По судьбы неудачной иронии
На свободе я не был ни дня.
В лазарете колымской колонии
Приняла акушерка меня.
Вдалеке от столичной идиллии,
От метро, от Кремлёвских от стен,
Я родился без прав и фамилии,
С ярлыком грязным «ЧСВН».
До сих пор не пойму, так окрысился
Почему на меня господь бог,
Тот субъект, что отцом моим числился,
Органически быть им не мог.
Слишком быстро кончал, до влагалища
Член практически не доносил,
Но зато был прекрасным товарищем
И к тому ж совершенно не пил.
Как святая Мария с Иосифом
Моя мать коротала с ним век,
В институте работал философом,
Вобщем глупый, пустой человек.
Беспорочной, пусть и зацелованной
Мать томилась, да вот на беду
Репрессирован необоснованно
Был он в тридцать девятом году.
Затаиться, немедленно выбраться
Из Москвы надо было, но мать,
Лишь узнав об аресте, как кинется
На Лубянку его выручать,
В полном к власти советской доверии,
А её там чекист главный наш
Сексуальный маньяк маршал Берия
Поимел и пришил шпионаж.
На этапе вспороть вены лезвием
Силы воли в себе не нашла,
Оглушённая варварским следствием
Не заметила, что понесла.
Ещё видя защитника в Сталине,
Об амнистии полная дум,
С животом выпирающим в Ванине
Заходила в удушливый трюм.
Грудниковый период под вышками,
Магаданский голодный детдом,
Окружённый воровок детишками…
Где уж тут различать зло с добром?
Рос я дегенератом безбашенным,
Счастье не находящим в труде,
Беспрепятственно гены папашины
Развивались в преступной среде.
И в тот день, когда Жуков, сорвав с плеча
Стёртый икрами женщин погон,
Сдал охране Лаврентия Павлыча,
Вдруг вселился в меня Купидон
Чернокрылый, с рогами, с копытами,
С ЛСД в наконечниках стрел,
Ну, и так-то ни к чёрту воспитанный,
Альголагнии* я захотел.
Сделать тягу почуял огромную
Из мордашки из женской анал,
На училку на вольнонаёмную,
Словно гризли, в уборной напал.
Трижды розочкой ткнул ниже пояса,
Расщепил пассатижами нос
И, балдея от сладкого тонуса,
Первый в жизни оргазм перенёс.
И помчалась в намёт ходок карусель,
Первый срок мог единственным стать,
Но, попав под хрущёвскую оттепель,
В тот же день арестован опять.
Подвели гены папы азартного,
Вновь себя буйный нрав проявил:
Проводницу вагона плацкартного,
Изнасиловав, зверски убил.
Вот такой я был мразью отъявленной,
Разводили руками суды.
Гнусность папы с наивностью маминой,
Сочетаясь, давали плоды.
И, дождавшись звонка, как сорвавшийся
С цепи пёс, сразу брал в оборот
В поле зрения женщин попавшихся
Чуть ли не у тюремных ворот.
Ни душевнобольным, ни помешанным
Медкомиссии не признают,
Но свободы глоток делал бешеным,
Ну, буквально на сорок минут.
Не задумываясь о последствиях,
Вновь свою перечёркивал жизнь,
Ну а дальше – короткое следствие
И опять у параши ложись!
А теперь я торчу в «Белом лебеде»,
Избежав высшей меры едва,
Окруженье – подонки и нелюди,
Половина не помнит родства.
Что Россия с колен поднимается,
Полагает всерьёз только псих,
Сколько их, неизвестных, слоняется
Этих братьев по папе моих!
Помочь сайту
Поздравления
