Помочь сайту
Поздравления
Древнее плетение словес и современная литература
30 июня 2015 -
Владимир Радимиров
Термин «плетение словес» в литературоведении относят к средневековой русской литературе, преимущественно религиозной, появившейся в 14 веке. Это начало роста русского самосознания, униженного и задавленного татарским игом. Переводя литературоведческую абракадабру на нормальный понятный всем язык, можно сказать, что «плетение словес» представляло собой ритмически организованную прозу. Её особенностями также были богатство языка и особый эмоциональный заряд, вкладываемый автором в текст.
Позже стиль «плетения» или «витья словес» выродился в нечто громоздкое и малопонятное. Вычурная конструкция словесности задавила саму себя. В словаре Ожегова об этом стиле мы можем прочесть следующее, это: болтология, горлобесие, красивые слова, краснобайство, празднословие, пустозвонство, пустословие, слова, словеса, словоблудие, словоизвержение, сотрясение воздуха, суесловие, тары-бары, тары-бары-растабары, треп, трепология, трепотня, фраза, фразеология, фразы, языкоблудие...
Вот к чему привел отрыв манеры изложения своих мыслей от «живаго великорусского языка». Но! Сам этот стиль родился вовсе не на пустом месте. Он имел более обширное основание в народном языке. Сказки, пословицы, шутки, прибаутки, частушки – вот истинный источник этого искусственного и нежизнеспособного стиля. Народ, образно выражая свои мысли, своё отношение к окружающей действительности, был по-настоящему поэтичен. Он был действительно образен, т.е. вкладывал в минимальный объём максимум смысла. «Сыта свинья – а всё жрёт, богат мужик – а всё копит», «У нашего Егорки глаз шибко зоркий, одна беда – глядит не туда», «Трутни горазды на плутни», «У кривой Натальи все люди канальи» – подобные блестящие образчики целых смысловых пластов, не требующих пространного вербального изложения, очень характерны именно для народной речи.
Это тоже плетение словес. Причём настоящее, в своей простоте и реальной привязке к повседневной жизни истинно гениальное. «Кто много баит, тот смысла не знает», «Кто много баит – того слушать не подобаит» – верно заметил неизвестный балагур, наблюдая образованных краснобаев.
И он был прав! Понаблюдайте за всеми этими современными горбачёвыми, медведевыми, жириновскими, чубайсами – и вы убедитесь, что их слова, потоком извергаемые из центров логики и вербального порядка, мало чего стоят. Пока они разматывают свой словесный клубок, мастер устного народного творчества уже сказал бы: «Нижет строка в строку, да в строках нету толку», или «В слепом царстве и кривой король». А ещё: «Речист, да на руку нечист».
Такие мастера были на Руси всегда. Естественно, ни светская, ни духовная власть их не любила. Скоморохи и затейники испокон веку были у власти на подозрении, потому что ёмко выражали протест народа против узаконенной и освящённой попами несправедливости. «Законы святы, да законники супостаты», «Где заповедь, там и преступление», «Всё по новому, а когда ж по правому!», «Близко церкви, да далеко от бога»… Или ещё: «Каждый год волк линяет, да привычек не переменяет» или «Были встарь сосуды деревянны, попы золотые, а ныне сосуды золотые, а попы деревянные». А также: «Кто попу не сын – тот сукин сын» да «Не тому богу попы наши молятся».
Какой же власти такое понравится!
Конечно, остроумные люди и себя не жалели. «Всякий гад на свой лад», «Всяк по своему, да никто по божьему», «У всякого Гришки свои делишки».
Вот эти-то безымянные острословы, эти песенники и сочинители сказок и былин сквозь тьму веков и несли из поколения в поколение традицию образного ритмического слова. Они истинные мастера изощрённого плетения словес, а не лукавые проповедники, заблудившиеся в своих мутных толках окончательно и бесповоротно.
Великая русская классическая литература унаследовала многое из этой неиссякаемой традиции. Пушкин, Гоголь, Горький, Булгаков… Это полуторавековая история русской литературы, её золотой и серебряный век. Они писали не просто прозу. Их проза при внимательном вчитывании обнаруживает скрытый ритм. Она прекрасно читается, прекрасно слушается. В неё, как жемчужины, вставлены рифмы (в основном ассонансные, когда совпадают ударные гласные). Эти рассыпанные там и тут рифмы, подобно скелету, удерживают словесную конструкцию в гармоничном порядке.
Вот текст Пушкина из повести «Выстрел»: «… Один только человЕк принадлежал нашему Обществу, не будучи воЕнным. Ему было около тридцати пяти лЕт, и мы за то почитали его старикОм. Опытность давала ему перед нАми многие преимУщества; к тому же его обыкновенная угрЮмость, крутой нрАв и злой язЫк имели сильное влияние на наши молодЫе умЫ. Какая-то таИнственность окружАла его судьбУ; он казАлся рУсским, а носил инострАнное Имя. Некогда он служил в гусАрах, и даже счАстливо; никто не знАл причИны, побудИвшей его вЫйти в отстАвку и поселИться в бЕдном местЕчке, где жИл он вмЕсте и бЕдно и расточИтельно: ходИл вЕчно пешкОм, в изнОшенном чЁрном сюртукЕ, а держАл открытый стОл для всех офицЕров нАшего полкА. ПрАвда, обЕд его состоЯл из двУх или трёх блЮд, изгОтовленных отставным солдАтом, но шампАнское лилОсь при тОм рекОю. НиктО не знАл ни его состоЯния, ни его дохОдов, и никтО не осмеливался о тОм его спрАшивать. У него водИлись кнИги, бОльшей чАстью воЕнные, да ромАны. Он охОтно давАл их читАть, никогдА не трЕбуя их назАд; зато никогдА не возвращАл хозЯину книги, им зАнятой. Главное упражнЕние его состоЯло в стрельбЕ из пистолЕта. СтЕны его кОмнаты были все истОчены пулями, все в сквАжинах, как сОты пчелИные. БогАтое собрАние пистолЕтов было едИнственной рОскошью бЕдной мАзанки, где он жИл…»
Пушкин – гениальный поэт, и его поразительная поэтичность явственно проступает даже в прозаических его произведениях. Практически все слова (все!!!) связаны с каким-либо другим словом или словами созвучием ударных гласных, что создаёт неповторимое ощущение лёгкости слога и его особой гармоничности. В связках «переплетаемых словес» нет чёткой последовательности, совершенно не чувствуется какой-либо натянутости, механистичности – это самый настоящий экспромт, рождаемый гениальным вдохновением поэта. Буквально все предложения имеют связку созвучиями с предыдущими и последующими предложениями, очень часто двойную и даже тройную. Некоторые связываются даже через предложение. Часто используемый приём – чередование ударных гласных в веренице рядом стоящих слов. Это покажется удивительным, но в тексте практически нет слов без соответсвующей пары или даже группы, объединённых созвучными ударными гласными. Нет одиноких слов. Воистину, это высший класс гармоничности прозы.
А вот Горький, отрывок из его рассказа «Город Жёлтого Дьявола»: «… МассИвная фигура брОнзовой женщины покрЫта с ног до головЫ зелЁной Окисью. ХолОдное лицО слепо смОтрит сквозь тумАн в пустыню океАна, точно брОнза ждЁт сОлнца, чтобы онО оживИло её мЁртвые глазА. Под ногАми СвобОды – мАло землИ, она кАжется поднЯвшейся из океАна, пьедестАл еЁ – как застывшие вОлны. Её рукА, высокО пОднятая над океАном и мАчтами судОв, придаЁт пОзе гОрдое величие и красоту. Кажется – вОт фАкел в крепко сжАтых пАльцах Ярко вспЫхнет, разгОнит серый дЫм, и щедро обольЁт всё кругОм горЯчим, рАдостным светом.
А кругОм ничтОжного кускА землИ, на котОром онА стоИт, скользЯт по водЕ океАна, как допотОпные чудОвища, огрОмные желЕзные судА, мелькАют, точно голОдные хищники, мАленькие катерА. РевУт сирены, подобно голосАм скАзочных гигАнтов, раздаЮтся сердИтые свИстки, гремЯт цЕпи якорЕй, сурОво плЕщут вОлны океАна.
ВсЁ кругОм бежИт, стремИтся, вздрАгивает напряжЁнно. ВинтЫ и колЁса парохОдов тороплИво бьют вОду – она покрЫта грязной пЕной, изрЕзана морщИнами.
И кАжется, что всЁ – желЕзо, кАмни, водА, дЕрево – полнО протЕста против жизни без сОлнца, без пЕсен и счАстья, в пленУ тяжЁлого трудА. Всё стОнет, вОет, скрежЕщет, повинУясь вОле какОй-то тайной силы, враждЕбной человЕку…»
Слог Горького энергетически насыщен. Это мощная проза, сплошь прошитая россыпями созвучий, так что кажется – ещё чуть-чуть, и проза волшебным образом превратится в поэзию. Но это чуть не происходит: проза остаётся прозой, завораживающей и сочной, заставляющей читать себя с трудно осмысливаемым удовольствием. Горький щедр на эпитеты, они у него обязательно имеют рифму то с существительными, то с глаголами. Всё это пересыпано как бы в беспорядке, словно автор не желал слишком уж явной поэтизации. Это вполне ему удалось: стиль повествования лишён пушкинской лёгкости, он более тяжеловесен, и совершенно по-горьковски оригинален. У Горького практически нет несвязанных созвучием слов – все они в деле: слова, как в одном предложении, так и в соседних, связаны ударными гласными, подобно словесному ковру. Стиль писателя по-настоящему талантлив и наверное близок к гениальному.
Булгаков, «Мастер и Маргарита»: «… В бЕлом плащЕ с кровАвым подбОем, шАркающей кавалерИйской похОдкой, рАнним утром четЫрнадцатого числА весеннЕго мЕсяца нисАна в крЫтую колоннАду между двумЯ крЫльями дворцА Ирода ВелИкого вЫшел прокурАтор ИудЕи ПОнтий ПилАт.
БОлее всегО на свЕте прокурАтор ненавИдел зАпах рОзового маслА, и всё тепЕрь предвещАло нехорОший дЕнь, так как зАпах Этот начал преслЕдовать прокурАтора с рассвЕта. ПрокурАтору казАлось, что розовый запАх источАют кипарисы и пАльмы в саду, что к зАпаху от кожаного снаряжЕния и пОта от конвОя примешивается проклЯтая рОзовая струЯ. От флигелЕй в тылу дворцА, где расположИлась пришЕдшая с прокурАтором в ЕршалаИм пЕрвая когОрта ДвенАдцатого МолниенОсного легиОна, заносИло дымкОм в колоннАду через вЕрхнюю площАдку сАда, и к горьковАтому дЫму, свидЕтельствовавшему о том, что кашевАры в кентУриях начали готОвить обед, примЕшивался всё тОт же жИрный рОзовый дУх…»
Великолепный высокохудожественный стиль Булгакова не оставляет никаких сомнений в его потрясающей талантливости. Его текст буквально сплошь соткан из созвучий. Даже некоторая с позволения сказать великоватость отдельных предложений ничуть не кажется неудобочитаемой именно из-за умелого жонглирования созвучиями. Все предложения связаны с предыдущими и последующими, и даже через одно. Внутри каждое предложение идеально сгармонизировано по звучанию, лишних, «забытых» слов нет вообще. Используются спаренные созвучия. Это именно проза, и даже нет намёка на какую-то поэтичность произведения, но проза эта – высший класс. Воистину, Булгаков – Мастер.
Но не только признанные мастера занимались, сами того, возможно, не зная древним плетением словес. Оказывается, любая художественная проза, в отличие от опусов двоечников, имеет эту гармонически-ритмическую составляющую. Даже детективы.
Прочитаем отрывок из повести Сергея Высоцкого «Пунктирная линия»: «Когда пОздним вечером КорнИлов вЫшел из машИны, у него было только однО желАние – поскорее добрАться до дУша и встать под горЯчую тугУю струЮ.
В почтОвом Ящике чтО-то белЕло. «НавЕрное, женА ещё не вынималА «ВечЁрку», – подумал Игорь Васильевич. Но тАм оказАлось письмО. МашинАльно, даже не посмотрев на нЕго, Корнилов сУнул письмо в кармАн и только после дУша, принЕсшего облегчЕние, вспОмнил о нЁм. ТепЕрь он разглядЕл, что на конвЕрте нЕт почтовых штАмпов. ЗнАчит, корреспондЕнт сАм принёс его и брОсил в Ящик. Так бывАло уже не рАз. Люди каким-то Образом узнавАли его Адрес, посылАли пИсьма по пОчте, приносили сАми. ЖАлобы, прОсьбы помОчь, образУмить отбИвшихся от рУк детей, анонИмки…»
Как видим, и здесь имеется ритмичность повествования. Конечно, поэтичностью тут, как говорится, и не пахнет, жанр не тот, но… факт остаётся фактом: ударные (и даже неударные) гласные связывают как слова в отдельных предложениях, так и сами предложения.
Получается, что любая профессиональная проза обязана иметь в себе элементы плетения словес. Вот доклады и отчёты не обязаны, поэтому их никто и не слушает. Тогда понятна та власть хороших ораторов на аудиторию, которую никто, я думаю, не будет оспаривать. Их, ораторов, речь – суть гармонизированные звуки, издаваемые энергетически переполненным субъектом. Это род словесной магии, завораживающей слушателей силой и совершенством.
То же, естественно, относится и к литературе. Учитесь, дорогие коллеги-литераторы, ритмично и с чувством кодировать свои мысли. Они будут сильно звучать! Успехов вам в этом трудном деле, и не забывайте – прекрасная форма должна быть насыщена не менее значимым смыслом! С Богом!
Позже стиль «плетения» или «витья словес» выродился в нечто громоздкое и малопонятное. Вычурная конструкция словесности задавила саму себя. В словаре Ожегова об этом стиле мы можем прочесть следующее, это: болтология, горлобесие, красивые слова, краснобайство, празднословие, пустозвонство, пустословие, слова, словеса, словоблудие, словоизвержение, сотрясение воздуха, суесловие, тары-бары, тары-бары-растабары, треп, трепология, трепотня, фраза, фразеология, фразы, языкоблудие...
Вот к чему привел отрыв манеры изложения своих мыслей от «живаго великорусского языка». Но! Сам этот стиль родился вовсе не на пустом месте. Он имел более обширное основание в народном языке. Сказки, пословицы, шутки, прибаутки, частушки – вот истинный источник этого искусственного и нежизнеспособного стиля. Народ, образно выражая свои мысли, своё отношение к окружающей действительности, был по-настоящему поэтичен. Он был действительно образен, т.е. вкладывал в минимальный объём максимум смысла. «Сыта свинья – а всё жрёт, богат мужик – а всё копит», «У нашего Егорки глаз шибко зоркий, одна беда – глядит не туда», «Трутни горазды на плутни», «У кривой Натальи все люди канальи» – подобные блестящие образчики целых смысловых пластов, не требующих пространного вербального изложения, очень характерны именно для народной речи.
Это тоже плетение словес. Причём настоящее, в своей простоте и реальной привязке к повседневной жизни истинно гениальное. «Кто много баит, тот смысла не знает», «Кто много баит – того слушать не подобаит» – верно заметил неизвестный балагур, наблюдая образованных краснобаев.
И он был прав! Понаблюдайте за всеми этими современными горбачёвыми, медведевыми, жириновскими, чубайсами – и вы убедитесь, что их слова, потоком извергаемые из центров логики и вербального порядка, мало чего стоят. Пока они разматывают свой словесный клубок, мастер устного народного творчества уже сказал бы: «Нижет строка в строку, да в строках нету толку», или «В слепом царстве и кривой король». А ещё: «Речист, да на руку нечист».
Такие мастера были на Руси всегда. Естественно, ни светская, ни духовная власть их не любила. Скоморохи и затейники испокон веку были у власти на подозрении, потому что ёмко выражали протест народа против узаконенной и освящённой попами несправедливости. «Законы святы, да законники супостаты», «Где заповедь, там и преступление», «Всё по новому, а когда ж по правому!», «Близко церкви, да далеко от бога»… Или ещё: «Каждый год волк линяет, да привычек не переменяет» или «Были встарь сосуды деревянны, попы золотые, а ныне сосуды золотые, а попы деревянные». А также: «Кто попу не сын – тот сукин сын» да «Не тому богу попы наши молятся».
Какой же власти такое понравится!
Конечно, остроумные люди и себя не жалели. «Всякий гад на свой лад», «Всяк по своему, да никто по божьему», «У всякого Гришки свои делишки».
Вот эти-то безымянные острословы, эти песенники и сочинители сказок и былин сквозь тьму веков и несли из поколения в поколение традицию образного ритмического слова. Они истинные мастера изощрённого плетения словес, а не лукавые проповедники, заблудившиеся в своих мутных толках окончательно и бесповоротно.
Великая русская классическая литература унаследовала многое из этой неиссякаемой традиции. Пушкин, Гоголь, Горький, Булгаков… Это полуторавековая история русской литературы, её золотой и серебряный век. Они писали не просто прозу. Их проза при внимательном вчитывании обнаруживает скрытый ритм. Она прекрасно читается, прекрасно слушается. В неё, как жемчужины, вставлены рифмы (в основном ассонансные, когда совпадают ударные гласные). Эти рассыпанные там и тут рифмы, подобно скелету, удерживают словесную конструкцию в гармоничном порядке.
Вот текст Пушкина из повести «Выстрел»: «… Один только человЕк принадлежал нашему Обществу, не будучи воЕнным. Ему было около тридцати пяти лЕт, и мы за то почитали его старикОм. Опытность давала ему перед нАми многие преимУщества; к тому же его обыкновенная угрЮмость, крутой нрАв и злой язЫк имели сильное влияние на наши молодЫе умЫ. Какая-то таИнственность окружАла его судьбУ; он казАлся рУсским, а носил инострАнное Имя. Некогда он служил в гусАрах, и даже счАстливо; никто не знАл причИны, побудИвшей его вЫйти в отстАвку и поселИться в бЕдном местЕчке, где жИл он вмЕсте и бЕдно и расточИтельно: ходИл вЕчно пешкОм, в изнОшенном чЁрном сюртукЕ, а держАл открытый стОл для всех офицЕров нАшего полкА. ПрАвда, обЕд его состоЯл из двУх или трёх блЮд, изгОтовленных отставным солдАтом, но шампАнское лилОсь при тОм рекОю. НиктО не знАл ни его состоЯния, ни его дохОдов, и никтО не осмеливался о тОм его спрАшивать. У него водИлись кнИги, бОльшей чАстью воЕнные, да ромАны. Он охОтно давАл их читАть, никогдА не трЕбуя их назАд; зато никогдА не возвращАл хозЯину книги, им зАнятой. Главное упражнЕние его состоЯло в стрельбЕ из пистолЕта. СтЕны его кОмнаты были все истОчены пулями, все в сквАжинах, как сОты пчелИные. БогАтое собрАние пистолЕтов было едИнственной рОскошью бЕдной мАзанки, где он жИл…»
Пушкин – гениальный поэт, и его поразительная поэтичность явственно проступает даже в прозаических его произведениях. Практически все слова (все!!!) связаны с каким-либо другим словом или словами созвучием ударных гласных, что создаёт неповторимое ощущение лёгкости слога и его особой гармоничности. В связках «переплетаемых словес» нет чёткой последовательности, совершенно не чувствуется какой-либо натянутости, механистичности – это самый настоящий экспромт, рождаемый гениальным вдохновением поэта. Буквально все предложения имеют связку созвучиями с предыдущими и последующими предложениями, очень часто двойную и даже тройную. Некоторые связываются даже через предложение. Часто используемый приём – чередование ударных гласных в веренице рядом стоящих слов. Это покажется удивительным, но в тексте практически нет слов без соответсвующей пары или даже группы, объединённых созвучными ударными гласными. Нет одиноких слов. Воистину, это высший класс гармоничности прозы.
А вот Горький, отрывок из его рассказа «Город Жёлтого Дьявола»: «… МассИвная фигура брОнзовой женщины покрЫта с ног до головЫ зелЁной Окисью. ХолОдное лицО слепо смОтрит сквозь тумАн в пустыню океАна, точно брОнза ждЁт сОлнца, чтобы онО оживИло её мЁртвые глазА. Под ногАми СвобОды – мАло землИ, она кАжется поднЯвшейся из океАна, пьедестАл еЁ – как застывшие вОлны. Её рукА, высокО пОднятая над океАном и мАчтами судОв, придаЁт пОзе гОрдое величие и красоту. Кажется – вОт фАкел в крепко сжАтых пАльцах Ярко вспЫхнет, разгОнит серый дЫм, и щедро обольЁт всё кругОм горЯчим, рАдостным светом.
А кругОм ничтОжного кускА землИ, на котОром онА стоИт, скользЯт по водЕ океАна, как допотОпные чудОвища, огрОмные желЕзные судА, мелькАют, точно голОдные хищники, мАленькие катерА. РевУт сирены, подобно голосАм скАзочных гигАнтов, раздаЮтся сердИтые свИстки, гремЯт цЕпи якорЕй, сурОво плЕщут вОлны океАна.
ВсЁ кругОм бежИт, стремИтся, вздрАгивает напряжЁнно. ВинтЫ и колЁса парохОдов тороплИво бьют вОду – она покрЫта грязной пЕной, изрЕзана морщИнами.
И кАжется, что всЁ – желЕзо, кАмни, водА, дЕрево – полнО протЕста против жизни без сОлнца, без пЕсен и счАстья, в пленУ тяжЁлого трудА. Всё стОнет, вОет, скрежЕщет, повинУясь вОле какОй-то тайной силы, враждЕбной человЕку…»
Слог Горького энергетически насыщен. Это мощная проза, сплошь прошитая россыпями созвучий, так что кажется – ещё чуть-чуть, и проза волшебным образом превратится в поэзию. Но это чуть не происходит: проза остаётся прозой, завораживающей и сочной, заставляющей читать себя с трудно осмысливаемым удовольствием. Горький щедр на эпитеты, они у него обязательно имеют рифму то с существительными, то с глаголами. Всё это пересыпано как бы в беспорядке, словно автор не желал слишком уж явной поэтизации. Это вполне ему удалось: стиль повествования лишён пушкинской лёгкости, он более тяжеловесен, и совершенно по-горьковски оригинален. У Горького практически нет несвязанных созвучием слов – все они в деле: слова, как в одном предложении, так и в соседних, связаны ударными гласными, подобно словесному ковру. Стиль писателя по-настоящему талантлив и наверное близок к гениальному.
Булгаков, «Мастер и Маргарита»: «… В бЕлом плащЕ с кровАвым подбОем, шАркающей кавалерИйской похОдкой, рАнним утром четЫрнадцатого числА весеннЕго мЕсяца нисАна в крЫтую колоннАду между двумЯ крЫльями дворцА Ирода ВелИкого вЫшел прокурАтор ИудЕи ПОнтий ПилАт.
БОлее всегО на свЕте прокурАтор ненавИдел зАпах рОзового маслА, и всё тепЕрь предвещАло нехорОший дЕнь, так как зАпах Этот начал преслЕдовать прокурАтора с рассвЕта. ПрокурАтору казАлось, что розовый запАх источАют кипарисы и пАльмы в саду, что к зАпаху от кожаного снаряжЕния и пОта от конвОя примешивается проклЯтая рОзовая струЯ. От флигелЕй в тылу дворцА, где расположИлась пришЕдшая с прокурАтором в ЕршалаИм пЕрвая когОрта ДвенАдцатого МолниенОсного легиОна, заносИло дымкОм в колоннАду через вЕрхнюю площАдку сАда, и к горьковАтому дЫму, свидЕтельствовавшему о том, что кашевАры в кентУриях начали готОвить обед, примЕшивался всё тОт же жИрный рОзовый дУх…»
Великолепный высокохудожественный стиль Булгакова не оставляет никаких сомнений в его потрясающей талантливости. Его текст буквально сплошь соткан из созвучий. Даже некоторая с позволения сказать великоватость отдельных предложений ничуть не кажется неудобочитаемой именно из-за умелого жонглирования созвучиями. Все предложения связаны с предыдущими и последующими, и даже через одно. Внутри каждое предложение идеально сгармонизировано по звучанию, лишних, «забытых» слов нет вообще. Используются спаренные созвучия. Это именно проза, и даже нет намёка на какую-то поэтичность произведения, но проза эта – высший класс. Воистину, Булгаков – Мастер.
Но не только признанные мастера занимались, сами того, возможно, не зная древним плетением словес. Оказывается, любая художественная проза, в отличие от опусов двоечников, имеет эту гармонически-ритмическую составляющую. Даже детективы.
Прочитаем отрывок из повести Сергея Высоцкого «Пунктирная линия»: «Когда пОздним вечером КорнИлов вЫшел из машИны, у него было только однО желАние – поскорее добрАться до дУша и встать под горЯчую тугУю струЮ.
В почтОвом Ящике чтО-то белЕло. «НавЕрное, женА ещё не вынималА «ВечЁрку», – подумал Игорь Васильевич. Но тАм оказАлось письмО. МашинАльно, даже не посмотрев на нЕго, Корнилов сУнул письмо в кармАн и только после дУша, принЕсшего облегчЕние, вспОмнил о нЁм. ТепЕрь он разглядЕл, что на конвЕрте нЕт почтовых штАмпов. ЗнАчит, корреспондЕнт сАм принёс его и брОсил в Ящик. Так бывАло уже не рАз. Люди каким-то Образом узнавАли его Адрес, посылАли пИсьма по пОчте, приносили сАми. ЖАлобы, прОсьбы помОчь, образУмить отбИвшихся от рУк детей, анонИмки…»
Как видим, и здесь имеется ритмичность повествования. Конечно, поэтичностью тут, как говорится, и не пахнет, жанр не тот, но… факт остаётся фактом: ударные (и даже неударные) гласные связывают как слова в отдельных предложениях, так и сами предложения.
Получается, что любая профессиональная проза обязана иметь в себе элементы плетения словес. Вот доклады и отчёты не обязаны, поэтому их никто и не слушает. Тогда понятна та власть хороших ораторов на аудиторию, которую никто, я думаю, не будет оспаривать. Их, ораторов, речь – суть гармонизированные звуки, издаваемые энергетически переполненным субъектом. Это род словесной магии, завораживающей слушателей силой и совершенством.
То же, естественно, относится и к литературе. Учитесь, дорогие коллеги-литераторы, ритмично и с чувством кодировать свои мысли. Они будут сильно звучать! Успехов вам в этом трудном деле, и не забывайте – прекрасная форма должна быть насыщена не менее значимым смыслом! С Богом!
Рейтинг: 0
745 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
