Таллиннский переход: трагедия отступления
8 сентября 2015 -
Neihardt
Строки военной энциклопедии строги и сухи: «Таллиннский переход» - эвакуация основных сил Балтийского флота и войск 10-го стрелкового корпуса из Таллинна в Кронштадт в конце августа 1941 года.
Из Таллинна вышли 225 кораблей и судов, в том числе, 151 военный корабль, 54 вспомогательных судна, 20 военных транспортов, а также неустановленное число малотоннажных гражданских судов, не подчинённых Военному совету флота. До Кронштадта дошли 163 из них - 132 военных корабля, 29 вспомогательных судов, 2 транспорта. Достоверно известно, что во время перехода погибли 62 корабля и судна. Количество пропавших без вести точно не установимо за давностью прошедшего времени».
Да, время одинаково беспощадно и к победителям, и к побежденным, и к простым свидетелям великих и горьких событий войны. На долю исследователя остаются лишь документы, а их ведь тоже пишут люди – со всеми своими субъективными страстями. И все же пытаться установить истинный ход событий необходимо…
1.
В дореволюционные годы порт Ревель – современный Таллинн – был форпостом российских военно-морских сил на Балтике. Русское название города Ре́вель было заимствовано шведского языка и стало официальным после присоединения отвоёванной в ходе Северной войны территории современной Эстонии к Российской империи. В 1719 году была учреждена также Ревельская губерния.
Когда после Октябрьской революции Советская власть признала право народов России на самоопределение, она признала и местные названия в той форме, в какой они употреблялись коренными народами. А коренной народ – эстонцы – именовали свою столицу «Тaani linn» или Taллинн – «датский замок», поскольку захватившие его столетия назад датчане и построили в старой Колывани обширную каменную крепость…
В 1939—1940 годах с присоединением Прибалтики Советский Союз заметно расширил свои границы на западе. И на новые советские республики возглавлялась серьезная роль в оборонительной доктрине страны на случай внешней агрессии. Если читатель помнит, была в довоенные годы у нас такая доктрина: в случае вторжения любого врага из Европы, перед войсками ставилась задача как можно быстрее вышибить врага из пределов страны, а далее воевать на территории врага «малой кровью»…
Осуществимость такой концепции сегодня можно сколь угодно подвергать сомнению. Но в конце тридцатых начале сороковых подобные установки активно насаждались сталинским правительством в среде советского высшего командования. И как «генеральная линия партии», публичной критике не подлежали.
Если принимать концепцию «войны малой кровью, решительным ударом и на чужой территории» как основную, представляется совершенно целесообразным выдвинуть значительные военные силы к границам на стратегических направлениях – чтобы в случае нападения и оперативно вышибить врага вон концентрированным ударом, и иметь возможность потом гнать его восвояси по его же земле. Поэтому то, что в эстонской столице и ее окрестностях к 1941 году оказалось столь много советских войск, совершенно не выглядит удивительным. А если учесть, что старый Ревель и к началу Второй Мировой сохранил развитую инфраструктуру военного порта, то не удивляет и наличие в его акватории многочисленной боевой эскадры из состава Балтфлота – со своими транспортами обеспечения и вспомогательными судами.
2.
22 июня 1941 года, в час начала войны, именно Балтийский флот оказался, пожалуй, наиболее организованной военной силой, в отличие от сухопутной армии. В первый день войны все налеты вражеской авиации на портовые города были отбиты, ни один корабль не был потоплен, и тем самым был полностью сорван германский план по уничтожению советского флота внезапным ударом в местах базирования.
Но устоять под первым натиском немецкого «блицкрига», невероятно дружным и мощным, оказалось непросто: 8 армия Северо-Западного фронта с тяжелыми боями отступала на восток, и буквально в первые недели войны немцам удалось занять Лиепаю и Ригу. Базировавшиеся в этих городах корабли Балтфлота вынуждены были перейти в Таллинн и здесь присоединиться к эскадре. Таллиннский порт оказался откровенно перенаселен.
После короткой паузы, связанной с перегруппировкой сил, 30 июля Гитлер приказал возобновить наступление на Ленинград. Согласно этому приказу, 18-я немецкая армия вклинилась между озером Ильмень и Нарвой, стремясь вырваться к Ленинграду и объединиться с войсками союзников из Финляндии.
5 августа германским войскам удалось выйти на ближние подступы к Таллинну, а спустя еще два дня — к побережью Финского залива западнее и восточнее города, и тем самым отрезать его со стороны суши. Началась трехнедельная оборона столицы Советской Эстонии.
Таллинн обороняли части 10-го стрелкового корпуса 28-й армии, отряды морской пехоты, немногочисленный отряд ополченцев - латышских и эстонских рабочих. Общая численность обороняющихся достигала 27 тысяч человек. Сухопутные силы поддерживала корабельная артиллерия, береговые батареи и авиация Балтфлота. К 10 августа продвижение противника удалось остановить, несмотря на относительную слабость оборонительных сооружений на подступах к городу.
14 августа оборона города была возложена на Военный Совет КБФ.
20 августа немцы получили значительные подкрепления, подведя дополнительные войска из оккупированной Франции, и возобновили наступление. Прорыв врага произошел одновременно к городским границам Таллинна и к пригородам Ленинграда…
По большому счету, оперативная задача Десятого корпуса была выполнена – он сковал значительные силы немцев в районе Таллинна и дал возможность лучше подготовиться к обороне «второй российской столицы» - Ленинграда. Дальнейшее пребывание сводного гарнизона советских войск в Таллинне привело бы только к лишним потерям. Поэтому 26 августа Ставка Верховного главнокомандования приняла решение оставить эстонский порт, а войска и флот перебазировать в Кронштадт и Ленинград.
Решение, столь тяжело давшееся Сталину, принималось, пожалуй, слишком долго: 27 августа на окраине Таллинна уже вовсю шли бои…
О последних днях обороны Таллинна повествует «Первая сводка о переходе КБФ из Таллинна в Кронштадт», являющаяся агентурным донесением, направленным в 3-й отдел КБФ 31 августа 1941 года.
В этом уникальном документе, недавно переведенном в открытые архивы, говорится, что 22 августа 1941 года был перехвачен подписанный 17 августа приказ Гитлера, требовавший уничтожения всех кораблей советского Балтийского флота на минно-артиллерийской позиции в районе средней части Финского залива. Эта задача возлагалась на береговые батареи, торпедные катера, подводные лодки и авиацию.
По сути дела, агентурная разведка НКВД предупредила командование флота о более чем серьезной угрозе. Но несмотря на это, принять меры к ликвидации угрозы флот не смог. Где-то уже просто не успевал, где то – не принял опасность как реальную…
Мины?.. Для того, чтобы протралить проходы в минных полях, нужны тральщики, и в составе огромной сводной эскадры они есть. Но после работы тральщиков на прибрежных фарватерах патрули в море не выходили, и за ночь немцы восстановили конфигурацию заграждений.
Против береговых батарей вовсе не предпринято было никаких действий. По сути дела, вся реакция на предупреждение свелась к усилению зенитных расчетов в перспективе массовых атак с воздуха и раздаче на корабли боевых инструкций по сохранению в походе противолодочного ордера.
А в самом городе, в береговых штабах и флотских учреждениях оказалось сконцентрировано огромное количество народу, в условиях обороны оказавшегося, практически, не у дела: за несколько дней до ухода флота в Таллинн было вызвано еще много командиров и других сотрудников, до машинисток включительно. Большую часть этих людей уже невозможно было организованно задействовать в обороне, а о том, чтобы вовремя отправить их в эвакуацию командование флота не позаботилось.
3.
Пока обороняющиеся войска сдерживали врага, корабли могли покинуть порт относительно свободно. Но когда бои достигли западных предместий, немцам удалось подтянуть артиллерию и обстреливать акваторию порта непосредственно во время погрузки эвакуантов.
Из вахтенного журнала крейсера «Киров», флагмана КБФ:
«27. 08. 1941, рейд порта Таллинн
В 9 часов 50 минут сброшено 24 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов. Уклонение маневрированием.
В 16 часов 30 минут сброшено 42 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов.
В 17 часов 56 минут сброшено 38 фугасных бомб весом до 250 килограммов.
В 18 часов 12 минут сброшено 22 фугасные бомбы весом от 100 до 250 килограммов... »
Такие записи встречаются в вахтенном крейсера 14 раз за день! Бомбы рвались в восьми — десяти метрах от корабля, нанося гидродинамические (контузионные) и осколочные повреждения, но, к счастью, прямых попаданий не было. Тот, кто недостаточно активно применял «уклонение маневрированием» на рейде или стоял у пирсов под погрузкой, пострадали: были прямые попадания в лидер «Минск» и эскадренный миноносец «Славный», затонул транспорт «Луначарский».
В агентурном донесении от 1 сентября 1941 г., озаглавленном «Сводка о таллиннских операциях», говорится о том, что для защиты города строилось несколько оборонительных линий, но к началу боевых операций ни одна из них не была готова. Кроме того, возводили их без учета опыта предыдущих боев. Позиции оборудовались с упором на капитальную противотанковую оборону: возводились надолбы, рылись рвы, устраивались ДОТы и земляные ловушки для танков. На рытье и перекрытие блиндажей в три наката и траншей с обитыми дощатыми «щитами противоосыпания», на изготовление и установку массивных железных «ежей», на вколачивание деревянных свай из цельных сосновых комлей уходила масса времени и сил. А между тем, тяжелые танки в этой покрытой лесами местности, изобилующей оврагами и болотами – большая редкость, поскольку велик риск небоевых потерь.
Немцы и финны, уже имевшие опыт боевых действий в сходных географических условиях, в качестве оборонительных сооружений использовали легкие блиндажи, хорошо защищавшие от минометного огня и шрапнели полевой артиллерии. Да и строятся такие укрепления втрое быстрее и с меньшими затратами человеческих усилий.
Первую – дальнюю - оборонительную линию общей длиной почти в 180 километров начали возводить в 30 километрах от города – силами его жителей. А среди них почти никто не верил, что немцам удастся быстро продвинуться вглубь территории республики. Мобилизация на работы шла с поистине эстонской неспешностью, несмотря на то, что командование войсками и флотом поторапливало городские власти. В первые дни войны «на окопы» выехало всего около полутора тысяч работников, к началу обстрелов города – до 4 тысяч… А когда пришел приказ Десятому корпусу отступать на соединение с 8-й армией, достраивать укрепления и вовсе не стали. Таким образом, основным препятствием для наступления немцев стала ближняя оборонительная линия в 10 километрах от Таллинна, возведенная под руководством инженера КБФ Кузьмина.
Сухопутным войскам, как это часто бывало в прежние войны при обороне крепостей, активно помогал личным составом флот. Для вооружения сильно потрепанного в предыдущих боях 10-го СК было собрано 27 пулеметов, готовились минометы на заводе «Арсенал», строились бронепоезда (их на обороне было три). Противник отмечает, что даже в последние дни обороны по всей линии фронта красноармейцы отвечали наступающим немцам «шквальным огнем». Даже если это традиционное преувеличение немецких генералов, получается, что недостатка в оружии и боеприпасах гарнизон Таллинна не испытывал. И сражался самоотверженно. Несколько передовых зенитных батарей в обороне города неоднократно переходили из рук в руки: гитлеровцы прорывали линию обороны, окружали зенитчиков и захватывали позицию, а через несколько часов приходили 50—60 морских пехотинцев с кораблей или артиллеристов с отдаленной береговой батареи – и отбивали зенитки у врага.
Из агентурного донесения от 1 сентября 1941 года:
«Противник действовал осмотрительно и, вместе с тем, при активном отпоре, трусливо. Он был бит в районе 105, 106 и 794 батарей. Можно было нам держаться долгое время. Корабельные резервы, да и береговые полностью не были использованы. Ясно одно, что если бы тот народ, который в результате провала эвакуации оказался утопленным, был выведен на линию обороны, да если бы он себе в течение
1—2 ночей сделал бы окопы и блиндажи, Таллинн надолго бы остался в наших руках».
Неоднократно бывало так, что отбросив врага с применением огня корабельной и береговой артиллерии на добрый десяток километров, наши бойцы, сдерживаемые приказами своих командиров, не стремились развить успех и отогнать противника еще дальше. А командиры имели весьма неоднозначное распоряжение штаба «не размывать» линию обороны…
Часто при атаке немцев полковой или дивизионный штаб отходил на запасные позиции первым, тем самым давая «добро» на отступление и для своих частей.
Из докладного письма старшего лейтенанта Котова Особому отделу КБФ:
«Твердой организующей руки в обороне главной базы не было. Мощные огневые средства, морская и зенитная артиллерия не были полностью использованы, а зачастую последние бездействовали вследствие отсутствия связи и взаимодействия между различными родами войск и особенно командованием армейских и артиллерийских частей. <…> Отсутствие связи и взаимодействия подчас приводило к обстрелу своих войск. Разведка работала скверно».
Во время решительного наступления немцев в двадцатых числах августа потери личного состава 10-го корпуса составили более 6 тысяч человек из 18 тысяч. Части полковника Костикова и капитана Пастернака попали в окружение и героически дрались до последней капли крови. Наряду с примерами беззаветного героизма во время Таллиннской обороны были, к несчастью, и случаи откровенной трусости командиров. Комдив полковник Бородулин готов был эвакуироваться, покинув своих солдат, и только жесткое требование 3-го отдела КБФ привести части в порядок и занять покинутые рубежи — или полковника отдадут под трибунал с мрачной перспективой расстрела за попытку дезертирства, заставило его вернуться к войскам...
4.
Военный Совет фронта одобрил план полной эвакуации гарнизона. Основная идея заключалась в сковывании немцев на рубеже обороны до ночи, усиленном огне артиллерии в момент посадки личного состава на корабли при сдерживании противника частями прикрытия.
Эвакуация гарнизона на кораблях Балтфлота началась 28 августа 1941 года. Еще в 11 часов 27 августа командующий флотом адмирал Трибуц отдал приказ о начале отхода войск и посадки на суда, через два часа войска начали перегруппировку для отхода. В 16 часов началась посадка на госпитальные пароходы и пассажирские суда раненых, тыловых учреждений флота и некоторых частей 10-го стрелкового корпуса. Грузили боевую технику и наиболее ценное имущество. Флагманский крейсер «Киров» взял на борт золотой запас Эстонии и членов правительства республики с семьями.
Отход и посадка войск прикрывались береговой артиллерией флота и заградительным огнём кораблей. Противник, в свою очередь, вёл интенсивный огонь по городу и порту, производил налёты группами по 5-9 самолётов.
В 18 часов подрывные команды приступили к уничтожению объектов и материальных средств базы. Железнодорожные вагоны с армейским имуществом приказано было затопить. У маяка Пакри было сброшено в воду более 1000 вагонов. А в 21-00 специально подготовленная подрывная команда чекистов привела в действие часовые механизмы системы мин и взорвала морской арсенал.
Основные силы начали посадку на суда около 22 часов и продолжали её до рассвета 28 августа. Учёта во многих случаях не велось. Приняв личный состав и технику, корабли и суда выводились с рейда в район формирования конвоев с помощью буксиров или своим ходом.
Из-за невероятной толпы военных и гражданского населения, переполнившего порт в ожидании эвакуации, провести погрузку организованно не удалось. Транспорты часто подавались не к тем причалам, к которым были назначены комендантом, в результате чего получали на борт не тот груз, который им изначально предназначался. Бывало, что плохо приспособленный к перевозке пассажиров сухогруз получал медсанбат с ранеными (кстати, известие о погрузке госпиталей было получено в ночь на 28 августа и явилось для всех полной неожиданностью), а рядом, буквально у соседнего пирса, на борт «курортного» лайнера грузили артиллерийских лошадей с пушками. Согласитесь, читатель, если бы наоборот, меньше страданий в пути испытали бы и люди, и кони…
Можно ли было избежать этой суеты и неразберихи, сказавшейся потом на ходе операции самым роковым образом? Наверное, да. Только для этого приказ об эвакуации должен был прийти на пару суток ранее.
Некоторые корабли вышли в море на грани предельной загрузки. Так как до сведения ротных и взводных командиров был доведен приказ «эвакуироваться максимально быстро», трудно было побороть неуместную порой «инициативу снизу»: бойцы с разрешения своих лейтенантов брали в порту маломерные плавстредства – катера, шлюпки, понтоны, или подряжали местных рыбаков с их парусно-моторными лодками. Выходили на внешний рейд, догоняли уже перегруженные транспорты и просились на борт. Достоверно известно, что таким способом из Таллинна уехало не менее 400 человек.
Сколько всего было эвакуантов? На этот вопрос точного ответа так и не получено, и увы, никакой архив не может сегодня дать этот ответ. Подсчитать можно только военных и с некоторым приближением – членов их семей. По подсчетам Р.А. Зубкова, на кораблях находилось: 28 573 военных, из которых 8 670 человек были бойцами и командирами Десятого стрелкового корпуса, а 19 903 – моряками: экипажами боевых кораблей и бойцами береговой обороны, а также служащими штабов и флотских учреждений.
Беженцы из числа гражданского населения не подсчитывались при погрузке на корабли, поименные списки составлять было некому и некогда. Поэтому цифры относительно численности эвакуированных мирных жителей у различных исследователей значительно разнятся: от 12 до 27 тысяч человек. По данным того же Зубкова подсчитаны экипажи гражданских судов – 1 179 человек, и вольнонаемные служащие флота – 613 человек. Общее число гражданских эвакуантов Зубков оценивает в 12 806 человек. Впрочем, откуда взяты эти данные, не указывает.
Многие мирные жители брали с собой избыточное количество лишних вещей. На борт тащили все что угодно – вплоть до велосипедов, мотоциклов и … бочек с домашним пивом!
На транспорте «Балхаш» личный состав стрелкового полка - около 4 тысяч человек - занял всю верхнюю палубу, причем так плотно, что бойцам не было возможности сесть. Когда потом во время перехода возникла необходимость вести огонь по противнику, из-за тесноты получили ранения 9 человек, двое из которых скончались.
Крайне неорганизованно осуществлялся и отвод воинских частей с линии обороны для эвакуации. Начальник 6-го отделения 3-го отдела КБФ старший политрук Карпов 30 августа 1941 г. докладывал своему руководству, что в результате непродуманных маршрутов отхода, отсутствия «маяков» и указателей большое количество военнослужащих направлялось в Беккеровскую гавань. А транспорты оттуда к тому времени все поуходили… Сам Карпов перенаправлял направлял отдельные группы бойцов в Минную гавань, где проходила посадка, и с последней группой поднялся на борт спасательного судна «Нептун», приписанного к ЭПРОНу. В составе 6-го отделения 3-го отдела КБФ насчитывалось 14 сотрудников. На борту «Нептуна» эвакуировалось только четверо. В дороге погибли двое, судьба остальных, не взошедших на корабли при оставлении города, в официальных документах снабжена казенной формулировкой «пропал без вести»…
Из агентурного донесения от 31 августа 1941 года:
«Посадка на корабли в Таллинне была не организована, беспланова и настолько поспешна, что сейчас крайне трудно установить не только число и размещение отступавших по кораблям и погибших, но и убедиться в том, что из Таллинна и островов эвакуированы все. Многие командиры не отрицают, а утверждают, что довольно значительная часть людей, особенно занятых баррикадными боями, осталась в Таллинне».
Более того, в первые дни после прибытия в Кронштадт отсутствовала даже точная цифра кораблей, вышедших из Таллинна: одни командиры называли 163, другие — 190 единиц.
Неорганизованность эвакуации приводила к тому, что приходилось бросать боевую технику и автотранспорт. Так, когда возникла необходимость эвакуировать личный состав и материальную часть 3-го и 4-го зенитных полков ПВО главной базы КБФ, отличившихся в обороне Таллинна, под погрузку подали не баржи, а осадливые грузовые пароходы, которые из-за мелководья не могли подойти к пристани ближе, чем на 1000—1500 метров. А плотов и понтонов для доставки техники на рейд не было. Поэтому большую часть танков, бронеавтомобилей и пушек пришлось уничтожить, дабы они при отступлении не достались врагу.
Разразившийся в море семибалльный шторм препятствовал работе тральщиков. Волна чувствовалась даже во внутренней акватории порта – за молами, и из-за этой волны шлюпки перевозили эвакуантов слишком медленно. К счастью среди портовых плавсредств нашелся высокобортный моторный катер, с помощью которого с пирса на корабли были доставлены несколько сотен эвакуантов за 3 часа.
Хаос, царивший во время эвакуации, подтверждает и командир 10-го зенитно-артиллерийского дивизиона старший лейтенант Котов. Например, забытая группа бойцов во главе с лейтенантом Лопаевым вплоть до 28 августа сдерживала натиск противника и ушла с позиций только тогда, когда стало известно, что все соседи и начальники ушли. Сам Котов получил приказ сосредоточить свой личный состав и материальную часть сначала на пристани Вимси, потом в Беккеровской гавани. Котов доставил матчасть дивизиона в Беккеровскую гавань, «но грузить не было на что. Хозяина не было. Огромные толпы красноармейцев, краснофлотцев и командиров готовы были почувствовать панику. Начальников не было. Большие толпы направились на прорывы (из разговоров мне известно, что многие из них вернулись, увидя транспорт на Купеческой пристани). Материальная часть орудий, приборов, автотранспорт, лошади и многое другое ценное имущество в огромном количестве осталось на пристани. Из разговоров известно, что часть личного состава также осталась не погруженными».
Некоторые командиры, увидев нехватку транспорта для эвакуации, решили пробиваться в Ленинград пешим порядком по суше… Взгляните на карту, читатель! Вряд ли в условиях жесточайших боестолкновений эти немногочисленные группы красноармейцев смогли бы дойти до цели – в лучшем случае, парням пришлось бы пополнить ряды партизан в тылу врага, осадившего Ленинград. Но более вероятно то, что все они погибли бы смертью храбрых еще при прорыве через немецкие позиции на окраине Таллинна…
Эвакуантов и грузы брал на борт даже флагман эскадры - крейсер «Киров». И пока красноармейцы тащили по широким сходням на борт крейсера ящики с пулеметными лентами, два лидера и шесть эсминцев вели непрерывный артиллерийский огонь, поражая огневые точки противника и мешая ему накапливать силы на подступах к городу.
28 августа 1941 года, наконец, флот покинул город.
5.
Мнение уцелевших участников перехода сводится к одному и тому же: эвакуация флота, гарнизона и мирных жителей организована была крайне сумбурно. Да и во время самого перехода действия советского флотского командования логичностью и последовательностью не отличались...
Отход флота в Кронштадт был намечен тремя боевыми группами: главные силы во главе с флагманским «Кировым», отряд легких сил в охранении основной колонны и арьергардный отряд. Кроме того, была сформированы охранные группы из эсминцев, морских охотников и тральщиков для трех транспортных конвоев. Впрочем, «конвои» - это не вполне точно сказано. К караванам военных транспортов и вспомогательных судов флота – ледоколов, пассажирских теплоходов, буксиров, госпитальных судов, спасателей, танкеров – присоединялись местные рыбаки и каботажники, почтовые шаланды и даже спортивные парусники. Но не бросать же местное население на произвол оккупантов! В результате каждый конвой превращался в слабоуправляемую толпу кораблей, резко отличающуюся и по морскому опыту экипажей, и по скоростным качествам, и по маневренности, и по мореходности… Эффективно защитить такой конвой во время морского перехода практически нереально.
Ордер каждой боевой группы и каждого конвоя должны были возглавлять, разумеется, тральщики: если впереди по курсу – минные поля, кому, как не тральщикам, пробивать дорогу всем прочим! Первыми город предписывалось оставить пассажирским судам с беженцами и госпитальникам с ранеными. Потом – транспортам с сухопутными войсками и техникой. Боевые корабли должны были уйти последними. И адмирал Трибуц находился на борту крейсера «Киров» вместе с большинством офицеров штаба флота. Но на деле покидать город нескольким боевым и транспортным отрядам пришлось практически одновременно: гавань уже обстреливалась немцами из тяжелых орудий.
После получения сигнала об отходе началось одновременное движение всех караванов. Для занятия своих мест согласно ордеру, суда 1-го и 2-го караванов вынуждены были сойти с основного фарватера и обогнать медленно двигавшиеся транспорты фактически по краю минного поля.
Всю первую половину дня 28 августа в Таллинне стояла пасмурная погода, мешавшая действиям вражеской авиации. И это было на руку советским войскам, поскольку немцы не могли реализовать свое численное превосходство в бомбардировщиках: когда налитые холодным дождем фиолетовые тучи нависают прямо над клотиками мачт, не очень-то развернешься с массовыми бомбардировками!
Если бы колонны кораблей и судов могли поддерживать скорость не менее 15 узлов, они смогли бы засветло преодолеть расстояние как минимум от мыса Юминда до Гогланда. Но в том-то и дело, что скорость конвоя определяется по самому слабому на ходовые данные кораблю, а тех, кто способен не больше, чем на 8 узлов, здесь хватало!
6.
Юминда – самый большой полуостров в Северной Эстонии. С запада его омывает своими водами залив Колга-лахт, с востока – Хара-лахт. Длина широкого лесистого «языка» земли – около 13 километров, ширина – не более шести. В принципе, большим-то он может считаться только по местным, эстонским меркам. На побережье испокон века стоят рыбачьи деревни. Есть и что-то вроде райцентра – село Юминда, самое старое на полуострове, известное еще с 1290 года. У северных скал полуострова предупреждает моряков о длинной, далеко выступающей в море отмели старый маяк. Перед войной у восточного побережья, в деревне Хара, был построен небольшой портпункт для базирования советских подводных лодок.
Так бы и быть скромному рыбачьему полуострову крохотным «языком» на эстонской карте, упомянутому в географических справочниках лишь благодаря маяку, старинному рыбному рынку и закрытому военному городку с русской надписью на воротах: «Вход на территорию только по пропускам»… Если бы не события августа 1941 года.
Около 19 часов 50 минут конвой № 2 был атакован пятью торпедными катерами, которых отогнали артиллерийским огнём, не дав им возможность выйти на дистанцию торпедного выстрела. Позднее в советской литературе часто утверждалось о двух потопленных при этом торпедных катерах, но немецкие архивы не подтверждают факт каких-либо потерь в этом бою.
В районе острова Мохни в 18 часов 30 минут немецкие самолеты атаковали шедший в первом конвое ледокол «Кришьянис Вальдемарс» и загнали его на минное поле. После подрыва на мине ледокол затонул.
Так же был поврежден авиацией, подорвался на мине и затонул транспорт «Алев». Из 1 280 человек, в том числе 800 раненых, спасено было всего 6 человек.
Тральщики, шедшие впереди конвоев, то и дело подсекали параванами немецкие мины. Если мина взрывается – начисто отрывает трал, не нанося вреда кораблю. Но чаще мины с перерезанным минрепом просто всплывают – и по ним тогда надо стрелять. Пробитый корпус заполняется морской водой, мина тонет и становится неопасной. Беда в том, что иногда в условиях похода вызывать наверх стрелков с винтовками и заниматься снайперской охотой на мины просто некогда!
Полоса, протраленная тральщиками, оказалась слишком узкой. И то по ней порой плавали оторванные от минрепов рогатые шары. Пока уворачиваешься от одной мины – того и гляди зацепишь другую! Бывало, что подорвавшийся корабль скрывался под водой буквально в считанные минуты. А оставшимся было некогда заниматься спасательными работами: все, что мог сделать конвой для экипажей погибших кораблей – это сбросить спасательные круги и плотики, вывесить за борт булини – и двигаться дальше, точно зная, что спасутся далеко не все…
Когда наблюдательные вахты тральщиков доложили, что видят в воде что-то похожее на перископ подводной лодки, адмиралом Трибуцем был отдан приказ сменить ордер строя. Дивизион эсминцев контр-адмирала Ралля должен был занять позицию для атаки подлодки, и начал слева по дуге обходить колонну кораблей со скоростью 16 узлов. И, естественно, выкатился на минное поле.
Помощник командира тральщика № 44 лейтенант Духно по мегафону предупредил Юрия Федоровича Ралля, что его корабли могут подорваться. Так и случилось: эсминцы «Калинин», «Володарский» и «Артем» один за другим подорвались на минах и затонули. А перископ скрылся в волнах и больше не показывался. Да и был ли он?.. Принять за тонкий стержень подводного «глаза» старую фарватерную вешку - тоже не проблема.
Флагманский артиллерист отряда легких сил капитан 2 ранга А. А. Сагоян, находившийся на «Артеме», вспоминает:
«Миноносцы «Артем», «Калинин», «Володарский» в 21 час 10 минут последними оставили рейд, подавляя на ходу огонь батарей врага, прорвавшегося к Пирите, Кадриоргу. Следуя в арьергарде, миноносцы прикрывали идущие впереди конвои и главные силы. Около полуночи, форсируя минные поля на траверзе Юминда, все они в короткий срок погибли, сначала «Калинин», затем «Володарский» и «Артем». Исключительное мужество и выдержанность в момент гибели «Артема» проявили личный состав корабля и находившийся на мостике командир дивизиона Л. Н. Сидоров... Мне довелось быть в момент гибели вместе с ним. В считанные минуты до погружения корабля он спокойно, волевым голосом, с исключительной выдержкой отдавал последние распоряжения по спасению экипажа и, не покидая ходового мостика, погиб в волнах... »
Погода к полудню становилась все лучше. И немецкие самолеты не заставили себя ждать. Сначала налетели «Юнкерсы», пикировщики, способные класть бомбы весьма точно. Корабли открыли зенитный огонь – скорее, заградительный, чем прицельный. К тому же зенитным вооружением располагал лишь боевой состав эскадры Балтфлота да несколько военных транспортов. Гражданские суда могли попытаться отразить налет лишь стрельбой из стрелкового оружия личного состава, что вряд ли кому удается… Может быть, именно поэтому потери среди транспортного состава от действий авиации были настолько велики.
Истребителей прикрытия у конвоев на первом этапе похода просто не было. Первые советские истребители участники прорыва увидели только на следующий день, уже на подходе к Кронштадту. Сказался и общий недостаток сил авиаприкрытия на этом участке фронта, и отсутствие своевременного приказа командования о подъеме в воздух наличных сил.
7.
Как свидетельствуют участники перехода, уже к полудню ситуация вышла из-под контроля советского командования. Перегруженные эвакуантами корабли в отсутствие жесткой централизованной воли адмирала оказались не способны оказать достойного сопротивления врагу. Нарастала деморализация личного состава, которую уже не могли остановить усилия комиссаров – никакие патриотические лозунги не срабатывают на фоне трагического зрелища неминуемой смерти товарищей по конвойному ордеру… Были те, кто начал действовать по принципу «выжить во что бы то ни стало». Но, к счастью, немало командиров смогли сохранить самообладание и внушить надежду на благополучное завершение перехода своим подчиненным. Порой в одном и том же экипаже примеры безотчетной паники соседствовали с проявлениями самого чистого героизма.
Эскадренный миноносец «Калинин» до революции звался «Прямислав», и принадлежал ко второй линии всемирно известной серии русских эсминцев типа «Новик». На свет он появился в 1915 году, в сорок первом был уже стар, но вполне боеспособен после двух модернизаций. Теперь, подорвавшись на мине, эсминец около часа медленно тонул от полученных ран. И, как бы странно это ни звучало, командир его, которому по всем законам полагается организовывать борьбу за живучесть, а в случае рокового исхода последним покинуть борт, в шлюпке угнездился одним из первых…
Капитан 3-го ранга П.Б. Стасов был ранен, что хотя бы отчасти могло его извинить. Но вопреки военному уставу и флотской этике, велел сойти в шлюпку и военкому, батальонному комиссару Шишову. Тот согласился…
Отойдя на шлюпке на 100—150 метров от борта и, видимо, почувствовав себя в безопасности, Стасов начал кричать: «Помощник, спасай людей!» Комиссар Шишов отмолчался. Видимо, был в шоке от происходящего.
Старший офицер эсминца капитан-лейтенант П.Д. Русин и воентехник Юрченко, старший лейтенант Миронов и начальник службы снабжения Чеклуев остались на обреченном корабле до последнего. Руководили борьбой за живучесть, продлевая время, когда корабль на плаву – чтобы успеть высадить в шлюпки и на плотики раненых, помогали находить средства спасения и показывали пассажирам, как ими пользоваться. Русин проявил себя настоящим командиром – сошел в воду с кормового дека в момент опрокидывания погибающего корабля, когда на борту уже не оставалось ни одного моряка.
Транспорт «Казахстан» пострадал от прямого попадания фугасной авиабомбы в палубу. Возник пожар. Старший из воинских начальников на борту - генерал-майор Зашихин - не только не принял никаких мер к организации тушения пожара и пресечению начавшейся паники, но сошел на первый подошедший к борту катер. И тот убрался куда подальше… По свидетельству участников перехода, красноармейцы презрительно свистели вслед уходящему катеру генерала, размахивали винтовками и даже грозились труса пристрелить! А потом вместе с экипажем транспорта тушили пожар, черпая забортную воду даже собственными касками! И выстояли, и победили коварное пламя… «Казахстан» выжил – в числе немногих невооруженных транспортов, своим ходом пришел
в Кронштадт. И генерал не смог посмотреть в глаза своим брошенным на произвол судьбы бойцам.
Из записи в вахтенном журнале эсминца «Суровый» за 28 августа 1941 года:
«18.20. Впереди по курсу подорвался большой транспорт, наполненный людьми.
18.22. Подорвавшийся транспорт вместе с людьми ушел под воду.
18.25. Впереди по курсу подорвался транспорт с людьми.
18.30. Подорвавшийся транспорт с людьми ушел под воду».
За 10 минут - два парохода, до отказа заполненные эвакуантами. Многих ли мог подобрать маленький эсминец?..
С наступлением темноты отряд главных сил во главе с «Кировым» вошёл в плотное минное заграждение, выставленное немцами и финнами. Около 20 часов подорвался и погиб тральщик «Краб», за ним тральщик «Барометр». Три из пяти тральщиков отряда утратили тралы в результате затравливания «минных защитников». Это довольно примитивное устройство для защиты мин от траления. На минреп – трос, связывающий мину с якорной тележкой, крепится пила. Или вместо мины вешается пустой поплавок, а на минрепе устанавливается небольшой подрывной заряд. Если трал попадает на такой минреп, он не подсекает мину, а отрывается сам, перерезанный пилой или перебитый взрывом.
О плотности заграждения свидетельствует хотя бы такой факт: вечером 28 августа на нем подорвалась и затонула С-5, почти весь экипаж которой погиб. У лодок – узкий корпус, а в надводном положении и осадка невелика. Как тесно должны стоять мины, чтобы даже субмарина не могла найти между ними прохода?
В отряде главных сил на левом траверзе «Кирова» шел эсминец «Яков Свердлов», более известный в дореволюционные годы на Балтике как «Новик». Тот самый «Новик», что в свое время считался лучшим эсминцем мира, первый среди русских паротурбинников с нефтяными котлами высокого давления. Теперь, почти три десятка лет спустя после дня спуска, почтенный родоначальник серии из 53 боевых единиц, эсминец исполнял обязанности форзейля – адъютанта флагманского «Кирова».
Когда корабли главных сил вышли на траверз мыса Юминда, расположенные здесь немецкие береговые батареи открыли по ним огонь.
Из рапорта командира эсминца А. М. Спиридонова:
«Снаряды падали невдалеке от крейсера «Киров» и наших миноносцев. Попаданий нет. Эскадра прикрылась дымовой завесой, поставленной с эсминца «Яков Свердлов». Вскоре стрельба прекратилась».
Примерно в 20 часов 30 минут крейсер «Киров», шедший ради безопасности с параванами, затралил справа от себя мину. Минреп не порвался, и при движении корабля вперед параван начал подтягивать мину прямо к борту… Избавиться от опасности можно было только одним способом – как можно быстрее остановиться и отрезать трос паравана.
Крейсер отработал машинами на реверс, а его форзейли – эсминцы «Гордый» и «Яков Свердлов» - оказались в 5 кабельтовых впереди. Через две минуты в правом параване «Гордого» в 5—8 м от корпуса взорвалась мина.
Несмотря на отсутствие прямого контакта мины с корпусом корабля, повреждения оказались очень тяжелыми. Гидродинамическая контузия привела к расслоению клепаных швов и отрыву лоскутов обшивки на большой площади борта. Через множество осколочных пробоин вода проникла во все три котельных отделения, причем во втором прямо по уровню воды растекся загоревшийся от какой-то искры мазут. Основной набор «повело»: киль утратил прямую форму, даже с противоположной от взрыва стороны волной пошла обшивка, в районе 175—183-го шпангоутов образовалась вертикальная трещина борта, уходящая ниже ватерлинии, с деформацией шпангоутов… На помощь эсминцу были высланы сторожевой корабль «Коралл» и ледокол «Октябрь», позже подошли утративший тралы тральщик «Гак» и эсминец «Свирепый». Командир «Гордого» капитан 3 ранга Е.Б. Ефет, не желая рисковать всем экипажем, приказал остаться на корабле 45 специалистам дивизиона живучести, а прочих моряков, и раненых, и здоровых, взял на борт тральщик. «Свирепому» удалось взять поврежденный корабль на буксир. Почти двое суток длилась доставка его малым ходом Кронштадт. За это время эсминец не раз подвергался массированным атакам авиации. Отражая ее налеты, зенитчики «Гордого» расстреляли весь боезапас. На эсминец было сброшено 267 бомб, но ни одна из них не попала в цель…
А в 20 часов 36 минут раздался взрыв на эсминце «Яков Свердлов».
Предоставим слово командиру «Свердлова» А. М. Спиридонову:
«Сзади мостика «Якова Свердлова» поднялся огромный столб пламени, пара и дыма. Все стоящие на мостике были сбиты с ног, часть народу даже вылетела за борт. Я упал лицом на телеграф, поставив последний на «Стоп», и на мгновение потерял сознание… Придя в себя и оглянувшись на корму, я увидел, что последняя оторвалась от носа. Взрыв пришелся в районе первого торпедного аппарата. Нос корабля быстро погружался в воду. Корма переворачивалась оверкиль и также поднималась вверх. Через 3-4 мин то, что раньше называлось мостиком, пошло к воде; я скомандовал оставшейся на носу команде (10-15 человек) идти в воду и отплывать от корабля, чтобы не быть засосанными в воронку. Меня услышали, и приказ был выполнен».
По свидетельству выжившего офицера эсминца лейтенанта Н. К. Гордымова, «Матросы, старшины и офицеры мужественно держались, помогали друг другу, поддерживая раненых на воде. Перед гибелью эсминец готовился отражать атаку подлодки, и на палубу вынесены были глубинные бомбы. Теперь они тонули вместе с кораблем, и достигнув глубины запланированного разрыва, начали срабатывать, оказывая сильнейший гидравлический удар на людей. Часть «свердловцев» пошла на дно контуженными от их действия. В живых осталось немного наших моряков, которых подобрали катера типа «морской охотник» и доставили в Кронштадт».
Кажется, именно слова лейтенанта Гордымова о глубинных бомбах и подготовке к отражению атаки подлодок и привели к возникновению широко распространенной среди балтийских моряков легенды о том, что причиной гибели «Свердлова» была не мина…
Эта легенда излагает события так: «Киров» приостановился, чтобы избавиться от паравана с повисшей на нем миной. В это время, якобы, немецкая подлодка, следившая за караваном, пошла на замедлившего ход советского флагмана в атаку с курсового угла примерно 60 градусов по носу. Заметив торчащий из воды перископ и серебряный след торпеды в волнах, «Свердлов» ничего не успел предпринять, кроме как «вставится» между лодкой и «Кировым», приняв предназначенный предводителю эскадры удар на себя…
Об этом эпизоде перехода написаны статьи и песни. Но документами подвиг не только не подтвержден, но даже опровергнут: По немецким источникам, ни одна лодка в этот момент не находилась в координатах действия группы «Кирова». Не было у Юминды и финских кораблей, так что пустить торпеду, видимо, было просто некому… А вот мин хватало!
При гибели эскадренного миноносца «Яков Свердлов» погиб 1-й председатель Совета Народных Комиссаров Эстонской ССР Йоханнес Лауристин.
Около 21 часа четыре из пяти тральщиков отряда прикрытия оторвались и присоединились к отряду главных сил, проигнорировав распоряжения командира отряда. Сразу после этого подорвался на минах и погиб эсминец «Скорый».
Лидер отряда прикрытия «Минск» и эсминец «Славный» в результате подрывов были тяжело повреждены и едва держались на курсе. Остался без тральщиков и арьергардный отряд боевых кораблей, в котором, кроме трех эсминцев, погибли уже два сторожевика - «Циклон» и «Снег».
Грузовой транспорт «Элла» покинул Таллинн с 905 пассажирами на борту, в том числе – ранеными, которых было 693. В ходе операции «Элла» подбирала пассажиров и моряков с погибших кораблей, так что скоро у нее на борту было больше полутора тысяч народу. После подрыва «Эллы» на мине уцелело лишь 49 человек...
Транспорт «Эверита» с гарнизоном Найссаара, насчитывавшем около 1500 человек, затонул через минуту после подрыва. Спасено 10 солдат, из которых трое – ранеными…
9.
Вечером самолеты ушли. Зато в черной воде стало хуже видно мины – и количество подрывов многократно возросло. В том же вахтенном эсминца «Суровый» читаем:
«19.30. Впереди по курсу подорвался какой-то корабль буксирного типа.
20.25. Впереди по курсу взорвалась большая подлодка.
20.26. Рассеялся дым, и впереди на месте подлодки была ровная поверхность моря.
20.35. Впереди крейсера «Киров» появился колоссальный столб огня и дыма.
20.40. Сзади, в районе, где примерно должна находиться «Вирония», появился еще один колоссальный столб огня и дыма. (речь идет о гибели «Свердлова» - примечание автора).
20.50. Справа, обгоняя, шел какой-то небольшой транспорт. Взрыв — черный дым.
20.51. Черный дым рассеялся, транспорта не оказалось.
22.10. Прямо по носу подорвался транспорт.
22.58. Справа по борту подорвался транспорт на мине.
23.24. Подорвался какой-то корабль, имени не знаю»…
Транспорт «Вирония», имевший на борту значительную часть управления 10-го стрелкового корпуса, а также бойцов и командиров различных частей гарнизона, около 12 часов дня 28 августа покинул Таллиннский рейд и взял курс на Ленинград. Вначале плавание проходило относительно спокойно, налеты отдельных вражеских самолетов отбивались зенитным огнем транспортов и кораблей охранения. Так продолжалось до вечера, когда «Юнкерс-88» сбросил на «Виронию» серию бомб, одна из которых разорвалась рядом с бортом корабля. От гидродинамического удара и осколочных повреждений вышло из строя машинное отделение. «Вирония» потеряла ход.
Сброс пара через клапана, сопровождавшийся истошным свистом, вызвал панику на борту среди эвакуантов, хватавших в беспорядке спасжилеты и нырявших в холодное море. Вскоре, однако, выяснилось, что «Вирония» может самостоятельно держаться на плаву. Паника улеглась, оставшиеся на борту красноармейцы, мирное население и моряки занялись спасением угодивших за борт. Но многие успели утонуть. Например, расстался с жизнью военный прокурор 10-го стрелкового корпуса Старостин. Спасатель ЭПРОН «Сатурн», на котором уже находилось около 800 человек, взял «Виронию» на буксир, но, пройдя всего с десяток кабельтовых, подорвался на мине и в свою очередь стал тонуть. Люди с «Сатурна» перешли частью на «Виронию», частью на какой-то пробегавший мимо буксир. Этот буксир, нагруженный до предела, вскоре сам подорвался или был торпедирован подлодкой и моментально пошел ко дну… Из 800 человек, находившихся на борту «Сатурна», спаслось лишь незначительное количество – их подобрала все та же многострадальная «Вирония»!
Приблизительно в 22 часа «Вирония» подорвалась еще раз. В течение 1—2 минут израненный пароход затонул, и многие из тех, кто успели прыгнуть в воду, делали это уже в третий раз за короткий день! Трижды за 12 часов почувствовать, как дрожа в предсмертной вибрации, уходит из- под ног палуба корабля – кому это под силу?..
Очевидец гибели транспорта заместитель начальника Особого отдела 10-го стрелкового корпуса лейтенант госбезопасности Доронин писал: «Во время потопления на «Виронии» были слышны многочисленные револьверные выстрелы». Судя по всему, люди кончали жизнь самоубийством, не желая живыми уходить в морскую пучину. Не суди умирающих за слабость, читатель. В этих условиях им казалось, что из двух зол они выбирают меньшее.
Картину гибели этого транспорта видел и другой сотрудник органов госбезопасности, начальник 6-го отделения 3-го отдела КБФ старший политрук Карпов. Он тоже слышал эти выстрелы. И комиссару показалось, что погибающие моряки и эвакуанты таким образом лишь сигналят, пытаясь привлечь к себе внимание спасателей…
Боясь путешествовать ночью по минному полю, некоторые транспорты отбились от конвоя, вышли на мелководье и решили ночевать. Плавающие мины экипажи отталкивали шестами. Тот, кто решился продолжать путь, рисковал погибнуть. Но и ночевку на якорях нельзя назвать безопасной: гитлеровские лодки и финские катера со счетов не сбросишь! Около 4 часов утра два финских торпедных катера потопили парусно-моторную шхуну «Атта», а затем около 6-00 утра захватили два безоружных буксира - И-18 и «Палдиски», и даже ухитрились утащить их в Хельсинки!
Около 6-20 утра лидеры «Минск» и «Ленинград» безрезультатно вели огонь по неизвестным торпедным катерам. Предположительно, это были те самые финские катера…
К моменту постановки на якоря в ночь с 28 на 29 августа, флот уже потерял потопленными 26 кораблей и судов: 5 эсминцев, 3 транспорта, 1 ледокол, 2 буксира, 2 тральщика, 2 подводные лодки, 1 канонерскую лодку, 2 сторожевых корабля, госпитальное судно, спасательное судно, штабной корабль, 3 катера, шаланду вспомогательного состава. 5 кораблей с трудом могли продолжать путь – лидер «Минск», 3 эсминца и транспортный пароход. Два буксира попали в плен к финнам. И еще потерялся один танкер, который так по сей день и числится пропавшим без вести.
10.
Из вахтенного журнала лидера эсминцев «Минск», отличника боевой и политической подготовки:
«В 21.40 в параване взорвалась мина. Корабль дал течь, команда начала борьбу за живучесть. В 22.15 подошел миноносец «Скорый», чтобы взять на буксир, но через 15 минут он, подорвавшись на мине, переломился пополам и еще через 15 минут затонул. Спущенные шлюпки смогли спасти только 44 человека. В 22.45 стал на якорь, так как тральщики ушли. Борьба за его живучесть продолжалась всю ночь.
В 6.20 29 августа 1941 г. двинулся дальше следом за тральщиком «Гак» и лидером «Ленинград». В 6.52 вахтенный начальник зафиксировал первый за этот день налет вражеской авиации. С той минуты и до 10.03, т. е. за 3 часа с небольшим, немцы произвели в общей сложности 7 налетов на караван.»
В 5 часов 40 минут утра, с рассветом 29 августа оставшиеся боевые корабли отрядов главных сил, прикрытия и арьергарда снялись с якоря. И развив ход до 27 узлов, ушли курсом на Кронштадт. Такую скорость уцелевшие смогли развить, потому что минные поля уже почти кончились, а с эскадрой больше не было тральщиков – боеспособных уже просто не осталось. В отряде главных сил исправными оставались крейсер «Киров» и эсминец «Сметливый», в отряде прикрытия — лидер «Ленинград».
Следующий караван представляли собой поврежденные боевые корабли с сопровождением. Эсминец «Суровый» вел подорвавшегося «Славного». «Свирепый» - «Гордого», не способного двигаться самостоятельно…
Говорят, от судьбы не уйдешь. «Гордому», эскадренному миноносцу серии №7 1937 года спуска, и его товарищу по Таллиннскому переходу «Суровому» суждено было выжить там, где погибли многие. Но 13 ноября 1941 года они вдвоем сопровождали минный заградитель «Урал» для вывоза боеприпасов гарнизона Ханко. Там, на полуострове, тоже готовилось отступление войск, гарнизон ждал транспорты. Ночью 14 ноября «Гордый» и «Суровый» погибли на минном поле. 67 лет спустя после войны водолазы нашли их на дне
Около 6-30 утра торпедные катера окончили спасение личного состава с горящего транспорта «Луга» и безрезультатно пытались потопить его артиллерийским огнём. По обнаруженным разрывам расположение транспорта засекла немецкая береговая батарея с полуострова Юминда, и тоже начала стрелять, пока не потопила несчастный пароход.
В 9-40 наблюдательные вахты рапортовали Трибуцу, что дальше минных полей вообще нет. Но до этого момента подорваться успели транспорт «Балхаш», спасательное судно «Колывань», посыльное судно «Юпитер» и буксир «Вильми».
Но самое страшное, как оказалось, было еще впереди. Как только небо прояснилось, над конвоями вновь появились немецкие самолеты – сначала разведка, а потом и бомбардировщики. С 7-00 утра налеты бомбардировщиков стали фактически непрерывными – волна за волной, посменно. Благодаря тому, что самый дальний относительно места боя немецкий аэродром располагался всего в 100 километрах, одна боевая группа врага, отбомбившись, имела возможность после атаки сразу уходить за новой порцией боезапаса, уступая место в небе над конвоем следующей эскадрилье…
Противопоставить посменному налету советским конвоям было почти нечего. Зениток у транспортов мало. А уклонение маневром было неосуществимо из-за тихоходности большинства судов.
Транспорт «Аусма» эвакуировал 1 200 бойцов гарнизона Палдиски – и был потоплен немецкими самолетами в половине второго пополудни. В три часа десять минут та же участь постигла транспорт «Тобол», еще через час – транспорт «Калпакс». У последнего на борту было полторы сотни пассажиров, из них половина – раненые. 1 100 человек погибло в ходе 40 атак авиации и при опрокидывании погибающего парохода.
В 18-00 затонул пылающий от попаданий авиабомб транспорт «Алев», в 18-10 - транспорт «Атис Кронвалдс», в 18-20 - танкер № 12, в 20-30 - транспорт «Вторая пятилетка», после 21-00 - транспорт «Вормси» и буксир «Вента»…
Некоторые корабли и суда, получив попадания, выбрасывались на берег, чтобы избежать гибели пассажиров и команды. Такова была участь военных транспортов «Иван Папанин» и «Лейк Люцерне», а также ремонтно-спасательного судна «Серп и Молот». О последнем стоит сказать особо: на борту этого скромного спасателя было огромнейшее количество запчастей для балтийских подлодок, а также новейшие станки для питерских портовых мастерских, крановое и водоотливное оборудование. Потеря такого транспорта серьезно ограничивает возможности оказания помощи ремонтом и водоотливом боевым кораблям во время сражения…
Авиационными бомбами были повреждены транспорты «Скрунда», «Ярвамаа», «Шауляй». Лишившиеся хода, горящие беспомощные пароходы на следующий день немцы добили.
Некоторых пострадавших от бомбежек удалось спасти. Для этого буксиры подходили под огнем к подвергающемуся атаке кораблю, и с риском для жизни брали его на буксир, тащили к Гогланду. Канонерская лодка «Аргунь», подводная лодка «Калев», ледокол-буксир «Тасуя», транспорт «Казахстан» и торпедный катер ТКА-74 – все они могли погибнуть, если бы не самоотверженность приданных эскадре буксиров.
После того, как стало смеркаться, немецкие самолеты, наконец, удалились, но почти сразу с наступлением темноты пропали без вести два эстонских катера. Поврежденный противолодочник-ловушка «Хийусаар», с трудом управлявшийся после попадания бомбы в румпельное отделение, уже на подходах к Гогланду угодил на мель…
Как беспощадно изматывает сердце и нервы ожидание неминуемой атаки – не с воздуха, так из-под воды! Психологическое напряжение людей, лишенных возможности нанести врагу последний перед гибелью урон, иначе, чем запредельным, не назовешь. Боеспособными – и то условно из-за перегруженности эвакуантами – можно было считать только боевые корабли. Транспортный состав был лишь добычей смерти.
Стоит ли удивляться, что в этих условиях случилось даже что-то вроде мятежа. На спасательном судне «Нептун» некоторые красноармейцы из числа эвакуантов заперли капитана в каюте, выбрали некий «комитет представителей» и требовали немедленно высадить их на оккупированный врагом берег.
- Братцы-товарищи, но там же немцы!!! – колотил капитан кулаками в железную переборку.
- Ну и что? Мы – с оружием. В худшем случае станем партизанами… А то тут с тобой еще потонешь ко всем чертям ни за грош, не сделав по фашистским мордам ни одного выстрела!..
К счастью явился полковой комиссар, накануне подобранный из воды, и освободил арестованного капитана, попутно объяснив ретивым «ревкомовцам», что станут или не станут они партизанами – это еще вопрос. До партизанства дожить надо. А вот дезертирами за самовольное изменение курса корабля и оставление своей воинской части их в трибунале точно назовут – со всеми вытекающими последствиями…
Впрочем, и еще не занятый врагом берег безопасности не гарантировал. Уполномоченный 3-го отделения 3-го отдела КБФ Ламброзо, совершивший на танкере № 12 переход из Таллинна до острова Гогланд, 31 августа докладывал своему руководству о неразберихе, царившей в момент разгрузки. С берега дали распоряжение высадить бойцов, на шлюпках переправилось человек 150—200. В этот момент к танкеру на катере подошел капитан 2-го ранга Черный и, угрожая оружием, приказал капитану отойти от острова и следовать в Кронштадт. Закончилось дело тем, что танкер, отойдя от Гогланда на 8—10 километров, попал под бомбежку и утонул со всеми оставшимися невысаженными солдатами. Зачем кавторанг прогнал пароход в море – как оказалось - на верную смерть? Оказалось, из опасения, что его сейчас начнут бомбить! И, по большому счету, не так уж и неправ был: на ходу можно хотя бы уворачиваться от самолетов, активно маневрируя, тогда как на стоянке ты - мишень мишенью, не более того.
Опасения кавторанга Черного подтвердились 30 августа, когда на Гогланде начали погрузку высадившихся накануне людей для дальнейшего движения в Кронштадт. Утро выдалось ясным, с рассветом налетели немецкие самолеты и превратили погрузку в сущий ад… Были новые жертвы.
«Эту работу можно было сделать с наступлением темноты, но командование острова и до этого не додумалось», — сообщал своему начальнику уполномоченный 3-го отдела ОВРа политрук Корытько.
В этот день, 29 августа, погибло наибольшее количество эвакуированных бойцов и гражданских лиц. Вместе с тем, героическими действиями экипажей остальных кораблей и судов под огнём вражеской авиации были спасены в море свыше 9 300 человек, ещё свыше 6 100 человек сошли на остров Гогланд с подошедших к нему горящих или прибуксированных повреждённых кораблей. Для спасения людей в море высылались корабли из Кронштадта, с Гогланда и с острова Лавенсаари, на их счету тысячи спасённых жизней.
Авиация Балтийского флота действовала беспорядочно, малыми силами, не в зоне действия основных сил немецкой авиации, не обеспечила прикрытие транспортов, больше летала над отрядами главных сил и прикрытия, и то подавляющей частью во второй половине дня.
11.
Корабли главных сил и отряда прикрытия стали прибывать в Кронштадт с 17-20 часов 29 августа. До конца дня 29 августа в Кронштадт прибыли 24 вымпела, на остров Гогланд – 16. На следующий день и позже в Кронштадт продолжали прибывать отрядами и поодиночке уцелевшие корабли и суда из Таллинна – числом 107 вымпелов.
Немецкая авиация бомбила острова Гогланд и Лавенсаари, и иногда транспорты, с таким трудом добравшиеся до родной земли, погибали уже на стоянках. Именно так было потоплено 6 пароходов.
Начался подсчет потерь. Погибли почти со всем личным составом 5 эсминцев, 2 сторожевика, 1 подлодка, 10—12 транспортов. Причем, уцелевшие доложили, что погибло более 30 транспортов с личным составом армии и флота... У страха глаза велики? Или опрос уцелевших командиров кораблей и присоединившихся к караванам капитанов-эстонцев в штабе флота велся по принципу: «Василий Петрович, вы сколько потопленных пароходов видели? Три? А вы, Тимофей Иванович? Четыре? А вы, Райво Ясперович? Тоже три? Так и пишем: десять пароходов…»?
Точный до имени-фамилии список жертв Таллиннского перехода, видимо, никогда не будет составлен, поскольку никакого учета эвакуируемых, тем более поименных списков, никто не вел. На мемориальной доске в память погибших участников Таллиннского перехода указано 10 903 погибших… Некруглое число вызывает доверие – до человека подсчитали? Однако источник информации неизвестен, и почему на монументе выбиты именно эти цифры, практически не установимо.
Адмирал Трибуц в рапорте Сталину говорил о пяти тысячах жертв. Но позже, в мемуарах, признавался, что это число не может быть точным: статистики пассажиров никто не вел. Адмирал назвал наркому результат умозрительного подсчета и еще опасался, что вышло слишком много. Кстати, в войну опасались вслух афишировать многочисленные потери, чтобы не деморализовывать защитников Родины…
В декабре 1941 г. начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар Лебедев направил наркому ВМФ СССР адмиралу Кузнецову две докладные записки: «О боевых действиях Краснознаменного Балтийского флота» и «Об отходе Краснознаменного Балтийского флота и частей 10 СК из Таллинна в Кронштадт 28—29 августа 1941 г.», в которых дал анализ августовских событий на Балтике. В документах имеются цифры потерь: потоплено 12 боевых кораблей, еще 3 требуют докового ремонта, погибло 19 вспомогательных судов и транспортов, еще 4, будучи поврежденными, выбросились на берег о. Гогланд. Людские потери он определил более чем в 6 тысяч человек, включая команды погибших кораблей. Более – насколько? К сожалению, неточность в подсчете потерь позволяет ряду сторонников теории «потопления фашизма в русской крови», спекулирующих на трагедии, утверждать, что потери в ходе таллиннского перехода составили «значительно более 20 тысяч человек».
В какие цифры верить? Воистину, смерть одного – горе, смерть многих – статистика…
Легче было счесть уцелевших. Впрочем, и здесь в статистике имеются значительные расхождения.
По данным штаба КБФ на 2 сентября 1941 года было спасено от угрозы уничтожения оккупантами 14 800 человек.
В «Хронике Великой Отечественной войны Советского Союза на Балтийском море и Ладожском озере», до недавнего времени находившейся под грифом «Для служебного пользования», утверждается, что в Кронштадт прибыло 12 225 человек. Но не указывается, сколько эвакуантов в это время еще находится на островах Готланд и Лавенсаари.
В монографии А. В. Платонова приводится общее число перевозимых людей — 28 900 человек, включая гражданских, и число погибших — около 11 000, включая 3000 гражданских лиц, но без учёта экипажей погибших кораблей и судов.
А в монографии капитана 1 ранга В.Д. Доценко «История военно-морского искусства» (том 2, 2005) приводятся в разных главах сразу три цифры погибших - около 12 000, более 14 000 и более 18 000… И противоречивость цифр никакого логичного объяснения не получает… Впрочем этот автор – один из ярких примеров коньюнктурного подхода к исследованиям истории, его статистике просто нельзя верить.
Можно подсчитать лишь жертвы отдельных эпизодов сражения. На транспорте «Балхаш» погибло 3 815 человек, на упомянутой уже «Виронии» - 2 259 человек, на транспортах «Алев», «Атис Кронвальдис», «Карпакс» и «Ярвамаа» вместе взятых - 2 528 человек), на пароходе «Эверита» - 1 550 человек, на «Найссааре» - 1 500 человек). В 600 человек оцениваются потери «Казахстана», столько же погибло при затоплении «Эллы». Итого – 12 852 человека. Вряд ли все остальные корабли – и погибшие, и уцелевшие, могли бы дать в сумме более 7 000 погибших. Так что оставим слова о «более 20 тысяч жертв», якобы понесенных в ходе этого отступления, на совести последователей Резуна и Бунича. Но будем осознавать, что поименно нам все же не вспомнить всех погибших. Сколько бы их ни было – это наши соотечественники, павшие в самой жестокой войне двадцатого столетия…
12.
…Горько писать об этом. Но необходимо. Как видится с высоты прошедших лет, когда оборванные судьбы стали лишь строчками в документах из военного архива, причин у потерь в ходе Таллиннского перехода было несколько:.
Несвоевременное распоряжение Ставки Верховного главнокомандующего об оставлении города и эвакуации морем гарнизона, личного состава воинских частей, флота и гражданского пароходства.
Отсутствие боевых инструкций командующего для большинства кораблей. Недостаточная проработанность режима погрузки и эвакуации.
Отсутствие решительной инициативы со стороны главного командования Северо-Западного направления, Ленинградского фронта и Балтийского флота. Боязнь принятия самостоятельных решений в высшем командном звене, неспособность адмирала Трибуца к четкой организации отступления. Фактически командование Балтийского флота на переходе не осуществляло единого руководства операцией, командиры всех отрядов и конвоев действовали каждый по своему усмотрению.
Транспорты с войсками и гражданскими лицами имели крайне слабое зенитное вооружение, многие не имели его вообще.
Командование флота, зная о наличии у противника сильной минно-артиллерийской позиции в районе мыса Юминда, не предприняло попыток массового траления минных полей. Предупреждение о береговых батареях немцев на Юминде тоже не было принято во внимание, никаких мер против немецкой артиллерии не предпринималось, инструкций относительно поведения при обстреле с берега транспортам не давалось. Маршрут конвоев был вообще проложен без учета возможности такого обстрела.
Эвакуантов никто не инструктировал на тему того, как выжить в случае сражения и потопления их транспорта. Никто не научил их, как пользоваться надувными плотами, как садиться в шлюпки, как надевать спасжилет, как использовать булини Александрова... Никто не рассказал, что при гибели корабля часто образуется мощный водоворот, втягивающий в воронку всё, что плавает на поверхности, и надо стараться отплывать от уходящего в глубину борта подальше. Никто не объяснил, что обыкновенная матросская койка тоже может служить неплохим спасательным средством, пока не намокнет.
О прикрытии караванов с воздуха, похоже, и речь толком не велась. Сказалось тотальное господство немцев в воздухе на первом этапе войны, массовая гибель советских истребителей на аэродромах от бомбежек, дефицит подготовленных к работе над морем летных кадров. Отсутствовала и надежная связь между флотским и авиационным командованием, что сделало почти нереальным оперативное взаимодействие двух родов войск.
Разведка сработала плохо. В результате невозможно было принять верного решения по поводу состава групп и маршрута движения.Результат операции для противника – потеряно всего 3 бомбардировщика – дал повод германской пропаганде говорить о Таллиннском переходе как о большой победе, и даже клеймить позором Балтфлот. Защитники Таллинна до последнего не верили в поражение и необходимость эвакуации. В докладе начальника штаба 3-го полка ПВО главной базы КБФ майора Миролюбова адмиралу Трибуцу есть такие строки: «Насколько храбро зенитчики дрались, защищая Таллинн, настолько бесславно большинство их погибло в водах Балтики, не принеся врагу никакого урона. Таллинн предателями был сдан, так как отдельные зенитные батареи по 3 дня сдерживали противника, подавляя минометы и в упор расстреливая живую силу, и если батарея оказывалась в окружении, когда пехота покидала свои рубежи, то достаточно было бросить группу бойцов в 30—40 человек - и немцы позорно откатывались назад. А если бы бросить в наступление всех утопленных балтийцев с брошенной артиллерией, то противнику был бы нанесен сокрушительный удар в спину».
…Осень сорок первого вступала в свои права. Всем, кто уцелел в кровавые дни Таллиннского перехода, предстояло влиться в ряды защитников Ленинграда. Эскадра Балтийского флота и 18 тысяч бойцов помогли второй российской столице выстоять в дни сентябрьского наступления врага. А впереди было еще четыре года войны…
ПРИЛОЖЕНИЕ
1.Состав участников перехода:
Отряд главных сил
Флагманский корабль - крейсер «Киров»,
лидер эсминцев «Ленинград»,
3 эсминца («Сметливый»,«Гордый», «Яков Свердлов»),
5 подводных лодок (С-5, С-4, «Калев», «Лембит», Щ-405),
4 катера «малый морской охотник» (МО-112, МО-131, МО-133, МО-142),
3 сторожевых катера (СКА ПС-202, ПС-204, ПС-233),
7 торпедных катеров (ТКА-37, ТКА-73, ТКА-74, ТКА-84, ТКА-103, ТКА-113, ТКА-144),
5 базовых тральщиков (Т-207 «Шпиль», Т-204 «Фугас», Т-205 «Гафель», Т-206 «Верп», Т-217),
1 ледокол («Суур Тылл»).
Всего 30 вымпелов (29 боевых кораблей и 1 вспомогательное судно), командир отряда главных сил - контр-адмирал В.П. Дрозд. На крейсере «Киров» находился командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц с группой основных работников штаба флота.
Отряд прикрытия
лидер эсминцев «Минск»,
2 эсминца («Скорый», «Славный»),
4 подводные лодки (Щ-322, М-95, М-98, М-102),
3 сторожевых катера и 1 катер «малый охотник» (СКА ПК-207, ПК-212, ПК-213, МО-510),
5 базовых тральщиков (Т-210 «Гак», Т-211 «Рым», Т-215, Т-218, Т-203 «Патрон»),
4 торпедных катера (ТКА-33, ТКА-53, ТКА-91, ТКА-101),
1 посыльное судно («Пиккер») и 1 спасательное судно («Нептун»).
Всего 22 вымпела (20 боевых кораблей и 2 вспомогательных судна). На лидере «Минск» находился начальник штаба флота контр-адмирал Ю.А. Пантелеев.
Арьергард
3 эсминца («Калинин», «Володарский», «Артём»),
3 сторожевых корабля («Снег», «Буря», «Циклон»),
4 катера «малый охотник» (МО-5, МО-135, МО-197, МО-204),
3 сторожевых катера (СКА ПК-210, ПК-211, ПК-232),
2 торпедных катера (ТКА-51, ТКА-61).
Всего 15 боевых кораблей. Арьергардом командовал командир минной обороны Таллинской военно-морской базы контр-адмирал Ю. Ф. Ралль.
Конвой № 1
8 транспортов («Алев», «Атис Кронвалдс», «Иван Папанин», «Казахстан», «Калпакс», «Элла», «Эргонаутис», «Арвамаа») с 3 мотоботами на буксирах,
1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
1 штабное судно («Вирония»),
1 плавбаза («Ленинградсовет»),
1 плавмастерская («Серп и Молот»),
3 подводные лодки (Щ-307, Щ-308, М-79).
Силы охранения конвоя составляли:
2 эсминца («Свирепый», «Суровый»),
7 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 52 «Буек», № 56 «Барометр», № 57 «Виестурс», № 71 «Краб», № 72 «Дзержинский», № 91 «Ляпидевский», № 91 «Баян»),
2 сторожевых корабля («Аметист», «Касатка»),
6 катеров-тральщиков (КАТЩ-1201, КАТЩ-1206, КАТЩ-1208, КАТЩ-1209, КАТЩ-1210, КАТЩ-1211),
1 катер «морской охотник» (МО-507) и 1 сторожевой катер (ПК-208).
Всего 18 кораблей и судов, а также 20 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Богданов.
Конвой № 2
2 транспорта («Найссаар», «Шауляй») с 2 парусно-моторными шхунами на буксирах,
1 ледовый буксир («Тасуя») с неисправным тральщиком № 86 на буксире,
1 гидрографическое судно («Лоод»),
3 заградителя сетевых («Вятка», «Онега», «Азимут»).
Силы охранения конвоя оставляли:
6 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 43, № 44, № 47, № 84, № 88, № 121),
8 катеров-тральщиков (КАТЩ-1203, КАТЩ-1204, КАТЩ-1205, КАТЩ-1509, КАТЩ-1510, КАТЩ-1511, КАТЩ-1512, КАТЩ-1514),
1 канонерская лодка («Москва»),
1 катер «морской охотник» (МО-200) и 1 сторожевой катер (ПК-214).
Всего 10 кораблей и судов, а также 17 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Антонов.
Конвой № 3
9 транспортов («Аусма», «Балхаш», «Вторая Пятилетка», «Кумари», «Лейк Люцерне», «Луга», «Скрунда», «Тобол», «Эверита»),
1 танкер (№ 12),
1 спасательное судно («Колывань»).
Силы охранения конвоя оставляли:
4 тральщика (все - переоборудованные из гражданских судов, «Олонка», «Осётр», «Шуя», № 83),
7 катеров-тральщиков (КАТЩ-1101, КАТЩ-1103, КАТЩ-1104, КАТЩ-1106, КАТЩ-1108, КАТЩ-1109, КАТЩ-1110),
1 канонерская лодка («Амгунь»),
2 катера «морской охотник» (МО-501, МО-502).
Всего 11 кораблей и судов, а также 14 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Янсон.
Конвой № 4
Спасательное судно («Сатурн»),
1 самоходная баржа (ТТ-1),
2 буксира (КП-6, КП-12) с неисправным торпедным катером ТКА-121 на буксире,
подводная лодка (Щ-301).
Силы охранения конвоя оставляли:
3 тральщика («Пикша», «Поводец», «Ястреб»),
4 катера-тральщика (КАТЩ-1503, КАТЩ-1504, КАТЩ-1505, КАТЩ-1506),
1 канонерская лодка («И-8»),
3 сторожевых корабля («Ост», «Разведчик», «Щорс»).
Всего 6 кораблей и судов, а также 11 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 3 ранга Глуховцев.
Корабли и суда, не зачисленные в состав конвоев, но участвовавшие в переходе:
1 сторожевой корабль («Топаз»),
3 сторожевых катера (СКА ПК-220, СКА-601, СКА-602),
1 судно-ловушка («Хийусаар»),
10 пограничных катеров (ПКА-273, ПКА-274, ПКА-279, ПКА-280, ПКА-284, ПКА-288, ПКА-290, ПКА-292, ПКА-294, ПКА-297),
2 катера-тральщика (КАТЩ-1313, КАТЩ-1501),
1 транспорт («Вормси»),
1 посыльное судно («Юпитер»),
1 спасательное судно («Метеор»),
1 гидрографическое судно («Восток»),
1 шаланда (С-12 «Петергоф»),
11 буксиров («Альфа», «Вента», «Вильми», «Кайя», «Палдиски», «Эзро», И-18, КП-17, КП-18, ЛП-5, ОЛС-6),
1 вспомогательное судно (ВРД-43),
2 быстроходных катера (БК-1, БК-2),
9 катеров различного назначения (БО-1, БО-03, ВР-5, ВР-6, МТ-8, О-4, С-1, Ш-1, Ш-2),
3 парусно-моторные шхуны («Атта», «Хийудена», «Хийуранд», «Хийутаат»),
2 баржи (НБ-21, № 252).
2.Потери в корабельном составе (по В. Ачкасову):
Потери в боевых кораблях во время Таллиннского перехода составили 19 единиц:
• 5 эскадренных миноносцев («Скорый», «Артём», «Володарский», «Калинин», «Яков Свердлов»),
• 2 подводные лодки («С-5», «Щ-301»),
• 3 сторожевых корабля («Снег», «Топаз», «Циклон»),
• 2 тральщика (№ 56 «Барометр», № 71 «Краб»),
• 1 канонерская лодка («И-8»),
• 2 сторожевых катера (№ 197зав, ПК-233),
• 1 торпедный катер (№ 103),
• 2 пограничных катера (К-290, К-297),
• 1 судно-ловушка («Хийусаар»).
Потери транспортов и вспомогательных судов составили 43 единицы:
• 18 транспортов («Эверита», «Луга», «Иван Папанин», «Ярвамаа», «Алев», «Калпакс», «Атис Кронвальдис», «Балхаш», «Найссар», «Эргонаутис», «Тобол», «Аусма», «Скрунда», «Вторая Пятилетка», «Элла», «Шауляй», «Лейк Люцерне», «Вормси»),
• 1 штабной корабль («Вирония»),
• 1 танкер (№ 12),
• 1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
• 7 буксиров (ОЛС-7 «Колыма», ЛП-5 - он же С-101, «Вильми», КП-18, «Вента», И-18, «Палдиски»),
• 2 спасательных судна («Сатурн», «Колывань»),
• 1 плавмастерская «Серп и Молот»,
• 1 гидрографическое судно («Восток»),
• 1 посыльное судно («Юпитер»),
• самоходная баржа ТТ-1,
• 2 катера (ВР-6, Ш-1),
• 1 шаланда («Петергоф»),
• 2 баржи (ТТ-1, НБ-21),
• 1 парусно-моторная шхуна («Атта»),
• 3 мотобота (№ 56 «Механизатор», № 61 «Капитан», № 62 «Вейно»).
Из общего количества в 62 единицы боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов причины гибели следующие:
• погибли на минах - 31 (15 боевых кораблей и 16 транспортов и вспомогательных судов),
• авиация врага - 19 транспортов и вспомогательных судов,
• уничтожено береговой артиллерией - 1 боевой корабль,
• потопление торпедой вражеским катером - 1 судно,
• авария (столкновение с другим кораблем при уклонении от бомб) - 5 (1 боевой корабль и 4 судна),
• причина гибели неизвестна - 3 (2 корабля и 1 судно).
[Скрыть]
Регистрационный номер 0306626 выдан для произведения:
Героизм в условиях боевых действий – дело почти привычное, как бы кощунственно это не звучало. В боях за Родину не щадить жизни – естественно для патриота и гражданина. Но бывает, что военный подвиг не диктуется собственно боевыми обстоятельствами, а является исправлением ошибок и просчетов высшего командования. За недомыслие генералов страна расплачивается кровью и жизнью своих солдат…
Строки военной энциклопедии строги и сухи: «Таллиннский переход» - эвакуация основных сил Балтийского флота и войск 10-го стрелкового корпуса из Таллинна в Кронштадт в конце августа 1941 года.
Из Таллинна вышли 225 кораблей и судов, в том числе, 151 военный корабль, 54 вспомогательных судна, 20 военных транспортов, а также неустановленное число малотоннажных гражданских судов, не подчинённых Военному совету флота. До Кронштадта дошли 163 из них - 132 военных корабля, 29 вспомогательных судов, 2 транспорта. Достоверно известно, что во время перехода погибли 62 корабля и судна. Количество пропавших без вести точно не установимо за давностью прошедшего времени».
Да, время одинаково беспощадно и к победителям, и к побежденным, и к простым свидетелям великих и горьких событий войны. На долю исследователя остаются лишь документы, а их ведь тоже пишут люди – со всеми своими субъективными страстями. И все же пытаться установить истинный ход событий необходимо…
1.
В дореволюционные годы порт Ревель – современный Таллинн – был форпостом российских военно-морских сил на Балтике. Русское название города Ре́вель было заимствовано шведского языка и стало официальным после присоединения отвоёванной в ходе Северной войны территории современной Эстонии к Российской империи. В 1719 году была учреждена также Ревельская губерния.
Когда после Октябрьской революции Советская власть признала право народов России на самоопределение, она признала и местные названия в той форме, в какой они употреблялись коренными народами. А коренной народ – эстонцы – именовали свою столицу «Тaani linn» или Taллинн – «датский замок», поскольку захватившие его столетия назад датчане и построили в старой Колывани обширную каменную крепость…
В 1939—1940 годах с присоединением Прибалтики Советский Союз заметно расширил свои границы на западе. И на новые советские республики возглавлялась серьезная роль в оборонительной доктрине страны на случай внешней агрессии. Если читатель помнит, была в довоенные годы у нас такая доктрина: в случае вторжения любого врага из Европы, перед войсками ставилась задача как можно быстрее вышибить врага из пределов страны, а далее воевать на территории врага «малой кровью»…
Осуществимость такой концепции сегодня можно сколь угодно подвергать сомнению. Но в конце тридцатых начале сороковых подобные установки активно насаждались сталинским правительством в среде советского высшего командования. И как «генеральная линия партии», публичной критике не подлежали.
Если принимать концепцию «войны малой кровью, решительным ударом и на чужой территории» как основную, представляется совершенно целесообразным выдвинуть значительные военные силы к границам на стратегических направлениях – чтобы в случае нападения и оперативно вышибить врага вон концентрированным ударом, и иметь возможность потом гнать его восвояси по его же земле. Поэтому то, что в эстонской столице и ее окрестностях к 1941 году оказалось столь много советских войск, совершенно не выглядит удивительным. А если учесть, что старый Ревель и к началу Второй Мировой сохранил развитую инфраструктуру военного порта, то не удивляет и наличие в его акватории многочисленной боевой эскадры из состава Балтфлота – со своими транспортами обеспечения и вспомогательными судами.
2.
22 июня 1941 года, в час начала войны, именно Балтийский флот оказался, пожалуй, наиболее организованной военной силой, в отличие от сухопутной армии. В первый день войны все налеты вражеской авиации на портовые города были отбиты, ни один корабль не был потоплен, и тем самым был полностью сорван германский план по уничтожению советского флота внезапным ударом в местах базирования.
Но устоять под первым натиском немецкого «блицкрига», невероятно дружным и мощным, оказалось непросто: 8 армия Северо-Западного фронта с тяжелыми боями отступала на восток, и буквально в первые недели войны немцам удалось занять Лиепаю и Ригу. Базировавшиеся в этих городах корабли Балтфлота вынуждены были перейти в Таллинн и здесь присоединиться к эскадре. Таллиннский порт оказался откровенно перенаселен.
После короткой паузы, связанной с перегруппировкой сил, 30 июля Гитлер приказал возобновить наступление на Ленинград. Согласно этому приказу, 18-я немецкая армия вклинилась между озером Ильмень и Нарвой, стремясь вырваться к Ленинграду и объединиться с войсками союзников из Финляндии.
5 августа германским войскам удалось выйти на ближние подступы к Таллинну, а спустя еще два дня — к побережью Финского залива западнее и восточнее города, и тем самым отрезать его со стороны суши. Началась трехнедельная оборона столицы Советской Эстонии.
Таллинн обороняли части 10-го стрелкового корпуса 28-й армии, отряды морской пехоты, немногочисленный отряд ополченцев - латышских и эстонских рабочих. Общая численность обороняющихся достигала 27 тысяч человек. Сухопутные силы поддерживала корабельная артиллерия, береговые батареи и авиация Балтфлота. К 10 августа продвижение противника удалось остановить, несмотря на относительную слабость оборонительных сооружений на подступах к городу.
14 августа оборона города была возложена на Военный Совет КБФ.
20 августа немцы получили значительные подкрепления, подведя дополнительные войска из оккупированной Франции, и возобновили наступление. Прорыв врага произошел одновременно к городским границам Таллинна и к пригородам Ленинграда…
По большому счету, оперативная задача Десятого корпуса была выполнена – он сковал значительные силы немцев в районе Таллинна и дал возможность лучше подготовиться к обороне «второй российской столицы» - Ленинграда. Дальнейшее пребывание сводного гарнизона советских войск в Таллинне привело бы только к лишним потерям. Поэтому 26 августа Ставка Верховного главнокомандования приняла решение оставить эстонский порт, а войска и флот перебазировать в Кронштадт и Ленинград.
Решение, столь тяжело давшееся Сталину, принималось, пожалуй, слишком долго: 27 августа на окраине Таллинна уже вовсю шли бои…
О последних днях обороны Таллинна повествует «Первая сводка о переходе КБФ из Таллинна в Кронштадт», являющаяся агентурным донесением, направленным в 3-й отдел КБФ 31 августа 1941 года.
В этом уникальном документе, недавно переведенном в открытые архивы, говорится, что 22 августа 1941 года был перехвачен подписанный 17 августа приказ Гитлера, требовавший уничтожения всех кораблей советского Балтийского флота на минно-артиллерийской позиции в районе средней части Финского залива. Эта задача возлагалась на береговые батареи, торпедные катера, подводные лодки и авиацию.
По сути дела, агентурная разведка НКВД предупредила командование флота о более чем серьезной угрозе. Но несмотря на это, принять меры к ликвидации угрозы флот не смог. Где-то уже просто не успевал, где то – не принял опасность как реальную…
Мины?.. Для того, чтобы протралить проходы в минных полях, нужны тральщики, и в составе огромной сводной эскадры они есть. Но после работы тральщиков на прибрежных фарватерах патрули в море не выходили, и за ночь немцы восстановили конфигурацию заграждений.
Против береговых батарей вовсе не предпринято было никаких действий. По сути дела, вся реакция на предупреждение свелась к усилению зенитных расчетов в перспективе массовых атак с воздуха и раздаче на корабли боевых инструкций по сохранению в походе противолодочного ордера.
А в самом городе, в береговых штабах и флотских учреждениях оказалось сконцентрировано огромное количество народу, в условиях обороны оказавшегося, практически, не у дела: за несколько дней до ухода флота в Таллинн было вызвано еще много командиров и других сотрудников, до машинисток включительно. Большую часть этих людей уже невозможно было организованно задействовать в обороне, а о том, чтобы вовремя отправить их в эвакуацию командование флота не позаботилось.
3.
Пока обороняющиеся войска сдерживали врага, корабли могли покинуть порт относительно свободно. Но когда бои достигли западных предместий, немцам удалось подтянуть артиллерию и обстреливать акваторию порта непосредственно во время погрузки эвакуантов.
Из вахтенного журнала крейсера «Киров», флагмана КБФ:
«27. 08. 1941, рейд порта Таллинн
В 9 часов 50 минут сброшено 24 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов. Уклонение маневрированием.
В 16 часов 30 минут сброшено 42 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов.
В 17 часов 56 минут сброшено 38 фугасных бомб весом до 250 килограммов.
В 18 часов 12 минут сброшено 22 фугасные бомбы весом от 100 до 250 килограммов... »
Такие записи встречаются в вахтенном крейсера 14 раз за день! Бомбы рвались в восьми — десяти метрах от корабля, нанося гидродинамические (контузионные) и осколочные повреждения, но, к счастью, прямых попаданий не было. Тот, кто недостаточно активно применял «уклонение маневрированием» на рейде или стоял у пирсов под погрузкой, пострадали: были прямые попадания в лидер «Минск» и эскадренный миноносец «Славный», затонул транспорт «Луначарский».
В агентурном донесении от 1 сентября 1941 г., озаглавленном «Сводка о таллиннских операциях», говорится о том, что для защиты города строилось несколько оборонительных линий, но к началу боевых операций ни одна из них не была готова. Кроме того, возводили их без учета опыта предыдущих боев. Позиции оборудовались с упором на капитальную противотанковую оборону: возводились надолбы, рылись рвы, устраивались ДОТы и земляные ловушки для танков. На рытье и перекрытие блиндажей в три наката и траншей с обитыми дощатыми «щитами противоосыпания», на изготовление и установку массивных железных «ежей», на вколачивание деревянных свай из цельных сосновых комлей уходила масса времени и сил. А между тем, тяжелые танки в этой покрытой лесами местности, изобилующей оврагами и болотами – большая редкость, поскольку велик риск небоевых потерь.
Немцы и финны, уже имевшие опыт боевых действий в сходных географических условиях, в качестве оборонительных сооружений использовали легкие блиндажи, хорошо защищавшие от минометного огня и шрапнели полевой артиллерии. Да и строятся такие укрепления втрое быстрее и с меньшими затратами человеческих усилий.
Первую – дальнюю - оборонительную линию общей длиной почти в 180 километров начали возводить в 30 километрах от города – силами его жителей. А среди них почти никто не верил, что немцам удастся быстро продвинуться вглубь территории республики. Мобилизация на работы шла с поистине эстонской неспешностью, несмотря на то, что командование войсками и флотом поторапливало городские власти. В первые дни войны «на окопы» выехало всего около полутора тысяч работников, к началу обстрелов города – до 4 тысяч… А когда пришел приказ Десятому корпусу отступать на соединение с 8-й армией, достраивать укрепления и вовсе не стали. Таким образом, основным препятствием для наступления немцев стала ближняя оборонительная линия в 10 километрах от Таллинна, возведенная под руководством инженера КБФ Кузьмина.
Сухопутным войскам, как это часто бывало в прежние войны при обороне крепостей, активно помогал личным составом флот. Для вооружения сильно потрепанного в предыдущих боях 10-го СК было собрано 27 пулеметов, готовились минометы на заводе «Арсенал», строились бронепоезда (их на обороне было три). Противник отмечает, что даже в последние дни обороны по всей линии фронта красноармейцы отвечали наступающим немцам «шквальным огнем». Даже если это традиционное преувеличение немецких генералов, получается, что недостатка в оружии и боеприпасах гарнизон Таллинна не испытывал. И сражался самоотверженно. Несколько передовых зенитных батарей в обороне города неоднократно переходили из рук в руки: гитлеровцы прорывали линию обороны, окружали зенитчиков и захватывали позицию, а через несколько часов приходили 50—60 морских пехотинцев с кораблей или артиллеристов с отдаленной береговой батареи – и отбивали зенитки у врага.
Из агентурного донесения от 1 сентября 1941 года:
«Противник действовал осмотрительно и, вместе с тем, при активном отпоре, трусливо. Он был бит в районе 105, 106 и 794 батарей. Можно было нам держаться долгое время. Корабельные резервы, да и береговые полностью не были использованы. Ясно одно, что если бы тот народ, который в результате провала эвакуации оказался утопленным, был выведен на линию обороны, да если бы он себе в течение
1—2 ночей сделал бы окопы и блиндажи, Таллинн надолго бы остался в наших руках».
Неоднократно бывало так, что отбросив врага с применением огня корабельной и береговой артиллерии на добрый десяток километров, наши бойцы, сдерживаемые приказами своих командиров, не стремились развить успех и отогнать противника еще дальше. А командиры имели весьма неоднозначное распоряжение штаба «не размывать» линию обороны…
Часто при атаке немцев полковой или дивизионный штаб отходил на запасные позиции первым, тем самым давая «добро» на отступление и для своих частей.
Из докладного письма старшего лейтенанта Котова Особому отделу КБФ:
«Твердой организующей руки в обороне главной базы не было. Мощные огневые средства, морская и зенитная артиллерия не были полностью использованы, а зачастую последние бездействовали вследствие отсутствия связи и взаимодействия между различными родами войск и особенно командованием армейских и артиллерийских частей. <…> Отсутствие связи и взаимодействия подчас приводило к обстрелу своих войск. Разведка работала скверно».
Во время решительного наступления немцев в двадцатых числах августа потери личного состава 10-го корпуса составили более 6 тысяч человек из 18 тысяч. Части полковника Костикова и капитана Пастернака попали в окружение и героически дрались до последней капли крови. Наряду с примерами беззаветного героизма во время Таллиннской обороны были, к несчастью, и случаи откровенной трусости командиров. Комдив полковник Бородулин готов был эвакуироваться, покинув своих солдат, и только жесткое требование 3-го отдела КБФ привести части в порядок и занять покинутые рубежи — или полковника отдадут под трибунал с мрачной перспективой расстрела за попытку дезертирства, заставило его вернуться к войскам...
4.
Военный Совет фронта одобрил план полной эвакуации гарнизона. Основная идея заключалась в сковывании немцев на рубеже обороны до ночи, усиленном огне артиллерии в момент посадки личного состава на корабли при сдерживании противника частями прикрытия.
Эвакуация гарнизона на кораблях Балтфлота началась 28 августа 1941 года. Еще в 11 часов 27 августа командующий флотом адмирал Трибуц отдал приказ о начале отхода войск и посадки на суда, через два часа войска начали перегруппировку для отхода. В 16 часов началась посадка на госпитальные пароходы и пассажирские суда раненых, тыловых учреждений флота и некоторых частей 10-го стрелкового корпуса. Грузили боевую технику и наиболее ценное имущество. Флагманский крейсер «Киров» взял на борт золотой запас Эстонии и членов правительства республики с семьями.
Отход и посадка войск прикрывались береговой артиллерией флота и заградительным огнём кораблей. Противник, в свою очередь, вёл интенсивный огонь по городу и порту, производил налёты группами по 5-9 самолётов.
В 18 часов подрывные команды приступили к уничтожению объектов и материальных средств базы. Железнодорожные вагоны с армейским имуществом приказано было затопить. У маяка Пакри было сброшено в воду более 1000 вагонов. А в 21-00 специально подготовленная подрывная команда чекистов привела в действие часовые механизмы системы мин и взорвала морской арсенал.
Основные силы начали посадку на суда около 22 часов и продолжали её до рассвета 28 августа. Учёта во многих случаях не велось. Приняв личный состав и технику, корабли и суда выводились с рейда в район формирования конвоев с помощью буксиров или своим ходом.
Из-за невероятной толпы военных и гражданского населения, переполнившего порт в ожидании эвакуации, провести погрузку организованно не удалось. Транспорты часто подавались не к тем причалам, к которым были назначены комендантом, в результате чего получали на борт не тот груз, который им изначально предназначался. Бывало, что плохо приспособленный к перевозке пассажиров сухогруз получал медсанбат с ранеными (кстати, известие о погрузке госпиталей было получено в ночь на 28 августа и явилось для всех полной неожиданностью), а рядом, буквально у соседнего пирса, на борт «курортного» лайнера грузили артиллерийских лошадей с пушками. Согласитесь, читатель, если бы наоборот, меньше страданий в пути испытали бы и люди, и кони…
Можно ли было избежать этой суеты и неразберихи, сказавшейся потом на ходе операции самым роковым образом? Наверное, да. Только для этого приказ об эвакуации должен был прийти на пару суток ранее.
Некоторые корабли вышли в море на грани предельной загрузки. Так как до сведения ротных и взводных командиров был доведен приказ «эвакуироваться максимально быстро», трудно было побороть неуместную порой «инициативу снизу»: бойцы с разрешения своих лейтенантов брали в порту маломерные плавстредства – катера, шлюпки, понтоны, или подряжали местных рыбаков с их парусно-моторными лодками. Выходили на внешний рейд, догоняли уже перегруженные транспорты и просились на борт. Достоверно известно, что таким способом из Таллинна уехало не менее 400 человек.
Сколько всего было эвакуантов? На этот вопрос точного ответа так и не получено, и увы, никакой архив не может сегодня дать этот ответ. Подсчитать можно только военных и с некоторым приближением – членов их семей. По подсчетам Р.А. Зубкова, на кораблях находилось: 28 573 военных, из которых 8 670 человек были бойцами и командирами Десятого стрелкового корпуса, а 19 903 – моряками: экипажами боевых кораблей и бойцами береговой обороны, а также служащими штабов и флотских учреждений.
Беженцы из числа гражданского населения не подсчитывались при погрузке на корабли, поименные списки составлять было некому и некогда. Поэтому цифры относительно численности эвакуированных мирных жителей у различных исследователей значительно разнятся: от 12 до 27 тысяч человек. По данным того же Зубкова подсчитаны экипажи гражданских судов – 1 179 человек, и вольнонаемные служащие флота – 613 человек. Общее число гражданских эвакуантов Зубков оценивает в 12 806 человек. Впрочем, откуда взяты эти данные, не указывает.
Многие мирные жители брали с собой избыточное количество лишних вещей. На борт тащили все что угодно – вплоть до велосипедов, мотоциклов и … бочек с домашним пивом!
На транспорте «Балхаш» личный состав стрелкового полка - около 4 тысяч человек - занял всю верхнюю палубу, причем так плотно, что бойцам не было возможности сесть. Когда потом во время перехода возникла необходимость вести огонь по противнику, из-за тесноты получили ранения 9 человек, двое из которых скончались.
Крайне неорганизованно осуществлялся и отвод воинских частей с линии обороны для эвакуации. Начальник 6-го отделения 3-го отдела КБФ старший политрук Карпов 30 августа 1941 г. докладывал своему руководству, что в результате непродуманных маршрутов отхода, отсутствия «маяков» и указателей большое количество военнослужащих направлялось в Беккеровскую гавань. А транспорты оттуда к тому времени все поуходили… Сам Карпов перенаправлял направлял отдельные группы бойцов в Минную гавань, где проходила посадка, и с последней группой поднялся на борт спасательного судна «Нептун», приписанного к ЭПРОНу. В составе 6-го отделения 3-го отдела КБФ насчитывалось 14 сотрудников. На борту «Нептуна» эвакуировалось только четверо. В дороге погибли двое, судьба остальных, не взошедших на корабли при оставлении города, в официальных документах снабжена казенной формулировкой «пропал без вести»…
Из агентурного донесения от 31 августа 1941 года:
«Посадка на корабли в Таллинне была не организована, беспланова и настолько поспешна, что сейчас крайне трудно установить не только число и размещение отступавших по кораблям и погибших, но и убедиться в том, что из Таллинна и островов эвакуированы все. Многие командиры не отрицают, а утверждают, что довольно значительная часть людей, особенно занятых баррикадными боями, осталась в Таллинне».
Более того, в первые дни после прибытия в Кронштадт отсутствовала даже точная цифра кораблей, вышедших из Таллинна: одни командиры называли 163, другие — 190 единиц.
Неорганизованность эвакуации приводила к тому, что приходилось бросать боевую технику и автотранспорт. Так, когда возникла необходимость эвакуировать личный состав и материальную часть 3-го и 4-го зенитных полков ПВО главной базы КБФ, отличившихся в обороне Таллинна, под погрузку подали не баржи, а осадливые грузовые пароходы, которые из-за мелководья не могли подойти к пристани ближе, чем на 1000—1500 метров. А плотов и понтонов для доставки техники на рейд не было. Поэтому большую часть танков, бронеавтомобилей и пушек пришлось уничтожить, дабы они при отступлении не достались врагу.
Разразившийся в море семибалльный шторм препятствовал работе тральщиков. Волна чувствовалась даже во внутренней акватории порта – за молами, и из-за этой волны шлюпки перевозили эвакуантов слишком медленно. К счастью среди портовых плавсредств нашелся высокобортный моторный катер, с помощью которого с пирса на корабли были доставлены несколько сотен эвакуантов за 3 часа.
Хаос, царивший во время эвакуации, подтверждает и командир 10-го зенитно-артиллерийского дивизиона старший лейтенант Котов. Например, забытая группа бойцов во главе с лейтенантом Лопаевым вплоть до 28 августа сдерживала натиск противника и ушла с позиций только тогда, когда стало известно, что все соседи и начальники ушли. Сам Котов получил приказ сосредоточить свой личный состав и материальную часть сначала на пристани Вимси, потом в Беккеровской гавани. Котов доставил матчасть дивизиона в Беккеровскую гавань, «но грузить не было на что. Хозяина не было. Огромные толпы красноармейцев, краснофлотцев и командиров готовы были почувствовать панику. Начальников не было. Большие толпы направились на прорывы (из разговоров мне известно, что многие из них вернулись, увидя транспорт на Купеческой пристани). Материальная часть орудий, приборов, автотранспорт, лошади и многое другое ценное имущество в огромном количестве осталось на пристани. Из разговоров известно, что часть личного состава также осталась не погруженными».
Некоторые командиры, увидев нехватку транспорта для эвакуации, решили пробиваться в Ленинград пешим порядком по суше… Взгляните на карту, читатель! Вряд ли в условиях жесточайших боестолкновений эти немногочисленные группы красноармейцев смогли бы дойти до цели – в лучшем случае, парням пришлось бы пополнить ряды партизан в тылу врага, осадившего Ленинград. Но более вероятно то, что все они погибли бы смертью храбрых еще при прорыве через немецкие позиции на окраине Таллинна…
Эвакуантов и грузы брал на борт даже флагман эскадры - крейсер «Киров». И пока красноармейцы тащили по широким сходням на борт крейсера ящики с пулеметными лентами, два лидера и шесть эсминцев вели непрерывный артиллерийский огонь, поражая огневые точки противника и мешая ему накапливать силы на подступах к городу.
28 августа 1941 года, наконец, флот покинул город.
5.
Мнение уцелевших участников перехода сводится к одному и тому же: эвакуация флота, гарнизона и мирных жителей организована была крайне сумбурно. Да и во время самого перехода действия советского флотского командования логичностью и последовательностью не отличались...
Отход флота в Кронштадт был намечен тремя боевыми группами: главные силы во главе с флагманским «Кировым», отряд легких сил в охранении основной колонны и арьергардный отряд. Кроме того, была сформированы охранные группы из эсминцев, морских охотников и тральщиков для трех транспортных конвоев. Впрочем, «конвои» - это не вполне точно сказано. К караванам военных транспортов и вспомогательных судов флота – ледоколов, пассажирских теплоходов, буксиров, госпитальных судов, спасателей, танкеров – присоединялись местные рыбаки и каботажники, почтовые шаланды и даже спортивные парусники. Но не бросать же местное население на произвол оккупантов! В результате каждый конвой превращался в слабоуправляемую толпу кораблей, резко отличающуюся и по морскому опыту экипажей, и по скоростным качествам, и по маневренности, и по мореходности… Эффективно защитить такой конвой во время морского перехода практически нереально.
Ордер каждой боевой группы и каждого конвоя должны были возглавлять, разумеется, тральщики: если впереди по курсу – минные поля, кому, как не тральщикам, пробивать дорогу всем прочим! Первыми город предписывалось оставить пассажирским судам с беженцами и госпитальникам с ранеными. Потом – транспортам с сухопутными войсками и техникой. Боевые корабли должны были уйти последними. И адмирал Трибуц находился на борту крейсера «Киров» вместе с большинством офицеров штаба флота. Но на деле покидать город нескольким боевым и транспортным отрядам пришлось практически одновременно: гавань уже обстреливалась немцами из тяжелых орудий.
После получения сигнала об отходе началось одновременное движение всех караванов. Для занятия своих мест согласно ордеру, суда 1-го и 2-го караванов вынуждены были сойти с основного фарватера и обогнать медленно двигавшиеся транспорты фактически по краю минного поля.
Всю первую половину дня 28 августа в Таллинне стояла пасмурная погода, мешавшая действиям вражеской авиации. И это было на руку советским войскам, поскольку немцы не могли реализовать свое численное превосходство в бомбардировщиках: когда налитые холодным дождем фиолетовые тучи нависают прямо над клотиками мачт, не очень-то развернешься с массовыми бомбардировками!
Если бы колонны кораблей и судов могли поддерживать скорость не менее 15 узлов, они смогли бы засветло преодолеть расстояние как минимум от мыса Юминда до Гогланда. Но в том-то и дело, что скорость конвоя определяется по самому слабому на ходовые данные кораблю, а тех, кто способен не больше, чем на 8 узлов, здесь хватало!
6.
Юминда – самый большой полуостров в Северной Эстонии. С запада его омывает своими водами залив Колга-лахт, с востока – Хара-лахт. Длина широкого лесистого «языка» земли – около 13 километров, ширина – не более шести. В принципе, большим-то он может считаться только по местным, эстонским меркам. На побережье испокон века стоят рыбачьи деревни. Есть и что-то вроде райцентра – село Юминда, самое старое на полуострове, известное еще с 1290 года. У северных скал полуострова предупреждает моряков о длинной, далеко выступающей в море отмели старый маяк. Перед войной у восточного побережья, в деревне Хара, был построен небольшой портпункт для базирования советских подводных лодок.
Так бы и быть скромному рыбачьему полуострову крохотным «языком» на эстонской карте, упомянутому в географических справочниках лишь благодаря маяку, старинному рыбному рынку и закрытому военному городку с русской надписью на воротах: «Вход на территорию только по пропускам»… Если бы не события августа 1941 года.
Около 19 часов 50 минут конвой № 2 был атакован пятью торпедными катерами, которых отогнали артиллерийским огнём, не дав им возможность выйти на дистанцию торпедного выстрела. Позднее в советской литературе часто утверждалось о двух потопленных при этом торпедных катерах, но немецкие архивы не подтверждают факт каких-либо потерь в этом бою.
В районе острова Мохни в 18 часов 30 минут немецкие самолеты атаковали шедший в первом конвое ледокол «Кришьянис Вальдемарс» и загнали его на минное поле. После подрыва на мине ледокол затонул.
Так же был поврежден авиацией, подорвался на мине и затонул транспорт «Алев». Из 1 280 человек, в том числе 800 раненых, спасено было всего 6 человек.
Тральщики, шедшие впереди конвоев, то и дело подсекали параванами немецкие мины. Если мина взрывается – начисто отрывает трал, не нанося вреда кораблю. Но чаще мины с перерезанным минрепом просто всплывают – и по ним тогда надо стрелять. Пробитый корпус заполняется морской водой, мина тонет и становится неопасной. Беда в том, что иногда в условиях похода вызывать наверх стрелков с винтовками и заниматься снайперской охотой на мины просто некогда!
Полоса, протраленная тральщиками, оказалась слишком узкой. И то по ней порой плавали оторванные от минрепов рогатые шары. Пока уворачиваешься от одной мины – того и гляди зацепишь другую! Бывало, что подорвавшийся корабль скрывался под водой буквально в считанные минуты. А оставшимся было некогда заниматься спасательными работами: все, что мог сделать конвой для экипажей погибших кораблей – это сбросить спасательные круги и плотики, вывесить за борт булини – и двигаться дальше, точно зная, что спасутся далеко не все…
Когда наблюдательные вахты тральщиков доложили, что видят в воде что-то похожее на перископ подводной лодки, адмиралом Трибуцем был отдан приказ сменить ордер строя. Дивизион эсминцев контр-адмирала Ралля должен был занять позицию для атаки подлодки, и начал слева по дуге обходить колонну кораблей со скоростью 16 узлов. И, естественно, выкатился на минное поле.
Помощник командира тральщика № 44 лейтенант Духно по мегафону предупредил Юрия Федоровича Ралля, что его корабли могут подорваться. Так и случилось: эсминцы «Калинин», «Володарский» и «Артем» один за другим подорвались на минах и затонули. А перископ скрылся в волнах и больше не показывался. Да и был ли он?.. Принять за тонкий стержень подводного «глаза» старую фарватерную вешку - тоже не проблема.
Флагманский артиллерист отряда легких сил капитан 2 ранга А. А. Сагоян, находившийся на «Артеме», вспоминает:
«Миноносцы «Артем», «Калинин», «Володарский» в 21 час 10 минут последними оставили рейд, подавляя на ходу огонь батарей врага, прорвавшегося к Пирите, Кадриоргу. Следуя в арьергарде, миноносцы прикрывали идущие впереди конвои и главные силы. Около полуночи, форсируя минные поля на траверзе Юминда, все они в короткий срок погибли, сначала «Калинин», затем «Володарский» и «Артем». Исключительное мужество и выдержанность в момент гибели «Артема» проявили личный состав корабля и находившийся на мостике командир дивизиона Л. Н. Сидоров... Мне довелось быть в момент гибели вместе с ним. В считанные минуты до погружения корабля он спокойно, волевым голосом, с исключительной выдержкой отдавал последние распоряжения по спасению экипажа и, не покидая ходового мостика, погиб в волнах... »
Погода к полудню становилась все лучше. И немецкие самолеты не заставили себя ждать. Сначала налетели «Юнкерсы», пикировщики, способные класть бомбы весьма точно. Корабли открыли зенитный огонь – скорее, заградительный, чем прицельный. К тому же зенитным вооружением располагал лишь боевой состав эскадры Балтфлота да несколько военных транспортов. Гражданские суда могли попытаться отразить налет лишь стрельбой из стрелкового оружия личного состава, что вряд ли кому удается… Может быть, именно поэтому потери среди транспортного состава от действий авиации были настолько велики.
Истребителей прикрытия у конвоев на первом этапе похода просто не было. Первые советские истребители участники прорыва увидели только на следующий день, уже на подходе к Кронштадту. Сказался и общий недостаток сил авиаприкрытия на этом участке фронта, и отсутствие своевременного приказа командования о подъеме в воздух наличных сил.
7.
Как свидетельствуют участники перехода, уже к полудню ситуация вышла из-под контроля советского командования. Перегруженные эвакуантами корабли в отсутствие жесткой централизованной воли адмирала оказались не способны оказать достойного сопротивления врагу. Нарастала деморализация личного состава, которую уже не могли остановить усилия комиссаров – никакие патриотические лозунги не срабатывают на фоне трагического зрелища неминуемой смерти товарищей по конвойному ордеру… Были те, кто начал действовать по принципу «выжить во что бы то ни стало». Но, к счастью, немало командиров смогли сохранить самообладание и внушить надежду на благополучное завершение перехода своим подчиненным. Порой в одном и том же экипаже примеры безотчетной паники соседствовали с проявлениями самого чистого героизма.
Эскадренный миноносец «Калинин» до революции звался «Прямислав», и принадлежал ко второй линии всемирно известной серии русских эсминцев типа «Новик». На свет он появился в 1915 году, в сорок первом был уже стар, но вполне боеспособен после двух модернизаций. Теперь, подорвавшись на мине, эсминец около часа медленно тонул от полученных ран. И, как бы странно это ни звучало, командир его, которому по всем законам полагается организовывать борьбу за живучесть, а в случае рокового исхода последним покинуть борт, в шлюпке угнездился одним из первых…
Капитан 3-го ранга П.Б. Стасов был ранен, что хотя бы отчасти могло его извинить. Но вопреки военному уставу и флотской этике, велел сойти в шлюпку и военкому, батальонному комиссару Шишову. Тот согласился…
Отойдя на шлюпке на 100—150 метров от борта и, видимо, почувствовав себя в безопасности, Стасов начал кричать: «Помощник, спасай людей!» Комиссар Шишов отмолчался. Видимо, был в шоке от происходящего.
Старший офицер эсминца капитан-лейтенант П.Д. Русин и воентехник Юрченко, старший лейтенант Миронов и начальник службы снабжения Чеклуев остались на обреченном корабле до последнего. Руководили борьбой за живучесть, продлевая время, когда корабль на плаву – чтобы успеть высадить в шлюпки и на плотики раненых, помогали находить средства спасения и показывали пассажирам, как ими пользоваться. Русин проявил себя настоящим командиром – сошел в воду с кормового дека в момент опрокидывания погибающего корабля, когда на борту уже не оставалось ни одного моряка.
Транспорт «Казахстан» пострадал от прямого попадания фугасной авиабомбы в палубу. Возник пожар. Старший из воинских начальников на борту - генерал-майор Зашихин - не только не принял никаких мер к организации тушения пожара и пресечению начавшейся паники, но сошел на первый подошедший к борту катер. И тот убрался куда подальше… По свидетельству участников перехода, красноармейцы презрительно свистели вслед уходящему катеру генерала, размахивали винтовками и даже грозились труса пристрелить! А потом вместе с экипажем транспорта тушили пожар, черпая забортную воду даже собственными касками! И выстояли, и победили коварное пламя… «Казахстан» выжил – в числе немногих невооруженных транспортов, своим ходом пришел
в Кронштадт. И генерал не смог посмотреть в глаза своим брошенным на произвол судьбы бойцам.
Из записи в вахтенном журнале эсминца «Суровый» за 28 августа 1941 года:
«18.20. Впереди по курсу подорвался большой транспорт, наполненный людьми.
18.22. Подорвавшийся транспорт вместе с людьми ушел под воду.
18.25. Впереди по курсу подорвался транспорт с людьми.
18.30. Подорвавшийся транспорт с людьми ушел под воду».
За 10 минут - два парохода, до отказа заполненные эвакуантами. Многих ли мог подобрать маленький эсминец?..
С наступлением темноты отряд главных сил во главе с «Кировым» вошёл в плотное минное заграждение, выставленное немцами и финнами. Около 20 часов подорвался и погиб тральщик «Краб», за ним тральщик «Барометр». Три из пяти тральщиков отряда утратили тралы в результате затравливания «минных защитников». Это довольно примитивное устройство для защиты мин от траления. На минреп – трос, связывающий мину с якорной тележкой, крепится пила. Или вместо мины вешается пустой поплавок, а на минрепе устанавливается небольшой подрывной заряд. Если трал попадает на такой минреп, он не подсекает мину, а отрывается сам, перерезанный пилой или перебитый взрывом.
О плотности заграждения свидетельствует хотя бы такой факт: вечером 28 августа на нем подорвалась и затонула С-5, почти весь экипаж которой погиб. У лодок – узкий корпус, а в надводном положении и осадка невелика. Как тесно должны стоять мины, чтобы даже субмарина не могла найти между ними прохода?
В отряде главных сил на левом траверзе «Кирова» шел эсминец «Яков Свердлов», более известный в дореволюционные годы на Балтике как «Новик». Тот самый «Новик», что в свое время считался лучшим эсминцем мира, первый среди русских паротурбинников с нефтяными котлами высокого давления. Теперь, почти три десятка лет спустя после дня спуска, почтенный родоначальник серии из 53 боевых единиц, эсминец исполнял обязанности форзейля – адъютанта флагманского «Кирова».
Когда корабли главных сил вышли на траверз мыса Юминда, расположенные здесь немецкие береговые батареи открыли по ним огонь.
Из рапорта командира эсминца А. М. Спиридонова:
«Снаряды падали невдалеке от крейсера «Киров» и наших миноносцев. Попаданий нет. Эскадра прикрылась дымовой завесой, поставленной с эсминца «Яков Свердлов». Вскоре стрельба прекратилась».
Примерно в 20 часов 30 минут крейсер «Киров», шедший ради безопасности с параванами, затралил справа от себя мину. Минреп не порвался, и при движении корабля вперед параван начал подтягивать мину прямо к борту… Избавиться от опасности можно было только одним способом – как можно быстрее остановиться и отрезать трос паравана.
Крейсер отработал машинами на реверс, а его форзейли – эсминцы «Гордый» и «Яков Свердлов» - оказались в 5 кабельтовых впереди. Через две минуты в правом параване «Гордого» в 5—8 м от корпуса взорвалась мина.
Несмотря на отсутствие прямого контакта мины с корпусом корабля, повреждения оказались очень тяжелыми. Гидродинамическая контузия привела к расслоению клепаных швов и отрыву лоскутов обшивки на большой площади борта. Через множество осколочных пробоин вода проникла во все три котельных отделения, причем во втором прямо по уровню воды растекся загоревшийся от какой-то искры мазут. Основной набор «повело»: киль утратил прямую форму, даже с противоположной от взрыва стороны волной пошла обшивка, в районе 175—183-го шпангоутов образовалась вертикальная трещина борта, уходящая ниже ватерлинии, с деформацией шпангоутов… На помощь эсминцу были высланы сторожевой корабль «Коралл» и ледокол «Октябрь», позже подошли утративший тралы тральщик «Гак» и эсминец «Свирепый». Командир «Гордого» капитан 3 ранга Е.Б. Ефет, не желая рисковать всем экипажем, приказал остаться на корабле 45 специалистам дивизиона живучести, а прочих моряков, и раненых, и здоровых, взял на борт тральщик. «Свирепому» удалось взять поврежденный корабль на буксир. Почти двое суток длилась доставка его малым ходом Кронштадт. За это время эсминец не раз подвергался массированным атакам авиации. Отражая ее налеты, зенитчики «Гордого» расстреляли весь боезапас. На эсминец было сброшено 267 бомб, но ни одна из них не попала в цель…
А в 20 часов 36 минут раздался взрыв на эсминце «Яков Свердлов».
Предоставим слово командиру «Свердлова» А. М. Спиридонову:
«Сзади мостика «Якова Свердлова» поднялся огромный столб пламени, пара и дыма. Все стоящие на мостике были сбиты с ног, часть народу даже вылетела за борт. Я упал лицом на телеграф, поставив последний на «Стоп», и на мгновение потерял сознание… Придя в себя и оглянувшись на корму, я увидел, что последняя оторвалась от носа. Взрыв пришелся в районе первого торпедного аппарата. Нос корабля быстро погружался в воду. Корма переворачивалась оверкиль и также поднималась вверх. Через 3-4 мин то, что раньше называлось мостиком, пошло к воде; я скомандовал оставшейся на носу команде (10-15 человек) идти в воду и отплывать от корабля, чтобы не быть засосанными в воронку. Меня услышали, и приказ был выполнен».
По свидетельству выжившего офицера эсминца лейтенанта Н. К. Гордымова, «Матросы, старшины и офицеры мужественно держались, помогали друг другу, поддерживая раненых на воде. Перед гибелью эсминец готовился отражать атаку подлодки, и на палубу вынесены были глубинные бомбы. Теперь они тонули вместе с кораблем, и достигнув глубины запланированного разрыва, начали срабатывать, оказывая сильнейший гидравлический удар на людей. Часть «свердловцев» пошла на дно контуженными от их действия. В живых осталось немного наших моряков, которых подобрали катера типа «морской охотник» и доставили в Кронштадт».
Кажется, именно слова лейтенанта Гордымова о глубинных бомбах и подготовке к отражению атаки подлодок и привели к возникновению широко распространенной среди балтийских моряков легенды о том, что причиной гибели «Свердлова» была не мина…
Эта легенда излагает события так: «Киров» приостановился, чтобы избавиться от паравана с повисшей на нем миной. В это время, якобы, немецкая подлодка, следившая за караваном, пошла на замедлившего ход советского флагмана в атаку с курсового угла примерно 60 градусов по носу. Заметив торчащий из воды перископ и серебряный след торпеды в волнах, «Свердлов» ничего не успел предпринять, кроме как «вставится» между лодкой и «Кировым», приняв предназначенный предводителю эскадры удар на себя…
Об этом эпизоде перехода написаны статьи и песни. Но документами подвиг не только не подтвержден, но даже опровергнут: По немецким источникам, ни одна лодка в этот момент не находилась в координатах действия группы «Кирова». Не было у Юминды и финских кораблей, так что пустить торпеду, видимо, было просто некому… А вот мин хватало!
При гибели эскадренного миноносца «Яков Свердлов» погиб 1-й председатель Совета Народных Комиссаров Эстонской ССР Йоханнес Лауристин.
Около 21 часа четыре из пяти тральщиков отряда прикрытия оторвались и присоединились к отряду главных сил, проигнорировав распоряжения командира отряда. Сразу после этого подорвался на минах и погиб эсминец «Скорый».
Лидер отряда прикрытия «Минск» и эсминец «Славный» в результате подрывов были тяжело повреждены и едва держались на курсе. Остался без тральщиков и арьергардный отряд боевых кораблей, в котором, кроме трех эсминцев, погибли уже два сторожевика - «Циклон» и «Снег».
Грузовой транспорт «Элла» покинул Таллинн с 905 пассажирами на борту, в том числе – ранеными, которых было 693. В ходе операции «Элла» подбирала пассажиров и моряков с погибших кораблей, так что скоро у нее на борту было больше полутора тысяч народу. После подрыва «Эллы» на мине уцелело лишь 49 человек...
Транспорт «Эверита» с гарнизоном Найссаара, насчитывавшем около 1500 человек, затонул через минуту после подрыва. Спасено 10 солдат, из которых трое – ранеными…
9.
Вечером самолеты ушли. Зато в черной воде стало хуже видно мины – и количество подрывов многократно возросло. В том же вахтенном эсминца «Суровый» читаем:
«19.30. Впереди по курсу подорвался какой-то корабль буксирного типа.
20.25. Впереди по курсу взорвалась большая подлодка.
20.26. Рассеялся дым, и впереди на месте подлодки была ровная поверхность моря.
20.35. Впереди крейсера «Киров» появился колоссальный столб огня и дыма.
20.40. Сзади, в районе, где примерно должна находиться «Вирония», появился еще один колоссальный столб огня и дыма. (речь идет о гибели «Свердлова» - примечание автора).
20.50. Справа, обгоняя, шел какой-то небольшой транспорт. Взрыв — черный дым.
20.51. Черный дым рассеялся, транспорта не оказалось.
22.10. Прямо по носу подорвался транспорт.
22.58. Справа по борту подорвался транспорт на мине.
23.24. Подорвался какой-то корабль, имени не знаю»…
Транспорт «Вирония», имевший на борту значительную часть управления 10-го стрелкового корпуса, а также бойцов и командиров различных частей гарнизона, около 12 часов дня 28 августа покинул Таллиннский рейд и взял курс на Ленинград. Вначале плавание проходило относительно спокойно, налеты отдельных вражеских самолетов отбивались зенитным огнем транспортов и кораблей охранения. Так продолжалось до вечера, когда «Юнкерс-88» сбросил на «Виронию» серию бомб, одна из которых разорвалась рядом с бортом корабля. От гидродинамического удара и осколочных повреждений вышло из строя машинное отделение. «Вирония» потеряла ход.
Сброс пара через клапана, сопровождавшийся истошным свистом, вызвал панику на борту среди эвакуантов, хватавших в беспорядке спасжилеты и нырявших в холодное море. Вскоре, однако, выяснилось, что «Вирония» может самостоятельно держаться на плаву. Паника улеглась, оставшиеся на борту красноармейцы, мирное население и моряки занялись спасением угодивших за борт. Но многие успели утонуть. Например, расстался с жизнью военный прокурор 10-го стрелкового корпуса Старостин. Спасатель ЭПРОН «Сатурн», на котором уже находилось около 800 человек, взял «Виронию» на буксир, но, пройдя всего с десяток кабельтовых, подорвался на мине и в свою очередь стал тонуть. Люди с «Сатурна» перешли частью на «Виронию», частью на какой-то пробегавший мимо буксир. Этот буксир, нагруженный до предела, вскоре сам подорвался или был торпедирован подлодкой и моментально пошел ко дну… Из 800 человек, находившихся на борту «Сатурна», спаслось лишь незначительное количество – их подобрала все та же многострадальная «Вирония»!
Приблизительно в 22 часа «Вирония» подорвалась еще раз. В течение 1—2 минут израненный пароход затонул, и многие из тех, кто успели прыгнуть в воду, делали это уже в третий раз за короткий день! Трижды за 12 часов почувствовать, как дрожа в предсмертной вибрации, уходит из- под ног палуба корабля – кому это под силу?..
Очевидец гибели транспорта заместитель начальника Особого отдела 10-го стрелкового корпуса лейтенант госбезопасности Доронин писал: «Во время потопления на «Виронии» были слышны многочисленные револьверные выстрелы». Судя по всему, люди кончали жизнь самоубийством, не желая живыми уходить в морскую пучину. Не суди умирающих за слабость, читатель. В этих условиях им казалось, что из двух зол они выбирают меньшее.
Картину гибели этого транспорта видел и другой сотрудник органов госбезопасности, начальник 6-го отделения 3-го отдела КБФ старший политрук Карпов. Он тоже слышал эти выстрелы. И комиссару показалось, что погибающие моряки и эвакуанты таким образом лишь сигналят, пытаясь привлечь к себе внимание спасателей…
Боясь путешествовать ночью по минному полю, некоторые транспорты отбились от конвоя, вышли на мелководье и решили ночевать. Плавающие мины экипажи отталкивали шестами. Тот, кто решился продолжать путь, рисковал погибнуть. Но и ночевку на якорях нельзя назвать безопасной: гитлеровские лодки и финские катера со счетов не сбросишь! Около 4 часов утра два финских торпедных катера потопили парусно-моторную шхуну «Атта», а затем около 6-00 утра захватили два безоружных буксира - И-18 и «Палдиски», и даже ухитрились утащить их в Хельсинки!
Около 6-20 утра лидеры «Минск» и «Ленинград» безрезультатно вели огонь по неизвестным торпедным катерам. Предположительно, это были те самые финские катера…
К моменту постановки на якоря в ночь с 28 на 29 августа, флот уже потерял потопленными 26 кораблей и судов: 5 эсминцев, 3 транспорта, 1 ледокол, 2 буксира, 2 тральщика, 2 подводные лодки, 1 канонерскую лодку, 2 сторожевых корабля, госпитальное судно, спасательное судно, штабной корабль, 3 катера, шаланду вспомогательного состава. 5 кораблей с трудом могли продолжать путь – лидер «Минск», 3 эсминца и транспортный пароход. Два буксира попали в плен к финнам. И еще потерялся один танкер, который так по сей день и числится пропавшим без вести.
10.
Из вахтенного журнала лидера эсминцев «Минск», отличника боевой и политической подготовки:
«В 21.40 в параване взорвалась мина. Корабль дал течь, команда начала борьбу за живучесть. В 22.15 подошел миноносец «Скорый», чтобы взять на буксир, но через 15 минут он, подорвавшись на мине, переломился пополам и еще через 15 минут затонул. Спущенные шлюпки смогли спасти только 44 человека. В 22.45 стал на якорь, так как тральщики ушли. Борьба за его живучесть продолжалась всю ночь.
В 6.20 29 августа 1941 г. двинулся дальше следом за тральщиком «Гак» и лидером «Ленинград». В 6.52 вахтенный начальник зафиксировал первый за этот день налет вражеской авиации. С той минуты и до 10.03, т. е. за 3 часа с небольшим, немцы произвели в общей сложности 7 налетов на караван.»
В 5 часов 40 минут утра, с рассветом 29 августа оставшиеся боевые корабли отрядов главных сил, прикрытия и арьергарда снялись с якоря. И развив ход до 27 узлов, ушли курсом на Кронштадт. Такую скорость уцелевшие смогли развить, потому что минные поля уже почти кончились, а с эскадрой больше не было тральщиков – боеспособных уже просто не осталось. В отряде главных сил исправными оставались крейсер «Киров» и эсминец «Сметливый», в отряде прикрытия — лидер «Ленинград».
Следующий караван представляли собой поврежденные боевые корабли с сопровождением. Эсминец «Суровый» вел подорвавшегося «Славного». «Свирепый» - «Гордого», не способного двигаться самостоятельно…
Говорят, от судьбы не уйдешь. «Гордому», эскадренному миноносцу серии №7 1937 года спуска, и его товарищу по Таллиннскому переходу «Суровому» суждено было выжить там, где погибли многие. Но 13 ноября 1941 года они вдвоем сопровождали минный заградитель «Урал» для вывоза боеприпасов гарнизона Ханко. Там, на полуострове, тоже готовилось отступление войск, гарнизон ждал транспорты. Ночью 14 ноября «Гордый» и «Суровый» погибли на минном поле. 67 лет спустя после войны водолазы нашли их на дне
Около 6-30 утра торпедные катера окончили спасение личного состава с горящего транспорта «Луга» и безрезультатно пытались потопить его артиллерийским огнём. По обнаруженным разрывам расположение транспорта засекла немецкая береговая батарея с полуострова Юминда, и тоже начала стрелять, пока не потопила несчастный пароход.
В 9-40 наблюдательные вахты рапортовали Трибуцу, что дальше минных полей вообще нет. Но до этого момента подорваться успели транспорт «Балхаш», спасательное судно «Колывань», посыльное судно «Юпитер» и буксир «Вильми».
Но самое страшное, как оказалось, было еще впереди. Как только небо прояснилось, над конвоями вновь появились немецкие самолеты – сначала разведка, а потом и бомбардировщики. С 7-00 утра налеты бомбардировщиков стали фактически непрерывными – волна за волной, посменно. Благодаря тому, что самый дальний относительно места боя немецкий аэродром располагался всего в 100 километрах, одна боевая группа врага, отбомбившись, имела возможность после атаки сразу уходить за новой порцией боезапаса, уступая место в небе над конвоем следующей эскадрилье…
Противопоставить посменному налету советским конвоям было почти нечего. Зениток у транспортов мало. А уклонение маневром было неосуществимо из-за тихоходности большинства судов.
Транспорт «Аусма» эвакуировал 1 200 бойцов гарнизона Палдиски – и был потоплен немецкими самолетами в половине второго пополудни. В три часа десять минут та же участь постигла транспорт «Тобол», еще через час – транспорт «Калпакс». У последнего на борту было полторы сотни пассажиров, из них половина – раненые. 1 100 человек погибло в ходе 40 атак авиации и при опрокидывании погибающего парохода.
В 18-00 затонул пылающий от попаданий авиабомб транспорт «Алев», в 18-10 - транспорт «Атис Кронвалдс», в 18-20 - танкер № 12, в 20-30 - транспорт «Вторая пятилетка», после 21-00 - транспорт «Вормси» и буксир «Вента»…
Некоторые корабли и суда, получив попадания, выбрасывались на берег, чтобы избежать гибели пассажиров и команды. Такова была участь военных транспортов «Иван Папанин» и «Лейк Люцерне», а также ремонтно-спасательного судна «Серп и Молот». О последнем стоит сказать особо: на борту этого скромного спасателя было огромнейшее количество запчастей для балтийских подлодок, а также новейшие станки для питерских портовых мастерских, крановое и водоотливное оборудование. Потеря такого транспорта серьезно ограничивает возможности оказания помощи ремонтом и водоотливом боевым кораблям во время сражения…
Авиационными бомбами были повреждены транспорты «Скрунда», «Ярвамаа», «Шауляй». Лишившиеся хода, горящие беспомощные пароходы на следующий день немцы добили.
Некоторых пострадавших от бомбежек удалось спасти. Для этого буксиры подходили под огнем к подвергающемуся атаке кораблю, и с риском для жизни брали его на буксир, тащили к Гогланду. Канонерская лодка «Аргунь», подводная лодка «Калев», ледокол-буксир «Тасуя», транспорт «Казахстан» и торпедный катер ТКА-74 – все они могли погибнуть, если бы не самоотверженность приданных эскадре буксиров.
После того, как стало смеркаться, немецкие самолеты, наконец, удалились, но почти сразу с наступлением темноты пропали без вести два эстонских катера. Поврежденный противолодочник-ловушка «Хийусаар», с трудом управлявшийся после попадания бомбы в румпельное отделение, уже на подходах к Гогланду угодил на мель…
Как беспощадно изматывает сердце и нервы ожидание неминуемой атаки – не с воздуха, так из-под воды! Психологическое напряжение людей, лишенных возможности нанести врагу последний перед гибелью урон, иначе, чем запредельным, не назовешь. Боеспособными – и то условно из-за перегруженности эвакуантами – можно было считать только боевые корабли. Транспортный состав был лишь добычей смерти.
Стоит ли удивляться, что в этих условиях случилось даже что-то вроде мятежа. На спасательном судне «Нептун» некоторые красноармейцы из числа эвакуантов заперли капитана в каюте, выбрали некий «комитет представителей» и требовали немедленно высадить их на оккупированный врагом берег.
- Братцы-товарищи, но там же немцы!!! – колотил капитан кулаками в железную переборку.
- Ну и что? Мы – с оружием. В худшем случае станем партизанами… А то тут с тобой еще потонешь ко всем чертям ни за грош, не сделав по фашистским мордам ни одного выстрела!..
К счастью явился полковой комиссар, накануне подобранный из воды, и освободил арестованного капитана, попутно объяснив ретивым «ревкомовцам», что станут или не станут они партизанами – это еще вопрос. До партизанства дожить надо. А вот дезертирами за самовольное изменение курса корабля и оставление своей воинской части их в трибунале точно назовут – со всеми вытекающими последствиями…
Впрочем, и еще не занятый врагом берег безопасности не гарантировал. Уполномоченный 3-го отделения 3-го отдела КБФ Ламброзо, совершивший на танкере № 12 переход из Таллинна до острова Гогланд, 31 августа докладывал своему руководству о неразберихе, царившей в момент разгрузки. С берега дали распоряжение высадить бойцов, на шлюпках переправилось человек 150—200. В этот момент к танкеру на катере подошел капитан 2-го ранга Черный и, угрожая оружием, приказал капитану отойти от острова и следовать в Кронштадт. Закончилось дело тем, что танкер, отойдя от Гогланда на 8—10 километров, попал под бомбежку и утонул со всеми оставшимися невысаженными солдатами. Зачем кавторанг прогнал пароход в море – как оказалось - на верную смерть? Оказалось, из опасения, что его сейчас начнут бомбить! И, по большому счету, не так уж и неправ был: на ходу можно хотя бы уворачиваться от самолетов, активно маневрируя, тогда как на стоянке ты - мишень мишенью, не более того.
Опасения кавторанга Черного подтвердились 30 августа, когда на Гогланде начали погрузку высадившихся накануне людей для дальнейшего движения в Кронштадт. Утро выдалось ясным, с рассветом налетели немецкие самолеты и превратили погрузку в сущий ад… Были новые жертвы.
«Эту работу можно было сделать с наступлением темноты, но командование острова и до этого не додумалось», — сообщал своему начальнику уполномоченный 3-го отдела ОВРа политрук Корытько.
В этот день, 29 августа, погибло наибольшее количество эвакуированных бойцов и гражданских лиц. Вместе с тем, героическими действиями экипажей остальных кораблей и судов под огнём вражеской авиации были спасены в море свыше 9 300 человек, ещё свыше 6 100 человек сошли на остров Гогланд с подошедших к нему горящих или прибуксированных повреждённых кораблей. Для спасения людей в море высылались корабли из Кронштадта, с Гогланда и с острова Лавенсаари, на их счету тысячи спасённых жизней.
Авиация Балтийского флота действовала беспорядочно, малыми силами, не в зоне действия основных сил немецкой авиации, не обеспечила прикрытие транспортов, больше летала над отрядами главных сил и прикрытия, и то подавляющей частью во второй половине дня.
11.
Корабли главных сил и отряда прикрытия стали прибывать в Кронштадт с 17-20 часов 29 августа. До конца дня 29 августа в Кронштадт прибыли 24 вымпела, на остров Гогланд – 16. На следующий день и позже в Кронштадт продолжали прибывать отрядами и поодиночке уцелевшие корабли и суда из Таллинна – числом 107 вымпелов.
Немецкая авиация бомбила острова Гогланд и Лавенсаари, и иногда транспорты, с таким трудом добравшиеся до родной земли, погибали уже на стоянках. Именно так было потоплено 6 пароходов.
Начался подсчет потерь. Погибли почти со всем личным составом 5 эсминцев, 2 сторожевика, 1 подлодка, 10—12 транспортов. Причем, уцелевшие доложили, что погибло более 30 транспортов с личным составом армии и флота... У страха глаза велики? Или опрос уцелевших командиров кораблей и присоединившихся к караванам капитанов-эстонцев в штабе флота велся по принципу: «Василий Петрович, вы сколько потопленных пароходов видели? Три? А вы, Тимофей Иванович? Четыре? А вы, Райво Ясперович? Тоже три? Так и пишем: десять пароходов…»?
Точный до имени-фамилии список жертв Таллиннского перехода, видимо, никогда не будет составлен, поскольку никакого учета эвакуируемых, тем более поименных списков, никто не вел. На мемориальной доске в память погибших участников Таллиннского перехода указано 10 903 погибших… Некруглое число вызывает доверие – до человека подсчитали? Однако источник информации неизвестен, и почему на монументе выбиты именно эти цифры, практически не установимо.
Адмирал Трибуц в рапорте Сталину говорил о пяти тысячах жертв. Но позже, в мемуарах, признавался, что это число не может быть точным: статистики пассажиров никто не вел. Адмирал назвал наркому результат умозрительного подсчета и еще опасался, что вышло слишком много. Кстати, в войну опасались вслух афишировать многочисленные потери, чтобы не деморализовывать защитников Родины…
В декабре 1941 г. начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар Лебедев направил наркому ВМФ СССР адмиралу Кузнецову две докладные записки: «О боевых действиях Краснознаменного Балтийского флота» и «Об отходе Краснознаменного Балтийского флота и частей 10 СК из Таллинна в Кронштадт 28—29 августа 1941 г.», в которых дал анализ августовских событий на Балтике. В документах имеются цифры потерь: потоплено 12 боевых кораблей, еще 3 требуют докового ремонта, погибло 19 вспомогательных судов и транспортов, еще 4, будучи поврежденными, выбросились на берег о. Гогланд. Людские потери он определил более чем в 6 тысяч человек, включая команды погибших кораблей. Более – насколько? К сожалению, неточность в подсчете потерь позволяет ряду сторонников теории «потопления фашизма в русской крови», спекулирующих на трагедии, утверждать, что потери в ходе таллиннского перехода составили «значительно более 20 тысяч человек».
В какие цифры верить? Воистину, смерть одного – горе, смерть многих – статистика…
Легче было счесть уцелевших. Впрочем, и здесь в статистике имеются значительные расхождения.
По данным штаба КБФ на 2 сентября 1941 года было спасено от угрозы уничтожения оккупантами 14 800 человек.
В «Хронике Великой Отечественной войны Советского Союза на Балтийском море и Ладожском озере», до недавнего времени находившейся под грифом «Для служебного пользования», утверждается, что в Кронштадт прибыло 12 225 человек. Но не указывается, сколько эвакуантов в это время еще находится на островах Готланд и Лавенсаари.
В монографии А. В. Платонова приводится общее число перевозимых людей — 28 900 человек, включая гражданских, и число погибших — около 11 000, включая 3000 гражданских лиц, но без учёта экипажей погибших кораблей и судов.
А в монографии капитана 1 ранга В.Д. Доценко «История военно-морского искусства» (том 2, 2005) приводятся в разных главах сразу три цифры погибших - около 12 000, более 14 000 и более 18 000… И противоречивость цифр никакого логичного объяснения не получает… Впрочем этот автор – один из ярких примеров коньюнктурного подхода к исследованиям истории, его статистике просто нельзя верить.
Можно подсчитать лишь жертвы отдельных эпизодов сражения. На транспорте «Балхаш» погибло 3 815 человек, на упомянутой уже «Виронии» - 2 259 человек, на транспортах «Алев», «Атис Кронвальдис», «Карпакс» и «Ярвамаа» вместе взятых - 2 528 человек), на пароходе «Эверита» - 1 550 человек, на «Найссааре» - 1 500 человек). В 600 человек оцениваются потери «Казахстана», столько же погибло при затоплении «Эллы». Итого – 12 852 человека. Вряд ли все остальные корабли – и погибшие, и уцелевшие, могли бы дать в сумме более 7 000 погибших. Так что оставим слова о «более 20 тысяч жертв», якобы понесенных в ходе этого отступления, на совести последователей Резуна и Бунича. Но будем осознавать, что поименно нам все же не вспомнить всех погибших. Сколько бы их ни было – это наши соотечественники, павшие в самой жестокой войне двадцатого столетия…
12.
…Горько писать об этом. Но необходимо. Как видится с высоты прошедших лет, когда оборванные судьбы стали лишь строчками в документах из военного архива, причин у потерь в ходе Таллиннского перехода было несколько:.
Несвоевременное распоряжение Ставки Верховного главнокомандующего об оставлении города и эвакуации морем гарнизона, личного состава воинских частей, флота и гражданского пароходства.
Отсутствие боевых инструкций командующего для большинства кораблей. Недостаточная проработанность режима погрузки и эвакуации.
Отсутствие решительной инициативы со стороны главного командования Северо-Западного направления, Ленинградского фронта и Балтийского флота. Боязнь принятия самостоятельных решений в высшем командном звене, неспособность адмирала Трибуца к четкой организации отступления. Фактически командование Балтийского флота на переходе не осуществляло единого руководства операцией, командиры всех отрядов и конвоев действовали каждый по своему усмотрению.
Транспорты с войсками и гражданскими лицами имели крайне слабое зенитное вооружение, многие не имели его вообще.
Командование флота, зная о наличии у противника сильной минно-артиллерийской позиции в районе мыса Юминда, не предприняло попыток массового траления минных полей. Предупреждение о береговых батареях немцев на Юминде тоже не было принято во внимание, никаких мер против немецкой артиллерии не предпринималось, инструкций относительно поведения при обстреле с берега транспортам не давалось. Маршрут конвоев был вообще проложен без учета возможности такого обстрела.
Эвакуантов никто не инструктировал на тему того, как выжить в случае сражения и потопления их транспорта. Никто не научил их, как пользоваться надувными плотами, как садиться в шлюпки, как надевать спасжилет, как использовать булини Александрова... Никто не рассказал, что при гибели корабля часто образуется мощный водоворот, втягивающий в воронку всё, что плавает на поверхности, и надо стараться отплывать от уходящего в глубину борта подальше. Никто не объяснил, что обыкновенная матросская койка тоже может служить неплохим спасательным средством, пока не намокнет.
О прикрытии караванов с воздуха, похоже, и речь толком не велась. Сказалось тотальное господство немцев в воздухе на первом этапе войны, массовая гибель советских истребителей на аэродромах от бомбежек, дефицит подготовленных к работе над морем летных кадров. Отсутствовала и надежная связь между флотским и авиационным командованием, что сделало почти нереальным оперативное взаимодействие двух родов войск.
Разведка сработала плохо. В результате невозможно было принять верного решения по поводу состава групп и маршрута движения.Результат операции для противника – потеряно всего 3 бомбардировщика – дал повод германской пропаганде говорить о Таллиннском переходе как о большой победе, и даже клеймить позором Балтфлот. Защитники Таллинна до последнего не верили в поражение и необходимость эвакуации. В докладе начальника штаба 3-го полка ПВО главной базы КБФ майора Миролюбова адмиралу Трибуцу есть такие строки: «Насколько храбро зенитчики дрались, защищая Таллинн, настолько бесславно большинство их погибло в водах Балтики, не принеся врагу никакого урона. Таллинн предателями был сдан, так как отдельные зенитные батареи по 3 дня сдерживали противника, подавляя минометы и в упор расстреливая живую силу, и если батарея оказывалась в окружении, когда пехота покидала свои рубежи, то достаточно было бросить группу бойцов в 30—40 человек - и немцы позорно откатывались назад. А если бы бросить в наступление всех утопленных балтийцев с брошенной артиллерией, то противнику был бы нанесен сокрушительный удар в спину».
…Осень сорок первого вступала в свои права. Всем, кто уцелел в кровавые дни Таллиннского перехода, предстояло влиться в ряды защитников Ленинграда. Эскадра Балтийского флота и 18 тысяч бойцов помогли второй российской столице выстоять в дни сентябрьского наступления врага. А впереди было еще четыре года войны…
ПРИЛОЖЕНИЕ
1.Состав участников перехода:
Отряд главных сил
Флагманский корабль - крейсер «Киров»,
лидер эсминцев «Ленинград»,
3 эсминца («Сметливый»,«Гордый», «Яков Свердлов»),
5 подводных лодок (С-5, С-4, «Калев», «Лембит», Щ-405),
4 катера «малый морской охотник» (МО-112, МО-131, МО-133, МО-142),
3 сторожевых катера (СКА ПС-202, ПС-204, ПС-233),
7 торпедных катеров (ТКА-37, ТКА-73, ТКА-74, ТКА-84, ТКА-103, ТКА-113, ТКА-144),
5 базовых тральщиков (Т-207 «Шпиль», Т-204 «Фугас», Т-205 «Гафель», Т-206 «Верп», Т-217),
1 ледокол («Суур Тылл»).
Всего 30 вымпелов (29 боевых кораблей и 1 вспомогательное судно), командир отряда главных сил - контр-адмирал В.П. Дрозд. На крейсере «Киров» находился командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц с группой основных работников штаба флота.
Отряд прикрытия
лидер эсминцев «Минск»,
2 эсминца («Скорый», «Славный»),
4 подводные лодки (Щ-322, М-95, М-98, М-102),
3 сторожевых катера и 1 катер «малый охотник» (СКА ПК-207, ПК-212, ПК-213, МО-510),
5 базовых тральщиков (Т-210 «Гак», Т-211 «Рым», Т-215, Т-218, Т-203 «Патрон»),
4 торпедных катера (ТКА-33, ТКА-53, ТКА-91, ТКА-101),
1 посыльное судно («Пиккер») и 1 спасательное судно («Нептун»).
Всего 22 вымпела (20 боевых кораблей и 2 вспомогательных судна). На лидере «Минск» находился начальник штаба флота контр-адмирал Ю.А. Пантелеев.
Арьергард
3 эсминца («Калинин», «Володарский», «Артём»),
3 сторожевых корабля («Снег», «Буря», «Циклон»),
4 катера «малый охотник» (МО-5, МО-135, МО-197, МО-204),
3 сторожевых катера (СКА ПК-210, ПК-211, ПК-232),
2 торпедных катера (ТКА-51, ТКА-61).
Всего 15 боевых кораблей. Арьергардом командовал командир минной обороны Таллинской военно-морской базы контр-адмирал Ю. Ф. Ралль.
Конвой № 1
8 транспортов («Алев», «Атис Кронвалдс», «Иван Папанин», «Казахстан», «Калпакс», «Элла», «Эргонаутис», «Арвамаа») с 3 мотоботами на буксирах,
1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
1 штабное судно («Вирония»),
1 плавбаза («Ленинградсовет»),
1 плавмастерская («Серп и Молот»),
3 подводные лодки (Щ-307, Щ-308, М-79).
Силы охранения конвоя составляли:
2 эсминца («Свирепый», «Суровый»),
7 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 52 «Буек», № 56 «Барометр», № 57 «Виестурс», № 71 «Краб», № 72 «Дзержинский», № 91 «Ляпидевский», № 91 «Баян»),
2 сторожевых корабля («Аметист», «Касатка»),
6 катеров-тральщиков (КАТЩ-1201, КАТЩ-1206, КАТЩ-1208, КАТЩ-1209, КАТЩ-1210, КАТЩ-1211),
1 катер «морской охотник» (МО-507) и 1 сторожевой катер (ПК-208).
Всего 18 кораблей и судов, а также 20 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Богданов.
Конвой № 2
2 транспорта («Найссаар», «Шауляй») с 2 парусно-моторными шхунами на буксирах,
1 ледовый буксир («Тасуя») с неисправным тральщиком № 86 на буксире,
1 гидрографическое судно («Лоод»),
3 заградителя сетевых («Вятка», «Онега», «Азимут»).
Силы охранения конвоя оставляли:
6 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 43, № 44, № 47, № 84, № 88, № 121),
8 катеров-тральщиков (КАТЩ-1203, КАТЩ-1204, КАТЩ-1205, КАТЩ-1509, КАТЩ-1510, КАТЩ-1511, КАТЩ-1512, КАТЩ-1514),
1 канонерская лодка («Москва»),
1 катер «морской охотник» (МО-200) и 1 сторожевой катер (ПК-214).
Всего 10 кораблей и судов, а также 17 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Антонов.
Конвой № 3
9 транспортов («Аусма», «Балхаш», «Вторая Пятилетка», «Кумари», «Лейк Люцерне», «Луга», «Скрунда», «Тобол», «Эверита»),
1 танкер (№ 12),
1 спасательное судно («Колывань»).
Силы охранения конвоя оставляли:
4 тральщика (все - переоборудованные из гражданских судов, «Олонка», «Осётр», «Шуя», № 83),
7 катеров-тральщиков (КАТЩ-1101, КАТЩ-1103, КАТЩ-1104, КАТЩ-1106, КАТЩ-1108, КАТЩ-1109, КАТЩ-1110),
1 канонерская лодка («Амгунь»),
2 катера «морской охотник» (МО-501, МО-502).
Всего 11 кораблей и судов, а также 14 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Янсон.
Конвой № 4
Спасательное судно («Сатурн»),
1 самоходная баржа (ТТ-1),
2 буксира (КП-6, КП-12) с неисправным торпедным катером ТКА-121 на буксире,
подводная лодка (Щ-301).
Силы охранения конвоя оставляли:
3 тральщика («Пикша», «Поводец», «Ястреб»),
4 катера-тральщика (КАТЩ-1503, КАТЩ-1504, КАТЩ-1505, КАТЩ-1506),
1 канонерская лодка («И-8»),
3 сторожевых корабля («Ост», «Разведчик», «Щорс»).
Всего 6 кораблей и судов, а также 11 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 3 ранга Глуховцев.
Корабли и суда, не зачисленные в состав конвоев, но участвовавшие в переходе:
1 сторожевой корабль («Топаз»),
3 сторожевых катера (СКА ПК-220, СКА-601, СКА-602),
1 судно-ловушка («Хийусаар»),
10 пограничных катеров (ПКА-273, ПКА-274, ПКА-279, ПКА-280, ПКА-284, ПКА-288, ПКА-290, ПКА-292, ПКА-294, ПКА-297),
2 катера-тральщика (КАТЩ-1313, КАТЩ-1501),
1 транспорт («Вормси»),
1 посыльное судно («Юпитер»),
1 спасательное судно («Метеор»),
1 гидрографическое судно («Восток»),
1 шаланда (С-12 «Петергоф»),
11 буксиров («Альфа», «Вента», «Вильми», «Кайя», «Палдиски», «Эзро», И-18, КП-17, КП-18, ЛП-5, ОЛС-6),
1 вспомогательное судно (ВРД-43),
2 быстроходных катера (БК-1, БК-2),
9 катеров различного назначения (БО-1, БО-03, ВР-5, ВР-6, МТ-8, О-4, С-1, Ш-1, Ш-2),
3 парусно-моторные шхуны («Атта», «Хийудена», «Хийуранд», «Хийутаат»),
2 баржи (НБ-21, № 252).
2.Потери в корабельном составе (по В. Ачкасову):
Потери в боевых кораблях во время Таллиннского перехода составили 19 единиц:
• 5 эскадренных миноносцев («Скорый», «Артём», «Володарский», «Калинин», «Яков Свердлов»),
• 2 подводные лодки («С-5», «Щ-301»),
• 3 сторожевых корабля («Снег», «Топаз», «Циклон»),
• 2 тральщика (№ 56 «Барометр», № 71 «Краб»),
• 1 канонерская лодка («И-8»),
• 2 сторожевых катера (№ 197зав, ПК-233),
• 1 торпедный катер (№ 103),
• 2 пограничных катера (К-290, К-297),
• 1 судно-ловушка («Хийусаар»).
Потери транспортов и вспомогательных судов составили 43 единицы:
• 18 транспортов («Эверита», «Луга», «Иван Папанин», «Ярвамаа», «Алев», «Калпакс», «Атис Кронвальдис», «Балхаш», «Найссар», «Эргонаутис», «Тобол», «Аусма», «Скрунда», «Вторая Пятилетка», «Элла», «Шауляй», «Лейк Люцерне», «Вормси»),
• 1 штабной корабль («Вирония»),
• 1 танкер (№ 12),
• 1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
• 7 буксиров (ОЛС-7 «Колыма», ЛП-5 - он же С-101, «Вильми», КП-18, «Вента», И-18, «Палдиски»),
• 2 спасательных судна («Сатурн», «Колывань»),
• 1 плавмастерская «Серп и Молот»,
• 1 гидрографическое судно («Восток»),
• 1 посыльное судно («Юпитер»),
• самоходная баржа ТТ-1,
• 2 катера (ВР-6, Ш-1),
• 1 шаланда («Петергоф»),
• 2 баржи (ТТ-1, НБ-21),
• 1 парусно-моторная шхуна («Атта»),
• 3 мотобота (№ 56 «Механизатор», № 61 «Капитан», № 62 «Вейно»).
Из общего количества в 62 единицы боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов причины гибели следующие:
• погибли на минах - 31 (15 боевых кораблей и 16 транспортов и вспомогательных судов),
• авиация врага - 19 транспортов и вспомогательных судов,
• уничтожено береговой артиллерией - 1 боевой корабль,
• потопление торпедой вражеским катером - 1 судно,
• авария (столкновение с другим кораблем при уклонении от бомб) - 5 (1 боевой корабль и 4 судна),
• причина гибели неизвестна - 3 (2 корабля и 1 судно).
Строки военной энциклопедии строги и сухи: «Таллиннский переход» - эвакуация основных сил Балтийского флота и войск 10-го стрелкового корпуса из Таллинна в Кронштадт в конце августа 1941 года.
Из Таллинна вышли 225 кораблей и судов, в том числе, 151 военный корабль, 54 вспомогательных судна, 20 военных транспортов, а также неустановленное число малотоннажных гражданских судов, не подчинённых Военному совету флота. До Кронштадта дошли 163 из них - 132 военных корабля, 29 вспомогательных судов, 2 транспорта. Достоверно известно, что во время перехода погибли 62 корабля и судна. Количество пропавших без вести точно не установимо за давностью прошедшего времени».
Да, время одинаково беспощадно и к победителям, и к побежденным, и к простым свидетелям великих и горьких событий войны. На долю исследователя остаются лишь документы, а их ведь тоже пишут люди – со всеми своими субъективными страстями. И все же пытаться установить истинный ход событий необходимо…
1.
В дореволюционные годы порт Ревель – современный Таллинн – был форпостом российских военно-морских сил на Балтике. Русское название города Ре́вель было заимствовано шведского языка и стало официальным после присоединения отвоёванной в ходе Северной войны территории современной Эстонии к Российской империи. В 1719 году была учреждена также Ревельская губерния.
Когда после Октябрьской революции Советская власть признала право народов России на самоопределение, она признала и местные названия в той форме, в какой они употреблялись коренными народами. А коренной народ – эстонцы – именовали свою столицу «Тaani linn» или Taллинн – «датский замок», поскольку захватившие его столетия назад датчане и построили в старой Колывани обширную каменную крепость…
В 1939—1940 годах с присоединением Прибалтики Советский Союз заметно расширил свои границы на западе. И на новые советские республики возглавлялась серьезная роль в оборонительной доктрине страны на случай внешней агрессии. Если читатель помнит, была в довоенные годы у нас такая доктрина: в случае вторжения любого врага из Европы, перед войсками ставилась задача как можно быстрее вышибить врага из пределов страны, а далее воевать на территории врага «малой кровью»…
Осуществимость такой концепции сегодня можно сколь угодно подвергать сомнению. Но в конце тридцатых начале сороковых подобные установки активно насаждались сталинским правительством в среде советского высшего командования. И как «генеральная линия партии», публичной критике не подлежали.
Если принимать концепцию «войны малой кровью, решительным ударом и на чужой территории» как основную, представляется совершенно целесообразным выдвинуть значительные военные силы к границам на стратегических направлениях – чтобы в случае нападения и оперативно вышибить врага вон концентрированным ударом, и иметь возможность потом гнать его восвояси по его же земле. Поэтому то, что в эстонской столице и ее окрестностях к 1941 году оказалось столь много советских войск, совершенно не выглядит удивительным. А если учесть, что старый Ревель и к началу Второй Мировой сохранил развитую инфраструктуру военного порта, то не удивляет и наличие в его акватории многочисленной боевой эскадры из состава Балтфлота – со своими транспортами обеспечения и вспомогательными судами.
2.
22 июня 1941 года, в час начала войны, именно Балтийский флот оказался, пожалуй, наиболее организованной военной силой, в отличие от сухопутной армии. В первый день войны все налеты вражеской авиации на портовые города были отбиты, ни один корабль не был потоплен, и тем самым был полностью сорван германский план по уничтожению советского флота внезапным ударом в местах базирования.
Но устоять под первым натиском немецкого «блицкрига», невероятно дружным и мощным, оказалось непросто: 8 армия Северо-Западного фронта с тяжелыми боями отступала на восток, и буквально в первые недели войны немцам удалось занять Лиепаю и Ригу. Базировавшиеся в этих городах корабли Балтфлота вынуждены были перейти в Таллинн и здесь присоединиться к эскадре. Таллиннский порт оказался откровенно перенаселен.
После короткой паузы, связанной с перегруппировкой сил, 30 июля Гитлер приказал возобновить наступление на Ленинград. Согласно этому приказу, 18-я немецкая армия вклинилась между озером Ильмень и Нарвой, стремясь вырваться к Ленинграду и объединиться с войсками союзников из Финляндии.
5 августа германским войскам удалось выйти на ближние подступы к Таллинну, а спустя еще два дня — к побережью Финского залива западнее и восточнее города, и тем самым отрезать его со стороны суши. Началась трехнедельная оборона столицы Советской Эстонии.
Таллинн обороняли части 10-го стрелкового корпуса 28-й армии, отряды морской пехоты, немногочисленный отряд ополченцев - латышских и эстонских рабочих. Общая численность обороняющихся достигала 27 тысяч человек. Сухопутные силы поддерживала корабельная артиллерия, береговые батареи и авиация Балтфлота. К 10 августа продвижение противника удалось остановить, несмотря на относительную слабость оборонительных сооружений на подступах к городу.
14 августа оборона города была возложена на Военный Совет КБФ.
20 августа немцы получили значительные подкрепления, подведя дополнительные войска из оккупированной Франции, и возобновили наступление. Прорыв врага произошел одновременно к городским границам Таллинна и к пригородам Ленинграда…
По большому счету, оперативная задача Десятого корпуса была выполнена – он сковал значительные силы немцев в районе Таллинна и дал возможность лучше подготовиться к обороне «второй российской столицы» - Ленинграда. Дальнейшее пребывание сводного гарнизона советских войск в Таллинне привело бы только к лишним потерям. Поэтому 26 августа Ставка Верховного главнокомандования приняла решение оставить эстонский порт, а войска и флот перебазировать в Кронштадт и Ленинград.
Решение, столь тяжело давшееся Сталину, принималось, пожалуй, слишком долго: 27 августа на окраине Таллинна уже вовсю шли бои…
О последних днях обороны Таллинна повествует «Первая сводка о переходе КБФ из Таллинна в Кронштадт», являющаяся агентурным донесением, направленным в 3-й отдел КБФ 31 августа 1941 года.
В этом уникальном документе, недавно переведенном в открытые архивы, говорится, что 22 августа 1941 года был перехвачен подписанный 17 августа приказ Гитлера, требовавший уничтожения всех кораблей советского Балтийского флота на минно-артиллерийской позиции в районе средней части Финского залива. Эта задача возлагалась на береговые батареи, торпедные катера, подводные лодки и авиацию.
По сути дела, агентурная разведка НКВД предупредила командование флота о более чем серьезной угрозе. Но несмотря на это, принять меры к ликвидации угрозы флот не смог. Где-то уже просто не успевал, где то – не принял опасность как реальную…
Мины?.. Для того, чтобы протралить проходы в минных полях, нужны тральщики, и в составе огромной сводной эскадры они есть. Но после работы тральщиков на прибрежных фарватерах патрули в море не выходили, и за ночь немцы восстановили конфигурацию заграждений.
Против береговых батарей вовсе не предпринято было никаких действий. По сути дела, вся реакция на предупреждение свелась к усилению зенитных расчетов в перспективе массовых атак с воздуха и раздаче на корабли боевых инструкций по сохранению в походе противолодочного ордера.
А в самом городе, в береговых штабах и флотских учреждениях оказалось сконцентрировано огромное количество народу, в условиях обороны оказавшегося, практически, не у дела: за несколько дней до ухода флота в Таллинн было вызвано еще много командиров и других сотрудников, до машинисток включительно. Большую часть этих людей уже невозможно было организованно задействовать в обороне, а о том, чтобы вовремя отправить их в эвакуацию командование флота не позаботилось.
3.
Пока обороняющиеся войска сдерживали врага, корабли могли покинуть порт относительно свободно. Но когда бои достигли западных предместий, немцам удалось подтянуть артиллерию и обстреливать акваторию порта непосредственно во время погрузки эвакуантов.
Из вахтенного журнала крейсера «Киров», флагмана КБФ:
«27. 08. 1941, рейд порта Таллинн
В 9 часов 50 минут сброшено 24 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов. Уклонение маневрированием.
В 16 часов 30 минут сброшено 42 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов.
В 17 часов 56 минут сброшено 38 фугасных бомб весом до 250 килограммов.
В 18 часов 12 минут сброшено 22 фугасные бомбы весом от 100 до 250 килограммов... »
Такие записи встречаются в вахтенном крейсера 14 раз за день! Бомбы рвались в восьми — десяти метрах от корабля, нанося гидродинамические (контузионные) и осколочные повреждения, но, к счастью, прямых попаданий не было. Тот, кто недостаточно активно применял «уклонение маневрированием» на рейде или стоял у пирсов под погрузкой, пострадали: были прямые попадания в лидер «Минск» и эскадренный миноносец «Славный», затонул транспорт «Луначарский».
В агентурном донесении от 1 сентября 1941 г., озаглавленном «Сводка о таллиннских операциях», говорится о том, что для защиты города строилось несколько оборонительных линий, но к началу боевых операций ни одна из них не была готова. Кроме того, возводили их без учета опыта предыдущих боев. Позиции оборудовались с упором на капитальную противотанковую оборону: возводились надолбы, рылись рвы, устраивались ДОТы и земляные ловушки для танков. На рытье и перекрытие блиндажей в три наката и траншей с обитыми дощатыми «щитами противоосыпания», на изготовление и установку массивных железных «ежей», на вколачивание деревянных свай из цельных сосновых комлей уходила масса времени и сил. А между тем, тяжелые танки в этой покрытой лесами местности, изобилующей оврагами и болотами – большая редкость, поскольку велик риск небоевых потерь.
Немцы и финны, уже имевшие опыт боевых действий в сходных географических условиях, в качестве оборонительных сооружений использовали легкие блиндажи, хорошо защищавшие от минометного огня и шрапнели полевой артиллерии. Да и строятся такие укрепления втрое быстрее и с меньшими затратами человеческих усилий.
Первую – дальнюю - оборонительную линию общей длиной почти в 180 километров начали возводить в 30 километрах от города – силами его жителей. А среди них почти никто не верил, что немцам удастся быстро продвинуться вглубь территории республики. Мобилизация на работы шла с поистине эстонской неспешностью, несмотря на то, что командование войсками и флотом поторапливало городские власти. В первые дни войны «на окопы» выехало всего около полутора тысяч работников, к началу обстрелов города – до 4 тысяч… А когда пришел приказ Десятому корпусу отступать на соединение с 8-й армией, достраивать укрепления и вовсе не стали. Таким образом, основным препятствием для наступления немцев стала ближняя оборонительная линия в 10 километрах от Таллинна, возведенная под руководством инженера КБФ Кузьмина.
Сухопутным войскам, как это часто бывало в прежние войны при обороне крепостей, активно помогал личным составом флот. Для вооружения сильно потрепанного в предыдущих боях 10-го СК было собрано 27 пулеметов, готовились минометы на заводе «Арсенал», строились бронепоезда (их на обороне было три). Противник отмечает, что даже в последние дни обороны по всей линии фронта красноармейцы отвечали наступающим немцам «шквальным огнем». Даже если это традиционное преувеличение немецких генералов, получается, что недостатка в оружии и боеприпасах гарнизон Таллинна не испытывал. И сражался самоотверженно. Несколько передовых зенитных батарей в обороне города неоднократно переходили из рук в руки: гитлеровцы прорывали линию обороны, окружали зенитчиков и захватывали позицию, а через несколько часов приходили 50—60 морских пехотинцев с кораблей или артиллеристов с отдаленной береговой батареи – и отбивали зенитки у врага.
Из агентурного донесения от 1 сентября 1941 года:
«Противник действовал осмотрительно и, вместе с тем, при активном отпоре, трусливо. Он был бит в районе 105, 106 и 794 батарей. Можно было нам держаться долгое время. Корабельные резервы, да и береговые полностью не были использованы. Ясно одно, что если бы тот народ, который в результате провала эвакуации оказался утопленным, был выведен на линию обороны, да если бы он себе в течение
1—2 ночей сделал бы окопы и блиндажи, Таллинн надолго бы остался в наших руках».
Неоднократно бывало так, что отбросив врага с применением огня корабельной и береговой артиллерии на добрый десяток километров, наши бойцы, сдерживаемые приказами своих командиров, не стремились развить успех и отогнать противника еще дальше. А командиры имели весьма неоднозначное распоряжение штаба «не размывать» линию обороны…
Часто при атаке немцев полковой или дивизионный штаб отходил на запасные позиции первым, тем самым давая «добро» на отступление и для своих частей.
Из докладного письма старшего лейтенанта Котова Особому отделу КБФ:
«Твердой организующей руки в обороне главной базы не было. Мощные огневые средства, морская и зенитная артиллерия не были полностью использованы, а зачастую последние бездействовали вследствие отсутствия связи и взаимодействия между различными родами войск и особенно командованием армейских и артиллерийских частей. <…> Отсутствие связи и взаимодействия подчас приводило к обстрелу своих войск. Разведка работала скверно».
Во время решительного наступления немцев в двадцатых числах августа потери личного состава 10-го корпуса составили более 6 тысяч человек из 18 тысяч. Части полковника Костикова и капитана Пастернака попали в окружение и героически дрались до последней капли крови. Наряду с примерами беззаветного героизма во время Таллиннской обороны были, к несчастью, и случаи откровенной трусости командиров. Комдив полковник Бородулин готов был эвакуироваться, покинув своих солдат, и только жесткое требование 3-го отдела КБФ привести части в порядок и занять покинутые рубежи — или полковника отдадут под трибунал с мрачной перспективой расстрела за попытку дезертирства, заставило его вернуться к войскам...
4.
Военный Совет фронта одобрил план полной эвакуации гарнизона. Основная идея заключалась в сковывании немцев на рубеже обороны до ночи, усиленном огне артиллерии в момент посадки личного состава на корабли при сдерживании противника частями прикрытия.
Эвакуация гарнизона на кораблях Балтфлота началась 28 августа 1941 года. Еще в 11 часов 27 августа командующий флотом адмирал Трибуц отдал приказ о начале отхода войск и посадки на суда, через два часа войска начали перегруппировку для отхода. В 16 часов началась посадка на госпитальные пароходы и пассажирские суда раненых, тыловых учреждений флота и некоторых частей 10-го стрелкового корпуса. Грузили боевую технику и наиболее ценное имущество. Флагманский крейсер «Киров» взял на борт золотой запас Эстонии и членов правительства республики с семьями.
Отход и посадка войск прикрывались береговой артиллерией флота и заградительным огнём кораблей. Противник, в свою очередь, вёл интенсивный огонь по городу и порту, производил налёты группами по 5-9 самолётов.
В 18 часов подрывные команды приступили к уничтожению объектов и материальных средств базы. Железнодорожные вагоны с армейским имуществом приказано было затопить. У маяка Пакри было сброшено в воду более 1000 вагонов. А в 21-00 специально подготовленная подрывная команда чекистов привела в действие часовые механизмы системы мин и взорвала морской арсенал.
Основные силы начали посадку на суда около 22 часов и продолжали её до рассвета 28 августа. Учёта во многих случаях не велось. Приняв личный состав и технику, корабли и суда выводились с рейда в район формирования конвоев с помощью буксиров или своим ходом.
Из-за невероятной толпы военных и гражданского населения, переполнившего порт в ожидании эвакуации, провести погрузку организованно не удалось. Транспорты часто подавались не к тем причалам, к которым были назначены комендантом, в результате чего получали на борт не тот груз, который им изначально предназначался. Бывало, что плохо приспособленный к перевозке пассажиров сухогруз получал медсанбат с ранеными (кстати, известие о погрузке госпиталей было получено в ночь на 28 августа и явилось для всех полной неожиданностью), а рядом, буквально у соседнего пирса, на борт «курортного» лайнера грузили артиллерийских лошадей с пушками. Согласитесь, читатель, если бы наоборот, меньше страданий в пути испытали бы и люди, и кони…
Можно ли было избежать этой суеты и неразберихи, сказавшейся потом на ходе операции самым роковым образом? Наверное, да. Только для этого приказ об эвакуации должен был прийти на пару суток ранее.
Некоторые корабли вышли в море на грани предельной загрузки. Так как до сведения ротных и взводных командиров был доведен приказ «эвакуироваться максимально быстро», трудно было побороть неуместную порой «инициативу снизу»: бойцы с разрешения своих лейтенантов брали в порту маломерные плавстредства – катера, шлюпки, понтоны, или подряжали местных рыбаков с их парусно-моторными лодками. Выходили на внешний рейд, догоняли уже перегруженные транспорты и просились на борт. Достоверно известно, что таким способом из Таллинна уехало не менее 400 человек.
Сколько всего было эвакуантов? На этот вопрос точного ответа так и не получено, и увы, никакой архив не может сегодня дать этот ответ. Подсчитать можно только военных и с некоторым приближением – членов их семей. По подсчетам Р.А. Зубкова, на кораблях находилось: 28 573 военных, из которых 8 670 человек были бойцами и командирами Десятого стрелкового корпуса, а 19 903 – моряками: экипажами боевых кораблей и бойцами береговой обороны, а также служащими штабов и флотских учреждений.
Беженцы из числа гражданского населения не подсчитывались при погрузке на корабли, поименные списки составлять было некому и некогда. Поэтому цифры относительно численности эвакуированных мирных жителей у различных исследователей значительно разнятся: от 12 до 27 тысяч человек. По данным того же Зубкова подсчитаны экипажи гражданских судов – 1 179 человек, и вольнонаемные служащие флота – 613 человек. Общее число гражданских эвакуантов Зубков оценивает в 12 806 человек. Впрочем, откуда взяты эти данные, не указывает.
Многие мирные жители брали с собой избыточное количество лишних вещей. На борт тащили все что угодно – вплоть до велосипедов, мотоциклов и … бочек с домашним пивом!
На транспорте «Балхаш» личный состав стрелкового полка - около 4 тысяч человек - занял всю верхнюю палубу, причем так плотно, что бойцам не было возможности сесть. Когда потом во время перехода возникла необходимость вести огонь по противнику, из-за тесноты получили ранения 9 человек, двое из которых скончались.
Крайне неорганизованно осуществлялся и отвод воинских частей с линии обороны для эвакуации. Начальник 6-го отделения 3-го отдела КБФ старший политрук Карпов 30 августа 1941 г. докладывал своему руководству, что в результате непродуманных маршрутов отхода, отсутствия «маяков» и указателей большое количество военнослужащих направлялось в Беккеровскую гавань. А транспорты оттуда к тому времени все поуходили… Сам Карпов перенаправлял направлял отдельные группы бойцов в Минную гавань, где проходила посадка, и с последней группой поднялся на борт спасательного судна «Нептун», приписанного к ЭПРОНу. В составе 6-го отделения 3-го отдела КБФ насчитывалось 14 сотрудников. На борту «Нептуна» эвакуировалось только четверо. В дороге погибли двое, судьба остальных, не взошедших на корабли при оставлении города, в официальных документах снабжена казенной формулировкой «пропал без вести»…
Из агентурного донесения от 31 августа 1941 года:
«Посадка на корабли в Таллинне была не организована, беспланова и настолько поспешна, что сейчас крайне трудно установить не только число и размещение отступавших по кораблям и погибших, но и убедиться в том, что из Таллинна и островов эвакуированы все. Многие командиры не отрицают, а утверждают, что довольно значительная часть людей, особенно занятых баррикадными боями, осталась в Таллинне».
Более того, в первые дни после прибытия в Кронштадт отсутствовала даже точная цифра кораблей, вышедших из Таллинна: одни командиры называли 163, другие — 190 единиц.
Неорганизованность эвакуации приводила к тому, что приходилось бросать боевую технику и автотранспорт. Так, когда возникла необходимость эвакуировать личный состав и материальную часть 3-го и 4-го зенитных полков ПВО главной базы КБФ, отличившихся в обороне Таллинна, под погрузку подали не баржи, а осадливые грузовые пароходы, которые из-за мелководья не могли подойти к пристани ближе, чем на 1000—1500 метров. А плотов и понтонов для доставки техники на рейд не было. Поэтому большую часть танков, бронеавтомобилей и пушек пришлось уничтожить, дабы они при отступлении не достались врагу.
Разразившийся в море семибалльный шторм препятствовал работе тральщиков. Волна чувствовалась даже во внутренней акватории порта – за молами, и из-за этой волны шлюпки перевозили эвакуантов слишком медленно. К счастью среди портовых плавсредств нашелся высокобортный моторный катер, с помощью которого с пирса на корабли были доставлены несколько сотен эвакуантов за 3 часа.
Хаос, царивший во время эвакуации, подтверждает и командир 10-го зенитно-артиллерийского дивизиона старший лейтенант Котов. Например, забытая группа бойцов во главе с лейтенантом Лопаевым вплоть до 28 августа сдерживала натиск противника и ушла с позиций только тогда, когда стало известно, что все соседи и начальники ушли. Сам Котов получил приказ сосредоточить свой личный состав и материальную часть сначала на пристани Вимси, потом в Беккеровской гавани. Котов доставил матчасть дивизиона в Беккеровскую гавань, «но грузить не было на что. Хозяина не было. Огромные толпы красноармейцев, краснофлотцев и командиров готовы были почувствовать панику. Начальников не было. Большие толпы направились на прорывы (из разговоров мне известно, что многие из них вернулись, увидя транспорт на Купеческой пристани). Материальная часть орудий, приборов, автотранспорт, лошади и многое другое ценное имущество в огромном количестве осталось на пристани. Из разговоров известно, что часть личного состава также осталась не погруженными».
Некоторые командиры, увидев нехватку транспорта для эвакуации, решили пробиваться в Ленинград пешим порядком по суше… Взгляните на карту, читатель! Вряд ли в условиях жесточайших боестолкновений эти немногочисленные группы красноармейцев смогли бы дойти до цели – в лучшем случае, парням пришлось бы пополнить ряды партизан в тылу врага, осадившего Ленинград. Но более вероятно то, что все они погибли бы смертью храбрых еще при прорыве через немецкие позиции на окраине Таллинна…
Эвакуантов и грузы брал на борт даже флагман эскадры - крейсер «Киров». И пока красноармейцы тащили по широким сходням на борт крейсера ящики с пулеметными лентами, два лидера и шесть эсминцев вели непрерывный артиллерийский огонь, поражая огневые точки противника и мешая ему накапливать силы на подступах к городу.
28 августа 1941 года, наконец, флот покинул город.
5.
Мнение уцелевших участников перехода сводится к одному и тому же: эвакуация флота, гарнизона и мирных жителей организована была крайне сумбурно. Да и во время самого перехода действия советского флотского командования логичностью и последовательностью не отличались...
Отход флота в Кронштадт был намечен тремя боевыми группами: главные силы во главе с флагманским «Кировым», отряд легких сил в охранении основной колонны и арьергардный отряд. Кроме того, была сформированы охранные группы из эсминцев, морских охотников и тральщиков для трех транспортных конвоев. Впрочем, «конвои» - это не вполне точно сказано. К караванам военных транспортов и вспомогательных судов флота – ледоколов, пассажирских теплоходов, буксиров, госпитальных судов, спасателей, танкеров – присоединялись местные рыбаки и каботажники, почтовые шаланды и даже спортивные парусники. Но не бросать же местное население на произвол оккупантов! В результате каждый конвой превращался в слабоуправляемую толпу кораблей, резко отличающуюся и по морскому опыту экипажей, и по скоростным качествам, и по маневренности, и по мореходности… Эффективно защитить такой конвой во время морского перехода практически нереально.
Ордер каждой боевой группы и каждого конвоя должны были возглавлять, разумеется, тральщики: если впереди по курсу – минные поля, кому, как не тральщикам, пробивать дорогу всем прочим! Первыми город предписывалось оставить пассажирским судам с беженцами и госпитальникам с ранеными. Потом – транспортам с сухопутными войсками и техникой. Боевые корабли должны были уйти последними. И адмирал Трибуц находился на борту крейсера «Киров» вместе с большинством офицеров штаба флота. Но на деле покидать город нескольким боевым и транспортным отрядам пришлось практически одновременно: гавань уже обстреливалась немцами из тяжелых орудий.
После получения сигнала об отходе началось одновременное движение всех караванов. Для занятия своих мест согласно ордеру, суда 1-го и 2-го караванов вынуждены были сойти с основного фарватера и обогнать медленно двигавшиеся транспорты фактически по краю минного поля.
Всю первую половину дня 28 августа в Таллинне стояла пасмурная погода, мешавшая действиям вражеской авиации. И это было на руку советским войскам, поскольку немцы не могли реализовать свое численное превосходство в бомбардировщиках: когда налитые холодным дождем фиолетовые тучи нависают прямо над клотиками мачт, не очень-то развернешься с массовыми бомбардировками!
Если бы колонны кораблей и судов могли поддерживать скорость не менее 15 узлов, они смогли бы засветло преодолеть расстояние как минимум от мыса Юминда до Гогланда. Но в том-то и дело, что скорость конвоя определяется по самому слабому на ходовые данные кораблю, а тех, кто способен не больше, чем на 8 узлов, здесь хватало!
6.
Юминда – самый большой полуостров в Северной Эстонии. С запада его омывает своими водами залив Колга-лахт, с востока – Хара-лахт. Длина широкого лесистого «языка» земли – около 13 километров, ширина – не более шести. В принципе, большим-то он может считаться только по местным, эстонским меркам. На побережье испокон века стоят рыбачьи деревни. Есть и что-то вроде райцентра – село Юминда, самое старое на полуострове, известное еще с 1290 года. У северных скал полуострова предупреждает моряков о длинной, далеко выступающей в море отмели старый маяк. Перед войной у восточного побережья, в деревне Хара, был построен небольшой портпункт для базирования советских подводных лодок.
Так бы и быть скромному рыбачьему полуострову крохотным «языком» на эстонской карте, упомянутому в географических справочниках лишь благодаря маяку, старинному рыбному рынку и закрытому военному городку с русской надписью на воротах: «Вход на территорию только по пропускам»… Если бы не события августа 1941 года.
Около 19 часов 50 минут конвой № 2 был атакован пятью торпедными катерами, которых отогнали артиллерийским огнём, не дав им возможность выйти на дистанцию торпедного выстрела. Позднее в советской литературе часто утверждалось о двух потопленных при этом торпедных катерах, но немецкие архивы не подтверждают факт каких-либо потерь в этом бою.
В районе острова Мохни в 18 часов 30 минут немецкие самолеты атаковали шедший в первом конвое ледокол «Кришьянис Вальдемарс» и загнали его на минное поле. После подрыва на мине ледокол затонул.
Так же был поврежден авиацией, подорвался на мине и затонул транспорт «Алев». Из 1 280 человек, в том числе 800 раненых, спасено было всего 6 человек.
Тральщики, шедшие впереди конвоев, то и дело подсекали параванами немецкие мины. Если мина взрывается – начисто отрывает трал, не нанося вреда кораблю. Но чаще мины с перерезанным минрепом просто всплывают – и по ним тогда надо стрелять. Пробитый корпус заполняется морской водой, мина тонет и становится неопасной. Беда в том, что иногда в условиях похода вызывать наверх стрелков с винтовками и заниматься снайперской охотой на мины просто некогда!
Полоса, протраленная тральщиками, оказалась слишком узкой. И то по ней порой плавали оторванные от минрепов рогатые шары. Пока уворачиваешься от одной мины – того и гляди зацепишь другую! Бывало, что подорвавшийся корабль скрывался под водой буквально в считанные минуты. А оставшимся было некогда заниматься спасательными работами: все, что мог сделать конвой для экипажей погибших кораблей – это сбросить спасательные круги и плотики, вывесить за борт булини – и двигаться дальше, точно зная, что спасутся далеко не все…
Когда наблюдательные вахты тральщиков доложили, что видят в воде что-то похожее на перископ подводной лодки, адмиралом Трибуцем был отдан приказ сменить ордер строя. Дивизион эсминцев контр-адмирала Ралля должен был занять позицию для атаки подлодки, и начал слева по дуге обходить колонну кораблей со скоростью 16 узлов. И, естественно, выкатился на минное поле.
Помощник командира тральщика № 44 лейтенант Духно по мегафону предупредил Юрия Федоровича Ралля, что его корабли могут подорваться. Так и случилось: эсминцы «Калинин», «Володарский» и «Артем» один за другим подорвались на минах и затонули. А перископ скрылся в волнах и больше не показывался. Да и был ли он?.. Принять за тонкий стержень подводного «глаза» старую фарватерную вешку - тоже не проблема.
Флагманский артиллерист отряда легких сил капитан 2 ранга А. А. Сагоян, находившийся на «Артеме», вспоминает:
«Миноносцы «Артем», «Калинин», «Володарский» в 21 час 10 минут последними оставили рейд, подавляя на ходу огонь батарей врага, прорвавшегося к Пирите, Кадриоргу. Следуя в арьергарде, миноносцы прикрывали идущие впереди конвои и главные силы. Около полуночи, форсируя минные поля на траверзе Юминда, все они в короткий срок погибли, сначала «Калинин», затем «Володарский» и «Артем». Исключительное мужество и выдержанность в момент гибели «Артема» проявили личный состав корабля и находившийся на мостике командир дивизиона Л. Н. Сидоров... Мне довелось быть в момент гибели вместе с ним. В считанные минуты до погружения корабля он спокойно, волевым голосом, с исключительной выдержкой отдавал последние распоряжения по спасению экипажа и, не покидая ходового мостика, погиб в волнах... »
Погода к полудню становилась все лучше. И немецкие самолеты не заставили себя ждать. Сначала налетели «Юнкерсы», пикировщики, способные класть бомбы весьма точно. Корабли открыли зенитный огонь – скорее, заградительный, чем прицельный. К тому же зенитным вооружением располагал лишь боевой состав эскадры Балтфлота да несколько военных транспортов. Гражданские суда могли попытаться отразить налет лишь стрельбой из стрелкового оружия личного состава, что вряд ли кому удается… Может быть, именно поэтому потери среди транспортного состава от действий авиации были настолько велики.
Истребителей прикрытия у конвоев на первом этапе похода просто не было. Первые советские истребители участники прорыва увидели только на следующий день, уже на подходе к Кронштадту. Сказался и общий недостаток сил авиаприкрытия на этом участке фронта, и отсутствие своевременного приказа командования о подъеме в воздух наличных сил.
7.
Как свидетельствуют участники перехода, уже к полудню ситуация вышла из-под контроля советского командования. Перегруженные эвакуантами корабли в отсутствие жесткой централизованной воли адмирала оказались не способны оказать достойного сопротивления врагу. Нарастала деморализация личного состава, которую уже не могли остановить усилия комиссаров – никакие патриотические лозунги не срабатывают на фоне трагического зрелища неминуемой смерти товарищей по конвойному ордеру… Были те, кто начал действовать по принципу «выжить во что бы то ни стало». Но, к счастью, немало командиров смогли сохранить самообладание и внушить надежду на благополучное завершение перехода своим подчиненным. Порой в одном и том же экипаже примеры безотчетной паники соседствовали с проявлениями самого чистого героизма.
Эскадренный миноносец «Калинин» до революции звался «Прямислав», и принадлежал ко второй линии всемирно известной серии русских эсминцев типа «Новик». На свет он появился в 1915 году, в сорок первом был уже стар, но вполне боеспособен после двух модернизаций. Теперь, подорвавшись на мине, эсминец около часа медленно тонул от полученных ран. И, как бы странно это ни звучало, командир его, которому по всем законам полагается организовывать борьбу за живучесть, а в случае рокового исхода последним покинуть борт, в шлюпке угнездился одним из первых…
Капитан 3-го ранга П.Б. Стасов был ранен, что хотя бы отчасти могло его извинить. Но вопреки военному уставу и флотской этике, велел сойти в шлюпку и военкому, батальонному комиссару Шишову. Тот согласился…
Отойдя на шлюпке на 100—150 метров от борта и, видимо, почувствовав себя в безопасности, Стасов начал кричать: «Помощник, спасай людей!» Комиссар Шишов отмолчался. Видимо, был в шоке от происходящего.
Старший офицер эсминца капитан-лейтенант П.Д. Русин и воентехник Юрченко, старший лейтенант Миронов и начальник службы снабжения Чеклуев остались на обреченном корабле до последнего. Руководили борьбой за живучесть, продлевая время, когда корабль на плаву – чтобы успеть высадить в шлюпки и на плотики раненых, помогали находить средства спасения и показывали пассажирам, как ими пользоваться. Русин проявил себя настоящим командиром – сошел в воду с кормового дека в момент опрокидывания погибающего корабля, когда на борту уже не оставалось ни одного моряка.
Транспорт «Казахстан» пострадал от прямого попадания фугасной авиабомбы в палубу. Возник пожар. Старший из воинских начальников на борту - генерал-майор Зашихин - не только не принял никаких мер к организации тушения пожара и пресечению начавшейся паники, но сошел на первый подошедший к борту катер. И тот убрался куда подальше… По свидетельству участников перехода, красноармейцы презрительно свистели вслед уходящему катеру генерала, размахивали винтовками и даже грозились труса пристрелить! А потом вместе с экипажем транспорта тушили пожар, черпая забортную воду даже собственными касками! И выстояли, и победили коварное пламя… «Казахстан» выжил – в числе немногих невооруженных транспортов, своим ходом пришел
в Кронштадт. И генерал не смог посмотреть в глаза своим брошенным на произвол судьбы бойцам.
Из записи в вахтенном журнале эсминца «Суровый» за 28 августа 1941 года:
«18.20. Впереди по курсу подорвался большой транспорт, наполненный людьми.
18.22. Подорвавшийся транспорт вместе с людьми ушел под воду.
18.25. Впереди по курсу подорвался транспорт с людьми.
18.30. Подорвавшийся транспорт с людьми ушел под воду».
За 10 минут - два парохода, до отказа заполненные эвакуантами. Многих ли мог подобрать маленький эсминец?..
С наступлением темноты отряд главных сил во главе с «Кировым» вошёл в плотное минное заграждение, выставленное немцами и финнами. Около 20 часов подорвался и погиб тральщик «Краб», за ним тральщик «Барометр». Три из пяти тральщиков отряда утратили тралы в результате затравливания «минных защитников». Это довольно примитивное устройство для защиты мин от траления. На минреп – трос, связывающий мину с якорной тележкой, крепится пила. Или вместо мины вешается пустой поплавок, а на минрепе устанавливается небольшой подрывной заряд. Если трал попадает на такой минреп, он не подсекает мину, а отрывается сам, перерезанный пилой или перебитый взрывом.
О плотности заграждения свидетельствует хотя бы такой факт: вечером 28 августа на нем подорвалась и затонула С-5, почти весь экипаж которой погиб. У лодок – узкий корпус, а в надводном положении и осадка невелика. Как тесно должны стоять мины, чтобы даже субмарина не могла найти между ними прохода?
В отряде главных сил на левом траверзе «Кирова» шел эсминец «Яков Свердлов», более известный в дореволюционные годы на Балтике как «Новик». Тот самый «Новик», что в свое время считался лучшим эсминцем мира, первый среди русских паротурбинников с нефтяными котлами высокого давления. Теперь, почти три десятка лет спустя после дня спуска, почтенный родоначальник серии из 53 боевых единиц, эсминец исполнял обязанности форзейля – адъютанта флагманского «Кирова».
Когда корабли главных сил вышли на траверз мыса Юминда, расположенные здесь немецкие береговые батареи открыли по ним огонь.
Из рапорта командира эсминца А. М. Спиридонова:
«Снаряды падали невдалеке от крейсера «Киров» и наших миноносцев. Попаданий нет. Эскадра прикрылась дымовой завесой, поставленной с эсминца «Яков Свердлов». Вскоре стрельба прекратилась».
Примерно в 20 часов 30 минут крейсер «Киров», шедший ради безопасности с параванами, затралил справа от себя мину. Минреп не порвался, и при движении корабля вперед параван начал подтягивать мину прямо к борту… Избавиться от опасности можно было только одним способом – как можно быстрее остановиться и отрезать трос паравана.
Крейсер отработал машинами на реверс, а его форзейли – эсминцы «Гордый» и «Яков Свердлов» - оказались в 5 кабельтовых впереди. Через две минуты в правом параване «Гордого» в 5—8 м от корпуса взорвалась мина.
Несмотря на отсутствие прямого контакта мины с корпусом корабля, повреждения оказались очень тяжелыми. Гидродинамическая контузия привела к расслоению клепаных швов и отрыву лоскутов обшивки на большой площади борта. Через множество осколочных пробоин вода проникла во все три котельных отделения, причем во втором прямо по уровню воды растекся загоревшийся от какой-то искры мазут. Основной набор «повело»: киль утратил прямую форму, даже с противоположной от взрыва стороны волной пошла обшивка, в районе 175—183-го шпангоутов образовалась вертикальная трещина борта, уходящая ниже ватерлинии, с деформацией шпангоутов… На помощь эсминцу были высланы сторожевой корабль «Коралл» и ледокол «Октябрь», позже подошли утративший тралы тральщик «Гак» и эсминец «Свирепый». Командир «Гордого» капитан 3 ранга Е.Б. Ефет, не желая рисковать всем экипажем, приказал остаться на корабле 45 специалистам дивизиона живучести, а прочих моряков, и раненых, и здоровых, взял на борт тральщик. «Свирепому» удалось взять поврежденный корабль на буксир. Почти двое суток длилась доставка его малым ходом Кронштадт. За это время эсминец не раз подвергался массированным атакам авиации. Отражая ее налеты, зенитчики «Гордого» расстреляли весь боезапас. На эсминец было сброшено 267 бомб, но ни одна из них не попала в цель…
А в 20 часов 36 минут раздался взрыв на эсминце «Яков Свердлов».
Предоставим слово командиру «Свердлова» А. М. Спиридонову:
«Сзади мостика «Якова Свердлова» поднялся огромный столб пламени, пара и дыма. Все стоящие на мостике были сбиты с ног, часть народу даже вылетела за борт. Я упал лицом на телеграф, поставив последний на «Стоп», и на мгновение потерял сознание… Придя в себя и оглянувшись на корму, я увидел, что последняя оторвалась от носа. Взрыв пришелся в районе первого торпедного аппарата. Нос корабля быстро погружался в воду. Корма переворачивалась оверкиль и также поднималась вверх. Через 3-4 мин то, что раньше называлось мостиком, пошло к воде; я скомандовал оставшейся на носу команде (10-15 человек) идти в воду и отплывать от корабля, чтобы не быть засосанными в воронку. Меня услышали, и приказ был выполнен».
По свидетельству выжившего офицера эсминца лейтенанта Н. К. Гордымова, «Матросы, старшины и офицеры мужественно держались, помогали друг другу, поддерживая раненых на воде. Перед гибелью эсминец готовился отражать атаку подлодки, и на палубу вынесены были глубинные бомбы. Теперь они тонули вместе с кораблем, и достигнув глубины запланированного разрыва, начали срабатывать, оказывая сильнейший гидравлический удар на людей. Часть «свердловцев» пошла на дно контуженными от их действия. В живых осталось немного наших моряков, которых подобрали катера типа «морской охотник» и доставили в Кронштадт».
Кажется, именно слова лейтенанта Гордымова о глубинных бомбах и подготовке к отражению атаки подлодок и привели к возникновению широко распространенной среди балтийских моряков легенды о том, что причиной гибели «Свердлова» была не мина…
Эта легенда излагает события так: «Киров» приостановился, чтобы избавиться от паравана с повисшей на нем миной. В это время, якобы, немецкая подлодка, следившая за караваном, пошла на замедлившего ход советского флагмана в атаку с курсового угла примерно 60 градусов по носу. Заметив торчащий из воды перископ и серебряный след торпеды в волнах, «Свердлов» ничего не успел предпринять, кроме как «вставится» между лодкой и «Кировым», приняв предназначенный предводителю эскадры удар на себя…
Об этом эпизоде перехода написаны статьи и песни. Но документами подвиг не только не подтвержден, но даже опровергнут: По немецким источникам, ни одна лодка в этот момент не находилась в координатах действия группы «Кирова». Не было у Юминды и финских кораблей, так что пустить торпеду, видимо, было просто некому… А вот мин хватало!
При гибели эскадренного миноносца «Яков Свердлов» погиб 1-й председатель Совета Народных Комиссаров Эстонской ССР Йоханнес Лауристин.
Около 21 часа четыре из пяти тральщиков отряда прикрытия оторвались и присоединились к отряду главных сил, проигнорировав распоряжения командира отряда. Сразу после этого подорвался на минах и погиб эсминец «Скорый».
Лидер отряда прикрытия «Минск» и эсминец «Славный» в результате подрывов были тяжело повреждены и едва держались на курсе. Остался без тральщиков и арьергардный отряд боевых кораблей, в котором, кроме трех эсминцев, погибли уже два сторожевика - «Циклон» и «Снег».
Грузовой транспорт «Элла» покинул Таллинн с 905 пассажирами на борту, в том числе – ранеными, которых было 693. В ходе операции «Элла» подбирала пассажиров и моряков с погибших кораблей, так что скоро у нее на борту было больше полутора тысяч народу. После подрыва «Эллы» на мине уцелело лишь 49 человек...
Транспорт «Эверита» с гарнизоном Найссаара, насчитывавшем около 1500 человек, затонул через минуту после подрыва. Спасено 10 солдат, из которых трое – ранеными…
9.
Вечером самолеты ушли. Зато в черной воде стало хуже видно мины – и количество подрывов многократно возросло. В том же вахтенном эсминца «Суровый» читаем:
«19.30. Впереди по курсу подорвался какой-то корабль буксирного типа.
20.25. Впереди по курсу взорвалась большая подлодка.
20.26. Рассеялся дым, и впереди на месте подлодки была ровная поверхность моря.
20.35. Впереди крейсера «Киров» появился колоссальный столб огня и дыма.
20.40. Сзади, в районе, где примерно должна находиться «Вирония», появился еще один колоссальный столб огня и дыма. (речь идет о гибели «Свердлова» - примечание автора).
20.50. Справа, обгоняя, шел какой-то небольшой транспорт. Взрыв — черный дым.
20.51. Черный дым рассеялся, транспорта не оказалось.
22.10. Прямо по носу подорвался транспорт.
22.58. Справа по борту подорвался транспорт на мине.
23.24. Подорвался какой-то корабль, имени не знаю»…
Транспорт «Вирония», имевший на борту значительную часть управления 10-го стрелкового корпуса, а также бойцов и командиров различных частей гарнизона, около 12 часов дня 28 августа покинул Таллиннский рейд и взял курс на Ленинград. Вначале плавание проходило относительно спокойно, налеты отдельных вражеских самолетов отбивались зенитным огнем транспортов и кораблей охранения. Так продолжалось до вечера, когда «Юнкерс-88» сбросил на «Виронию» серию бомб, одна из которых разорвалась рядом с бортом корабля. От гидродинамического удара и осколочных повреждений вышло из строя машинное отделение. «Вирония» потеряла ход.
Сброс пара через клапана, сопровождавшийся истошным свистом, вызвал панику на борту среди эвакуантов, хватавших в беспорядке спасжилеты и нырявших в холодное море. Вскоре, однако, выяснилось, что «Вирония» может самостоятельно держаться на плаву. Паника улеглась, оставшиеся на борту красноармейцы, мирное население и моряки занялись спасением угодивших за борт. Но многие успели утонуть. Например, расстался с жизнью военный прокурор 10-го стрелкового корпуса Старостин. Спасатель ЭПРОН «Сатурн», на котором уже находилось около 800 человек, взял «Виронию» на буксир, но, пройдя всего с десяток кабельтовых, подорвался на мине и в свою очередь стал тонуть. Люди с «Сатурна» перешли частью на «Виронию», частью на какой-то пробегавший мимо буксир. Этот буксир, нагруженный до предела, вскоре сам подорвался или был торпедирован подлодкой и моментально пошел ко дну… Из 800 человек, находившихся на борту «Сатурна», спаслось лишь незначительное количество – их подобрала все та же многострадальная «Вирония»!
Приблизительно в 22 часа «Вирония» подорвалась еще раз. В течение 1—2 минут израненный пароход затонул, и многие из тех, кто успели прыгнуть в воду, делали это уже в третий раз за короткий день! Трижды за 12 часов почувствовать, как дрожа в предсмертной вибрации, уходит из- под ног палуба корабля – кому это под силу?..
Очевидец гибели транспорта заместитель начальника Особого отдела 10-го стрелкового корпуса лейтенант госбезопасности Доронин писал: «Во время потопления на «Виронии» были слышны многочисленные револьверные выстрелы». Судя по всему, люди кончали жизнь самоубийством, не желая живыми уходить в морскую пучину. Не суди умирающих за слабость, читатель. В этих условиях им казалось, что из двух зол они выбирают меньшее.
Картину гибели этого транспорта видел и другой сотрудник органов госбезопасности, начальник 6-го отделения 3-го отдела КБФ старший политрук Карпов. Он тоже слышал эти выстрелы. И комиссару показалось, что погибающие моряки и эвакуанты таким образом лишь сигналят, пытаясь привлечь к себе внимание спасателей…
Боясь путешествовать ночью по минному полю, некоторые транспорты отбились от конвоя, вышли на мелководье и решили ночевать. Плавающие мины экипажи отталкивали шестами. Тот, кто решился продолжать путь, рисковал погибнуть. Но и ночевку на якорях нельзя назвать безопасной: гитлеровские лодки и финские катера со счетов не сбросишь! Около 4 часов утра два финских торпедных катера потопили парусно-моторную шхуну «Атта», а затем около 6-00 утра захватили два безоружных буксира - И-18 и «Палдиски», и даже ухитрились утащить их в Хельсинки!
Около 6-20 утра лидеры «Минск» и «Ленинград» безрезультатно вели огонь по неизвестным торпедным катерам. Предположительно, это были те самые финские катера…
К моменту постановки на якоря в ночь с 28 на 29 августа, флот уже потерял потопленными 26 кораблей и судов: 5 эсминцев, 3 транспорта, 1 ледокол, 2 буксира, 2 тральщика, 2 подводные лодки, 1 канонерскую лодку, 2 сторожевых корабля, госпитальное судно, спасательное судно, штабной корабль, 3 катера, шаланду вспомогательного состава. 5 кораблей с трудом могли продолжать путь – лидер «Минск», 3 эсминца и транспортный пароход. Два буксира попали в плен к финнам. И еще потерялся один танкер, который так по сей день и числится пропавшим без вести.
10.
Из вахтенного журнала лидера эсминцев «Минск», отличника боевой и политической подготовки:
«В 21.40 в параване взорвалась мина. Корабль дал течь, команда начала борьбу за живучесть. В 22.15 подошел миноносец «Скорый», чтобы взять на буксир, но через 15 минут он, подорвавшись на мине, переломился пополам и еще через 15 минут затонул. Спущенные шлюпки смогли спасти только 44 человека. В 22.45 стал на якорь, так как тральщики ушли. Борьба за его живучесть продолжалась всю ночь.
В 6.20 29 августа 1941 г. двинулся дальше следом за тральщиком «Гак» и лидером «Ленинград». В 6.52 вахтенный начальник зафиксировал первый за этот день налет вражеской авиации. С той минуты и до 10.03, т. е. за 3 часа с небольшим, немцы произвели в общей сложности 7 налетов на караван.»
В 5 часов 40 минут утра, с рассветом 29 августа оставшиеся боевые корабли отрядов главных сил, прикрытия и арьергарда снялись с якоря. И развив ход до 27 узлов, ушли курсом на Кронштадт. Такую скорость уцелевшие смогли развить, потому что минные поля уже почти кончились, а с эскадрой больше не было тральщиков – боеспособных уже просто не осталось. В отряде главных сил исправными оставались крейсер «Киров» и эсминец «Сметливый», в отряде прикрытия — лидер «Ленинград».
Следующий караван представляли собой поврежденные боевые корабли с сопровождением. Эсминец «Суровый» вел подорвавшегося «Славного». «Свирепый» - «Гордого», не способного двигаться самостоятельно…
Говорят, от судьбы не уйдешь. «Гордому», эскадренному миноносцу серии №7 1937 года спуска, и его товарищу по Таллиннскому переходу «Суровому» суждено было выжить там, где погибли многие. Но 13 ноября 1941 года они вдвоем сопровождали минный заградитель «Урал» для вывоза боеприпасов гарнизона Ханко. Там, на полуострове, тоже готовилось отступление войск, гарнизон ждал транспорты. Ночью 14 ноября «Гордый» и «Суровый» погибли на минном поле. 67 лет спустя после войны водолазы нашли их на дне
Около 6-30 утра торпедные катера окончили спасение личного состава с горящего транспорта «Луга» и безрезультатно пытались потопить его артиллерийским огнём. По обнаруженным разрывам расположение транспорта засекла немецкая береговая батарея с полуострова Юминда, и тоже начала стрелять, пока не потопила несчастный пароход.
В 9-40 наблюдательные вахты рапортовали Трибуцу, что дальше минных полей вообще нет. Но до этого момента подорваться успели транспорт «Балхаш», спасательное судно «Колывань», посыльное судно «Юпитер» и буксир «Вильми».
Но самое страшное, как оказалось, было еще впереди. Как только небо прояснилось, над конвоями вновь появились немецкие самолеты – сначала разведка, а потом и бомбардировщики. С 7-00 утра налеты бомбардировщиков стали фактически непрерывными – волна за волной, посменно. Благодаря тому, что самый дальний относительно места боя немецкий аэродром располагался всего в 100 километрах, одна боевая группа врага, отбомбившись, имела возможность после атаки сразу уходить за новой порцией боезапаса, уступая место в небе над конвоем следующей эскадрилье…
Противопоставить посменному налету советским конвоям было почти нечего. Зениток у транспортов мало. А уклонение маневром было неосуществимо из-за тихоходности большинства судов.
Транспорт «Аусма» эвакуировал 1 200 бойцов гарнизона Палдиски – и был потоплен немецкими самолетами в половине второго пополудни. В три часа десять минут та же участь постигла транспорт «Тобол», еще через час – транспорт «Калпакс». У последнего на борту было полторы сотни пассажиров, из них половина – раненые. 1 100 человек погибло в ходе 40 атак авиации и при опрокидывании погибающего парохода.
В 18-00 затонул пылающий от попаданий авиабомб транспорт «Алев», в 18-10 - транспорт «Атис Кронвалдс», в 18-20 - танкер № 12, в 20-30 - транспорт «Вторая пятилетка», после 21-00 - транспорт «Вормси» и буксир «Вента»…
Некоторые корабли и суда, получив попадания, выбрасывались на берег, чтобы избежать гибели пассажиров и команды. Такова была участь военных транспортов «Иван Папанин» и «Лейк Люцерне», а также ремонтно-спасательного судна «Серп и Молот». О последнем стоит сказать особо: на борту этого скромного спасателя было огромнейшее количество запчастей для балтийских подлодок, а также новейшие станки для питерских портовых мастерских, крановое и водоотливное оборудование. Потеря такого транспорта серьезно ограничивает возможности оказания помощи ремонтом и водоотливом боевым кораблям во время сражения…
Авиационными бомбами были повреждены транспорты «Скрунда», «Ярвамаа», «Шауляй». Лишившиеся хода, горящие беспомощные пароходы на следующий день немцы добили.
Некоторых пострадавших от бомбежек удалось спасти. Для этого буксиры подходили под огнем к подвергающемуся атаке кораблю, и с риском для жизни брали его на буксир, тащили к Гогланду. Канонерская лодка «Аргунь», подводная лодка «Калев», ледокол-буксир «Тасуя», транспорт «Казахстан» и торпедный катер ТКА-74 – все они могли погибнуть, если бы не самоотверженность приданных эскадре буксиров.
После того, как стало смеркаться, немецкие самолеты, наконец, удалились, но почти сразу с наступлением темноты пропали без вести два эстонских катера. Поврежденный противолодочник-ловушка «Хийусаар», с трудом управлявшийся после попадания бомбы в румпельное отделение, уже на подходах к Гогланду угодил на мель…
Как беспощадно изматывает сердце и нервы ожидание неминуемой атаки – не с воздуха, так из-под воды! Психологическое напряжение людей, лишенных возможности нанести врагу последний перед гибелью урон, иначе, чем запредельным, не назовешь. Боеспособными – и то условно из-за перегруженности эвакуантами – можно было считать только боевые корабли. Транспортный состав был лишь добычей смерти.
Стоит ли удивляться, что в этих условиях случилось даже что-то вроде мятежа. На спасательном судне «Нептун» некоторые красноармейцы из числа эвакуантов заперли капитана в каюте, выбрали некий «комитет представителей» и требовали немедленно высадить их на оккупированный врагом берег.
- Братцы-товарищи, но там же немцы!!! – колотил капитан кулаками в железную переборку.
- Ну и что? Мы – с оружием. В худшем случае станем партизанами… А то тут с тобой еще потонешь ко всем чертям ни за грош, не сделав по фашистским мордам ни одного выстрела!..
К счастью явился полковой комиссар, накануне подобранный из воды, и освободил арестованного капитана, попутно объяснив ретивым «ревкомовцам», что станут или не станут они партизанами – это еще вопрос. До партизанства дожить надо. А вот дезертирами за самовольное изменение курса корабля и оставление своей воинской части их в трибунале точно назовут – со всеми вытекающими последствиями…
Впрочем, и еще не занятый врагом берег безопасности не гарантировал. Уполномоченный 3-го отделения 3-го отдела КБФ Ламброзо, совершивший на танкере № 12 переход из Таллинна до острова Гогланд, 31 августа докладывал своему руководству о неразберихе, царившей в момент разгрузки. С берега дали распоряжение высадить бойцов, на шлюпках переправилось человек 150—200. В этот момент к танкеру на катере подошел капитан 2-го ранга Черный и, угрожая оружием, приказал капитану отойти от острова и следовать в Кронштадт. Закончилось дело тем, что танкер, отойдя от Гогланда на 8—10 километров, попал под бомбежку и утонул со всеми оставшимися невысаженными солдатами. Зачем кавторанг прогнал пароход в море – как оказалось - на верную смерть? Оказалось, из опасения, что его сейчас начнут бомбить! И, по большому счету, не так уж и неправ был: на ходу можно хотя бы уворачиваться от самолетов, активно маневрируя, тогда как на стоянке ты - мишень мишенью, не более того.
Опасения кавторанга Черного подтвердились 30 августа, когда на Гогланде начали погрузку высадившихся накануне людей для дальнейшего движения в Кронштадт. Утро выдалось ясным, с рассветом налетели немецкие самолеты и превратили погрузку в сущий ад… Были новые жертвы.
«Эту работу можно было сделать с наступлением темноты, но командование острова и до этого не додумалось», — сообщал своему начальнику уполномоченный 3-го отдела ОВРа политрук Корытько.
В этот день, 29 августа, погибло наибольшее количество эвакуированных бойцов и гражданских лиц. Вместе с тем, героическими действиями экипажей остальных кораблей и судов под огнём вражеской авиации были спасены в море свыше 9 300 человек, ещё свыше 6 100 человек сошли на остров Гогланд с подошедших к нему горящих или прибуксированных повреждённых кораблей. Для спасения людей в море высылались корабли из Кронштадта, с Гогланда и с острова Лавенсаари, на их счету тысячи спасённых жизней.
Авиация Балтийского флота действовала беспорядочно, малыми силами, не в зоне действия основных сил немецкой авиации, не обеспечила прикрытие транспортов, больше летала над отрядами главных сил и прикрытия, и то подавляющей частью во второй половине дня.
11.
Корабли главных сил и отряда прикрытия стали прибывать в Кронштадт с 17-20 часов 29 августа. До конца дня 29 августа в Кронштадт прибыли 24 вымпела, на остров Гогланд – 16. На следующий день и позже в Кронштадт продолжали прибывать отрядами и поодиночке уцелевшие корабли и суда из Таллинна – числом 107 вымпелов.
Немецкая авиация бомбила острова Гогланд и Лавенсаари, и иногда транспорты, с таким трудом добравшиеся до родной земли, погибали уже на стоянках. Именно так было потоплено 6 пароходов.
Начался подсчет потерь. Погибли почти со всем личным составом 5 эсминцев, 2 сторожевика, 1 подлодка, 10—12 транспортов. Причем, уцелевшие доложили, что погибло более 30 транспортов с личным составом армии и флота... У страха глаза велики? Или опрос уцелевших командиров кораблей и присоединившихся к караванам капитанов-эстонцев в штабе флота велся по принципу: «Василий Петрович, вы сколько потопленных пароходов видели? Три? А вы, Тимофей Иванович? Четыре? А вы, Райво Ясперович? Тоже три? Так и пишем: десять пароходов…»?
Точный до имени-фамилии список жертв Таллиннского перехода, видимо, никогда не будет составлен, поскольку никакого учета эвакуируемых, тем более поименных списков, никто не вел. На мемориальной доске в память погибших участников Таллиннского перехода указано 10 903 погибших… Некруглое число вызывает доверие – до человека подсчитали? Однако источник информации неизвестен, и почему на монументе выбиты именно эти цифры, практически не установимо.
Адмирал Трибуц в рапорте Сталину говорил о пяти тысячах жертв. Но позже, в мемуарах, признавался, что это число не может быть точным: статистики пассажиров никто не вел. Адмирал назвал наркому результат умозрительного подсчета и еще опасался, что вышло слишком много. Кстати, в войну опасались вслух афишировать многочисленные потери, чтобы не деморализовывать защитников Родины…
В декабре 1941 г. начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар Лебедев направил наркому ВМФ СССР адмиралу Кузнецову две докладные записки: «О боевых действиях Краснознаменного Балтийского флота» и «Об отходе Краснознаменного Балтийского флота и частей 10 СК из Таллинна в Кронштадт 28—29 августа 1941 г.», в которых дал анализ августовских событий на Балтике. В документах имеются цифры потерь: потоплено 12 боевых кораблей, еще 3 требуют докового ремонта, погибло 19 вспомогательных судов и транспортов, еще 4, будучи поврежденными, выбросились на берег о. Гогланд. Людские потери он определил более чем в 6 тысяч человек, включая команды погибших кораблей. Более – насколько? К сожалению, неточность в подсчете потерь позволяет ряду сторонников теории «потопления фашизма в русской крови», спекулирующих на трагедии, утверждать, что потери в ходе таллиннского перехода составили «значительно более 20 тысяч человек».
В какие цифры верить? Воистину, смерть одного – горе, смерть многих – статистика…
Легче было счесть уцелевших. Впрочем, и здесь в статистике имеются значительные расхождения.
По данным штаба КБФ на 2 сентября 1941 года было спасено от угрозы уничтожения оккупантами 14 800 человек.
В «Хронике Великой Отечественной войны Советского Союза на Балтийском море и Ладожском озере», до недавнего времени находившейся под грифом «Для служебного пользования», утверждается, что в Кронштадт прибыло 12 225 человек. Но не указывается, сколько эвакуантов в это время еще находится на островах Готланд и Лавенсаари.
В монографии А. В. Платонова приводится общее число перевозимых людей — 28 900 человек, включая гражданских, и число погибших — около 11 000, включая 3000 гражданских лиц, но без учёта экипажей погибших кораблей и судов.
А в монографии капитана 1 ранга В.Д. Доценко «История военно-морского искусства» (том 2, 2005) приводятся в разных главах сразу три цифры погибших - около 12 000, более 14 000 и более 18 000… И противоречивость цифр никакого логичного объяснения не получает… Впрочем этот автор – один из ярких примеров коньюнктурного подхода к исследованиям истории, его статистике просто нельзя верить.
Можно подсчитать лишь жертвы отдельных эпизодов сражения. На транспорте «Балхаш» погибло 3 815 человек, на упомянутой уже «Виронии» - 2 259 человек, на транспортах «Алев», «Атис Кронвальдис», «Карпакс» и «Ярвамаа» вместе взятых - 2 528 человек), на пароходе «Эверита» - 1 550 человек, на «Найссааре» - 1 500 человек). В 600 человек оцениваются потери «Казахстана», столько же погибло при затоплении «Эллы». Итого – 12 852 человека. Вряд ли все остальные корабли – и погибшие, и уцелевшие, могли бы дать в сумме более 7 000 погибших. Так что оставим слова о «более 20 тысяч жертв», якобы понесенных в ходе этого отступления, на совести последователей Резуна и Бунича. Но будем осознавать, что поименно нам все же не вспомнить всех погибших. Сколько бы их ни было – это наши соотечественники, павшие в самой жестокой войне двадцатого столетия…
12.
…Горько писать об этом. Но необходимо. Как видится с высоты прошедших лет, когда оборванные судьбы стали лишь строчками в документах из военного архива, причин у потерь в ходе Таллиннского перехода было несколько:.
Несвоевременное распоряжение Ставки Верховного главнокомандующего об оставлении города и эвакуации морем гарнизона, личного состава воинских частей, флота и гражданского пароходства.
Отсутствие боевых инструкций командующего для большинства кораблей. Недостаточная проработанность режима погрузки и эвакуации.
Отсутствие решительной инициативы со стороны главного командования Северо-Западного направления, Ленинградского фронта и Балтийского флота. Боязнь принятия самостоятельных решений в высшем командном звене, неспособность адмирала Трибуца к четкой организации отступления. Фактически командование Балтийского флота на переходе не осуществляло единого руководства операцией, командиры всех отрядов и конвоев действовали каждый по своему усмотрению.
Транспорты с войсками и гражданскими лицами имели крайне слабое зенитное вооружение, многие не имели его вообще.
Командование флота, зная о наличии у противника сильной минно-артиллерийской позиции в районе мыса Юминда, не предприняло попыток массового траления минных полей. Предупреждение о береговых батареях немцев на Юминде тоже не было принято во внимание, никаких мер против немецкой артиллерии не предпринималось, инструкций относительно поведения при обстреле с берега транспортам не давалось. Маршрут конвоев был вообще проложен без учета возможности такого обстрела.
Эвакуантов никто не инструктировал на тему того, как выжить в случае сражения и потопления их транспорта. Никто не научил их, как пользоваться надувными плотами, как садиться в шлюпки, как надевать спасжилет, как использовать булини Александрова... Никто не рассказал, что при гибели корабля часто образуется мощный водоворот, втягивающий в воронку всё, что плавает на поверхности, и надо стараться отплывать от уходящего в глубину борта подальше. Никто не объяснил, что обыкновенная матросская койка тоже может служить неплохим спасательным средством, пока не намокнет.
О прикрытии караванов с воздуха, похоже, и речь толком не велась. Сказалось тотальное господство немцев в воздухе на первом этапе войны, массовая гибель советских истребителей на аэродромах от бомбежек, дефицит подготовленных к работе над морем летных кадров. Отсутствовала и надежная связь между флотским и авиационным командованием, что сделало почти нереальным оперативное взаимодействие двух родов войск.
Разведка сработала плохо. В результате невозможно было принять верного решения по поводу состава групп и маршрута движения.Результат операции для противника – потеряно всего 3 бомбардировщика – дал повод германской пропаганде говорить о Таллиннском переходе как о большой победе, и даже клеймить позором Балтфлот. Защитники Таллинна до последнего не верили в поражение и необходимость эвакуации. В докладе начальника штаба 3-го полка ПВО главной базы КБФ майора Миролюбова адмиралу Трибуцу есть такие строки: «Насколько храбро зенитчики дрались, защищая Таллинн, настолько бесславно большинство их погибло в водах Балтики, не принеся врагу никакого урона. Таллинн предателями был сдан, так как отдельные зенитные батареи по 3 дня сдерживали противника, подавляя минометы и в упор расстреливая живую силу, и если батарея оказывалась в окружении, когда пехота покидала свои рубежи, то достаточно было бросить группу бойцов в 30—40 человек - и немцы позорно откатывались назад. А если бы бросить в наступление всех утопленных балтийцев с брошенной артиллерией, то противнику был бы нанесен сокрушительный удар в спину».
…Осень сорок первого вступала в свои права. Всем, кто уцелел в кровавые дни Таллиннского перехода, предстояло влиться в ряды защитников Ленинграда. Эскадра Балтийского флота и 18 тысяч бойцов помогли второй российской столице выстоять в дни сентябрьского наступления врага. А впереди было еще четыре года войны…
ПРИЛОЖЕНИЕ
1.Состав участников перехода:
Отряд главных сил
Флагманский корабль - крейсер «Киров»,
лидер эсминцев «Ленинград»,
3 эсминца («Сметливый»,«Гордый», «Яков Свердлов»),
5 подводных лодок (С-5, С-4, «Калев», «Лембит», Щ-405),
4 катера «малый морской охотник» (МО-112, МО-131, МО-133, МО-142),
3 сторожевых катера (СКА ПС-202, ПС-204, ПС-233),
7 торпедных катеров (ТКА-37, ТКА-73, ТКА-74, ТКА-84, ТКА-103, ТКА-113, ТКА-144),
5 базовых тральщиков (Т-207 «Шпиль», Т-204 «Фугас», Т-205 «Гафель», Т-206 «Верп», Т-217),
1 ледокол («Суур Тылл»).
Всего 30 вымпелов (29 боевых кораблей и 1 вспомогательное судно), командир отряда главных сил - контр-адмирал В.П. Дрозд. На крейсере «Киров» находился командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц с группой основных работников штаба флота.
Отряд прикрытия
лидер эсминцев «Минск»,
2 эсминца («Скорый», «Славный»),
4 подводные лодки (Щ-322, М-95, М-98, М-102),
3 сторожевых катера и 1 катер «малый охотник» (СКА ПК-207, ПК-212, ПК-213, МО-510),
5 базовых тральщиков (Т-210 «Гак», Т-211 «Рым», Т-215, Т-218, Т-203 «Патрон»),
4 торпедных катера (ТКА-33, ТКА-53, ТКА-91, ТКА-101),
1 посыльное судно («Пиккер») и 1 спасательное судно («Нептун»).
Всего 22 вымпела (20 боевых кораблей и 2 вспомогательных судна). На лидере «Минск» находился начальник штаба флота контр-адмирал Ю.А. Пантелеев.
Арьергард
3 эсминца («Калинин», «Володарский», «Артём»),
3 сторожевых корабля («Снег», «Буря», «Циклон»),
4 катера «малый охотник» (МО-5, МО-135, МО-197, МО-204),
3 сторожевых катера (СКА ПК-210, ПК-211, ПК-232),
2 торпедных катера (ТКА-51, ТКА-61).
Всего 15 боевых кораблей. Арьергардом командовал командир минной обороны Таллинской военно-морской базы контр-адмирал Ю. Ф. Ралль.
Конвой № 1
8 транспортов («Алев», «Атис Кронвалдс», «Иван Папанин», «Казахстан», «Калпакс», «Элла», «Эргонаутис», «Арвамаа») с 3 мотоботами на буксирах,
1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
1 штабное судно («Вирония»),
1 плавбаза («Ленинградсовет»),
1 плавмастерская («Серп и Молот»),
3 подводные лодки (Щ-307, Щ-308, М-79).
Силы охранения конвоя составляли:
2 эсминца («Свирепый», «Суровый»),
7 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 52 «Буек», № 56 «Барометр», № 57 «Виестурс», № 71 «Краб», № 72 «Дзержинский», № 91 «Ляпидевский», № 91 «Баян»),
2 сторожевых корабля («Аметист», «Касатка»),
6 катеров-тральщиков (КАТЩ-1201, КАТЩ-1206, КАТЩ-1208, КАТЩ-1209, КАТЩ-1210, КАТЩ-1211),
1 катер «морской охотник» (МО-507) и 1 сторожевой катер (ПК-208).
Всего 18 кораблей и судов, а также 20 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Богданов.
Конвой № 2
2 транспорта («Найссаар», «Шауляй») с 2 парусно-моторными шхунами на буксирах,
1 ледовый буксир («Тасуя») с неисправным тральщиком № 86 на буксире,
1 гидрографическое судно («Лоод»),
3 заградителя сетевых («Вятка», «Онега», «Азимут»).
Силы охранения конвоя оставляли:
6 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 43, № 44, № 47, № 84, № 88, № 121),
8 катеров-тральщиков (КАТЩ-1203, КАТЩ-1204, КАТЩ-1205, КАТЩ-1509, КАТЩ-1510, КАТЩ-1511, КАТЩ-1512, КАТЩ-1514),
1 канонерская лодка («Москва»),
1 катер «морской охотник» (МО-200) и 1 сторожевой катер (ПК-214).
Всего 10 кораблей и судов, а также 17 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Антонов.
Конвой № 3
9 транспортов («Аусма», «Балхаш», «Вторая Пятилетка», «Кумари», «Лейк Люцерне», «Луга», «Скрунда», «Тобол», «Эверита»),
1 танкер (№ 12),
1 спасательное судно («Колывань»).
Силы охранения конвоя оставляли:
4 тральщика (все - переоборудованные из гражданских судов, «Олонка», «Осётр», «Шуя», № 83),
7 катеров-тральщиков (КАТЩ-1101, КАТЩ-1103, КАТЩ-1104, КАТЩ-1106, КАТЩ-1108, КАТЩ-1109, КАТЩ-1110),
1 канонерская лодка («Амгунь»),
2 катера «морской охотник» (МО-501, МО-502).
Всего 11 кораблей и судов, а также 14 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Янсон.
Конвой № 4
Спасательное судно («Сатурн»),
1 самоходная баржа (ТТ-1),
2 буксира (КП-6, КП-12) с неисправным торпедным катером ТКА-121 на буксире,
подводная лодка (Щ-301).
Силы охранения конвоя оставляли:
3 тральщика («Пикша», «Поводец», «Ястреб»),
4 катера-тральщика (КАТЩ-1503, КАТЩ-1504, КАТЩ-1505, КАТЩ-1506),
1 канонерская лодка («И-8»),
3 сторожевых корабля («Ост», «Разведчик», «Щорс»).
Всего 6 кораблей и судов, а также 11 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 3 ранга Глуховцев.
Корабли и суда, не зачисленные в состав конвоев, но участвовавшие в переходе:
1 сторожевой корабль («Топаз»),
3 сторожевых катера (СКА ПК-220, СКА-601, СКА-602),
1 судно-ловушка («Хийусаар»),
10 пограничных катеров (ПКА-273, ПКА-274, ПКА-279, ПКА-280, ПКА-284, ПКА-288, ПКА-290, ПКА-292, ПКА-294, ПКА-297),
2 катера-тральщика (КАТЩ-1313, КАТЩ-1501),
1 транспорт («Вормси»),
1 посыльное судно («Юпитер»),
1 спасательное судно («Метеор»),
1 гидрографическое судно («Восток»),
1 шаланда (С-12 «Петергоф»),
11 буксиров («Альфа», «Вента», «Вильми», «Кайя», «Палдиски», «Эзро», И-18, КП-17, КП-18, ЛП-5, ОЛС-6),
1 вспомогательное судно (ВРД-43),
2 быстроходных катера (БК-1, БК-2),
9 катеров различного назначения (БО-1, БО-03, ВР-5, ВР-6, МТ-8, О-4, С-1, Ш-1, Ш-2),
3 парусно-моторные шхуны («Атта», «Хийудена», «Хийуранд», «Хийутаат»),
2 баржи (НБ-21, № 252).
2.Потери в корабельном составе (по В. Ачкасову):
Потери в боевых кораблях во время Таллиннского перехода составили 19 единиц:
• 5 эскадренных миноносцев («Скорый», «Артём», «Володарский», «Калинин», «Яков Свердлов»),
• 2 подводные лодки («С-5», «Щ-301»),
• 3 сторожевых корабля («Снег», «Топаз», «Циклон»),
• 2 тральщика (№ 56 «Барометр», № 71 «Краб»),
• 1 канонерская лодка («И-8»),
• 2 сторожевых катера (№ 197зав, ПК-233),
• 1 торпедный катер (№ 103),
• 2 пограничных катера (К-290, К-297),
• 1 судно-ловушка («Хийусаар»).
Потери транспортов и вспомогательных судов составили 43 единицы:
• 18 транспортов («Эверита», «Луга», «Иван Папанин», «Ярвамаа», «Алев», «Калпакс», «Атис Кронвальдис», «Балхаш», «Найссар», «Эргонаутис», «Тобол», «Аусма», «Скрунда», «Вторая Пятилетка», «Элла», «Шауляй», «Лейк Люцерне», «Вормси»),
• 1 штабной корабль («Вирония»),
• 1 танкер (№ 12),
• 1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
• 7 буксиров (ОЛС-7 «Колыма», ЛП-5 - он же С-101, «Вильми», КП-18, «Вента», И-18, «Палдиски»),
• 2 спасательных судна («Сатурн», «Колывань»),
• 1 плавмастерская «Серп и Молот»,
• 1 гидрографическое судно («Восток»),
• 1 посыльное судно («Юпитер»),
• самоходная баржа ТТ-1,
• 2 катера (ВР-6, Ш-1),
• 1 шаланда («Петергоф»),
• 2 баржи (ТТ-1, НБ-21),
• 1 парусно-моторная шхуна («Атта»),
• 3 мотобота (№ 56 «Механизатор», № 61 «Капитан», № 62 «Вейно»).
Из общего количества в 62 единицы боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов причины гибели следующие:
• погибли на минах - 31 (15 боевых кораблей и 16 транспортов и вспомогательных судов),
• авиация врага - 19 транспортов и вспомогательных судов,
• уничтожено береговой артиллерией - 1 боевой корабль,
• потопление торпедой вражеским катером - 1 судно,
• авария (столкновение с другим кораблем при уклонении от бомб) - 5 (1 боевой корабль и 4 судна),
• причина гибели неизвестна - 3 (2 корабля и 1 судно).
Рейтинг: +2
1601 просмотр
Комментарии (14)
Марина Заварзина # 26 декабря 2016 в 07:34 +1 |
Марина Заварзина # 26 декабря 2016 в 12:08 +1 | ||
|
Neihardt # 27 декабря 2016 в 03:11 +1 | ||
|
Марина Заварзина # 27 декабря 2016 в 09:42 +1 | ||
|
Марина Заварзина # 27 декабря 2016 в 10:43 +1 | ||
|
Марина Заварзина # 27 декабря 2016 в 17:24 +1 | ||
|
Neihardt # 27 декабря 2016 в 18:15 +1 | ||
|
Марина Заварзина # 27 декабря 2016 в 19:01 +1 | ||
|
Neihardt # 27 декабря 2016 в 19:09 +1 | ||
|
Марина Заварзина # 27 декабря 2016 в 22:29 +1 | ||
|
Новые произведения