Не отданные письма.
Ты говоришь, что после твоей смерти я буду писать мемуары…
Нет! Не буду! Писать нужно для тех, кого любишь, пока они ещё живы! Писать нужно для тех, кто ещё способен исправить свои ошибки… А ни одни мемуары не помогли ни одному умершему: не воскресили, не сделали его лучше… Очернили или приукрасили? Может быть. Но, что Богу до чьих-то преукрашательств? Бог перед страшным судом мемуаров – не читает...
Да, писатели могут сохранить о ком-то память. Но и люди-то книг сейчас не читают… Некому теперь учиться на чужих ошибках… И останется человек красивым или обгаженным - на бумаге. Останется - сам не собой, с собой - наедине… В полном забвении…
Я пишу тебе – живому и здоровому. И когда пишу: «Нельзя!», - это не значит, что это Таня Белова этого не хочет. Нет! Это значит, что за это неизбежно придётся расплачиваться! А Таня не хочет, чтобы тебе пришлось расплачиваться. Потому, что Таня - расплачивается вместе с тобой…
Таня – та часть тебя, которой неимоверно больно, когда ты делаешь больно кому-то другому…
1
Теперь мне кажется, что мы за наши грехи проходим епитимьи здесь, на земле… Трусливо освободившись от своего креста, мы неизбежно взваливаем на себя чей-то чужой, от которого уже не уйти…
Все мы, как парашютисты в затяжном прыжке, исследуем что-то для человечества, чтобы определить грань дозволенного, грань, которую никогда и никому нельзя переходить.
Мне достался ты…
В «Евангелии от Иоанна» сказано: «Узнай истину, и стань свободным!» Только дойдя до конца, выдержав все испытания и невзгоды, можно обрести свободу, понять истину и избавиться от епитимии…
Я должна была понять тебя, и это можно было сделать наедине с тобой. Наедине – всё становилось на свои места. Ты был Иисусом, который звал за собой только тех, кто способен отречься от всего мира, ради великого дела! Да ты считал театр и врачевателем и духовником и местом отдуха и познания… Я знаю, что ты был тысячу раз прав!!! И люди, не любящие театр больше самого себя, люди не нужные театру – не должны работать в нём! Как не должны работать в больницах садисты и стяжатели.
Но как только между нами втискивался кто-либо другой – понимание исчезало…
Оно исчезало не тогда, когда сотни обличённых тобой бездарей выливали на тебя ушаты грязи, нет, оно исчезало, когда появлялись новые влюблённые в тебя. Не в театр, а в тебя…
Ну, что мне стоило тогда уйти, хлопнув дверью. Ан, нет! Хрен уйдёшь…
Это теперь я поняла, что должна была ощутить: что чувствует каждая женщина, когда у её любимого появляется новая возлюбленная? Должна была понять: почему так нельзя делать? Что происходит там, на небесах, когда любовь используют для какого-либо дела, когда её предают, убивают, когда шутят и смеются над ней?
2
Любовь может существовать без человека. Вот бывает, умрёт человек, а вдова любит его ещё много-много лет и любовь – живёт на свете без человека. Она посылается в небо и возвращается солнцем. А вот без любви – человек погибает… Ну, как прожить без солнца, без радости? Замёрзнешь и усохнешь.
Я понимаю, когда человек умирает… Своим уходом, он приносит любящим его людям, неимоверную боль. Люди плачут, не понимая: за что Бог лишил их любимого, за что забрал у него жизнь? Но, уйти, чтобы остаться жить?.. Жить с другой… Это женщинам - не понятно…
Те души, которые любили тебя, уходили умирать в страшных муках. Уходили далеко, как уходят умирать в долину смерти слоны…
Тела… Они ходят по земле, а той трепетной души, которая жила для тебя в них нет… С уходом любви, человек не меняется внешне, он меняется внутри.
Я слышу рыдания умирающей души, из меня вытекают её слёзы, но я не могу восстановить себя прежнюю. Что-то умерло во мне. Я инвалид, от которого отрезали самый важный кусок. Я вроде бы живу, но это не я. Я совсем другой человек, а может даже и не человек, а так... Образ… Воспоминанье… Я хожу по инерции, дышу – по инерции… Зачем? Не знаю… Я ничего не хочу. И самое страшное: если бы теперь ты кинулся к моим ногам, моля о любви, – ни ты, ни твоя любовь не были бы мне нужны.
3
Сейчас всё чаще говорят о том, что наступила эра Водолея. Время получения результатов - ускорилось. И каждый человек получит наказание за свои грехи здесь, на земле, а не на небесах…
Я думала: если каждой было так больно, как мне? А там, на страшном суде, каждый получит ту боль, которую принёс другим, то: как ты там вынесешь эту боль? Удесятерённую, упятидесятерённую?
А потом, я почувствовала, что выгнанным оставалось только замирать и помнить хорошее прошлое и не видеть настоящего, ибо, увидев его без тебя, без твоей любви, в душе не оставалось ничего, кроме того, чтобы возненавидеть и проклясть весь этот мир! Отца, за то, что натрахал такую уродку, недостойную твоей вечной любви; мать за то, что родила такую бездарь, не способную удержать любимого мужчину; амура – за то, что стреляет наобум, в кого ни попадя; учителей за то, что ничему не научили, чтобы сделать интересной своему мужчине до скончания веков; страну, в которой живут такие ненасытные мужчины; народ, способный предавать, а посему недостойный ни жизни на Земле, ни любви…
Сама их обманутая душа произвольно проклинала жизнь и взывала: к Богу, к умершим предкам, просила ангелов о помощи…
4
Кто доведёт тебя до золотых врат рая?
После твоего инсульта к нам приехал проповедник и рассказал, что Бог всегда предупреждает человека о том, что пора прекратить грешить, пора покаяться. Всегда! Обычно за 7 дней до того момента, когда нельзя уже будет вернуться назад.
Он рассказал о ноевом ковчеге, когда люди смеялись над Ноем и показывали на него пальцем, не желая верить пророчествам, не желая входить в ковчег, не желая каяться в своих грехах. А потом двери ковчега сами закрылись, и было время, когда люди были ещё на земле, были живы, здоровы, но уже нельзя было спастись. Больше не было для них возможности быть услышанными Богом. А когда стала прибывать вода, они хватались за борта ковчега, но срывались и гибли… Время покаяния=спасения прошло для них - навсегда…
5
Когда-то давно, в детстве маленький Максим обижался на меня за то, что я не очень крепко держала его за руку, когда мы переходили дорогу. Подходя к ней, он кричал: «Держи меня крепче!»
В тот роковой день (4.12.09) мне показалось, что я выпустила твою руку из своей… Умерла надежда и отчаяние победило мою любовь…
Ты вышел от меня и пошёл к помрежке, сел, забросив ноги на стул, и закурил, рассказывая что-то смешное… Для неё у тебя было смешное, для меня – ничего… Пустота…
Я отпустила твою руку, ощутив безысходность. Я впервые поверила в то, что ты никогда не изменишься, поверила в то, что ты никогда меня не полюбишь и никогда не перестанешь влюблять в себя тех, на ком никогда не женишься…
6
В ту ужасную ночь ты снял крестик и, подаренный мной медальон с целителем Пантелеймоном, вымыл голову, лёг на диван и уплыл…
Когда позвонила Тася, я не спала. Я писала одновременно четыре текста. О женщине, дающей тебе сигареты, которые убьют тебя; о молодом человеке, который обязательно предаст свою возлюбленную; о том, чего только не способны сделать для тебя твои женщины; и письмо Ющенко о налогах…
А потом я дежурила в больнице на лестнице под запертой дверью неврологического отделения, чтобы отдать тебе всё, что у меня есть…
Я писала в слезах: «Я знаю теперь точно: тебя нельзя понимать! Это противопоказано! Тебе можно только сочувствовать и говорить, что понимаешь! Что все вокруг сволочи, обижающие тебя, портящие всё, что ты делаешь. А ты – гений! Непризнанный, непонятый, поэтому в отместку всему миру творящий всё, что тебе заблагорассудится».
купив себе жизнь,
Сначала я писала: «Ты привык любить беззаветно! Влюбляться часто и постоянно совершать ради любимой подвиги! Много-много подвигов в виде «убийств» предыдущей возлюбленной. Каждый раз говорить: «Я ради тебя избавился ото всех. Ты – лучше всех! Взмывай на моих крыльях!» А потом отказываться и от этой, заменив её следующей любовью.
Ты говоришь, что после твоей смерти я буду писать мемуары…
Нет! Не буду! Писать нужно для тех, кого любишь, пока они ещё живы! Писать нужно для тех, кто ещё способен исправить свои ошибки… А ни одни мемуары не помогли ни одному умершему: не воскресили, не сделали его лучше… Очернили или приукрасили? Может быть. Но, что Богу до чьих-то преукрашательств? Бог перед страшным судом мемуаров – не читает...
Да, писатели могут сохранить о ком-то память. Но и люди-то книг сейчас не читают… Некому теперь учиться на чужих ошибках… И останется человек красивым или обгаженным - на бумаге. Останется - сам не собой, с собой - наедине… В полном забвении…
Я пишу тебе – живому и здоровому. И когда пишу: «Нельзя!», - это не значит, что это Таня Белова этого не хочет. Нет! Это значит, что за это неизбежно придётся расплачиваться! А Таня не хочет, чтобы тебе пришлось расплачиваться. Потому, что Таня - расплачивается вместе с тобой…
Таня – та часть тебя, которой неимоверно больно, когда ты делаешь больно кому-то другому…
1
Теперь мне кажется, что мы за наши грехи проходим епитимьи здесь, на земле… Трусливо освободившись от своего креста, мы неизбежно взваливаем на себя чей-то чужой, от которого уже не уйти…
Все мы, как парашютисты в затяжном прыжке, исследуем что-то для человечества, чтобы определить грань дозволенного, грань, которую никогда и никому нельзя переходить.
Мне достался ты…
В «Евангелии от Иоанна» сказано: «Узнай истину, и стань свободным!» Только дойдя до конца, выдержав все испытания и невзгоды, можно обрести свободу, понять истину и избавиться от епитимии…
Я должна была понять тебя, и это можно было сделать наедине с тобой. Наедине – всё становилось на свои места. Ты был Иисусом, который звал за собой только тех, кто способен отречься от всего мира, ради великого дела! Да ты считал театр и врачевателем и духовником и местом отдуха и познания… Я знаю, что ты был тысячу раз прав!!! И люди, не любящие театр больше самого себя, люди не нужные театру – не должны работать в нём! Как не должны работать в больницах садисты и стяжатели.
Но как только между нами втискивался кто-либо другой – понимание исчезало…
Оно исчезало не тогда, когда сотни обличённых тобой бездарей выливали на тебя ушаты грязи, нет, оно исчезало, когда появлялись новые влюблённые в тебя. Не в театр, а в тебя…
Ну, что мне стоило тогда уйти, хлопнув дверью. Ан, нет! Хрен уйдёшь…
Это теперь я поняла, что должна была ощутить: что чувствует каждая женщина, когда у её любимого появляется новая возлюбленная? Должна была понять: почему так нельзя делать? Что происходит там, на небесах, когда любовь используют для какого-либо дела, когда её предают, убивают, когда шутят и смеются над ней?
2
Любовь может существовать без человека. Вот бывает, умрёт человек, а вдова любит его ещё много-много лет и любовь – живёт на свете без человека. Она посылается в небо и возвращается солнцем. А вот без любви – человек погибает… Ну, как прожить без солнца, без радости? Замёрзнешь и усохнешь.
Я понимаю, когда человек умирает… Своим уходом, он приносит любящим его людям, неимоверную боль. Люди плачут, не понимая: за что Бог лишил их любимого, за что забрал у него жизнь? Но, уйти, чтобы остаться жить?.. Жить с другой… Это женщинам - не понятно…
Те души, которые любили тебя, уходили умирать в страшных муках. Уходили далеко, как уходят умирать в долину смерти слоны…
Тела… Они ходят по земле, а той трепетной души, которая жила для тебя в них нет… С уходом любви, человек не меняется внешне, он меняется внутри.
Я слышу рыдания умирающей души, из меня вытекают её слёзы, но я не могу восстановить себя прежнюю. Что-то умерло во мне. Я инвалид, от которого отрезали самый важный кусок. Я вроде бы живу, но это не я. Я совсем другой человек, а может даже и не человек, а так... Образ… Воспоминанье… Я хожу по инерции, дышу – по инерции… Зачем? Не знаю… Я ничего не хочу. И самое страшное: если бы теперь ты кинулся к моим ногам, моля о любви, – ни ты, ни твоя любовь не были бы мне нужны.
3
Сейчас всё чаще говорят о том, что наступила эра Водолея. Время получения результатов - ускорилось. И каждый человек получит наказание за свои грехи здесь, на земле, а не на небесах…
Я думала: если каждой было так больно, как мне? А там, на страшном суде, каждый получит ту боль, которую принёс другим, то: как ты там вынесешь эту боль? Удесятерённую, упятидесятерённую?
А потом, я почувствовала, что выгнанным оставалось только замирать и помнить хорошее прошлое и не видеть настоящего, ибо, увидев его без тебя, без твоей любви, в душе не оставалось ничего, кроме того, чтобы возненавидеть и проклясть весь этот мир! Отца, за то, что натрахал такую уродку, недостойную твоей вечной любви; мать за то, что родила такую бездарь, не способную удержать любимого мужчину; амура – за то, что стреляет наобум, в кого ни попадя; учителей за то, что ничему не научили, чтобы сделать интересной своему мужчине до скончания веков; страну, в которой живут такие ненасытные мужчины; народ, способный предавать, а посему недостойный ни жизни на Земле, ни любви…
Сама их обманутая душа произвольно проклинала жизнь и взывала: к Богу, к умершим предкам, просила ангелов о помощи…
4
Кто доведёт тебя до золотых врат рая?
После твоего инсульта к нам приехал проповедник и рассказал, что Бог всегда предупреждает человека о том, что пора прекратить грешить, пора покаяться. Всегда! Обычно за 7 дней до того момента, когда нельзя уже будет вернуться назад.
Он рассказал о ноевом ковчеге, когда люди смеялись над Ноем и показывали на него пальцем, не желая верить пророчествам, не желая входить в ковчег, не желая каяться в своих грехах. А потом двери ковчега сами закрылись, и было время, когда люди были ещё на земле, были живы, здоровы, но уже нельзя было спастись. Больше не было для них возможности быть услышанными Богом. А когда стала прибывать вода, они хватались за борта ковчега, но срывались и гибли… Время покаяния=спасения прошло для них - навсегда…
5
Когда-то давно, в детстве маленький Максим обижался на меня за то, что я не очень крепко держала его за руку, когда мы переходили дорогу. Подходя к ней, он кричал: «Держи меня крепче!»
В тот роковой день (4.12.09) мне показалось, что я выпустила твою руку из своей… Умерла надежда и отчаяние победило мою любовь…
Ты вышел от меня и пошёл к помрежке, сел, забросив ноги на стул, и закурил, рассказывая что-то смешное… Для неё у тебя было смешное, для меня – ничего… Пустота…
Я отпустила твою руку, ощутив безысходность. Я впервые поверила в то, что ты никогда не изменишься, поверила в то, что ты никогда меня не полюбишь и никогда не перестанешь влюблять в себя тех, на ком никогда не женишься…
6
В ту ужасную ночь ты снял крестик и, подаренный мной медальон с целителем Пантелеймоном, вымыл голову, лёг на диван и уплыл…
Когда позвонила Тася, я не спала. Я писала одновременно четыре текста. О женщине, дающей тебе сигареты, которые убьют тебя; о молодом человеке, который обязательно предаст свою возлюбленную; о том, чего только не способны сделать для тебя твои женщины; и письмо Ющенко о налогах…
А потом я дежурила в больнице на лестнице под запертой дверью неврологического отделения, чтобы отдать тебе всё, что у меня есть…
Я писала в слезах: «Я знаю теперь точно: тебя нельзя понимать! Это противопоказано! Тебе можно только сочувствовать и говорить, что понимаешь! Что все вокруг сволочи, обижающие тебя, портящие всё, что ты делаешь. А ты – гений! Непризнанный, непонятый, поэтому в отместку всему миру творящий всё, что тебе заблагорассудится».
купив себе жизнь,
Сначала я писала: «Ты привык любить беззаветно! Влюбляться часто и постоянно совершать ради любимой подвиги! Много-много подвигов в виде «убийств» предыдущей возлюбленной. Каждый раз говорить: «Я ради тебя избавился ото всех. Ты – лучше всех! Взмывай на моих крыльях!» А потом отказываться и от этой, заменив её следующей любовью.
Нет комментариев. Ваш будет первым!