ПТ. Часть вторая. Глава 7. Этот Толстой и этот Платонов. Своевременное страхование

Глава 6. Машинистка нарасхват. Ссылка за независимость

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ТЕТРАДЬ. Часть первая. Глава 7. Этот Толстой и этот Платонов. Своевременное страхование

Как бы много мы ни говорили о роли учителя в жизни растущего человека, мы не должны забывать, сколь велика роль самого этого человека в процессе познания мира. Конечно, имеют значение природные задатки, но большинство легко жертвует ими в пользу социальных норм, которые хорошо улавливаются уже в детстве. К сожалению, социум до сих пор диктует нехитрую формулу: отсиди своё в школе и вузе, а потом родители через знакомых организуют тёплое местечко. Нет таких знакомых? Срочно обзаводись. Поэтому, собственно, учиться не обязательно. В крайнем случае, ты обретёшь минимальный набор навыков, необходимый для конкретной профессии, уже на рабочем месте. И человек отказывается от обучения, сохраняя лишь видимость контактов с учителем, который, понимая происходящее на самом деле, тоже привыкает к имитации учебного процесса. Потом мы удивляемся, что те, кого мы как бы выбрали в главные, ни черта не видят дальше собственного носа…

На нашем курсе тоже было немало тех, кто добычей знаний себя не обременял. Значительную часть составляли нормальные девчушки, едва ли прочитавшие даже школьный классический список произведений и проскакивающие экзамены шпаргалочным транзитом. Не подумайте, что я их бесповоротно осуждаю – каждому своё. А каждый ведь выбирает те радости, которые кажутся ему радостнее. :)

- Зачем ты всё это читаешь?  – подвипивший дядька ворвался ко мне в комнату около полуночи. – Кому это надо?

Поискав удачи в иных городах, он вернулся к бабушке, и жизнь наша некоторым образом осложнилась. Кто знает, что такое близкое соседство с много пьющим человеком, тот поймёт, о чём я. А ведь в юности закончил с отличием военное училище. Но дедовские гены сделали поганое дело, да и попал он молоденьким лейтенантом в венгерские события 1956 года, насмотрелся и начувствовался всякого… Влюбился до одури, женился, привёз свою красавицу к родителям, однако быстро всё кувырком полетело: то ли она на других слишком поглядывала, то ли он не тех слушал – кто там разберёт, что в чужой семье варится? Сын его, мой двоюродный брат, сейчас уже человек очень зрелый, так и не простил родителям неуютного детства.

По разумении дядьки, молодая красивая девчонка должна была бы всё свободное время отдавать гулянкам с парнями, а она, странная такая, заумные книжки читает и даже сама что-то по ночам царапает.

- Иди ложись, дядь Жень. И мне завтра вставать рано…

- Нет, ты мне скажи! Что он, этот твой Толстой? Чем интересен? Война, понимаешь, и мир… Он сам воевал?

- Воевал. На Кавказе. Бог с ним. Иди ложись…

- Я вот завтра трезвый буду, подумаешь! Я читал «Кавказского пленника», читал… Но ты мне скажи, почему ты этого Толстого уважаешь, а живых людей – нет. Так что ли?

- Я и живых людей уважаю.

- И меня?

- И тебя.

- Нет, ты меня… Я, знаешь, какой был? За мной все девки…

Наконец-то удалось его увести в другую комнату. Поворочался, что-то побормотал, уснул. Иногда он устраивался на работу, но долго нигде задержаться, конечно, не мог. Бедная бабушка смотрела на меня жалобными глазами, ей казалось, что она в чём-то виновата. В чём? В том, что родила его? Да разве родитель во всём отвечает за ребёнка? У каждого из нас конкретная и ограниченная степень влияния на другого, а ребёнок – как бы близок ни был, именно другой человек.

И мне пришлось построить свой день так, чтобы бывать дома только по ночам. Утром я уезжала на учёбу, после лекций обедала в кафешке, потом шла в институтскую библиотеку заниматься, вечером брала ключ от какого-нибудь кабинета с машинкой (сторожа меня очень любили и доверяли). Одно время была мысль о переселении в общежитие, потому что его здание находилось рядом с основным институтским корпусом. Но к третьему курсу дядя встретил одну милую вдову и перебрался к ней.

Самое забавное, что именно со мной – первой во всей нашей родне – он её познакомил, подумывая о том, чтобы изменить жизнь. Вроде совета попросил. :) Женщина оказалась очень хорошая: добрая, домовитая, чистоплотная. Вместе они по сию пору, в чём главная заслуга, конечно, её, а не его. Нет, отношения с Бахусом дядя мой многогрешный не отменил, но всё-таки прыти поубавил.

На двадцатилетие родители подарили мне гитару. Это я их попросила: у тёти было пианино, но каждый день бывать у неё в гостях я не могла, без музыки же скучала. Помню, как вышла в астраханском аэропорту с этой драгоценной ношей, а навстречу мне бегут трое: дядя, его новая жена, дворовый сосед и по совместительству дядин приятель Виталий. Последний обладал совершенно громоподобным голосом, коим отпугивал от себя всех прохожих.

- Ого! Гитара! Самая шикарная девушка Астрахани, и с гитарой – это по-нашему! – затрубил Виталий немедленно. Я удивилась: трепетные молодцы были трезвы – абсолютно невероятно.

- У нас такси за углом, – гордо сообщил дядя Женя. – Вот только красную дорожку не заготовили, извини.

Таксист всю дорогу не мог сдержаться от смеха, слушая доклады необыкновенных пассажиров о том, как прошло их житьё-бытьё в моё отсутствие. В конце концов он не выдержал:

- Девушка, а вы им кем доводитесь-то?

- Племянница она моя, не понял? – важно отчеканил дядя Женя. – Любимая племянница. Опять непонятно?

- Первый раз такие отношения наблюдаю, чтоб дядьки отчитывались. ЧуднО!

Гитару я решила осваивать семиструнную, то есть русскую. Повального увлечения испанскими шестиструнками не понимала. Я вообще повальные увлечения на себя не примеряю. Купила самоучитель, разобралась в основах – это оказалось несложно после музыкальной школы. А подружки возьми и обрадуй меня пластинкой Окуджавы, тоже к двадцатилетию. Я его послушала и решила поэкспериментировать с собственными стишатами: лягут ли на семиструнный строй? Получилось, вроде, неплохо. Но поскольку стишата эти меня полностью не устраивали, переключилась большей частью на чужие. В поисках подходящих текстов, кстати, открыла для себя многих интересных поэтов, например, Веронику Тушнову, Николая Рубцова, Олега Григорьева, Николая Глазкова.

Уже в более зрелом состоянии, когда стихи мои окрепли и некоторые оказались пригодными для пения, я утвердилась в следующем варианте для аккопанимента: шестиструнная гитара, настроенная чуть выше камертона по семиструнному ряду без последней басовой струны, металлические струны. Шестиструнка только потому, что устраивает большее расстояние между струнами, пальцам так удобно. Поэтому когда за мой инструмент кто-то хватается, страшно раздражаюсь. Когда узнала, что Высоцкий проделывал нечто подобное, просто поразилась: мы же никогда не виделись и не могли договориться!

В походы по городским книжным магазинам я отправлялась периодически. Они все были в центре, недалеко друг от друга. Покупки делала не только для себя, но и для тёти. Это младшая мамина сестра. Она закончила медицинское училище. По распределению работала в рыболовецком посёлке. Как-то осенью баркас, на котором она туда переправлялась, перевернулся. Плавала она хорошо, продержалась в воде несколько часов. Но вода-то была холодная и дала страшные последствия: у девушки развился ревматизм. С каждым годом состояние делалось всё хуже, дело дошло до инвалидности. Зато у неё получилась хорошая семья, необходимость ухаживать за больной только сплотила мужа и дочь. Муж, кстати, сварщик, в юности уехал из нижегородской деревни, где для молодёжи не было уже никакой перспективы в 1950-е. Очень самостоятельный парень, с нормальным чувством ответственности за близких, то есть проживший жизнь без кульбитов в виде гулянок и пьянок. На работе проблему с товарищами по цеху решил очень просто: в день получки отдавал им рубль-три, чтобы не обвинили в жадности неучастника законной попойки, и спокойно уходил домой. Хотел и учиться, но одновременно с работой не потянул. Зато дочка, моя сестра, закончила школу с медалью.

Так вот, о книгах. Тётя Рая обожала поэзию. Читала огромные поэмы наизусть. О Рубцове, к примеру, именно она мне рассказала, потом уже я нашла его стихи. Поэтому как я могла не подумать о ней, инспектируя полки магазинов? Литература была для неё отдушиной, ведь разговоры соседок по дому, которые любили к ней заглядывать и рассказывать о своих печалях-радостях, разнообразием и утончённостью не отличались. А других бесед среда не предлагала.

Однажды я наткнулась на сборник повестей и рассказов Андрея Платонова. В 1970-е годы какое-то поволжское издательство осмелилось сделать такую книжку. Сначала я текст не приняла: показалось, что это дурацкое нагромождение странностей, и только. Но Ирина Викторовна Колесова (она вела семинары по зарубежной литературе и курировала группу, в которой я училась) в ответ на моё недоумение по поводу неизвестного автора улыбнулась:

- Вот увидите, Леночка, именно вам именно этот писатель придётся по душе. Вы его просто не распробовали по-настоящему.

- Мне?! Вот этот Платонов?

И что же? Сейчас Платонов – мой любимый прозаик прошлого столетия. И, что интересно, книги его мне всегда удавалось найти в провинциальных городах. Сначала это была Астрахань, потом Ярославль, потом Великий Новгород. Как будто сам Андрей Платонович напоминал: Россия велика, каждый город дышит по-особенному, но обязательно дышит – мёртвых нет.

Конечно, студенческая пора дарила не только умное, но и весёлое. Каких только басен и куплетов ни напридумывали мы про себя и своих наставников, на каких праздниках ни отметились удалыми капустниками! Две мои самые лучшие подружки с курса образовались в результате подготовки новогоднего вечера. Я сочинила сценарий, для организации всяких развлекалок нужны были помощники из разных групп, вот я их себе и приглядела. Потом наше общение переросло в очень тесное, мы до сих пор поддерживаем отношения, друг друга из виду не теряем.

Мужская составляющая? В пединститутах она небольшая. Девчонки кавалерами обзаводились «со стороны». Поскольку моя персональная ситуация была несколько иной из-за редактирования газеты и подработок машинописью, многие мне завидовали. Однажды ехала я в троллейбусе, за мной устроились две первокурсницы, и давай спорить, на каком факультете учится Элен, у которой роман то ли с тем, то ли с этим. Одна настаивает – на истфаке, другая – на физмате. Слушала я их, слушала, устала аж. Оборачиваюсь: «На литфаке я учусь, на литфаке!» На следующей же остановке их смыло. Кстати, о том, что Элен – это именно я, многие студентки не подозревали. Ну, игра у нас с ребятами такая была: есть в институте некая Элен, как она скажет, так оно и есть, а больше вам, девчонкам, знать не нужно. :)

Тётя моя, полагая, что надо дать правильные наставления симпатичной барышне, дабы не вышло какого страшного мучения в виде аборта, рассказывала страсти про мужское коварство. Я молча внимала, но удивлялась: она что же, думает, что Ницше я прочесть могу, а на предотвращение нецелесообразных дамских мучений у меня ума не хватит? Несколько дельных медицинских брошюр по животрепещущему вопросу я преспокойно прочла ещё подростком, поэтому к нужному возрасту была застрахованной. Кроме того, надо похвалить наши традиции в городке: и девочек, и мальчиков проинформировали о телесных особенностях ещё лет в десять. К девочкам пришла врач-гинеколог, к мальчикам главврач госпиталя. В разное время, на уроки труда, которые нас разделяли, чтобы не привлекать лишнего внимания каждой половины. И без пришитых за уши «взрослых» акцентов –  беседы прошли на языке, доступном нашему понимаю. Вообще надо заметить, что сексуальная жизнь не зря называется интимной: тут очень многое человек должен осознать самостоятельно. А ещё очень важно, как строятся отношения женщины и мужчины в родительской семье. Если они человеческие, уважительные, то в половой физиологии ребёнок не будет искать нечто гаденькое. Мои родители жили в любви и согласии, когда я стала подрастать, мама просто несколько раз проронила: «Мы с папой предохраняемся, поэтому я женщина здоровая». Потом положила на стопку книг одну из упомянутых брошюр.

Конечно, положительную роль сыграл и тот момент, что у меня были родной брат, двоюродный брат – причём, оба младшие, – и мальчики-приятели с раннего детства. То есть был опыт психологического контакта не только с девочками. Почему это помогает? Потому что в том возрасте, когда мальчикам трудно не смотреть на каждую женщину с известным любопытством, созревающая девушка может быть защищена умением так себя подать, что любопытство останется в его душе, но не перерастёт в откровенные действия. Очень глупо также настраивать девочку на то, что мальчик во всём разбирается лучше, чем она, – а общество наше этим занимается увлечённо. Он всего лишь человек: в чём-то действительно разбирается, а в чём-то может быть совершенно беспомощным.

В институте нашем был трагический случай, когда двадцатилетняя студентка умерла в ходе аборта. Дурочка – отправилась к какой-то бабке, там что-то пошло криво. «Скорая» помочь уже не смогла. Хорошая, в общем-то, девочка была, обаятельная, добрая, жить бы ей и жить. Парень её не смог дальше учиться в Астрахани: ему всё время мерещилась несчастная. Любви там никакой не было, обыкновенное брожение молодой крови, но весь институт знал, кто «причина» смерти. Он перевёлся в другой город. Перед отъездом я его спросила:

- Что ж вы в больницу-то не пошли, раз уж такая история? Да и что больница – предохранились хоть?

- Нет, думал, что это чисто бабские дела, – ответил честно.

- Дурак ты. А спать вместе – чисто чьё дело?

- Дурак, – вздохнул. – Но ведь, говорят, ни одна женщина без аборта не проживёт, вы обречены…

- Бывает, что и проживёт. Хотя стопроцентной гарантии ни у кого, конечно, нет. Ладно, успеха тебе. И на, почитай, – подарила ему брошюру.

Он взглянул на меня быстро-испуганно, но книжечку взял. Больше я о нём никогда не слышала. Зато сколько дико рассуждающих о половой гигиене мужчин и женщин я потом встречала! Женщины меня удивляли особенно. Разве этот мазохизм можно считать жизнелюбием и даже героизмом? Думаю, учёные поторопились назвать человека разумным.

18 июля 2013 года

P. S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.

Продолжение следует.