ПТ. Часть вторая. Глава 28. Неидеологическое радио. Бой инфантилизму

З.Ф. остановила меня в коридоре:

- Ужас, что творится, забросали письмами всякие конторы. Зазывают на «круглые столы», лекции и прочая. Какие-то академии, ассоциации – шут их разберёт, откуда повылезали все. Тут вот, смотри, пишут: гражданские инициативы учительского сообщества… Слышала про них что-нибудь?

- Да нет. Ну, время бурное, люди кучкуются по самым разным поводам.

- Может, съездим, глянем, что за звери? К нам кого-нибудь интересного организуем. Номер школы указан.

- Давайте, с нас не убудет.

Разыскали заведение. Уселись, как послушные школярницы, за парту, ждём умных инициаторов. Народу – полтора человека. Перед доской (дело было в обычном классном помещении) суетятся какие-то незнакомцы. Вот и важная персона – Алла Латынина. Выясняется, что нам, забитым недотёпам, предлагается лекция. Передовая такая, прогрессистская. Уже не помню, о чём конкретно вещала вполне уважаемая журналистка, но впечатление было странноватое. Собственно, оно всегда посещает меня, когда нарываюсь на озабоченных учительским недоразвитием деятелей. Почему они решили, что недоразвитие это повсеместно? И бороться с ним проще простого: надо только загрузить правильный прогрессистский контент в пустые головы? Сравниться с этим явлением могут лишь мужские притязания на интеллектуальное величие рядом с женщиной. Он с ней ещё и двух слов не промямлил, а уже уверен в оном величии. :) Ну да ладно, убеждённость в недоразвитии – первая печаль. Вторая, более серьёзная, в том, что кто только ни пытался использовать учительские массы в своих идеологических телодвижениях. Именно массы – недотёпистых сеятелей разумного по всей стране миллионы, это ж каких дел наворотить можно! Вот и эти инициаторы явно старались не ради педагогики. Особенно забавно было слышать, что главное в предлагаемом прогрессе – отменить всяческие идеологии. Потом я их услышала на радио «Эхо Москвы». Говорят, что работать оно начало с августа 1990 года. Не буду утверждать, но сдаётся мне, что памятная лекция состоялась ещё до того. И опять же ладно: радио так радио. :)

Наша школьная жизнь тоже не стояла на месте. Я поняла, что могу уйти на более вольные хлеба, то есть расстаться с нагрузкой завуча: за два года удалось выровнять всякие мешающие углы. Коллеги такой перемене моей участи не удивились: действительно, человек сделал для общего блага то, что обещал, теперь может больше сосредоточиться на себе. Трудиться я осталась в том же коллективе, взяв только литературу и факультатив по русскому в старших классах. Казалось, что наконец вхожу в долгожданное русло покоя.

Не тут-то было. Серьёзно заболела мама. Никогда не забуду сентябрьский вечер 1991 года. Папин голос по телефону был сдавленным:

- Можешь приехать к нам сейчас?

- Конечно, о чём разговор.

Я ехала в метро и понимала, что впереди беда. Уйти от неё невозможно, а выдержу ли я всё, что с ней на меня обрушится, – не знаю. Никто не знает. Люди смеются, пересказывают друг другу незамысловатые будничные сюжеты, возвращаются с покупками, предвкушают телепередачи, читают книжки… Я ничего этого делать не могу, я выпала из общей мирной картины. Надолго? А вдруг навсегда? Хотя нет, навсегда ничего не бывает – кроме памяти.

Остатки вечера были мучительными. Я отпустила папу хоть немного вздремнуть, заварила себе крепкий чай – чтобы бодрствовать всю ночь. После полуночи стало ясно: мама умирает. Приехала «скорая», врач оказался совершенно растерянным, беспомощным, пришлось прикрикнуть, чтобы мобилизовать: «Будем разговоры разговаривать – человека не станет». Папа от волнения поранился о склянку. Утром две машины развозили родителей: маму в реанимацию, папу – на перевязку в ближайший травмпункт, у врача не было даже бинтов. Позвонила в школу, чтобы заменили кем-нибудь. Весь день хотела поспать – не удавалось.

На следующий день узрела своё новое расписание: уроки разбросаны по всей неделе, а у меня никакой возможности теперь появляться на работе чаще двух раз в неделю. Что поделаешь: наша немка, заступившая после меня на почётный административный пост, пока не виртуоз в этих бумажках.

- Понимаете, я не смогу ездить в школу часто. Мне придётся на какое-то время перебраться к родителям, живут они от нас неблизко. Нужно постараться, чтобы я была занята только два дня.

- Вы что же, хотите, чтобы я ради вас всё переделала? – смотрит на меня истуканом.

- Ну, так нужно, это не каприз. Я вообще боюсь, что придётся взять отпуск за свой счёт… Если трудно, давайте вместе подумаем над этим треклятым расписанием.

- Да не буду я думать!

Что же это такое? Я не знаю, выкарабкается ли моя мама с того света, а она видит перед собой барыньку, желающую проехаться за чужой счёт? И разрыдалась. Завуч побелела: Елена плачет?! Наша железная Елена?! Испугалась, побежала в учительскую. Первой примчалась Аделаида:

- Лена, да ты что! Да мы всё сделаем! Я тебе сейчас накапаю… Сколько она пьёт обычно? Уйдите вы все отсюда, толку от вас никакого. У человека горе, а они про глупости всякие! Дуры вы бабы, дуры.

И действительно, женщины, вы что себе полагаете? Если кто-то ходит ежедневно подтянутой и улыбающейся, это от лёгкой жизни? Красота поддерживается ленью? Выкиньте эту дрянь из головы. И другую – про чью-то неизбывную силу – тоже выкиньте.

Переделали, конечно, расписание, и отпуск даже на две недели З.Ф. мне выкроила. А Аделаида, про которую я тут пишу впервые, заслуживает некоторого отступления. Они с З.Ф. землячки и подруги. Но Аделаида долгое время со школьной работой не была знакома, трудилась в каком-то строительном тресте. Наступили суровые времена, трест то ли реорганизовали, то ли ликвидировали под видом реорганизации. Сотрудники разбежались – кто куда мог. Аделаида прибежала к нам. Это, скажу вам, не очень-то просто, уже в довольно зрелом возрасте взяться за школьные уроки. Первое время приходилось по-всякому. З.Ф. посмеивалась: ничего, зато здесь атмосфера почище, чем в её тресте, некогда за интригами следить. И, в общем, оказалась права: Аделаида распробовала новую свою жизнь и даже ею увлеклась. Сама признавалась, что учительство, с одной стороны, дисциплинирует, а с другой, заставляет видеть окружающих подробнее.

Удивила меня немало И. Она как раз числилась в этой школе психологом. Собственно, благодаря данному факту мы и познакомились.

- Отпуск взяла? К родителям пока переедешь? Ну, это инфантилизм какой-то, так от них зависеть!

- Вообще-то, психологиня моя уважаемая, у приличных людей это называется помощью ближним. А инфантилизм – это когда все свои проблемы подпихиваешь старшим. Потом, кстати, многие дамочки то же с удовольствием делают с мужьями.

- Вот-вот, твой отец вполне может обойтись без тебя сейчас. Ты же собиралась за книгу сесть.

- И ты думаешь, я её смогу написать в таком состоянии? Мама мне уже давно не только мама, а друг. Друзей в беде не бросают. И папу я не заменяю в данном случае, есть вещи, которые может сделать он, а есть то, что могу сделать именно я.

- Не знаю, не знаю. По-моему, это какая-то жертва.

- Угу. Если ты знаешь, что твоя мать между жизнью и смертью, это знание надо в себе уничтожить и спокойно предаваться изящной словесности? Изумительно.

- И материально ты им помогаешь, тоже странно. Пора это всё прекратить.

- Я их люблю, видишь ли. Кто любит, не помочь не может. Как только станет чуть легче, вернусь к литературе.

- Ты всю дорогу пишешь урывками…

- Но если нет другого варианта? Главное – пишу. Невозможна пока книга, но стихи-то есть. Да и мелкая проза. Ничего, прорвёмся.

- И чем они так замечательны, что ты с ними возишься, с родителями?

- Не вожусь. А просто поддерживаю там, где без поддержки они не выстоят. Вот и всё.

- Наши родители не идеальны…

- Разумеется. Разве это повод для развода с ними? И ты уверена, что сама образцовая родительница для своей дочери? Может быть, она нуждается совсем не в том, что ты ей предлагаешь? Может, ты думаешь про неё одно, а она – совсем иное? И ты хотела бы, чтобы она выросла и вспоминала о тебе только тогда, когда грядут крупные покупки?

И. вспыхнула:

- Родители обязаны помогать детям!

- Обязаны, обязаны… А что ты так взъерошилась?

- Ладно. То есть ты считаешь, что талант не избавляет тебя от обязанности…

- От человеческих обязанностей не освобождает ничто. И потом… Вот представь себе: ты врач, у тебя есть редкое лекарство. А оно необходимо кому-то, кто рядом. Не важно – матери, соседу, ребёнку, прохожему. Ты это лекарство отдашь? Или сначала прикинешь, не опоздаешь ли на электричку и не надо ли что-нибудь в обмен на лекарство с человека взять?

- А что, там, у твоей мамы, всё очень тяжело?

- А ты ещё этого не сообразила? Это не тот случай, когда вообще следует выбирать. Ты, кстати, своих родителей давно видела?

- Мне проще. Мы в разных городах. Два года назад ездила к ним в отпуск.

- И нет желания позвонить?

- Ну… Иногда. По праздникам.

И., как я поняла, никогда толком не интересовалась тем, что за жизнь прожили её родители. У отца такая профессия, у матери другая, получают столько-то, к старости стали больше проводить времени дома и поэтому ссориться. Этого достаточно. Важно то, что есть куда податься с дочерью, если у мужа нет летнего отпуска. Она читала много учёных книг про борьбу с комплексами, которые, как известно, все из детства, она хваталась за творческие хобби (то живопись, то кино, то литература). Она, кажется, закончила школу с медалью. И она даже была незлобной – но ей в голову не приходило, что на родителей можно посмотреть уже недетскими глазами. Борьба с собственным инфантилизмом, однако. :)

12 декабря 2013 года

P. S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.

Продолжение следует.