О тормозящей критике

О серванте и Сервантесе

Дорога. Этим единственным словом великий художник прошлого изобразил… дорогу. Вероятно, он мог бы сделать изображение и ярким и оригинальным, но счел это излишним.

Кажется, Флобер восхищался таким описанием… дороги. Французский писатель, говорил, что оно дает наибольший простор воображению. В нем каждый увидит свою дорогу.

И, подавленный большими именами, любой самый терситообразный критик признает это естественное право искусства… Право – называть. Его сущностную функцию – номинативную. Как Бог, как Адам, как ребенок – поэт называет вещи своими именами. Если же он не в состоянии сделать этого – он не поэт. Он еще зародыш или уже мертворожденный младенец. Номинативная функция рождает диалог: автор называет, читатель отгадывает.

Но, по мнению большинства критиков стихи должны быть красивыми и формально и содержательно. То есть критику мало дороги… ему обязательно нужна особая дорога. Зачем ради «неособой» тратить божественные минуты читательского внимания? То же и в плане формы. Все рифмы должны быть особыми или по крайней мере, должны быть рифмами.

Так или иначе, большинство критиков требуют от текста, чтоб он хоть чем-нибудь сверкал.

И если такие критики не увидят блеска, то и не задумаются над вопросом, что хотел сказать автор. И, действительно, зачем этот вопрос, если стихотворение не удалось, «потому, что я не увидел в нем красоты» - скажет невозмутимый критик.

О субъективности и памятниках

Практически все сферы человеческой деятельности субъективны. Женщина, которая заморочит всех продавцов поиском серой плитки, в конце концов укажет на бледно-голубую со словами: «так вот же серая, почему вы мне ее сразу не показали?» Ученый физик, изучая молекулы под микроскопом вдруг обнаружит, что они как-то странно себя ведут оттого, что на них… смотрят. Ну а поэзия – сфера суперсубъективная. Автор рисует свой мир. Облака рубиновые… темь бородавчатую… ну или хоть утес на груди которого ночует тучка… И спрашивается для чего? Для того, что маститый критик Пеньков ему дал объективную оценку?

В случае отрицательной оценки критика будет такой:

1.« у вас тексты с глубоким смыслом…» - это субъективная часть их критики, если вкратце… да впрочем, скорее не вкратце, а по сути.

2. «но, это не стихи (либо, у вас большие проблемы со стихосложением)…» и далее критик, если снизойдет, то со свойственным ему авторитетом безаппеляционным тоном изложит суть вашей проблемы. Это будет объективной частью их критики

Любопытно, что в случае положительной критики первый пункт принципиально не изменится.

Но ведь гораздо ценнее для автора критика, в которой пытаются прочувствовать его мир, понять. Это, по сути, эссеистическая критика. Так художники-передвижники были очень благодарны Всеволоду Гаршину за то, что тот точно и художественно излагал свои впечатления от их картин, будь то в личном письме, или в опубликованной в журнале статье.

И напротив если в критическом отзыве нет места личным впечатления, а вместо этого, как у Полевого, критиковавшего «Бориса Годунова» сделан резкий акцент на литературные нормы, то это, увы, не критика, это… литературный памятник. Эта критика является не более чем атрибутом эпохи, хранящим ее достижения и заблуждения.

Я считаю, что объективной в критике должна быть только формообразующая часть, а это во-первых рассмотрение всех возможных аспектов произведения и формальных и содержательных, и во-вторых беспристрастный тон. Субъективная сторона критики – живая мысль. Если критик похвально отозвался о тексте, но текст его по-настоящему не тронул, то это рано или поздно станет очевидно и автору и тем, кто с этой критикой знаком.

О гениальном читателе и проблеме восприятия

Помню как на сайте Стихи.ру. два автора, возглавлявшие рейтинг, отбивались от критиков. Из-под пера одного из них вышло следующее изречение:

«Поэт там плох, читатель где бездарен».

Любопытная строка, в которой слышится «поэтам блох», и в которой автор сильным лирическим рывком ставит критиков на место.

Но как бы я не смеялся тогда и теперь, я вынужден признать за автором долю правоты.

От читателя тоже кое-что требуется помимо внимания. Это хорошо видно по восприятию прозы. Когда она кажется «длинной и скучной»… Нить повествования вдруг покидает читателя и он даже при самом радушном отношении к автору не может принять произведение, пока… не поймает нить снова. Для этого нужны и усилия и высокая потребность.

Известной писательнице Ольге Славниковой один читатель сказал, что от чтения ее романа можно уснуть, на что она ответила: «а потом можно проснуться и читать дальше». Чувство скуки при чтении серьезного произведения хорошо знакомо и мне.

Читая роман «Гений» Теодора Драйзера, я ужасался тем, что в нем около 700 страниц мелким шрифтом — так было до тех пор пока я не дошел до половины. В итоге на первые 350 страниц у меня ушло больше года — только потому, что я постоянно терял интерес к роману... Вторую часть я прочел не более чем за месяц. А делал бы я над собой подобные усилия, если бы это был роман неизвестного современного писателя? Не знаю.

Проблема восприятия серьезной прозы состоит в том, что в ней автор пытается не позабавить читателя, а передать информацию, или даже не передать, а вскрыть ее в читателе, сыграть с ним в ментальные шахматы, в котором вместо черно-белой доски, темные и светлые пятна памяти, вместо фигур люди (знакомые и малознакомые), вместо маневров — реальные эпизоды жизни.

Проблема восприятия серьезной поэзии в том, что иногда сложно подобрать ракурс, с которого текст стал бы простым и понятным. К примеру читателя может возмутить отсутствие рифмы в... верлибре и это может помешать ему оценить главное — смысл.

О поэта-оборотнях и о формуле: «Ты — мне, я — тебе»

Отчасти проблема современной поэзии состоит в том, что стало очень много авторов. Еще в первой половине двадцатого века Мандельштам написал статью «Армия поэтов». А сейчас их уже похоже хватит на целый фронт. Только на Стихи.ру зарегистрировано около 430 тысяч авторов...

Процент пишущих стихи постоянно увеличивается, каждый второй помещает в интернете свой 19-летний бред, а процент интересующихся поэзией и эфир, который занимает поэзия остаются прежними ли даже уменьшаются. К примеру на 5 радиостанциях только час в неделю уделяется передаче, посвященной поэзии.

В таких условиях невольно начинаешь сравнивать поэтов с динозаврами парка Юрского периода, которые стали гибнуть от того, что их оказалось слишком много на маленьком пространстве.

Вот и приходится самим читать... себя. Себя в юности, себя в старости, себя, пишущего плохо... себя пишущего чуть лучше. И именно среди поэтов попадаются самые злобные и некорректные критики.

Часто поэты-критики не прощают авторам тех ошибок, которые допускают сами, но, видимо, еще чаще не прощают тех ошибок, которых сами научились избегать. Поэтам хочется верить в то, что они не зря пишут стихи, что их хвалят честно, что они, действительно что-то умеют. Поэтому им важно видеть свой рост на фоне других. Они сами еще пишут, они — работяги, которые еще не до конца уверенны в себе, которые ругая вас, ругают себя, может быть даже не отдавая в себе этом отчета.

Их надо понять и простить, а им надо делать над собой бОльшие, чем рядовому читателю усилия над собой, чтобы суметь непредвзято оценить стихотворение ближнего своего...

Между поэтами существует особая этика, выражаемая формулой: «ты — мне, я — тебе». Ты читаешь стихи поэта А, критикуешь их, потом поэт А жаждет откритиковать тебя. Или же поэт А мудро молчит, ему на выручку приходит поэт Б и начинает критиковать тебя. Или такой вариант: поэт А мудро молчит, ему на выручку приходят поэты Б, Ц, Д, Е, Ф, Ж и пр.... и вместе изничтожают тебя.

На тему этики у меня есть один любопытный случай.

Один поэт за то, что я похвалил его стих, похвалил мой. Я ему в ответ написал, что стих я переделал и скоро выложу обновленный вариант. Спустя день он мне пишет что-то вроде: «теперь ваш стих стал еще лучше...». Ну а когда я все-таки выложил новый вариант и сказал ему об этом, он как-то сразу потерялся.

Понятно, что не прочтя стих, или прочтя его половину раза не следует его сразу хвалить или ругать. Глупо об этом говорить, но, к сожалению, приходится.

Кому нужна такая критика?

Отрицательная критика бывает такой:

«Совершенно непонятное произведение...»

или

Объясните одной строкой, о чём это произведение...»

или

«Обоснованной критики не будет, потому как нет предмета обоснования..»

После нее можно даже задуматься над тем, что же такое предмет обоснования...

Поэтому прежде чем оставить критический отзыв на произведение, задумайтесь над простым вопросом: «А кому это надо?» Вам? Автору?

Критика, касающаяся, прежде всего, формы, многими ошибочно воспринимается как «объективная», но, на самом деле, она косная и тормозящая.

Критик пишет — «у вас плохие рифмы: «столбы-любви» и т. д. И после вывод: стихотворение неудачно. Но может быть кроме рифм есть что-то еще?

А ведь настоящая объективность, как сказано выше, в целостности оценки стиха, а не в отсутствии «субъективности». В итоге, поэт после такой критики может запутаться... Вместо того, чтобы выражать «свое», он начнет зацикливаться на рифмах... И начнет писать для того, чтобы его похвалили...

Для похвалы же достаточно использовать несколько общих фраз о музыкальности стиха, о мотивах, о подлинности поэтического переживания. При похвале не в интернете, а в Лито, то еще нужно будет сделать честные глаза.

А вот при восприятии серьезного стихотворения, критику нередко приходиться напрягаться, чтобы понять.

При этом в стихотворении может сбиваться размер, потому, что этого требует ритм, может сбиться ритм при смене интонации. Может смениться интонация, обнажая некоторый диссонанс в мировоззрении автора. Стих для него не красивая статуэтка, а некое пространство — комната, сад, поле — нечто большее чем он сам.

Все это границы формы поэтического мира и не более.