И длится день. Он пеленою лет
подернут, словно патиною – бронза.
Как менестрель – изысканный сонет,
ты город мне дарил. Так дарят розы.
Его я примеряла, как венок,
как перед балом – новенькое платье.
Нас влек к себе шансона говорок,
бульвар Распай распахивал объятья.
Губной гармоники несмелый звук,
настоянный на запахе вербены,
плутая, вел нас, открывая вдруг
ажурный мост и влажный отблеск Сены.
Небесных полифоний дирижер
вплетал пропорций каменные гаммы
в тысячелетний, онемевший хор
гаргулий с ангелами на фасадах храмов.
Густел, темнея, витражей ликер,
мы весело, безоблачно пьянели.
Кружилось у подножья Сакре-Кёр
цветное блюдо звонкой карусели.
Амур французский доставал стрелу,
разил без промаха, вспорхнув синицей.
Земного шара юркую юлу
раскручивала Эйфелева спица…
Ты, как стихи, дарил мне свой Париж,
мерцающий литым стеклом соборов.
А он нам простирал ладони крыш
и мне дарил тебя, как дарят город.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0029488 выдан для произведения:
И длится день. Он пеленою лет
подернут, словно патиною – бронза.
Как менестрель – изысканный сонет,
ты город мне дарил. Так дарят розы.
Его я примеряла, как венок,
как перед балом – новенькое платье.
Нас влек к себе шансона говорок,
бульвар Распай распахивал объятья.
Губной гармоники несмелый звук,
настоянный на запахе вербены,
плутая, вел нас, открывая вдруг
ажурный мост и влажный отблеск Сены.
Небесных полифоний дирижер
вплетал пропорций каменные гаммы
в тысячелетний, онемевший хор
гаргулий с ангелами на фасадах храмов.
Густел, темнея, витражей ликер,
мы весело, безоблачно пьянели.
Кружилось у подножья Сакре-Кёр
цветное блюдо звонкой карусели.
Амур французский доставал стрелу,
разил без промаха, вспорхнув синицей.
Земного шара юркую юлу
раскручивала Эйфелева спица…
Ты, как стихи, дарил мне свой Париж,
мерцающий литым стеклом соборов.
А он нам простирал ладони крыш
и мне дарил тебя, как дарят город.