Стихи о легкой смерти
Виктор ФЕДОРЧУК
СТИХИ О ЛЕГКОЙ СМЕРТИ
*
* *
Пожелай мне легкой смерти,
Ну а с жизнью справлюсь сам,
Оставляя клочья шерсти
По нерубленным кустам.
Пожелай удачной встречи
На непрошенном пути:
Из нее любые вещи
Сам смогу произвести.
Пожелай мне кожи детской,
Нежных близоруких глаз,
А в кору переодеться,
Стать колючим, цепким, метким,
Я и сам, как все, горазд.
Встреча
Я встретил умершего друга.
Был вечер. Московский вокзал.
Обыденным голосом круглым
Спросил я: «Где, друг, пропадал?”
Ответил он тихо и скучно,
Взглянув на меня только раз:
"Был там, где всё же получше,
Чем здесь, у вас.
Там климат, пожалуй, не горный,
Но сыро (почувствуешь, сев),
А местность довольно просторна,
Полого-холмистен рельеф.
Там свет удивительно ровный,
Без отблесков или теней,
Немного неполнокровный,
Зато не бывает ночей.
Там сущность вещей не скрыта,
А мысли приходят из снов.
Там, за горизонтом событий,
Легко избегать грехов.
Идешь в бестенистые кущи,
Душистость и птичий гам
Без всяких дорог, зовущих
У вас здесь – к иным местам.
Там можно послушное время
И выключить и включить.
А вот отдельных деревьев
И птиц поющих –не различить.
Людей там, по-моему, много,
Но место свободное есть.
Там ближе к далекому Богу,
А впрочем, не ближе, чем здесь.
Там знают друг друга взаимно,
И видят издалека.
Вот помню... как его имя?..
Ну ладно, оставим пока.
Там незачем делать попыток
Узнать, что будет потом:
Нам память –вперед открыта,
А вас мы не узнаём.
Но ты руку теплую дай-ка:
Я вспомню, вспомню... сейчас.
Здесь каждая встреча –тайна,
Не то, что у нас...»
...Гудок вдруг разбил пространство,
И время упало на дно.
Шум радио: для чужестранцев
Чего-то вещало оно.
Друг смолк
И тихо, чуть горбясь,
Прошел сквозь вымерший зал
И дальше – по темной платформе,
Где поезд какой-то стоял.
На
мотив Рильке
Соперницы? Наперсницы? Подруги?
Возникшие в былые времена,
Они – два цвета на едином круге;
Их не сложить,
Но цель у них – одна.
И если жизнь – гора, а смерть – ущелье,
То как же нам преодолеть
Житейских гор перекрещенье,
Не смея жить, не смея умереть?
И если жизнь есть день, где все так ясно,
А смерть – невидимая ночь,
То как, не чередуя их бесстрастно,
Бездонность суток превозмочь?
И если жизнь – прикосновенье к струнам,
А смерть – отлет руки живой,
То как мелодию простейшей руны
Сыграть, не двигая рукой?
Для непрерывного существованья
Того, кого придумал Бог,
Дано свободное дыханье.
В нём смерть – лишь выдох,
Жизнь – лишь вдох.
*
* *
Мир шуршащих дорог и скрипучих
ночлегов,
И промозглых рассветов дрожь.
По неясному следу,
По неясному следу
Ты куда меня, кучер, везешь?
Тихий звон за спиною,
Тихий звон за спиною,
Впереди – косой снегопад.
Всё былое становится белой зимою,
И никто не виноват.
Всё скучнее кругом, и спокойнее веки,
И прямее сухие снега.
Прекращают свой бег расторопные реки,
Опускаются вниз облака.
Тихо движутся сани,
Тихо движутся сани,
Их полозья шуршат в тишине.
Но вот лошади стали,
Лошади стали
В какой-то неслышной стране.
Белый рой впереди или белая стая?
Где же кучер? Кучера нет.
Тихий звон улетает,
Тихий звон улетает,
Кони падают медленно в снег.
На руке снежно-белой – синяя жилка,
Запорошенной плоти привет.
Мир застывший, ты просто –снежинка,
Снежинка
На матерчатом рукаве.
Замирают вопросы: где я? и что же
Будет со мною потом?
Вопросы ничтожны, ответы ничтожны…
Боже правый,
Взмахни рукавом.
Плата
за жизнь
Это плата за жизнь,
за ее жестяной беспорядок,
За тенистые воды
среди прокаленных песков,
За все то, что не может,
не может быть, кажется, рядом,
Но что каждый находит
в любом из мелькнувших веков.
Это плата за случай,
за то, что так выпала карта,
И поэтому ты
оказался сегодня живым.
Это плата за мысль,
за холодные звуки МоцАрта
И за дым от всего остального,
за будничный сладостный дым.
*
* *
Это
будет однажды отчаянным временем зимним,
Когда
свет еще дремлет над северной нашей землей.
Кто-то
вслух назовет мое прежнее детское имя,
И
пойму я: пришли, наконец-то, за мной.
Мне
почудится голос настолько родной и знакомый,
Что
вдруг вспыхнувших слез невозможно сдержать.
Он
когда-то привел к чуду, к детству в ласковом доме,
А
теперь – уведет в неподвижные будни опять.
Легок
путь этот будет, как с горки дворовой. Конечно!
Правда,
снова подняться по темному льду – не успеть.
Остающимся
станет морозно, тревожно и снежно,
Ну
а мне – невозможно их успокоить или согреть.
Мне
судьбой уготовано тоже прийти за другими,
За
теми немногими, кто предо мною в долгу.
Ну,
а долг – это жизнь, жизнь да прежнее детское имя...
Но
я быстро за ними прийти не смогу,
Не
смогу.
Не
быть
Пропасть навек,
Пропасть совсем,
Не быть –
Ни духом, ни пылинкой,
Ни буквой старческих поэм,
Ни монументом исполинским.
Исчезнуть,
Не оставив след
В предметах или в душах сущих:
Коль нет следов –ошибок нет
В печальной памяти живущих.
Быть чистой пустотой вне колеса
прощаний,
Быть просто вечным,
Быть – молчаньем.
*
* *
Светом быть одету,
небом быть покрыту...
Аввакум
Только светом быть одетым,
Только небом быть покрытым,
Не служить преградой ветру,
Не качаться поздним житом,
Не играть горячей кровью,
Не шуметь речной водицей,
К луговому изголовью
Низко-низко опуститься
На постель из мхов безвестных
И забытых трав невзрачных,
Чтобы видеть свод небесный
Неожиданно прозрачный.
*
* *
Тенью под окнами лягу,
Выпаду летней росой
Или из озера гляну
Зыбкой сгоревшей звездой.
Ветром тишайшим провею
К еле знакомым домам,
Живы ли люди –проверю
И затаюсь между рам.
Утро растает, как свечка,
День забудется сном,
Я же так и не встречу
Мальчика с тонким лицом.
И ничего не желая,
В зыбкую брошусь звезду,
Облаком в небе растаю
И навсегда пропаду.
* * *
Как горошек мышиный
За густую траву,
Зацепился за жизнь я
И беспечно живу.
Лишь хозяин просторов,
Где мне жить-поживать,
Может стебель мой с корнем
От земли оторвать
Или просто косою
Отделить от корней –
Сенокосной порою
На усадьбе своей.
Не из бронзы и меди
И трава и кусты,
Да и люди-соседи,
Да и ты, друг,
И ты.
И тебя перед зноем
Может срезать коса.
Но держусь за живое,
Как за листья – роса.
А когда, друг мой милый,
Из лугов, что я знал,
Понесут меня вилы
На большой сеновал,
Я возьму в это зданье
То, что раньше любил:
Шепот милой герани,
Чьим соседом я был,
Холод влаги на коже
Тонких чутких корней...
Но спасти невозможно
Запах жизни моей.
Вся трава, что со мною
Упадет, чуть дыша,
Будет пахнуть копною,
А не грешной землею,
Будет пахнуть покоем,
Как святого душа.
И хозяин вселенной,
Осмотрев всё, что есть,
Скажет: «Доброе сено
Нынче собрано здесь!»
Весть
Вой
собак под горой…
«Эй,
хозяин, открой,
И
прими запоздалую весть.
А
приняв, не скорби,
Скарб
с собой не бери:
У
тебя только миг, чтоб присесть.
А
потом не забудь
То,
что пройдено:
Путь
Начинается
снова, поверь.
Там,
за темной стеной,
Будет
мир и покой.
Выходи
за тяжелую дверь.
Я
тебе помогу.
У
меня на веку
Было
много подобных дверей.
Ты
не бойся: ведь страх…
Что
ты держишь в руках?
Эка
тяжесть. Бросай поскорей!
Тяжесть
там не в чести:
Вес
мешает идти,
А
тем более – просто лететь.
Уж
пора верить в то,
Что
легко, как листок, –
Что
не золото и не медь.
У
последней межи
О
былом не тужи:
Кое-что
сохранится и впредь.
Как
войдешь в мир иной,
Станешь
синей звездой
Вечно
светом вчерашним гореть.
Ты
почувствуешь здесь,
Что
бессмертие – есть;
А
его источник простой:
Усмирив
свою прыть,
Будешь
ты, стало быть,
Постоянною
величиной».
Завещание
(на мотив Ницше)
Ни поместья,
ни кареты,
Ни набитых
сундуков…
Я не нажил
вещи эти
Для семьи и
для веков.
Ни теорий, ни
религий,
Ни напутствий
для семьи,
Оставляю
только книги
(Книги,
впрочем, не мои).
Может быть,
еще чего-то
Оставляю – вы
уж там
Разбирайтесь,
коль охота
Ворошить
прошедший хлам.
Я гореть не
прекращаю,
Но сказать
уже пора:
Ничего не
обещаю,
Только угли
завещаю,
Что родятся
из костра.
Угольки –
такая штука,
Что хранят
вчерашний жар.
Завещаю дочке
с внуком
Ими греть
свой самовар,
Посыпать
углем все тропы
В огороде,
Чтобы смог
Каждый бегать,
как в Европе,
Без резиновых
сапог.
Завещаю им не
имя,
А костра
неверный след.
Пусть углем
непогрешимым
Мажут лица,
словно гримом,
Для веселья
долгих лет.
Виктор ФЕДОРЧУК
СТИХИ О ЛЕГКОЙ СМЕРТИ
*
* *
Пожелай мне легкой смерти,
Ну а с жизнью справлюсь сам,
Оставляя клочья шерсти
По нерубленным кустам.
Пожелай удачной встречи
На непрошенном пути:
Из нее любые вещи
Сам смогу произвести.
Пожелай мне кожи детской,
Нежных близоруких глаз,
А в кору переодеться,
Стать колючим, цепким, метким,
Я и сам, как все, горазд.
Встреча
Я встретил умершего друга.
Был вечер. Московский вокзал.
Обыденным голосом круглым
Спросил я: «Где, друг, пропадал?”
Ответил он тихо и скучно,
Взглянув на меня только раз:
"Был там, где всё же получше,
Чем здесь, у вас.
Там климат, пожалуй, не горный,
Но сыро (почувствуешь, сев),
А местность довольно просторна,
Полого-холмистен рельеф.
Там свет удивительно ровный,
Без отблесков или теней,
Немного неполнокровный,
Зато не бывает ночей.
Там сущность вещей не скрыта,
А мысли приходят из снов.
Там, за горизонтом событий,
Легко избегать грехов.
Идешь в бестенистые кущи,
Душистость и птичий гам
Без всяких дорог, зовущих
У вас здесь – к иным местам.
Там можно послушное время
И выключить и включить.
А вот отдельных деревьев
И птиц поющих –не различить.
Людей там, по-моему, много,
Но место свободное есть.
Там ближе к далекому Богу,
А впрочем, не ближе, чем здесь.
Там знают друг друга взаимно,
И видят издалека.
Вот помню... как его имя?..
Ну ладно, оставим пока.
Там незачем делать попыток
Узнать, что будет потом:
Нам память –вперед открыта,
А вас мы не узнаём.
Но ты руку теплую дай-ка:
Я вспомню, вспомню... сейчас.
Здесь каждая встреча –тайна,
Не то, что у нас...»
...Гудок вдруг разбил пространство,
И время упало на дно.
Шум радио: для чужестранцев
Чего-то вещало оно.
Друг смолк
И тихо, чуть горбясь,
Прошел сквозь вымерший зал
И дальше – по темной платформе,
Где поезд какой-то стоял.
На
мотив Рильке
Соперницы? Наперсницы? Подруги?
Возникшие в былые времена,
Они – два цвета на едином круге;
Их не сложить,
Но цель у них – одна.
И если жизнь – гора, а смерть – ущелье,
То как же нам преодолеть
Житейских гор перекрещенье,
Не смея жить, не смея умереть?
И если жизнь есть день, где все так ясно,
А смерть – невидимая ночь,
То как, не чередуя их бесстрастно,
Бездонность суток превозмочь?
И если жизнь – прикосновенье к струнам,
А смерть – отлет руки живой,
То как мелодию простейшей руны
Сыграть, не двигая рукой?
Для непрерывного существованья
Того, кого придумал Бог,
Дано свободное дыханье.
В нём смерть – лишь выдох,
Жизнь – лишь вдох.
*
* *
Мир шуршащих дорог и скрипучих
ночлегов,
И промозглых рассветов дрожь.
По неясному следу,
По неясному следу
Ты куда меня, кучер, везешь?
Тихий звон за спиною,
Тихий звон за спиною,
Впереди – косой снегопад.
Всё былое становится белой зимою,
И никто не виноват.
Всё скучнее кругом, и спокойнее веки,
И прямее сухие снега.
Прекращают свой бег расторопные реки,
Опускаются вниз облака.
Тихо движутся сани,
Тихо движутся сани,
Их полозья шуршат в тишине.
Но вот лошади стали,
Лошади стали
В какой-то неслышной стране.
Белый рой впереди или белая стая?
Где же кучер? Кучера нет.
Тихий звон улетает,
Тихий звон улетает,
Кони падают медленно в снег.
На руке снежно-белой – синяя жилка,
Запорошенной плоти привет.
Мир застывший, ты просто –снежинка,
Снежинка
На матерчатом рукаве.
Замирают вопросы: где я? и что же
Будет со мною потом?
Вопросы ничтожны, ответы ничтожны…
Боже правый,
Взмахни рукавом.
Плата
за жизнь
Это плата за жизнь,
за ее жестяной беспорядок,
За тенистые воды
среди прокаленных песков,
За все то, что не может,
не может быть, кажется, рядом,
Но что каждый находит
в любом из мелькнувших веков.
Это плата за случай,
за то, что так выпала карта,
И поэтому ты
оказался сегодня живым.
Это плата за мысль,
за холодные звуки МоцАрта
И за дым от всего остального,
за будничный сладостный дым.
*
* *
Это
будет однажды отчаянным временем зимним,
Когда
свет еще дремлет над северной нашей землей.
Кто-то
вслух назовет мое прежнее детское имя,
И
пойму я: пришли, наконец-то, за мной.
Мне
почудится голос настолько родной и знакомый,
Что
вдруг вспыхнувших слез невозможно сдержать.
Он
когда-то привел к чуду, к детству в ласковом доме,
А
теперь – уведет в неподвижные будни опять.
Легок
путь этот будет, как с горки дворовой. Конечно!
Правда,
снова подняться по темному льду – не успеть.
Остающимся
станет морозно, тревожно и снежно,
Ну
а мне – невозможно их успокоить или согреть.
Мне
судьбой уготовано тоже прийти за другими,
За
теми немногими, кто предо мною в долгу.
Ну,
а долг – это жизнь, жизнь да прежнее детское имя...
Но
я быстро за ними прийти не смогу,
Не
смогу.
Не
быть
Пропасть навек,
Пропасть совсем,
Не быть –
Ни духом, ни пылинкой,
Ни буквой старческих поэм,
Ни монументом исполинским.
Исчезнуть,
Не оставив след
В предметах или в душах сущих:
Коль нет следов –ошибок нет
В печальной памяти живущих.
Быть чистой пустотой вне колеса
прощаний,
Быть просто вечным,
Быть – молчаньем.
*
* *
Светом быть одету,
небом быть покрыту...
Аввакум
Только светом быть одетым,
Только небом быть покрытым,
Не служить преградой ветру,
Не качаться поздним житом,
Не играть горячей кровью,
Не шуметь речной водицей,
К луговому изголовью
Низко-низко опуститься
На постель из мхов безвестных
И забытых трав невзрачных,
Чтобы видеть свод небесный
Неожиданно прозрачный.
*
* *
Тенью под окнами лягу,
Выпаду летней росой
Или из озера гляну
Зыбкой сгоревшей звездой.
Ветром тишайшим провею
К еле знакомым домам,
Живы ли люди –проверю
И затаюсь между рам.
Утро растает, как свечка,
День забудется сном,
Я же так и не встречу
Мальчика с тонким лицом.
И ничего не желая,
В зыбкую брошусь звезду,
Облаком в небе растаю
И навсегда пропаду.
* * *
Как горошек мышиный
За густую траву,
Зацепился за жизнь я
И беспечно живу.
Лишь хозяин просторов,
Где мне жить-поживать,
Может стебель мой с корнем
От земли оторвать
Или просто косою
Отделить от корней –
Сенокосной порою
На усадьбе своей.
Не из бронзы и меди
И трава и кусты,
Да и люди-соседи,
Да и ты, друг,
И ты.
И тебя перед зноем
Может срезать коса.
Но держусь за живое,
Как за листья – роса.
А когда, друг мой милый,
Из лугов, что я знал,
Понесут меня вилы
На большой сеновал,
Я возьму в это зданье
То, что раньше любил:
Шепот милой герани,
Чьим соседом я был,
Холод влаги на коже
Тонких чутких корней...
Но спасти невозможно
Запах жизни моей.
Вся трава, что со мною
Упадет, чуть дыша,
Будет пахнуть копною,
А не грешной землею,
Будет пахнуть покоем,
Как святого душа.
И хозяин вселенной,
Осмотрев всё, что есть,
Скажет: «Доброе сено
Нынче собрано здесь!»
Весть
Вой
собак под горой…
«Эй,
хозяин, открой,
И
прими запоздалую весть.
А
приняв, не скорби,
Скарб
с собой не бери:
У
тебя только миг, чтоб присесть.
А
потом не забудь
То,
что пройдено:
Путь
Начинается
снова, поверь.
Там,
за темной стеной,
Будет
мир и покой.
Выходи
за тяжелую дверь.
Я
тебе помогу.
У
меня на веку
Было
много подобных дверей.
Ты
не бойся: ведь страх…
Что
ты держишь в руках?
Эка
тяжесть. Бросай поскорей!
Тяжесть
там не в чести:
Вес
мешает идти,
А
тем более – просто лететь.
Уж
пора верить в то,
Что
легко, как листок, –
Что
не золото и не медь.
У
последней межи
О
былом не тужи:
Кое-что
сохранится и впредь.
Как
войдешь в мир иной,
Станешь
синей звездой
Вечно
светом вчерашним гореть.
Ты
почувствуешь здесь,
Что
бессмертие – есть;
А
его источник простой:
Усмирив
свою прыть,
Будешь
ты, стало быть,
Постоянною
величиной».
Завещание
(на мотив Ницше)
Ни поместья,
ни кареты,
Ни набитых
сундуков…
Я не нажил
вещи эти
Для семьи и
для веков.
Ни теорий, ни
религий,
Ни напутствий
для семьи,
Оставляю
только книги
(Книги,
впрочем, не мои).
Может быть,
еще чего-то
Оставляю – вы
уж там
Разбирайтесь,
коль охота
Ворошить
прошедший хлам.
Я гореть не
прекращаю,
Но сказать
уже пора:
Ничего не
обещаю,
Только угли
завещаю,
Что родятся
из костра.
Угольки –
такая штука,
Что хранят
вчерашний жар.
Завещаю дочке
с внуком
Ими греть
свой самовар,
Посыпать
углем все тропы
В огороде,
Чтобы смог
Каждый бегать,
как в Европе,
Без резиновых
сапог.
Завещаю им не
имя,
А костра
неверный след.
Пусть углем
непогрешимым
Мажут лица,
словно гримом,
Для веселья
долгих лет.
Нет комментариев. Ваш будет первым!