Глава 27

Как только выдались минутки

Чуть посвободнее от вахт,

Что на часы делили сутки,

Был Костя искренним в словах.

Письмо писалось в лихорадке,

Без экивоков запятых;

Листок бумаги из тетрадки

Был весь в каракулях витых.

Матросу жанр эпистолярный

Нелёгким не был никогда;

У моряков он популярный:

Тоска, когда кругом вода.

И хочется излить всю душу…

И вот плывёт и ищет сушу

Бутылка с Костиным письмом,

И попадает в нужный дом:

«Привет тебе кумир презренный,

Привет тебе мой гений злой.

Пишу я рифмой окрыленный,

Последний раз. Своей судьбой

Жестоко я сейчас наказан

За то доверие к тебе

За то что был с тобою связан

Признаньем пылким. Не в тебе

Искать я должен был отраду,

Утеху сердца моего.

Но пренебрег я и в награду –

Измена, больше ничего.

Ты демон злой. Тебе дороже

И ближе стал чужой удел.

И совесть жгучая не гложет

Тебя от этих черных дел.

Тебе ль желанием сгорая

Стихи я пылко посвящал.

В тебе ль искал забвенья рая.

Тебе ль быть верным обещал?

Сдержал я слово но напрасно

Я ждал с томленьем милых строк.

Ты не писала – стало ясно:

Жестокий получил урок.

Но всё проходит. И с годами

Тебя забуду навсегда.

И всё что было между нами

И всё что вспомню иногда.

Теперь уж всё. Прощай навеки!

Тебе писать не стану я

Пока отяжелевши веки

Сомкну навек и стану я

Лишь только призраком туманным.

И мир умрёт весь для меня

И я забудусь сном желанным».

И мой герой, письмо пославши,

Вернувшись вновь к заботам дня,

На головную боль сославшись,

Уснул, весь женский род кляня.

«О, вы, потомки дерзкой Евы!

Гетеры ветреной души!

Сзывали вешние напевы

Мужчин усталых в шалаши,

Где в ароматах благовоний

Творила таинство любовь,

И пили варвары с ладони

Вино тягучее как кровь.

И чудо — славные вояки,

Чья жизнь не стоила гроша,

Отчаянные забияки

Смущались в недрах шалаша.

Немели, рыцари-без-страха,

Клонились головами в пол,

Когда исподняя рубаха

Приподнимала свой подол.

Когда бесстыдница-подвязка

Спускала шёлковый чулок

И заливала лица краской,

Всю душу вытянув в залог.

Вздымала естество природа,

Маня в развал крутых колен.

И горько плакала свобода,

И сладок был желанный плен.

О, вы, нежнейшие созданья, –

Последний, лучший образец

В великолепном мирозданье

Всего, что создал Бог-отец.

Вы – слабый пол, но слабость эта

На деле вовсе не слаба.

Любая дама полусвета

Стрелой любви из арбалета

Мужчину превратит в раба.

Ведь знали вы, плетя интриги,

Взяв чары древние в союз,

Как на мужчин надеть вериги

Нерасторжимых брачных уз.

Как вы ловки и шаловливы,

Как вы прекрасны и нежны.

Как вы скромны и молчаливы,

Когда мужчины вам нужны.

Как заключить в свои оковы?

Здесь ваших хитростей не счесть.

Тогда отдать вы всё готовы

И целомудрие и честь!

Как глубоки и томны взгляды,

И одиночества полны,

Как нашему приходу рады.

Момент – и мы уж влюблены!

И по проторенным дорожкам,

Добыв нехитрый скарб в бою,

Слагали к милым вашим ножкам

Добычу бранную свою.

И под влюбленным вашим взглядом

Несли неслыханную чушь,

Любовным травленые ядом,

Мы соглашались с кличкой «муж»».

Сидит печальная Марина

При свете лампочки одной,

Письмо читая Константина,

Письмо с печатью войсковой.

Письмо в руках её трепещет,

Её не радует оно.

В полночном небе звезды блещут,

Глядясь в замерзшее окно.

И льдистый блеск на небе видя,

Марина ждёт от звёзд совет,

Потом, в досаде и обиде,

Писать решается ответ:

«Что хочешь ты, понять стараюсь,

Посланьем этим мне сказать?

Быть может, думал, я раскаюсь

В том, что не смела отказать?

В том, что другого полюбила,

Что хорошо сейчас мне с ним?

А что у нас с тобою было? –

Один лишь поцелуй. Один!

Что толку, что стихотворенья

Ты изредка мне посылал –

Твои наивные творенья

Никто бы больше не читал.

Ты пишешь, что искать отраду

Ты должен был не у меня.

Зачем же ставишь ты преграду

Любви другой, сам не любя?

Зачем тебе вставать меж нами,

Зачем чужую жизнь ломать,

Зачем тебе, живя мечтами,

Своей любовью донимать?

У нас с тобою две дороги.

Два расходящихся пути.

Круты они или пологи,

По ним нам вместе не идти.

Сейчас условия ты ставишь,

Письмом мне душу теребя.

Ты думал – выбрать ты заставишь.

Что ж, выбираю – не тебя!

Писать тебе не собираюсь,

Ведь гордость есть и у меня.

И лишь в одном теперь я каюсь.

Что до сих пор писала я».

И долго так еще сидела

С письмом решительным она.

А на щеке слеза блестела.

А в небе жёлтая луна

С печалью, может быть, смотрела,

Но безучастна, холодна.