- Теперь, когда я научился петь по-петушиному, весь наш двор будет вставать с петухами, - объявил цыплёнок Желток своему другу котёнку Хвостику.
- С твоими, Желточек, петухами весь наш двор только к полудню и будет подниматься, - заметил друг.
- А я научусь просыпаться на заре. И буду спозаранку всем устраивать побудку. Ку-рю-ку-ку! – тоненько и звонко пропел маленький петушок.
- С этой твоей побудкой, весь наш двор решит, что какой-то курильщик спозаранку подымить собрался. А кукушка отсчитывает ему его последние годы жизни, - заметил Хвостик. - Ты научись правильно кукарекать. Что за побудка такая: «Ку-рю-ку-ку»? - передразнил котёнок цыплёнка.
- Я научусь, - пообещал цыплёнок. – Прямо сейчас пойдём к Лайке, и я на ней поупражняюсь. Буду её будить.
Лайка спала, лёжа на боку, на солнцепёке, и показалась друзьям огромной, мохнатой, дышащей горой.
- Как можно дрыхнуть целыми днями? Без задних ног! – возмущённо показал крылышком на собаку Желток. – Она же сторож! Пусть просыпается и охраняет дом!
Он решительно, как заправский боевой петух, подбежал совсем близко к раскрытой собачьей пасти - к белым клыкам и кончику длинного, высунутого из-за жары прямо на траву языка, пригнул книзу гребешок, будто бодливый бычок маленькие рожки, и угрожающе квохча, потоптался и покрутился на месте. Затем выпрямился, похлопал по бокам крылышками, вытянул тощенькую цыплячью шейку и заливисто пропел, задирая жёлтый клювик к небесам:
- Ку-рю-ку-ку! Ку-рю-ку-ку!
Мохнатая гора в ответ стриганула острым ухом и пожевала, причмокивая мягкими губами, что-то очень видимо вкусное во сне. Затем вздохнула шумно и печально, будто с сожалением, что досталось ей этого вкусного маловато, и вдруг чихнула прямо на собравшегося, было, повторить свою побудку цыплёнка.
Влажный тёплый поток подхватил желторотого птенчика и оторвал от земли. Сопротивляясь воздушной струе, он замахал тощенькими крылышками и взлетел ещё выше: над травой, над щёточками конского щавеля и метёлками крапивы, стукнулся головой о ствол огромного репейника, сложил крылышки и повалился, соскальзывая по широким лопуховым листьям, вниз. И пропал.
- Желточек, ты где? – выглядывая в густой зелени друга, забеспокоился котёнок. – Я тебя не вижу.
- Кто бы мог подумать, что собаки умеют драться горячим воздухом, - выбираясь из лопуховых зарослей, отозвался цыплёнок. – Не Лайка, а Соловей-разбойник!
Он поправил растрёпанные пёрышки, заложил крылышки за спину, и, всем своим озабоченным видом показывая, что думает, прошёлся туда и обратно поодаль от спящей горы, с опаской поглядывая на раскрытую, дышащую пасть. Потом вдруг остановился, хлопнул крылышком по лбу и воскликнул:
- Хвостик, я придумал! Зачем нам эту глухню обязательно курюкукуканьем будить? Давай пощекочем ей в носу, и она проснётся.
- И она опять чихнёт. И тебя снова сдует неизвестно куда, - засомневался котёнок.
- Тогда давай подмышками щекотать, подальше от морды, - предложил цыплёнок.
- Подмышками тоже опасно. Но уже для Лайки, - возразил котёнок. – Подмышками так смешно, что можно даже до смерти кого угодно защекотать.
- Тогда давай пощекочем ей пятки. Задние, - нашёл выход Желток. - Они и не такие щекотные и от морды далеко.
Лайка растянулась на боку так, что одна её задняя нога лежала впереди другой, будто во сне она делала шаг вперёд или даже бежала.
- Чур, я щекочу вот эту пятку - ближе к хвосту. Она мне больше нравится, – схитрил Желток. Ему, конечно же, не нравились обе пыльные собачьи пятки, но помня свой недавний полёт, цыплёнок выбрал ту, что была подальше от пасти. – Раз, два, три – начали!
Друзья изо всех сил принялись щекотать чёрные подушечки собачьих лап. Котёнок щекотал лапкой, не выпуская, конечно, коготков, а цыплёнок крылышком. Но кожа на пятках была твёрдой и шершавой – будто кора дерева. Прощекотать её оказалось делом невозможным. Лайка не только не проснулась, и уж тем более не защекоталась до смерти, она даже не пошевелилась, как сопела громко, так и сопела.
В конце концов, цыплёнку надоело елозить крылышком по чёрной, шероховатой коже и он легонько тюкнул в неё носиком. Собака недовольно вздохнула и шевельнула хвостом. Это так воодушевило маленького петушка, что он откинул назад украшенную оранжевым гребешком головку, и с размаху клюнул в подушечку собачьей лапы изо всех сил – чтобы всё-таки разбудить сторожа.
На этот раз мохнатая гора махнула хвостом размашисто – как дворник метлой. Может быть, ей показалось, что её жалит комар или даже слепень, и она попыталась прогнать вредное насекомое. До котёнка хвост не достал – он щекотал пятку, лежавшую ближе к дышащей пасти, к зубам. А вот цыплёнка собачье помело с размаху двинуло так крепко, что он с жалобным писком и криком «Ку-ка-ре-ку!» покатился кубарем по траве. Кувыркаясь, Желток крикнул именно так - «Ку-ка-ре-ку!», как и положено петуху.
Лайка, услышав петушиную побудку, проснулась.
- Неужели уже настало утро? Как долго я спала! Откуда у нас во дворе за это время появился такой звонкий петух? – поднимаясь и потягиваясь, стала она оглядываться по сторонам. – Но откуда бы ни было, это очень, очень славно – теперь никто не проспит зарю. Петух - это очень, очень удобно, особенно, когда у вас нет на лапе часов. Не правда ли? – обратилась она к перепуганному котёнку.
И тут собака увидела цыплёнка. Тот лежал, закатив глаза, раскинув крылышки и протянув ножки. После кувырков у него кружилась голова, и он размышлял: «Может быть, надо было всё-таки щекотать Лайку подмышкой? Или длинной травинкой в носу?» Из-за головокружения и звёздочек, мелькавших перед его глазами, цыплёнок даже не вспомнил, что кувыркаясь, он впервые пропел настоящее петушиное «Ку-ка-ре-ку!»
Лайка очень испугалась и бросилась к неподвижному, жёлтенькому комочку, пытаясь угадать: что с ним? В обмороке он от испуга? Или без сознания от удара хвостом? Или… ах!.. об этом третьем «или», даже подумать ей было страшно…
И тут Желток скосил на неё один глаз.
- Как вы меня напугали! - схватилась лапой за сердце собака. – Я совсем не хотела вас стукнуть! Видите ли, мне приснился жареный петух. И только я собралась им полакомиться, как он начал кричать, что собирается курить. А потом подкрался сзади и клюнул меня в пятку. Вот я и отмахнулась от этого жареного петуха хвостом. И задела вас. Ах! вы напугали меня до смерти!
- Это я клюнул вас в пятку. И не во сне, а наяву. И я вовсе не жареный, - обиделся цыплёнок.
- А кто же тогда кричал, что собирается курить? Неужели тоже вы? И тоже наяву? Такой маленький! – поразилась Лайка.
- Он не курит. Это он только кукарекает так – «Ку-рю-ку-ку», - вступился за друга Хвостик. – Это у него побудка такая. Он кричал, чтобы вы проснулись.
- Это очень, очень правильно - меня обязательно надо было разбудить, чтобы я убежала, - одобрила Лайка. - Я не переношу табачного дыма. Я от него чихаю.
- Никакого дыма не было, он вам приснился, - уточнил цыплёнок. - Но чихнули вы наяву. И громко - как Соловей-разбойник.
- Ничего не понимаю – во сне, наяву... Соловей-разбойник, - забеспокоилась собака. – Жареный петух был во сне?.. Во сне... А клюнул в пятку не петух, а цыплёнок. И наяву... И вовсе не жареный. От этого я и чихнула... А дыма не было - ни во сне, ни наяву. Потому что цыплёнок не курящий. Он только кричит, что хочет курить… Ну, допустим… А кто же меня тогда разбудил? Кто пропел «Ку-ка-ре-ку»? Неужели жареный петух? Чтобы помешать мне полакомиться во сне им же самим - жареным петухом!
- Вы от щекотки проснулись, - поспешил объяснить собаке Желток. – А не от побудки.
- Нет, нет, Лайка верно говорит! От побудки! – зашумел и замахал лапками Хвостик. – У тебя получилось правильное кукареканье! Когда ты кувыркался!
- Неужели?..– засомневался цыплёнок. - Но ведь я не умел…
- А когда тебе поддали хвостом, сразу научился! И очень даже сумел, - стал уверять друга котёнок. – Попробуй ещё раз, у тебя должно выйти!
- Ку… - начал, было, цыплёнок, но тут же осёкся: – А вдруг я не так пропою, и Лайка снова расчихается. Наяву.
- Тогда пусть она поддаст тебе хвостом! – предложил котёнок. - И у тебя всё получится!
- И в самом деле – стукните меня, пожалуйста, - попросил собаку цыплёнок. – Я очень хочу научиться правильно кукарекать.
- Нет, нет, что вы! Я не могу бить такого щуплого птенчика! Да ещё и наяву, - испугалась Лайка. – Попробуйте обойтись как-нибудь так - без хвоста.
И цыплёнок попробовал. Вначале у него получилось чуть слышно, потом звонко и весело. И к нему со всех сторон стала сбегаться дворовая живность. «Ко-ко-ко! - радостно квохтали куры. – Теперь мы будем ложиться и вставать с петухами!» «Го-го-го! – удивлялись важные и глупые гусыни. - Неужели снова, второй раз за день, настало утро?» «Бе-е-е! Му-у-у! – радостно блеяли и мычали коза и корова. - Как нам не хватало этого петушиного пенья. Без него мы постоянно опаздывали на утреннюю дойку».
И вот с той поры вся живность во дворе, а с ними и хозяева в доме, стали просыпаться на заре, с петухами, под звонкое и радостное цыплячье «Ку-ка-ре-ку!»
[Скрыть]Регистрационный номер 0293525 выдан для произведения:
- Теперь, когда я научился петь по-петушиному, весь наш двор будет вставать с петухами, - объявил цыплёнок Желток своему другу котёнку Хвостику.
- С твоими, Желточек, петухами наш двор только к полудню и будет подниматься, - заметил друг.
- Я научусь просыпаться на заре. И буду всем устраивать побудку. Спозаранку. Ку-рю-ку-ку! – тоненько и звонко пропел маленький петушок.
- С этой твоей побудкой, весь наш двор решит, что какой-то курильщик спозаранку покурить собрался, - заметил Хвостик. - А кукушка отсчитывает ему его последние годы жизни. Ты научись правильно кукарекать. Что за побудка такая – «ку-рю-ку-ку»? - передразнил котёнок цыплёнка.
- Я научусь, - пообещал цыплёнок. – Прямо сейчас пойдём к Лайке, и я на ней поупражняюсь. Буду будить.
Лайка спала, лёжа на боку, на солнцепёке, и показалась друзьям огромной, мохнатой, дышащей горой.
- Как можно дрыхнуть целыми днями? Она же сторож! – возмущённо показал на собаку цыплёнок. – Пусть срочно просыпается и охраняет дом!
Желток решительно, как заправский боевой петух, подбежал совсем близко к раскрытой собачьей пасти - к белым клыкам и кончику длинного, высунутого из-за жары прямо на траву языка, пригнул книзу гребешок, будто бодливый бычок маленькие рожки, и, угрожающе квохча, покрутился и потоптался на месте. Затем выпрямился, похлопал по бокам крылышками, вытянул тощенькую цыплячью шейку и заливисто пропел, задирая жёлтый клювик к небу:
- Ку-рю-ку-ку! Ку-рю-ку-ку!
Мохнатая гора стриганула в ответ острым ухом, и причмокивая мягкими собачьими губами, пожевала что-то, видимо очень вкусное, во сне. Затем вздохнула шумно и печально, будто с сожалением, что досталось ей этого вкусного мало, и вдруг чихнула прямо на собравшегося, было, снова курюкукукнуть цыплёнка.
Поток влажного тёплого воздуха подхватил желторотого птенчика и оторвал от земли. Сопротивляясь струе, цыплёнок замахал тощенькими крылышками, и поднялся ещё выше: над травой, над щёточками конского щавеля и метёлками крапивы, ударился головой о верхушку огромного репейника и повалился, соскальзывая по широким листьям, вниз.
- Желточек, ты где? – выглядывая в густой зелени друга, забеспокоился котёнок. – Я тебя не вижу.
- Кто бы мог подумать, - выбираясь из лопуховых зарослей, отозвался цыплёнок, - что собаки умеют драться горячим воздухом - как Соловьи-разбойники!
Желток поправил растрёпанные пёрышки, заложил крылышки за спину, и, всем своим озабоченным видом показывая, что думает, прошёлся несколько раз туда и обратно поодаль от Лайки, с опаской поглядывая на её раскрытую, дышащую пасть. Потом вдруг остановился, хлопнул крылышком по лбу и воскликнул:
- Хвостик, я придумал! Зачем нам эту глухню обязательно курюкукуканьем будить? Давай её пощекочем, и она проснётся.
- А вдруг опять чихнёт, - засомневался котёнок. – И тебя снова сдует неизвестно куда.
- А мы будем подмышками щекотать, подальше от пасти, - предложил цыплёнок.
- Подмышками нельзя, - возразил другу котёнок. - Подмышками так смешно, что можно даже до смерти кого угодно защекотать.
- Тогда давай пощекочем пятки, - нашёл выход Желток. - Они не такие щекотные и от морды далеко.
Одна задняя нога у растянувшейся на боку Лайки, лежала впереди другой – будто во сне она делала шаг вперёд или даже бежала.
- Чур, я щекочу вот эту пятку - ближе к хвосту, она мне больше нравится, – схитрил Желток. Ему, конечно, не нравились обе грязные пятки, но он выбрал ту, что была подальше от дышащей пасти. – Раз, два, три – начали! – скомандовал он.
Друзья изо всех сил принялись щекотать чёрные подушечки собачьих лап. Котёнок щекотал лапкой, не выпуская коготков, а цыплёнок крылышком. Но кожа на Лайкиных пятках была твёрдой и шершавой – будто кора дерева. Прощекотать её было невозможно. Лайка не только не проснулась и уж тем более не защекоталась до смерти, она даже не пошевелилась - как сопела, так и сопела.
В конце концов, цыплёнку надоело гладить крылышком чёрную, шероховатую пятку и он легонько тюкнул её носиком. Собака в ответ недовольно шевельнула хвостом. Это так воодушевило маленького петушка, что он откинул назад маленькую, украшенную оранжевым гребешком головку, и с размаху клюнул надоевшую ему пятку изо всех сил.
На этот раз Лайка махнула хвостом широко – как дворник метлой. Может быть, ей показалось, что её кусает комар или слепень, и она попыталась смахнуть вредное насекомое, или даже прихлопнуть его хвостом. До котёнка хвост не достал – он щекотал пятку, лежавшую ближе к дышащей пасти, к зубам. А вот цыплёнка кончик собачьего помела с размаху ударил так крепко, что тот с жалобным писком и криком «Ку-ка-ре-ку!» покатился кубарем по траве. То ли от боли, то ли от неожиданности, кувыркаясь, Желток крикнул именно так - «Ку-ка-ре-ку!», как и положено петуху.
Лайка, услышав петушиную побудку, проснулась.
- Неужели настало утро? – потянулась она. – Как долго я спала. За это время у нас во дворе вроде бы откуда-то появился петух, - стала она оглядываться по сторонам. - Но откуда бы он ни взялся, это очень, очень славно – весь наш двор отныне не проспит зарю, все будут вставать спозаранку, с петухами.
И тут Лайка увидела цыплёнка. Тот лежал неподвижно и молча, закатив глаза, раскинув крылышки и протянув лапки. После кувырков у него кружилась голова и он, стараясь пересилить головокружение, размышлял: «Может быть всё-таки безопаснее щекотать Лайку подмышкой?... От хвоста далеко… Но вот беда, пасть близко – может опять чихнуть…» Из-за головокружения и звёздочек, мелькавших перед его закрытыми глазами после удара хвостом, цыплёнок даже не вспомнил, что кувыркаясь он впервые выкрикнул настоящее петушиное «Ку-ка-ре-ку!»
Лайка очень испугалась и бросилась к маленькому, неподвижному, жёлтенькому комочку, пытаясь угадать: что с ним? В обмороке он от испуга? Или без сознания от удара хвостом? Или… ах!.. об этом третьем «или», даже подумать ей было страшно…
И тут Желток приоткрыл один глаз.
- Как вы меня напугали! - схватилась лапой за сердце Лайка. – Я совсем не хотела вас стукнуть! Видите ли, мне приснился жареный петух. И только я собралась им полакомиться, как он вдруг начал кричать, что собирается курить. А потом клюнул меня в пятку. Вот я и отмахнулась от него хвостом. И задела вас. Извините, ах! вы напугали меня до смерти!
- Это я клюнул вас в пятку. И вовсе не во сне, а наяву. И я вовсе не жареный, - обиделся цыплёнок.
- А кто же тогда собирался курить? Неужели тоже вы? И тоже наяву? Такой маленький! – поразилась Лайка.
- Он не курит. Это он только кукарекает так – «Ку-рю-ку-ку», - вступился за друга Хвостик. – Он кричал, чтобы вас разбудить.
- Это очень, очень правильно - меня обязательно надо было разбудить, чтобы я убежала, - одобрила Лайка. - Я не переношу табачного дыма. Я от него чихаю.
- Дыма не было, он вам приснился. Но чихнули вы наяву - как Соловей-разбойник, - уточнил котёнок.
- Ничего не понимаю – во сне, наяву, - забеспокоилась Лайка. – Петух жареный - во сне. А клюнул в пятку цыплёнок. И наяву. И вовсе не жареный. И он же кричал, что будет курить. Но дыма не было. Потому что он только кричит, но не курит - ни во сне, ни наяву. Зачем же я тогда чихнула? И кто мне помешал полакомиться во сне жареным петухом? Кто кричал «Ку-ка-ре-ку»? Ведь побудка была наяву! Или тоже во сне?
- Вы от щекотки проснулись, - объяснил собаке Желток. – А не от побудки.
- Нет, нет, ты кричал побудку! Лайка верно говорит! – зашумел и замахал лапками Хвостик. – У тебя получилось правильное кукареканье! Когда ты кувыркался!
- Неужели?.. Но ведь я не умел… – засомневался цыплёнок.
- А теперь сумел, сумел! Когда тебе поддали хвостом – ты очень даже сумел, - стал уверять друга котёнок. – Попробуй, у тебя должно выйти!
- Хорошо, я попробую. Ку… - начал, было, цыплёнок и тут же остановился: – А вдруг я не так крикну, и Лайка снова чихнёт?
- Тогда пусть она поддаст тебе хвостом! – предложил котёнок. - И у тебя всё правильно получится!
- И в самом деле - поддайте мне, пожалуйста, хвостом, - попросил собаку цыплёнок. – Я очень хочу научиться правильно кукарекать.
- Нет, что вы, что вы?! Я не могу бить хвостом такого щуплого цыплёнка! Да ещё и не во сне, а наяву, - испугалась Лайка. – Я вас очень прошу, попробуйте обойтись без хвоста.
И цыплёнок попробовал. И обошёлся без хвоста. Вначале у него получилось чуть слышно «ку-ка-ре-ку», потом звонко и весело. И к нему даже стала сбегаться дворовая живность: «Го-го-го! – удивлённо гоготали гуси. - Неужели среди дня снова настало утро?» «Ко-ко-ко! - радостно квохтали куры. – Теперь мы будем просыпаться с петухами!» «Бе-е-е! Му-у-у! – блеяли и мычали коза и корова. - Как нам не хватало этого петушиного пенья. Мы постоянно опаздывали на утреннюю дойку».
С той поры вся живность во дворе и хозяева в доме стали просыпаться на заре, спозаранку, с петухами под звонкое и радостное цыплячье «Ку-ка-ре-ку!»