Критерии истины

Следует отдать дань Науке  Всех Наук, которой удается на протяжении тысячелетий жить,  совершенствоваться, волновать как  великие, так и  заурядные  умы,  влиять на ход развития  культуры и цивилизации, не имея по сей день  безусловно определенного предмета исследования.  «Каков предмет философии?» - «Истина». – «А что такое истина?» - «Вот в этом и предстоит разобраться философии».
Что, ж попытаться разобраться – шаг, достойный внимания, ибо по крупицам, по кирпичикам выстраиваются нами представления о столь фундаментальном и столь трудно идентифицируемом понятии.
Настолько ли избита, тривиальна эта тема, насколько избитой и тривиальной ей надлежало бы стать после стольких лет горячих споров и холодных рассуждений? И остаётся ли нам, со снисходительной улыбкой  глядя на древнеегипетских мудрецов, носивших золотую цепь с драгоценным камнем под названием «Истина»,  наивно уверенных в собственной мудрости и непогрешимости, шанс  бросить хотя бы одно полновесное зерно на жернова мировой философской мысли?  Или  же    придется  лишь поразиться гению  Парменида,  мастерски     очертившего границу между видимым, осязаемым, но не существующим на самом деле миром, и миром истинным, который единственно и мыслим без противоречия. Знаменитое «тождество бытия и сознания», уточненное Аристотелем как «соответствие вещи и интеллекта»,  по сей день являет собой стальной стержень классической концепции истины. Принципиально ли  обогатили её новые поколения мыслителей по сравнению с  Демокритом,  Эпикуром,  Лукрецием? В учебной литературе по философии, философских словарях по-прежнему истина раскрывается как адекватное отображение незыблемо понимание действительности как некой объективной реальности, существующей независимо от нашего сознания. Неклассические же концепции истины, добавляя к числу её критериев красоту,  простоту,  непротиворечивость,  прагматичность , эвристичность, не выдвигают  тем не менее её четкого и определённого понятия истины  на том  известном основании что сумма свойств предмета, насколько бы широко эти свойства ни были описаны, - не есть сам предмет. А что собственно, мы знаем о самом предмете? Хотя бы в рамках классической концепции? Объективность содержания и субъективность формы, абсолютность истинного значения и относительность реального познания, динамичность истины как свойство её существования в движении и ее конкретность как проекция  на  обстоятельства  условия, места  и  времени -  таковы сущностные  особенности  категории  истины  в «классике» .    Следуя логике классических представлений,  истина  скорее видится нам не как незыблемый, непогрешимый предмет, а как преемственный последовательный процесс получения знания, выдерживающего испытание практической деятельностью и не   противоречащего    знаниям,  добытым  ранее и  добротно  верифицированным (ибо,  если новое и предыдущее знание противоречат друг другу,  одно из них истинным уже  не является).  Так каковы же перспективы исследования?  Вынуждено ли человечество бесконечно, «асимптотически»  приближаться к истине без надежды когда -либо увидеть её во всем величии и красоте? Вырисовывается  путь, испещренный терниями и  наполненный не только радостью познания, но и  безысходной трагичностью. Вспомним выдающегося   нидерландского физика  Х.А.Лоренца, автора  классической электронной теории,  высказавшего предпочтение умереть, нежели стать свидетелем   краха крупнейшей теории, прежде считавшейся истинной   (Лоренц был повергнут в отчаяние постулатами квантовой физики, противоречившими ранее существовавшим представлениям о строении атома). Путь к истине – тяжелый, сложный, драматический путь, но одновременно и путь, не допускающий возврата назад. Так или  иначе, пересмотр научных выводов, вчера казавшихся незыблемыми, есть неизбежное проявление диалектического закона  отрицания   отрицания.   Здесь  больше беспокоит вопрос несколько иного характера.  Если процесс нашего приближения к истине бесконечен  -  как во времени, так и в плане  накопления знаний, то  вытекает ли  отсюда  бесконечность  абсолютной, непостижимой  трансцендентной  истины, объективно существующей где-то « по ту сторону?» Иллюстративным выглядит следующий  хрестоматийный пример. Со времен Демокрита  и  до открытия электрона мельчайшей частицей материи считался атом. Открытие кварка подтвердило  знаменитую  ленинскую цитату из работы  «Материализм и эмпириокритицизм»  о том,  что «электрон так же неисчерпаем, как и  атом». В настоящее время  учеными подвергается сомнению неделимость кварка. Проблема в следующем: если бы в наших руках оказались современнейшие и всемогущие  технические средства,  подвластно  было бы нам в  ограниченные сроки,  разложив  на  «кирпичики»  вначале  сам кварк, а затем одну за другой составляющие его частицы,  прийти  в конце концов к тому, что физики называют « нечто по имени ничто»,  т.е. действительно неделимой  бесструктурной частице (может показаться, что здесь идёт углубление в вопросы современной физики, но это не так; просто приведённый пример удобен для постановки проблемы гипотетической конечности познания). Если таковая частица существует (пусть в неизведанной нами, но объективной реальности), то имеет смысл говорить о наличии теоретически познаваемой истины. В данной ситуации цель (постижения истины) конечна, но процесс познания по-прежнему остаётся бесконечным: каждый новый шаг в сторону намеченной цели будет требовать всё больше знаний, всё больше времени, всё больше современных измерительных приборов и т.д. Результат  познания  (если  условно выразить его в процентах по отношению  к  полному,  абсолютному,  100%-му знанию, будет выражен в этом случае в виде бесконечной дроби   со   все большим числом знаков после запятой: 99,99; 99,999; 99,9999  и далее по тому же принципу. При этом абсолютная истина в силу своей абсолютности и ограниченности познания останется недостижимой. Если же неделимой бесструктурной частицы не существует, а каждая вновь открываемая частица в такой же степени неисчерпаема, как и её предшественница, то следует признать, что абсолютной теоретически познаваемой истины не существует, а человечество имеет дело с бесконечным познанием абсолютной, бесконечной и даже теоретически полностью не познаваемой истиной. Процесс постижения во втором случае бесконечен, как и в первом, но  конечная цель его не определена. Следует сразу остановиться на соотносимости предположения о возможной «конечности» материального мира с упомянутым выше законом отрицания отрицания.  Не выхолащивается ли сущность данного закона при допущении неделимости и  бесструктурности последней,  «нулевой»  частицы? Очевидно, нет, если признать, что высшая точка действие закона – когда тот отрицает самое себя, превращая очередную ступень отрицания последней  «структурной»  частицы нулевой частицей, которая в свою очередь, уже ни чем не отрицается. Аналогичный пример  имеется в отношении другого диалектического закона –  закона перехода количества в качество. Прекращение его действия как высшая точка его же развития   выражается в так называемых «парадоксах экстраполяции» в химии. Гипотеза о «парадоксах»  допускает, что  рано или поздно  увеличение заряда атомного ядра на единицу в очередном искусственно синтезированном химическом элементе не приведёт к появлению новых свойств   (иначе, после некого элемента  под  номером  xyz  уже не  будет химии, как нет её до водорода). Но это уже тема отдельного разговора,  выходящего за рамки данной работы.
Итак, понимание истины в свете классической теории актуализирует задачу гипотетической возможности постижения истины в полном объёме. Казалось бы, если процесс  познания, т.е. приближения к истине, в  двух рассмотренных выше случаях бесконечен, разве не  логична индифферентность  познания  к гипотетической (никогда не осуществимой на практике) возможности получения абсолютного, исчерпывающего значения об истинной природе вещей? Казалось бы,  не все ли равно, есть ли в конце тоннеля свет открывшейся нам во всех своих ипостасях истины, - свет, который нам не дано увидеть, но  безграничное   стремление    к  которому позволяет преодолевать любые преграды полету человеческой мысли? Думается, вопрос не праздный. Его осмысление в современной философии позволит, в частности, вырабатывать подход ко многим животрепещущим проблемам естествознания – например, проблеме сингулярности (состояние Вселенной в начальный  момент Большого Взрыва, характеризующееся бесконечной плотностью и бесконечной температурой вещества). Ученые отмечают, что сингулярность не подчиняется ни одному из известных законов физики, так как, согласно её представлениям, не могут быть бесконечными масса и плотность одновременно. В сингулярности отсутствовали как  пространственно-временной континуум, так и движение, что не позволяет подчинить её не только  известным  на сегодняшний день закономерностям физики, но и законам диалектики. По какой причине сингулярность прекратила существование,  в какой-то    момент    преобразовавшись  в явление,  названное учеными  Большим  Взрывом? 
Что было  до  сингулярности? И могло ли быть что – либо вообще? Вряд ли наука сможет дать ответы на эти вопросы, не  выработав парадигму истины,  удовлетворяющую современным условиям развития научного знания. Что же касается сферы социально – гуманитарных наук, то здесь классическая концепция истины во многом проигрывает неклассической.   Проигрывает      прежде всего  потому, что не допускает присутствия субъекта познания внутри самого объекта познания. Но если объектом познания является человеческое общество, то субъект, само собой разумеется, неотделим от объекта. Ещё более сложной выглядит взаимосвязь познающего субъекта с объектом в  постнеклассической  концепции истины, где признаётся ещё и активная роль субъекта в конструировании исследуемой  им же социальной реальности. При этом размываются границы между объектом и субъектом: общество (а не отдельный человек), являясь субъектом познания, изучает себя же в качестве объекта познания.
Очевидно, чем сложнее объект – субъектные взаимодействия, тем острее  становится проблема истины и её критериев в контексте осмысления процессов социальной реальности.