Осада Кале - Нора Перри

[Скрыть] Регистрационный номер 0442212 выдан для произведения: Рисунок Реджинальда Б. Биркха

Бьют барабаны и трубы трубят,
Флейты поют и волынки гудят
Марши военные бравых солдат,
Строем которых ведёт Эдуард
К стенам Кале за отрядом отряд!

Стяги полощат, реют знамёна,
Блещут мечи и острые копья,
Кони храпят и прыскают дробью,
Маршем на запад идёт неуклонно
Английское войско колонной.

Идут на закат, где над грозным Кале
Флаги французов пестрят в синеве,
Где толстые стены, и с высоты
Смеются над войском в бою храбрецы -
Смелые рыцари, чести бойцы.

Но смех понемногу на стенах стихал,
Как вал англичан под них пребывал.
И встали они на прибрежной равнине,
Готовы сорваться железной лавиной.
Но рог вострубил в тишине властелина.

Пред грозным Британии стягом
С золотом лилий и львами
Пали значки и пёстрые флаги,
Выступил с ним глашатаем маршал,
Воин умелый и в битвах бесстрашный.

Он ехал медленным аллюром,
Со знаменем на боевом коне,
Чело открытое не хмуря,
Навстречу собственной судьбе
К воротам запертым Кале.

«Именем короля, открыть врата!»
Приказывает он, доехав до моста.
Но со стен французской твердыни
Ему ответили с гордыней:
«Мы будем биться до конца!

Спесь и жадность английские тут
Навечно под стенами погребут
Французские доблесть и храбрость!
Взять вам Кале не удастся.
Монжуа и Сен-Дени! Драться, так драться!»



Обложен Кале в многодневной осаде,
Хоронит людей, погибавших от глада,
Смерть косою за стенами града,
Врагу помогая в битве неравной,
Косит отважных без битвы бесславно.

Люди терпели не месяц, не два.
И вот, наконец, во вражеский стан
Веры и чести послали гонца,
Вручить королю англичан
Условия мира от горожан.

Ключи от Кале они обменять
На королевскую милость хотят:
И всякий житель – стар или млад,
Богат или знатен, бедняк иль солдат,
Мог бы покинуть в целости град.

Король отвечал, как рубил топором:
«Вон! я не хотел быть вашим врагом,
Но всякий житель – стар или млад,
Богат или знатен, бедняк иль солдат,
Может покинуть свой город рабом!

Без торга со мною откройте ворота,
Себя предоставив нашей заботе -
Город три дня будут грабить солдаты!
Или, быть может, сниму я осаду,
Если дадите выкуп богатый!»

Ответ короля сделал жителей злей,
Когда он в Кале достиг их ушей.
Вскипела французов горячая кровь
От наглости чванной услышанных слов:
«Всякий из нас лучше сдохнуть готов,

Чем превратиться в английских скотов!
Смерти героев и жизни отцов
Будем достойны! Шлите гонцов,
Пусть скажут они королю:
«Французы в уплату смерть свою шлют!»

Друзья! Мы видели много невзгод -
И холод, и голод терпели мы год;
Стойкости нашей завидует враг,
Нам до бессмертья остался лишь шаг!
Ужели отступим пред сворой собак!»

Слезами наполнился взор Эдуарда,
Когда получил он французов оплату,
Мужество их его подкупило,
И даровал он гражанам пощаду:
«Сердце французы моё победили!

Так передай им от слова до слова:
Хватит французов мне пролитой крови,
Но вот вам счёт мой годовой:
Шесть за всех заплатят головой.
Шесть первейших среди вас!

Скачи что духу в сей же час,
И передай ещё от нас:
Король прощение дарует всем,
И милостью не обойдёт,
Кто нам в службе присягнёт,
И нам целует крест!»

Взорвался криками Кале:
«Сто тысяч – нет и нет!
Пускай идут на приступ!
Все умрём мы в вере чистой!
Не подкупит нас антихрист!»

Но тихий голос прозвучал:
«Друзья, мне всех вас жаль...
Когда найдётся ещё пять,
Готовых жизнь за всех отдать,
Я с ними честь имею встать».

Пять благородных горожан,
Пять добрых христиан
Переступили жизни грань,
И встали на краю могилы,
Спасти Кале родимый.

Плач стоял над градом скорбный,
Все с одною в сердце болью
Провожали добровольцев
Сложить головы на плахе,
Чтобы Виндзор держать в страхе

Мог всех непослушных.
Себя вручая королю, и Богу свои души,
Простоволосые, босые,
Склонив в петлях покорно выи,
Оставили стены они городские.

Став все шесть пред королём,
Взгляд скрестили с палачом.
Коротко тот приказал: «Умрите!»
Но замерло всё в женском крике:
«Милорд! Молю вас! Погодите!

Слишком много с них война
Смертью страшною взяла!
Милости прошу, милорд!
Царствия достоин тот,
Кто жалеет свой народ!»

Радостно и тут, и там
Пролетело по рядам:
«То Филиппа – королева!»
Вздрогнул властный Эдуард,
Встретив слёзный её взгляд.

Эдуард – могучий лев!
Терпеть не мог стенаний дев.
Но рык его, как сук, сломался,
Мяукнул льва свирепый зев:
«Мадам...» - и зверь в нём сдался.

В колени ему пала королева
С любовью, лаской, взором веры
Умоляя короля: «Ради нашего дитя!»
И ноги мужа обняла,
Трепещущей Венерой.

«Ради нашего дитя!»
Улыбнулись губы льва!
Любовь сильнее короля,
Властелина и воителя!
Нет над жизнью победителя!

Жизни для!
Свершится воля ея!
И сердце короля добру открылось,
Сменяя гнев на милость.
Не потому ль и не забылось?

Так - старина гласит седая -
Кале закончилась осада злая;
Не победой Эдуарда,
Не мольбою королевы,
Спасшей шестерых от гнева,

Но столетия помнят недаром
Шестерых спасителей града,
Чей подвиг доныне живёт
В памятнике на пьедестале,
Кой им народ поставил!

https://artrue.ru/sculpture/ogyust-roden-grazhdane-kale.html

***

Siege Galais
Nora Perry

Twenty trumpets, blowing, blowing,
Fifers playing, drums a-going,
Bugles calling to the fray.
When King Edward took his way
To the city of Calais.

Down he rode with banners streaming,
Sabers shining, lances gleaming,
Down he rode, the kingly head
Of the glittering line he led.
Rode into the sunset red.

Westward, where in bold defying
Fifty Calais flags were flying.
Watching from the turret heights
Laughed aloud the Calais knights.
Soldiers known in famous fights.

As they laughed, still near and nearer
Rode the king, and clear and clearer
Just beyond the guarded moat
Trumpet-call and bugle-note
On the evening air did float.

Then, with splendid pennons streaming,
Golden lions and lihes gleaming
On the royal standards there.
Forth there rode a herald fair
With a confident bold air.

Swift he rode, with pace unfaltering,
Not a sign of doubt or paltering;
Swift he rode, as sped by fate,
Straight unto the Calais gate,
Clothed about with royal state.

" In the king's name, open straightway!"
Called he there before the gateway.
From their fortress strong and high,
Scornfully they made reply,
"In the king's name, we defy.

" British greed and British power.
Here in fortress and in tower,
France shall keep and hold her own.
Over Calais reign alone.
With her king upon his throne!"

But alas for Calais, lying
Month by month there, starving, dying.
In her melancholy plight
Held in siege by England's might
With her armied force in sight.

Month by month, until despairing.
Forth they sent a warder bearing
This frank message - they would fling
Open wide their gates, and bring
Straight unto the English king.

The keys of Calais, if in pity
He would pass from out the city
All the people young and old -
Nobles, merchants, soldiers bold.
All the populace, full told.

Hot with wrath, the king made answer. -
'Tell your lords that every man, sir,
All the people young and old.
Nobles, merchants, soldiers bold.
All the populace, full told.

"To the English crown shall render
Unconditional surrender.
Shall be subject unto me.
Or for ransom or for fee,
Ere the siege shall lifted be!

When returned the Calais warder
With this message, flushed with ardor.
With their French blood mounting
Swift the lords did make reply,
«Tell the king that we can die!

Bravely starve without his pity
Shut within our guarded city.
But to turn so late, so late,
Cowards at the very gate -
Send unto this blindfold fate».

«Comrades who have starved together,
Through a twelvemonth's varied weather;
Shall a Frenchman stoop so low,
Yield like this unto a foe,
Faithless, heartless? No, - ah, no!»

Stirred with something like relenting
At this courage, half repenting
Of his tyrannous decree,
Edward cried impatiently,
«Tell these Frenchmen now from me».

«If as ransom they will straightway
Send me by the city gateway
Six chief merchants of the town.
Citizens of high renown.
Swift my herald shall ride down.

Into Calais, and proclaim there
Peace and pardon in my name there;
Peace and pardon full and fain
Unto those who do remain
Subject to my sovereign reign».

«Never! Never!» rose the bitter
Cry of Calais. «It were fitter
We should die together here
Than to buy our lives so dear!»
But at this, a voice rose clear

Saying, «Friends, it were a pity
Thus to doom to death a city;
Are there not at this sore need
Men of high renown and deed
Who will follow where I lead?»

Then forth stept with gallant bearing
Six brave men whose noble daring
Was to save the city there
From the doom of slow despair
Forth they stept while sob and prayer.

Broke the cheers that were ascending
In a pitiful strange blending;
For alas! —what cruel fate
Lurked behind that iron gate
Where King Edward held his state!

Hopeless then of English pity.
Forth they went from out the city,
Bare of foot and bare of head,
And by halters meanly led.
As the king had grimly said.

When before him in this fashion,
They were brought, with sudden passion
Loud he thundered, " Let them die!
Then arose a tender cry:
«O my liege, my lord, put by!

In this hour war's cruel measure
Calais yields her life and treasure
To your mercy, O my king!
Give her then unreckoning
Mercy that befits a king».

In a moment's breathless span there.
Joyfully from man to man there
Ran the whisper low yet keen,
«'T is Philippa; 't is the queen!»
Startled from his warlike mien.

Flushed King Edward as he listened,
As he saw the eyes that glistened.
Then, with voice that vainly tried
To be fierce with wrath and pride,
«Dame, my dame!» he sharply cried.

But, before him straightway kneeling.
Spake the Queen in soft appealing
«For my sake!» she sweetly said.
Lifting up her drooping head.
In her face both love and dread.

For her sake! The stem lips parted;
There he stood, this lion-hearted
Soldier, conqueror, and king.
For her sake considering
Mercy that befits a king!

For her sake! Yet, when assenting
Turned he there with swift relenting,
Who that looked upon his face,
Merciful with pardoning grace.
Failed the glad relief to trace?

So at last the grand old story
Ends in conquered Calais' glory;
For not Edward's might and skill.
Nor Philippa's gracious will.
Through the centuries doth thrill,

But that deed so great and tender,
Where in noble self-surrender
Six brave men in solemn state
Passed beyond that iron gate.
Halter led, to meet their fate!