Подтверждение красоты

[Скрыть] Регистрационный номер 0372216 выдан для произведения:      Эта подборка Дмитрия Гавриленко включает девять стихотворений. В самом коротком из них – одиннадцать строк, в наиболее длинном – тридцать шесть. Стихи опубликованы во втором номере альманаха «Юность плюс» за 2005 год. В издании, вышедшем тиражом тысячу экземпляров, двести семьдесят одна страница большого формата. Подборка иллюстрирована Олесей Залетовой. Открывается стихотворением «Бывает на свете приют бесприютный…». Антонимическое сочетание слов в первой строчке соответствует духу всей подборки. Его смысл раскрывается постепенно, обрастая яркими подробностями. Сначала перед нами «угол жилой, что совсем без угла». Здесь тоже ощущается противопоставление, за образом уже встаёт конкретность, а именно: птичье гнездо. Поэтический приём обрастает живописными реалиями, хотя птица получила эпитет «райская», причём он не мешает ей быть и «звонкоголосой». Глагол «приютиться» получил в тексте оттенок условности благодаря словосочетанию «могла бы», но в земном, конкретном выражении: «Птенцов бы повывела и сберегла».
     Что же мешает воплощению счастья в традиционном его понимании? Птица воспевает забытый край, в то время как желанный уголок оплетают «пустоты кружева». Эту очень необычную антонимическую пару усиливает трагическая нота: «угол жилой без угла» по-прежнему существует, да вот «вершина уже нежива». То есть для семьи и радости мало приюта, необходимо нечто более значимое. Здесь же «остались от кроны лишь тихие звоны», дерево засыхает. Расплодившиеся вороны не могут его спасти, их не интересуют личинки и вредители древесины. В результате появилась последняя, весьма многозначительная строчка: «А серые разве его сохранят?». Каждый волен сам решать, есть ли здесь параллель с судьбой страны или только частный случай с «райской птицей», вознесённый поэтом на высокую ступень обобщения.
     И в других стихотворениях умение автора мыслить и глубоко чувствовать бросается в глаза. Я думаю, не случайно иллюстрация Олеси Залетовой относится к «Зелёной речке Незнайке…»: та же тревога за родную природу и её нескончаемую красоту. Антонимическая суть образов доведена до совершенства. Эпитет «зелёная» ярче всего говорит о Незнайке, хотя по традиции даже к малым речушкам применяют другие красочные прилагательные. Свежее слово более колоритно раскрывает тему. Сразу перед глазами встаёт ивняк по берегам, волны с зеленоватым отливом, стрекозы в воздухе… Незнайка в восприятии Дмитрия Гавриленко имеет общее с деревьями как часть дорогого ему мира природы, но проблемы водоёма глубже:
Зеленую речку Незнайку
Не бросишь, как дерево, в печь.                                                                                                                                                                               
     И дерево, и речка одинаково нуждаются в мудрой помощи человека. Поэт Ирина Антонова так написала в своих «Размышлениях о речке Незнайке»: «Я стала присматриваться к ней, стоило увидеть мою знакомую. Да, вода в ней зеленоватая даже там, где ей удавалось вырваться из древесных объятий. По берегам кое-где валялись сухие ветки да трухлявая древесина. По частям в печи исчезает не только полено, но и дерево. Речку по капельке не удастся использовать: она либо вся служит человеку, либо погибает от его невнимательности ("...Не бросишь, как дерево, в печь")». С такими словами я солидарна. Первая строчка повторяется в тексте с косметическими изменениями десять раз, но и попадает она по образной нагрузке «в десяточку».
     При насыщенности метафорами, философскими обобщениями Дмитрий Гавриленко обеспечил свой поэтический мир знакомыми всем предметами, осветив их с неожиданной стороны. Одно из небольших стихотворений (двенадцать строк) начинается так:
Я все позабытое слышу.
Созрели тяжелые сливы
И падают гулко на крышу
К ногам лопухов и крапивы.
     Меня поразило слово «гулко», как и создаваемый им образ. Звуки «у-йу-у-у-у» как бы доносят эхо этих падений. Метафоры в последней строчке - неожиданные и при этом полностью оправданные. «К ногам» - это значит, на землю, то есть падают с максимальной высоты. Такое падение по гулкости своей равноценно удару о крышу вне зависимости от того, сделана она из железа или шифера. Человеческая память отсеивает ненужное ей, хранит в дальних закромах. В данном случае лучше поэта не скажешь: «Я всё позабытое слышу». Я бы оценила эффективность художественного приёма в четверостишии по числу звуков «у» - на пять.   
     Даёт он о себе знать и в стихотворениях о любви, вошедших в подборку. Вот совсем коротенькое о лирическом герое и его возлюбленной, преодолевающих зимнюю непогоду в лесу на лошади, инстинкт которой может вывести в конце концов к избушке. Надеждой на такой исход заканчивается текст:
Скоро будем, любимая, в ней
Губы греть у дымящейся кружки,
Становясь и теплей, и сильней.
     «Губы греть» вовсе не метафора здесь - это образ, мастерски построенный на аллитерации. В нём – сила ненастья и мечты о горячей кружке, дающей тепло, когда «ветер воет…, надувая сугробы». Тут «у-у» сродни голосу метели, встретившей на своём пути «лапы сосен». Его подхватывает внутренняя рифма «пушка-опушка», как бы усиливающая вой непогоды. Одиннадцати строк хватило Дмитрию Гавриленко для создания законченной картины заснеженного пути, препятствующего счастью двух близких людей.
     Теме любви посвящено и одно из самых объёмных стихотворений в подборке. Оно имеет название «Возвращение», остальные – с тремя звёздочками. Объединяет с соседями близость темы дороги и цепкий взгляд автора на подробности. Прежнее счастье с возлюбленной – в первых четырёх строчках. Возвращение к нему – короткая дорога, «последние метры». Поистине, нет ничего длиннее такого короткого пути! Зовёт «свет сквозь вечернюю мглу», знакомые песни «тёплых ветров». Но открываются лирическому герою и иные детали: «дырявые тени», «заборная доска», «слабый голос»… Измена красавицы, целующей нового друга:
На пороге двусмысленной славы,
Как за пазухой Бога, лежит,
А над ними,  как страж многоглавый,
Вяз раскинул взволнованно щит.   
     В четверостишии употреблено сразу два сравнения («как за пазухой Бога», «как страж многоглавый»). Они, дополняя друг друга, развивают смысл, заложенный автором. Крона вяза, шумящего листвой, превратилась в щит для двоих. Все взволнованны, но одни – страстью, а гость – «сокрушён коварством». Вступает в свои права антитеза, без которой невозможно представить себе творчество поэта. Предыдущим сравнениям противопоставлено третье: измена… «как волчья натура, темна». Оценка лирического героя будто бы вступает в конфликт с самой природой, представленной деревом. Не зря обращением к нему заканчивается стихотворение:
Не увядшую ветку сирени
Пронесу до вокзала в руке.
Ты – прощай, их защитник смиренный,
В неуютном пустом городке.  
     Возвращение стало для героя двойным: раздвоение явления на глазах читателя превратилось в новую метафору, скрепившую остальные образы. Сначала он возвращался к любимой, затем – на вокзал. А в философской лирике Дмитрия Гавриленко методы создания художественного образа обрели свою законченность. Насыщенные антитезами, они в полной мере обнажили красоту мира и человека, возможность их гармонии. Прочитайте хотя бы «Я спрятался в дожде…». Л. Н. Толстой когда-то отыскал «лирическую дерзость» в стихах Фета, я её воочию увидела здесь:
В душе моей шумит широкий дождь,
В дожде шумит душа, дыша над ухом.
     Повтор звука «ш» удачен тем, что передаёт шум дождя в камышах - широкого, потому что для него в природе нет преград. Дождь представляется автору живым существом, отсюда появилось уточнение «в дожде шумит душа…». Если он способен звучать, то предположение о его одухотворённости выглядит естественным, как и связь с рекой и человеком. Вообще имеет смысл говорить о естественности поэтических находок автора, их земной, своеобычной прелести. Душа и дождь схожи не только фонетически, начинаясь на одну и ту же согласную букву. Их объединяют общие «для мира дольнего» взаимосвязи.
     Гармонию и красоту Дмитрий Гавриленко воспринимает через облик женщины, сложившийся в искусстве за многие века. Красота способна заменить гармонию, затмить её, даже обезличить, потому что она всегда конкретна в любых проявлениях. Но и неприятностей, доставшихся от общества и истории, хватает женщине с лихвой:
Перси, плечи - и все на века
Уцененное пыльной планетой.
Если место рожденья – река,
Легче легкого быть неодетой…
(«Нет гармонии – есть красота»).  
      «Исчезнувший праязык» не стал препятствием для понимания поэтом долетевшего из древней эпохи шёпота. Слова искусства не имеют преград для тех, кто в состоянии их воспринимать. Коварство, изменчивость времени не в силах совладать с понятием красоты, не может исковеркать, исказить его. Поэт подобрал колоритные слова: «уценённое всё». Красоте это не страшно: она в любых условиях остаётся сама собой.  
     Завершается подборка стихотворением «А хорошо звездой далёкой быть…», ставшим теперь остро актуальным. Антитеза - основа этих строк, не имеющих рифм (единственное в подборке Дмитрия Гавриленко). Мечта объясняется её неискоренимой привлекательностью: «Стать полноправной частью мирозданья, На зависть людям с неба засиять». Вековечному стремлению к «звёздности», по мысли поэта, мешает «мелочь жизни», поскольку «Она, невзгод скрывая темноту, Одновременно заслоняет небо». Самое большое стихотворение посвящено Великой Отечественной войне, оно заслуживает отдельного рассмотрения. Вообще я заметила, что для каждого произведения в этой подборке характерны самобытная образность и искренность. Причём качество их я бы назвала классическим, настолько ярко оно выражено.
Ксения Павловна ПЕТРОВА,
21 января 2017 года