Дорога в тумане

Владимир задумался о целях жизни, осознав, что в его спокойной семейной жизни происходят сбои. Они не стоили бы внимания, если бы не носили системный характер. Ему не хотелось анализировать их природу, вернее – он стеснялся признать, что их причина кроется в изменении собственных жизненных интересов.

                                             

Работа по-прежнему захватывала его, но при этом он много времени отдавал семейным делам. Не говоря уж об устройстве быта, он взял на себя обучение сына английскому языку, посещение бассейна и ряд текущих проблем. Отношения с женой были очень хорошие, которые внешне проявлялись в виде взаимной заботы. Ещё в институте Володя и Люда были известной на весь курс дружной, а потом супружеской парой. Конечно, ранняя семейная жизнь сопровождалась известными бытовыми проблемами, в том числе и с родителями, выход из которых Владимир брал на себя.

 

Познания в интимной жизни они приобретали постепенно вместе. Владимир очень бережно и нежно относился к Люде. Оценивая их сейчас, он вспомнил, что даже девственности лишил ее не за один раз, стараясь принести меньше боли. Он всегда контролировал себя во время полового акта, поэтому Люда никогда не делала абортов, однако это не позволяло в полной мере раскрыться его ощущениям. После родов оказалось, что вероятность следующей беременности у Люды мала, и Владимир стал получать истинное удовольствие от секса. Она же достигала необходимую удовлетворённость, не выходя на порог страсти, – для нее большее значение имело нежное расслабление. Владимир тоже не искал в близости источник безумия эмоций – ему более естественным представлялось райское сопереживание. Это соответствовало духу тантрического секса, о котором он узнал позднее. Других женщин он не знал и не имел желания знать. В общем, с Людой была полная гармония.

И вдруг первое серьезное нарушение в алгоритме жизни, которому Владимир не находил серьезного объяснения. Его случай не был уникальным: в семьях его знакомых тоже происходили подобные события, большего или меньшего масштаба, которые, несомненно, не являлись закономерностью жизненного процесса. Конечно, все такие случаи индивидуальны, но что-то в них есть общее… В чем их природа?

 

На самом деле, ради чего живет человек? Квинтэссенция жизни определена в Библии – плодиться и размножаться. Эта общая для всех существ задача у человека чрезвычайно осложнена наличием развитого интеллекта. Интеллект в силу аналитических способностей, превращает естественное сексуальное влечение в проблему, в решении которой задействованы все способности человека. По своей природе эта проблема возникает как интеллектуальная надстройка над половым инстинктом. Она и представляет любовь.

Такая, кажущаяся беспардонно упрощённой, формулировка любви все же лучше отражает ее сущность, чем другие представления. Существует утверждение, что любовь формируется преходящими биохимическими процессами, возникающими под действием, например, феромонов и возбудителей ментального характера. Действительно, на пике любовного увлечения в организме мужчины и женщины происходят физилогичекие изменения, но не они создают любовь – это сопровождающие её явления. Любовь существует как необходимость, как постоянно действующий фактор человеческой жизни. Он имеет разную интенсивность в зависимости от возраста, темперамента, интеллекта человека, его национальных особенностей и многого другого. Связь любви с интеллектом позволяет ей совершенствоваться, и она с развитием человечества выросла в замечательное чувство.

 

Таким образом, задачей жизни является обеспечение условий для существования любви. Формы, в которых выполняются эти условия, довольно разнообразные, но традиционно они реализуются в рамках семьи: мужчина занимается материальными вопросами семьи, а женщина, собственно говоря, создаёт саму семью. В этой функциональной схеме мужчина обретает имидж творца, создателя благ. А вот роль женщины менее определенна: в одних семьях она – богиня, царица, правительница, хозяйка, в других ‑ экономка, служанка, няня.

В какой-то момент человек может не чувствовать любовь. Это не означает, что ее нет – она замерла, отдыхает. У мужчины желание действовать, творить, стать известным, даже просто – работать имеет столь большое значение, что оно часто отодвигает на второе место любовь. Иногда она в виде тени мелькает между отдыхом, развлечениями и другими способами времяпровождения. Женщину чувство любви не покидает женщину никогда.

Когда в жизни мужчины деятельность занимает значительное место, он не замечает недостатка в другом, естественном, влечении. Придя домой после четырнадцати часов работы на уборочном комбайне, или после концерта, где он дирижировал оркестром, или защиты проекта, пуска мартеновской печи, длительной и удачной операции, усталый и довольный, он ещё долго остаётся в мыслях о своих делах. Все домашние проблемы решает жена, и он их не замечает, как и саму жену. А вот когда с возрастом работа становится рутинной, он начинает чувствовать необходимость любви. Если он её уже потерял, начинает искать и, не найдя, впадает в депрессию или спивается. В лучшем случае, страдая бессонницей, мучительно вспоминает приятные минуты с женщинами, которые были на его пути. Мужчина должен быть "прислонённый" к кому-то.

 

Личностные проявления любви отличаются большим разнообразием. По яркости выражения, степени вовлечения жизненных факторов всё-таки можно рассматривать два типа любви: страстную, яркую, жертвенную и – рассудительную, расчётливую, спокойную.

 

Любовь первого типа подобна горной речке, которая стремительно несёт свои воды, сверкая струями и фейерверком брызг на порогах. Возникший где-то спокойный участок течения опять сменяется бурным водоворотом воды перед уступом каменного ложа реки. В неё и зайти то страшно – вода леденящим холодом охватывает ноги, пытается опрокинуть и потащить за собой смельчака. Но, как ни странно, именно такой характер реки побуждает человека бросать ей вызов и, покорив, приходить ещё и ещё, доказывая своё превосходство – превосходство интеллекта и силы над слепым буйством природы.

Второй тип любви можно сравнить со спокойной широкой рекой, которая размеренно несёт свои воды, завораживая зеркальной гладью в обрамлении изумрудных берегов. Она манит войти в её воды, обмыть тело или поплавать – лучше вплавь, можно и на лодке или на более крупном средстве. Недаром воды таких рек признаются священными и их задействуют в священных ритуалах. Единение с таким уникальным созданием природы облагораживает человека. Так же действует на человека любовь второго типа.

 

Почему же человек иногда покидает свою реку и ищет другую? Странное существо! Объяснение этому он всегда находят, но в большей части оно не соответствует истине.

                                                        ***

Люда работала со мной вместе, только в другом помещении, и мы всегда были на виду друг у друга. Однажды я зашел к ней, и неожиданно она в неприятной резкой форме обвинила меня в повышенном внимании к лаборантке Тамаре. Мы были одни в лаборатории, и Людмила не стеснялась в выражениях.

– Пойми ты, здесь нет ничего личного, – возразил я. – Мне нужно, чтобы она была хорошим сотрудником, поэтому я учу её.

– Да вы же воркуете как голубки. На вас смотреть стыдно. Что ещё будет во время ночного дежурства!

Ужасная несправедливостью ее слов захлестнула мой разум. Я слушал Людмилу, стоя вплотную к стене, и изо всей силы ударился затылком о стену.

– Вова! Ты что? Ты в своём уме? Ты разбил голову!

– Чёрт с ней, с головой. Я не могу слышать то, что ты говоришь.

– Прости, ты же знаешь, как я тебя люблю!

Голову я, действительно, разбил сильно. Пришлось наложить три шва. Кроме того, пришлось провериться на отсутствие сотрясения мозга. Свидетелей инцидента в лаборатории не было, и мы объяснили травму падением, когда я зацепился за ножку стойки. Возможно, для сотрудников объяснение звучало странным, но оснований для других версий у них не было.

 

Конечно, обвинения Люды в данном случае были безосновательными, но они возникли не на пустом месте. Её ревность и подозрительность были отражением психологии её матери, от которой во время войны ушёл муж к фронтовой жене. Я чувствовал, что Людмилу беспокоило моё поведение в компании, особенно во время застолий – у меня появлялось подсознательное стремление стать центром внимания, и мне это удавалось. Я также без всяких скрытых намерений начинал проявлять повышенное внимание к наиболее эффектной женщине из компании, не видя в этом ничего предосудительного. Но, если смотреть правде в глаза, в моем поведении проявлялось подсознательное желание общения с женщиной – я не хотел этого признавать. Для меня такой интерес был сродни охоте – мне нравилось находить среди красивых женщин умных эрудированных личностей. А дальше шла своеобразная дуэль – кто из нас окажется победителем в интеллектуальном соперничестве. И я был рад, когда находил достойного партнера в женщине. Меня коробила высказанная известным актером шутка: "Женщины бывают красивые, среди них встречаются умные". Из моих наблюдений среди мужчин такое сочетание еще реже.

Далее разговорного общения моя активность не шла, я даже никогда ни с кем, кроме жены, не танцевал, поэтому, представлялось, не давал оснований для подозрений во флирте. Так оцениваю себя я. Но Людмила смотрела на мою активность иначе. Она была довольно замкнутым человеком и свое видение окружающих распространяла на меня.

 

А разве ты, действительно, такой бесстрастный в отношениях с женщинами, как хочешь себя представить? Что ты стыдишься признать появление вдохновения от близости с приятной женщиной? Помнишь, как ты бежал под дождём с Аллой ‑ школьной подругой Люды? Вы с Аллой пошли в магазин, а на обратном пути вдруг припустил дождь, и вы побежали. Сначала вы бежали рядом, а потом ты взял её за руку, чтобы она не упала. Но ты почувствовал радость ‑ и от такого теплого дождя, и от ощущения в ладони руки девчонки в легком белом платье, и от её смеха, вызванного неординарной ситуацией. Ты чувствовал себя мальчишкой из детского сада. Но, когда вы подбежали к подъезду, где вас ждала Люда, она была ошеломлена вашими радостными лицами. Потом она несколько дней дулась на тебя, и ты не мог её успокоить, – ехидно напомнила совесть Владимиру.

 

Да, уши кролика из меня торчат. Но мне кажется, что мною движет любовь, а не инстинкты самца. Любовь к людям вообще, которую я демонстрирую, и какое-то дополнительное восхищение женщиной. Важно, что жена среди всех окружающих занимает особое место.

 

Затем произошел второй сбой.

Через два года после скандала из-за Тамары мы были в турпоходе по Карелии на баркасах. На баркасе должно быть два гребца, а Люда, довольно щупленькая, для этой роли не подходит, она была рулевым. Сын ещё мал, мужчин в группе недостаточно. Поэтому мне в лодку вторым гребцом определили довольно крепкую девушку Вику. С ней гребля получалась слаженно, поэтому наша лодка часто была ведущей. Вика была азартной девушкой, я тоже недалеко ушёл от этого недостатка. Однажды мы увидели далеко впереди утку с утятами, которая наперерез нашему курсу переплывала озеро. Нам захотелось посмотреть, изменит ли утка своё намерение и повернет ли обратно, если мы ей помешаем. Мы налегли на вёсла, но перерезать ей путь было проблематичным. Сын тоже увлёкся погоней:

– Папа, давай!

– Вика, ты ещё в состоянии? – спросил я, добавляя усилий.

– Да.

Утка оценила степень приближающей опасности и поплыла ещё быстрее. Как ни странно, утята не отстали от неё.

– Ребята, да прекратите вы это! Как вам не жалко бедную маму? – не вытерпела Люда.

Конечно, утка не обладала столь высоким интеллектом, чтобы пропустить нас, но и нас он почему-то покинул. Несмотря на наши неимоверные усилия, утка раньше нас пересекла точку встречи. Обессиленные, мы бросили вёсла.

– Так вам и надо, – подвела итог соревнованию Люда.

 

Я попал под влияние Вики и дальше. Как-то, подплывая к берегу для стоянки на обед, Вика увидела в стороне маленький красивый островок и предложила его проведать. Мы высадили на берег Люду и сына, выгрузили из лодки всё снаряжение, поставили палатку и поплыли. Мне надо бы задуматься, как странно мы выглядим, отплывая вдвоем на другой остров. Я не видел в этом ничего дурного – сплаваем туда и назад. Но я плохо знал женщин, поэтому не оценил ни намерения Вики, ни возможную реакцию жены.

На острове мы пробыли минут 15 – 20. Он был действительно красивый, но практически непроходимый. Мы спугнули лося и глухаря. Не знаю, имела ли Вика намерение только скомпрометировать меня или рассчитывала на большее. Я оказался недотёпой во всех смыслах. У членов группы мотивы нашего посещения острова не вызывали сомнений. Думаю, Люда верила в мою порядочность, но ей была неприятна сложившаяся ситуация. Она перестала со мной разговаривать, также как и с Викой. Вика ушла на другую лодку, а к нам оттуда перешёл паренёк.

Не понимаю, как я мог так безответственно поступить? Кандидат наук, руковожу коллективом, решаю организационные и научные проблемы, а перед женщиной вдруг потерял голову. Хотя далее наш отпуск прошёл хорошо, ложка дёгтя отразилась на наших отношениях. Я уже тогда задумался о внутренних причинах моего поведения. Оно напоминало поведение алкоголика, увидевшего стакан с водкой.

 

Зима, как всегда, прошла в напряжении, которое следовало из учёбы сына, сезонных болезней и напряженной работы. Дома особых инцидентов не возникало, если не считать конфликтов тёщи со мной или с дочерью, в результате которых тёща несколько дней не ела, а потом из этого состояния мы её выводили с помощью скорой помощи или невестки-психиатра.

                                                        ***

Однажды, собираясь в командировку в Москву, я позвонил бывшему однокласснику Виктору, с которым меня связывала близкая дружба. После школы он остался учиться в Ленинграде, а я уехал. Мужчины переписываются редко, и я мало знал о его жизни в последние четыре года. Но сейчас он уже работает в Москве, где я бываю чаще. Так как там я всегда хожу в театр, я попросил его купить билеты на какой-нибудь спектакль, где мы и встретимся. Во время встречи я собирался, между прочим, обсудить всплывшие в моей жизни проблемы. В сфере отношений с женщинами Виктор был ещё в школе более зрелым, чем я.

 

Мы с ним были очень похожи в желании творчества и достижения профессионального совершенства. Несмотря на разносторонность наших интересов, истинной нашей страстью была робота. К нам полностью относятся слова Ричарда Баха о чайках из стаи Джонатана Левингстона: "Для каждой из них самым важным в жизни было достичь совершенства в деле, которое они больше всего любили, а больше всего они любили летать". Но в отличие от меня у Виктора были незаурядные способности во всём. Внешностью он напоминал Шаляпина – высокий красивый, создавал впечатление уверенного импозантного мужчины. Его лицо выражало доброту и готовность вас слушать. Оно мне запомнилось в двух состояниях: или улыбающимся, или печально-огорчённым. Огорчали его очень редко, потому что он сам никого не обижал. Он обладал удивительной способностью находить контакт с людьми. Для меня Виктор стал кумиром ещё в школе, я по-доброму завидовал его раскованности. Не говоря об отличной учёбе, он был завсегдатаем всех вечеринок, праздников самодеятельности, так как играл на фортепиано и даже пел арии из опер. Конечно, у него было много поклонниц, но он любил одну девочку, которая не отвечала ему взаимностью – возможно, её беспокоила большая популярность Виктора.

Не дождавшись от Виктора звонка, я позвонил ему:

– Виктор, я послезавтра буду в Москве – ты купил билеты?

– Вова, я настолько занят, что вряд ли смогу пойти в театр. Я не был в театре целую вечность. Давай встретимся просто так после работы. Ты мне позвони уже в Москве, и я скажу, где это будет.

– Хорошо, но я хотел вытянуть тебя в театр.

 

Я почувствовал что-то ненормальное в жизни Виктора. Думаю, это выяснится при встрече.

 

Когда я позвонил Виктору в Москве, он назначил мне встречу у входа в Измайловский парк, который был близко от его работы. Это меня очень удивило. Я предполагал, что встреча будет у него дома или, по крайней мере, где-нибудь в кафе. Но своё удивление я не показал. Было начало осени и в парке было хорошо, так что встреча здесь выглядела естественной. Мы были очень рады видеть друг друга. Виктор из писем, когда мы еще переписывались, знал практически все о моей ранней семейной жизни. Сейчас я только сообщил о защите диссертации и успехах в работе за последние годы.

– Володя, ты обязательно будешь академиком – ты очень настойчивый, а способностей тебе хватит. У тебя спокойный фарватер. А я прыгаю с кочки на кочку. Ты, думаешь, я по желанию пошёл в Военное радиотехническое училище? Я пошёл туда, чтобы мне выбили из головы ненормальную влюблённость – ты помнишь, как я любил Инну. Но я не переоценил свою способность к военной жизни: из меня так выбивали вместе с любовью человеческие чувства, что я стал искать способ уйти из училища по состоянию здоровья. Как я издевался над ним, на какие ухищрения пускался, но всё-таки добился отчисления.

– А с Инной связи не поддерживал?

– Нет. Я опоздал. Когда я решился на контакт, она уже поступила на географический факультет, и потом её направили в Горький. После неё никто не представлял для меня интереса, я просто развлекался с девушками.

– Ну а что сейчас?

– После окончания Института связи имени Попова меня направили сюда в ЦКБА, который относится к известной тебе отрасли. Работа мне очень нравится, идёт постоянный поиск. Ты знаешь, я люблю творчество, на работе просто пропадаю. По службе продвигаюсь хорошо, начальство меня ценит.

– А что в личной жизни?

Я женился, сыну уже пять лет.

– Чего ж ты молчишь о самом главном?

– Вот фотография, – и он показал мне фотографию очень эффектной дамы. Она была красива, но ее красота и весь вид, казалось, выражали только одно – принадлежность к высшему обществу. Я увидел в ней сходство с Марлен Дитрих, и одновременно подумал, что такая женщина достойна Виктора. Её нельзя даже сравнивать с той девочкой Инной, хотя я сейчас и не представляю Инну-женщину. Но почему-то Виктор не похвастался сразу женой, не сказал ничего о пути к браку?

– А сколько ей лет? – спросил я.

Она на пять лет старше меня.

– Где вы живёте?

– Год мы жили в коммуналке, а потом мне, как молодому специалисту, дали двухкомнатную квартиру.

Мы ещё обменялись информацией об одноклассниках и расстались. У меня осталось чувство неудовлетворённости встречей: ни я, ни он не поделились душевными проблемами. Что-то у Виктора не так, а я, чувствуя это, не стал вешать на него свои проблемы. Спрашивать человека о его проблемах неприлично – если он посчитает нужным, расскажет сам.

                                                          ***

Через полгода я, к сожалению, дал Людмиле повод для ревности – глупый, но он, действительно, был.

Во время одной поездки в вагоне моей соседкой оказалась девушка Виктория восемнадцати лет, которая выглядела прелестной девочкой и имела нежный голосок. Она меня очаровала. Возможно, мне подсознательно хотелось иметь дочку, с которой бы я реализовал свои чувства к женскому полу. Я был на 10 лет старше ее. При моем возрасте такую разницу можно рассматривать как "только" и как "уже" – соответственно причиной моей симпатии могла быть влюблённость, или опёка. На всякий случай, даже не знаю зачем, я попросил её рабочий телефон, хотя совершенно не имел мысли заводить женщину на стороне, и она не подходила на эту роль.

Однажды я всё-таки ей позвонил и попросил встретиться после работы. Для меня это тайное свидание стоило большой борьбы с совестью. Мне хотелось просто увидеть её как, например, любимые скульптуры Родена в Эрмитаже, которыми я всегда любовался. Но Виктория была отнюдь не скульптурой.

Мы встретились около её института, и я проводил её домой. Была зима. Вика была в чёрной каракулевой шубке со стоячим воротником, которая ей очень шла. Снег звонко скрипел под ногами. Мы шли просто рядом, разговаривая ни о чём. Я так боялся нарушить нежную романтику вечера. Прощаясь, я предложил написать мне письмо "до востребования", если у неё возникнет необходимость моей помощи. Мне так хотелось её поцеловать, но это представлялось бестактным.

Через три-четыре месяца я получил письмо, в котором Вика сообщала, что ей нужен мой совет в одном деле. Я был очень занят и решил, что необходимость совета не является срочным делом, поэтому задержался с реакцией. Письмо я нечаянно оставил в портфеле, который беру редко, в основном в командировку. Почему-то Людмиле понадобился портфель, и она нашла там письмо. Оправдания были трудными, но достаточно близкими к истине. Я объяснил свое поведение просто участием и готовностью помочь, что было вообще свойственно мне. Людмила знала мою сердобольность и часто ее не одобряла. Нельзя сказать, что я вышел сухим из воды, но течение жизни восстановилось. Только почему-то вода вокруг меня перестала быть прозрачной.

                                                        ***

В следующую мою командировку в Москву Виктор уже пригласил меня домой. Это не выглядело приёмом гостя, к которому в какой-то степени готовятся. Похоже, для жены я был некоторым знакомым Виктора, который зашёл между прочим и к которому она не имела никакого отношения. Виктор представил меня Алле и мы пошли в другую комнату разговаривать, а она занялась с сыном, по-видимому, ужином. При этом я слышал из кухни её раздражённый громкий голос. Она чего-то требовала от сына в недопустимом, по моему мнению, тоне. Наш сын сознательно выполнял необходимые требования и всё происходило спокойно. Кроме того, по некоторым поводам Алла в такой же манере звала Виктора к себе. Причём всё это происходило, невзирая на присутствие постороннего человека. Как же они ведут себя, когда приходится выяснять отношения?

 

Психологическая обстановка в доме Виктора меня просто шокировала. В моей семье не было ничего подобного. У меня мелькнула мысль, что я встретился с подобием Ксантиппы. К тому же, в Алле не было той красоты, которую я видел на фотографии. Одета она была в слишком примитивный халат. Большие груди, которые привлекли мое внимание на фотографии, обвисли из-за плохого бюстгальтера или совсем без него. Теперь я понял, почему Виктор не пригласил меня домой в первую встречу ‑ тогда он ещё стеснялся жены, теперь ему уже всё было безразлично. И опять он не рассказал об истоках своей связи с Аллой.

– Думаю, тебе не нужно говорить, что моя семейная жизнь не состоялась, – все же прокомментировал ситуацию Виктор. – Алла не чувствует меня, не понимает мою занятость работой, её важность для меня.

– Но так называемую мужскую работу ты в доме выполняешь?

– Конечно. Кроме всего, у меня было увлечение – я, так сказать, для души создавал дома электромузыкальный инструмент. Я в него вложил новейшие достижения электроники. Сложность состояла в том, чтобы изобрести переключатель звука, действующий наподобие реальных клавиш. До сих пор в электронных музыкальных инструментах клавиша действует просто как выключатель определенной частоты звука. А нужно, чтобы интенсивность звука зависела от силы удара по клавише. Я много повозился над этим и, наконец, нашёл. Практически инструмент у меня был уже готов, но Алла настолько загрызла меня за моё просиживание над ним, что я вынес его во двор и отдал ребятам – пусть балуются. А недавно на изобретённый мною изменяемый контакт я увидел авторское свидетельство. Кто-то сам дошёл до принципа действия его или скопировал с моего инструмента.

– Виктор, я тебя понимаю, но нужно как-то пристраиваться. Вы хоть в постели вместе бываете?

– Практически нет. Понимаешь, меня гнетёт её отрицательное отношение ко всему, её раздражительность, различие в интересах, жизненных ценностях, поэтому у меня нет полового влечения к ней.

– Но причиной её раздражения может быть и то, что ты её не удовлетворяешь – она поэтому злится.

– Согласен, но я тоже страдаю без этого. Мои чувства и способности притупились. Когда у нас проходило спокойно несколько дней, я использовал возможность сделать приятное ей и себе. Однако мне не удаётся полностью освободить голову от обид. В сексе нужна страсть или пустая голова. У меня нет ни того ни другого. Поэтому, привлекая опыт, я её удовлетворяю, но сам прежнего восторга не испытываю. Скажу даже больше – каждая наша близость меня только больше разочаровывает. Моя жизнь не удалась.

– Теперь будешь жить для сына.

– Да, и ради работы, в которой я нахожу свою жизнь. Не хочу больше говорить о плохом –я тебе сейчас кое-что покажу, чему ты удивишься.

 

Виктор установил диапроектор и стал показывать слайды. Это был парк.

– Узнаёшь? Наш парк в Гатчине, и по этой тропинке я ходил к Инне.

Виктор показал следующий слайд – был другой вид парка и дорожка.

– А это продолжение пути к её дому. Я в прошлом году ездил к сестре в Гатчину, прошёл знакомой мне дорогой и сфотографировал её участок за участком. Теперь с помощью слайдов виртуально хожу к Инне.

Я подумал: "Как же он её любит до сих пор!"

– А ты узнал что-нибудь о ней? – спросил я.

– Да, я был у её родителей. Конечно, она замужем, сын – старше, чем мой Максим. Защитила кандидатскую диссертацию, сейчас делает диссертацию мужу.

– Последнее как-то выглядит странно – обычно муж первый защищается и помогает жене.

– Как я почувствовал, мнение родителей Инны о зяте не очень лестное. Он – не деловой, она более активна. Да, и ты помнишь – какая она способная была в школе. Ладно, Алла там угомонилась – идём на кухню, попьём чаю.

 

Мы очень долго сидели на кухне. Я представил ретроспективу моей жизни. В сравнении с его жизнью у меня была благодать. Но я решил открыться:

– Не хочу гневить Бога, Виктор, но я не такую хотел жену. Ты знаешь, что моя женитьба имела в основе благотворительность, которую я сопоставил с любовью. В отличие от тебя я не знал реальной любви. Тот мой романтизм в школе не в счёт. Теперь я искренне забочусь о семье, опекаю Люду во всём – даже знакомые говорят, что я сделал её ребёнком. Практически всё хозяйственные вопросы у нас решаются вместе, даже больше – при моей инициативе. Это моя реальная жизнь. Но мне хочется стать самому ребёнком – у другой женщины. Прости меня Виктор за сравнение – такой женщины, как Инна. Конечно, я по своему характеру очень активный, поэтому ребёнком никогда не стану, но хочется иметь рядом более активную женщину.

– Вова, любовь так трудно найти, у тебя ещё далеко не самый худший случай. По крайней мере, лучше, чем у меня.

– Да. К сожалению, моё подсознательное желание проявляется очень неприятным образом. Пока все проявления безобидные.

 

Потом мы коснулись некоторых технических и организационных вопросов в области ракетостроения, в которой Виктор работал. Я тоже, как научный работник, имел о них представление. В общем, вторая часть нашей жизни – это творчество, без которого мы не может жить.

 

Мы сидели на табуретах. Из-за отсутствия спинки поясница устала, но меня это неудобство не беспокоило. Однако Виктор заметил:

– Вова, у тебя не в порядке позвоночник – ты вертишься на табурете, не можешь найти места. Нужно провериться.

‑ Что ты, всё нормально.

– Нет – нет, будь внимательным к себе.

Спать пошли мы спать. Утром я уехал.

 

В поезде я анализировал наши жизненные ситуации. Они давали основание для мысли о несовпадении наших юношеских ожиданий с оказавшимися реалиями бытия. Естественно, у меня встал вопрос о причинах возникшего диссонанса – он является следствием наших характеров, или проявлением типичной проблемы многих людей? Мне представляется, что коллизии в работе и в духовной сфере имеют разное значение для человека. Противоречия желаний возможностям в работе, в деятельности мы воспринимаем спокойно – практически они не представляются критическими. Никто никогда из-за неправильного выбора профессии или работы не спивался, не впадал в депрессию, тем более не заканчивал жизнь самоубийством. А вот ошибка в выборе спутника жизни становится трагедией. Казалось бы смешно сравнивать любовь и работу. Есть люди, которые живут без любви вполне нормально. И вообще – это две жизненные категории. Работать человек вынужден, а любить – нет.

Тогда почему так трагичны потери в любви? Любовь имеет корни в физиологии человека. Беда находит тех, кто природой наделён этим чувством в высокой степени. Если он не может его удовлетворить, он страдает. Обычно это одарённые люди, и они хуже справляются с жизненными трудностями, чем люди с более простыми требованиями к жизни. Страдают одинаково женщины и мужчины. Однако чаще мужчины не находят выхода из сложной духовной ситуации. Если представление о хрупкости психологии интеллектуальных, духовно богатых мужчин верно, то стоит пожалеть женщин, которые выбрали супругом такого мужчину. В этом случае устойчивость семейной жизни зависит от мудрости жены. С ним придётся обходиться очень внимательно и осторожно. Возможно, в этой особенности поведения полов заложен глубокий смысл, который дает основания для матриархата.

 

Виктор был очень способным человеком. В сравнении с ним я имел всего понемножку – и одарённости, и чувства любви, и настойчивости, и страданий. Он был, действительно, ярким человеком, и я боялся, чтобы семейные трудности его не сломали.

 

Однако в следующий мой приезд в Москву я увидел другого Виктора – по крайней мере, он с восторгом рассказывал о своей работе. Организация, в которой он работал, принадлежала к большому производственному комплексу по созданию самых больших ракет, сейчас в работе была "Энергия", позднее её запуск стал сенсацией в соревновании Советского союза и Америки в космосе. Виктор уже отвечал за целое направление разработок и даже представлял свою организацию на заседаниях Военно-промышленной комиссии, сокращённо – ВПК. Это был Правительственный орган, распределяющий финансирование военных разработок. По сути дела, его решения давали "зеленую улицу" тому или иному оборонно-техническому проект.

– То, что я там увидел, Володя, меня потрясло. Члены комиссии в большинстве ужасающе безграмотны в технических вопросах. Поэтому решение о приоритетности финансирования какой-то разработки принимается не на основании её технических качеств и совершенства, а по эффектности представления ее авторами на заседании ВПК. Проходят проекты наглых недобросовестных, но ярких ораторов. Если бы я был членом комиссии, я бы поставил таких "специалистов" на место.

– А разве можно попасть в эту комиссию?

– Я дважды участвовал в конкурсе на замещение вакантной должности.

В качестве "подсадной утки" для создания видимости конкурса? – перебил я.

– Я думал, что это серьёзно, потом один знакомый мне сказал, что у меня не та фамилия.

– Как так? У тебя прекрасная фамилия – Способин.

– Не в этом смысле – не маршала или министра, или ещё кого-то с таким положением. Там же только их братья, дети, внуки. Так что я успокоился.

– У тебя и на твоём месте большой размах. Только есть одно отличие – они ни за что не отвечают, а ты отвечаешь, причём, перед ними.

– Да ну их, ‑ сказал Виктор, закрывая тему. – Есть более интересная новость – я встретился с Инной.

– Да ты что! Как же это произошло?

– Представляешь, она позвонила мне из Горького на работу, – наверное, телефон узнала у родителей: я оставил им на всякий случай. Сказала, что будет в Москве и может со мной встретиться. Я ошалел от радости. К поезду я пришёл с большим букетом белых роз. Не могу словами описать нашу встречу и тот праздник любви, который был у нас. Я забронировал в гостинице хороший номер от моего КБ, так что нам никто не мешал.

– Виктор, я рад, что наконец-то ты коснулся своей мечты. Печально, что столько лет проведено врозь. Только теперь она дошла до понимания тебя.

– Она пришла к пониманию своей ошибки давно, но уже ничего нельзя было изменить.

– Значит, сейчас ей стало так грустно, что она преодолела свою гордость, которая была отличительной её чертой, и позвонила тебе.

– Да, именно так. Инна говорит: "Настолько устала всё предвидеть, планировать, организовывать, выполнять, отвечать. Я не чувствую, что я – за мужем, скорее наоборот". Ее муж – по характеру исполнитель. А в любви она, по ее словам, за одну ночь получила столько, сколько с ним не получила за всю жизнь. Ты же знаешь, что я очень ценю желание женщины, её страсть, и для меня смысл близости состоит в удовлетворении женщины. Да и я сам до сих пор ни разу не получал такого удовольствия, как с Инной. Между прочим, я тебе никогда не читал свои нецензурные стихи?

– Нет, у нас просто не было возможности до этого дойти.

– Ты помнишь, я ещё в школе писал неплохие стихи. В училище я решил написать как бы продолжение темы Генриха Гейне:

Почему творец светил

Так небрежно упростил

Ту срамную вещь, какой

Наделён весь род мужской…

Получилось довольно здорово: не так грубо, как "Лука Мудищев", но вполне пикантно. Друзья, когда уже достаточно выпьют, просят прочитать. Я тебе сейчас прочитаю.

Виктор артистично читал. Стихи были яркие, очень экспрессивные, в них представлялась не грубая похоть, а восторженная обворожительная взрывная чувственность, но всё же – это были нецензурные стихи.

– Как говорится: "Талантливый человек – талантлив во всём", – прокомментировал я, – правда, есть и продолжение, – "с дураками – то же".

– Так вот, до сих пор я читал легко свое сочинение и не стеснялся, а Инне я прочитать не могу. То, что у меня было с ней, не может пачкаться пьяными представлениями. Понимаешь, я долго шёл к Инне, и с ней я увидел, что любовь может быть бездонной. В неё будешь падать и падать, и наслаждаться падением.

– Виктор, а что же будет дальше?

– Не знаю. Мы не можем начать свою жизнь: я должен быть с Аллой ради Максима, на Инне вообще держится семья. Теперь она работает по научной теме и имеет возможность командировок, я помог ей установить контакт с МГУ, и теперь почти каждый месяц во время учебного года сможет приезжать в Москву. С такой моральной поддержкой я смогу жить и успешно работать.

 

Что ж, положение Виктора – думал я, расставшись,– является метастабильным: оно устойчиво при небольших воздействиях, но устойчивость имеет очень ограниченный диапазон. Таким критическим воздействием может быть любой промах со стороны Виктора или Инны, а может вообще что-то непредвиденное.

Мне приятно было услышать от Виктора высокую оценку телесной близости с женщиной – значит, его романтизм проснулся. Неудача в любви привела к потере самого понятия любви или, пожалуй, оно стало адекватным физиологической близости. Любовь соотносилась только с Инной, а связи с сексуального характера с другими женщинами существовали сами по себе (я думаю, что такая связь нечаянно переросла в брак). Теперь телесное стало следствием духовного. Я считал это единство постулатом, который должен быть заложен в этике отношений мужчины и женщины. Но мой опыт в этой сфере не позволял утверждать его достоверность – мои взгляды были основаны на представлениях юношеского романтизма. Виктор дал мне жизненный материал.

                                                          ***

Сложившееся жизненное состояние Виктора могло тянуться годами, поэтому я не считал приличным следить за ним. Приблизительно раз в год я звонил или встречался с ним, у каждого из нас время было спрессовано до минут. Но однажды я пожалел, что не позвонил ему раньше. Максим попал в тюрьму! Я мог представить что угодно, только не это. Виктор не в состоянии был говорить, поэтому я не задавал вопросы. Понял, что какое-то групповое преступление, в котором Максим не участвовал активно, поэтому ему дали четыре года. Так как ему только 14 лет, отбывать наказание он будет в детской колонии. Виктор попробовал задействовал связи – не помогло. Новость меня потрясла.

Можно было только строить предположения о характере преступления, но разве это было важным. Важны причины, которые привели Максима к преступлению. Социальный климат в Москве и моральная обстановка в семье сделали свое дело. Я понимал, как сейчас Виктор "кусает локти".

                                                         ***

Моя семейная жизнь тоже сломалась. Говорят, что для мужчины 40 лет – трудный возраст. Думаю, что причина не в этом. Просто судьба подсунула мне испытание, которое я не выдержал. Я встретил Аню – свою школьную любовь в 9-м классе. Пожалуй, слишком громко называть ее любовью – скорее это было обожание девочки, восхищение её красотой, высокой культурой и способностями. По причине национального характера мать не поддерживала моё увлечение. Развитию отношений помешал мой переезд в другой город. Пожалуй, помешал не столько переезд, сколько позиция матери. Однако судьба свела нас опять – я встретил Аню в университете на празднике посвящения в студенты, но мы были на разных факультетах. Защемило сердце от встречи с прекрасным и недостижимым. Рассказал матери о встрече – она ответила кратко: "Не вздумай жениться – она еврейка!" Я ещё и не думал о женитьбе, но теперь продолжение связи уже было под запретом.

 

На этот раз мы встретились взрослыми. Аня была не замужем. Жизнь существенно изменила нас: я обрёл и внешнюю солидность и социальный статус, а она, наоборот, не реализовала свой богатый потенциал и работала преподавателем музыки в музыкальной школе. Я встретил ее случайно около школы и потом стал заходить к ней. Наше влечение было взаимным, и через некоторое время случилось то, что должно было бы случиться, если бы я не послушался мать. К сожалению, я послушался ее в другом – женился на Людмиле.

 

С Аней я, как говорят, потерял голову. Она была необыкновенной женщиной, особенно поразила меня чувствительность ее тела. Правда, сравнивать Аню с кем-то кроме жены я не мог, разве что с литературными героинями. Меня изумляло состояние, в которое приводили Аню мои ласки и поцелуи тела, не говоря уж о более интимных местах. От величайшего наслаждения она закрывала глаза, и это состояние переходило в истерическую реакцию запредельного удовольствия при более активных ласках. Впервые я увидел женский оргазм, и, можно сказать, впервые узнал женщину. Я ощутил, что, действительно, женщина – скрипка и её звучание зависит от искусства мужчины.

Не буду вспоминать эту трагедию моей жизни – она закончилась разводом, в результате которого я потерял обеих женщин. Дальнейшая моя жизнь не заслуживает внимания.

                                                       ***

Через год Виктору удалось освободить сына из колонии. Нужно было как можно быстрее сформировать у него новые интересы. Наиболее целесообразно было сосредоточить его внимание на профессиональном развитии, поэтому Виктор определил его в радиотехническое училище. Максиму эта специальность была близка через отца. Вроде бы всё хорошо. После окончания училища он начал работать. Вдруг летом во время игры в футбол Максим умер прямо на стадионе от остановки сердца. Я не представляю, как Виктор не сошёл с ума, да и Алла тоже, но я с ней не общался.

 

Присоединяться к сочувствующим Виктору я не стал – их было много, лучше было его не трогать. Через год, когда первичное состояние стресса, по-видимому, у него прошло, я поехал в Москву. Мне было важно увидеть способность Виктора к дальнейшей жизни. Мы встретились после работы около его производства. Для нашего разговора обстановка кафе или шумных освещенных улиц мало подходила, поэтому мы просто ходили по улицам этого рабочего района. Виктор долго изливал мне душу:

– Смерть произошла настолько нелепо, что мне до сих пор хочется найти способ повернуть события и исправить роковую ошибку.

– Так ты считаешь, что смерть Максима не является следствием его физического состояния?

– У него не было серьёзных заболеваний: при поступлении в училище он проходил медицинскую комиссию, потом в военкомате, потом при поступлении на работу. Его признали годным к службе в армии после 18 лет. Что-то просмотрели. В воскресенье Максим играл в футбол, вдруг почувствовал слабость – возможно, перегрузка. Его отвели в медпункт при стадионе, там всегда дежурит медсестра. Она уложила его на кушетку, сделала укол. Максим встал, сделал шаг и рухнул. Как потом мне сказали, ему нужно было ввести препарат противоположного действия. Но доказать это нельзя, так медсестра не могла провести обследование состояния Максима. Ужасно то, что больница была всего в километре, и, если бы его туда отвезли, возможно, Максим бы был жив. Если бы не было медсестры!

– Виктор, старайся не вспоминать!

– Понимаешь, у меня нет никого, для кого стоит жить. С Аллой я сразу же развёлся – она винит меня во всём. Думал, что начну новую жизнь с Инной, но она не хочет разводиться с мужем – он без неё пропадёт. Вот так, любила для развлечения, а отдаться совсем – боится. Я остался совсем один.

– Виктор, но у тебя же есть интересная робота, которой ты отдавался.

– Что работа? Ради чего она? Даже некуда после неё возвращаться.

– Действительно, я об этом не подумал. Где же ты живёшь?

– Нигде, из квартиры я выписался, оставил Алле. Получить от производства жильё я уже не могу. Поэтому официально прописан в общежитии, а живу у знакомых женщин: то у одной, то у другой. Вообще, пошёл по бабам.

 

Что я мог сказать Виктору? Я в основном молчал, а он говорил и говорил…. Мы ходили по полуосвещенным улицам, стараясь различать зеркало луж. Казалась, наши жизни тоже идут рядом как чёрные тени и слушают, что мы о них говорим. Возможно, они хотели от нас услышать оценку самих себя, узнать, научились ли мы ценить жизнь, и нет ли у нас желания распрощаться с ними. Но если у нас где-то глубоко затаилось отчаяние, мы его не показывали. Мы ещё жили!

                                                         ***

Судьба продолжала плести кружево жизни Виктора. Существует красивое определение сетки, думаю, оно подходит и для кружева – это множество дырок, соединённых нитями. В жизни Виктора нитями были женщины.

 

Мы оба жили работой – каждый в своей области. Виктор часто бывал в командировках на космодроме Байконур, так что с ним и связаться было трудно. Он даже не чувствовал потребности в доме.

 

Через два года я с ним встретился. В первую очередь мы говорили о работе. Виктор мыслил глобально. Я тоже имел допуск к секретным разработкам и был в курсе разработок в космической отрасли – так что мы могли, не вдаваясь, конечно, в детали, которые нас и не интересовали, обсуждать интересные рабочие моменты. Например, заслуживает внимания один случай, потому что он характеризует Виктора:

– На ракете, уже заправленной топливом и готовой к старту, произошёл сбой в системе контроля топлива, – рассказывал Виктор. – Срыв старта – это чрезвычайное происшествие, по которому создаётся Правительственная комиссия. Финансовые потери очень большие: к стоимости подготовительных работ по запуску ракеты и топлива добавляется стоимость продувки гелием остатков водорода из баков. Гелий чрезвычайно дорогой газ, а на продувку такой громадной ракеты уходит полторы тонны гелия.

– Виктор, ты не ошибаешься? Мы тоже работаем с гелием, так у нас не допускаются потери газообразного гелия на уровне литров.

– Нет, не ошибаюсь. Расходы громадные, поэтому председатель Комиссии приказал всем, кто причастен к изготовлению дефектного узла оставаться на космодроме до конца расследования, а это несколько дней. Условия жизни на космодроме ты знаешь какие. В этом узле есть и наш датчик, за который я отвечаю, а вообще в разработке было задействовано несколько организаций. Я решил улететь. В самолёте встречаю знакомого: "Виктор Михайлович, вы осмелились нарушить приказ! – А я уверен в своём датчике, мне не придётся отвечать", – ответил я.

– Да, Виктор, ты – самоуверенный.

– Нет, не самоуверенный, а ответственный. Случайности происходят там, где не думают, а я к таким не отношусь.

 

Я поделился с Виктором своими впечатлениями о масштабности разработок, с которыми я недавно познакомился. Было обидно, что во многих случаях мы используем дорогое импортное технологическое оборудование, которое сами смогли бы создать.

– А как ты живёшь, Виктор?

– Ты знаешь, кажется, я начинаю жить. На годовщину смерти Максима я поехал к сестре в Гатчину. Как принято, отметили за столом эту грустную дату. В компании близких людей я увидел незнакомую девушку. Оказывается, сестра пригласила подругу с дочерью Ирой. Возможно, специально. Я ещё не отошёл от горя, был весь в себе и меня никто не интересовал. К тому же Ира на 17 лет младше меня, то есть родилась, когда я закончил школу. Поэтому я не видел ее в нашем дворе – она для меня из другого мира.

Я спросил сестру: "Зачем здесь Ира?" Она сказала, что Ира три года назад вышла замуж, но вынуждена была разойтись и сейчас переживает эту драму. Вернулась к матери и сестра пригласила её, чтобы она немного развеялась.

Тогда я иначе посмотрел на Иру. У нас было общее состояние печали, хотя разного происхождения. Мне стало её жалко – такая красивая, юная и уже получила удар судьбы. Я подошёл к ней и выразил своё сочувствие: "Что вы, Виктор Михайлович, по сравнению с вашим горем у меня мелочь. Обидно, что это в самом начале жизненного пути и это подорвало веру в возможность счастья в жизни. А как жить без него?" – ответила она. Эти слова запали мне в душу. Я понял, что эта девушка очень впечатлительная.

 

В Москве мои мысли время от времени возвращались к Ире. Меня не женщина тянула в ней. Я встречал много женщин – красивых, добрых, ласковых, величественных, но в Ире я увидел нагую чистоту. Возможно, это особенность ее возраста и характера – потом жизнь разобьёт её хрустальную оболочку. Как только ей удалось после неудачного брака не стать обиженной, даже злой? У меня появилось желание защитить Ирину от грубого мира, который я достаточно познал. Не знаю, – это какое-то новое чувство, возможно, оно появляется с приближением старости. Любовь для меня исчезла, когда она переродилась в случайные встречи с Инной, – и вместо нее ничего более не последовало.

Я стал приезжать в Гатчину. Переезд был для меня удобным – ночь в поезде, и выходные я отдыхаю. На меня благотворно действовало родное гнездо с любимой природой Гатчины. Кроме того общение с Ириной стало для меня живительным источником. Когда мы гуляли, я чувствовал теплоту её локтя, и с этим теплом в меня вливалась жизнь. У неё тоже исчезла отрешённость и замкнутость, она опять увидела мир. Мы доверились друг другу: у нас, как ни странно, исчезло возрастное и половое различие. Ира забыла, что её обидели, и стала настолько лучезарной, что я удивился, как такой можно быть. Она воспринимала мир открыто и улыбалась ему. С улыбкой и благожелательностью она обращалась и к моей сестре, и к продавцу магазина, и к официанту. Причем эта улыбка – не артистичный штамп, а проявление искренности и радушия. Я понял, насколько она со своим характером оказалась незащищённой перед жизнью.

 

Вова, я забыл тебе сказать – насколько Ирина красива. Сначала её красота для меня ничего не значила, пока я не увидел в ней великолепного человека. Она – стройная с тоненькой талией, с бёдрами и попой выполненными как по лекалу. Груди, о которых я могу догадываться, позволяют представлять Ирину живой моделью Дианы или Психеи. Впечатление близости к тем древним божествам усиливает её лицо с греческими или персидскими чертами. Короче говоря, я ощутил, что я ее люблю. И мне, представь себе, стало очень тоскливо. Жалко, что жизнь практически прошла, что я такой старый по сравнению с этой девочкой. Вот побуду какое-то время с ней, пока я ей нужен, а дальше…

– Виктор, ну зачем ты так. У некоторых жизнь только начинается в этом возрасте. Тебе только 49, а Ирина – вовсе никакая не девочка, ей – 32 года. Она имеет уже жизненный опыт, и неудачное замужество его значительно обогатило. Он заставит Ирину взвешивать жизненные ценности. Ты – личность, и ты ещё не знаешь, как она себя поведёт, когда ты вздумаешь её оставить.

– Понимаешь, после Инны и Ирины мне трудно будет принять другие варианты. Я, пожалуй, лучше буду один, чем жить с женщиной, с которой у меня не будет духовной связи. Теперь я хорошо представляю, кто мне нужен. Я не говорю о яркой любви, которая была к Инне, – мне нужна, именно, связь – прочная, на уровне интеллекта. К сожалению, я не уверен, что могу встретить такого человека.

– Ира соответствует твоим желаниям?

– Да, но соответствую ли я её желаниям? Представь себе, возвращаясь последний раз из Гатчины, я в поезде в одном порыве написал стихотворение. Оно отражает моё состояние сейчас, я назвал его "Источник". Может быть, осмелюсь прочитать Ире, а сейчас прочитаю тебе:

Я пью тебя по капле, понемногу,

Боясь испить тебя до дна.

За дар такой я благодарен Богу,

Во мне ты будешь навсегда.

Я пью не с губ, а только взглядом,

Спуская платье бережно с плеча.

Мне в жизни ничего не надо –

Лишь видеть, и с тобой молчать.

Я пью улыбку с твоего лица.

И не могу ею напиться.

Когда же я дождусь конца,

Ты только ночью будешь сниться.

Я знаю, мне не долго наслаждаться:

Иль ты уйдёшь – вернее, я уйду.

Обречены мы навсегда расстаться,

Как двое расстаются поутру.

Мне счастье подарило небо –

Быть рядом, на тебя смотреть.

А дальше – будто бы и не был,

И за порогом ожидает смерть.

 

– Стихотворение мне понравилось, хотя мне печально слышать от тебя эту тоску и безысходность. Однако недосягаемость счастья – именно, недосягаемость, а не отсутствие, стимулируют достижение его. Я хочу, чтобы ты дотянулся до твоего счастья, – сказал я Виктору на прощанье.

                                                       ***

Два месяца я не беспокоил Виктора, ожидая развития его жизненной ситуации. К тому же, был занят подготовкой к выезду в Кёльн. Отъезжать я должен был, конечно, из Москвы. Перед отъездом я позвонил Виктору и предложил проводить меня с Белорусского вокзала. Он сказал, что приедет вместе с Ириной.

 

Когда мы встретились, он был один, и, конечно, я задал вопрос:

– Виктор, я удивился, что ты придёшь с Ирой, – она что, сейчас в Москве? А тогда почему ты без неё?

– Вова, вчера Ира переехала в Москву. Она хочет познакомиться с тобой, придёт на вокзал чуть позднее – у неё сейчас много дел с устройством.

– Так что, – вы вместе?

– Да. Ира сказала, что хочет быть мне женой. Конечно, я обрадовался, но… есть проблема, поэтому я и приехал на вокзал раньше, чтобы обсудить её с тобой. Дело в том, что у меня проблема с ногой. Помнишь, в прошлую встречу я говорил тебе, что стал часто спотыкаться левой ногой. Сейчас ступня не функционирует нормально – она шлёпает, и Виктор продемонстрировал мне это, немного пройдясь. Обследовался, врачи говорят, что задета центральная нервная система, но точный диагноз установить не могут. Так вот, в связи с этим и, вообще, с возрастом я высказал Ирине сомнение в разумности её выбора – вдруг я вообще буду в коляске. На что она ответила: "Значит, буду возить тебя в коляске!"

– Искренне желаю вам счастья! – пожелал я, так как был рад действительно возможности счастья Игоря. Но отзвук беспокойства у меня появился: практически все нарушения нервной системы в этом возрасте необратимы, а чаще – прогрессируют.

Мы ещё поговорили несколько минут о работе и цели моей командировки. Вдруг моё внимание привлекла высокая стройная улыбающаяся девушка, приближающаяся к нам. Её лицо как будто выражало: "Милые мои, какие же вы хорошие. Я люблю вас!" На ней был модный плащ цвета какао с оригинальными элементами дизайна и с поясом, который подчёркивал её талию. Весь её вид в сочетании с красивой походкой производил сильное впечатление, так что практически любой мужчина повернётся ей в след, чтобы увидеть её ещё и со спины и продлить наслаждение созерцания красоты.

– Вот и Ира! – воскликнул Виктор, хотя я и сам это понял. "Да, – подумал я, – приятно даже просто быть рядом с такой женщиной, а если она ещё и любит…"

– Здравствуйте Владимир Георгиевич! Рада вас видеть, – поздоровалась, подойдя, Ира.

– Наконец-то я вас увидел, Ира! Я рад, что у Виктора будет такая жена. Хочу, чтобы и вы были счастливы.

– Спасибо за пожелание. Владимир Георгиевич, у меня к вам просьба…

– Ира! – перебил Виктор.

– Витя, я считаю – нужно! – продолжила Ира. Я вынуждена просить вас купить в Германии одно лекарство. Конечно, мы не можем вам дать дойче-марки, но мы найдём способ возместить потом ваши расходы. Это лекарство врачи советуют Виктору, в Москве его не достать – оно поступает в Москву только напрямую определённым лицам из руководства страны. Простите меня за нахальство, но, к сожалению, обстоятельства вынуждают. – Ира протянула листок бумаги с названием лекарства.

– Ира, мне приятно, что вы так настойчиво взялись за здоровье Виктора. Конечно, я куплю, если хватит выделенной мне валюты.

По дороге до вагона они рассказали мне о перспективах решения бытовых проблем новой семьи, и мы расстались.

 

Ира произвела на меня сильное впечатление. Невольно возникло сравнение с Аллой, красота которой, несомненно, привлекла Виктора. Но Алла была холодно-красивой, а Ира светилась красотой. Пожалуй, главной её особенностью было то, что она дарила себя окружающим. Нет – нет, совсем ни привлекающей и заманивающей манерой проститутки, а излучением призыва к дружбе, доброте. Вне всякого сомнения, даже Инна – самая значительная женщина в жизни Виктора – уступала Ире и в красоте, и в чувственной выразительности. Из некоторых высказываний Виктора могу догадаться, что в интимных контактах Ирина чрезвычайно нежная. "Наконец-то Виктор нашёл свою судьбу", – подумал я.

 

Лекарство я привез, на это ушло половина моих финансов. Я радовался, что смог сделать вклад в выздоровление Виктора. Для лечения Виктора поместили в специализированную больницу, так как уколы надо делать прямо в позвоночник. Там же врачи пришли к мнению, что у Виктора чрезвычайно редкое заболевание, которое встречается у одного из миллиона больных с близкими симптомами. Если этот диагноз не ошибочный, то Виктору грозит постепенное обездвиживание. Как быстро будет развиваться болезнь, врачи не могли сказать.

Из больницы Виктор вышел практически в том же состоянии, в котором поступил – ступня контролировалась плохо, но его работоспособность была нормальная и настроение хорошее. К тому же за время нахождения в больнице ему предоставили жильё: одна комната 16 квадратных метров в коммунальной двухкомнатной квартире, соседка – одинокая женщина. Учитывая трудности с жильём в Москве и то, что Виктор уже получал жильё, это был крупный подарок от организации. Ире не терпелось устроить семейное гнездо. Она начала работать начальником отдела кадров в субподрядной строительной организации при КБ Виктора. Казалось бы, всё идёт хорошо, и диагноз может быть ошибочным.

 

Однако через полгода Виктор уже не мог ходить на работу, но продолжал участвовать в решении задач его подразделения: коллеги приходили и вместе с ним обсуждали проблемы. Скоро он понял, что его ожидает инвалидность. Врачи сказали, что может помочь лекарство из США, которое в Россию вообще не поступает. Ирина узнала, что генеральный директор ЦКБА собирается ехать в США и, не сообщая ничего Виктору, через референта обратилась к нему с просьбой привезти лекарство. Поступок был совершенно безрассудный: она не представляла стоимости лекарства и вообще не имела возможности его оплатить, так как у советских граждан валюты не было, а госучреждение не могло вести финансовые операции такого характера. Но отчаянным и Бог помогает – директор пообещал помочь. Наверное, он тоже не знал, как это выполнить, но Виктора он ценил.

Я был посвящён в эту затею и с нетерпением ждал возвращения директора. Когда он мог вернуться в Москву, я позвонил Ирине на работу:

– Ирчик, что скажешь? – так я теперь называл ее за высокую активность.

– Директор вернулся, и лекарство есть, только оно будет доставлено в ближайшие дни Торговым представительством СССР в США.

– Конечно, ему некорректно заниматься перевозкой. А сколько оно стоит?

– Когда мне назвали сумму, я обомлела – больше 2000 долларов. Но директор сказал, что оплата сделана за счёт предприятия.

– Ирчик, ты понимаешь, какой ты сделала подвиг? Виктору ты сказала?

– Теперь уже сказала. Он был поражён моей смелостью – даже заплакал. Потом позвонил директору, поблагодарил.

 

К сожалению, болезнь ничто не могло остановить. Виктор уже и по комнате передвигался в коляске. Верхняя часть туловища функционировала нормально, а ноги парализовало. Конечно, в коляску его пересаживала Ира. Где только она при своей кажущейся хрупкости находила силы поднимать его – такого большого, хотя он похудел.

 

Когда я приехал в Москву, Виктор уже не мог сидеть и лежал на кушетке, двигались только руки. Я долго пробыл около него, и он мне рассказал следующее:

– Мне жалко смотреть на Ирочку – как она мучается со мной. Я решил покончить с жизнью единственно доступным мне способом. Около меня розетка для лампы и я могу дотянуться рукой до ящика с моим электрическим барахлом. Я взял две стальные трубки, чтобы увеличить площадь контакта с руками, подсоединил к ним провода и сунул их в розетку. Меня всего трясло, а я только сильнее сжимал провода. Удивительно – ток шёл через сердце, но напряжения не хватило. Какой я живучий, чёрт побери! Конечно, Ирочка ничего не знает об этом.

– Витя, я тебя очень понимаю. Но какую ты получил психическую травму! Трудно, простившись с жизнью, вернуться  неё. Значит, тебе и Ирине предопределено пройти путь, предназначенный судьбой, до конца. Тебя навещают сотрудники?

– Да, заходят, уже не часто: в решении производственных проблем я больше не участвую – у меня недостаточно информации – просто нахожусь в курсе дел.

 

Тем временем пришла с работы Ирина и стала на кухне готовить ужин. Я зашёл к ней. Она выглядела усталой, хотя, как всегда, улыбалась.

– Как ты, Ирчик, ещё держишься?

– Конечно, устала. Я уже спокойно воспринимаю обстоятельства, выдвинутые мне жизнью. Сначала я искала выход, а теперь я научилась не воспринимать их трагически.

– Терпи, Ирчик.

– Вова, терпеть – это значит ожидать конца. А я смотрю на случившееся как на этап жизни. Не было бы хуже. Трудно только физически – Виктор очень тяжёлый.

Ирина собралась кормить Виктора, и я ушёл.

 

Это был последний мой визит к живому Виктору. Динамика болезни была медленной, но последовательной в отказе функционирования органов. Через полгода я приехал на похороны Виктора. Ему было только 52 года – сколько он мог бы ещё сделать. Странно, он тогда на кухне предположил у меня дефект в позвоночнике, а болезнь оказалась у него –я живу.

                                                            ***

Со смертью Виктора тяжёлый период в жизни Ирины не закончился. У матери, которая жила одна в Гатчине, осложнилась стенокардия, и её пришлось забрать в Москву. Бросать здесь всё и переезжать в Гатчину не имело смысла, к тому же работа была рядом с домом, и это облегчало уход за мамой.

 

Когда я бывал в Москве, я заходил к ним, Ирина всегда была рада поделиться со мной течением своей жизни, услышать новости от меня. Иногда мы встречались после работы, гуляли по городу и разговаривали. Однажды она предложила посетить только что открывшийся в Москве первый в стране Мак Дональдс. Очередь была огромная – мы стояли больше часа, зато она смогла обсудить всё, что хотела. В том числе типичную проблему красивой одинокой женщины:

– Представляешь, мой начальник предложил мне быть любовницей. Конечно, я ему отказала. Во-первых, меня не устраивает такая роль, во-вторых, он не является мужчиной, который меня мог бы заинтересовать.

– И как же вы разошлись? Он может тебя уволить.

– Я так и ожидала, но этого не произошло – мы уже давно с ним работаем, и на меня он во всём может положиться, а любовницу ему найти не так трудно, она у него, по-видимому, есть.

– Ирчик, а у тебя нет мысли найти человека, который стал бы мужем – перед тобой ещё целая жизнь?

– Володя, пока, думаю, это нереально. После такого яркого человека, как Виктор, я не вижу вокруг себя ни одного достойного мужчины. Да и мысли мои сейчас заняты мамой. И ещё одна вещь подорвала мои представления о семейной жизни. Виктор, несомненно, меня любил, но, разбирая его бумаги после смерти, я нашла стихотворение, написанное на день рождения Инны. Причём это было уже в то время, когда мы встречались.

– Ирчик, ты зря обижаешься на Витю. Как раз, я считаю, это хорошее качество мужчины – быть благодарным женщинам, которые занимали значительное место в его жизни. Инна – любовь всей жизни Вити до тебя. Стихотворение – не измена тебе, а только дань прошлой жизни. Может быть тебе это странно, но для меня его поступок понятен. Важно чувствовать, что жена несравнима ни с прошлыми, ни с окружающими женщинами. Жаль, что твоё общение с Виктором было недолгим, и ты не смогла увидеть – на что он был способен.

– Володя, меня печалит, что я со своей доброжелательностью к людям не вписываюсь в этот жестокий мир. Моя улыбка в обращении с людьми, как мне сказала подруга, некоторыми рассматривается как свидетельство сексуальной неудовлетворённости. Люди не представляют других обоснований! Недавно главбух, которому я однажды указала на ошибку в документах, при моем обращении к нему, грубо сказал: "Сделай проще лицо!" Как будто то замечание должно накладывать отпечаток на все отношение к нему, а моя улыбка – свидетельство заискивания.

– Он просто хам! Только ты смогла сдержаться и не ударить его по лицу; на твоём месте я бы не выдержал.

– В оценке таких мужчин мне даёт мудрость мысль Ивана Ефремова из его романа "Час Быка": "Красота и желание женщин вызывают свинство лишь в психике тех, кто не поднялся в своих сексуальных чувствах выше животного".

– Я с тобой согласен, Ирчик, но желание, на которое тебе намекают, как-то должно удовлетворяться.

– Лучше без мужчин, чем с такими мужчинами. Сексуальное желание женщина может удовлетворить сама, а вот с душевным желанием труднее.

 

Наше общение в этот вечер чуть не стало причиной моего опоздания на поезд. Мне пришлось очень спешить, но она не захотела меня оставить и поехала на вокзал со мной. Я удивился её сопереживанию, когда мы стремительно поднимались по эскалатору и бежали по перрону. Когда она увидела, что у меня всё хорошо, облегчённо вздохнула.

 

В другой раз, когда я приехал в Москву на два дня, Ирина предложила переночевать у них. Я был очень удивлён, но она сказала, что мама сама предложила это: мама спит на кровати, она рядом с ней на диване, а для меня в дальнем углу комнаты разложат кресло. "Странно, – думал я, – у нас отношения, как у брата с сестрой. Для меня это как-то естественно, так как я вижу в ней жену моего лучшего друга, которая осталась одна в трудной ситуации. Я чувствую необходимость заботы о ней. Но для неё я, в общем, чужой человек, которого она знала непродолжительное время. Откуда у неё такая близость?"

Вечер и ночь прошли по-домашнему просто. Ирина и мама долго смотрели телевизор, а я, очень уставший за день, уснул под его звуки, чего со мной не бывало. Утром после завтрака я пошёл по своим делам, а вечером Ирина проводила меня на поезд. На перроне, ожидая отправления поезда, мы отошли от вагона и разговаривали. Вдруг Ирина спросила:

– Хочешь я тебе спою?

– Конечно, буду рад. Я не представляю тебя поющую.

И она запела старую песню из репертуара Ружены Сикоры "Мне так грустно". У Иры был довольно высокий голос, и пела она хорошо. Песня соответствовала её вокальным данным, и в голове у меня звучало известное сопровождение джаз-оркестра под управлением Александра Цвасмана. Меня смутило содержание песни: Ирина обращалась явно ко мне – ей грустно без друга. Конечно, я много значу для неё как друг, но песня была с другим подтекстом. Я сделал вид, что не увидел его:

– Ирчик, ты открыла для меня ещё одно твоё достоинство. Представляю, что ты училась пению.

– Да, но в последние годы мне было не до пения.

– "Не грусти, не печалься о встрече", – отвечает тебе в другой песне Ружена Сикора, – пошутил я, переводя серьёзную тему в легкий жанр, – ты, конечно, помнишь продолжение этих слов?

– Да, но мало верю, в его осуществление.

                                                     ***

Следующая наша встреча произошла не скоро. Как-то, позвонив по телефону, я узнал, что мама Ирины умерла от инфаркта. Приехать в Москву я смог только через месяц. Как обычно, я заказал гостиницу, хотя в этот раз ничто не мешало мне остановиться у Ирины. Вообще-то мешало: мне было неудобно перед соседкой по квартире, которая знала меня как друга Виктора, а самое главное – меня смущала возможность остаться наедине с Ирой. Я не мог представить себя на месте Виктора. Однако Ирина по телефону сказала, что приготовит ужин и будет ждать меня. Так что выбора места встречи не было. Конечно, я представлял впереди обычный дружеский ужин.

 

Вечером в квартире меня встретила … другая Ирина, – она обрезала длинные волосы. Раньше они были до талии и создавали впечатление феи. Теперь волосы прикрывали только плечи, но их пышный обвал вызвал ассоциацию с водопадом Ниагара. На ней было строгого покроя платье малинового цвета с глубоким узким вырезом, которое делало её красивую фигуру еще привлекательнее. Я понял, что Ирина решила начать новую жизнь и, прежде всего, избавилась от атрибутов старой жизни. Не стало коляски Виктора, а также других вещей, которые потеряли функциональное значение с его смертью и смертью мамы. Не только стало больше пространства – в квартире присутствовал дух новой жизни. Даже на стенах я не увидел некоторых привычных для меня фотографий (как я потом узнал, они перекочевали со стен в альбомы).

– Ирчик, о грустном мы уже поговорили по телефону, – начал я после приветствия, – теперь о настоящем. Я рад тебя видеть, да еще такую – тебе все идет, и платье, и прическа. Хотя у мужчин моего поколения длинные волосы являются предметом обожания; конечно, за ними трудно ухаживать.

– Володя, не в трудности дело – ты знаешь, что для красоты женщина готова идти на любые жертвы. Просто существует убеждение, что с волосами человек лишается части своей ауры, изменяет свою судьбу, стереотип жизни. До сих пор меня сопровождало слишком много несчастий. Теперь я буду бороться за свою, именно свою, жизнь.

– Да, ты права, Ирчик, – "На Бога надейся и сам не плошай".

– Потом, Вова, поговорим, сейчас давай ужинать.

Блюда ужина отличались такой же изысканностью вкуса, как и все, что я сегодня увидел. Я понял, что Ирина придавала символическое значение данному моменту в изменении ее жизни. Сам ужин прошёл в обычном духе, как бывало раньше.

Потом мы долго разговаривали. Ирина сказала, что тетка из Австралии прислала ей 300 долларов и приглашает в гости, она думает осуществить эту идею, и записалась на курсы английского языка.

Увидев, что уже 22-30, я сказал:

– Ирчик, я благодарен тебе за вкусный ужин и истинно прекрасный вечер, но я должен уже уходить.

– Подожди немного. Ты можешь мне помочь собрать посуду и вместе помыть ее?

– Конечно, извини, что я сам не предложил этого.

Когда мы навели в квартире порядок, Ирина вдруг как-то устало села на стул и опустила голову. Я подошел к ней.

– Ирчик, устала?

– Нет..., – молчание. – Не уходи Вова, – и обняла меня за талию.

 

В глубине души мне давно хотелось прекратить играть выбранную роль друга, но я не позволял себе думать об изменении формата наших отношений. Когда мужчина знакомится с женщиной ради близости, весь стиль отношений подчинен этой цели, а когда постель возникает без прелюдии, в силу снятия барьеров между друзьями, телесная близость значительно обесценивается. Я боялся грубо войти в мир чувственных восприятий Ирины, который после такого долгого ее воздержания, несомненно, приобрел особенности. А самое главное – я также как и Виктор не имел права ее любить.

 

"Стыдно признавать, но Ирина опустила меня на землю. Когда я перестану относиться с женщиной как с хрупким стеклянным новогодним шариком!" – пронеслось в голове, и с этой мыслью я переступил порог в мир, в котором никого не существовало кроме любимой женщины, обнимающей меня. Опустившись на колени, я впервые нежно прижался к ее губам, и мы долго не моли прервать наслаждение единством наших желаний и телесной близости. Я ощутил на Ирине тугой корсет, который поднимал груди и стягивал талию. "Как же я мог не заметить ее желание выглядеть еще более красивой и, наконец, соблазнить меня"!

– Ирочка, извини, что я не проявил мужскую смелость. Я скрывал свое желание, потому что не считал его разумным, но сейчас не нахожу слов, чтобы бы выразили мое чувство радости от возможности не сдерживать любовь к тебе.

– Если бы ты сегодня ушел, я не знаю, что со мною бы было.

Я стал поочередно целовать половинки грудей, доступных в декольте. Ирочка освободила из платья одну грудь, и я увидел розовый маленький язычок, выглядывающий из коричневого кружочка. Он так и просился к моим губам, и я выполнил его просьбу.

Мы были готовы идти дальше, но для этого нужно было остановиться.

 

Когда я опять вошел в комнату, Ирина стояла около кровати. Она ждала меня. Нагая – прекрасная, нежная и величественная в своей открытой наготе. Только человека природа наделила чувством наслаждения телом самки-женщины. Мужчина в зрелом возрасте, познавший мир красоты, глубже может оценить этот дар природы. Я не мог даже называть ее по имени, тем более ласкательно, хотя именно нежность переполняла меня. Она стала богиней и дарила себя мне. Нет ничего проще и изящнее тела молодой женщины. От босых ступней до нависающих на грудь и спину волос – все на ней приобрело восхитительное волшебство. Она с гордостью открыла мне свое тело и призывала им насладиться.

 

Я опустился на колени и прижался лицом к ее лону, положив ладони на ягодицы. Зарывшись в бархат между бедер, я не мог поверить, что это не сон.

Мы не могли насладиться ощущением близости и открытости тел друг друга. Скинув с кровати подушки и одеяло, мы играли как котята. Я ласкал каждый кусочек ее тела, а она, замирая от удовольствия, подставляла мне его. Иногда в желании большей близости мы сливались в длительном поцелуе. И вот настал момент, когда этого стало недостаточно и захотелось проникнуть друг в друга, объединиться в одно тело. Вдруг молнией пронеслась мысль, что я сейчас на месте Виктора. Какие у нее будут ощущения? От беспокойства, нетерпения и трепетности этого желания я стал неумелым как девственный мальчишка. Она заботливо помогла мне войти в нее. Участие ее в этом придало мне уверенности и нежности.

 

Теперь наши тела были как две струны, которые звучали при каждом касании. Темп звучания зависел от движений смычка и переходил от адажио к аллегро и престиссимо, опускаясь до ларго и повторяя опять весь набор темпов. Однако любая симфония заканчивается финалом, в котором исполнители и их инструменты полностью выкладывают свои возможности. И мы выложились!

 

Я долго не мог лишить себя ощущения тела моей Ирочки. Даже потом, когда я лежал рядом, мои руки были у нее на груди или на попе, или между бедер, или одновременно в двух местах. Засыпая на несколько минут и теряя контроль ее присутствия, я опять наслаждался прикасанием к ее телу. Ирочку тоже успокаивало мое присутствие и, отдохнув, она жадно прижималась ко мне. Проявление такой нежности пробуждало во мне готовность ответить на ее желание, и мы начинали играть новую музыкальную композицию.

Утром мы были усталые, но такие счастливые близкие родные. К сожалению, мы жили в разных жизнях. Ирина, знала, что я уезжаю надолго в далекую страну. Возможно, приеду в отпуск. Несмотря на такие перспективы, мы оба отважились на эту ночь и никто из нас не жалел об этом. Но я был в отчаянии, что уже ничего не могу изменить в своей жизни.

 

Мы были опять вместе в день моего отлета. Наша близость была прекрасной, но в нее закралась горечь разлуки. Ирочка проводила меня в Шереметьево-2. Я улетел.

 

Когда я в отпуск прилетел в Москву, телефон Ирины не отвечал. Я решил, что она уехала куда-то отдыхать.

 

Наконец я вернулся в Советский Союз и стал настойчиво искать Ирину. Я знал, что ее соседка по квартире никогда не брала трубку, но почему не берет трубку Ира? Однажды все-таки соседка среагировала на настойчивый звонок и ответила, что Ирина здесь давно не живет и ничего о ней она не знает. Я подумал, что Ира сменила квартиру, и позвонил на работу. Там ответили, что она уволилась. Последняя возможность узнать о ней – наш одноклассник, который поддерживал контакт с Виктором, а потом с Ириной. На мой звонок ему ответила его дочь и сообщила, что папа умер от рака. Какой удар! Все исчезли, я остался один. Где же Ирина? Единственная мысль успокаивала меня, что она все-таки уехала в Австралию. Если бы она была в стране, думаю, она нашла бы меня – она знала, когда я вернусь.

***

Итак, я один, "иных уж нет…, другие – те далече". Грусть охватила меня. Куда привела меня дорога жизни? Виктор с нее уже сошел, а мне еще придется идти.

 

В жизни человека две дороги: одна – так называемая, трудовая дорога, другая – собственно и есть дорога его жизни. Ради того, чтобы она была интересной приятной и, в конце концов, приводила к счастью, человек учится, работает, то есть, как садовник ухаживает за деревьями, собирает плоды. Плодами он питается на дороге жизни, они нужны для здоровья, для поддержания самой жизни. Но для существования дороги жизни здоровья недостаточно – нужны спутники. Без них дорога жизни – это дорога пилигрима. А настоящих спутников встретить нелегко.

 

Трудовая дорога выбирается еще в юности и просматривается обычно до конца. У нас с Виктором эти дороги отличались по направлению, но обеспечивали одинаковое продвижение по ним. С дорогами жизни – совсем другое дело. Их не выбирают, они создаются самой жизнью и любовью. Наши с Виктором дороги жизни отличались как две реки, с которыми я сравнивал любовь. Они оказались похожими только в одном – на них мы потерпели неудачу. Дорога жизни вообще редко дается легко. Общее направление есть, но ты не представляешь, где на ней ты встретишь спутника жизни и какой он будет. Она проходит в тумане, совсем как в замечательном мультфильме "Ежик в тумане". Чего только не встречал ежик на пути! Но ежик просто шел, а ты хочешь найти спутника.

 

Путник хочет встретить дерево, под которым он может днем укрыться от жары, дождя, вечером – уснуть под нежный шепот листвы, а утром, чтобы ее яркая зелень поднимала настроение. Но в тумане он вообще не видит деревьев. Вдруг на пути возникает большой темный образ, который при приближении к нему оказывается старым засохшим деревом. Оно путнику не может дать уже ничего. Следующая маленькая тень проявляется молодым деревцом, которое само нуждается в уходе. Его нужно поливать, защищать, – путник не в состоянии делать это. Очередное дерево, проступившее из тумана, пострадало от удара молнии: его крона стала редкой, листья поразила болезнь и они уже непривлекательны.

И, наконец, на пути из тумана к путнику протягивается большая зеленая ветка; ствол еще не виден, но путник понимает, что такие ветви могут быть только у большого здорового дерева. Вот он видит его! Это то, что ему хотелось встретить. Он понял, что здесь можно отдохнуть и подождать, пока туман рассеется. Но когда днем стало ясно, путнику не захотелось покидать дерево, ночь он тоже решил провести под ним – когда еще представится такая возможность.

 

А дальше – следующее туманное утро…. Нужно идти. Дерево невозможно взять с собой! Остаться тоже нельзя. Опять дорога в тумане с надеждой на такую встречу, которая будет стоить самой дороги.

 

Ирина только на середине своей дороги, и она имеет шансы на эту встречу.

 

© Copyright: Анатолий Толкачёв, 2013

Регистрационный номер №0150231

от 30 июля 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0150231 выдан для произведения:

Владимир задумался о целях жизни, осознав, что в его спокойной семейной жизни происходят сбои. Они не стоили бы внимания, если бы не носили системный характер. Ему не хотелось анализировать их природу, вернее – он стеснялся признать, что их причина кроется в изменении собственных жизненных интересов.

                                             

Работа по-прежнему захватывала его, но при этом он много времени отдавал семейным делам. Не говоря уж об устройстве быта, он взял на себя обучение сына английскому языку, посещение бассейна и ряд текущих проблем. Отношения с женой были очень хорошие, которые внешне проявлялись в виде взаимной заботы. Ещё в институте Володя и Люда были известной на весь курс дружной, а потом супружеской парой. Конечно, ранняя семейная жизнь сопровождалась известными бытовыми проблемами, в том числе и с родителями, выход из которых Владимир брал на себя.

 

Познания в интимной жизни они приобретали постепенно вместе. Владимир очень бережно и нежно относился к Люде. Оценивая их сейчас, он вспомнил, что даже девственности лишил ее не за один раз, стараясь принести меньше боли. Он всегда контролировал себя во время полового акта, поэтому Люда никогда не делала абортов, однако это не позволяло в полной мере раскрыться его ощущениям. После родов оказалось, что вероятность следующей беременности у Люды мала, и Владимир стал получать истинное удовольствие от секса. Она же достигала необходимую удовлетворённость, не выходя на порог страсти, – для нее большее значение имело нежное расслабление. Владимир тоже не искал в близости источник безумия эмоций – ему более естественным представлялось райское сопереживание. Это соответствовало духу тантрического секса, о котором он узнал позднее. Других женщин он не знал и не имел желания знать. В общем, с Людой была полная гармония.

И вдруг первое серьезное нарушение в алгоритме жизни, которому Владимир не находил серьезного объяснения. Его случай не был уникальным: в семьях его знакомых тоже происходили подобные события, большего или меньшего масштаба, которые, несомненно, не являлись закономерностью жизненного процесса. Конечно, все такие случаи индивидуальны, но что-то в них есть общее… В чем их природа?

 

На самом деле, ради чего живет человек? Квинтэссенция жизни определена в Библии – плодиться и размножаться. Эта общая для всех существ задача у человека чрезвычайно осложнена наличием развитого интеллекта. Интеллект в силу аналитических способностей, превращает естественное сексуальное влечение в проблему, в решении которой задействованы все способности человека. По своей природе эта проблема возникает как интеллектуальная надстройка над половым инстинктом. Она и представляет любовь.

Такая, кажущаяся беспардонно упрощённой, формулировка любви все же лучше отражает ее сущность, чем другие представления. Существует утверждение, что любовь формируется преходящими биохимическими процессами, возникающими под действием, например, феромонов и возбудителей ментального характера. Действительно, на пике любовного увлечения в организме мужчины и женщины происходят физилогичекие изменения, но не они создают любовь – это сопровождающие её явления. Любовь существует как необходимость, как постоянно действующий фактор человеческой жизни. Он имеет разную интенсивность в зависимости от возраста, темперамента, интеллекта человека, его национальных особенностей и многого другого. Связь любви с интеллектом позволяет ей совершенствоваться, и она с развитием человечества выросла в замечательное чувство.

 

Таким образом, задачей жизни является обеспечение условий для существования любви. Формы, в которых выполняются эти условия, довольно разнообразные, но традиционно они реализуются в рамках семьи: мужчина занимается материальными вопросами семьи, а женщина, собственно говоря, создаёт саму семью. В этой функциональной схеме мужчина обретает имидж творца, создателя благ. А вот роль женщины менее определенна: в одних семьях она – богиня, царица, правительница, хозяйка, в других ‑ экономка, служанка, няня.

В какой-то момент человек может не чувствовать любовь. Это не означает, что ее нет – она замерла, отдыхает. У мужчины желание действовать, творить, стать известным, даже просто – работать имеет столь большое значение, что оно часто отодвигает на второе место любовь. Иногда она в виде тени мелькает между отдыхом, развлечениями и другими способами времяпровождения. Женщину чувство любви не покидает женщину никогда.

Когда в жизни мужчины деятельность занимает значительное место, он не замечает недостатка в другом, естественном, влечении. Придя домой после четырнадцати часов работы на уборочном комбайне, или после концерта, где он дирижировал оркестром, или защиты проекта, пуска мартеновской печи, длительной и удачной операции, усталый и довольный, он ещё долго остаётся в мыслях о своих делах. Все домашние проблемы решает жена, и он их не замечает, как и саму жену. А вот когда с возрастом работа становится рутинной, он начинает чувствовать необходимость любви. Если он её уже потерял, начинает искать и, не найдя, впадает в депрессию или спивается. В лучшем случае, страдая бессонницей, мучительно вспоминает приятные минуты с женщинами, которые были на его пути. Мужчина должен быть "прислонённый" к кому-то.

 

Личностные проявления любви отличаются большим разнообразием. По яркости выражения, степени вовлечения жизненных факторов всё-таки можно рассматривать два типа любви: страстную, яркую, жертвенную и – рассудительную, расчётливую, спокойную.

 

Любовь первого типа подобна горной речке, которая стремительно несёт свои воды, сверкая струями и фейерверком брызг на порогах. Возникший где-то спокойный участок течения опять сменяется бурным водоворотом воды перед уступом каменного ложа реки. В неё и зайти то страшно – вода леденящим холодом охватывает ноги, пытается опрокинуть и потащить за собой смельчака. Но, как ни странно, именно такой характер реки побуждает человека бросать ей вызов и, покорив, приходить ещё и ещё, доказывая своё превосходство – превосходство интеллекта и силы над слепым буйством природы.

Второй тип любви можно сравнить со спокойной широкой рекой, которая размеренно несёт свои воды, завораживая зеркальной гладью в обрамлении изумрудных берегов. Она манит войти в её воды, обмыть тело или поплавать – лучше вплавь, можно и на лодке или на более крупном средстве. Недаром воды таких рек признаются священными и их задействуют в священных ритуалах. Единение с таким уникальным созданием природы облагораживает человека. Так же действует на человека любовь второго типа.

 

Почему же человек иногда покидает свою реку и ищет другую? Странное существо! Объяснение этому он всегда находят, но в большей части оно не соответствует истине.

                                                        ***

Люда работала со мной вместе, только в другом помещении, и мы всегда были на виду друг у друга. Однажды я зашел к ней, и неожиданно она в неприятной резкой форме обвинила меня в повышенном внимании к лаборантке Тамаре. Мы были одни в лаборатории, и Людмила не стеснялась в выражениях.

– Пойми ты, здесь нет ничего личного, – возразил я. – Мне нужно, чтобы она была хорошим сотрудником, поэтому я учу её.

– Да вы же воркуете как голубки. На вас смотреть стыдно. Что ещё будет во время ночного дежурства!

Ужасная несправедливостью ее слов захлестнула мой разум. Я слушал Людмилу, стоя вплотную к стене, и изо всей силы ударился затылком о стену.

– Вова! Ты что? Ты в своём уме? Ты разбил голову!

– Чёрт с ней, с головой. Я не могу слышать то, что ты говоришь.

– Прости, ты же знаешь, как я тебя люблю!

Голову я, действительно, разбил сильно. Пришлось наложить три шва. Кроме того, пришлось провериться на отсутствие сотрясения мозга. Свидетелей инцидента в лаборатории не было, и мы объяснили травму падением, когда я зацепился за ножку стойки. Возможно, для сотрудников объяснение звучало странным, но оснований для других версий у них не было.

 

Конечно, обвинения Люды в данном случае были безосновательными, но они возникли не на пустом месте. Её ревность и подозрительность были отражением психологии её матери, от которой во время войны ушёл муж к фронтовой жене. Я чувствовал, что Людмилу беспокоило моё поведение в компании, особенно во время застолий – у меня появлялось подсознательное стремление стать центром внимания, и мне это удавалось. Я также без всяких скрытых намерений начинал проявлять повышенное внимание к наиболее эффектной женщине из компании, не видя в этом ничего предосудительного. Но, если смотреть правде в глаза, в моем поведении проявлялось подсознательное желание общения с женщиной – я не хотел этого признавать. Для меня такой интерес был сродни охоте – мне нравилось находить среди красивых женщин умных эрудированных личностей. А дальше шла своеобразная дуэль – кто из нас окажется победителем в интеллектуальном соперничестве. И я был рад, когда находил достойного партнера в женщине. Меня коробила высказанная известным актером шутка: "Женщины бывают красивые, среди них встречаются умные". Из моих наблюдений среди мужчин такое сочетание еще реже.

Далее разговорного общения моя активность не шла, я даже никогда ни с кем, кроме жены, не танцевал, поэтому, представлялось, не давал оснований для подозрений во флирте. Так оцениваю себя я. Но Людмила смотрела на мою активность иначе. Она была довольно замкнутым человеком и свое видение окружающих распространяла на меня.

 

А разве ты, действительно, такой бесстрастный в отношениях с женщинами, как хочешь себя представить? Что ты стыдишься признать появление вдохновения от близости с приятной женщиной? Помнишь, как ты бежал под дождём с Аллой ‑ школьной подругой Люды? Вы с Аллой пошли в магазин, а на обратном пути вдруг припустил дождь, и вы побежали. Сначала вы бежали рядом, а потом ты взял её за руку, чтобы она не упала. Но ты почувствовал радость ‑ и от такого теплого дождя, и от ощущения в ладони руки девчонки в легком белом платье, и от её смеха, вызванного неординарной ситуацией. Ты чувствовал себя мальчишкой из детского сада. Но, когда вы подбежали к подъезду, где вас ждала Люда, она была ошеломлена вашими радостными лицами. Потом она несколько дней дулась на тебя, и ты не мог её успокоить, – ехидно напомнила совесть Владимиру.

 

Да, уши кролика из меня торчат. Но мне кажется, что мною движет любовь, а не инстинкты самца. Любовь к людям вообще, которую я демонстрирую, и какое-то дополнительное восхищение женщиной. Важно, что жена среди всех окружающих занимает особое место.

 

Затем произошел второй сбой.

Через два года после скандала из-за Тамары мы были в турпоходе по Карелии на баркасах. На баркасе должно быть два гребца, а Люда, довольно щупленькая, для этой роли не подходит, она была рулевым. Сын ещё мал, мужчин в группе недостаточно. Поэтому мне в лодку вторым гребцом определили довольно крепкую девушку Вику. С ней гребля получалась слаженно, поэтому наша лодка часто была ведущей. Вика была азартной девушкой, я тоже недалеко ушёл от этого недостатка. Однажды мы увидели далеко впереди утку с утятами, которая наперерез нашему курсу переплывала озеро. Нам захотелось посмотреть, изменит ли утка своё намерение и повернет ли обратно, если мы ей помешаем. Мы налегли на вёсла, но перерезать ей путь было проблематичным. Сын тоже увлёкся погоней:

– Папа, давай!

– Вика, ты ещё в состоянии? – спросил я, добавляя усилий.

– Да.

Утка оценила степень приближающей опасности и поплыла ещё быстрее. Как ни странно, утята не отстали от неё.

– Ребята, да прекратите вы это! Как вам не жалко бедную маму? – не вытерпела Люда.

Конечно, утка не обладала столь высоким интеллектом, чтобы пропустить нас, но и нас он почему-то покинул. Несмотря на наши неимоверные усилия, утка раньше нас пересекла точку встречи. Обессиленные, мы бросили вёсла.

– Так вам и надо, – подвела итог соревнованию Люда.

 

Я попал под влияние Вики и дальше. Как-то, подплывая к берегу для стоянки на обед, Вика увидела в стороне маленький красивый островок и предложила его проведать. Мы высадили на берег Люду и сына, выгрузили из лодки всё снаряжение, поставили палатку и поплыли. Мне надо бы задуматься, как странно мы выглядим, отплывая вдвоем на другой остров. Я не видел в этом ничего дурного – сплаваем туда и назад. Но я плохо знал женщин, поэтому не оценил ни намерения Вики, ни возможную реакцию жены.

На острове мы пробыли минут 15 – 20. Он был действительно красивый, но практически непроходимый. Мы спугнули лося и глухаря. Не знаю, имела ли Вика намерение только скомпрометировать меня или рассчитывала на большее. Я оказался недотёпой во всех смыслах. У членов группы мотивы нашего посещения острова не вызывали сомнений. Думаю, Люда верила в мою порядочность, но ей была неприятна сложившаяся ситуация. Она перестала со мной разговаривать, также как и с Викой. Вика ушла на другую лодку, а к нам оттуда перешёл паренёк.

Не понимаю, как я мог так безответственно поступить? Кандидат наук, руковожу коллективом, решаю организационные и научные проблемы, а перед женщиной вдруг потерял голову. Хотя далее наш отпуск прошёл хорошо, ложка дёгтя отразилась на наших отношениях. Я уже тогда задумался о внутренних причинах моего поведения. Оно напоминало поведение алкоголика, увидевшего стакан с водкой.

 

Зима, как всегда, прошла в напряжении, которое следовало из учёбы сына, сезонных болезней и напряженной работы. Дома особых инцидентов не возникало, если не считать конфликтов тёщи со мной или с дочерью, в результате которых тёща несколько дней не ела, а потом из этого состояния мы её выводили с помощью скорой помощи или невестки-психиатра.

                                                        ***

Однажды, собираясь в командировку в Москву, я позвонил бывшему однокласснику Виктору, с которым меня связывала близкая дружба. После школы он остался учиться в Ленинграде, а я уехал. Мужчины переписываются редко, и я мало знал о его жизни в последние четыре года. Но сейчас он уже работает в Москве, где я бываю чаще. Так как там я всегда хожу в театр, я попросил его купить билеты на какой-нибудь спектакль, где мы и встретимся. Во время встречи я собирался, между прочим, обсудить всплывшие в моей жизни проблемы. В сфере отношений с женщинами Виктор был ещё в школе более зрелым, чем я.

 

Мы с ним были очень похожи в желании творчества и достижения профессионального совершенства. Несмотря на разносторонность наших интересов, истинной нашей страстью была робота. К нам полностью относятся слова Ричарда Баха о чайках из стаи Джонатана Левингстона: "Для каждой из них самым важным в жизни было достичь совершенства в деле, которое они больше всего любили, а больше всего они любили летать". Но в отличие от меня у Виктора были незаурядные способности во всём. Внешностью он напоминал Шаляпина – высокий красивый, создавал впечатление уверенного импозантного мужчины. Его лицо выражало доброту и готовность вас слушать. Оно мне запомнилось в двух состояниях: или улыбающимся, или печально-огорчённым. Огорчали его очень редко, потому что он сам никого не обижал. Он обладал удивительной способностью находить контакт с людьми. Для меня Виктор стал кумиром ещё в школе, я по-доброму завидовал его раскованности. Не говоря об отличной учёбе, он был завсегдатаем всех вечеринок, праздников самодеятельности, так как играл на фортепиано и даже пел арии из опер. Конечно, у него было много поклонниц, но он любил одну девочку, которая не отвечала ему взаимностью – возможно, её беспокоила большая популярность Виктора.

Не дождавшись от Виктора звонка, я позвонил ему:

– Виктор, я послезавтра буду в Москве – ты купил билеты?

– Вова, я настолько занят, что вряд ли смогу пойти в театр. Я не был в театре целую вечность. Давай встретимся просто так после работы. Ты мне позвони уже в Москве, и я скажу, где это будет.

– Хорошо, но я хотел вытянуть тебя в театр.

 

Я почувствовал что-то ненормальное в жизни Виктора. Думаю, это выяснится при встрече.

 

Когда я позвонил Виктору в Москве, он назначил мне встречу у входа в Измайловский парк, который был близко от его работы. Это меня очень удивило. Я предполагал, что встреча будет у него дома или, по крайней мере, где-нибудь в кафе. Но своё удивление я не показал. Было начало осени и в парке было хорошо, так что встреча здесь выглядела естественной. Мы были очень рады видеть друг друга. Виктор из писем, когда мы еще переписывались, знал практически все о моей ранней семейной жизни. Сейчас я только сообщил о защите диссертации и успехах в работе за последние годы.

– Володя, ты обязательно будешь академиком – ты очень настойчивый, а способностей тебе хватит. У тебя спокойный фарватер. А я прыгаю с кочки на кочку. Ты, думаешь, я по желанию пошёл в Военное радиотехническое училище? Я пошёл туда, чтобы мне выбили из головы ненормальную влюблённость – ты помнишь, как я любил Инну. Но я не переоценил свою способность к военной жизни: из меня так выбивали вместе с любовью человеческие чувства, что я стал искать способ уйти из училища по состоянию здоровья. Как я издевался над ним, на какие ухищрения пускался, но всё-таки добился отчисления.

– А с Инной связи не поддерживал?

– Нет. Я опоздал. Когда я решился на контакт, она уже поступила на географический факультет, и потом её направили в Горький. После неё никто не представлял для меня интереса, я просто развлекался с девушками.

– Ну а что сейчас?

– После окончания Института связи имени Попова меня направили сюда в ЦКБА, который относится к известной тебе отрасли. Работа мне очень нравится, идёт постоянный поиск. Ты знаешь, я люблю творчество, на работе просто пропадаю. По службе продвигаюсь хорошо, начальство меня ценит.

– А что в личной жизни?

Я женился, сыну уже пять лет.

– Чего ж ты молчишь о самом главном?

– Вот фотография, – и он показал мне фотографию очень эффектной дамы. Она была красива, но ее красота и весь вид, казалось, выражали только одно – принадлежность к высшему обществу. Я увидел в ней сходство с Марлен Дитрих, и одновременно подумал, что такая женщина достойна Виктора. Её нельзя даже сравнивать с той девочкой Инной, хотя я сейчас и не представляю Инну-женщину. Но почему-то Виктор не похвастался сразу женой, не сказал ничего о пути к браку?

– А сколько ей лет? – спросил я.

Она на пять лет старше меня.

– Где вы живёте?

– Год мы жили в коммуналке, а потом мне, как молодому специалисту, дали двухкомнатную квартиру.

Мы ещё обменялись информацией об одноклассниках и расстались. У меня осталось чувство неудовлетворённости встречей: ни я, ни он не поделились душевными проблемами. Что-то у Виктора не так, а я, чувствуя это, не стал вешать на него свои проблемы. Спрашивать человека о его проблемах неприлично – если он посчитает нужным, расскажет сам.

                                                          ***

Через полгода я, к сожалению, дал Людмиле повод для ревности – глупый, но он, действительно, был.

Во время одной поездки в вагоне моей соседкой оказалась девушка Виктория восемнадцати лет, которая выглядела прелестной девочкой и имела нежный голосок. Она меня очаровала. Возможно, мне подсознательно хотелось иметь дочку, с которой бы я реализовал свои чувства к женскому полу. Я был на 10 лет старше ее. При моем возрасте такую разницу можно рассматривать как "только" и как "уже" – соответственно причиной моей симпатии могла быть влюблённость, или опёка. На всякий случай, даже не знаю зачем, я попросил её рабочий телефон, хотя совершенно не имел мысли заводить женщину на стороне, и она не подходила на эту роль.

Однажды я всё-таки ей позвонил и попросил встретиться после работы. Для меня это тайное свидание стоило большой борьбы с совестью. Мне хотелось просто увидеть её как, например, любимые скульптуры Родена в Эрмитаже, которыми я всегда любовался. Но Виктория была отнюдь не скульптурой.

Мы встретились около её института, и я проводил её домой. Была зима. Вика была в чёрной каракулевой шубке со стоячим воротником, которая ей очень шла. Снег звонко скрипел под ногами. Мы шли просто рядом, разговаривая ни о чём. Я так боялся нарушить нежную романтику вечера. Прощаясь, я предложил написать мне письмо "до востребования", если у неё возникнет необходимость моей помощи. Мне так хотелось её поцеловать, но это представлялось бестактным.

Через три-четыре месяца я получил письмо, в котором Вика сообщала, что ей нужен мой совет в одном деле. Я был очень занят и решил, что необходимость совета не является срочным делом, поэтому задержался с реакцией. Письмо я нечаянно оставил в портфеле, который беру редко, в основном в командировку. Почему-то Людмиле понадобился портфель, и она нашла там письмо. Оправдания были трудными, но достаточно близкими к истине. Я объяснил свое поведение просто участием и готовностью помочь, что было вообще свойственно мне. Людмила знала мою сердобольность и часто ее не одобряла. Нельзя сказать, что я вышел сухим из воды, но течение жизни восстановилось. Только почему-то вода вокруг меня перестала быть прозрачной.

                                                        ***

В следующую мою командировку в Москву Виктор уже пригласил меня домой. Это не выглядело приёмом гостя, к которому в какой-то степени готовятся. Похоже, для жены я был некоторым знакомым Виктора, который зашёл между прочим и к которому она не имела никакого отношения. Виктор представил меня Алле и мы пошли в другую комнату разговаривать, а она занялась с сыном, по-видимому, ужином. При этом я слышал из кухни её раздражённый громкий голос. Она чего-то требовала от сына в недопустимом, по моему мнению, тоне. Наш сын сознательно выполнял необходимые требования и всё происходило спокойно. Кроме того, по некоторым поводам Алла в такой же манере звала Виктора к себе. Причём всё это происходило, невзирая на присутствие постороннего человека. Как же они ведут себя, когда приходится выяснять отношения?

 

Психологическая обстановка в доме Виктора меня просто шокировала. В моей семье не было ничего подобного. У меня мелькнула мысль, что я встретился с подобием Ксантиппы. К тому же, в Алле не было той красоты, которую я видел на фотографии. Одета она была в слишком примитивный халат. Большие груди, которые привлекли мое внимание на фотографии, обвисли из-за плохого бюстгальтера или совсем без него. Теперь я понял, почему Виктор не пригласил меня домой в первую встречу ‑ тогда он ещё стеснялся жены, теперь ему уже всё было безразлично. И опять он не рассказал об истоках своей связи с Аллой.

– Думаю, тебе не нужно говорить, что моя семейная жизнь не состоялась, – все же прокомментировал ситуацию Виктор. – Алла не чувствует меня, не понимает мою занятость работой, её важность для меня.

– Но так называемую мужскую работу ты в доме выполняешь?

– Конечно. Кроме всего, у меня было увлечение – я, так сказать, для души создавал дома электромузыкальный инструмент. Я в него вложил новейшие достижения электроники. Сложность состояла в том, чтобы изобрести переключатель звука, действующий наподобие реальных клавиш. До сих пор в электронных музыкальных инструментах клавиша действует просто как выключатель определенной частоты звука. А нужно, чтобы интенсивность звука зависела от силы удара по клавише. Я много повозился над этим и, наконец, нашёл. Практически инструмент у меня был уже готов, но Алла настолько загрызла меня за моё просиживание над ним, что я вынес его во двор и отдал ребятам – пусть балуются. А недавно на изобретённый мною изменяемый контакт я увидел авторское свидетельство. Кто-то сам дошёл до принципа действия его или скопировал с моего инструмента.

– Виктор, я тебя понимаю, но нужно как-то пристраиваться. Вы хоть в постели вместе бываете?

– Практически нет. Понимаешь, меня гнетёт её отрицательное отношение ко всему, её раздражительность, различие в интересах, жизненных ценностях, поэтому у меня нет полового влечения к ней.

– Но причиной её раздражения может быть и то, что ты её не удовлетворяешь – она поэтому злится.

– Согласен, но я тоже страдаю без этого. Мои чувства и способности притупились. Когда у нас проходило спокойно несколько дней, я использовал возможность сделать приятное ей и себе. Однако мне не удаётся полностью освободить голову от обид. В сексе нужна страсть или пустая голова. У меня нет ни того ни другого. Поэтому, привлекая опыт, я её удовлетворяю, но сам прежнего восторга не испытываю. Скажу даже больше – каждая наша близость меня только больше разочаровывает. Моя жизнь не удалась.

– Теперь будешь жить для сына.

– Да, и ради работы, в которой я нахожу свою жизнь. Не хочу больше говорить о плохом –я тебе сейчас кое-что покажу, чему ты удивишься.

 

Виктор установил диапроектор и стал показывать слайды. Это был парк.

– Узнаёшь? Наш парк в Гатчине, и по этой тропинке я ходил к Инне.

Виктор показал следующий слайд – был другой вид парка и дорожка.

– А это продолжение пути к её дому. Я в прошлом году ездил к сестре в Гатчину, прошёл знакомой мне дорогой и сфотографировал её участок за участком. Теперь с помощью слайдов виртуально хожу к Инне.

Я подумал: "Как же он её любит до сих пор!"

– А ты узнал что-нибудь о ней? – спросил я.

– Да, я был у её родителей. Конечно, она замужем, сын – старше, чем мой Максим. Защитила кандидатскую диссертацию, сейчас делает диссертацию мужу.

– Последнее как-то выглядит странно – обычно муж первый защищается и помогает жене.

– Как я почувствовал, мнение родителей Инны о зяте не очень лестное. Он – не деловой, она более активна. Да, и ты помнишь – какая она способная была в школе. Ладно, Алла там угомонилась – идём на кухню, попьём чаю.

 

Мы очень долго сидели на кухне. Я представил ретроспективу моей жизни. В сравнении с его жизнью у меня была благодать. Но я решил открыться:

– Не хочу гневить Бога, Виктор, но я не такую хотел жену. Ты знаешь, что моя женитьба имела в основе благотворительность, которую я сопоставил с любовью. В отличие от тебя я не знал реальной любви. Тот мой романтизм в школе не в счёт. Теперь я искренне забочусь о семье, опекаю Люду во всём – даже знакомые говорят, что я сделал её ребёнком. Практически всё хозяйственные вопросы у нас решаются вместе, даже больше – при моей инициативе. Это моя реальная жизнь. Но мне хочется стать самому ребёнком – у другой женщины. Прости меня Виктор за сравнение – такой женщины, как Инна. Конечно, я по своему характеру очень активный, поэтому ребёнком никогда не стану, но хочется иметь рядом более активную женщину.

– Вова, любовь так трудно найти, у тебя ещё далеко не самый худший случай. По крайней мере, лучше, чем у меня.

– Да. К сожалению, моё подсознательное желание проявляется очень неприятным образом. Пока все проявления безобидные.

 

Потом мы коснулись некоторых технических и организационных вопросов в области ракетостроения, в которой Виктор работал. Я тоже, как научный работник, имел о них представление. В общем, вторая часть нашей жизни – это творчество, без которого мы не может жить.

 

Мы сидели на табуретах. Из-за отсутствия спинки поясница устала, но меня это неудобство не беспокоило. Однако Виктор заметил:

– Вова, у тебя не в порядке позвоночник – ты вертишься на табурете, не можешь найти места. Нужно провериться.

‑ Что ты, всё нормально.

– Нет – нет, будь внимательным к себе.

Спать пошли мы спать. Утром я уехал.

 

В поезде я анализировал наши жизненные ситуации. Они давали основание для мысли о несовпадении наших юношеских ожиданий с оказавшимися реалиями бытия. Естественно, у меня встал вопрос о причинах возникшего диссонанса – он является следствием наших характеров, или проявлением типичной проблемы многих людей? Мне представляется, что коллизии в работе и в духовной сфере имеют разное значение для человека. Противоречия желаний возможностям в работе, в деятельности мы воспринимаем спокойно – практически они не представляются критическими. Никто никогда из-за неправильного выбора профессии или работы не спивался, не впадал в депрессию, тем более не заканчивал жизнь самоубийством. А вот ошибка в выборе спутника жизни становится трагедией. Казалось бы смешно сравнивать любовь и работу. Есть люди, которые живут без любви вполне нормально. И вообще – это две жизненные категории. Работать человек вынужден, а любить – нет.

Тогда почему так трагичны потери в любви? Любовь имеет корни в физиологии человека. Беда находит тех, кто природой наделён этим чувством в высокой степени. Если он не может его удовлетворить, он страдает. Обычно это одарённые люди, и они хуже справляются с жизненными трудностями, чем люди с более простыми требованиями к жизни. Страдают одинаково женщины и мужчины. Однако чаще мужчины не находят выхода из сложной духовной ситуации. Если представление о хрупкости психологии интеллектуальных, духовно богатых мужчин верно, то стоит пожалеть женщин, которые выбрали супругом такого мужчину. В этом случае устойчивость семейной жизни зависит от мудрости жены. С ним придётся обходиться очень внимательно и осторожно. Возможно, в этой особенности поведения полов заложен глубокий смысл, который дает основания для матриархата.

 

Виктор был очень способным человеком. В сравнении с ним я имел всего понемножку – и одарённости, и чувства любви, и настойчивости, и страданий. Он был, действительно, ярким человеком, и я боялся, чтобы семейные трудности его не сломали.

 

Однако в следующий мой приезд в Москву я увидел другого Виктора – по крайней мере, он с восторгом рассказывал о своей работе. Организация, в которой он работал, принадлежала к большому производственному комплексу по созданию самых больших ракет, сейчас в работе была "Энергия", позднее её запуск стал сенсацией в соревновании Советского союза и Америки в космосе. Виктор уже отвечал за целое направление разработок и даже представлял свою организацию на заседаниях Военно-промышленной комиссии, сокращённо – ВПК. Это был Правительственный орган, распределяющий финансирование военных разработок. По сути дела, его решения давали "зеленую улицу" тому или иному оборонно-техническому проект.

– То, что я там увидел, Володя, меня потрясло. Члены комиссии в большинстве ужасающе безграмотны в технических вопросах. Поэтому решение о приоритетности финансирования какой-то разработки принимается не на основании её технических качеств и совершенства, а по эффектности представления ее авторами на заседании ВПК. Проходят проекты наглых недобросовестных, но ярких ораторов. Если бы я был членом комиссии, я бы поставил таких "специалистов" на место.

– А разве можно попасть в эту комиссию?

– Я дважды участвовал в конкурсе на замещение вакантной должности.

В качестве "подсадной утки" для создания видимости конкурса? – перебил я.

– Я думал, что это серьёзно, потом один знакомый мне сказал, что у меня не та фамилия.

– Как так? У тебя прекрасная фамилия – Способин.

– Не в этом смысле – не маршала или министра, или ещё кого-то с таким положением. Там же только их братья, дети, внуки. Так что я успокоился.

– У тебя и на твоём месте большой размах. Только есть одно отличие – они ни за что не отвечают, а ты отвечаешь, причём, перед ними.

– Да ну их, ‑ сказал Виктор, закрывая тему. – Есть более интересная новость – я встретился с Инной.

– Да ты что! Как же это произошло?

– Представляешь, она позвонила мне из Горького на работу, – наверное, телефон узнала у родителей: я оставил им на всякий случай. Сказала, что будет в Москве и может со мной встретиться. Я ошалел от радости. К поезду я пришёл с большим букетом белых роз. Не могу словами описать нашу встречу и тот праздник любви, который был у нас. Я забронировал в гостинице хороший номер от моего КБ, так что нам никто не мешал.

– Виктор, я рад, что наконец-то ты коснулся своей мечты. Печально, что столько лет проведено врозь. Только теперь она дошла до понимания тебя.

– Она пришла к пониманию своей ошибки давно, но уже ничего нельзя было изменить.

– Значит, сейчас ей стало так грустно, что она преодолела свою гордость, которая была отличительной её чертой, и позвонила тебе.

– Да, именно так. Инна говорит: "Настолько устала всё предвидеть, планировать, организовывать, выполнять, отвечать. Я не чувствую, что я – за мужем, скорее наоборот". Ее муж – по характеру исполнитель. А в любви она, по ее словам, за одну ночь получила столько, сколько с ним не получила за всю жизнь. Ты же знаешь, что я очень ценю желание женщины, её страсть, и для меня смысл близости состоит в удовлетворении женщины. Да и я сам до сих пор ни разу не получал такого удовольствия, как с Инной. Между прочим, я тебе никогда не читал свои нецензурные стихи?

– Нет, у нас просто не было возможности до этого дойти.

– Ты помнишь, я ещё в школе писал неплохие стихи. В училище я решил написать как бы продолжение темы Генриха Гейне:

Почему творец светил

Так небрежно упростил

Ту срамную вещь, какой

Наделён весь род мужской…

Получилось довольно здорово: не так грубо, как "Лука Мудищев", но вполне пикантно. Друзья, когда уже достаточно выпьют, просят прочитать. Я тебе сейчас прочитаю.

Виктор артистично читал. Стихи были яркие, очень экспрессивные, в них представлялась не грубая похоть, а восторженная обворожительная взрывная чувственность, но всё же – это были нецензурные стихи.

– Как говорится: "Талантливый человек – талантлив во всём", – прокомментировал я, – правда, есть и продолжение, – "с дураками – то же".

– Так вот, до сих пор я читал легко свое сочинение и не стеснялся, а Инне я прочитать не могу. То, что у меня было с ней, не может пачкаться пьяными представлениями. Понимаешь, я долго шёл к Инне, и с ней я увидел, что любовь может быть бездонной. В неё будешь падать и падать, и наслаждаться падением.

– Виктор, а что же будет дальше?

– Не знаю. Мы не можем начать свою жизнь: я должен быть с Аллой ради Максима, на Инне вообще держится семья. Теперь она работает по научной теме и имеет возможность командировок, я помог ей установить контакт с МГУ, и теперь почти каждый месяц во время учебного года сможет приезжать в Москву. С такой моральной поддержкой я смогу жить и успешно работать.

 

Что ж, положение Виктора – думал я, расставшись,– является метастабильным: оно устойчиво при небольших воздействиях, но устойчивость имеет очень ограниченный диапазон. Таким критическим воздействием может быть любой промах со стороны Виктора или Инны, а может вообще что-то непредвиденное.

Мне приятно было услышать от Виктора высокую оценку телесной близости с женщиной – значит, его романтизм проснулся. Неудача в любви привела к потере самого понятия любви или, пожалуй, оно стало адекватным физиологической близости. Любовь соотносилась только с Инной, а связи с сексуального характера с другими женщинами существовали сами по себе (я думаю, что такая связь нечаянно переросла в брак). Теперь телесное стало следствием духовного. Я считал это единство постулатом, который должен быть заложен в этике отношений мужчины и женщины. Но мой опыт в этой сфере не позволял утверждать его достоверность – мои взгляды были основаны на представлениях юношеского романтизма. Виктор дал мне жизненный материал.

                                                          ***

Сложившееся жизненное состояние Виктора могло тянуться годами, поэтому я не считал приличным следить за ним. Приблизительно раз в год я звонил или встречался с ним, у каждого из нас время было спрессовано до минут. Но однажды я пожалел, что не позвонил ему раньше. Максим попал в тюрьму! Я мог представить что угодно, только не это. Виктор не в состоянии был говорить, поэтому я не задавал вопросы. Понял, что какое-то групповое преступление, в котором Максим не участвовал активно, поэтому ему дали четыре года. Так как ему только 14 лет, отбывать наказание он будет в детской колонии. Виктор попробовал задействовал связи – не помогло. Новость меня потрясла.

Можно было только строить предположения о характере преступления, но разве это было важным. Важны причины, которые привели Максима к преступлению. Социальный климат в Москве и моральная обстановка в семье сделали свое дело. Я понимал, как сейчас Виктор "кусает локти".

                                                         ***

Моя семейная жизнь тоже сломалась. Говорят, что для мужчины 40 лет – трудный возраст. Думаю, что причина не в этом. Просто судьба подсунула мне испытание, которое я не выдержал. Я встретил Аню – свою школьную любовь в 9-м классе. Пожалуй, слишком громко называть ее любовью – скорее это было обожание девочки, восхищение её красотой, высокой культурой и способностями. По причине национального характера мать не поддерживала моё увлечение. Развитию отношений помешал мой переезд в другой город. Пожалуй, помешал не столько переезд, сколько позиция матери. Однако судьба свела нас опять – я встретил Аню в университете на празднике посвящения в студенты, но мы были на разных факультетах. Защемило сердце от встречи с прекрасным и недостижимым. Рассказал матери о встрече – она ответила кратко: "Не вздумай жениться – она еврейка!" Я ещё и не думал о женитьбе, но теперь продолжение связи уже было под запретом.

 

На этот раз мы встретились взрослыми. Аня была не замужем. Жизнь существенно изменила нас: я обрёл и внешнюю солидность и социальный статус, а она, наоборот, не реализовала свой богатый потенциал и работала преподавателем музыки в музыкальной школе. Я встретил ее случайно около школы и потом стал заходить к ней. Наше влечение было взаимным, и через некоторое время случилось то, что должно было бы случиться, если бы я не послушался мать. К сожалению, я послушался ее в другом – женился на Людмиле.

 

С Аней я, как говорят, потерял голову. Она была необыкновенной женщиной, особенно поразила меня чувствительность ее тела. Правда, сравнивать Аню с кем-то кроме жены я не мог, разве что с литературными героинями. Меня изумляло состояние, в которое приводили Аню мои ласки и поцелуи тела, не говоря уж о более интимных местах. От величайшего наслаждения она закрывала глаза, и это состояние переходило в истерическую реакцию запредельного удовольствия при более активных ласках. Впервые я увидел женский оргазм, и, можно сказать, впервые узнал женщину. Я ощутил, что, действительно, женщина – скрипка и её звучание зависит от искусства мужчины.

Не буду вспоминать эту трагедию моей жизни – она закончилась разводом, в результате которого я потерял обеих женщин. Дальнейшая моя жизнь не заслуживает внимания.

                                                       ***

Через год Виктору удалось освободить сына из колонии. Нужно было как можно быстрее сформировать у него новые интересы. Наиболее целесообразно было сосредоточить его внимание на профессиональном развитии, поэтому Виктор определил его в радиотехническое училище. Максиму эта специальность была близка через отца. Вроде бы всё хорошо. После окончания училища он начал работать. Вдруг летом во время игры в футбол Максим умер прямо на стадионе от остановки сердца. Я не представляю, как Виктор не сошёл с ума, да и Алла тоже, но я с ней не общался.

 

Присоединяться к сочувствующим Виктору я не стал – их было много, лучше было его не трогать. Через год, когда первичное состояние стресса, по-видимому, у него прошло, я поехал в Москву. Мне было важно увидеть способность Виктора к дальнейшей жизни. Мы встретились после работы около его производства. Для нашего разговора обстановка кафе или шумных освещенных улиц мало подходила, поэтому мы просто ходили по улицам этого рабочего района. Виктор долго изливал мне душу:

– Смерть произошла настолько нелепо, что мне до сих пор хочется найти способ повернуть события и исправить роковую ошибку.

– Так ты считаешь, что смерть Максима не является следствием его физического состояния?

– У него не было серьёзных заболеваний: при поступлении в училище он проходил медицинскую комиссию, потом в военкомате, потом при поступлении на работу. Его признали годным к службе в армии после 18 лет. Что-то просмотрели. В воскресенье Максим играл в футбол, вдруг почувствовал слабость – возможно, перегрузка. Его отвели в медпункт при стадионе, там всегда дежурит медсестра. Она уложила его на кушетку, сделала укол. Максим встал, сделал шаг и рухнул. Как потом мне сказали, ему нужно было ввести препарат противоположного действия. Но доказать это нельзя, так медсестра не могла провести обследование состояния Максима. Ужасно то, что больница была всего в километре, и, если бы его туда отвезли, возможно, Максим бы был жив. Если бы не было медсестры!

– Виктор, старайся не вспоминать!

– Понимаешь, у меня нет никого, для кого стоит жить. С Аллой я сразу же развёлся – она винит меня во всём. Думал, что начну новую жизнь с Инной, но она не хочет разводиться с мужем – он без неё пропадёт. Вот так, любила для развлечения, а отдаться совсем – боится. Я остался совсем один.

– Виктор, но у тебя же есть интересная робота, которой ты отдавался.

– Что работа? Ради чего она? Даже некуда после неё возвращаться.

– Действительно, я об этом не подумал. Где же ты живёшь?

– Нигде, из квартиры я выписался, оставил Алле. Получить от производства жильё я уже не могу. Поэтому официально прописан в общежитии, а живу у знакомых женщин: то у одной, то у другой. Вообще, пошёл по бабам.

 

Что я мог сказать Виктору? Я в основном молчал, а он говорил и говорил…. Мы ходили по полуосвещенным улицам, стараясь различать зеркало луж. Казалась, наши жизни тоже идут рядом как чёрные тени и слушают, что мы о них говорим. Возможно, они хотели от нас услышать оценку самих себя, узнать, научились ли мы ценить жизнь, и нет ли у нас желания распрощаться с ними. Но если у нас где-то глубоко затаилось отчаяние, мы его не показывали. Мы ещё жили!

                                                         ***

Судьба продолжала плести кружево жизни Виктора. Существует красивое определение сетки, думаю, оно подходит и для кружева – это множество дырок, соединённых нитями. В жизни Виктора нитями были женщины.

 

Мы оба жили работой – каждый в своей области. Виктор часто бывал в командировках на космодроме Байконур, так что с ним и связаться было трудно. Он даже не чувствовал потребности в доме.

 

Через два года я с ним встретился. В первую очередь мы говорили о работе. Виктор мыслил глобально. Я тоже имел допуск к секретным разработкам и был в курсе разработок в космической отрасли – так что мы могли, не вдаваясь, конечно, в детали, которые нас и не интересовали, обсуждать интересные рабочие моменты. Например, заслуживает внимания один случай, потому что он характеризует Виктора:

– На ракете, уже заправленной топливом и готовой к старту, произошёл сбой в системе контроля топлива, – рассказывал Виктор. – Срыв старта – это чрезвычайное происшествие, по которому создаётся Правительственная комиссия. Финансовые потери очень большие: к стоимости подготовительных работ по запуску ракеты и топлива добавляется стоимость продувки гелием остатков водорода из баков. Гелий чрезвычайно дорогой газ, а на продувку такой громадной ракеты уходит полторы тонны гелия.

– Виктор, ты не ошибаешься? Мы тоже работаем с гелием, так у нас не допускаются потери газообразного гелия на уровне литров.

– Нет, не ошибаюсь. Расходы громадные, поэтому председатель Комиссии приказал всем, кто причастен к изготовлению дефектного узла оставаться на космодроме до конца расследования, а это несколько дней. Условия жизни на космодроме ты знаешь какие. В этом узле есть и наш датчик, за который я отвечаю, а вообще в разработке было задействовано несколько организаций. Я решил улететь. В самолёте встречаю знакомого: "Виктор Михайлович, вы осмелились нарушить приказ! – А я уверен в своём датчике, мне не придётся отвечать", – ответил я.

– Да, Виктор, ты – самоуверенный.

– Нет, не самоуверенный, а ответственный. Случайности происходят там, где не думают, а я к таким не отношусь.

 

Я поделился с Виктором своими впечатлениями о масштабности разработок, с которыми я недавно познакомился. Было обидно, что во многих случаях мы используем дорогое импортное технологическое оборудование, которое сами смогли бы создать.

– А как ты живёшь, Виктор?

– Ты знаешь, кажется, я начинаю жить. На годовщину смерти Максима я поехал к сестре в Гатчину. Как принято, отметили за столом эту грустную дату. В компании близких людей я увидел незнакомую девушку. Оказывается, сестра пригласила подругу с дочерью Ирой. Возможно, специально. Я ещё не отошёл от горя, был весь в себе и меня никто не интересовал. К тому же Ира на 17 лет младше меня, то есть родилась, когда я закончил школу. Поэтому я не видел ее в нашем дворе – она для меня из другого мира.

Я спросил сестру: "Зачем здесь Ира?" Она сказала, что Ира три года назад вышла замуж, но вынуждена была разойтись и сейчас переживает эту драму. Вернулась к матери и сестра пригласила её, чтобы она немного развеялась.

Тогда я иначе посмотрел на Иру. У нас было общее состояние печали, хотя разного происхождения. Мне стало её жалко – такая красивая, юная и уже получила удар судьбы. Я подошёл к ней и выразил своё сочувствие: "Что вы, Виктор Михайлович, по сравнению с вашим горем у меня мелочь. Обидно, что это в самом начале жизненного пути и это подорвало веру в возможность счастья в жизни. А как жить без него?" – ответила она. Эти слова запали мне в душу. Я понял, что эта девушка очень впечатлительная.

 

В Москве мои мысли время от времени возвращались к Ире. Меня не женщина тянула в ней. Я встречал много женщин – красивых, добрых, ласковых, величественных, но в Ире я увидел нагую чистоту. Возможно, это особенность ее возраста и характера – потом жизнь разобьёт её хрустальную оболочку. Как только ей удалось после неудачного брака не стать обиженной, даже злой? У меня появилось желание защитить Ирину от грубого мира, который я достаточно познал. Не знаю, – это какое-то новое чувство, возможно, оно появляется с приближением старости. Любовь для меня исчезла, когда она переродилась в случайные встречи с Инной, – и вместо нее ничего более не последовало.

Я стал приезжать в Гатчину. Переезд был для меня удобным – ночь в поезде, и выходные я отдыхаю. На меня благотворно действовало родное гнездо с любимой природой Гатчины. Кроме того общение с Ириной стало для меня живительным источником. Когда мы гуляли, я чувствовал теплоту её локтя, и с этим теплом в меня вливалась жизнь. У неё тоже исчезла отрешённость и замкнутость, она опять увидела мир. Мы доверились друг другу: у нас, как ни странно, исчезло возрастное и половое различие. Ира забыла, что её обидели, и стала настолько лучезарной, что я удивился, как такой можно быть. Она воспринимала мир открыто и улыбалась ему. С улыбкой и благожелательностью она обращалась и к моей сестре, и к продавцу магазина, и к официанту. Причем эта улыбка – не артистичный штамп, а проявление искренности и радушия. Я понял, насколько она со своим характером оказалась незащищённой перед жизнью.

 

Вова, я забыл тебе сказать – насколько Ирина красива. Сначала её красота для меня ничего не значила, пока я не увидел в ней великолепного человека. Она – стройная с тоненькой талией, с бёдрами и попой выполненными как по лекалу. Груди, о которых я могу догадываться, позволяют представлять Ирину живой моделью Дианы или Психеи. Впечатление близости к тем древним божествам усиливает её лицо с греческими или персидскими чертами. Короче говоря, я ощутил, что я ее люблю. И мне, представь себе, стало очень тоскливо. Жалко, что жизнь практически прошла, что я такой старый по сравнению с этой девочкой. Вот побуду какое-то время с ней, пока я ей нужен, а дальше…

– Виктор, ну зачем ты так. У некоторых жизнь только начинается в этом возрасте. Тебе только 49, а Ирина – вовсе никакая не девочка, ей – 32 года. Она имеет уже жизненный опыт, и неудачное замужество его значительно обогатило. Он заставит Ирину взвешивать жизненные ценности. Ты – личность, и ты ещё не знаешь, как она себя поведёт, когда ты вздумаешь её оставить.

– Понимаешь, после Инны и Ирины мне трудно будет принять другие варианты. Я, пожалуй, лучше буду один, чем жить с женщиной, с которой у меня не будет духовной связи. Теперь я хорошо представляю, кто мне нужен. Я не говорю о яркой любви, которая была к Инне, – мне нужна, именно, связь – прочная, на уровне интеллекта. К сожалению, я не уверен, что могу встретить такого человека.

– Ира соответствует твоим желаниям?

– Да, но соответствую ли я её желаниям? Представь себе, возвращаясь последний раз из Гатчины, я в поезде в одном порыве написал стихотворение. Оно отражает моё состояние сейчас, я назвал его "Источник". Может быть, осмелюсь прочитать Ире, а сейчас прочитаю тебе:

Я пью тебя по капле, понемногу,

Боясь испить тебя до дна.

За дар такой я благодарен Богу,

Во мне ты будешь навсегда.

Я пью не с губ, а только взглядом,

Спуская платье бережно с плеча.

Мне в жизни ничего не надо –

Лишь видеть, и с тобой молчать.

Я пью улыбку с твоего лица.

И не могу ею напиться.

Когда же я дождусь конца,

Ты только ночью будешь сниться.

Я знаю, мне не долго наслаждаться:

Иль ты уйдёшь – вернее, я уйду.

Обречены мы навсегда расстаться,

Как двое расстаются поутру.

Мне счастье подарило небо –

Быть рядом, на тебя смотреть.

А дальше – будто бы и не был,

И за порогом ожидает смерть.

 

– Стихотворение мне понравилось, хотя мне печально слышать от тебя эту тоску и безысходность. Однако недосягаемость счастья – именно, недосягаемость, а не отсутствие, стимулируют достижение его. Я хочу, чтобы ты дотянулся до твоего счастья, – сказал я Виктору на прощанье.

                                                       ***

Два месяца я не беспокоил Виктора, ожидая развития его жизненной ситуации. К тому же, был занят подготовкой к выезду в Кёльн. Отъезжать я должен был, конечно, из Москвы. Перед отъездом я позвонил Виктору и предложил проводить меня с Белорусского вокзала. Он сказал, что приедет вместе с Ириной.

 

Когда мы встретились, он был один, и, конечно, я задал вопрос:

– Виктор, я удивился, что ты придёшь с Ирой, – она что, сейчас в Москве? А тогда почему ты без неё?

– Вова, вчера Ира переехала в Москву. Она хочет познакомиться с тобой, придёт на вокзал чуть позднее – у неё сейчас много дел с устройством.

– Так что, – вы вместе?

– Да. Ира сказала, что хочет быть мне женой. Конечно, я обрадовался, но… есть проблема, поэтому я и приехал на вокзал раньше, чтобы обсудить её с тобой. Дело в том, что у меня проблема с ногой. Помнишь, в прошлую встречу я говорил тебе, что стал часто спотыкаться левой ногой. Сейчас ступня не функционирует нормально – она шлёпает, и Виктор продемонстрировал мне это, немного пройдясь. Обследовался, врачи говорят, что задета центральная нервная система, но точный диагноз установить не могут. Так вот, в связи с этим и, вообще, с возрастом я высказал Ирине сомнение в разумности её выбора – вдруг я вообще буду в коляске. На что она ответила: "Значит, буду возить тебя в коляске!"

– Искренне желаю вам счастья! – пожелал я, так как был рад действительно возможности счастья Игоря. Но отзвук беспокойства у меня появился: практически все нарушения нервной системы в этом возрасте необратимы, а чаще – прогрессируют.

Мы ещё поговорили несколько минут о работе и цели моей командировки. Вдруг моё внимание привлекла высокая стройная улыбающаяся девушка, приближающаяся к нам. Её лицо как будто выражало: "Милые мои, какие же вы хорошие. Я люблю вас!" На ней был модный плащ цвета какао с оригинальными элементами дизайна и с поясом, который подчёркивал её талию. Весь её вид в сочетании с красивой походкой производил сильное впечатление, так что практически любой мужчина повернётся ей в след, чтобы увидеть её ещё и со спины и продлить наслаждение созерцания красоты.

– Вот и Ира! – воскликнул Виктор, хотя я и сам это понял. "Да, – подумал я, – приятно даже просто быть рядом с такой женщиной, а если она ещё и любит…"

– Здравствуйте Владимир Георгиевич! Рада вас видеть, – поздоровалась, подойдя, Ира.

– Наконец-то я вас увидел, Ира! Я рад, что у Виктора будет такая жена. Хочу, чтобы и вы были счастливы.

– Спасибо за пожелание. Владимир Георгиевич, у меня к вам просьба…

– Ира! – перебил Виктор.

– Витя, я считаю – нужно! – продолжила Ира. Я вынуждена просить вас купить в Германии одно лекарство. Конечно, мы не можем вам дать дойче-марки, но мы найдём способ возместить потом ваши расходы. Это лекарство врачи советуют Виктору, в Москве его не достать – оно поступает в Москву только напрямую определённым лицам из руководства страны. Простите меня за нахальство, но, к сожалению, обстоятельства вынуждают. – Ира протянула листок бумаги с названием лекарства.

– Ира, мне приятно, что вы так настойчиво взялись за здоровье Виктора. Конечно, я куплю, если хватит выделенной мне валюты.

По дороге до вагона они рассказали мне о перспективах решения бытовых проблем новой семьи, и мы расстались.

 

Ира произвела на меня сильное впечатление. Невольно возникло сравнение с Аллой, красота которой, несомненно, привлекла Виктора. Но Алла была холодно-красивой, а Ира светилась красотой. Пожалуй, главной её особенностью было то, что она дарила себя окружающим. Нет – нет, совсем ни привлекающей и заманивающей манерой проститутки, а излучением призыва к дружбе, доброте. Вне всякого сомнения, даже Инна – самая значительная женщина в жизни Виктора – уступала Ире и в красоте, и в чувственной выразительности. Из некоторых высказываний Виктора могу догадаться, что в интимных контактах Ирина чрезвычайно нежная. "Наконец-то Виктор нашёл свою судьбу", – подумал я.

 

Лекарство я привез, на это ушло половина моих финансов. Я радовался, что смог сделать вклад в выздоровление Виктора. Для лечения Виктора поместили в специализированную больницу, так как уколы надо делать прямо в позвоночник. Там же врачи пришли к мнению, что у Виктора чрезвычайно редкое заболевание, которое встречается у одного из миллиона больных с близкими симптомами. Если этот диагноз не ошибочный, то Виктору грозит постепенное обездвиживание. Как быстро будет развиваться болезнь, врачи не могли сказать.

Из больницы Виктор вышел практически в том же состоянии, в котором поступил – ступня контролировалась плохо, но его работоспособность была нормальная и настроение хорошее. К тому же за время нахождения в больнице ему предоставили жильё: одна комната 16 квадратных метров в коммунальной двухкомнатной квартире, соседка – одинокая женщина. Учитывая трудности с жильём в Москве и то, что Виктор уже получал жильё, это был крупный подарок от организации. Ире не терпелось устроить семейное гнездо. Она начала работать начальником отдела кадров в субподрядной строительной организации при КБ Виктора. Казалось бы, всё идёт хорошо, и диагноз может быть ошибочным.

 

Однако через полгода Виктор уже не мог ходить на работу, но продолжал участвовать в решении задач его подразделения: коллеги приходили и вместе с ним обсуждали проблемы. Скоро он понял, что его ожидает инвалидность. Врачи сказали, что может помочь лекарство из США, которое в Россию вообще не поступает. Ирина узнала, что генеральный директор ЦКБА собирается ехать в США и, не сообщая ничего Виктору, через референта обратилась к нему с просьбой привезти лекарство. Поступок был совершенно безрассудный: она не представляла стоимости лекарства и вообще не имела возможности его оплатить, так как у советских граждан валюты не было, а госучреждение не могло вести финансовые операции такого характера. Но отчаянным и Бог помогает – директор пообещал помочь. Наверное, он тоже не знал, как это выполнить, но Виктора он ценил.

Я был посвящён в эту затею и с нетерпением ждал возвращения директора. Когда он мог вернуться в Москву, я позвонил Ирине на работу:

– Ирчик, что скажешь? – так я теперь называл ее за высокую активность.

– Директор вернулся, и лекарство есть, только оно будет доставлено в ближайшие дни Торговым представительством СССР в США.

– Конечно, ему некорректно заниматься перевозкой. А сколько оно стоит?

– Когда мне назвали сумму, я обомлела – больше 2000 долларов. Но директор сказал, что оплата сделана за счёт предприятия.

– Ирчик, ты понимаешь, какой ты сделала подвиг? Виктору ты сказала?

– Теперь уже сказала. Он был поражён моей смелостью – даже заплакал. Потом позвонил директору, поблагодарил.

 

К сожалению, болезнь ничто не могло остановить. Виктор уже и по комнате передвигался в коляске. Верхняя часть туловища функционировала нормально, а ноги парализовало. Конечно, в коляску его пересаживала Ира. Где только она при своей кажущейся хрупкости находила силы поднимать его – такого большого, хотя он похудел.

 

Когда я приехал в Москву, Виктор уже не мог сидеть и лежал на кушетке, двигались только руки. Я долго пробыл около него, и он мне рассказал следующее:

– Мне жалко смотреть на Ирочку – как она мучается со мной. Я решил покончить с жизнью единственно доступным мне способом. Около меня розетка для лампы и я могу дотянуться рукой до ящика с моим электрическим барахлом. Я взял две стальные трубки, чтобы увеличить площадь контакта с руками, подсоединил к ним провода и сунул их в розетку. Меня всего трясло, а я только сильнее сжимал провода. Удивительно – ток шёл через сердце, но напряжения не хватило. Какой я живучий, чёрт побери! Конечно, Ирочка ничего не знает об этом.

– Витя, я тебя очень понимаю. Но какую ты получил психическую травму! Трудно, простившись с жизнью, вернуться  неё. Значит, тебе и Ирине предопределено пройти путь, предназначенный судьбой, до конца. Тебя навещают сотрудники?

– Да, заходят, уже не часто: в решении производственных проблем я больше не участвую – у меня недостаточно информации – просто нахожусь в курсе дел.

 

Тем временем пришла с работы Ирина и стала на кухне готовить ужин. Я зашёл к ней. Она выглядела усталой, хотя, как всегда, улыбалась.

– Как ты, Ирчик, ещё держишься?

– Конечно, устала. Я уже спокойно воспринимаю обстоятельства, выдвинутые мне жизнью. Сначала я искала выход, а теперь я научилась не воспринимать их трагически.

– Терпи, Ирчик.

– Вова, терпеть – это значит ожидать конца. А я смотрю на случившееся как на этап жизни. Не было бы хуже. Трудно только физически – Виктор очень тяжёлый.

Ирина собралась кормить Виктора, и я ушёл.

 

Это был последний мой визит к живому Виктору. Динамика болезни была медленной, но последовательной в отказе функционирования органов. Через полгода я приехал на похороны Виктора. Ему было только 52 года – сколько он мог бы ещё сделать. Странно, он тогда на кухне предположил у меня дефект в позвоночнике, а болезнь оказалась у него –я живу.

                                                            ***

Со смертью Виктора тяжёлый период в жизни Ирины не закончился. У матери, которая жила одна в Гатчине, осложнилась стенокардия, и её пришлось забрать в Москву. Бросать здесь всё и переезжать в Гатчину не имело смысла, к тому же работа была рядом с домом, и это облегчало уход за мамой.

 

Когда я бывал в Москве, я заходил к ним, Ирина всегда была рада поделиться со мной течением своей жизни, услышать новости от меня. Иногда мы встречались после работы, гуляли по городу и разговаривали. Однажды она предложила посетить только что открывшийся в Москве первый в стране Мак Дональдс. Очередь была огромная – мы стояли больше часа, зато она смогла обсудить всё, что хотела. В том числе типичную проблему красивой одинокой женщины:

– Представляешь, мой начальник предложил мне быть любовницей. Конечно, я ему отказала. Во-первых, меня не устраивает такая роль, во-вторых, он не является мужчиной, который меня мог бы заинтересовать.

– И как же вы разошлись? Он может тебя уволить.

– Я так и ожидала, но этого не произошло – мы уже давно с ним работаем, и на меня он во всём может положиться, а любовницу ему найти не так трудно, она у него, по-видимому, есть.

– Ирчик, а у тебя нет мысли найти человека, который стал бы мужем – перед тобой ещё целая жизнь?

– Володя, пока, думаю, это нереально. После такого яркого человека, как Виктор, я не вижу вокруг себя ни одного достойного мужчины. Да и мысли мои сейчас заняты мамой. И ещё одна вещь подорвала мои представления о семейной жизни. Виктор, несомненно, меня любил, но, разбирая его бумаги после смерти, я нашла стихотворение, написанное на день рождения Инны. Причём это было уже в то время, когда мы встречались.

– Ирчик, ты зря обижаешься на Витю. Как раз, я считаю, это хорошее качество мужчины – быть благодарным женщинам, которые занимали значительное место в его жизни. Инна – любовь всей жизни Вити до тебя. Стихотворение – не измена тебе, а только дань прошлой жизни. Может быть тебе это странно, но для меня его поступок понятен. Важно чувствовать, что жена несравнима ни с прошлыми, ни с окружающими женщинами. Жаль, что твоё общение с Виктором было недолгим, и ты не смогла увидеть – на что он был способен.

– Володя, меня печалит, что я со своей доброжелательностью к людям не вписываюсь в этот жестокий мир. Моя улыбка в обращении с людьми, как мне сказала подруга, некоторыми рассматривается как свидетельство сексуальной неудовлетворённости. Люди не представляют других обоснований! Недавно главбух, которому я однажды указала на ошибку в документах, при моем обращении к нему, грубо сказал: "Сделай проще лицо!" Как будто то замечание должно накладывать отпечаток на все отношение к нему, а моя улыбка – свидетельство заискивания.

– Он просто хам! Только ты смогла сдержаться и не ударить его по лицу; на твоём месте я бы не выдержал.

– В оценке таких мужчин мне даёт мудрость мысль Ивана Ефремова из его романа "Час Быка": "Красота и желание женщин вызывают свинство лишь в психике тех, кто не поднялся в своих сексуальных чувствах выше животного".

– Я с тобой согласен, Ирчик, но желание, на которое тебе намекают, как-то должно удовлетворяться.

– Лучше без мужчин, чем с такими мужчинами. Сексуальное желание женщина может удовлетворить сама, а вот с душевным желанием труднее.

 

Наше общение в этот вечер чуть не стало причиной моего опоздания на поезд. Мне пришлось очень спешить, но она не захотела меня оставить и поехала на вокзал со мной. Я удивился её сопереживанию, когда мы стремительно поднимались по эскалатору и бежали по перрону. Когда она увидела, что у меня всё хорошо, облегчённо вздохнула.

 

В другой раз, когда я приехал в Москву на два дня, Ирина предложила переночевать у них. Я был очень удивлён, но она сказала, что мама сама предложила это: мама спит на кровати, она рядом с ней на диване, а для меня в дальнем углу комнаты разложат кресло. "Странно, – думал я, – у нас отношения, как у брата с сестрой. Для меня это как-то естественно, так как я вижу в ней жену моего лучшего друга, которая осталась одна в трудной ситуации. Я чувствую необходимость заботы о ней. Но для неё я, в общем, чужой человек, которого она знала непродолжительное время. Откуда у неё такая близость?"

Вечер и ночь прошли по-домашнему просто. Ирина и мама долго смотрели телевизор, а я, очень уставший за день, уснул под его звуки, чего со мной не бывало. Утром после завтрака я пошёл по своим делам, а вечером Ирина проводила меня на поезд. На перроне, ожидая отправления поезда, мы отошли от вагона и разговаривали. Вдруг Ирина спросила:

– Хочешь я тебе спою?

– Конечно, буду рад. Я не представляю тебя поющую.

И она запела старую песню из репертуара Ружены Сикоры "Мне так грустно". У Иры был довольно высокий голос, и пела она хорошо. Песня соответствовала её вокальным данным, и в голове у меня звучало известное сопровождение джаз-оркестра под управлением Александра Цвасмана. Меня смутило содержание песни: Ирина обращалась явно ко мне – ей грустно без друга. Конечно, я много значу для неё как друг, но песня была с другим подтекстом. Я сделал вид, что не увидел его:

– Ирчик, ты открыла для меня ещё одно твоё достоинство. Представляю, что ты училась пению.

– Да, но в последние годы мне было не до пения.

– "Не грусти, не печалься о встрече", – отвечает тебе в другой песне Ружена Сикора, – пошутил я, переводя серьёзную тему в легкий жанр, – ты, конечно, помнишь продолжение этих слов?

– Да, но мало верю, в его осуществление.

                                                     ***

Следующая наша встреча произошла не скоро. Как-то, позвонив по телефону, я узнал, что мама Ирины умерла от инфаркта. Приехать в Москву я смог только через месяц. Как обычно, я заказал гостиницу, хотя в этот раз ничто не мешало мне остановиться у Ирины. Вообще-то мешало: мне было неудобно перед соседкой по квартире, которая знала меня как друга Виктора, а самое главное – меня смущала возможность остаться наедине с Ирой. Я не мог представить себя на месте Виктора. Однако Ирина по телефону сказала, что приготовит ужин и будет ждать меня. Так что выбора места встречи не было. Конечно, я представлял впереди обычный дружеский ужин.

 

Вечером в квартире меня встретила … другая Ирина, – она обрезала длинные волосы. Раньше они были до талии и создавали впечатление феи. Теперь волосы прикрывали только плечи, но их пышный обвал вызвал ассоциацию с водопадом Ниагара. На ней было строгого покроя платье малинового цвета с глубоким узким вырезом, которое делало её красивую фигуру еще привлекательнее. Я понял, что Ирина решила начать новую жизнь и, прежде всего, избавилась от атрибутов старой жизни. Не стало коляски Виктора, а также других вещей, которые потеряли функциональное значение с его смертью и смертью мамы. Не только стало больше пространства – в квартире присутствовал дух новой жизни. Даже на стенах я не увидел некоторых привычных для меня фотографий (как я потом узнал, они перекочевали со стен в альбомы).

– Ирчик, о грустном мы уже поговорили по телефону, – начал я после приветствия, – теперь о настоящем. Я рад тебя видеть, да еще такую – тебе все идет, и платье, и прическа. Хотя у мужчин моего поколения длинные волосы являются предметом обожания; конечно, за ними трудно ухаживать.

– Володя, не в трудности дело – ты знаешь, что для красоты женщина готова идти на любые жертвы. Просто существует убеждение, что с волосами человек лишается части своей ауры, изменяет свою судьбу, стереотип жизни. До сих пор меня сопровождало слишком много несчастий. Теперь я буду бороться за свою, именно свою, жизнь.

– Да, ты права, Ирчик, – "На Бога надейся и сам не плошай".

– Потом, Вова, поговорим, сейчас давай ужинать.

Блюда ужина отличались такой же изысканностью вкуса, как и все, что я сегодня увидел. Я понял, что Ирина придавала символическое значение данному моменту в изменении ее жизни. Сам ужин прошёл в обычном духе, как бывало раньше.

Потом мы долго разговаривали. Ирина сказала, что тетка из Австралии прислала ей 300 долларов и приглашает в гости, она думает осуществить эту идею, и записалась на курсы английского языка.

Увидев, что уже 22-30, я сказал:

– Ирчик, я благодарен тебе за вкусный ужин и истинно прекрасный вечер, но я должен уже уходить.

– Подожди немного. Ты можешь мне помочь собрать посуду и вместе помыть ее?

– Конечно, извини, что я сам не предложил этого.

Когда мы навели в квартире порядок, Ирина вдруг как-то устало села на стул и опустила голову. Я подошел к ней.

– Ирчик, устала?

– Нет..., – молчание. – Не уходи Вова, – и обняла меня за талию.

 

В глубине души мне давно хотелось прекратить играть выбранную роль друга, но я не позволял себе думать об изменении формата наших отношений. Когда мужчина знакомится с женщиной ради близости, весь стиль отношений подчинен этой цели, а когда постель возникает без прелюдии, в силу снятия барьеров между друзьями, телесная близость значительно обесценивается. Я боялся грубо войти в мир чувственных восприятий Ирины, который после такого долгого ее воздержания, несомненно, приобрел особенности. А самое главное – я также как и Виктор не имел права ее любить.

 

"Стыдно признавать, но Ирина опустила меня на землю. Когда я перестану относиться с женщиной как с хрупким стеклянным новогодним шариком!" – пронеслось в голове, и с этой мыслью я переступил порог в мир, в котором никого не существовало кроме любимой женщины, обнимающей меня. Опустившись на колени, я впервые нежно прижался к ее губам, и мы долго не моли прервать наслаждение единством наших желаний и телесной близости. Я ощутил на Ирине тугой корсет, который поднимал груди и стягивал талию. "Как же я мог не заметить ее желание выглядеть еще более красивой и, наконец, соблазнить меня"!

– Ирочка, извини, что я не проявил мужскую смелость. Я скрывал свое желание, потому что не считал его разумным, но сейчас не нахожу слов, чтобы бы выразили мое чувство радости от возможности не сдерживать любовь к тебе.

– Если бы ты сегодня ушел, я не знаю, что со мною бы было.

Я стал поочередно целовать половинки грудей, доступных в декольте. Ирочка освободила из платья одну грудь, и я увидел розовый маленький язычок, выглядывающий из коричневого кружочка. Он так и просился к моим губам, и я выполнил его просьбу.

Мы были готовы идти дальше, но для этого нужно было остановиться.

 

Когда я опять вошел в комнату, Ирина стояла около кровати. Она ждала меня. Нагая – прекрасная, нежная и величественная в своей открытой наготе. Только человека природа наделила чувством наслаждения телом самки-женщины. Мужчина в зрелом возрасте, познавший мир красоты, глубже может оценить этот дар природы. Я не мог даже называть ее по имени, тем более ласкательно, хотя именно нежность переполняла меня. Она стала богиней и дарила себя мне. Нет ничего проще и изящнее тела молодой женщины. От босых ступней до нависающих на грудь и спину волос – все на ней приобрело восхитительное волшебство. Она с гордостью открыла мне свое тело и призывала им насладиться.

 

Я опустился на колени и прижался лицом к ее лону, положив ладони на ягодицы. Зарывшись в бархат между бедер, я не мог поверить, что это не сон.

Мы не могли насладиться ощущением близости и открытости тел друг друга. Скинув с кровати подушки и одеяло, мы играли как котята. Я ласкал каждый кусочек ее тела, а она, замирая от удовольствия, подставляла мне его. Иногда в желании большей близости мы сливались в длительном поцелуе. И вот настал момент, когда этого стало недостаточно и захотелось проникнуть друг в друга, объединиться в одно тело. Вдруг молнией пронеслась мысль, что я сейчас на месте Виктора. Какие у нее будут ощущения? От беспокойства, нетерпения и трепетности этого желания я стал неумелым как девственный мальчишка. Она заботливо помогла мне войти в нее. Участие ее в этом придало мне уверенности и нежности.

 

Теперь наши тела были как две струны, которые звучали при каждом касании. Темп звучания зависел от движений смычка и переходил от адажио к аллегро и престиссимо, опускаясь до ларго и повторяя опять весь набор темпов. Однако любая симфония заканчивается финалом, в котором исполнители и их инструменты полностью выкладывают свои возможности. И мы выложились!

 

Я долго не мог лишить себя ощущения тела моей Ирочки. Даже потом, когда я лежал рядом, мои руки были у нее на груди или на попе, или между бедер, или одновременно в двух местах. Засыпая на несколько минут и теряя контроль ее присутствия, я опять наслаждался прикасанием к ее телу. Ирочку тоже успокаивало мое присутствие и, отдохнув, она жадно прижималась ко мне. Проявление такой нежности пробуждало во мне готовность ответить на ее желание, и мы начинали играть новую музыкальную композицию.

Утром мы были усталые, но такие счастливые близкие родные. К сожалению, мы жили в разных жизнях. Ирина, знала, что я уезжаю надолго в далекую страну. Возможно, приеду в отпуск. Несмотря на такие перспективы, мы оба отважились на эту ночь и никто из нас не жалел об этом. Но я был в отчаянии, что уже ничего не могу изменить в своей жизни.

 

Мы были опять вместе в день моего отлета. Наша близость была прекрасной, но в нее закралась горечь разлуки. Ирочка проводила меня в Шереметьево-2. Я улетел.

 

Когда я в отпуск прилетел в Москву, телефон Ирины не отвечал. Я решил, что она уехала куда-то отдыхать.

 

Наконец я вернулся в Советский Союз и стал настойчиво искать Ирину. Я знал, что ее соседка по квартире никогда не брала трубку, но почему не берет трубку Ира? Однажды все-таки соседка среагировала на настойчивый звонок и ответила, что Ирина здесь давно не живет и ничего о ней она не знает. Я подумал, что Ира сменила квартиру, и позвонил на работу. Там ответили, что она уволилась. Последняя возможность узнать о ней – наш одноклассник, который поддерживал контакт с Виктором, а потом с Ириной. На мой звонок ему ответила его дочь и сообщила, что папа умер от рака. Какой удар! Все исчезли, я остался один. Где же Ирина? Единственная мысль успокаивала меня, что она все-таки уехала в Австралию. Если бы она была в стране, думаю, она нашла бы меня – она знала, когда я вернусь.

***

Итак, я один, "иных уж нет…, другие – те далече". Грусть охватила меня. Куда привела меня дорога жизни? Виктор с нее уже сошел, а мне еще придется идти.

 

В жизни человека две дороги: одна – так называемая, трудовая дорога, другая – собственно и есть дорога его жизни. Ради того, чтобы она была интересной приятной и, в конце концов, приводила к счастью, человек учится, работает, то есть, как садовник ухаживает за деревьями, собирает плоды. Плодами он питается на дороге жизни, они нужны для здоровья, для поддержания самой жизни. Но для существования дороги жизни здоровья недостаточно – нужны спутники. Без них дорога жизни – это дорога пилигрима. А настоящих спутников встретить нелегко.

 

Трудовая дорога выбирается еще в юности и просматривается обычно до конца. У нас с Виктором эти дороги отличались по направлению, но обеспечивали одинаковое продвижение по ним. С дорогами жизни – совсем другое дело. Их не выбирают, они создаются самой жизнью и любовью. Наши с Виктором дороги жизни отличались как две реки, с которыми я сравнивал любовь. Они оказались похожими только в одном – на них мы потерпели неудачу. Дорога жизни вообще редко дается легко. Общее направление есть, но ты не представляешь, где на ней ты встретишь спутника жизни и какой он будет. Она проходит в тумане, совсем как в замечательном мультфильме "Ежик в тумане". Чего только не встречал ежик на пути! Но ежик просто шел, а ты хочешь найти спутника.

 

Путник хочет встретить дерево, под которым он может днем укрыться от жары, дождя, вечером – уснуть под нежный шепот листвы, а утром, чтобы ее яркая зелень поднимала настроение. Но в тумане он вообще не видит деревьев. Вдруг на пути возникает большой темный образ, который при приближении к нему оказывается старым засохшим деревом. Оно путнику не может дать уже ничего. Следующая маленькая тень проявляется молодым деревцом, которое само нуждается в уходе. Его нужно поливать, защищать, – путник не в состоянии делать это. Очередное дерево, проступившее из тумана, пострадало от удара молнии: его крона стала редкой, листья поразила болезнь и они уже непривлекательны.

И, наконец, на пути из тумана к путнику протягивается большая зеленая ветка; ствол еще не виден, но путник понимает, что такие ветви могут быть только у большого здорового дерева. Вот он видит его! Это то, что ему хотелось встретить. Он понял, что здесь можно отдохнуть и подождать, пока туман рассеется. Но когда днем стало ясно, путнику не захотелось покидать дерево, ночь он тоже решил провести под ним – когда еще представится такая возможность.

 

А дальше – следующее туманное утро…. Нужно идти. Дерево невозможно взять с собой! Остаться тоже нельзя. Опять дорога в тумане с надеждой на такую встречу, которая будет стоить самой дороги.

 

Ирина только на середине своей дороги, и она имеет шансы на эту встречу.

 

 
Рейтинг: +1 605 просмотров
Комментарии (2)
Анна Шухарева # 3 августа 2013 в 19:37 0
Какие разные судьбы, хотя в чём-то и похожи. Легко читается. Понравилось. 50ba589c42903ba3fa2d8601ad34ba1e
Анатолий Толкачёв # 4 августа 2013 в 19:05 0
Анна, Вы уловили именно то, что я хотел сказать. Спасибо! А за "легко" - мне приятно слышать, т.к. там много размышлений, но они Вас не утомили.
С наилучшими пожеланиями,
Анатолий