Две Марии
Мой генетический коктейль довольно затейлив. Судьба сводила для него самых разнообразных людей, о некоторых из них мне кое-что известно, о других я, разумеется, не знаю ничего. Однако чувствую, что каждый что-то внёс, чтобы собственная жизнь никогда не превратилась для меня в нечто однородное и плоское. Этносы, сословия, столичность и провинциальность, город и деревня - всё это бродит во мне, перекликается и, думаю, помогает в каждом встреченном человеке почувствовать нечто близкое.
Двадцатый век тряхнул Россию нешуточно. Естественно, это не могло не сказаться на судьбах моих родственников. О каждом рассказать – несколько томов получится. Но сегодня мне вспоминаются две женщины: моя прабабушка по папиной линии и бабушка по маминой. Обеих звали Мариями, обе хорошо знали, что такое потери, и обе, несмотря на всякие козни человеческие и обстоятельственные, сохранили способность любить и согревать того, кто в том нуждался.
Прабабушка была кровей московских и дворянских. Ко времени революций уже нечистых, род несколько поколений беднел, но девицы славились порядочностью, прелестной наружностью, и потому их охотно брали в жёны желающие выглядеть поаристократичней купцы. Муж этой Марии достался не самый благородный во всех своих проявлениях, успел сделать десять детей и многое промотать. Когда узнал, что вот-вот придут красные выселять их из дома (дом был из жениного приданого), схватил последние деньги и выбыл в неизвестном направлении. Ночью пришёл старый дворник-татарин, забрал молодую женщину с её шестерыми чадами (остальные к тому времени умерли после разных младенческих болезней), в подвал, в котором жил сам. Он эту Марию ещё девчонкой знал и боялся, как бы с ней чего худого не сделали. В общем, стала она через некоторое время дворничихой сама, а татарин перед смертью даже помог ей выписать документы на другую фамилию. Правда, только ей, дети остались на мужниной.
А в доме, конечно, поселились разные люди. Через несколько месяцев прибежал пропавший, перепуганный и абсолютно безденежный муж, присоединился к семье, но толку от него было мало: он больше пил да буянил. Работала Мария добросовестно, из подвала года через два семья перебралась на первый этаж. К переменившемуся своему социальному положению она относилась спокойно, жильцов своего дома врагами не считала. Муж её, прадед мой то есть, прожил полным нахлебником довольно много лет, дождался даже внуков. Отца моего, которого красавица-бабушка родила от то ли бросившего её, то ли попавшего под репрессии офицера, по пьяной лавочке гонял страшно. Пьяниц мой отец, сам впоследствии ставший офицером, презирал. А вот когда умерла его бабушка Мария, он страшно плакал. Я это хорошо помню, хотя мама плотно закрыла дверь в кухню, где они читали телеграмму.
Историю папиных родственников я знаю не очень хорошо. Тут много разных причин, не буду их объяснять. Отец был сильно привязан к своей бабушке ещё и потому, что его мама, выйдя замуж и родив общего с мужем ребёнка, в общем-то почти отказалась от первенца. Она всю жизнь чего-нибудь боялась, Бог ей судья.
А вторая Мария, мама моей мамы, была женщина очень простого происхождения, из северных земель. Тут мне тоже далеко не всё известно и понятно. Знаю, например, что прадед был ямщиком, но в рот ни вина, ни водки не брал. Немножко странное обстоятельство, но, возможно, семья была старообрядческая, потому что многие привычки, особенно по части чистоплотности, привитые ещё в детстве, бабушка сохранила на всю жизнь, да и дед её старообрядкой дразнил. Однако в церковь не ходила и большинство попов считала трусами и прохиндеями. Её в семнадцать лет отдали замуж за сверстника, сельского учителя. Парень он был, видимо, головастый, потому что перед войной его уже отправили учиться в Высшую партийную школу. Сама бабушка была тоже недурёхой, но крестьянских девок никто учить не собирался, на всю жизнь она осталась только умеющей читать и считать. Перед войной у неё уже было четверо детей, когда они найдут друг друга с дедом в Сибири (его туда отправили каким-то партийным секретарём, а она металась по России со своей детворой, почта не работала толком), родится ещё одна девочка.
После войны их отправят в малярийную Астрахань и поселят в довольно просторной, но неудобной во многих отношениях квартире. Кажется, это в своё время было помещение для прачечных какого-то зажиточного купца. Дед совершенно не умел себя пробивать, стеснялся необразованной, хотя и красивой, жены, своей многодетности. Кроме того, он страдал алкоголизмом. Самое дурное – он был нелюбимчиком Суслова. В общем, карьера его развивалась вниз, а не наоборот. Он умер, даже не дожив до пенсии. А в бабушке сила жизненная была огромная – другого такого примера я не встречала. Она бралась за любую работу, была немногословна, но со всеми приветлива, она никогда не сплетничала. Первого мая полгорода заходило к ней в гости на пироги (она пекла их в русской печке) после демонстрации. И главное, что так же роднит её с первой Марией – она была по-настоящему бескорыстной, и никакая сила не заставила её озлобиться, хотя настоящую цену людям она понимала быстро.
Бывают необъяснимые повторы в судьбах. Мне тоже пришлось прильнуть к своей бабушке в трудное время. Она была далека в понимании того, к чему я стремлюсь и какую именно дорогу выбираю, однако она оказалась в моей жизни самым человечным существом. Я почувствовала это ещё в раннем детстве, я остро чувствую это и теперь, когда она ушла, а я вроде бы уже человек зрелый.
26 февраля 2012 года
Мой генетический коктейль довольно затейлив. Бог сводил для него самых разнообразных людей, о некоторых из них мне кое-что известно, о других я, разумеется, не знаю ничего. Однако чувствую, что каждый что-то внёс, чтобы собственная жизнь никогда не превратилась для меня в нечто однородное и плоское. Этносы, сословия, столичность и провинциальность, город и деревня - всё это бродит во мне, перекликается и, думаю, помогает в каждом встреченном человеке почувствовать нечто близкое.
Двадцатый век тряхнул Россию нешуточно. Естественно, это не могло не сказаться на судьбах моих родственников. О каждом рассказать – несколько томов получится. Но сегодня мне вспоминаются две женщины - моя прабабушка по папиной линии и бабушка по маминой. Обеих звали Мариями, обе хорошо знали, что такое потери, и обе, несмотря на всякие козни человеческие и обстоятельственные, сохранили способность любить и согревать того, кто в том нуждался.
Прабабушка была кровей московских и дворянских. Ко времени революций уже нечистых, род несколько поколений беднел, но девицы славились порядочностью, прелестной наружностью, и потому их охотно брали в жёны желающие выглядеть поаристократичней купцы. Муж этой Марии достался не самый благородный во всех своих проявлениях, успел сделать десять детей и многое промотать. Когда узнал, что вот-вот придут красные выселять их из дома (дом был из жениного приданного), схватил последние деньги и выбыл в неизвестном направлении. Ночью пришёл старый дворник-татарин, забрал молодую женщину с её шестерыми чадами (остальные к тому времени умерли после разных младенческих болезней), в подвал, в котором жил сам. Он эту Марию ещё девчонкой знал и боялся, как бы с ней чего худого не сделали. В общем, стала она через некоторое время дворничихой сама, а татарин перед смертью даже помог ей выписать документы на другую фамилию. Правда, только ей, дети остались на мужниной.
А в доме, конечно, поселились разные люди. Через несколько месяцев прибежал пропавший, перепуганный и абсолютно безденежный муж, присоединился к семье, но толку от него было мало: он больше пил да буянил. Работала Мария добросовестно, из подвала года через два семья перебралась на первый этаж. К переменившемуся своему социальному положению она относилась спокойно, жильцов своего дома врагами не считала. Муж её, прадед мой то есть, прожил полным нахлебником довольно много лет, дождался даже внуков. Отца моего, которого красавица-бабушка родила от то ли бросившего её, то ли попавшего под репрессии офицера, по пьяной лавочке гонял страшно. Пьяниц мой отец, сам впоследствии ставший офицером, презирал. А вот когда умерла его бабушка Мария, он страшно плакал. Я это хорошо помню, хотя мама плотно закрыла дверь в кухню, где они читали телеграмму.
Историю папиных родственников я знаю не очень хорошо. Тут много разных причин, не буду их объяснять. Отец был сильно привязан к своей бабушке ещё и потому, что его мама, выйдя замуж и родив общего с мужем ребёнка, в общем-то почти отказалась от первенца. Она всю жизнь чего-нибудь боялась, Бог ей судья.
А вторая Мария, мама моей мамы, была женщина очень простого происхождения, из северных земель. Тут мне тоже далеко не всё известно и понятно. Знаю, например, что прадед был ямщиком, но в рот ни вина, ни водки не брал. Немножко странное обстоятельство, но, возможно, семья была старообрядческая, потому что многие привычки, особенно по части чистоплотности, привитые ещё в детстве, бабушка сохранила на всю жизнь, да и дед её старообрядкой дразнил. Однако в церковь не ходила и большинство попов считала трусами и прохиндеями. Её в семнадцать лет отдали замуж за сверстника, сельского учителя. Парень он был, видимо, головастый, потому что перед войной его уже отправили учиться в Высшую партийную школу. Сама бабушка была тоже недурёхой, но крестьянских девок никто учить не собирался, на всю жизнь она осталась только умеющей читать и считать. Перед войной у неё уже было четверо детей, когда они найдут друг друга с дедом в Сибири (его туда отправили каким-то партийным секретарём, а она металась по России со своей детворой, почта не работала толком), родится ещё одна девочка.
После войны их отправят в малярийную Астрахань и поселят в довольно просторной, но неудобной во многих отношениях квартире. Кажется, это в своё время было помещение для прачечных какого-то зажиточного купца. Дед совершенно не умел себя пробивать, стеснялся необразованной, хотя и красивой, жены, своей многодетности. Кроме того, он страдал алкоголизмом. Самое дурное – он был нелюбимчиком Суслова. В общем, карьера его развивалась вниз, а не наоборот. Он умер, даже не дожив до пенсии. А в бабушке сила жизненная была огромная – другого такого примера я не встречала. Она бралась за любую работу, была немногословна, но со всеми приветлива, она никогда не сплетничала. Первого мая полгорода заходило к ней в гости на пироги (она пекла их в русской печке) после демонстрации. И главное, что так же роднит её с первой Марией – она была по-настоящему бескорыстной, и никакая сила не заставила её озлобиться, хотя настоящую цену людям она понимала быстро.
Бывают необъяснимые повторы в судьбах. Мне тоже пришлось прильнуть к своей бабушке в трудное время. Она была далека в понимании того, к чему я стремлюсь и какую именно дорогу выбираю, однако она оказалась в моей жизни самым человечным существом. Я почувствовала это ещё в раннем детстве, я остро чувствую это и теперь, когда она ушла, а я вроде бы уже человек зрелый.
26 февраля 2012 года
Нет комментариев. Ваш будет первым!