Схватились у обрыва два гиганта...

(драматично-героический эпос из монументального поэтического цикла «Я не люблю собаку злуя!». Исполняется застенчивым голосом с элементами хронического поноса, если проще - дрисни. Сопровождается яростной игрой на балалайке, домбре и арфе, а также оптимистично-переливчатым перезвоном гранёных стаканов под управлением дирижёра Мандалинова-Мудозвонова)

Посвящаю, конечно же, ему, моему лучшему другу,  а также другу всех собак Гарьке Сэ, отчаянному астроному-любителю поглазеть на далёкие миры, а также бесстрашному рыбаку-подлёдоловщику, фанату спиннинга, спарринга, шопинга, виндсерфинга и мормышки, пристрастившемуся с к этому отчаянному занятию ещё при Советской власти, далёким летом некоего года, во время пребывания в пионерском лагере для безнадёжных имени певицы Ларисы Мондрус, где он познал первые радости рыбной еб… ловли  под мудрым руководством старшей пионерской вожатой того лагеря, той ещё рыбачки неутомимой. Которая, кроме этого изнурительного занятия, попутно приучила нашего красавца и ещё к кой к чему, более увлекательному и познавательному, от чего запросто можно сдохнуть по причине полового истощения

Эпиграф:

«Безумству храбрых поём мы песню!»

Горький Максим, «Песня о Буревестнике» ( а может, о соколе. В общем, хер его знает о ком)

 Собака злая прибежала,

Хотела в жопу укусить.

Тогда поднял я земли я палку:

Ну, что же! Так тому и быть!

Сразимся, сволочь, на прощанье,

Покуда нет меж нас добра!

Так получи же, зла созданье,

Удар от самого бедра!

Собака взвыла, смерть почуя,

И пасть разинула свою.

Ну, что, скотина? Осязаешь,

Что я тебе несу в бою?

Не перестанешь выть, злобея,

Меня зовя на смертный бой?

Так захлебнися же слюнями –

И нет пощады над тобой!

Твой хладный труп чичас зарою

Я здесь, в помойкиных кустах.

И даже дерзкие вороны

Не откопают мерзкий прах!