Взрослая сказка
14 декабря 2019 -
Елена Майстренко
Взрослая сказка 10.12.2019.
– Что там с погодой за окном?
Ага, снова пасмурно.
Похоже, будет дождь.
Про солнце можно забыть на сегодня.
Значит, и настроение будет так себе – сереньким.
Ладно, справимся, не впервой.
Так начиналось каждое утро, и, казалось, что новый день ничем не отличается от предыдущего и того, что был неделю назад, месяц, год.
День сурка.
Заезженная пластинка, повторяющая круг за кругом одну и ту же фразу под набивший оскомину мотив.
– Надо бы обновить надоевшие шторы.
Уже пригляделись, стали скучными, съели прежнюю радость, свежесть, яркость, солнечность.
Интересно, сколько же раз я уже навешивал новые?
Пожалуй, надо снять те, что вешал весной… Или это было летом?.. А, может, в прошлом году? Точно! В прошлом. Или в позапрошлом?..
А, ладно, не важно. Надо снимать! Уж точно, ничего не нарушу, зато пространство хоть немного раздвину …
Да и старой пыли станет поменьше.
Жилище было приличным и даже не тесным. В нем было окно, а все остальное пространство – завешено шторами.
На этот раз он решил изменить заведённый прежде порядок – вешать новое поверх старого. И выбрав ту часть стены, которая соприкасалась с окном, стал снимать с неё прежние покровы. Верхние были знакомы до такой степени, что вызывали раздражение и приступы ненависти. Он с остервенением срывал их, швыряя на пол. И чтобы не переставлять стремянку много раз, обходя жилище по периметру, стал освобождать эту же стену от более старых штор, гардин, занавесей.
Недавние он хорошо помнил: сам драпировал убежище, стремясь стереть из памяти неприятные события, волнующие переживания. Они всплывали теперь с особой остротой и ожесточением, как будто мстили за что-то:
– Ты стремился забыть, выкинуть нас из своей жизни, стереть из памяти. А мы тут, рядышком, никуда не делись, не пропали, не исчезли. Но стали сильнее и злее, чем прежде.
Держись!
Сейчас начнём жалить!
Слушая шипящее шуршание ползучих теней прошлого, он настойчиво срывал, сдирал уже забытые и даже не свои, а чьи-то чужие – прежние покровы.
Здесь были и совершенно истлевшие тряпки, и дорогие, бархатные, толстые полотнища, на которых время, казалось, не оставило своего следа. Были и совершенно чуждые ему, непонятно кем и когда вывешенные, инородные покровы с нечитаемыми символами, знаками, образами, печатями.
Вначале он удивлялся, добравшись до них: кто, когда и зачем окружил его мир, жизнь, чувства чужими энергиями, запретами, заговорами, табу?! Кто посмел вторгнуться в его пространство, и по какому праву?! Но, не найдя ответов, продолжал срывать эти стародавние, древние покровы.
Как долго это продолжалось, он уже не помнил.
Нет! Время не остановилось – оно изменилось! Поменялось всё: такт, тягучесть, объёмность, направленность, скорость временной волны. У времени обозначились такие свойства и характеристики, о которых он даже не подозревал! Оно перестало быть линейным и однонаправленным, его траектория стала меняться. Оно то ускорялось, то тянулось медленнее; могло концентрироваться или рассеиваться; заворачиваться в плотный сгусток в ограниченном объёме или векторно выстреливать в заданном пространстве. Время стало живым, задышало, запульсировало силой, цветом, звуком.
Глядя на горы ветоши под ногами, он раздумывал:
– И что же теперь делать со всем этим хламом?
Покровы сорваны, но не все!
Они смердят, сохраняя в себе тлен пережитого, болезненного, убивающего прошлого; удушают настоящее, закрывают грядущее.
Придётся жечь!
Другого выхода нет!
Из имеющейся утвари он собрал нечто, напоминающее мангал – металлическую несгораемую ёмкость, обложил плитками, огнеупорными предметами обихода и развёл огонь.
Несколько минут первые брошенные полотнища горели бойко и активно, испуская при этом шипящие ядовитые угрозы. Но быстро таяли, обращаясь в пепел. Однако вскоре стало трудно дышать, и удушающее зловонье серым туманным дымом захватило комнату в свои омерзительные объятья.
– Надо скорее распахнуть окно, выветрить дым и серую пелену морока!
Он подбежал к окну, распахнул рамы и… упёрся в твёрдую отражающую поверхность, за которой не было ни улицы, ни свежего воздуха, а только лишь ещё одни рамы. Ему казалось, что реальность поплыла, потекла, полетела куда-то. Он не понимал, бодрствует ли, спит или бредит… Открывая створки одну за другой, он обнаруживал то зеркала, то линзы, то световоды, то поглотители освещения, устройства, преломляющие лучи, кинопроекторы и камеры – чего там только не было за обычным, как ему казалось, окном. И вдруг в его сознании прорезалось воспоминание, что лет тридцать тому назад кино, показываемое ему через это окно, было совсем другим. Как будто тот, кто находился на другом конце, поменял репертуар и стал заряжать иные темы для просмотра.
Резким движением он рванул очередные рамы, ставни или как там их ещё называют, и поток свежего морозного воздуха ворвался в жилище из непроглядной темноты. Внутри стало светлеть, дым быстро улетучивался, но снаружи было так же непроницаемо темно и холодно.
– Ладно. С этим разберёмся позже.
Надо продолжать испепелять ядовитое старьё.
Температура постепенно выровнялась до комфортной, сохранив при этом чистоту и свежесть воздуха. Процесс поглощения огнём сброшенных полотнищ ускорился, но изменился. А с его душой и сознанием стали происходить удивительные вещи: как будто жар внешнего огня отогревал душу и усиливал внутреннее пламя ответственности, мудрости и любви. Оттаивали льдинки обид и недоверия; всё то, что прежде больно ранило и кровоточило, растекалось теплом и отдохновением. Он поглядывал на сгорающие покровы, и они уже не вызывали в нём раздражения, досады и боли, зато появилась лёгкость, упругая уверенность, ясность чувств и мыслей. Горевшее снаружи пламя, распалило внутренний огонь, и его тепло исцеляло множественные раны, заживляло и разглаживало рубцы, наполняло жизненной силой.
Освободив ото всех покровов стену, примыкающую к мнимому «окну», он увидел такую же бархатную, завораживающую черноту. Она не пугала, но манила, звала, излучала неведомое сияние. И как будто бы пела. А спустя некоторое время он стал различать большие и малые светящиеся точки, разноцветные блёстки иной жизни, множественных миров, звёздных скоплений.
Ему ещё предстояло осмыслить, понять и принять, что его космический корабль путешествует во Вселенских просторах бесконечной вечности. Что только он волен задать ему выбранное направление. Что только от него зависят и открытия, и поражения. Что только он способен ускорить или замедлить своё движение, познание, взросление. Он – капитан и весь экипаж. Он – один, и он множественен. Он – всё и везде. И он – творец.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0463488 выдан для произведения:
Взрослая сказка 10.12.2019.
– Что там с погодой за окном?
Ага, снова пасмурно.
Похоже, будет дождь.
Про солнце можно забыть на сегодня.
Значит, и настроение будет так себе – сереньким.
Ладно, справимся, не впервой.
Так начиналось каждое утро, и, казалось, что новый день ничем не отличается от предыдущего и того, что был неделю назад, месяц, год.
День сурка.
Заезженная пластинка, повторяющая круг за кругом одну и ту же фразу под набивший оскомину мотив.
– Надо бы обновить надоевшие шторы.
Уже пригляделись, стали скучными, съели прежнюю радость, свежесть, яркость, солнечность.
Интересно, сколько же раз я уже навешивал новые?
Пожалуй, надо снять те, что вешал весной… Или это было летом?.. А, может, в прошлом году? Точно! В прошлом. Или в позапрошлом?..
А, ладно, не важно. Надо снимать! Уж точно, ничего не нарушу, зато пространство хоть немного раздвину …
Да и старой пыли станет поменьше.
Жилище было приличным и даже не тесным. В нем было окно, а все остальное пространство – завешено шторами.
На этот раз он решил изменить заведённый прежде порядок – вешать новое поверх старого. И выбрав ту часть стены, которая соприкасалась с окном, стал снимать с неё прежние покровы. Верхние были знакомы до такой степени, что вызывали раздражение и приступы ненависти. Он с остервенением срывал их, швыряя на пол. И чтобы не переставлять стремянку много раз, обходя жилище по периметру, стал освобождать эту же стену от более старых штор, гардин, занавесей.
Недавние он хорошо помнил: сам драпировал убежище, стремясь стереть из памяти неприятные события, волнующие переживания. Они всплывали теперь с особой остротой и ожесточением, как будто мстили за что-то:
– Ты стремился забыть, выкинуть нас из своей жизни, стереть из памяти. А мы тут, рядышком, никуда не делись, не пропали, не исчезли. Но стали сильнее и злее, чем прежде.
Держись!
Сейчас начнём жалить!
Слушая шипящее шуршание ползучих теней прошлого, он настойчиво срывал, сдирал уже забытые и даже не свои, а чьи-то чужие – прежние покровы.
Здесь были и совершенно истлевшие тряпки, и дорогие, бархатные, толстые полотнища, на которых время, казалось, не оставило своего следа. Были и совершенно чуждые ему, непонятно кем и когда вывешенные, инородные покровы с нечитаемыми символами, знаками, образами, печатями.
Вначале он удивлялся, добравшись до них: кто, когда и зачем окружил его мир, жизнь, чувства чужими энергиями, запретами, заговорами, табу?! Кто посмел вторгнуться в его пространство, и по какому праву?! Но, не найдя ответов, продолжал срывать эти стародавние, древние покровы.
Как долго это продолжалось, он уже не помнил.
Нет! Время не остановилось – оно изменилось! Поменялось всё: такт, тягучесть, объёмность, направленность, скорость временной волны. У времени обозначились такие свойства и характеристики, о которых он даже не подозревал! Оно перестало быть линейным и однонаправленным, его траектория стала меняться. Оно то ускорялось, то тянулось медленнее; могло концентрироваться или рассеиваться; заворачиваться в плотный сгусток в ограниченном объёме или векторно выстреливать в заданном пространстве. Время стало живым, задышало, запульсировало силой, цветом, звуком.
Глядя на горы ветоши под ногами, он раздумывал:
– И что же теперь делать со всем этим хламом?
Покровы сорваны, но не все!
Они смердят, сохраняя в себе тлен пережитого, болезненного, убивающего прошлого; удушают настоящее, закрывают грядущее.
Придётся жечь!
Другого выхода нет!
Из имеющейся утвари он собрал нечто, напоминающее мангал – металлическую несгораемую ёмкость, обложил плитками, огнеупорными предметами обихода и развёл огонь.
Несколько минут первые брошенные полотнища горели бойко и активно, испуская при этом шипящие ядовитые угрозы. Но быстро таяли, обращаясь в пепел. Однако вскоре стало трудно дышать, и удушающее зловонье серым туманным дымом захватило комнату в свои омерзительные объятья.
– Надо скорее распахнуть окно, выветрить дым и серую пелену морока!
Он подбежал к окну, распахнул рамы и… упёрся в твёрдую отражающую поверхность, за которой не было ни улицы, ни свежего воздуха, а только лишь ещё одни рамы. Ему казалось, что реальность поплыла, потекла, полетела куда-то. Он не понимал, бодрствует ли, спит или бредит… Открывая створки одну за другой, он обнаруживал то зеркала, то линзы, то световоды, то поглотители освещения, устройства, преломляющие лучи, кинопроекторы и камеры – чего там только не было за обычным, как ему казалось, окном. И вдруг в его сознании прорезалось воспоминание, что лет тридцать тому назад кино, показываемое ему через это окно, было совсем другим. Как будто тот, кто находился на другом конце, поменял репертуар и стал заряжать иные темы для просмотра.
Резким движением он рванул очередные рамы, ставни или как там их ещё называют, и поток свежего морозного воздуха ворвался в жилище из непроглядной темноты. Внутри стало светлеть, дым быстро улетучивался, но снаружи было так же непроницаемо темно и холодно.
– Ладно. С этим разберёмся позже.
Надо продолжать испепелять ядовитое старьё.
Температура постепенно выровнялась до комфортной, сохранив при этом чистоту и свежесть воздуха. Процесс поглощения огнём сброшенных полотнищ ускорился, но изменился. А с его душой и сознанием стали происходить удивительные вещи: как будто жар внешнего огня отогревал душу и усиливал внутреннее пламя ответственности, мудрости и любви. Оттаивали льдинки обид и недоверия; всё то, что прежде больно ранило и кровоточило, растекалось теплом и отдохновением. Он поглядывал на сгорающие покровы, и они уже не вызывали в нём раздражения, досады и боли, зато появилась лёгкость, упругая уверенность, ясность чувств и мыслей. Горевшее снаружи пламя, распалило внутренний огонь, и его тепло исцеляло множественные раны, заживляло и разглаживало рубцы, наполняло жизненной силой.
Освободив ото всех покровов стену, примыкающую к мнимому «окну», он увидел такую же бархатную, завораживающую черноту. Она не пугала, но манила, звала, излучала неведомое сияние. И как будто бы пела. А спустя некоторое время он стал различать большие и малые светящиеся точки, разноцветные блёстки иной жизни, множественных миров, звёздных скоплений.
Ему ещё предстояло осмыслить, понять и принять, что его космический корабль путешествует во Вселенских просторах бесконечной вечности. Что только он волен задать ему выбранное направление. Что только от него зависят и открытия, и поражения. Что только он способен ускорить или замедлить своё движение, познание, взросление. Он – капитан и весь экипаж. Он – один, и он множественен. Он – всё и везде. И он – творец.
Взрослая сказка 10.12.2019.
– Что там с погодой за окном?
Ага, снова пасмурно.
Похоже, будет дождь.
Про солнце можно забыть на сегодня.
Значит, и настроение будет так себе – сереньким.
Ладно, справимся, не впервой.
Так начиналось каждое утро, и, казалось, что новый день ничем не отличается от предыдущего и того, что был неделю назад, месяц, год.
День сурка.
Заезженная пластинка, повторяющая круг за кругом одну и ту же фразу под набивший оскомину мотив.
– Надо бы обновить надоевшие шторы.
Уже пригляделись, стали скучными, съели прежнюю радость, свежесть, яркость, солнечность.
Интересно, сколько же раз я уже навешивал новые?
Пожалуй, надо снять те, что вешал весной… Или это было летом?.. А, может, в прошлом году? Точно! В прошлом. Или в позапрошлом?..
А, ладно, не важно. Надо снимать! Уж точно, ничего не нарушу, зато пространство хоть немного раздвину …
Да и старой пыли станет поменьше.
Жилище было приличным и даже не тесным. В нем было окно, а все остальное пространство – завешено шторами.
На этот раз он решил изменить заведённый прежде порядок – вешать новое поверх старого. И выбрав ту часть стены, которая соприкасалась с окном, стал снимать с неё прежние покровы. Верхние были знакомы до такой степени, что вызывали раздражение и приступы ненависти. Он с остервенением срывал их, швыряя на пол. И чтобы не переставлять стремянку много раз, обходя жилище по периметру, стал освобождать эту же стену от более старых штор, гардин, занавесей.
Недавние он хорошо помнил: сам драпировал убежище, стремясь стереть из памяти неприятные события, волнующие переживания. Они всплывали теперь с особой остротой и ожесточением, как будто мстили за что-то:
– Ты стремился забыть, выкинуть нас из своей жизни, стереть из памяти. А мы тут, рядышком, никуда не делись, не пропали, не исчезли. Но стали сильнее и злее, чем прежде.
Держись!
Сейчас начнём жалить!
Слушая шипящее шуршание ползучих теней прошлого, он настойчиво срывал, сдирал уже забытые и даже не свои, а чьи-то чужие – прежние покровы.
Здесь были и совершенно истлевшие тряпки, и дорогие, бархатные, толстые полотнища, на которых время, казалось, не оставило своего следа. Были и совершенно чуждые ему, непонятно кем и когда вывешенные, инородные покровы с нечитаемыми символами, знаками, образами, печатями.
Вначале он удивлялся, добравшись до них: кто, когда и зачем окружил его мир, жизнь, чувства чужими энергиями, запретами, заговорами, табу?! Кто посмел вторгнуться в его пространство, и по какому праву?! Но, не найдя ответов, продолжал срывать эти стародавние, древние покровы.
Как долго это продолжалось, он уже не помнил.
Нет! Время не остановилось – оно изменилось! Поменялось всё: такт, тягучесть, объёмность, направленность, скорость временной волны. У времени обозначились такие свойства и характеристики, о которых он даже не подозревал! Оно перестало быть линейным и однонаправленным, его траектория стала меняться. Оно то ускорялось, то тянулось медленнее; могло концентрироваться или рассеиваться; заворачиваться в плотный сгусток в ограниченном объёме или векторно выстреливать в заданном пространстве. Время стало живым, задышало, запульсировало силой, цветом, звуком.
Глядя на горы ветоши под ногами, он раздумывал:
– И что же теперь делать со всем этим хламом?
Покровы сорваны, но не все!
Они смердят, сохраняя в себе тлен пережитого, болезненного, убивающего прошлого; удушают настоящее, закрывают грядущее.
Придётся жечь!
Другого выхода нет!
Из имеющейся утвари он собрал нечто, напоминающее мангал – металлическую несгораемую ёмкость, обложил плитками, огнеупорными предметами обихода и развёл огонь.
Несколько минут первые брошенные полотнища горели бойко и активно, испуская при этом шипящие ядовитые угрозы. Но быстро таяли, обращаясь в пепел. Однако вскоре стало трудно дышать, и удушающее зловонье серым туманным дымом захватило комнату в свои омерзительные объятья.
– Надо скорее распахнуть окно, выветрить дым и серую пелену морока!
Он подбежал к окну, распахнул рамы и… упёрся в твёрдую отражающую поверхность, за которой не было ни улицы, ни свежего воздуха, а только лишь ещё одни рамы. Ему казалось, что реальность поплыла, потекла, полетела куда-то. Он не понимал, бодрствует ли, спит или бредит… Открывая створки одну за другой, он обнаруживал то зеркала, то линзы, то световоды, то поглотители освещения, устройства, преломляющие лучи, кинопроекторы и камеры – чего там только не было за обычным, как ему казалось, окном. И вдруг в его сознании прорезалось воспоминание, что лет тридцать тому назад кино, показываемое ему через это окно, было совсем другим. Как будто тот, кто находился на другом конце, поменял репертуар и стал заряжать иные темы для просмотра.
Резким движением он рванул очередные рамы, ставни или как там их ещё называют, и поток свежего морозного воздуха ворвался в жилище из непроглядной темноты. Внутри стало светлеть, дым быстро улетучивался, но снаружи было так же непроницаемо темно и холодно.
– Ладно. С этим разберёмся позже.
Надо продолжать испепелять ядовитое старьё.
Температура постепенно выровнялась до комфортной, сохранив при этом чистоту и свежесть воздуха. Процесс поглощения огнём сброшенных полотнищ ускорился, но изменился. А с его душой и сознанием стали происходить удивительные вещи: как будто жар внешнего огня отогревал душу и усиливал внутреннее пламя ответственности, мудрости и любви. Оттаивали льдинки обид и недоверия; всё то, что прежде больно ранило и кровоточило, растекалось теплом и отдохновением. Он поглядывал на сгорающие покровы, и они уже не вызывали в нём раздражения, досады и боли, зато появилась лёгкость, упругая уверенность, ясность чувств и мыслей. Горевшее снаружи пламя, распалило внутренний огонь, и его тепло исцеляло множественные раны, заживляло и разглаживало рубцы, наполняло жизненной силой.
Освободив ото всех покровов стену, примыкающую к мнимому «окну», он увидел такую же бархатную, завораживающую черноту. Она не пугала, но манила, звала, излучала неведомое сияние. И как будто бы пела. А спустя некоторое время он стал различать большие и малые светящиеся точки, разноцветные блёстки иной жизни, множественных миров, звёздных скоплений.
Ему ещё предстояло осмыслить, понять и принять, что его космический корабль путешествует во Вселенских просторах бесконечной вечности. Что только он волен задать ему выбранное направление. Что только от него зависят и открытия, и поражения. Что только он способен ускорить или замедлить своё движение, познание, взросление. Он – капитан и весь экипаж. Он – один, и он множественен. Он – всё и везде. И он – творец.
Рейтинг: +7
446 просмотров
Комментарии (2)
Елена Нацаренус # 14 декабря 2019 в 23:19 +2 |
Марта Шаула # 17 декабря 2019 в 21:35 +1 |