo Trezvus? Ох, за Ойкумену обидно… Не примени, присядет где нехитрая «кухонная утварь» и глянет из неё, вопросительно так, Родственник по Разуму? И что ж тогда?.. O tempora, o mores![2]» – бредила чья-то голова... А я смотрел на неё и не узнавал в магматическом растекании неких смысловых галлюцинаций: «…И после непродолжительной гражданской панихиды, бренность почившего была развеяна во сне…» – То Homo Sapiens почил, царствие ему ликёро-водочное… А у Homo Trezvus-а, вон, от трезвости той аж не голова, а кусок супрематизма какой-то… «Такой вот Sic transit gloria mundi[3] не отходя от кассы… Совсем уж это другое радио!»
И я опять проснулся... «А голова, похоже, моя...» – это была мысль из той головы, но в моей... «Какие-то скоррелированные головы... Чьи? Обе мои? Может я «чердаком развернулся»? Но если дурак отдаёт себе отчёт, что он дурак, значит он определённо нормален... Ништяк себе – отходняк!»
Я предпринял попытку приподняться и... здесь мне и завзвисали звуком флажолеты… Ну, и я им в ответ завзвисал, с оглядкой на себя приподнятого… Здесь мне и вирусы какие-то запаразитировали в сознании… Ну, так и я им запаразитировал, как умел, с удовольствием ощущая свой обретаемый бренный вирион[4], вибрирующий флажолетом… Было похоже, что я вывибрировывал некий реквием по безвременно, беспространственно и бесчеловечно Почившему: «И во имя чего это он почил-то, этот Почивший?»
...И я проснулся в очередной раз, как-то ясно ощущая, что меня покидает какое-то моё Нечто, без которого я – это некий бессмысленный предмет, не располагающий ни самостоятельностью, ни волей, ни какой бы то ни было свободой действий... И не говоря уже о необходимости марш-броска на кухню, я не мог даже и пытаться «обкатывать», с дифференциацией и последующим интегрированием, с целью интерпретирования, вроде бы бесцельно шатающегося по комнате Пинстиллуса, что было моим излюбленным занятием. Отсутствовала в моём сознании какая бы то ни была изящность и потому ни логические, ни художественные матрицы с Пинстиллуса не снимались, к его возможной досаде... Не исключено, что он и хотел бы определиться со своими атрибутами, как то: со своими количеством, качеством и комплектностью... Вообще-то странным было то, что он шатался по комнате, вместо того, что бы не спать на подоконнике... Это могло бы насторожить, если б во мне был хоть один джоуль энергии для анализа. А он вышагивал, переставлял лапы... И, как выяснилось, вполне целенаправленно переставлял... Мотанув по комнате, вероятно, магическое число кругов, он впрыгнул на трюмо и уставился на своё зеркальное отражение, чего за ним я никогда не замечал! С котячьей пристальностью вглядевшись в своё отражение, он вполне внятно вроде как произнес:
—Ну, что? Для полной гармонии сверим усы?
И меня, как молнией в лоб шарахнуло!!! Мгновенно окатило ледяным шквалом воспоминаний, затем шайкой полукипятка «наведённой в сознании настройки», опять ледяным шквалом уточнённых нюансов воспоминаний и я вскочил: «Папирус! Видать, отосил папир!» И тут же упал...
Но Выраженное Пинстиллусом запустило во мне некую потайную пружину резервной энергии и я прочувствовал что-то вроде возврата в своё туловище! Вернулось ощущение своего организма, хоть он и пребывал в отвратном состоянии, подлежащем основательному «техобслуживанию». Одномгновенно вспыхнули в моём сознании все «вклиненные» мне метафизические, психологические и психо-социальные установки, отражаясь в весомом желании сверить Диктуемое с Происходящим. В спину уже давила необходимость выполнения своего обещания, подогреваемая и личным интересом возможности вынырнуть из «бытового канализационного коллектора», в который «подсажен» с рождения... Толкала меня необходимость эта к холодильнику, для начала, и, превозмогая «вертолёты» в голове и кляксы в глазах, я безотчётно обнаружил себя на кухне, вроде как телепортировав... Но мне было не до анализа, как и не до стакана, хоть в спину и стрелял глазами ночного видения мой летаргический Пинстиллус...
Я пил «со ствола»... С отвращением, но жадно, глотал «40-процентную» и «на ходу» приходил в себя...
Чуть не подавившись, я перевёл дыхание: «Уф-ф!..» Приземлялись уже мои «вертолёты», стирались и кляксы с «Картины окружающего»... В минуту восстановившись, я «проехал» взглядом вокруг себя – моей тени не было!.. И «переехал» глазами на календарь – на календаре значилось: «Вчера»!
ПУТЕШЕСТВИЕ В ИНТИМ
ФАЗА α
Я вышел из дома с числом 23 и сжимая в руке немного прихваченной с собой пустоты – на удачу, потому как каким-то нечеловеческим чувством ощущал, что уже опаздываю! Я не был уверен, был ли это день…
Ну, а если ночь, если полное отсутствие оживления и подобие вселенского спокойствия владеют пространством, то трамваи, заметьте, мчат на редкость ровно, ритмично и с завидной для иной части суток скоростью, проскакивая остановки с перекрёстками и превышая скорость магистральную исключительно ради выхода на эту самую «скорость завидную». И я ехал, осознавая, что отбрасываю этот мир подобно ящерице, отбрасывающей свой хвост в виду серьезности обстоятельств. Разница была лишь в том, что я уходил не от обстоятельств, как таковых, а от «сообщества моллюсковых мозгов», живущего стадным инстинктом по принципу «Щоб ты так доехал, как ты заплатил», в целом. Возможно, предстоящее давало мне некоторый психологический откат, о целесообразности которого я не мог иметь и малейшего представления, но именно потому и не сомневался в выборе: «В конце концов, каждый откармливает своего и только своего, блуждающего в голове, таракана! В конце концов, я на своём трамвае!»
Так я, увлечённый, и ехал, не задумываясь вообще, когда и был настигнут внезапно проявившимся вагоновожатым…
—А, Чуринга! – и никакого расплоха…
Я, безо всякой версификации и на всякий случай, протянул ему раскрытую ладонь, в которой до того сжимал немного прихваченной с собой пустоты. Как и следовало ожидать, на ней лежал откомпостированный билет, быть которого, по ранее изложенным причинам, у меня, разумеется, не могло.
На этот раз вагоновожатый не был особо любезен, но не был и чужд… Скорее он был абсолютно нейтрален и наши взгляды прозаически совонзились, окатив лёгким звоном салон…
—Храни, храни Иероглиф, ведь мы идём параллельными рельсами… – и я опять поймал провал в этом взгляде и опять начал ловить себя, хотя и пытался удержаться, но лишь по инерции. Магнетизирующий взгляд, как и в прошлый раз, упруго обвив меня, втягивал, всасывал вакуумным насосом с реверберацией:
—Мы идём параллельными рельсами!.. Параллельными рельсами… Мы идём…. Идём… И вам дозволено… Дозволено!.. Так идём!..
—А коньяк? – но вагон уже мчал встречно мне… Мой взгляд, отскакивая от упругой небесной Тверди рикошетом, вонзался обратно, а ворвавшийся в салон лязг и дребезг развившего «завидную» скорость вагона привычно сматывал нервы своим пронзительным резонансом на ось демонического заклинания: «…И мы идём!.. Истинно повторяю Вам: «Земля налетит на Небесную Ось!» Идём!..» И я вновь выпал из трамвая на всё той же первой же конечной, через двери с рекомендацией «Вход»…
—Бесконечная, – весьма обыденно прохрипел динамик… Хотя нет, он как бы с подразумеваемым продолжением, таинственно прохрипел, – Бесконечная…
И навевающий Иероглиф компостера…
Понятно, что меня уже ждали… Как и должно – Папирус с пачкой папирос и Пергамент с бубном.
—Ну, наконец-то.
—Давно ждёте?
—В целом от Сотворения Мира, а в частности с завтра, – заулыбался Папирус, – Папиросочку?
—Спасибо, – Папирус чиркнул огнивом и я подкурил, – И где это мы?
Папирус глазами указал на едва сквозящую надпись, парящую в пространстве – что-то вроде неоновой рекламы, но весьма тусклую, в силу достаточно растуманной погоды: «Территория охраняется облаками».
—А-а, – протянул я, – Весьма доходчиво…
—Чего ж не ясного? Под облаками мы и никуда отсюда, кроме как через тень, – хитрая улыбочка вновь заскользила по губам Папируса, – Один отсюда выход – через собственную тень… Скамлай что ль чего, – обернулся он к Пергаменту.
—Какая ж тень при такой непроницаемой облачности? Почти сумерки… – я оглядел «сладкую парочку», их тени были весьма отчётливы… Моей, разумеется, не было.
—Для того хвоста и срезали, – не переставал улыбаться Папирус, – На всякий случай, чтоб ты не передумал… На тебя теперь многое поставлено! Ты замкнёшь!..
—Я хороводных дел мастер? Амбарный замок Modena-bolt? И то и другое, или концевой замыкатель? В чём мотив ставки на такую непроницаемость? Я ведь так до конца ни черта и не понял…
—Ты имеешь в виду, где здравый смысл? – включился отчего-то не камлающий Пергамент, – Пойми, каждый в этом мире просто обязан расстаться со здравым смыслом и расстаться по-своему! И не только во имя самого себя, но и во имя Всеобщего Контекста… На то и дана Свободная воля Человеку… Посортируй своим тетрисом!
Мне как-то не сортировалось:
—Вы, похоже, или до Сотворения Мира с ним расстались, или…
—Или!.. – не дал договорить Пергамент, – Заблуждение это, скажем на Папируса, свои ментально-физиологические характеристики примерять…
—Значит так-c, – перебил Папирус и «разосил» на планшетке отцентрованный папир, – Пеленг будем отбивать от предельно допустимой фиксации Кон-фигуры. Направление… м-м… северо-надир, – и вопросительно взглянул на Пергамента. Тот, слегка постукивая в бубен, долго и задумчиво глядел в папир, а затем медленно произнёс:
—И ни румба к зениту?
В свою очередь задумался Папирус:
—Мы более, чем зенитны, но… разумно… поправку на опоздание я не учитывал. Переарифметируем вектор по ортам, в случае псевдонаращивания надирной функции переосим центровку, хотя это и время, – и глянув на меня добавил, – Которое, кстати, здесь течёт в себя.
Я, разумеется, во всей их «китайской говорильне», которая у них за правило, ни черта не понимал:
—И куда это – в себя?
—А это, как если бы ты сначала пришёл с бутылкой водки, а потом передумал за ней идти, – с перманентной улыбкой объяснил Пергамент. – То есть она уже есть, а ты и не думал за ней ходить… Понимаешь, человек движется сквозь Мир из прошлого в будущее, а Мир, соответственно, движется сквозь человека наоборот. Как же должно при этом двигаться Время? Ну, а всё это, во избежание неразберихи, обретает упорядоченное Единение в человеческом Я – на то человек задуман, разработан, сконструирован и введён в эксплуатацию…
Пока Папирус занимался арифметикой, мы с Пергаментом обсуждали какие-то абсурдные, с точки зрения нормального человека, вопросы.
—Пергамент, если в упрощённых понятиях, куда всё-таки нас несёт и на кой хрен? Мы в каком Мире – в Этом, в Том, или в Третьем?
—Мы вне…
—Вне чего?
—Вне вообще… Иначе никак не скажешь… А будь мы в Третьем мире, – он рассмеялся, – Сейчас бы нас атаковали террористы! Возможно, они бы даже попытались захватить трамвай! Они ж – террористы и им всё равно что захватывать, хоть велосипед! Такая уж у них неудержимая паранойя, по навязчивости подобная клептомании. И нам с Папирусом пришлось бы отдать последние и единственные ботинки во изволение тебя!
—А если серьёзно… Вне вообще… хм… И сюда можно доехать трамваем?
—Ты ж доехал! При помощи чуринги-то запросто… Дело в том, что Причина Природы – Пожар Разума! Я всё о той же Максимальной информконстанте, о которой тебе «тёр» Папирус. Потому Культ Агни – основа метафизики и не только на вашем Востоке. Чуринга – предмет единения с Агни, а потому даёт возможность сместиться в любую Точку, если знать как.
—Точку чего?
—Ну… Не чего, а какую! В любую абсолютную Точку…
—Да-а… Я ж просил в упрощённых понятиях…
—Ты б попросил о том же, но с использованием только пяти букв корейского алфавита, – он опять рассмеялся и достал походную фляжку:
—На, философ, глотни!
Коньяк, как обычно, прошёл на славу.
—Держи, – я вернул флягу, – Ладно, «куб» не вкатился… А вот насчёт человека, который задуман, разработан и введён… При этом он же и обречён! Не кажется ли, что это безответственно со стороны разработчиков-конструкторов?
—Едва ли! Но ты в чём-то прав. Все, и мы все в том числе, в ответе за того, кого сотворили, или приручили. Вот, скажем, ты сотворил Нечто. А оно – это Нечто – просило тебя его творить? Да, тут ты прав в постановке вопроса. Вот потому Бог, но только в истинном Его понимании, столь милостив, терпелив и прочее в позитивных тонах…
И тут ожил Папирус:
—Расчёт верный! Можно направлять наши лотосные стопы! – он тоже приложился к фляге, – Папиросочку? Курить на ходу! – и чиркнул огнивом.
И мы взяли направление по оси.
Тот континуум, в котором мы перемещались, не имел какого-либо выражения. Я совершенно не в состоянии описать это пространственное Нечто, хотя в голове и вертелась несколько перефразированная строчка из песни одного гениального парня, вызывавшая некоторые ассоциации: «Мы движемся мимо строений, в которых стремятся избегнуть судьбы. Мы легче чем дым, сквозь пластмассу и жесть…»
Разумеется, никаких строений не наблюдалось, равно как и жести с пластмассой… И все же некое наполнение континуума было… Этакое неописуемое, потому как не имеющее аналогов в родной разнородной реальности… Оно представлялось однородно-однообразным и воспринималось, как всевозможные цветовые гаммы, за которыми и угадывалась некая материальная составляющая, но… Пожалуй, лучше, чем Фома Аквинский не скажешь: «Первоматерия бескачественна и бесформенна, ибо в ней существуют все качества и все формы сразу, и потому – ни того, ни другого»…
Было то легко, то напряжённо, словно мы преодолевали полосы то мягкости, то упругости. Папирус с Пергаментом, я не сразу это заметил, использовали одну пару ботинок на двоих, но при этом оба были обуты… Это также за рамками здравого понимания и обычным языком описанию не поддаётся… Если бы я владел сильбо[5], возможно мне бы и удалось это изложить попонятней… Данный трюк забавлял – иногда они лениво переругивались по этому поводу. Пергаменту не нравилось отсутствие у него шнурков, в то время, как у Папируса они были! На одних и тех же ботинках! Изредка проявлялось некое подобие небесной аморфности, издававшее какой-то хрустящий свет, обострявший зрение, хотя говорить о небе здесь и не имело смысла. Охраняющие облака были, а вот небо… Оно просто не угадывалось на должном месте, как и в любом другом… Отсутствовали и стороны света, но направление всё же присутствовало – мы перемещались по нему вдоль оси… И учитывая, что время здесь текло в себя, невозможно было сказать как долго продолжался этот марш-бросок. Наконец, Папирус остановился:
—Перекур для курящих! Остальные идут дальше!
Остальным оказался Пергамент, и он продолжил поход автономно, совершенно странно не удаляясь. Пока мы с Папирусом тянули по «Герцеговине Флор», Пергамент не ушёл и на метр, не сбавляя при этом изначального шага.
—Ничего, догоним, – успокоил меня Папирус.
Я успокоился, пребывая в определённом недоразумении, и потому ничего спрашивать не стал – смирился уже с происходящей вокруг заумью. Как ни странно, догоняли мы его ровно столько, сколько потратили на перекур… но не времени, а чего-то иного… Мы бодро шли рядом с ним, однако он никак не реагировал, пока не истекло то, что было на перекур потрачено… А затем вдруг повернулся и заулыбался:
—А-а, догнали? Слышу – шелестят, значит – приближаются… А то уж я решил, что мы дойдём по очереди!
—Слушай, ты ж никуда не уходил! – наконец созрел я.
—А что ж, я, по-твоему, с вами курил? – было похоже, что он забавлялся надо мной.
—Что за чёртовы трюки в этих местах?
—Это не места… Были б места – была б рыбалка. Уверяю, с рыбой здесь никак, даже при использовании динамита. Да и швырять-то его некуда. Да и не дадут, – он указал пальцем на облака, – А это – Точка.
—Одномерное пространство что ли?
—А ты много понимаешь в мерностях? Нет, это не одномерное пространство, это – Точка! – он достал флягу, – На, а то без этого, как я вижу, ты можешь слегка соображением разъехаться. В одномерном пространстве ты имеешь только одну координату, а здесь, что хочешь – то имеешь! – он снова рассмеялся, видимо оценив неожиданную двусмысленность своих слов и добавил, – Да-да, во всех смыслах, что хочешь – то имеешь! Хочешь?..
Я несколько не разделял его безмерной весёлости и ничего не хотел. Сделав два больших глотка, я передал флягу Папирусу. Тот, в свою очередь отглотнув, вернул её Пергаменту. Стало несколько бодрее, хотя никакой усталости и не было.
—Слушай, Пергамент, ты говорил, что чуринга даёт возможность сместиться в любую Точку… Их что много?
—Сказать – бесконечно и сказать – одна, значит сказать одно и то же…
—Выходит мы одновременно в бесконечном количестве Точек? То есть, к примеру, меня сейчас бесконечно много?
И тут рассмеялся молчавший Папирус:
—А когда тебя было мало? Пергамент, слышал? Он скромничает!
—Тогда где все мои «Я»?
—Ну ясно ж – здесь!
—Да? – естественно, я решил что меня просто разыгрывают, но Пергамент вполне серьёзно добавил:
—Просто каждый из всех «ты» эгоистически уверен, что он один-единственный, равно как и неповторимый!
—Но ты сказал, что бесконечно и одна – это одно и то же! Значит, я всё-таки один?
—Ну да, бесконечностно один!
—Хм, ну ладно, рискну принять за аксиому, – и я задумался, но о другом. Меня настораживала, как мне казалось, неоправданная уверенность Папируса.
—Фарао Папир, Ваше солнцеподобие, как я вижу, столь целенаправленно, что не находит необходимости в хоть некоторой сверке курса… Меня это беспокоит – уж никак бы не хотелось заблудиться в «чёрт знает где» и в такой дали от Родины…
—А зачем? Если мы ось взяли, уже не ошибёмся – геометрия!
—А-а, ну да, – съязвил я, – Выходит не я один геометрии обчитался!
Рассмеялись оба:
—Тут смотря какая геометрия! Геометрия клумбы – одно, а геометрия Точки – это геометрия Точки!
Я опять начал думать и наблюдать, и некоторое время мы двигались молча. Вообще, во всём окружающем отсутствовали следы какой-либо искусственной деятельности. Разумная и определённо целенаправленная деятельность какого-то Высшего Смысла шла непрерывно – разумно существовал сам Континуум, но всё это подходило под определение «природной разумности», а вот так, что б какая-то искусственность…
«Но, а в целом есть ли разница, – рассуждал я, – Не является ли человеческий разум просто обособленной составляющей Целого Единого Разумного? И если мне не уловить смысл этой обособленности, говорит ли это о том, что в Природу вкралась некая Великая Ошибка?!» И я вновь обратился к Пергаменту:
—Впечатление, что стопа Homo Sapiens-а здесь от Сотворения не оставляла отпечатков?
—Наблюдательный! Да, чужие здесь не ходят… У каждого своя и только своя Точка, хоть она и одна…
—А вообще, прецеденты были?
—Мы ж тебя от Сотворения ждали… Ну, разве ж только до Сотворения… Так сам понимаешь, чей мог быть отпечаток…
—…??
—Поймёшь-поймёшь… Сотворение – это вовсе не Начало… А понятия Начало и Конец вообще приняты условно и не отображаемы в прикладном плане, как исключительно умозрительные…
Континуум закончился внезапно.
—Стоп, – развернулся шедший впереди Папирус, – Конец геометрии. Папиросочку? – он чиркнул огнивом, – Потеряться здесь сложнее, чем выиграть в Суперлото…
Я понял намёк и мне почему-то захотелось обратно. Пергамент протянул флягу:
—Хорошо глотни и забирай с собой. Черти здесь не водятся, но для большей уверенности… А Иероглиф-то, если вдруг – предъявляй, – повторил он своё известное, – Иероглиф тебе за Главное! Заглавный тебе Иероглиф значит… Кури-кури…
Я от души отхлебнул, во фляге оставалось ещё прилично.
—Да как он предъявляется-то?
—В трамвае ж получалось!
Я разжал ладонь, но обнаружил лишь немного прихваченной с собой пустоты…
—?? – мой взгляд вновь безмолвно застыл на Пергаменте.
—Так вот и предъявляй, – Пергамент улыбался и я не мог понять: шутка это, или действительно тут «Земляничные поляны»[6], – На то она и ладонь…
—А обратно у меня получится?
—Только штриханёшься, тут же окажешься в обнимку с Пинстиллусом, – уверенно заявил Папирус, – Кто-то ж должен ему колбасы «отвесить», – и заулыбавшись, – Смысл – замкнуть Конфигурацию! Остальное – за нами… Увидимся ещё!
—И не раз, – добавил Пергамент, – Мы ж последнюю коробочку «Портера» так и не до… Вы, сир, в тот раз предательски к Морфею отжаловали, по-английски не попрощавшись.
—А коньяк?
—Да не заключил бы Вас Морфей в объятья, оставь Вы хоть каплю коньяку… Ну, а бутылочку я сдал, монетку дали, – Пергамент взял мою ладонь и своей ладонью с размаху впечатал в неё пятак, – На удачу! Вы ж суеверны до безусловности…
—Да, такие мы в вашем понимании… – повторил я слова Пергамента, сказанные им под детским грибком.
—Держи, – Папирус всучил мне излюбленную «Герцеговину Флор», – И до встречи! Уж до неё совсем чуть-чуть… Но ты сам! Иначе…
Я кивнул и зачем-то я оглянулся: так и есть – ни Реальности, ни её Отсутствия…
А Фолиант-двоица, в тот миг, лихо канула в свои тени…
—Хм, во что бы упереться, при таком континууме, да покурить? – я огляделся: окружала осматриваемая окружающая среда…
Продолжение следует
[1] Go, Canada, go! – «Вперёд, Канада, вперёд!», традиционная поддержка канадских хоккейных болельщиков, подобная нашему: «Ша-айбу!».
[2] Лат. «О времена, о нравы!»
[3] Лат. «Так проходит земная слава».
[4] Вирион – тело вируса.
[5] Сильбо – язык свиста, использовавшийся неандертальцами и сохранившийся у некоторых племён Океании.
[6] «Земляничные поляны» – заведение для умалишённых в Ливерпуле, о котором пели the Beatles в песне Strawberry fields forever
ИНОЙ ТОТ САМЫЙ
бытовой сюр
(Продолжение-4)
ЗА КУЛИСАМИ РАЗУМА ЕЩЁ ОДИН РАЗ
...И явился Человек Сна... И сказал: «Я – это механико-химический агрегат, оснащённый иллюзией – сознанием и это звучит гордо! Под действием этой иллюзии Я растянул Пространство и раскачал Время – продукты Моих мыслей шаловливых! Труд создал Меня исключительно с целью превратить Меня в лошадь, и известные Кентавры, на радость Дарвину, то самое легендарное недостающее звено в эволюции, правда уже с другого боку: «Вот я какой – Homo Novus!» А энергия Моя, даже если и сохраняет своё количество, то при этом не может не терять в своём качестве. Потому – никаких сюрпризов: труд же, в конце концов, Меня и погубит… Уж каким кренделем «продукты мыслей шаловливых» в голове Моей лошадиной встанут? В общем, замёрзнем все в триллиардах кубопарсеков кубиком коктейльным… Но это объект втыкания философов… Мы же ни в каких отношениях с этим не состоим, даже когда двоимся! Всего-то – шизофрения… Шесть миллиардов шизофреников?.. Выходит, нас в два раза меньше… Уж много нас, много, но… в два раза меньше…»
И я проснулся... И что-то мне не соображалось... Оч-чень туго, откуда-то извне, что ли, вливались в сознание моё некие полувоспоминания... Но никак не соображалось: воспоминания сновидения, или воспоминания чего-то реального... Последние сутки нахально не восстанавливались ни в правом, ни в левом полушариях... Я осознавал крайнюю необходимость нечто припомнить, но лишь бесформенные образы и обрывки эмоций овладевали мной... Напрягать мозги было тяжело, а до холодильника было далеко... И я лежал, как под небом Аустерлица...
Изнутри меня колола твёрдая уверенность, что должен я что-то... должен! Но что и кому? Решительнейшая амнезия! «Пожалуй, стоит всё списать на «перебор», – с трудом продумал я, – Но где и с кем я вчера?.. Может сам?.. Но во имя чего бы?..» Да, кроме обрывочного воспоминания ожидания ночного трамвая, я вращал в голове только какие-то цветные кляксы и бесповодную раздражённость чем-то... «Может я где головой треснулся?» – с напряжением подняв руку, я ощупал голову. Боли нигде, кроме как в мозгах, не ощущалось… «Версия два...», – я задумался, если можно так сказать... Версии два не было... В конце концов, я плюнул в душе, что было тоже не очень-то легко, и всякие мысли прекратил. Выход был один – лежать... Сил не было!
Но лежать безмысленно было ещё труднее, чем с неким подобием мыслей – требовалась энергия на торможение потока сознания. Потому, крайне вяло, я стал прикидывать: «Так... Что вчера – неважно, возможно, со сменой обстоятельств, и расскажет кто-нибудь... А что сегодня? Понятно… Первое: подобно Мересьеву доползти до холодильника и восстановить в организме статус-куо! Второе: позвонить! Возможно, где-нибудь там, где я возможно был, меня возможно вспомнят... Расскажут... Не таким «выморозком» буду себя осознавать... Третье: ...м-м-м... по обстоятельствам... Главное – вперед к холодильнику! Go, Canada, go![1]» Но сил не было...
«И для того ли Homo Erectus мутировал в Homo Sapiens, чтоб Homo Sapiens перемутировал в Homo Trezvus? Ох, за Ойкумену обидно… Не примени, присядет где нехитрая «кухонная утварь» и глянет из неё, вопросительно так, Родственник по Разуму? И что ж тогда?.. O tempora, o mores![2]» – бредила чья-то голова... А я смотрел на неё и не узнавал в магматическом растекании неких смысловых галлюцинаций: «…И после непродолжительной гражданской панихиды, бренность почившего была развеяна во сне…» – То Homo Sapiens почил, царствие ему ликёро-водочное… А у Homo Trezvus-а, вон, от трезвости той аж не голова, а кусок супрематизма какой-то… «Такой вот Sic transit gloria mundi[3] не отходя от кассы… Совсем уж это другое радио!»
И я опять проснулся... «А голова, похоже, моя...» – это была мысль из той головы, но в моей... «Какие-то скоррелированные головы... Чьи? Обе мои? Может я «чердаком развернулся»? Но если дурак отдаёт себе отчёт, что он дурак, значит он определённо нормален... Ништяк себе – отходняк!»
Я предпринял попытку приподняться и... здесь мне и завзвисали звуком флажолеты… Ну, и я им в ответ завзвисал, с оглядкой на себя приподнятого… Здесь мне и вирусы какие-то запаразитировали в сознании… Ну, так и я им запаразитировал, как умел, с удовольствием ощущая свой обретаемый бренный вирион[4], вибрирующий флажолетом… Было похоже, что я вывибрировывал некий реквием по безвременно, беспространственно и бесчеловечно Почившему: «И во имя чего это он почил-то, этот Почивший?»
...И я проснулся в очередной раз, как-то ясно ощущая, что меня покидает какое-то моё Нечто, без которого я – это некий бессмысленный предмет, не располагающий ни самостоятельностью, ни волей, ни какой бы то ни было свободой действий... И не говоря уже о необходимости марш-броска на кухню, я не мог даже и пытаться «обкатывать», с дифференциацией и последующим интегрированием, с целью интерпретирования, вроде бы бесцельно шатающегося по комнате Пинстиллуса, что было моим излюбленным занятием. Отсутствовала в моём сознании какая бы то ни была изящность и потому ни логические, ни художественные матрицы с Пинстиллуса не снимались, к его возможной досаде... Не исключено, что он и хотел бы определиться со своими атрибутами, как то: со своими количеством, качеством и комплектностью... Вообще-то странным было то, что он шатался по комнате, вместо того, что бы не спать на подоконнике... Это могло бы насторожить, если б во мне был хоть один джоуль энергии для анализа. А он вышагивал, переставлял лапы... И, как выяснилось, вполне целенаправленно переставлял... Мотанув по комнате, вероятно, магическое число кругов, он впрыгнул на трюмо и уставился на своё зеркальное отражение, чего за ним я никогда не замечал! С котячьей пристальностью вглядевшись в своё отражение, он вполне внятно вроде как произнес:
—Ну, что? Для полной гармонии сверим усы?
И меня, как молнией в лоб шарахнуло!!! Мгновенно окатило ледяным шквалом воспоминаний, затем шайкой полукипятка «наведённой в сознании настройки», опять ледяным шквалом уточнённых нюансов воспоминаний и я вскочил: «Папирус! Видать, отосил папир!» И тут же упал...
Но Выраженное Пинстиллусом запустило во мне некую потайную пружину резервной энергии и я прочувствовал что-то вроде возврата в своё туловище! Вернулось ощущение своего организма, хоть он и пребывал в отвратном состоянии, подлежащем основательному «техобслуживанию». Одномгновенно вспыхнули в моём сознании все «вклиненные» мне метафизические, психологические и психо-социальные установки, отражаясь в весомом желании сверить Диктуемое с Происходящим. В спину уже давила необходимость выполнения своего обещания, подогреваемая и личным интересом возможности вынырнуть из «бытового канализационного коллектора», в который «подсажен» с рождения... Толкала меня необходимость эта к холодильнику, для начала, и, превозмогая «вертолёты» в голове и кляксы в глазах, я безотчётно обнаружил себя на кухне, вроде как телепортировав... Но мне было не до анализа, как и не до стакана, хоть в спину и стрелял глазами ночного видения мой летаргический Пинстиллус...
Я пил «со ствола»... С отвращением, но жадно, глотал «40-процентную» и «на ходу» приходил в себя...
Чуть не подавившись, я перевёл дыхание: «Уф-ф!..» Приземлялись уже мои «вертолёты», стирались и кляксы с «Картины окружающего»... В минуту восстановившись, я «проехал» взглядом вокруг себя – моей тени не было!.. И «переехал» глазами на календарь – на календаре значилось: «Вчера»!
ПУТЕШЕСТВИЕ В ИНТИМ
ФАЗА α
Я вышел из дома с числом 23 и сжимая в руке немного прихваченной с собой пустоты – на удачу, потому как каким-то нечеловеческим чувством ощущал, что уже опаздываю! Я не был уверен, был ли это день…
Ну, а если ночь, если полное отсутствие оживления и подобие вселенского спокойствия владеют пространством, то трамваи, заметьте, мчат на редкость ровно, ритмично и с завидной для иной части суток скоростью, проскакивая остановки с перекрёстками и превышая скорость магистральную исключительно ради выхода на эту самую «скорость завидную». И я ехал, осознавая, что отбрасываю этот мир подобно ящерице, отбрасывающей свой хвост в виду серьезности обстоятельств. Разница была лишь в том, что я уходил не от обстоятельств, как таковых, а от «сообщества моллюсковых мозгов», живущего стадным инстинктом по принципу «Щоб ты так доехал, как ты заплатил», в целом. Возможно, предстоящее давало мне некоторый психологический откат, о целесообразности которого я не мог иметь и малейшего представления, но именно потому и не сомневался в выборе: «В конце концов, каждый откармливает своего и только своего, блуждающего в голове, таракана! В конце концов, я на своём трамвае!»
Так я, увлечённый, и ехал, не задумываясь вообще, когда и был настигнут внезапно проявившимся вагоновожатым…
—А, Чуринга! – и никакого расплоха…
Я, безо всякой версификации и на всякий случай, протянул ему раскрытую ладонь, в которой до того сжимал немного прихваченной с собой пустоты. Как и следовало ожидать, на ней лежал откомпостированный билет, быть которого, по ранее изложенным причинам, у меня, разумеется, не могло.
На этот раз вагоновожатый не был особо любезен, но не был и чужд… Скорее он был абсолютно нейтрален и наши взгляды прозаически совонзились, окатив лёгким звоном салон…
—Храни, храни Иероглиф, ведь мы идём параллельными рельсами… – и я опять поймал провал в этом взгляде и опять начал ловить себя, хотя и пытался удержаться, но лишь по инерции. Магнетизирующий взгляд, как и в прошлый раз, упруго обвив меня, втягивал, всасывал вакуумным насосом с реверберацией:
—Мы идём параллельными рельсами!.. Параллельными рельсами… Мы идём…. Идём… И вам дозволено… Дозволено!.. Так идём!..
—А коньяк? – но вагон уже мчал встречно мне… Мой взгляд, отскакивая от упругой небесной Тверди рикошетом, вонзался обратно, а ворвавшийся в салон лязг и дребезг развившего «завидную» скорость вагона привычно сматывал нервы своим пронзительным резонансом на ось демонического заклинания: «…И мы идём!.. Истинно повторяю Вам: «Земля налетит на Небесную Ось!» Идём!..» И я вновь выпал из трамвая на всё той же первой же конечной, через двери с рекомендацией «Вход»…
—Бесконечная, – весьма обыденно прохрипел динамик… Хотя нет, он как бы с подразумеваемым продолжением, таинственно прохрипел, – Бесконечная…
И навевающий Иероглиф компостера…
Понятно, что меня уже ждали… Как и должно – Папирус с пачкой папирос и Пергамент с бубном.
—Ну, наконец-то.
—Давно ждёте?
—В целом от Сотворения Мира, а в частности с завтра, – заулыбался Папирус, – Папиросочку?
—Спасибо, – Папирус чиркнул огнивом и я подкурил, – И где это мы?
Папирус глазами указал на едва сквозящую надпись, парящую в пространстве – что-то вроде неоновой рекламы, но весьма тусклую, в силу достаточно растуманной погоды: «Территория охраняется облаками».
—А-а, – протянул я, – Весьма доходчиво…
—Чего ж не ясного? Под облаками мы и никуда отсюда, кроме как через тень, – хитрая улыбочка вновь заскользила по губам Папируса, – Один отсюда выход – через собственную тень… Скамлай что ль чего, – обернулся он к Пергаменту.
—Какая ж тень при такой непроницаемой облачности? Почти сумерки… – я оглядел «сладкую парочку», их тени были весьма отчётливы… Моей, разумеется, не было.
—Для того хвоста и срезали, – не переставал улыбаться Папирус, – На всякий случай, чтоб ты не передумал… На тебя теперь многое поставлено! Ты замкнёшь!..
—Я хороводных дел мастер? Амбарный замок Modena-bolt? И то и другое, или концевой замыкатель? В чём мотив ставки на такую непроницаемость? Я ведь так до конца ни черта и не понял…
—Ты имеешь в виду, где здравый смысл? – включился отчего-то не камлающий Пергамент, – Пойми, каждый в этом мире просто обязан расстаться со здравым смыслом и расстаться по-своему! И не только во имя самого себя, но и во имя Всеобщего Контекста… На то и дана Свободная воля Человеку… Посортируй своим тетрисом!
Мне как-то не сортировалось:
—Вы, похоже, или до Сотворения Мира с ним расстались, или…
—Или!.. – не дал договорить Пергамент, – Заблуждение это, скажем на Папируса, свои ментально-физиологические характеристики примерять…
—Значит так-c, – перебил Папирус и «разосил» на планшетке отцентрованный папир, – Пеленг будем отбивать от предельно допустимой фиксации Кон-фигуры. Направление… м-м… северо-надир, – и вопросительно взглянул на Пергамента. Тот, слегка постукивая в бубен, долго и задумчиво глядел в папир, а затем медленно произнёс:
—И ни румба к зениту?
В свою очередь задумался Папирус:
—Мы более, чем зенитны, но… разумно… поправку на опоздание я не учитывал. Переарифметируем вектор по ортам, в случае псевдонаращивания надирной функции переосим центровку, хотя это и время, – и глянув на меня добавил, – Которое, кстати, здесь течёт в себя.
Я, разумеется, во всей их «китайской говорильне», которая у них за правило, ни черта не понимал:
—И куда это – в себя?
—А это, как если бы ты сначала пришёл с бутылкой водки, а потом передумал за ней идти, – с перманентной улыбкой объяснил Пергамент. – То есть она уже есть, а ты и не думал за ней ходить… Понимаешь, человек движется сквозь Мир из прошлого в будущее, а Мир, соответственно, движется сквозь человека наоборот. Как же должно при этом двигаться Время? Ну, а всё это, во избежание неразберихи, обретает упорядоченное Единение в человеческом Я – на то человек задуман, разработан, сконструирован и введён в эксплуатацию…
Пока Папирус занимался арифметикой, мы с Пергаментом обсуждали какие-то абсурдные, с точки зрения нормального человека, вопросы.
—Пергамент, если в упрощённых понятиях, куда всё-таки нас несёт и на кой хрен? Мы в каком Мире – в Этом, в Том, или в Третьем?
—Мы вне…
—Вне чего?
—Вне вообще… Иначе никак не скажешь… А будь мы в Третьем мире, – он рассмеялся, – Сейчас бы нас атаковали террористы! Возможно, они бы даже попытались захватить трамвай! Они ж – террористы и им всё равно что захватывать, хоть велосипед! Такая уж у них неудержимая паранойя, по навязчивости подобная клептомании. И нам с Папирусом пришлось бы отдать последние и единственные ботинки во изволение тебя!
—А если серьёзно… Вне вообще… хм… И сюда можно доехать трамваем?
—Ты ж доехал! При помощи чуринги-то запросто… Дело в том, что Причина Природы – Пожар Разума! Я всё о той же Максимальной информконстанте, о которой тебе «тёр» Папирус. Потому Культ Агни – основа метафизики и не только на вашем Востоке. Чуринга – предмет единения с Агни, а потому даёт возможность сместиться в любую Точку, если знать как.
—Точку чего?
—Ну… Не чего, а какую! В любую абсолютную Точку…
—Да-а… Я ж просил в упрощённых понятиях…
—Ты б попросил о том же, но с использованием только пяти букв корейского алфавита, – он опять рассмеялся и достал походную фляжку:
—На, философ, глотни!
Коньяк, как обычно, прошёл на славу.
—Держи, – я вернул флягу, – Ладно, «куб» не вкатился… А вот насчёт человека, который задуман, разработан и введён… При этом он же и обречён! Не кажется ли, что это безответственно со стороны разработчиков-конструкторов?
—Едва ли! Но ты в чём-то прав. Все, и мы все в том числе, в ответе за того, кого сотворили, или приручили. Вот, скажем, ты сотворил Нечто. А оно – это Нечто – просило тебя его творить? Да, тут ты прав в постановке вопроса. Вот потому Бог, но только в истинном Его понимании, столь милостив, терпелив и прочее в позитивных тонах…
И тут ожил Папирус:
—Расчёт верный! Можно направлять наши лотосные стопы! – он тоже приложился к фляге, – Папиросочку? Курить на ходу! – и чиркнул огнивом.
И мы взяли направление по оси.
Тот континуум, в котором мы перемещались, не имел какого-либо выражения. Я совершенно не в состоянии описать это пространственное Нечто, хотя в голове и вертелась несколько перефразированная строчка из песни одного гениального парня, вызывавшая некоторые ассоциации: «Мы движемся мимо строений, в которых стремятся избегнуть судьбы. Мы легче чем дым, сквозь пластмассу и жесть…»
Разумеется, никаких строений не наблюдалось, равно как и жести с пластмассой… И все же некое наполнение континуума было… Этакое неописуемое, потому как не имеющее аналогов в родной разнородной реальности… Оно представлялось однородно-однообразным и воспринималось, как всевозможные цветовые гаммы, за которыми и угадывалась некая материальная составляющая, но… Пожалуй, лучше, чем Фома Аквинский не скажешь: «Первоматерия бескачественна и бесформенна, ибо в ней существуют все качества и все формы сразу, и потому – ни того, ни другого»…
Было то легко, то напряжённо, словно мы преодолевали полосы то мягкости, то упругости. Папирус с Пергаментом, я не сразу это заметил, использовали одну пару ботинок на двоих, но при этом оба были обуты… Это также за рамками здравого понимания и обычным языком описанию не поддаётся… Если бы я владел сильбо[5], возможно мне бы и удалось это изложить попонятней… Данный трюк забавлял – иногда они лениво переругивались по этому поводу. Пергаменту не нравилось отсутствие у него шнурков, в то время, как у Папируса они были! На одних и тех же ботинках! Изредка проявлялось некое подобие небесной аморфности, издававшее какой-то хрустящий свет, обострявший зрение, хотя говорить о небе здесь и не имело смысла. Охраняющие облака были, а вот небо… Оно просто не угадывалось на должном месте, как и в любом другом… Отсутствовали и стороны света, но направление всё же присутствовало – мы перемещались по нему вдоль оси… И учитывая, что время здесь текло в себя, невозможно было сказать как долго продолжался этот марш-бросок. Наконец, Папирус остановился:
—Перекур для курящих! Остальные идут дальше!
Остальным оказался Пергамент, и он продолжил поход автономно, совершенно странно не удаляясь. Пока мы с Папирусом тянули по «Герцеговине Флор», Пергамент не ушёл и на метр, не сбавляя при этом изначального шага.
—Ничего, догоним, – успокоил меня Папирус.
Я успокоился, пребывая в определённом недоразумении, и потому ничего спрашивать не стал – смирился уже с происходящей вокруг заумью. Как ни странно, догоняли мы его ровно столько, сколько потратили на перекур… но не времени, а чего-то иного… Мы бодро шли рядом с ним, однако он никак не реагировал, пока не истекло то, что было на перекур потрачено… А затем вдруг повернулся и заулыбался:
—А-а, догнали? Слышу – шелестят, значит – приближаются… А то уж я решил, что мы дойдём по очереди!
—Слушай, ты ж никуда не уходил! – наконец созрел я.
—А что ж, я, по-твоему, с вами курил? – было похоже, что он забавлялся надо мной.
—Что за чёртовы трюки в этих местах?
—Это не места… Были б места – была б рыбалка. Уверяю, с рыбой здесь никак, даже при использовании динамита. Да и швырять-то его некуда. Да и не дадут, – он указал пальцем на облака, – А это – Точка.
—Одномерное пространство что ли?
—А ты много понимаешь в мерностях? Нет, это не одномерное пространство, это – Точка! – он достал флягу, – На, а то без этого, как я вижу, ты можешь слегка соображением разъехаться. В одномерном пространстве ты имеешь только одну координату, а здесь, что хочешь – то имеешь! – он снова рассмеялся, видимо оценив неожиданную двусмысленность своих слов и добавил, – Да-да, во всех смыслах, что хочешь – то имеешь! Хочешь?..
Я несколько не разделял его безмерной весёлости и ничего не хотел. Сделав два больших глотка, я передал флягу Папирусу. Тот, в свою очередь отглотнув, вернул её Пергаменту. Стало несколько бодрее, хотя никакой усталости и не было.
—Слушай, Пергамент, ты говорил, что чуринга даёт возможность сместиться в любую Точку… Их что много?
—Сказать – бесконечно и сказать – одна, значит сказать одно и то же…
—Выходит мы одновременно в бесконечном количестве Точек? То есть, к примеру, меня сейчас бесконечно много?
И тут рассмеялся молчавший Папирус:
—А когда тебя было мало? Пергамент, слышал? Он скромничает!
—Тогда где все мои «Я»?
—Ну ясно ж – здесь!
—Да? – естественно, я решил что меня просто разыгрывают, но Пергамент вполне серьёзно добавил:
—Просто каждый из всех «ты» эгоистически уверен, что он один-единственный, равно как и неповторимый!
—Но ты сказал, что бесконечно и одна – это одно и то же! Значит, я всё-таки один?
—Ну да, бесконечностно один!
—Хм, ну ладно, рискну принять за аксиому, – и я задумался, но о другом. Меня настораживала, как мне казалось, неоправданная уверенность Папируса.
—Фарао Папир, Ваше солнцеподобие, как я вижу, столь целенаправленно, что не находит необходимости в хоть некоторой сверке курса… Меня это беспокоит – уж никак бы не хотелось заблудиться в «чёрт знает где» и в такой дали от Родины…
—А зачем? Если мы ось взяли, уже не ошибёмся – геометрия!
—А-а, ну да, – съязвил я, – Выходит не я один геометрии обчитался!
Рассмеялись оба:
—Тут смотря какая геометрия! Геометрия клумбы – одно, а геометрия Точки – это геометрия Точки!
Я опять начал думать и наблюдать, и некоторое время мы двигались молча. Вообще, во всём окружающем отсутствовали следы какой-либо искусственной деятельности. Разумная и определённо целенаправленная деятельность какого-то Высшего Смысла шла непрерывно – разумно существовал сам Континуум, но всё это подходило под определение «природной разумности», а вот так, что б какая-то искусственность…
«Но, а в целом есть ли разница, – рассуждал я, – Не является ли человеческий разум просто обособленной составляющей Целого Единого Разумного? И если мне не уловить смысл этой обособленности, говорит ли это о том, что в Природу вкралась некая Великая Ошибка?!» И я вновь обратился к Пергаменту:
—Впечатление, что стопа Homo Sapiens-а здесь от Сотворения не оставляла отпечатков?
—Наблюдательный! Да, чужие здесь не ходят… У каждого своя и только своя Точка, хоть она и одна…
—А вообще, прецеденты были?
—Мы ж тебя от Сотворения ждали… Ну, разве ж только до Сотворения… Так сам понимаешь, чей мог быть отпечаток…
—…??
—Поймёшь-поймёшь… Сотворение – это вовсе не Начало… А понятия Начало и Конец вообще приняты условно и не отображаемы в прикладном плане, как исключительно умозрительные…
Континуум закончился внезапно.
—Стоп, – развернулся шедший впереди Папирус, – Конец геометрии. Папиросочку? – он чиркнул огнивом, – Потеряться здесь сложнее, чем выиграть в Суперлото…
Я понял намёк и мне почему-то захотелось обратно. Пергамент протянул флягу:
—Хорошо глотни и забирай с собой. Черти здесь не водятся, но для большей уверенности… А Иероглиф-то, если вдруг – предъявляй, – повторил он своё известное, – Иероглиф тебе за Главное! Заглавный тебе Иероглиф значит… Кури-кури…
Я от души отхлебнул, во фляге оставалось ещё прилично.
—Да как он предъявляется-то?
—В трамвае ж получалось!
Я разжал ладонь, но обнаружил лишь немного прихваченной с собой пустоты…
—?? – мой взгляд вновь безмолвно застыл на Пергаменте.
—Так вот и предъявляй, – Пергамент улыбался и я не мог понять: шутка это, или действительно тут «Земляничные поляны»[6], – На то она и ладонь…
—А обратно у меня получится?
—Только штриханёшься, тут же окажешься в обнимку с Пинстиллусом, – уверенно заявил Папирус, – Кто-то ж должен ему колбасы «отвесить», – и заулыбавшись, – Смысл – замкнуть Конфигурацию! Остальное – за нами… Увидимся ещё!
—И не раз, – добавил Пергамент, – Мы ж последнюю коробочку «Портера» так и не до… Вы, сир, в тот раз предательски к Морфею отжаловали, по-английски не попрощавшись.
—А коньяк?
—Да не заключил бы Вас Морфей в объятья, оставь Вы хоть каплю коньяку… Ну, а бутылочку я сдал, монетку дали, – Пергамент взял мою ладонь и своей ладонью с размаху впечатал в неё пятак, – На удачу! Вы ж суеверны до безусловности…
—Да, такие мы в вашем понимании… – повторил я слова Пергамента, сказанные им под детским грибком.
—Держи, – Папирус всучил мне излюбленную «Герцеговину Флор», – И до встречи! Уж до неё совсем чуть-чуть… Но ты сам! Иначе…
Я кивнул и зачем-то я оглянулся: так и есть – ни Реальности, ни её Отсутствия…
А Фолиант-двоица, в тот миг, лихо канула в свои тени…
—Хм, во что бы упереться, при таком континууме, да покурить? – я огляделся: окружала осматриваемая окружающая среда…
Продолжение следует
[1] Go, Canada, go! – «Вперёд, Канада, вперёд!», традиционная поддержка канадских хоккейных болельщиков, подобная нашему: «Ша-айбу!».
[2] Лат. «О времена, о нравы!»
[3] Лат. «Так проходит земная слава».
[4] Вирион – тело вируса.
[5] Сильбо – язык свиста, использовавшийся неандертальцами и сохранившийся у некоторых племён Океании.
[6] «Земляничные поляны» – заведение для умалишённых в Ливерпуле, о котором пели the Beatles в песне Strawberry fields forever
Нет комментариев. Ваш будет первым!