ПТ. Часть вторая. Глава 9. Покровские вдовы. Не марш энтузиастов

Итак, в конце лета 1980 года передо мной во всей своей красе предстала деревенька Покровка. По сравнению с тем, что я видела девочкой в Псковской области, очень даже не бедная и не заброшенная. Там избёнки были еле видны из-под земли, серые от дождей, с маленькими комнатушками, частенько без крылец и ставней. Здесь же меня определили на квартиру к одинокой вдове лет шестидесяти с небольшим, скромный домик которой сиял чистотой и приветом. В одной комнате расположилась сама Вера Васильевна, другую она отдала мне. А по соседству стоял дом её сына, что был женат тоже на учительнице, Нине Гавриловне. Кстати, очень хорошей учительнице начальных классов, как оказалось. :)

Перебралась я в новое жилище в воскресенье. Не успела толком разложить вещи, как слышу во дворе музыку, смех – какие-то люди пришли. Вера Васильевна ко мне входит:

- Лена Владимировна, в хороший день ты к нам приехала – свадьба идёт. Выйди к молодым, они угощают. У нас тоже примета хорошая, когда новый человек свадьбу встречает – жить будут дружно.

Ладно, вышла к калитке. Стоят впереди гульбища невеста с женихом, в руках вафельные рожки, а в рожках этих самогон. По моему лицу молодая понимает, что мне это питие не по душе, но смотрит на меня умоляюще: ну, пожалуйста, у нас такие порядки тут… Вспоминаю Веру Марецкую в «Сельской учительнице» – вот и мне случай приказной. Пришлось выпить эту гадость. Свадьба повеселела ещё больше и пошла себе дальше по улице.

- Молодец девушка, людей не обидела, – довольная Вера Васильевна вытащила из печки тыквенную кашу. – На, закуси быстро. У нас, понимаешь, всё с самогоном. А тебе, не бойся, больше никто не предложит: люди понимают, что к чему. Ты такая вся миникюрная, тоненькая, не надо тебе.

«Миникюрная» означало «миниатюрная» :) И правду сказала: никто больше меня к таким вывертам не принуждал. Как-то собрались у нас родственники хозяйки, уже не помню по какому поводу, так специально бутылку вина из Ахтубинска привезли, чтобы меня, как просвещённую барышню, уважить.

Вера Васильевна вдовой осталась рано, муж её погиб в самом начале Отечественной войны. Уходя на фронт, он ей сказал, чтоб не ждала: кого первым забирают, тот не возвращается. Так и вышло. К тому времени она двоих детей родила. А уже лет через десять после войны завела себе третьего, как сама выразилась, – от проезжего какого-то офицера.

- А что, я молодая была ещё. С Матвеем-то мы четырёх лет не прожили. Что ж теперь, пропадать? Мальчик хороший у меня получился, тоже на военного выучился, всё у него как надо. Девочка у него, внучечка моя, – такая куколка! Как приедет в гости, так всё норовит печку топить, а я не пускаю: перемажется углем-то, не отмоешь потом.

Кстати, машину угля колхоз выделял Вере Васильевне за то, что на постой к себе пускала. Это помимо той небольшой платы, которую она брала с квартирантов. Была у моей хозяйки и сестра – на десяток лет старше её, жила тут же, в Покровке. Я ей как-то быстро понравилась, особенно потому, видимо, что расспрашивала подробно о старинных песнях. И она, и Вера Васильевна советских маршей и вообще послереволюционных песен не признавали:

- Кричат только! Разве так поют?

- А какие должны быть песни?

- Вот «У церкви стояла карета». Или ты, я слышала, как пела, «Виновата ли я». Это про жизнь, про людей.

Однажды я взялась записывать слова какой-то из «правильных» песен, так думала, она никогда не кончится. Это была витиеватая повесть о страданиях некой молодой особы, которая, как и полагается, завершилась смертью – и её, и её обидчиков. В общем, все умерли. :)

Проникшиеся основательной симпатией старушки познакомили меня со своей подругой, которая взялась поставлять за копейки овощи и молочные продукты. Надо сказать, что такой сметаны, как у неё, я потом нигде не пробовала. А уж кислое молоко – так в Покровке женщины называли домашний йогурт, закваской для него хвастались, а потом делились друг с другом, – вообще объедение неописуемое.

- Вера Васильевна, а почему говорят, что у вас тут колдуны живут?

- Кто тебе сказал?

- Да в Ахтубинске на вокзале тётка одна. Врёт?

- Не знаю, может, и живут. Да тебе это не страшно – ты девушка справная, против тебя у них силы не будет. Или боишься?

- Нет, я в них не верю. Интересно узнать было, почему так про Покровку думают…

Ахтубинск – районный центр, город с двойным, можно сказать названием. Когда-то, ещё до революции, назывался Владимировкой, потом пристроили несколько военных городков, они с Владимировкой этой слились, появилось новое имя. Конечно, местные жители предпочитали старое название, но на картах писали Ахтубинск. Кажется, даже чехарда на железной дороге была: уезжаешь из Ахтубинска, а возвращаешься во Владимировку – использовались оба варианта. Ещё помню, что многие улицы носили имена погибших лётчиков-испытателей, и были они все не старше капитанов.

Главные бытовые неудобства этого периода моей жизни заключались в двух моментах. Во-первых, рейсовый автобус, проходивший мимо Покровки, в распутицу частенько отменяли, и добраться до места можно было только на попутках. Во-вторых, порядочных зим в этих краях не было, температура прыгала около нуля, поэтому значительную часть года по деревне передвигаться удавалось исключительно в резиновых сапогах. Правда, в домах – только нормальная обувь. Перед школой и другими общественными учреждениями ставили специальные корыта, в них эти сапоги мылись, в предбанниках люди переобувались. Остальные житейские несовершенства напряга не вызывали, потому что в Астрахани у нас с бабушкой всех приспособлений и было, что газ, холодная вода и телефон. Представьте себе, в областном центре, в двух шагах от городского Кремля во множестве сохранялись квартиры с русскими печками. :)

Привыкла, конечно, и к попуткам, и к сапогам. Летом и осенью по выходным я то и дело удирала в Астрахань: был удобный ночной поезд. Подвозившие до деревни шофёры, кстати, никогда не брали деньги у пассажиров. Я по неопытности первый раз трёшник пыталась вручить, так мужика аж перекосило:

- За что это? Я бы и без вас мимо Покровки проехал. Какая тут моя работа?

Хозяйство у Веры Васильевны было крошечное – незатейливый огородик да сарайчик, где хранилась мелкая всячина и прятался керогаз для кипячения белья. Зато у сына по соседству были и плодовые деревья, и кое-какая скотина. Внук играл самозабвенно с этими животными. А как-то по весне зарезали телка, так не знали, чем объяснить мальчику пропажу друга, врали долго, что он убежал куда-то и найти его не могут. Интересная деталь: у телящихся коров роды принимали чаще мужчины, чем женщины, поскольку последние очень этого процесса боялись.

Конечно, все были привязаны к своим садам-огородам, колхозные поля обрабатывали постольку-поскольку. Государство – это что такое? Непонятно: то ли ничьё, то ли барское. А вот мой дом и моя семья – это я вижу. Про председателя колхоза и парторга было устойчивое мнение: воруют, поэтому богатые. Но и неприязнь не нагнеталась: умные, устроились. Что касается беспробудного деревенского пьянства, о котором так любят говорить интеллигентствующие россияне, то могу ответственно заявить, что сами они – особенно в Москве – пьют не меньше, если не больше. И это, кстати, одна из причин, по которой народ к таким субъектам уважения не испытывает. Рассуждение примерно такое: да, мы люди маленькие, безобразничаем – а вы другое дело, вам нельзя. Вообще пугливое стремление «опроститься», чтобы держали за «своего» – глупость страшная. Выучился, книжки читаешь, к чистоте призываешь? Вот и ходи перед людьми чистый, а не кое-какой.

Первую неделю детвора пыталась подглядывать за мной, приоткрывая снаружи ставни. Это и смешно было, и занятно.

- Вера Васильевна, а почему ставни с улицы открываются?

- Да ведь вдруг что случится с человеком, а у него ставни в доме закрыты: никто же не увидит, не поможет. Особенно если старушка одна…

- Ах, вот в чём дело. И что же мне с детьми делать?

- Ой, я Василию Ивановичу скажу, он им накрутит хвоста!..

Василий Иванович – парторг и есть. Он же и учитель истории, дело педагогическое любил, бросать не хотел. А жена его, географиня, – директор нашей школы. Видимо, действительно хвоста накрутил – исчезли любопытные глазёнки. Через пару дней подбежали на улице два мальчонка:

- Еленвладимирна! Вы извините нас… А у вас это на столе книжки, да? Столько много?

- Это немного, – засмеялась, – это только самые любимые. 

- А правда, у вас родители в Москве?

- Правда.

- Москва большая, да?

- Большая.

- Я школу кончу, обязательно в Москву поеду. Мы с вами вместе поедем, – тоже засмеялись и унеслись куда-то.

Молодёжи в деревне мало. Школа восьмилетняя, ребята после окончания переезжали в Ахтубинск и уже там поступали в девятый-десятый классы или ПТУ и техникум. Поэтому наши старшие – семи- и восьмиклассники – норовили на выходные перебраться поближе к цивилизации. У кого в городе уже родственник обосновались, у кого просто знакомые. При школе был интернат – для детей из совсем небольших деревень, где никаких учебных заведений не было и не предвиделось. К ним, напротив, по выходным приезжали родители, привозили провизию и игрушки.

Школьное начальство встретило меня без энтузиазма. Оказывается, в Покровке каждый год появлялся учитель-новичок, но быстро устремлялся к выходу. Честно говоря, было вообще непонятно, зачем А.Ф., директриса, так исправно подавала заявку в роно (районный отдел образования) по поводу этой штатной единицы: вполне можно было обойтись и без второго словесника, ибо первый благополучно существовал в лице завуча. Видимо, просто боялась, что кто-то узнает о большом числе учебных часов для своей помощницы: сверх двенадцати администраторам вести не полагалось.

А тут ещё А.Ф. узнаёт, что у меня в наличии московская родня. Это обстоятельство переполнило чашу её терпимости к чужачке: я сразу была отнесена к числу врагов. Когда же она столкнулась с тем, что мне её неудовольствие никак не интересно, бедная женщина захандрила не на шутку. А я спокойно приняла классное руководство, полагавшиеся учебные часы, забрала разные методички и программы для подготовки и сказала себе: «Уж год-то я точно продержусь, а там видно будет».

1 августа 2013 года

P. S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.

Продолжение следует.